10. Фигуры под доской

В этом раз на турнир собралось больше ста рыцарей. Это означает триста-пятьсот человек благородного происхождения и больше трех тысяч сопровождающих. И все хотят кушать, не говоря уже о других потребностях. Организаторы подумали об этом и подготовили место не только под лагерь, но и под рынок рядом с лагерем. Причем рынок выходил к реке, и товары можно было завозить на баржах, для чего построили даже причал.

Ярмарка вооружений возникала как-то сама собой при каждом турнире. На турниры съезжались оружейных и доспешных дел мастера, коннозаводчики, шорники, столяры и прочие производители и торговцы. На турнирах богатые рыцари сбывали перекупщикам по дешевке части старых доспехов, а бедные рыцари их охотно покупали. Вот на здешнем рынке несколько рядов было посвящено товарам военного назначения.

Франц и Фредерик в сопровождении Марты, не задерживаясь, прошли мимо конских барышников. Лошадей Франц, как и все прочие пехотинцы, не любил, несмотря на то, что сам был из крестьян и знал, с какой стороны подходить к коню. Приценился к мулу забавного пятнистого окраса, но торговаться не стал, Марта потащила его дальше. Мимо шорных рядов Франц тоже прошел равнодушно, задержавшись только у одного стола, где стянул лежавшую без присмотра уздечку с блестящими бляшками на ремешках. Фредерик заметил, но промолчал. В оружейном ряду оба мужчины сильно замедлили ход, внимательно разглядывая новенькие мечи и кинжалы. Франц вознамерился купить красивый двуручник, но отложил покупку, потому что не с руки было бы потом тащить и щиты, и длинный меч. Фредерик нашел меч под свою руку, но не купил, потому что денег с собой не взял. Марта равнодушно прошла мимо холодного оружия, но застряла у лавки с огнестрельным.

На видном месте было выставлено удивительное оружие — аркебуза с пятью фитильными замками для воспламенения пяти зарядов, закладываемых в ствол друг за другом. На костяной накладке было написано 'Я могу выстрелить пять раз подряд. Сделай так со своей дамой и получишь награду'. Продавец был одет и пострижен по немецкой моде, а на груди у него висел значок аугсбургской гильдии оружейников. От нечего делать он шлифовал какую-то мелкую деталь и насвистывал песенку.

— Почем сия диковина? — спросила Марта.

— Как три простых аркебузы, фройляйн, — недовольно ответил продавец, — Вам-то она по кой?

— А ствол не кривой? Попаду туда, куда целюсь?

— Ствол лучший в Аугсбурге. Хороший стрелок попадет пять из пяти. Если знаете такого, приводите, расскажу подробнее.

— Что вы там говорите про хороших стрелков? — влез в разговор новый покупатель.

— Говорю, что, если Вы, мессир, хороший стрелок, то эта аркебуза специально для Вас, — сказал оружейник, улыбаясь и кланяясь.

— А если Вы не помните, как пристреляны пять разных Ваших ружей, то Вам она ни к чему, — сказала Марта, — для каждого выстрела у нее разная длина ствола и разный баланс.

— Мадонна миа! — удивился покупатель. Оружейник посмотрел на Марту с большим интересом.

— Так Вы еще и итальянец? — спросила Марта, — Итальянцам такое сложное оружие категорически противопоказано. Вы народ горячий, а здесь, если спустить второй курок вместо первого, можно без рук остаться.

— Лучший стрелок, кого я знал, был итальянцем, — сказал оружейник.

— Он был арбалетчик, — без тени вопроса ответила Марта.

— Да, но как Вы догадались, фройляйн?

— Они могут научиться стрелять, не спорю. Но аркебуза сложнее арбалета. Надо быть полным идиотом, чтобы сделать при заряжании арбалета такую ошибку, чтобы тебя убило. А при заряжании аркебузы достаточно переложить пороха, и ствол разорвет. Или плохо закрепить фитиль, чтобы он коснулся незакрытой пороховницы на поясе. Аркебуза заряжается в шестнадцать приемов, а можно ли ошибиться, укладывая стрелу в арбалет? У арбалета нет ствола и вообще нет такого места, которое надо бы было чистить после каждого выстрела. Я знаю итальянца, который из арбалета собьет летящего воробья, но, стоит ему разволноваться, и он заколотит в ствол пулю раньше, чем насыплет порох.

— Вообще-то, я француз, — задумчиво сказал покупатель, разглядывая арбалеты в соседней лавке.

— И ружья Вам чистит слуга? — спросила Марта.

— Конечно. Не буду же я сам…

— Тогда эта аркебуза для Вас верное самоубийство и большой грех. В жизни не видела слугу, способного правильно вычистить даже один замок, а тут таких замков пять. Если первый или второй даст осечку, что Вы будете делать с невыстрелившим зарядом?

— Отдам этому слуге и пусть он сам мучается. Потом его выпорю.

— Никакого 'потом' не будет. Слуги в таких случаях кладут ствол в костер. Только здесь пять зарядов, и, когда ствол раскалится, заряды разорвут его в клочья. Только немцу можно доверить огнестрельное оружие.

Оружейник приосанился. Покупатель молча прошел в лавке с арбалетами. Фредерик с уважением посмотрел на Марту и сказал:

— Я тоже хочу аркебузу.

— Как только тебе разрешит отец, — ответила Марта и обратилась к оружейнику.

— Вообще-то я не собиралась брать эту штуковину, но возьму, если сможете придумать, в каком случае от нее будет польза.

— Представьте себе, что на Вас напали пять разбойников, — предчувствуя долгую дискуссию, предложил версию оружейник.

— В точку, — неожиданно согласилась Марта, — заверните. Есть еще что-нибудь интересное?

— Могу предложить специально для прекрасных дам вот этот пистоль, — оружейник выложил на прилавок пистолет с колесцовым замком, короткой рукоятью и коротким стволом немаленького калибра с раструбом у дула.

— Ultima ratio, хранится в сумочке, заряженный и взведенный. Для войны не подойдет, для охоты не подойдет, для защиты чести подойдет замечательно. Зарядите картечью и одного выстрела хватит на двух насильников.

— Всего на двух? — в шутку спросила Марта.

— Ну на Вас-то, конечно, меньше, чем вчетвером, не рискнут напасть. А после того, как Вы купите эту аркебузу, не нападут меньше, чем вшестером. Но тут есть один нюанс. Сменная казенная часть.

Оружейник подцепил рычажок и вынул из казенной части ствола толстостенный цилиндрик.

— Заряд забивается в такой цилиндрик, а он вставляется в ствол и фиксируется. Видите, как быстро? Вместе с пистолетом даю пять цилиндриков и гарантирую пять выстрелов подряд без чистки ствола.

— Пригодится. Сразу зарядите мне все пять картечью.

Мастер аккуратно упаковал аркебузу в чехол, а пистолет с зарядами в элегантную сумочку.

— Кто же Вас научил во всем этом разбираться, фройляйн? — улыбнулся он, когда Марта отсчитывала деньги.

— Маркус из Кельна, — ответила Марта.

Оружейник чуть не уронил сумочку.

— Специально для Вас скидка двадцать процентов. Как для него. Передайте ему мои наилучшие пожелания и искреннее приглашение.

— Вообще-то он умер…

— А! Тогда не передавайте.

Если лошадей Франц всего лишь недолюбливал, то огнестрельное оружие откровенно презирал, поэтому, когда Марта и Фредерик застряли у оружейника, Франц оглянулся по сторонам в поисках чего-нибудь более интересного. Внимание привлекла походная кузница неподалеку, где подмастерье вытащил на свет нечто, напоминавшее сверкающий железный парус. Парус при ближайшем рассмотрении оказался спиной кирасы для широкого в кости заказчика, который стоял тут же в сопровождении худенького паренька размером с Франца.

Франц не сразу понял, кто перед ним. Владелец кирасы был одет, как подобает рыцарю, но манеры и лексикон имел почти солдатские. 'Доппельсолднер или лейтенант' — подумал Франц. Зато паренек вел себя как человек благородного происхождения, несмотря на то, что одет был небогато. Франц подошел посмотреть на латы для большого человека и задержался, услышав, что рыцарь (Надо же! Все-таки рыцарь!) удовлетворен подгонкой своего доспеха и желает посмотреть, как выполнена подгонка доспеха на оруженосца.

Доспех выглядел лоскутным, собранным из далеко не новых железок, побитых врагами и ржавчиной. Франц заинтересовался, неужели в этой куче металлолома можно биться, и решил задержаться до конца примерки.

Кузнец начал одевать оруженосца в латы. Горжет оказался практически новым и неплохого качества, сел на плечи почти идеально.

— Дорого, — сказал рыцарь.

— На этот размер другого нет, — спокойно ответил кузнец, — на новое железо у меня цены как местная гильдия положила.

— Берем, — скрепя сердце, сказал рыцарь. Оруженосец довольно улыбнулся.

Кираса местного производства, но лет на пять постарше горжета, оставалась черной от кузнечного нагара, на груди красовалась заплата, закрывавшая пробоину от пули. На прочих местах красовались вмятины и царапины.

— Хорошо, — оценил кирасу рыцарь, — То есть, плохо, но для тебя пойдет, — сказал он оруженосцу.

— А эта кираса разве выдержит удар копьем? — спросил оруженосец, похлопывая себя по груди. Кираса, несмотря на ужасный вид, пришлась ему впору.

— Копьем выдержит. Даже два удара выдержит. Или три. Пулю ни одну не удержит, — спокойно ответил рыцарь, — Она тебе ненадолго. За несколько поединков или отыграешь себе нормальную кирасу, или эту проиграешь.

— Как скажете, мейстер, — ответил тот, переставая улыбаться.

'Мейстер' вместо 'Ваша милость' или 'светлость' или еще какая хрень. Франц удивился. С каких пор оруженосец называет рыцаря 'мейстер'? А рыцарь в ответ не только не даст ему по шее, а даже нотации не прочитает. Странная пара.

— Сверху, чтобы не так страшно выглядело, наденешь свою накидку с мокрой курицей, — не замечая оговорки, продолжил рыцарь.

— С фениксом, — поправил оруженосец.

— Один хрен, птица, — махнул рукой рыцарь.

К кирасе кузнец пристегнул ремешками наборные набедренники с наколенниками по моде ландскнехтов, к горжету пристегнул латные руки. Ноги пришлись впору, а на руках асимметрия бросалась в глаза. Справа был аугсбургский черный рифленый наплечник, а слева — миланский, гладкий и начищенный. Слева между наплечником и стальным локтем оставался просвет почти в ладонь.

— Руки в сборе ему идеально подходит, только к этой паре левого наплечника нет. Слева все равно щит будет, — объяснил кузнец, — а другие варианты дороже, я и так скидку делаю за неполный комплект.

— Руки вверх, вперед, в стороны, — сурово приказал рыцарь. Оруженосец выполнил команды.

— Сойдет, — резюмировал рыцарь. А на левую, чтобы не видели, что тут в защите дыра, повяжешь платок от своей бабы…

— От дамы, — перебил его оруженосец, еще раз удивив Франца.

— Один хрен, женщина, — снова махнул рукой рыцарь, — баклер возьмешь, потому что левая рукавица больше одного удара не выдержит. Правая выдержит не больше двух, подставишь руку — сам виноват.

Затем кузнец достал шлем — армет итальянской работы, какие были в ходу лет пятьдесят назад, а то и больше. Из тех, у которых нащечники соединены с куполом петлями, а забрало опускается сверху. Шлем был в приличном состоянии и добросовестно отчищен от ржавчины. В забрале, первоначально предназначенном только для конного боя, мастер наделал дополнительных отверстий, а к куполу сзади-слева пристроил стальную трубку.

— Где ты это старье выкопал? — спросил рыцарь.

— Не выкопал, а купил, — обиделся кузнец, — Вчера один ломбардец распродавал залежи из своего арсенала. Сами же просили подешевле.

Рыцарь повертел шлем в руках, придирчиво разглядывая эту трубку, которой положено бы было располагаться по центру.

— В эту трубку на затылке, — показал он оруженосцу, — вставишь какой-нибудь веник, чтобы не было видно, что она дырку закрывает.

— Не веник, а плюмаж, — снова поправил оруженосец

— Один хрен, — не стал спорить рыцарь.

'Странная пара' — подумал Франц.

Марта наконец-то забрала покупку и потянула спутников дальше. Через два десятка шагов они вышли на перекресток. Франц повертелся, поглядел во все три стороны и ничего подходящего не увидел.

— Где же тут щиты?

— Может быть, надо пойти по этому указателю? — спросил Фредерик, показывая на вкопанный на перекрестке столб с тремя деревянными стрелами, направленными в разные стороны.

Стрелки были выпилены из широких досок, и на каждой яркими красками было что-то написано на трех языках. На мысль о щитах этот столб мог навести только ребенка, потому что под столбом действительно стоял большой белый щит с картинками и подписями. Рядом со щитом прислонилась к столбу симпатичная девушка откровенно легкого поведения, ее грудь была почти обнажена, а платье будто бы случайно зацепилось за верхний край щита и выставляло на обозрение стройную ножку.

Франц, хотя и не умел читать, сразу понял, что композиция из указателей, щита и девушки это реклама борделя. Даже нескольких.

— Ты не знаешь, где тут продают щиты? — спросил Фредерик по-немецки.

— Зачем тебе щит, юный рыцарь, — ответила девушка на том же языке, — не будет ли тебе более интересно познать искусство любви?

Фредерик покраснел.

— Будет-будет, — ответил Франц, имея в виду себя и прикидывая, сколько останется сдачи после покупки щитов.

Марта тут же вернула беседу в нужное русло.

— Этому юному герру пусть сначала отец разрешит. А этот швейцарец ни сам не пойдет развлекаться, ни своей банде про тебя не расскажет, пока не купит своему господину три щита для конного боя.

— Не Вы ли будете Фрау Профос? — спросила девушка, с завистью разглядывая грудь Марты.

— Она самая, — ответил за нее Франц, глупея на глазах и стараясь привлечь внимание.

Девушка вытянулась, помахала кому-то рукой и закричала по-итальянски. Завязалась беседа, в которой Марта не поняла ни слова, настолько быстро вылетали слова и фразы, пересыпанные местным сленгом.

— Вы, молодой господин, и ты, швейцарец, пойдете налево, все щиты там, только их не видно из-за вон той дурацкой повозки. Четвертый продавец по правой стороне даст вам лучшую цену, — сказала девушка Францу и Фредерику, — а Вас, фрау, жаждет видеть один старый знакомый, который Вам кое-чем обязан по старой памяти. Он сейчас сюда подойдет.

— Ну вот еще, буду я тут стоять рядом с тобой, как шлюха, — возмутилась Марта.

— А не хотите, так не стойте, — спокойно ответила девушка. По-видимому, немецкое слово Hure она посчитала не оскорблением, а обозначением профессии и не обиделась, — дальше за щитами будет таверна под тентом, можете там подождать.

Как и следовало ожидать, недруги Макса увидели его вчера днем и тем же вечером поделились впечатлениями с девками. Девки утром доложили Кабану, а тот сразу же побежал к Винсу. Винс не сомневался, что объекты прибудут, и в течение первого дня уже разработал план похищения дамы с турнира, но его план требовал, чтобы в сообщниках была женщина, доверенное лицо графини де Круа. Каково же было его удивление, когда оказалось, что договариваться придется с Фрау Профос. После подтверждения известий о смерти Маркуса, убивать его близких Винсу расхотелось, а лично против Марты он ничего не имел. Иллюзий по поводу преданности кого бы то ни было Винс не питал, потому попросил Кабана организовать ему встречу в таверне. Кабан уже поплелся было в лагерь, но завернул проверить своих людей на ярмарке, издалека заметил Марту на 'улице', ведущей к перекрестку и приказал девушке со щитом вежливо направить ее в нужную сторону.

Марта довела Франца и Фредерика до указанного продавца, убедилась, что он говорит по-немецки, и пошла дальше, не сомневаясь, что купить и принести щиты окажется мужчинам по силам.

У входа Марту встретил Кабан, который аккуратно проводил ее за столик к Винсу. В свое время Марта вытащила Кабана из тюрьмы вместе с еще десятком заключенных, попавших туда за мелкие преступления, всего за день до 'тренировки стрелков'. Кабан в нее тогда чуть не влюбился, а Марта так и не узнала, что он был далеко не мелким преступником.

— Сразу о деле, — Винс не стал тянуть, — добрый дядюшка желает увезти на родину свою неразумную племянницу.

— Пусть везет, — ответила Марта, придвинув стул и поправляя юбку на коленях.

— Он хочет ее увезти незаметно для мужа.

— При чем тут я? — Марта все еще поправляла юбку, нагнувшись так, что пышная грудь полностью лежала на столе. Кабан, стоявший за ее стулом, сглотнул слюну. С его места открывался чудесный вид на роскошное декольте.

— Мадам де Круа надо без лишнего шума забрать с территории турнира, посадить в карету и увезти в город. Потом она поедет во Францию. Ты постоянно ходишь с ней. Твоя задача — сделать так, чтобы она не подняла шум. Двадцать талеров, — на одном дыхании негромко выговорил Винс.

— И всего-то? Я подумаю, — пожала плечами Марта.

— Ты должна согласиться, а то нам придется тебя зарезать.

— Попробуй только! — фыркнула Марта, — Маркус тебе голову оторвет!

— Маркус давно мертв, — ухмыльнулся Винс, — уже весь город знает.

— Думаешь, я сама не знаю? Он мне снился недавно, говорил, что работает в аду.

— И что? — продолжая улыбаться, ехидно спросил Винс.

— А то, что ему там понравилось. Говорил, что начальник в благодарность за хорошую работу сможет на пару дней отпустить сюда, потому что точно знает, что Маркус вернется.

— Оттуда еще никто не возвращался.

— А Вергилий?

— Кто?

— Слышал про 'Божественную комедию'? Там один итальянец встретил своего земляка, которого на время выпустили из Ада. Покойник организовал веселую прогулку по Аду, а живой все подробно записал.

Винс задумался.

— Это в Италии было?

— Наверное, а что?

— А то, что твой Маркус похоронен далеко отсюда. А мертвецы далеко от могилы не отходят, мне еще бабка рассказывала, а ей — ее бабка. Других дураков пугай, поняла?

— Может быть, ты и загробной жизни не боишься? У тебя на морде написано, что рай тебе никак не светит. Умрешь и попадешь в ад, а Маркус там тобой займется.

— Лопни твоя задница! — разозлился Винс, — надо будет, куплю хоть мешок индульгенций и ни в какой ад не попаду. Тебе-то какое дело?

— Чтоб тебе фальшивую индульгенцию продали! По рукам. Но я стою дороже.

— Все продаются, — удовлетворенно протянул Винс.

— Не все тебе по карману. Сорок золотых талеров.

— Сколько? Да на эти деньги можно полгода жить! Еще и золотых!

— Твои проблемы. Разбогатеешь — придешь, — Марта поняла, что названная сумма превысила планируемую стоимость сделки.

Марте было выгодно тянуть время, а Винсу пришлось принимать решение, или убрать Марту прямо сейчас, или возвращаться к французу и спрашивать насчет сорока талеров. По здравому размышлению он решил совместить оба варианта. Согласиться на сорок, дать двадцать авансом и двадцать пообещать потом.

— Двадцать сейчас, двадцать после.

— Идет.

Винс аккуратно передвинул через стол кошель с монетами. Марта смахнула кошель со стола и спрятала его в складках юбки.

— Умная девочка. Если бы ты не согласилась, тот парень придушил бы тебя шнурком, — похвастался Винс, подмигивая Кабану.

Марта даже не обернулась.

— Если бы он попытался, я бы отстрелила тебе яйца. С двух футов я не промахиваюсь.

Винс недоуменно переглянулся с сообщником. Марта опустила руку на колени и подняла только что купленный маленький пистолет. Сразу стало понятно, почему она так долго 'поправляла юбку'. Винсу показалось, что из-за спины Марты ему погрозил пальцем призрак с половиной лица.

С другой стороны, это был и хороший знак. Значит, согласие было дано добровольно, а не от страха.

Вот и лавка со щитами, где штабелями сложены треугольники и четырехугольники всех видов, местные и немецкие, простые дощатые, обтянутые тканью и грунтованные. Франц хотел сторговаться на скидку в денежном выражении, но удалось только на 'четыре щита по цене трех'. Как только щиты перешли к покупателям, Фредерик решил, что его миссия закончена, и шустро убежал по своим делам. Не будет же благородный юноша сам таскать щиты.

Франц, уподобившись черепахе, взвалил на спину аккуратно увязанные треугольники и поплелся домой. В двух шагах от столба с указателем кто-то хлопнул его по плечу.

— Здорово, земляк!

— Здорово, земляк! — повернулся Франц. Действительно, почти земляк. Ротемауль. Сын мельника из соседнего городка.

— Ну как, вспомнил меня?

— Сам удивляюсь, как сразу не узнал, мы же полгода вместе отвоевали. У тебя все еще самая красная морда во всей армии и колец на пальцах как у бабы.

— Тяжело? Могу помочь.

— Давай.

Вдвоем дотащили щиты до лагеря. Как и следовало ожидать, никто из своих навстречу не выбежал и груз не подхватил. Франц с ходу обозвал всех на манер Его светлости улитками, дал кому-то по морде в ответ на возражение, остальных грязно выругал и загрузил разной работой.

— Совсем обнаглели, улитки чертовы, — пожаловался Франц новому знакомому.

— И не говори, — ответил тот, — давай лучше пожрем. Ты сейчас не слишком занят? У меня в лагере вот-вот обед будет.

— Давай, — согласился Франц. Графский повар швейцарцев недолюбливал и специально для них еду немного недоваривал и недосаливал.

В лагере, куда его привел Ротемауль, был полный порядок. Перед ними тут же поставили на стол две большие тарелки с вкусно пахнущим мясом и бочонок пива.

— Слушай, сосед, есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — сказал Ротемауль, — только как сосед соседу предлагаю.

— Честно говоря, мы не такие уж и соседи, — скромно ответил Франц, — Мельницу вашу я, конечно, знаю, но всегда отец в другую сторону зерно возил.

— Я не понял, тебе кто больший сосед, я или какой-нибудь шваб с итальянцем? Тебе старшие не говорили, что надо своих держаться? Помнишь, был у вас в городке такой патер суровый, он на каждый праздник напоминал, что 'возлюби ближнего' это про ближних соседей, а уже Унтервальд никакие нам не ближние, не то, что всякие там, прости господи, французы.

— Помню, — Франц улыбнулся, — Он нам за последний год все уши проповедями прожужжал.

— О! Так он тебе объяснил, что лучше воевать с нами, чем против нас?

— Ну-у… Он ничего такого специально не объяснял. Мы и так вместе воевали.

— Во-от, — вербовщик поднял указательный палец. — Традиции уважать надо. Ты же пленных брать не будешь?

— Не буду.

— И в бою не побежишь?

— Не побегу.

— Во. Значит, забирай своих людей, получай аванс и переходи к нам.

— С каких чертей? — удивился Франц, — Тут же турнир, никто не будет воевать.

— Скоро будем. Потому и предлагаю. Нас тут только швейцарцев двести человек, не считая рыцарей со свитой. Завтра вечером мы должны перебить твоих ребят.

Франц поморщился, но спорить не стал. Двести швейцарцев уже больше, чем пятьдесят, а еще всякие рыцари…

— Сейчас ты скажешь, что твой граф де Круа — лучший в мире наниматель, а ты, как порядочный наемник, должен выполнить обязательства по контракту. Я тебе сразу отвечу, что он в свое время поступил точно так же, как ты сейчас, и по такой же причине. Чтобы швейцарцы не воевали со швейцарцами.

Франц открыл рот, чтобы возразить, но красномордый махнул рукой и продолжил.

— В любом случае, твой де Круа не жилец. На прошлой войне он нажил себе слишком много врагов, и самые сильные из них здесь. Кем бы ты ни был у него и сколько бы не получал, его наследник не даст тебе ничего.

Франц опустил глаза. Крыть было нечем. Вербовщик ухмыльнулся и выложил еще один козырь.

— Давай, земляк, решай быстрее. А то пойду твоих парней перекупать. Они, я надеюсь, не дураки. И я заметил, что тебя они не больно-то жалуют.

Франц не питал иллюзий относительно преданности деревенских парней, управлять которыми получалось в основном при помощи грубой силы. Да и присягу они не давали ни ему лично, ни Его Светлости. Бык и Патер тогда за всех подписали контракт, а потом, когда Его Светлость для себя войну закончил, никакого нового контракта не было даже написано. Осталось сто человек, которым платили оговоренное жалование. С одной стороны, Франц надеялся, что ему удалось бы убедить солдат не предавать Его светлость. С другой стороны, он заранее не верил, что у него получится перекрыть аргументы Ротемауля, и был готов перейти вместе со всеми на службу к новому нанимателю, оговорив себе прежнюю должность и содержание.

Между открытием и штурмом оставалось достаточно времени, чтобы рыцари могли чем-нибудь заняться. Например, слегка перекусить и посмотреть кукольный спектакль.

Каспар при помощи паломников успел подготовить новую пьесу и переодеть актеров. Михель, Вюрфель и Крестьянка остались без изменений, только Вюрфелю сделали епископский плащ. Хаммерляйн надел черную судейскую мантию. Самая красивая кукла — Рыцарь надел сутану и стал Праведным монахом. Кто-то из молодежи сделал Рыцарю прическу 'под Бартоломео', отчего для местных он стал еще больше похож на Праведного монаха. Прочие куклы оделись под монахов. Выучить текст Каспар не успел, поэтому под ширмой закрепили пачку листов, только что переписанных аккуратным почерком.

— Здравствуй, Вюрфель!

— Здравствуй, Михель!

— А меня недавно выбрали бургомистром.

— Тебя? Да тебя же каждый дурак обсчитает!

— Вот за это дураки меня и выбрали. Потому что все прочие кандидаты обсчитывали бы их. А ты как поживаешь?

— Я постригся в монахи и тут же купил должность аббата. Не хуже тебя устроился.

— Вюрфель, неужели ты будешь проводить дни в молитвах? На тебя это не похоже.

— Зачем мне молится самому? Я же аббат. Молятся за меня монахи, постится за меня келарь, в паломничество за меня отправлены десять послушников. На каждый грех, настоящий или будущий, у меня по две индульгенции. Так что я могу пить вино, закусывать мясом, заниматься торговлей, давать деньги в рост, брать деньги в рост, продавать церковные должности, и, если вдруг, не дай Бог, захочу, даже участвовать в турнирах.

Последний пункт вызвал хохот и аплодисменты.

— Зачем тебе тогда быть аббатом, Вюрфель? Не лучше ли быть честным торговцем?

— Не лучше, Михель. У меня есть поля и луга, оливковые рощи, мельницы, склады и корабли. Это больше, чем у любого купца или банкира в городе. И я никому не должен и ни перед кем не отвечаю. Тебе такое и не снилось.

— Зато у меня есть жена и дети!

— У меня тоже есть жена и дети!

— Я своим оставлю наследство, а ты своим не оставишь!

По пути в аббатство Вюрфель встретил рыцаря, мастерового, нищего и свинью.

Все персонажи по очереди спели Вюрфелю песенку про то, что каждый раб божий что-нибудь да оставит своим детям, и только монах не оставит ничего.

Рыцарь собирался оставить потомкам замок, коня, доспехи и, самое дорогое, — доброе имя.

Мастеровой назвал инструмент и мастерскую, а также членство в гильдии.

Наследство нищего составили кружка и теплое место на паперти.

Самое большое наследство оставляла свинья. Мясо, сало, шкуру и всякий ливер, перечисленные скороговоркой.

— И только монах ничего-ничего! Уи-и-и! — закончила хавронья.

По сценарию напротив солистов должен был стоять Праведный Монах и между куплетами вставлять рефрен, что монаху очередное наследство из куплета в принципе не нужно, потому что с ним с рай не пустят. Но Каспар увлекся и забыл эту часть, так что песенка получилась не совсем нравоучительная.

Вюрфель, вдохновившись песенкой, вернулся в аббатство, взял мешок денег и купил себе виноградник.

Сразу после этого над ширмой появились монахи и спели песенку про визитаторов. Песенка гласила, что визитаторы появляются внезапно, ставят все с ног на голову, проверяют все бумаги (монах рассыпал пачку листков), роются в личных вещах (другой монах вытряхнул из сундука кучу кукольных костюмов, в том числе женских) и чуть ли не лошадям под хвосты заглядывают. А несчастным монахам приходится все время проверки жить строго по уставу (в гроб были уложены лютня и стаканчик с костями) и поститься (туда же отправилась солистка-свинья из прошлой песенки). Появился Праведный монах и спел, что ему разницы никакой нет и перед визитаторами он чист. Остальные ответили ему, что тогда пусть он перед ними и отчитывается, а они спрячутся.

Испуганный Вюрфель решил распродать все имущество епископства до того, как его снимут. Михеля пришлось уговаривать.

— Михель, купи у меня аббатство!

— Да у меня же денег столько нет.

— А я с тебя дорого не возьму.

— У меня и столько не будет.

— А я тебе сам денег одолжу.

— Какой тебе тогда интерес?

— А ты мне потом в счет долга все это добро отдашь.

— Какой тогда мне интерес?

— А я с тобой поделюсь.

— Какой же аббатству интерес?

— А я к тому времени уже аббатом не буду.

— Нас же Бог накажет.

— А мы индульгенцию купим.

Тут же появились монахи и спели песенку о пользе покупки индульгенций для спасения души. Стоявшее среди публики хмурое духовное лицо с большим коробом просияло улыбкой, раскрыло свой короб и крикнуло, что индульгенции можно купить здесь. Каспар сделал паузу, и народ потянулся за покупками.

Далее Михель и Вюрфель провели опись 'непрофильных активов', всякими забавными хитростями снижая их балансовую стоимость. Причем список этих активов сильно напоминал список собственности ферронского епископства, а методы снижения стоимости были взяты из рассказа келаря. Никто из авторского коллектива не был силен в бухгалтерии настолько, чтобы самому придумать что-то похожее.

— Яблочный сад!

— Весь поломал какой-то гад!

— Пастбище луговое!

— Поросло дурной травою!

— Скотина племенная!

— Да вся больная!

— Склад полотна!

— Прогнило дочерна!

— Пристань на реке!

— Остатки уместятся в сундуке!

— Мельница ветряная!

— Придумай что-нибудь, я не знаю!

Для визитаторов кукол не хватило, а песенку про них уже спели. Поэтому о проверке Каспар сказал словами, а потом началось действие второе и над ширмой появились Михель и Вюрфель, последний уже без епископского плаща.

Вюрфель попросил Михеля отдать фиктивно проданное имущество. Михель повертелся и пообещал отдать на следующий день.

Вюрфель ушел. Появилась Крестьянка, жена Михеля, и спела песенку, что все новоприобретенное имущество дорого ее сердцу и прочим частям тела, и ничего отдавать не надо. На каждое замечание Михеля она отвечала ударом сковородкой по его лбу.

'Утром' над ширмой появилась стена с окном. Вюрфель постучал в дверь и в окно. Крестьянка сказала, что Михель тяжко болен и, пока Вюрфель не перестанет приходить, не выздоровеет.

Следующую песенку пели дуэтом Вюрфель и судья-Хаммерляйн. Вюрфель жаловался судье на Михеля, который не отдает яблочный сад, пастбище, стадо скота, запас полотна, пристань и мельницу. Судья в припеве спрашивал про каждый предмет, законно ли он продан, получал ответ, что по бумагам законно, а по совести не очень. Под конец Вюрфель предложил судье большой кошель денег, а судья достал молоток и ударил Вюрфеля по лбу. На этом месте дружно захохотали немцы, которые предчувствовали, что если уж появился Хаммерляйн, то без молотка не обойдется. Стоявший среди публики вчерашний нотарий удовлетворенно погладил себя по брюшку.

Тут же, откуда не возьмись, появился Михель с криком 'Я богат, теперь найду себе молодую жену, а старую в монастырь отправлю!'. Радоваться ему долго не пришлось, потому что Крестьянка в очередной раз стукнула его сковородкой по лбу, и Михель так же повалился замертво.

Далее последовала песенка призраков Михеля и Вюрфеля, которые пугали Крестьянку всякими ужасами. В завершение Крестьянка прибежала в аббатство, которое теперь возглавлял Праведный монах, и отписала все имущество в обмен на избавление ее от страшных призраков.

Закончилось представление как нельзя более благочинно — молитвой.