"Василий Звягинцев. Бульдоги под ковром. Одиссей покидает Итаку, Книга 3" - читать интересную книгу автора

ей не соперница... А девушка ведь действительно эффектная... Валькирия...
И формы...
- Не люблю валькирий...
- Отчего же... Где Валгалла, там и валькирии... Неужели так-таки и
ничего? А в последний раз, в прощальный вечер? Ты с ней больше, чем на
час, уединялся...
Вот уж чего не ожидал от Ирины, так это ревности. Причем столь
примитивной. Будь я погрубее, спросил бы ее в лоб - а как мне тогда
относиться к ее замужеству? Это тебе не час душеспасительной беседы с
платонически влюбленной девушкой, которая уходит навсегда из нашего
мира... Я ведь тогда, накануне отправки домой - в свой век - космонавтов,
на стилизованном под первое застолье на Валгалле прощальном вечере,
действительно сидел с Альбой на диване в каминном зале и утешал ее,
уговаривал возвращаться и бросить глупую мысль остаться в нашем времени
насовсем. Были и слезы (ее, разумеется), и почти братский утешительный
поцелуй. И ничего больше, хотя Ирина права, стоило лишь захотеть...
Так я ей все и объяснил, не вспомнив о вельможном муже, но слегка
намекнул, что ее гораздо более долгое общение с Берестиным дает не меньше
оснований для ревности с моей стороны. Однако я-то ей верю, хотя любой
другой на моем месте не поверил бы ни за что, хватило бы одного ее
странного зарока "ни нашим, ни вашим"...
В итоге произошло нечто вроде семейной сцены, которую удалось пресечь
только единственным в нашем положении способом.
Нет, что-то все-таки пугающее, близкое к черной магии есть в тех
превращениях, что происходят с охваченной страстью женщиной.
Неужели это один и тот же человек - до невозможности элегантная,
холодноватая, умеющая осадить любого взглядом, изгибом губ, движением
бровей, гордо несущая затянутое в строгие одежды тело женщина, о которой и
помыслить чего-нибудь такого нельзя, и та, что сейчас кусает губы, стонет
и вздрагивает, оплетает меня руками и ногами, прижимает мое лицо к
упругой, напряженной груди?
Сколько раз это происходило, столько я и не переставал удивляться...
Может, напрасно я все это сейчас пишу, касаюсь того, о чем порядочный
человек вроде бы должен молчать? Ну а если мне необходимо запечатлеть все
хотя бы для самого себя, чтобы когда-нибудь, через многие (надеюсь на это)
годы, десятилетия перечитать и опять пережить то, что наверняка забудется,
по крайней, мере - в деталях. "Остановись, мгновенье", если не наяву, то
хоть так, на бумаге. Да и она, возможно, тоже прочтет мои записки и
вспомнит эту ночь, вспомнит, даже если уйдет все - чувства, желания, а
там, глядишь, и я, как таковой, как способ существования белковых тел...
В очередной раз придя в себя, она вдруг повернулась ко мне лицом,
привстала, опираясь на локоть.
- Скажи, неужели ты совсем забыл?
- О чем? - не понял я.
- О том, что было на улице... Ты застрелил трех человек и сразу
забыл?
- Ну-у, дорогая... Мало того, что вопрос бестактный, он еще и просто
глупый. Это ТЫ спрашиваешь у МЕНЯ?! После всего, что уже было? С тобой, со
мной, со всеми нами? В роли товарища Сталина я убивал, пусть и не своими
руками убивал, посылал на смерть сотни тысяч человек. И на Валгалле... И