"Борис Зубавин. Июньским воскресным днем " - читать интересную книгу автора

мне старший лейтенант.
Он как-то сразу помолодел и посветлел лицом, потом очень внимательно
оглядел меня, и в его глазах я прочел неподдельное сожаление.
Сдавать ему, собственно, было нечего. Овраг, начинавшийся от болота,
расходился дальше двумя рукавами наподобие клешни рака. Между клешнями рос
кустарник. В оврагах, ничего не видя дальше десяти - пятнадцати метров,
сидели стрелки и автоматчики. Землянки были низкие, сырые, тесные - и
никаких окопов, дзотов, проволочных заграждений.
- А там что? - ткнул я пальцем в сторону кустов.
- Мины, - сказал старший лейтенант. - Покажите схему минных полей.
- Да там такие мины, - смутился он, - мы сами их ставили, без плана.
Гранаты там подвязаны.
Облазив овраг, мы вернулись в блиндаж командира. Он был хотя и чище, и
просторнее, чем другие, но такой же сырой и низкий.
- Ну? - спросил Станкович.
- Хуже не придумаешь, - сказал я.
- Ну что же, - сказал Станкович, будто выдохнул. - Принимай что есть. В
двадцать три ноль-ноль доложишь о смене. Бывай здоров! - И крепко пожал мне
руку.
Подписав акт о приеме района обороны и взяв один экземпляр себе, я
вышел из блиндажа и сел на склоне оврага. Настроение было подавленное,
словно меня загнали в мышеловку и теперь осталось только захлопнуть ее.
Хоть я уже был командиром роты, капитаном и меня считали офицером
опытным, решительным, хорошо разбирающимся во всех делах (два года
провоевал!), но в действительности все было далеко не так. Жизнь я знал
плохо, упрощенно и, когда случалось попадать в сложные переделки, терялся,
нервничал, падал духом. Однако окружавшие меня люди не замечали во мне всего
этого по одной простой причине: я был до чертиков самолюбив, скрытен и не
обращался к ним со своими сомнениями. А за то, что никому не приходило в
голову приглядеться ко мне повнимательнее, я был чрезвычайно всем
благодарен. Именно это отношение ко мне людей, их простодушная вера в то,
что я человек твердого нрава, спасали меня пусть не от всех, но от многих
необдуманных поступков.
Обстоятельства, которые привели меня на войну двадцатитрехлетним
парнем, и саму войну я рассматривал просто: победить должны мы. Ради этой
победы я и пришел на войну. И то, что я нахожусь на переднем крае и от меня
и подчиненных мне людей в какой-то мере зависит исход войны, - все это тоже
в трудные минуты придавало мне сил и заставляло делать именно то, что нужно,
и не делать того, что не нужно.
К людям у меня было столь же ясное отношение. Они делились в моем
представлении на друзей и врагов, причем друзьями были все без исключения
советские люди, хотя лично сам я мог относиться к ним разно, а врагами - все
без исключения немцы и те, кто заодно с ними воюет против нас. К ним у меня
было непримиримое чувство ненависти.
Меня не удивляло и не озадачивало, когда я узнавал, что среди людей,
числящихся моими друзьями, оказывались негодяи, дезертиры, перебежчики,
трусы, предатели. Я упрямо отказывался понимать, что такие люди могут быть
среди нас, и относил все это к случайным недоразумениям, ошибкам тех, кто
представлял этих людей такими. И потому, что слухи о подобных происшествиях
доходили до меня чрезвычайно редко, убеждение, что это всякий раз было