"Борис Зубков, Евгений Муслин. Самозванец Стамп (Авт.сб. "Самозванец Стамп")" - читать интересную книгу автора

угодило в бочку с дождевой водой. Проявив недюжинную выдержку, Флот не
скатился кубарем вслед за упавшей драгоценностью, а остался на крыше и
починил треснувшую трубу. Дымящий очаг подобен болтливому гостю - не
опасен для жизни, но въедлив как мясная муха. Только когда с очагом все
наладилось, Флот обтер руки о кожаные штаны и заглянул в бочку...
Ожерелье спокойно плавало на поверхности воды. Нет, оно даже не
касалось воды. Между ним и водой оставался промежуток, в который
протиснулось бы лезвие охотничьего ножа.
Флот, сам того не сознавая, был философом. Правда, Аристотелю было бы
столь же трудно причислить его к своему лагерю перипатетиков, как и Зенону
Китайскому занести в свои списки стоиков. Философом сделала Флота жизнь в
лесу. Природа - учитель человека - свершила свое таинство бескорыстного
воспитания. И флот постарался не удивиться, увидев плавающим ожерелье,
тяжелое, как брусок свинца. Даже перед несомненной опасностью не имеет
смысла терять разум. Этому его научила красная рысь, хитрая и мужественная
даже в последние мгновения, когда охотник настигает ее.
Вынув кольцо бусинок из бочки, Флот просто мимоходом заметил, что оно
даже не мокрое, ни одна капелька воды не пристала к нему. Войдя в хижину и
осторожно положив ожерелье на ящик из-под муки, Флот занялся тем, что
заботит любого охотника, вернувшегося домой. Он решил обозреть добычу,
подсчитать трофеи и поразмыслить над их стоимостью. Бусинок оказалось сто
одиннадцать. Они были нанизаны на... Они ни на что не были нанизаны. Их
ничто не скрепляло! Бусинки не имели дырочек или петель, однако,
ухватившись за одну из них, можно было поднять все ожерелье. Они будто
липли друг к другу и тут же легко отделялись одна от другой. Флот без
труда смешал все бусинки в одну мерцающую матовым переливом кучку и вышел
за хворостом.
Когда он вернулся, бусинки вновь лежали на ящике аккуратным сверкающим
кольцом.
Флот припомнил все затруднительные обстоятельства, в которые когда-либо
попадал. Затем стал соображать, что бы сделал в таком случае
Си-ук-суок-ти, знаток лесной жизни. В результате размышлений он обругал
себя старым дурнем, который не мог сообразить, что все это ему показалось
и что он вовсе не смешивал бусинки в кучу, перед тем как пойти за
хворостом. Старый охотник не знал, что такое "чувственный опыт" или
"гносеологический эксперимент", но, будучи стихийным материалистом, сделал
единственно правильный шаг - выкинул с ожерельем хитрый трюк,
долженствующий развеять все его сомнения. Он растащил бусины по всей
хижине, тщательно пересчитывая их. Сорок бусин он засунул в вещевой мешок
из плотной парусины, висевший над изголовьем его постели, пятьдесят шесть
круглых зернышек положил на дно банки из-под патоки, а оставшиеся
пятнадцать завернул в старую бобровую шкурку, служившую ему чем-то вроде
чехла на подушку.
Хворост лежал перед очагом, дымоход не дымил, и следовало покончить с
утренними треволнениями, занявшись приготовлением завтрака. Пока кипела
вода для кофе, Флот настругал ножом от медвежьего окорока сала на
сковородку и бросил туда пригоршню оставшихся с вечера вареных бобов.
Ароматный запах кофе и поджаренного сала распространился по хижине.
Все время, пока готовился завтрак, Флот поглядывал в сторону ящика
из-под муки. Разумеется, на шероховатых досках ничего не появлялось.