Кожевников Вадим Михайлович

Особое подразделение (Степан Буков)

XVIII

Как бой, так и труд — дело коллективное. После совершенного Степаном Захаровичем Буковым тщательного и досконального обозрения горнорудного хозяйства карьера в сознании его четко отпечаталась картина взаимодействия всех технических мощностей карьера и людей, ими управляющих.

В комплексной бригаде объединяются представители различных профессий, интересы которых не всегда и не во всем гармонически совпадают. Существуют противоречия. И если их с умом не преодолеть, возникает антагонизм. Так, например, для обрушения блока буровики намечают в зависимости от горной массы частую или редкую сеть скважин. Из таких же соотношений взрывники определяют мощность зарядов: при норме не свыше двух процентов негабарита.

Хорошо, грамотно произведенное обрушение — залог успеха работы машиниста экскаватора. Но если в забое обнаруживается большое количество негабаритных глыб или даже, допустим, две-три скального объема, машинист оказывается в положении спортсмена, которому на штангу по небрежности надели вес, который не под силу даже абсолютному чемпиону мира.

Спортсмен что ж, посопит, посопит, подергается, убедится, что тяжесть не соответствует его возможностям, и потребует, чтобы судьи исправили ошибку.

Машинисту хуже. Он должен во что бы то ни стало освободить от негабарита фронт добычи и долго, терпеливо, настойчиво возиться с такой глыбой, ощущая перенагрузку машиной, испытывая чисто психическую, нестерпимую боль в мышцах, до тех «белых пятен» в глазах, которые появляются у тяжелоатлета в момент поднятия рекордного веса.

Но если после подвига спортсмен испытывает счастливое чувство удовлетворения, то машиниста, напротив,, охватывает ярость. И после смены он высказывает горному мастеру свое мнение о нем в таких выражениях, которые наша общественность считает недопустимыми.

Помимо прочего, негабарит бьет по добыче и, значит, по заработку машиниста. Если, скажем, от неравномерной глубины скважин в подошве забоя остаются гребни, то на них не поставишь строго горизонтально экскаватор, возможен перекос, и. машина от этого страдает.

Интерес буровиков: дать побольше скважин на несверхтвердых грунтах и поменьше на сверхтвердых — нормы у них в метрах. А интересы взрывников: экономить при всех обстоятельствах взрывчатку, но побольше произвести взрывов.

Подобные противоречия существуют и у других представителей горняцких профессий, в том числе у транспортников, которые предпочитают длинные маршруты коротким. Премиальные получают с тонно-километра.

Бригада, в которую зачислился Буков, не считалась передовой. И странным прозвучало предложение Букова проводить летучки не до начала рабочего дня, а после, с целью выяснить, кто лучше всех работал в истекшую смену.

Буков пояснил миролюбиво:

— Мы спорим, ругаемся, кто из нас хуже работал. А почему же не выяснить, кто лучше? И ему удовольствие, и нам приятно — стоящему человеку хоть руку пожать. Вроде как перед строем вынести благодарность.

Произнес задумчиво:

— Самое скверное — это когда человек к плохому привыкает. Легче всего к плохому привыкнуть...

Первая такая летучка затянулась. Но после бурных споров большинством в один голос было признано, что лучше всех в смене работал нынешний день бульдозерист Васильев. И после того как не все охотно пожали ему руку, Васильев, багровый, сконфуженный, вдруг взволнованно сказал:

— Вот, когда свои же признали, мог бы даже, не уходя, на вторую смену остаться. Такое, значит, хорошее получается настроение.

— Окрылился?

— Сами же вознесли.

— Так, на один день.

— Понравится — еще захочет.

— Желающие найдутся.

— Не ты ли?

— Все может быть...

С ходом времени тщательный разбор рабочей смены, почему тот или другой заслужил первенство, обрел характер интимного и глубокого проникновения в сущность трудового дара каждого. И хотя премиальной надбавки все это не сулило, люди дорожили высоким мнением коллектива, гордились им. Чувствовали себя осчастливленными.

— Однажды Буков пришел в контору рудника и попросил бухгалтера не без робости:

— Аполлон Григорьевич, не могли бы вы изобразить в цифрах, сколько на небрежностях во всяком виде работ каждый из нас в получку теряет. И второе: что получится, если вообразить — нет никаких потерь. Сколько тогда на руки каждый получит...

Через неделю бухгалтер передал цифровые выкладки Букову. Буков переписал их крупно на листе ватмана и повесил на доску рядом с различными приказами. Потом на собрании сказал:

— Вот два наших цифровых портрета. Один неказистый, на текущее время. А другой — мечта! Один обидный, а другой исключительно красивый.

Степан Захарович ходил на курсы по вводной части общей характеристики геологии, слушал лекции по визуальному определению сортов руд, регулярно посещал семинар для механиков. Кроме того, он записался в конструкторское бюро на общественных началах машинистом-испытателем, поскольку такой штатной должности не было.

И если к этому приплюсовать различного рода партийные поручения, бытовые хлопоты о членах бригады и даже регулирование их домашних конфликтов, на одного человека нагрузка порядочная.

Для того чтобы сохранять при всех обстоятельствах душевную и физическую бодрость и быть всегда «на высоте», Буков вынужден был вести строго расчетливую жизнь, — как он говорил, «по армейскому расписанию».

Даже в приятной компаний, с хорошей закуской, Буков, взглянув вдруг на ручные часы, объявлял категорически:

— У меня, ребята, отбой.

И уходил на твердых ногах, неумолимо отказываясь посидеть еще минут двадцать. Подвиг для умеющего и любящего принять в норму немалый.

Вставал засветло, шел в карьер пешком. Для моциона и продумывания работы на сегодня.

Возвращаясь с рудника, расслабленно дремал в автобусе, но разом просыпался, когда автобус подходил к поселку, там, где его ждало какое-нибудь дело или учеба.

В боковом карманчике у Букова всегда лежала аккуратно свернутая бумажка, куда он с вечера записывал себе задание, что ему надлежит сделать, о чем и с кем поговорить.

Эту манеру он себе завел после того, как прослушал лекцию «О гигиене умственного труда».

Однажды у него появилась запись: «Совесть совестью. Но определение оптимального варианта режима по сортной добыче на счетной машинке — вещь!»

— Я не таксист, — сказал Буков на совещании дирекции рудника, — чтобы гонять экскаватор по территории карьера, а вдруг кто внезапно закажет! Конечно, приказ есть приказ. На все времена — закон. И обсуждать его во время работы не следует. Но понять его я должен: как понять, спрашивается? Вовсе не требуется, чтобы диспетчер приказ объяснял мне по радио. Нужна строго плановая перспектива. А ее оперативно вычислить по запасам на текущую неделю может быстро только счетная машина — штабной инструмент, тогда я к маневру заранее готов.

— На каком руднике вы видели счетные машины?

— Читал, с людьми разговаривал, стоящее обзаведение, — уклонился Буков от прямого ответа.

— И дорогостоящее!

— Самое дорого обходящееся в любом деле — это суета в конце месяца по выполнению плана добычи.

— Машина людей не заменит.

— Но мозги вправит тем, кто со штурмовщинкой сжился. И цифрой, без дискуссии докажет наши ошибки.

— Конкретно, что вы предлагаете?

— На средства, сэкономленные по ремонту техники, заключить договор с республиканским институтом кибернетики.

При этом Буков лукаво усмехнулся и хохотнул добродушно!

— Будет тогда над всеми еще одно высшее начальство — счетная машина. Вот я за то, чтобы ей штатную должность предоставить.

И где бы, на каком уровне ни шло совещание, Буков упорно сводил разговор к управлению производством посредством техники, в чем его поддерживали многие специалисты.

На совещании в областном комитете партии по вопросам партийной учебы Буков попросил слова и заявил:

— Вот в плане у нас лекции на тему «О научной организации труда». А зачем?

По залу прошел насмешливый гул. Буков выждал, переступил с ноги на ногу, выпил воды.

— Думаю, не только для чистого просвещения, но и для того, чтобы коммунисты за это дело боролись. Вот, например, счетная машина! Может она разработать определение оптимального режима по сортной добыче. Вот мы и не будем таскаться по территории всего карьера — клады искать. Скажете, дорогая вещь, с обслугой и прочим. Пересортица-то дороже обходится. Вот я коммунист. За такую машину подаю голос.

Буков поднял руку и, не опуская ее, глядя в зал, ждал. Попросил жалобно:

— Может, поддержите, а?

Стал считать, кивая. Оглянувшись на президиум, объявил, сияя:

— Большинство — «за»!

К залу:

— Спасибо, товарищи. — Снова к президиуму: — Скажете, пробивной, да? Но я у себя с коммунистами советовался. Дали наказ — жми! Партия как дело нынче по всей линии жизни ведет? Научно обоснованно. Вот! Все! — Посмотрел на часы. — И в регламент уложился. Ну как? — спросил шепотом Буков соседа. — У меня на бумаге убедительнее, с выкладками. Но читать постеснялся.

— И правильно. Нечего жевать по написанному.

Буков досадливо поежился:

— Вот забыл сказать. Можно и подержанную купить.

— Давно этим болеешь?

— Инженер из нашего общественного конструкторского бюро на мой экскаватор свой экспериментальный автомат поставил. Как машина в простое — сразу радиосигнал автоматически. Хочу или не хочу, сигналит. Сразу диспетчер из динамика на весь рудник: «В чем дело?» Никто из машинистов не хотел такого у себя автомата. А я согласился. Совесть совестью, а контроль посредством автомата тоже гарантия. Техника! Разве на нее обидишься, если даже она на тебя кричит? Ну и зажегся. Инженер объяснил дальнейшие возможности. Можно с человека большие нервные нагрузки снять, чтобы не только человек человеком командовал, но и автоматика автоматикой.

— Культурно! — сказал сосед.

— А как же! Скинем с человека излишнюю нервную нагрузку по оперативному руководству и контролю. Жизнь?

— А ты там, в карьере, на руководящей работе?

— Когда план с присыпкой даю, — усмехнулся Буков.

— Какая же у тебя все-таки должность? — допытывался сосед.

— Главная, — сказал Буков, — руду брать...

Обычно, дожидаясь порожняка, Буков не сидел без дела: выравнивал подошву забоя ковшом, производил перевалку глыб, перелопачивал по сортам руды. Так что насыщенность труда у него была всегда высокая. После смены, отдохнув, он уходил в другой забой, где работал еще час, уже в качестве машиниста-испытателя. Программа испытаний была сложная, включала задачи обнаружения слабостей машины путем ее перенагрузки и даже излома. Здесь требовались виртуозное мастерство, пытливая наблюдательность, смелость, бесконечное терпение, спокойное самообладание и выдержка.

Буков считал эту работу не только почетной, но и приятной. Объяснял конструкторам:

— Человеку надо обязательно время от времени себя тоже на чем-нибудь испытывать. Ну и, кроме того, вот так собственноручно разберешься и поймешь: новая техника не сразу дается. А то мы привыкли: давай новую. Но прежде чем ее на производство выпустить, она обязала на перегрузках бессчетно раз надрываться. Но уж если выстоит — вещь. — Сказал задумчиво: — Мы вот так тоже новой конструкции танк испытывали в бою. Сгубили боевую машину, когда их в излишке не было. А нам за это в госпитале награды генерал повесил. Сказал; за то, что всю программу испытаний выполнили! А мы как ввязались в бой — зашлись, забыли, что мы танковые испытатели, сражение — это не пехотой в атаку бегать. Снаряды израсходовали, сунулись на таран, вне программы. Но оказалось все полезным для конструктора, как и то, что в нас попадания имелись. Просили танк нам оставить. Обещали — отремонтируем. Не разрешили. Погрузили в вагон и уволокли в тыл.

А мы уже к некоторым недостаткам этого танка привыкли и приспособились. Потом я читал: если испытатель к недостаткам машины привыкает, то он вовсе не испытатель. Но тогда мы такого не знали. Воевали на нем, и все. Обрадовались, что новый, а не после ремонта.

Произнес печально:

— Командира экипажа посмертно наградили, но не за испытание, а просто за геройство в бою.

— А вы кем были?

— Так, слесарем-механиком, на случай текущего ремонта. Ну и механика-водителя место занимал, временно, конечно.

Сказал пылко:

— В человека я по-настоящему только на фронте вылупился... И не сразу. За то, что живой, несчетно раз другим обязан. За каждый свой теперешний день. — Смутившись, поспешно пояснил: — Я это так, к тому, что жизнь — дело ответственное, а не просто существование для своего удовольствия...