"ВРАТА СЛАВЫ" - читать интересную книгу автора (Тиамат)

Книга третья. Лепестки жасмина
Любовные истории Ашурран-воительницы

Вольный город Лахор был велик и богат. Высокие стены и мечи стражников защищали его равно и от разбойников, и от князей, ничем не отличающихся от разбойников, а от Древних защищал его мирный договор и дань конями, зерном и оружием. Торговцы рекой стекались в Лахор, преумножая его богатство. И люди в Лахоре были веселы и довольны, носили драгоценности и одежду из дорогих тканей, а закрома их ломились от припасов и предметов роскоши. А еще люди Лахора славились своей красотой, потому что красота проистекает от сытной еды и праздной жизни.

Особенно же среди юношей Лахора славился сын городского советника по имени Лиссэ. Красотой он затмевал луну шестнадцатой ночи, а стройностью был подобен обнаженному клинку. Кроме того, был он учтив к старшим, рассудителен и скромен, как полагается наследнику уважаемой и богатой семьи.

Случилось так, что Лиссэ с приятелями отправился в торговые ряды, чтобы выбрать себе седло и сбрую для охоты. Был он в этот день одет в белый шелк, затканный серебром, его широкие рукава были вышиты жемчугом, и в уши продеты сережки из лунного камня, а волосы, собранные на затылке заколкой слоновой кости, спускались золотыми волнами на шею и плечи. Прелесть его было невозможно описать словами, и торговцы обоего пола дивились на него и улыбались ему ласково.

Лиссэ обошел много богатых лавок, но не нашел ничего подходящего. Одна из торговок подмигнула ему и сказала с насмешкой:

– Видно, ты больше любишь подарки, чем покупки, и то верно, что с таким лицом у тебя нет недостатка в первых!

Юноша Лиссэ смутился, потому что в словах женщины, кроме насмешки, было и восхищение, и он не знал, что ему думать.

Он посмотрел на женщину и увидел, что она высокая и статная, с черными волосами и синими глазами, улыбка у нее дерзкая, а взгляд откровенный и наглый, приставший больше хозяйке веселого дома, а не лавки. Она же посмотрела на него и увидела, что его брови изогнуты, будто крылья ласточки, лицо белизной подобно цветку лилии, и румянец на щеках только придает ему прелести. И женщина сказала:

– Я подарю тебе этот кинжал, если ты откроешь мне окно сегодня ночью, – и показала ему кинжал из белой стали, с рукояткой, усыпанной драгоценными камнями.

И юноша смутился еще больше, потому что был он благонравен и кроток, и его любовный опыт был невелик. Нравились ему девушки его возраста, миловидные и стройные, а женщина эта была широкоплечей, с высокой грудью и крутыми бедрами, и хотя у нее были красивые синие глаза и алые губы, миловидной ее назвать было нельзя, и она была много старше его. Кроме того, в семье Лиссэ считали, что женщинам к лицу не наглость, а скромность, и он сам думал так же. Однако внимание женщины было ему приятно, и против воли он улыбнулся, опустив глаза.

– Похоже, мы случайно оказались на улице красных фонарей, а не в торговом ряду, – сказал ему приятель. – Пойдем скорее отсюда.

– Разве он твой любовник, что ты позволяешь ему командовать собой? – усмехнулась женщина.

Лиссэ вспыхнул и закусил губу, а потом сказал:

– Мы зайдем в эту лавку.

И женщина раскинула перед ним товары – шелка и бархат, шитые попоны для коней, седла и сбрую и прочую походную утварь. Говоря с ним, она бросала на него жаркие взгляды и касалась его рукава, и юноша чувствовал себя так, будто пол уходит у него из-под ног. Наконец он выбрал одну уздечку и заплатил, не торгуясь. Женщина сказала:

– Приходи завтра, мне привезут еще всякого добра, и я оставлю для тебя все самое лучшее.

Назавтра Лиссэ не пришел, и на следующий день тоже, но потом ему пришла в голову мысль, что его поведение похоже на трусость, и это было ему не вполне приятно. Поэтому он снова пришел к ее лавке, на этот раз не взяв с собой никого из приятелей. Женщина ввела его внутрь и налила ему сливового вина из расписного кувшина, но он его лишь пригубил.

– Есть у меня товар, который я отдаю бесплатно красивым юношам, – сказала женщина и попыталась его поцеловать.

Однако юноша Лиссэ вывернулся из ее рук и ушел, дав себе зарок больше не приходить в эту лавку. Через два дня он встретил женщину на улице. Она снова подмигнула ему и сказала с насмешкой:

– Если целомудрие не поддалось огню страсти и блеску золота, оно поддастся силе оружия.

Тревога охватила сердце юноши, потому что речи женщины были непохожи на речи простой торговки. Он заметил, что у нее необычно смуглая кожа, и волосы заплетены в четыре косы по варварскому обычаю, и она носит в рукаве кинжал. Однако он никому не сказал о своих подозрениях, стесняясь признаться, что его преследует женщина. Так человеческие слабости нередко становятся причиной многих бед!

Не прошло и двух дней, как в окрестностях города появилось неизвестное войско, и одни говорили, что это разбойники, другие – что это соседний князь, а третьи – что это военачальник короля, но все сходились во мнении, что от гостей ничего хорошего ждать не приходится. Тогда ворота были закрыты, на стенах расставлена стража, и горожане препоясались мечами. Осады Лахор не боялся, потому что припасов в городе было достаточно, и гарнизон его был силен. Случилось, однако, так, что изменник из числа горожан в предрассветный час перерезал стражу и открыл захватчикам ворота. Утром горожане проснулись – глядь, а всадники в доспехах и с копьями уже наводнили улицы, и их предводитель диктует городскому совету свои условия.

– Презренные собаки, вы предали человеческую расу, заключив договор с убийцами людей! – сказал он грозно, и сердца советников затрепетали от ужаса. – Мне следует камня на камне не оставить от вашего города, убивая всех – и мужчин, и женщин, и даже детей в колыбелях. Так поступают с предателями благородные люди, привыкшие воевать с оружием в руках. Однако мало мне будет чести, если я перебью вас, трусливых торговцев, и все ваше добро без пользы погибнет в пожарах. Кроме того, нашему королю не по нраву бессмысленное кровопролитие. Справедливо будет, если вы дадите мне богатый выкуп и станете платить дань, как платили эльфам.

Когда предводитель назвал размер выкупа, советники побледнели, и лица у них вытянулись, но все же пришлось им согласиться. Чего не сделаешь перед лицом смертельной угрозы! Ведь о королевских военачальниках ходили слухи, как о людях жестоких и распутных. А предводитель и его офицеры не снимали шлемов и не выпускали из рук обнаженных мечей, желая показать, что в любой момент могут начать резню. Советники попросили два дня на сбор выкупа, но предводитель рассмеялся и дал им два часа.

– До меня дошли слухи о красоте юноши из этого города, по имени Лиссэ. Я желаю, чтобы он был прибавлен к выкупу, – сказал он.

Отец Лиссэ зарыдал и упал к ногам предводителя, умоляя пощадить мальчика.

– Он мой единственный сын и наследник, ему всего шестнадцать лет!

– Тем лучше, значит, он избалован и строптив, и неискушен в любовной науке, – усмехнулся тот. – Тем приятнее будет его укротить.

– Он слишком нежен для развлечений воинов и не вынесет, если вы станете употреблять его, как женщину. Сударь, отмените ваш приказ, и мы подберем вам самого красивого мальчика с улицы красных фонарей, который станет услаждать вас по собственной воле и желанию!

Остальные советники зашумели и сказали, что вольный город Лахор может заплатить выкуп деньгами и товарами, но не имеет привычки выдавать своих граждан на потеху захватчикам.

Предводитель грозно сказал:

– Выбирайте, или ваш сын поедет со мной по доброй воле, как гость, окруженный почетом, или его поволокут за мной на аркане, после того как я сожгу Лахор. А если только об этом ваша печаль, то я даю свое слово, что не стану употреблять его, как женщину.

Отец юноши, конечно, ему не поверил и продолжал плакать. Остальные советники посовещались и решили, что следует спасти Лахор любой ценой.

– Мы поговорим с юношей. Если он не согласится, то придется привести его в кандалах, – сказали они.

Один из советников отправился к Лиссэ в сопровождении вооруженных воинов и рассказал ему, что произошло. Юноша был так испуган, что не знал, на том он или этом свете. Всем было известно, что делают королевские военачальники с красивыми мальчиками. Советник не сводил с него глаз, опасаясь, что он осмелится бежать или покончить с собой. Однако Лиссэ и не помышлял об этом, потому что в таком случае он стал бы причиной гибели города и своей семьи. Собравшись с силами, он решил, что такова его судьба – после шестнадцати лет радости познать горечь жизни и ее несправедливость. Он закрыл лицо рукавом и сказал, что делать нечего, он согласен. Прощаться с матерью и сестрами он не стал, хоть слышал за дверью их плач и крики, потому что боялся, что лишится мужества.

Юношу Лиссэ отвели к предводителю. По дороге он украдкой вытирал слезы, и ноги у него подгибались от страха. Предводитель не сказал ему не слова, лишь приказал отвести его в свой лагерь. Лица его Лиссэ не мог разглядеть, потому что оно все еще было закрыто шлемом. Но он видел, что предводитель суров и испытан в битвах, и вороненый панцирь его носит следы ударов мечей и копий, а дракон на шлеме выглядит устрашающе. Да, от такого человека не приходилось ждать жалости!

Получив выкуп, войско покинуло Лахор, и с ним ехал юноша Лиссэ. Той же ночью его привели в шатер предводителя и оставили там, полумертвого от страха. Юноше больше смерть была по сердцу, чем ложе королевского военачальника. Рукава его промокли от слез. Он развязал на себе пояс, но заплакал еще горше, поняв, что даже если бы у него хватило мужества покончить с собой, все равно в шатре не за что было зацепить веревку и повеситься.

Вдруг снаружи послышался шум, и в шатер вошел предводитель в вороненом панцире и шлеме.

Юноша Лиссэ бросился к его ногам и сказал:

– Сударь, вы дали слово моему отцу, что не причините мне обиды, так сдержите его!

– Мне не случалось нарушать своего слова, не случится этого и теперь, – ответил предводитель. – Раздевайся.

Но юноша не сдвинулся с места, только сказал:

– Если я уступлю вам сейчас, вы все равно убьете меня, когда натешитесь. Лучше убейте меня сразу, потому что мне лучше умереть, чем разделить с вами ложе.

– Мои объятия слаще, чем объятия смерти, – сказал предводитель, снимая шлем.

Голос его, звучащий теперь яснее, показался юноше знакомым. Лиссэ поднял голову, и что же? Перед ним стояла женщина с черными косами, в которой он сразу же узнал торговку из Лахора. Изумлению его не было предела.

– Кто вы? – воскликнул он.

Женщина усмехнулась.

– Льстецы говорят, что моя слава идет впереди меня. Должно быть, они лгут, раз ты не догадался, кто я.

И только тут Лиссэ понял, что перед ним воительница Ашурран, и сердце у него в груди затрепетало. Про нее говорили, что она не прощает отказа от мужчины.

Ашурран сняла панцирь, и сердце у юноши затрепетало еще больше, когда он взглянул на ее высокую грудь.

– Что ж, если целомудрие не поддалось силе оружия, может, оно поддастся огню страсти? Ради тебя я пощадила Лахор за то, за что сожгла Идзаан.

Ашурран стала распускать завязки на его одежде, и кровь юноши взволновалась. Говорили также, что одним прикосновением пальцев она может заставить запылать и костер, и страсть в мужчине. Неизвестно, правда ли это, но Лиссэ охотно позволил ей увлечь себя на ложе, и желание его не ослабевало ни в эту ночь, ни в последующие. Через некоторое время Ашурран охладела к нему и предложила отправить его домой с охраной и богатыми подарками. Однако юноша Лиссэ отказался. Он не мог простить горожанам, что они выдали его на поругание захватчикам. Еще он боялся того, что в Лахоре не поверят, что он стал любовником самой Ашурран, и будут считать, что все это время он был игрушкой для воинов. Поэтому он попросил Ашурран дать ему должность при дворе короля. Через несколько лет Лиссэ женился на дочери кассанданского купца и жил долго и счастливо до конца своих дней.

Осада Идзаана продолжалась две недели, и защитники его сражались ожесточенно, зная, что не будет им пощады от королевских воинов. Когда город пал, воительница Ашурран приказала сжечь его дотла и сровнять с землей, а жителей предать мучительной смерти.

– Не щадите ни стариков, ни детей, ни женщин, – сказала она воинам. – Должно истребить семя предателей, а от проклятого города камня на камне не оставить. Да не будет взято отсюда ни раба, ни коня, ни клочка ткани, ни глиняного черепка.

Городские здания запылали, сточные канавы переполнились кровью, а колодцы – телами убитых. В смертельном ужасе жители пытались скрыться от королевских воинов, но не было им спасения, и стенания гибнущих возносились к небу. И многие бросались на мечи или выпрыгивали из окон, чтобы избежать насилия и пыток от рук воинов Ашурран. Сама же она проезжала по улицам на своем вороном коне, следя за бесчинствами, творимыми ее именем, но не принимая в них участия. И заметно было, что происходящее ей не совсем по душе.

В одном из переулков услышала она какой-то шум, и вдруг оттуда выскочил юноша из числа горожан, за которым гнались несколько воинов. Юноша был безоружен, измучен и едва мог передвигаться. Преследователи уже предвкушали развлечение. Однако юноша успел подбежать к Ашурран и ухватился за ее стремя, умоляя о милосердии.

Лицо его было грязно, а одежда разодрана, но было заметно, что он хорошо сложен и привлекателен. Волосы его цветом напоминали червонное золото, а глаза сияли, как два изумруда. Все же Ашурран постаралась ожесточить свое сердце и сказала холодно:

– Попроси о милосердии моих воинов. Если ты хорошо ублажишь их, они убьют тебя быстро.

– Ему придется очень потрудиться, госпожа, – засмеялись воины. – Мы с утра не находили себе ни юноши, ни девушки для забавы, потому что проклятые горожане предпочитают покончить с собой, лишь бы не попасть к нам в руки.

Но юноша не выпускал ее стремя.

– Пощадите, и я буду вашим верным рабом, стану дарить вам такие ласки, каких только ваша душа пожелает, и пусть будет мне свидетелем пепел Идзаана, что вы останетесь мною довольны! – так умолял он, обливая слезами ее сапоги.

Сердце Ашурран дрогнуло.

– Я отдам вам за него свою арфистку, и еще добавлю вот это, – сказала она воинам и бросила им золотой браслет дивной работы.

Поколебавшись, они согласились. Ашурран посадила юношу на седло впереди себя и отвезла его в лагерь. Когда они остались наедине, она села с ним рядом и положила ему руку на колено.

– Посмотрим, на что ты способен, – сказала она и наклонилась, чтобы его поцеловать.

В этот миг юноша выхватил из рукава кинжал и попытался ударить ее в грудь с криком:

– За Идзаан!

Ашурран перехватила его руку, но все же успел он слегка оцарапать ее выше локтя. В гневе она сжала пальцы, и юноша выронил кинжал, вскрикнув от боли. Глядь, а на его запястьях остались от ее пальцев сильные ожоги, и кожа на них почернела. Правду говорили, что от гнева пальцы Ашурран начинали пылать, как угольки, а в яростной битве даже меч, который она держала, раскалялся докрасна.

Ашурран ударила его по лицу с такой силой, что он отлетел на несколько шагов, и вытащила меч из ножен. Юноша приготовился к смерти, сожалея лишь о том, что его замысел не удался.

– Видно, боги разгневались на меня за то, что творилось моим именем в Идзаане. Иначе я бы не позволила тебе и схватиться за кинжал, – сказала Ашурран.

И, не видя в нем страха, передумала убивать юношу. Она вложила меч в ножны, кликнула своих воинов и сказала громко:

– Делайте с ним, что хотите.

А сотнику шепнула тихонько:

– Пусть он доживет до рассвета, и не наносите ему увечий, которых нельзя залечить.

Воины тешились с юношей всю ночь, употребляя его без всякой жалости, так что к утру он уже и кричать не мог, только плакал тихонько.

Когда рассвело, Ашурран вышла из своего шатра и спросила:

– Жив ли еще этот глупый мальчишка?

– Жив, госпожа, – отвечали ей воины.

– Хорошо ли он услаждал вас ночью?

– Очень хорошо, госпожа. Он красив и нежен, как лепестки жасмина. Сначала он, конечно, вел себя строптиво, потому что был совсем нетронутый, но мы быстро его усмирили.

– А просил ли он о милосердии?

– Нет, не просил, госпожа, и ни слова не сказал за все время.

Ашурран приказала облить юношу водой и склонилась над ним.

– Я пощажу твою жизнь, если поклянешься отказаться от мести.

Юноша ответил, еле шевеля губами:

– Клянусь пеплом Идзаана, пока я жив, я не оставлю надежды отомстить.

И закрыл глаза, ожидая новых мучений.

Но Ашурран усмехнулась и приказала отнести юношу к лекарю.

Через десять дней юноша поправился. Его снова привели в шатер Ашурран и оставили с ней наедине. Воительница была одета в легкую одежду, и волосы ее были распущены по плечам. Она бросила юноше кинжал и сказала:

– Вот тебе шанс отомстить за Идзаан, другого не представится, – и расстегнула рубашку.

Юноша подумал о том, как быстра и сильна Ашурран, и о том, что убить ее будет не так-то легко. Еще он подумал, что смерть ее не воскресит жителей Идзаана. И хоть она отдала приказ сжечь Идзаан, все же была она единственной из захватчиков, кто проявил милосердие. Потом он вспомнил те страдания, которые ему пришлось пережить, и не было у него сомнений, что будут его мучить сильнее и дольше, если покушение снова сорвется. А уж какова будет кара, если ему вдруг удастся убить Ашурран, он и помыслить не мог.

– Что же ты медлишь? – спросила она, усмехаясь.

Юноша посмотрел на ее раскрытую грудь, и кинжал возьми да и выпади у него из пальцев.

– И то верно, что объятия мои слаще, чем объятия моих воинов, – сказала Ашурран и поцеловала его.

И они сплели ноги на ложе, и Ашурран осталась довольна юношей. С тех пор единственной заботой его было доставлять ей наслаждение, и не было у нее любовника покорнее и нежнее. Когда же юноша ей прискучил, она подарила его своему сотнику, и больше о нем ничего не известно. Говорили еще, что все было не так: Ашурран застала его со своим сотником и приказала повесить обоих, но кто в это поверит! Вряд ли юноше было приятно делить ложе с мужчиной, после того что с ним случилось, и разве предпочел бы он грубого сотника самой воительнице Ашурран!

Рассказывают эту историю и по-другому.

Случилось так, что один юноша спасся из сожженного Идзаана. Видно, сами боги ему покровительствовали. Натешившись с ним, воины сочли его мертвым и не стали добивать. На рассвете юноша очнулся и выбрался из горящего города, оставляя за собой кровавый след. Нашли его крестьяне и выходили. Когда юноша поправился, он пошел в столицу, потому что сердце его превратилось в пепел вместе с Идзааном, и только желание мести тлело в нем. Путь до столицы занял у него три месяца, и в пути он побирался, воровал, а иногда и продавал свое тело за миску похлебки. И от этого его ненависть только усиливалась.

В столице ему пришлось ждать еще три месяца, занимаясь тем же. Он не думал ни о чем, кроме как подобраться к Ашурран на длину кинжала, чтобы отомстить за сожженный Идзаан. И вот удача ему улыбнулась: Ашурран сама заприметила его на улице, одетого как мальчик из веселого дома, и пожелала провести с ним ночь. Когда остались они наедине, юноша выхватил кинжал из рукава и ударил им Ашурран, крикнув:

– За Идзаан!

Однако Ашурран увернулась от удара, и стали они бороться. И юноша смотрел на нее с ненавистью и ругался последними словами, даже когда она приставила ему к горлу острие кинжала. И глаза его сверкали, как два изумруда, а волосы цвета червонного золота растрепались, и был он так хорош собой, что ярость Ашурран сплелась с вожделением, и она взяла юношу силой. Правду говорили, что пальцы Ашурран одинаково легко могут согреть и воду в чаше, и кровь в мужчине. Так и юноша этот не мог сопротивляться, когда Ашурран коснулась его мужского естества, и только стонал от боли, смешанной с удовольствием, потому что пальцы Ашурран оставили ожоги на его запястьях.

Когда они насладились друг другом, юноша снова схватился за кинжал, а воительница только засмеялась. И юноша направил кинжал в собственную грудь, потому что не мог пережить позора. Оказался наедине с женщиной, по чьему приказу был сожжен Идзаан, и вместо того чтобы убить, разделил с ней ложе! Однако Ашурран удержала его руку.

– Ты слишком красив, чтобы умереть таким молодым, – сказала она. – Пожалуй, оставлю тебя при себе. Я еще никогда не была с тем, кто меня так ненавидит. А тебе, может быть, представится удобный случай убить меня.

Ашурран держала юношу в своем доме, как пленника. Слуги глаз с него не спускали, чтобы он не сбежал и не покончил с собой. Каждую ночь воительница проводила с ним, и не было случая, чтобы юноша не отталкивал ее, так что ей приходилось удерживать его на ложе почти что силой. И своих попыток убить ее он не оставил, но она всегда была настороже.

– Как ты держишь при себе эту бешеную кошку? – удивлялись ее друзья. Но она только смеялась и говорила:

– Ненависть – лучшая приправа для любовных утех.

Прошло сколько-то времени, и юноша стал замечать, что все меньше у него охоты отталкивать Ашурран, и что он скучает, когда ему приходится проводить ночи в одиночестве. И вот однажды бросился он ей в ноги и со слезами сказал:

– Убей или отпусти. Не могу я тебя любить, и не любить тоже не могу.

– И то верно, на что ты мне без твоей ненависти, – сказала Ашурран. – А доверять я тебе все равно не стану, потому что ты из семени предателей.

Она дала ему кошелек с золотом и отпустила с миром, и больше о нем ничего не известно.

В Кассандане королевские войска чувствовали себя не так свободно, как в других городах, потому что король не поощрял беззаконий. Военачальники следили, чтобы воины не отбирали товар у торговцев, не задирали на улицах городскую стражу, не приставали к девушкам и юношам и не творили прочих бесчинств, однако ни один день не обходился без скандала. И первый министр посоветовал королю послать войска в княжество Архиза, чтобы они обороняли его от варваров. Этим можно было добиться двойной выгоды – занять воинов и обезопасить себя от князя Архизы, который, по донесениям шпионов, готовился объединиться с варварами и начать мятеж.

Король собрал своих военачальников на совет, и все они поддержали его, потому что войска уже роптали, устав от мирной жизни. Только Ашурран возразила королю, и сказала она вот что:

– Если мы сейчас войдем в Архизу, то жители провинции будут видеть в нас захватчиков и грабителей. Подождите пару месяцев, пока князь не начнет мятеж, и тогда местные жители будут благословлять нас за избавление от варваров. На них же можно будет списать все бесчинства королевского войска.

Другой военачальник засмеялся и сказал так:

– Ты не хочешь уходить из Кассанданы, потому что у тебя роман с каким-нибудь хорошеньким горожанином! Твое пристрастие к мальчикам хорошо известно. Однако мальчики есть и в Архизе, и не думаю, что они в чем-то уступают столичным.

От злости Ашурран закусила губу и ничего не сказала. Решение выступать было принято.

И вправду, в то время воительница Ашурран тайно наслаждалась любовью красивого юноши по имени Норимицу, который был актером королевского театра. Столичные поэты славили в стихах его талант и красоту. Когда он играл на сцене, зрители рыдали – от жалости, если это была трагедия, и от смеха, если это была комедия. Он двигался и говорил с величайшим изяществом, и внешность его была столь прелестна, что он с одинаковым успехом мог исполнять и мужские, и женские роли. У него было много богатых покровителей, и сам король раз или два удостоил его приглашения в свои покои. Ходили слухи, что юноша Норимицу очень избалован, и мало кто из поклонников добивается его расположения. Говорили также, что он холоден и неспособен на пылкие чувства.

Прослышав о Норимицу, Ашурран явилась в театр посмотреть на него и сразу же пленилась его красотой. В этот день он был одет в шелк и бархат, его белокурые волосы были завиты, а глаза и губы искусно подведены. Стан его был столь тонок, что ее ожерелье могло бы служить ему поясом. Брови его изгибались подобно лукам, ресницы были длинными и густыми, как у девушки, а глаза цветом напоминали дымчатый горный хрусталь.

Однако Ашурран тщетно посылала ему цветы и драгоценности, стараясь добиться его благосклонности. Он принимал подарки, но не присылал ей, как это водится у актеров, ключа от своей спальни. Даже строчки, написанной его рукой, Ашурран от него не дождалась. Так прошла неделя, и терпение воительницы иссякло. Она подкупила стражников в театре и пробралась в уборную Норимицу. Когда юноша после спектакля вошел и начал переодеваться, она вдруг появилась перед ним и схватила его в объятия.

– Видишь, я могу обойтись и без ключа от твоей спальни, – сказала она и стала его целовать и распускать завязки на его одежде.

Но юноша Норимицу старался избежать ее поцелуев, закрываясь рукавом.

– Сударыня, силой вы ничего от меня не добьетесь, – сказал он ей. – Если вы будете меня преследовать, я пожалуюсь королю.

– Разве у меня мало денег и драгоценностей для подарков тебе? – спросила она.

– Я не мальчик из веселого дома, чтобы делить ложе с тем, кто больше платит, – ответил юноша.

– Ну так дели ложе с тем, кто горячее любит, а горячее меня ты не найдешь во всей Кассандане.

– Ах, сударыня, должен вам признаться, что мне больше по сердцу мужчины.

– Врешь, – засмеялась Ашурран, засовывая руку ему под одежду.

Юноша Норимицу заколебался, видя настойчивость Ашурран, к тому же она была приятна ему своим видом и обращением. Он сказал:

– Все же я не могу уступить вам, потому что вы воин, человек неверной судьбы и непостоянных чувств. Завтра же вас могут отослать из Кассанданы, и я лишусь ваших подарков и вашей любви.

– А если не уступишь, то лишишься жизни, – быстро сказала Ашурран, обнажая кинжал.

Плача, Норимицу упал к ее ногам и сказал правду:

– Я противлюсь вам, сударыня, только из страха перед первым министром. Если он узнает о вас, то лишит меня своего покровительства, а может даже совсем выгнать из театра.

– Что за печаль, – усмехнулась Ашурран. – Мы будем встречаться тайно.

Она отерла слезы Норимицу своим шарфом, распустила на нем пояс и увлекла на ковер. Они сплели с ним ноги к взаимному удовольствию и договорились о новой встрече. Так они стали встречаться, и никто не знал об их связи. Ашурран была щедра к Норимицу, называла его нежными именами и дарила ему самые пылкие ласки. Однако юноша был не очень рад, потому что Ашурран была ревнива и требовала от него отделаться от всех других любовников.

– Если я узнаю, что ты был с кем-то, кроме меня, я тебя убью, – пригрозила она.

Вот как была сильна ее страсть!

Норимицу не очень верил, что она действительно выполнит свою угрозу, но опасался скандала и неприятностей. Не в силах дождаться дня, когда Ашурран отошлют из столицы, он шепнул первому министру, что кое-кто из королевских военачальников преследует его своими домогательствами. Что было дальше, уже известно.

От мысли, что придется расстаться с Норимицу, у Ашурран отнималось всякое разумение. Встретившись с юношей, она сказала ему:

– Собирайся, мой серебряный, поедешь со мной в Архизу.

Но он ответил, что не может бросить театр. От этого ответа Ашурран пришла в ярость.

– Ты только и ждешь моего отъезда, чтобы уступить первому министру! – вскричала она, обнажая кинжал. – Или ты поедешь со мной, или я тебя убью, потому что мне невыносима мысль, что ты будешь принадлежать другим.

Юноша Норимицу стал уверять ее в своей любви и верности. Он говорил, что не место ему при войске, что король разгневается, если она похитит лучшего актера его театра, но все было напрасно. Ашурран была непреклонна. Не помогли ни слезы, ни мольбы, ни угрозы. Тогда Норимицу сделал вид, что сдался, и сказал, что пойдет собирать вещи, намереваясь ускользнуть от Ашурран и спрятаться до тех пор, пока она не уедет. Однако Ашурран уже не доверяла ему по-прежнему и пошла с ним, не спуская с него глаз и не убирая руку с рукояти кинжала. Несчастный юноша был так перепуган, что опасался ослушаться ее или позвать на помощь.

Ашурран привела его в свое жилище и приказала развлечь себя игрой на лютне. Норимицу взял в руки лютню, сел на ковер и горько заплакал. Она стала его утешать, целуя и сжимая в объятиях, но он отталкивал ее руки.

– Ах, сударыня, вы губите меня своей любовью. Я не смогу жить без столицы и театра. Лучше убейте меня вашей рукой, – так он говорил.

– Прекрати свои речи, или я отдам тебя на забаву моим воинам, а это будет похуже смерти, – пригрозила Ашурран.

Но он закрыл лицо рукавом и сказал, что она может делать с ним, что хочет, только любви от него не дождется, если увезет его из столицы. И если бы он при этом продолжал плакать, то она бы, скорее всего, ему не поверила, но голос его звучал твердо, и Ашурран задумалась.

– Хорошо, – сказала она в конце концов. – Раз тебе дороже театр, чем мои объятия, можешь уходить. Через год я вернусь из Архизы, и мы продолжим этот разговор.

И юношу Норимицу проводили к нему домой, а на следующий день королевское войско покинуло столицу. Он стал вести прежнюю жизнь – получать подарки от поклонников и дарить свои ласки самым богатым и знатным. Уступил он, наконец, и первому министру, и тот осыпал его милостями.

Год пролетел незаметно, и тут вдруг пришла весть о возвращении Ашурран. Можно представить, как был испуган Норимицу! Он поспешил к первому министру и умолял защитить его от гнева воительницы. Министр спрятал его в одном из своих домов за городом, и юноша чувствовал себя в безопасности. Как, однако, он ошибался в чувствах первого министра! Тот уже давно был увлечен какой-то певичкой, да и обстоятельства сильно переменились, и теперь дружба Ашурран была ему очень выгодна. Поэтому он тайно послал ей весть о том, где находится Норимицу.

Вечером юноша сидел в комнате, наигрывая на лютне, и тут вдруг в комнату входит Ашурран с обнаженным мечом в одной руке и кинжалом в другой. Норимицу побледнел, и язык у него отнялся от страха. Он выпустил из рук лютню, она упала на ковер и жалобно тренькнула.

– Видишь, я более постоянна в своих чувствах, чем господин первый министр, – сказала Ашурран. – Прошел год, а я все еще тебя люблю, он же успел к тебе охладеть.

– Однако господин министр никогда не угрожал убить меня своей рукой, – сказал юноша, едва шевеля губами.

– Что за печаль, он предпочитает убивать чужими руками. Это он открыл мне, где ты находишься.

У Норимицу страх уступил место глубокой печали. Он закрыл лицо рукавом и долго молчал.

– Что же, ты так любишь его, что так горюешь о его предательстве? – сказала Ашурран с презрением.

– Ах, сударыня, я горюю о себе самом. Видно, красота моя – не дар судьбы, а проклятие, которое станет причиной моей погибели. Нет для меня защиты от чужого вожделения. Уступить – смерть, и не уступить – смерть. Каждый хочет, чтобы я принадлежал только ему, а я принадлежу только театру. Лишь ему я отдаю свою любовь и верность. Если в этом моя вина перед вами, рубите!

Он откинул волосы с шеи и склонил голову.

Ашурран была поражена его мужеством и твердостью. Поняла она, что нет у нее над юношей власти. Она засунула клинки в ножны и подняла Норимицу с колен.

– Верно, была я неправа, думая, что любовь можно получить золотом или угрозами. А без любви мне твои ласки пресны, хоть красив ты, как молодая луна, и строен, как тополь.

Отстегнув свой кошелек, полный золота, бросила она его к ногам юноши и ушла.

С этого дня Норимицу затосковал, потому что не хватало ему грозного блеска синих глаз Ашурран. Никогда раньше любовники не обнажали перед ним клинка и не пытались овладеть им насильно. Случалось ему получать от них подарки куда роскошнее, чем дарила Ашурран, однако никто не мог сравниться с ней в настойчивости и пылкости чувств.

Словом, не прошло и недели, как юноша Норимицу был влюблен без памяти в воительницу Ашурран. Он прислал ей ключ от своей спальни, но она ключа не приняла и сама не явилась. Юноша проплакал всю ночь. Вот как переменчива судьба! Раньше он лил слезы из-за того, что Ашурран его любила, а теперь – из-за того, что она была к нему холодна.

Норимицу отправился к королю и сказал, что хочет он отдохнуть от столичной жизни и поправить свое здоровье в деревне. Видя, что юноша и вправду бледен, и дух его угнетен, король дал ему отпуск на месяц, хоть и сожалел, что столица будет лишена красоты Норимицу. Тогда юноша с замиранием сердца отправился к Ашурран и бросился ей в ноги.

– Что ты здесь делаешь? – изумилась она.

– Ах, сударыня, с тех пор, как вы меня оставили, мне жизнь не мила.

– Возвращайся в свой театр, – сказала она холодно, думая, что он притворяется.

Юноша Норимицу заплакал и сказал:

– Я выпросил у короля отпуск на месяц, чтобы провести его с вами. Если вы меня прогоните, я уеду из столицы в деревню, чтобы там предаваться печальным размышлениям.

При виде его слез и покорности страсть заново разгорелась в Ашурран.

– Не лучше ли предаться любовным утехам! – сказала она, увлекая его на ложе.

И каждую ночь они стали проводить друг подле друга, сплетаясь в объятиях, под одним одеялом, как две половинки грецкого ореха под одной скорлупой. Наслаждению их не было границ. Через месяц Ашурран щедро одарила Норимицу, и они расстались с легким сердцем, вспоминая друг о друге только хорошее и не тая обиды. Всем бы любовным историям такой счастливый конец!

Однажды юноша по имени Ошия прибыл в столицу из города под названием Адуаннах. Ошия был сыном писца и писцом в управе наместника Адуаннаха. Всегда ему хотелось получить образование и высокий пост в Кассандане. Одна беда: не было у Ошии связей в столице, и денег у него тоже не было, а без этого не попадешь ни в университет, ни в управы важных чиновников. Зато у него была тонкая талия, волосы цвета спелой пшеницы и золотистые глаза с длинными ресницами. Когда Ошии исполнилось шестнадцать лет, он решил: раз боги не наградили его ничем, кроме красоты, нужно ею воспользоваться. Юноша отправился в столицу, чтобы там добиться благосклонности какого-нибудь большого человека. Говорили, что королевские военачальники любят красивых мальчиков и щедро их одаривают, а особенно славится среди них щедростью воительница Ашурран.

Шел Ошия по улице, дивясь на чудесную резьбу на зданиях да богатые лавки, как вдруг столкнулся с какой-то женщиной. Была она в одежде простого королевского воина, в кожаном панцире и с мечом у бедра.

– Прошу меня простить, сударыня, – сказал Ошия и поклонился, потому что был он юноша вежливый и воспитанный.

Женщине это понравилось. Она улыбнулась юноше и спросила:

– Видно, вы в столице недавно?

– Истину видят ваши глаза, сударыня. Я здесь всего неделю.

Они разговорились, и Ошия учтиво пригласил ее отобедать с ним. Подали им жареную утку с лимонным соусом, лепешки и пальмовое вино. За обедом Ошия расспрашивал ее о столице, и она отвечала приветливо, улыбаясь и бросая на него жаркие взгляды. Женщина сказала, что зовут ее Нуш, и служит она под началом воительницы Ашурран.

– Ах, какая удача! – воскликнул Ошия. – Может быть, вы сможете устроить мне с ней встречу.

– Зачем же вам понадобилась Ашурран? – спросила Нуш.

– Может быть, я ей понравлюсь, и она даст мне должность при дворе, – ответил юноша.

– Вот уж не думаете ли вы, сударь, что сможете за просто так получить от Ашурран должность при дворе? – усмехнулась Нуш.

Юноша покраснел и сказал:

– Я буду выполнять все ее желания, и высказанные, и невысказанные.

Нуш засмеялась:

– Вы, конечно, хороши собой, сударь, но таких просителей к ней приходят тысячи. А каждый чиновник норовит подсунуть Ашурран своего сына или племянника, надеясь завоевать ее дружбу.

Услышав это, Ошия повесил голову.

– Видно, придется мне возвращаться домой несолоно хлебавши, – воскликнул он.

– Подождите печалиться, может быть, я вам еще помогу. Только вот незадача – а если сама Ашурран вам не понравится?

– Что вы, сударыня! – тут уже юноша засмеялся. – Все знают, что Ашурран хороша собой, как весенний день, и глаза у нее цвета грозового неба, а кожа белая и нежная, как лепестки жасмина, и стан стройнее молодого тополя. Счастье тому, на кого упадет ее благосклонный взор.

– Что же вы сделаете, когда окажетесь с Ашурран наедине? – спросила Нуш, обнимая юношу за талию.

Надо сказать, что юноша давно уже поглядывал на ее высокую грудь. Тут его дважды приглашать не пришлось – прижался он к женщине и лихо поцеловал в губы. Она посадила его к себе на колени, и стали они друг с другом заигрывать да руки под одежду запускать. Закончив обед, они поднялись в комнату Ошии и забавлялись на ложе до самого утра. И очень Ошии понравилась новая знакомая, потому что была она горячая и опытная, не то что скромные девчонки из Адуаннаха.

Так и стала Нуш к нему заглядывать. Ночью они любовным утехам предавались, а днем она ему столицу показывала. Не думал Ошия, что люди в столице могут жить беднее его, однако у Нуш денег и золота совсем не водилось. Так что юноша угощал ее обедом и даже подарил гребень для волос и серебряный браслет. Все бы хорошо, только деньги у него понемногу кончались, а с Ашурран встретиться никак не удавалось. То она на охоте, то на приеме у короля. Один раз Нуш даже провела его в приемную, только он там зря просидел целый день – Ашурран так никого и не приняла.

– Давай, я тебя с другими военачальниками познакомлю. Они, конечно, девушек больше любят, но и от мальчика не откажутся, – сказала Нуш.

– Не очень-то мне по сердцу мужчины, – сказал Ошия. – Да и воительница Ашурран больше мне в душу запала по рассказам.

– Тяжело нам будет встречаться, если она тебя к себе возьмет, – вздохнула Нуш.

– Что ты! – испугался Ошия. – Хоть и жалко мне с тобой расставаться, а придется. Если Ашурран станет моей госпожой, я буду ей верен и душой, и телом. Если с ней мне будет хоть вполовину так хорошо, как с тобой, я буду почитать это за счастье. А когда она захочет со мной расстаться, то уж, верно, выхлопочет какое-нибудь хорошее место, и тут мы с тобой снова сможем встречаться. Может, у меня и домик свой будет, и тебе не придется ходить в гостиницу.

Видно было, что Нуш довольна его речами.

Скоро, однако, случилось несчастье. Пришла как-то раз Нуш к Ошии поздно вечером, и в руках у нее было какое-то письмо.

– Можешь ты его прочесть? – сказала она, потому что сама была неграмотная.

Ошия зажег свечку, сел читать письмо и побледнел. Было оно от воительницы Ашурран и приказывало тайно схватить женщину по имени Нуш, состоящую в королевском войске, и без суда и следствия умертвить.

– И за что же она на тебя так ополчилась, что приказывает тебя убить! – вскричал он, беря ее за руки. – Тебе надо бежать, и сейчас же!

Нуш повесила голову.

– Я ни в чем не виновата, меня оклеветал ее любовник, которому я отказала. А теперь ждет меня бесславная смерть. И бежать мне некуда – заставы, верно, уже все предупреждены, а мне даже переодеться не во что.

– Подожди меня здесь, – сказал Ошия. – Я куплю тебе другую одежду.

Юноша шел по улице и раздумывал. Какой случай ему подвернулся – если выдать Нуш, можно заслужить доверие и признательность Ашурран, а там и до постели ее недалеко. Однако же был этот способ противен его натуре. А от мысли, что Нуш могут убить, сердце его останавливалось.

Вернувшись, разложил он перед ней кофточку и юбку, какие носят крестьянки.

– Переодевайся, душа моя. Я помогу тебе выйти из города. Скажу, что ты моя жена. Нас двоих никто не заподозрит. А потом можешь укрыться в моем доме в Адуаннахе.

– А как же ты? – Нуш опечалилась. – Ты же хотел стать любовником Ашурран!

– Верно, не судьба, – вздохнул юноша. – Буду, как раньше, работать писцом. А может быть, ты добьешься высокого положения и обо мне не забудешь.

Нуш была растрогана. Она обняла Ошию и поцеловала.

Тут вдруг раздался стук в дверь и грубые голоса:

– Открывайте именем короля!

Ошия перепугался и шепнул Нуш:

– Прячься вон в тот сундук!

Так она и сделала. Юноша открыл дверь, а на пороге десяток королевских воинов.

– Есть у нас сведения, что здесь скрывается преступница Нуш! Отвечайте, сударь, немедленно: где она?! – рявкнул сотник.

Понял Ошия, что запираться бесполезно, и сказал:

– Верно, была она здесь, только я не знал, что она преступница. Дал я ей немного денег, и она ушла, а куда, не знаю.

Тогда сотник взял его под локоток, отвел в угол и заговорил доверительно:

– Сударь, на эту преступницу сама Ашурран ополчилась. Если бы вы подсказали, где ее можно найти, Ашурран бы лично вас вознаградила, а щедрость ее всем известна.

Ошия притворно всплеснул руками:

– Какая жалость, что я ничего не знал об этом! Такой награды лишился! Ах, не спать мне сегодня ночью от сожалений…

Тогда сотник посмотрел на него строго и сказал:

– Если выяснится вдруг, что вы знали, где она, и не сказали, то ждет вас совсем незавидная участь, и от сожалений вы совсем спать перестанете, сударь! А не боитесь вы, что сама же Нуш вас убьет, чтобы вы не смогли ее выдать?

– Ах, какие ужасы вы рассказываете, сударь! Да я теперь к ней и близко не подойду, а если вдруг узнаю, где она прячется, то сразу же вам донесу.

– Да что вы с ним разговариваете! – сказал один из воинов. – Надо комнату обыскать!

И сотник приказал обыскать комнату. Ошия моргнуть не успел, как из сундука вытащили Нуш и скрутили ей руки.

– Ах ты обманщик! – заорал сотник и ударил Ошию по лицу – впрочем, не очень сильно, для острастки.

И юноше тоже скрутили руки и потащили прочь из гостиницы, а потом бросили в тюрьму. Был он так напуган, что не знал, на том он или этом свете. Рукава его промокли от слез. За что ему такое несчастье! Приехал в столицу за деньгами и почестями, а теперь угодил в каменный мешок, и как бы ему теперь с головой не расстаться!

Утром привели его на допрос и стали спрашивать: верно ли, что преступница Нуш при нем ругала Ашурран, столичных чиновников и самого короля? Что хотела его подослать к Ашурран и через него за ней шпионить? Что колдовством хотела извести королевскую военачальницу? Однако Ошия отвечал, что ничего такого ему не известно. Тогда пригрозили ему, что если он не подтвердит все эти обвинения, то никогда из тюрьмы не выйдет. Юноша залился слезами и ничего не отвечал. Стали ему грозить пытками, и он чуть дыхания от страха не лишился, но все-таки продолжал молчать. Тогда сотник сказал:

– Отведите его к госпоже Ашурран. Пусть она сама его пытает и казнит, по своему обычаю.

Ошия ужаснулся и побледнел, как покойник. Его подхватили под руки и потащили по лестнице в какой-то кабинет, а там бросили на пол. Видит он: стоит кто-то перед ним, в щегольских красных сапожках с вышивкой на отворотах и с длинным мечом в ножнах. Понял юноша, что это сама Ашурран, встал на колени, склонился низко и сказал:

– Сударыня, пощадите Нуш, никогда она против вас не злоумышляла и всегда говорила только хорошее.

Ашурран тут рассмеялась и подняла его с колен. Смотрит Ошия и не верит своим глазам: у женщины и лицо Нуш, и глаза ее синие, и косы черные, только одета она в бархатный кафтан, отороченный мехом рыси. Тут он от избытка чувств потерял сознание, а когда очнулся – лежал в богато обставленной комнате, и Нуш-Ашурран вытирала ему лоб мокрой тряпкой. Поцеловала она его и сказала:

– Прости, мой златоглазый, что подвергла тебя такому испытанию. Теперь вижу, что ты юноша не только красивый, но честный и верный. Счастье для меня взять тебя на службу.

Ошия не смел поверить своей удаче. Об Ашурран давно он уже не мечтал, и только Нуш занимала его мысли. А тут вдруг это одна и та же женщина! Припал он к ее коленям и признался в своей любви.

Ашурран сделала Ошию своим секретарем. Днем он работал в ее кабинете, а ночью предавался с ней любовным утехам, и не было человека счастливее него. Были они вместе год, и Ашурран все это время не заводила других любовников и в веселые дома ходила редко, а своих рабов и наложников раздарила кому придется. Перед тем, как отправиться на войну, она выхлопотала Ошии должность чиновника в городской управе. Там он достиг больших успехов и стал богатым человеком. Ашурран же он никогда не забывал. Иногда он посылал ей весточку, переодевался в одежду писца и приходил в ту гостиницу, в которой жил раньше. А тут глядь – и появляется сама Ашурран, в одежде простого воина, и они снова проводят вместе ночь, как в старые времена. И ни разу они не поссорились, не повздорили, и никогда Ошия в немилости не был и страданий не познал. Так людям добродетельным и честным судьба отмеряет счастье полной мерой, и удача сопровождает их всю жизнь. Урок, который следовало бы усвоить всем молодым людям!

История Аридди из Кассанданы

В мирные времена королевские воины развлекались в городах, посещая веселые дома, питейные заведения, базары и народные гуляния. Даже в Кассандане нередко можно было увидеть на террасе какой-нибудь таверны шумную компанию в панцирях и с оружием, которая сидела там сутки напролет, и количество выпитого вина и съеденных яств не поддавалось исчислению. Горожане спешили пройти мимо, потому что воины буянили, орали похабные песни и задирали прохожих. Только женщины иногда украдкой вздыхали, глядя на статных вояк, и не только юные девушки, но и замужние дамы. А обитательницы веселых домов очень любили королевских солдат и офицеров, потому что были они горячи и щедры, если им угодить.

Сама Ашурран частенько сиживала в таких компаниях и порою, напившись, буянила не хуже своих грубых сотников. Всем известно, что была она среди тех, кто стащил с постаментов статуи славных прародителей королевской династии и уложил их в непристойную позу прямо на площади. И говорят, что сам король, узнав об этом, не мог удержаться от смеха. Вот такая репутация была у воительницы Ашурран. Однако не все ее шалости были столь невинны, и случалось ей стать причиной горя ни в чем не повинных людей.

Однажды сидела она на террасе таверны "Золотой фазан" со своими воинами, и слуги только успевали подносить им вина и закуски. А в это время проходил по улице бедный чиновник по имени Аридди. Было ему всего шестнадцать лет, и нечасто в своей жизни ел он досыта. Остановился он, принюхиваясь к запаху жареного гуся с яблоками, и тут его заметила Ашурран. Она посмотрела на юношу и увидела, что он тонок и строен, как тополь, и облик его исполнен изящества, хоть одет он в бедное платье. Подумала она: верно, эти пепельные кудри вьются сами по себе, потому что вряд ли ему по средствам завивать их у цирюльника, и ресницы эти так черны и густы от природы, а не от краски.

Приказала она привести юношу, и было это исполнено. Аридди посадили за стол с воинами, и поначалу он был очень смущен и не знал, что ему делать. Однако Ашурран разговаривала с ним ласково, сама подливала ему вина, и юноша осмелел. Она стала расспрашивать его, и он рассказал, что после смерти отца остался единственным кормильцем в семье. Тут пришла ей охота пошутить, и она сказала:

– Я подарю тебе этот кошелек с золотом, если проведешь со мной ночь.

Но юноша Аридди был горд и вспыльчив, и вино уже затуманило его разум. Забыв об осторожности, он ответил:

– Всем известно, что вы, сударыня, предпочитаете продажную любовь, но я не из таких. Мало чести в том, чтобы получить золото за любовные утехи. Я предпочитаю зарабатывать на жизнь по-другому.

Хотел он уйти, но Ашурран его удержала и сказала, что это была всего лишь шутка.

– Вам, богатым и знатным, лишь бы шутить над бедняками! – с горечью сказал юноша, не замечая, что его слова не по нраву женщине.

Она разозлилась, но не подала и виду, только глаза ее нехорошо сверкнули. Продолжала она подливать вина юноше, пока он совсем не захмелел. Тогда она подмигнула своему любовнику из числа сотников, и вместе они отвели Аридди наверх. Там они совлекли с него одежду и забавлялись с ним до самого утра, употребляя его самым непристойным образом, и как мужчину, и как женщину. А он был так пьян, что едва понимал, что с ним делают, и все происходящее казалось ему страшным сном.

Утром, когда Аридди проснулся, то увидел, что лежит он обнаженный рядом с Ашурран и ее любовником, и простыни запятнаны кровью, потому что был юноша до той ночи совсем нетронутым. Понял он, что это был не сон, и охватило его отчаяние. Попробовал он незаметно покинуть комнату, но не тут-то было.

– Куда это ты собрался? – сказал мужчина, удерживая его за руку.

Тут и Ашурран проснулась. Вместе они повалили юношу на постель и снова стали с ним забавляться. Аридди плакал и умолял его отпустить, но они не обращали внимания на его слезы. Женщина целовала его и ласкала, но ему были противны ее ласки. А когда мужчина овладел им сзади, Аридди почувствовал такую боль, что не удержался от крика.

Вдоволь натешившись, они оставили его и стали одеваться. Ашурран так насмехалась над Аридди:

– Вчера я хотела заплатить тебе золотом, но ты отказался. Вот и получается, что ты целую ночь ублажал нас бесплатно! В следующий раз уж не продешеви, возьми деньги вперед.

Когда они ушли, юноша Аридди, плача от стыда, решил повеситься на своем поясе. Он уже стал завязывать петлю, но тут пришло ему в голову: кто же будет после его смерти кормить семью? И заплакав еще горше, Аридди распустил петлю и отказался от мыслей о самоубийстве.

Стал он жить по-прежнему, только держался еще более гордо и замкнуто, чем раньше. Ашурран и думать о нем забыла, но он не забыл обиду, которую она ему нанесла. Иногда он плакал ночами и молился о том, чтобы отплатить ей когда-нибудь. Однако бог чаще слушает молитвы богатых, чем бедных. Так и Аридди было не суждено исполнить желаемого. Еще более тяжкие испытания выпали ему на долю. Видно, не в добрый час он родился! Будто мало пришлось ему пережить несчастий после смерти отца, тут еще и хозяин решил выгнать его из дома за долги вместе с матерью и младшими сестрами. Не было у них денег ни долг заплатить, ни другое жилье найти. Аридди стал просить хозяина об отсрочке, но тот не хотел уступать, потому что ему как раз подвернулась возможность выгодно продать эту землю. Под конец разговора хозяин сказал насмешливо:

– Ты красивый мальчик и, верно, заработаешь много денег, если будешь услаждать какого-нибудь богача.

Юноша Аридди побледнел и выбежал вон. Пришел он домой, посмотрел на мать и сестер, которые с плачем собирали их бедный скарб, и тоска сжала его сердце, а на глаза набежали слезы. Видно, придется им жить, как нищим, на улице! А ведь отец, умирая, заклинал его заботиться о них! Не мог он допустить, чтобы его мать и сестры пошли побираться. Как ни тяжело ему было, а надел Аридди свое лучшее платье, заколол волосы черепаховым гребнем да и пошел прямо к дому Ашурран-воительницы.

Увидела она юношу из окна и приказала впустить. Аридди бросился ей в ноги и сказал так:

– Сударыня, моя семья попала в беду! Помогите мне, и я выполню любое ваше желание, и высказанное, и невысказанное.

Ашурран его узнала и усмехнулась:

– Вряд ли мои желания будут тебе по сердцу.

– Это пусть вас не заботит, я на все согласен.

– Не сам ли ты говорил, что мало чести в том, чтобы получить золото за любовные утехи?

– Ради моей семьи готов я и честью пожертвовать.

– Что ж, будь по-твоему, – сказала Ашурран. – Землю вашу я выкуплю у хозяина. Пусть твоя семья остается на ней, сколько пожелает. А ты будешь служить мне и за каждый день службы получать золотую монету. Только если хоть раз проявишь непослушание или разгневаешь меня, в тот же час выгоню тебя из своего дома, и семья твоя пойдет побираться.

Горько было юноше слушать эти речи, и от тоски у него чуть дыхание не отнималось. Однако же пришлось ему согласиться.

Думал он, что умастят его тело дорогими благовониями, облачат в красивые одежды и отведут в спальню хозяйки. Но Ашурран отправила его на кухню.

– Верно, будешь ты самым дорогим поваренком в Кассандане, – сказала она насмешливо. – Никто из них не получает за день работы больше медяка.

И стал Аридди чистить овощи да посуду мыть, а повара смеялись над его гордым видом и норовили устроить ему какую-нибудь пакость. А уж воины вели себя совсем бесцеремонно, когда случалось им заглянуть на кухню: тискали юношу и шутили с ним непристойные шутки. И не раз он украдкой вытирал слезы в своей каморке, считая синяки да шишки.

Через месяц вызвала его к себе Ашурран и спросила:

– Всем ли ты доволен? Желаешь ли продолжать службу?

Юноша Аридди собрался с силами и сказал гордо:

– Готов я и не такое вытерпеть ради благополучия моей семьи. Прежнее свое место я потерял, и нечем мне больше зарабатывать деньги, кроме как служить вам.

Усмехнулась Ашурран и приказала ему прислуживать в ее личных покоях: подавать на стол, застилать постель и убираться в комнатах. Юноша Аридди вел себя предупредительно и послушно, да только видно было, что служба ему не по душе. И то правда, что воительницу Ашурран никто бы не назвал благонравной женщиной, и обычаи ее были далеки от монашеских. Часто в ее доме творились всякие непотребства с актерами, певичками, мальчиками из веселых домов, и Аридди стыдно было на это смотреть. Не знал он еще, что ему самому уготованы судьбой новые унижения.

Каждую неделю Ашурран устраивала пир и приглашала на него многих влиятельных чиновников и королевских офицеров. Славились эти пиры не только яствами и напитками, но и распутными забавами. Приводили туда девиц и юношей, чтобы они ублажали гостей. И вот один гость стал жаловаться, что не нашлось ему юноши по вкусу.

– Ну так присмотритесь, сударь, к тому, который подливает вам вина, – сказала Ашурран.

А это был как раз Аридди. Гость посмотрел на него и восхищенно зацокал языком.

– Сударыня, в вашем доме даже последний слуга отменно красив.

– Уступаю вам его на этот вечер. Только нрав у него строптивый и дерзкий, вы уж с ним построже.

Аридди едва кувшин из рук не выронил. Хотел он броситься к ногам Ашурран, да побоялся ее разгневать. Делать нечего – позволил он увлечь себя на подушки, лишь рукавом закрылся от стыда. И гости тешились с ним весь вечер, употребляя его и спереди, и сзади, как им нравилось. Когда юношу отпустили, до рассвета он проплакал в своей каморке. Однако утром облачился в свою обычную одежду слуги и вышел накрывать стол для завтрака.

– Всем ли ты доволен? Желаешь ли продолжать службу? – спросила его Ашурран.

Опустил он низко голову и сказал тихо:

– Я к вашим услугам, госпожа. Приказывайте.

Пришлось ему отныне ублажать гостей на пирах. Порой плакал он от стыда и отвращения, но все-таки покорялся. Ашурран же не обращала на него никакого внимания и в спальню свою ни за чем, кроме как постель застелить, не звала.

Время шло, и юноша Аридди совсем отчаялся. Служба его доставляла ему одни мучения, но как ему было уйти, ведь это был для него единственный источник заработка! Да и закладная на дом и землю была в руках Ашурран. Вдруг воительница все-таки решит выгнать его семью? Стал он бледнеть и худеть от этих мыслей. И пуще прежнего боялся вызвать недовольство Ашурран.

И вот вызвала она его к себе. Вошел он в ее кабинет, поклонился смиренно, а у самого сердце трепещет от страха. Ашурран сказала:

– Прошло уже три месяца, и я тобой довольна. Сегодня последний день твоей службы. Вечером можешь возвращаться домой. Ждет тебя там мой прощальный подарок – закладная на дом и землю и приданое твоим сестрам.

Юноша Аридди был так потрясен, что не мог найти слов благодарности. Стоял он, опустив голову, и только слезы катились у него по щекам. Посмотрела на него Ашурран недовольно и велела ему выйти вон и больше на глаза ей не попадаться.

Тем же вечером доложили ей слуги, что вынули юношу Аридди еле живого из петли. Ашурран пришла в его каморку и села на постель.

– Что же ты делаешь, глупый мальчишка? – сказала она с упреком. – Сам говорил, что некому твою семью кормить, кроме тебя.

Юноша опустил ресницы и сказал тихо:

– Благодаря вам, сударыня, моя семья теперь обеспечена. Они во мне больше не нуждаются. А мне жить незачем, после того, что со мной случилось.

– Однако случилось это по твоей воле, – возразила ему Ашурран. – Никто тебя насильно в моем доме не держал.

– Ах, сударыня, по моей воле или нет, а все равно я опозорен навеки. Лучше бы мне удавиться на своем поясе после встречи с вами. Тогда пришел бы я к вратам загробного царства чище, чем сейчас.

Ашурран помолчала и сказала так:

– Хотела я тебя только проучить, потому что считала вздорным и глупым. Но не думала, что ты решишь расстаться с жизнью. Разве я виновата в том, что случилось с тобой? Я тебе щедро заплатила и не принуждала ни к чему, не считая нашей первой встречи. Ради своей семьи ты пошел на позор и муку, а теперь хочешь покинуть их ради загробного царства?

– Недостоин я показаться на глаза людям! Даже вы ко мне за все время и пальцем не прикоснулись, верно, от презрения.

Ашурран усмехнулась:

– Зачем ты мне? В веселом доме можно купить ласки и дешевле, и слаще. Продажные мальчики любят меня и встречают с улыбкой, хоть я плачу им не золотом, а серебром. Ты же никогда не чувствовал ко мне расположения. Даже когда я угощала тебя в таверне, ты мне ни разу не улыбнулся и говорил одни дерзости. Верно, ты сейчас тот день проклинаешь, как самый несчастный в своей жизни. Но знай, никто не виноват в твоих несчастьях, кроме тебя самого. Моими руками судьба тебя наказала за высокомерие.

– Ах, сударыня, у бедняка только и есть, что его гордость, а вы и ее у меня отняли.

– А ты думаешь, я родилась богатой и знатной? Да в твои годы у меня только и было добра, что меч и седло. А коня, на котором я въехала в Кассандану, я взяла как трофей в бою. И все остальное я мечом завоевала, а не придворной лестью. Ты же ни на что не годишься, кроме как бумажки переписывать. Даже на ложе от тебя мало толку! Горазд только плакать и жаловаться.

Тут юноша Аридди не стерпел – вскочил на постели и крикнул гневно:

– Сударыня, я больше не ваш слуга, так что не смейте меня оскорблять! Может, я ни на что и не гожусь, кроме как переписывать бумажки, да только я с четырнадцати лет на свой заработок кормлю семью, а вы, верно, в жизни ни о ком не заботились!

– Таким ты нравишься мне больше, – усмехнулась Ашурран. – Раздумал уже умирать?

Тут юноша Аридди решил, что ему уже нечего терять, и воскликнул:

– Не хочу я умереть, не познав еще раз ваших объятий. Раз уж не могу я вам заплатить золотом, заплачу за ночь с вами головой!

И предерзко поцеловал Ашурран в губы.

Думал он, что велит она казнить его на месте, но она только засмеялась:

– Этот товар я отдаю бесплатно красивым юношам, – и поцеловала его в ответ.

Они предались взаимным ласкам прямо на его бедном ложе и остались довольны друг другом. Больше ничего не известно о юноше Аридди. Одни говорят, что Ашурран оставила его прислуживать у себя в доме, а другие – что отправила домой с богатыми подарками. Однако, без сомнения, история его может служить назиданием молодым людям. Судьба вознаграждает тех, кто смело идет к поставленной цели и без жалоб сносит невзгоды и неудачи!

Когда королевское войско под началом Ашурран вступило в Архизу, простой народ встретил его ликованием, радуясь, что избавится от набегов варваров и произвола чиновников. Особенно радовались королевским воинам торговцы, хозяева таверн и обитатели веселых домов. Всем известно, что воины тратят деньги только на вино и развлечения, да еще на оружие. Князь Архизы с приближенными, однако, был очень недоволен, ведь пришел конец его планам объединиться с варварами и начать мятеж. К тому же приходилось ему кормить и поить войско во время его пребывания в Архизе, как того требует королевский закон. Боялся он также бесчинств, которые могли учинить воины в городских стенах. Однако на словах князь был очень приветлив с Ашурран и ее сотниками. Он устроил в их честь большой пир в своем замке, на котором присутствовали все богатые и знатные люди Архизы с женами и детьми.

На пиру рекой лилось дорогое вино, подавались изысканные закуски, зажаренные целиком кабаны и олени. Гостям прислуживали красивые юноши и девушки, а развлекали их искусные музыканты и танцоры. Но Ашурран никак не могла преодолеть скуку. Сказала она своим сотникам с досадой:

– Что за провинция! Не вижу я среди благородных семейств ни одного красивого мальчика, словно бог отказал этой земле в благословении.

Тут один сотник усмехнулся и ответил:

– Я думаю, что они своих юношей попрятали на женских половинах, так же как и девушек. Не по сердцу им мысль, что их сыновья и дочери станут путаться с королевскими воинами. Захотят еще сбежать с нами в столицу или в войско вступить! А еще опасаются они, что ты захочешь взять заложников.

И еще он добавил вот что:

– Был я несколько лет назад в Архизе и видел старшего княжеского сына. Тогда он был похож на нераспустившийся бутон, а сейчас, верно, прелесть его достигла расцвета.

Глаза у Ашурран так и загорелись. Ускользнула она с пира под каким-то предлогом и пробралась в сад, избежав встречи с охранниками и слугами. Говорили про Ашурран, что она ловка и хитра, как змея, и запертая дверь для нее не преграда. Верно, стать бы ей королевой всех воров, если бы это занятие было ей по душе. И на войне нередко удавалось ей пройти во вражеский лагерь незамеченной и вернуться обратно. Что по сравнению с этим замок князя Архизы!

Шла Ашурран по саду, и вдруг из высокого окна донесся до нее голос, поющий любовную песню под звуки лютни. Был этот голос так красив, что дыхание в груди замирало, и слезы на глаза наворачивались. Не теряя времени даром, Ашурран взобралась по стене и заглянула в окно. В роскошно обставленной комнате сидел юноша дивной красоты и пел, подыгрывая себе на лютне.

Воительница сразу догадалась, что это и есть старший сын князя Архизы, потому что был он одет в дорогие шелка, и весь его облик дышал благородством. Прелесть его затмила бы и луну шестнадцатой ночи! Кожа его была нежнее лепестков жасмина, глаза в обрамлении черных ресниц сияли, как звезды, а губы напоминали полураскрытый бутон розы в лучах вечерней зари. Каштановые кудри юноши были собраны на затылке серебряной заколкой с аметистами. Ашурран показалось, что заколка его воткнута ей в сердце. Желание разгорелось в ней, подобно лесному пожару. Не медля, толкнула она створки окна и впрыгнула в комнату.

Увидев ее, юноша удивился, но не испугался. Спросил он с достоинством:

– Кто вы такая, сударыня, и что вы делаете в покоях князя Архизы?

– Я пришла украсть его самую большую драгоценность, – усмехнулась Ашурран и схватила юношу в объятия.

Княжеский сын был юноша благонравный и кроткий, во всем послушный родителям. А ведь говорили они, что королевские воины – люди развратные и дурные, следует избегать общения с ними! Поэтому попытался он оттолкнуть Ашурран, но не тут-то было. Была она сильной, как барс, и без труда увлекла его на ложе. Поцелуи ее растопили бы горный ледник, а княжеский сын был по натуре юноша пылкий, хоть и воспитывался в строгости. Поначалу он смущался и краснел, но вскоре забыл о скромности и ответил на страсть Ашурран со всем жаром юности. Всю ночь они предавались любовным утехам. На рассвете воительница покинула юношу, узнав на прощание его имя – Иринео. Когда пожелал он узнать, с кем провел ночь, она ответила так:

– Я скажу тебе свое имя, если откроешь мне окно сегодня вечером.

И с этими словами выпрыгнула в окно и выбралась из сада, никем не замеченная.

До вечера юноша Иринео был сам не свой от волнения. Долго он терзался сомнениями: открыть ли окно синеглазой женщине или рассказать все родителям? Если все раскроется, не миновать ему сурового наказания. Вряд ли достойно юноши из знатного рода путаться с женщиной старше себя, да еще из королевского войска. Но когда он вспоминал ее синие глаза и жаркие поцелуи, кровь бежала быстрее в жилах, и по всему телу разливалось сладкое томление. Решил он, что не будет вреда, если он еще несколько раз с ней встретится. А потом, должно быть, она сама его забудет.

Сказавшись больным, Иринео ушел в свою комнату пораньше и стал готовиться к приходу любовницы: наряжаться да волосы укладывать. Облачился он в серебристо-серый шелк, который был ему очень к лицу, надел жемчужные ожерелья и браслеты, расчесал волосы. Волнистые пряди ниспадали по обе стороны его лица, придавая ему неизъяснимую прелесть, глаза и губы были подведены перламутровой краской. Никогда еще юноша Иринео не заботился так о своей внешности. Если подумать, то к чему все эти ухищрения, ведь все равно красивые одежды будут сорваны в порыве страсти, локоны растреплются во время любовных утех, а краска сотрется под жадными поцелуями. Но разве помнит об этом тот, кого сжигает любовная горячка!

Охваченный нетерпением, юноша никак не мог дождаться темноты. Вот и село солнце, однако женщина все не появлялась. Иринео не находил себе места. Он уже забыл, как сомневался, следует ли ему продолжать эту связь. Наоборот, теперь он ничего так не хотел, как снова познать объятия своей любовницы. В тоске принялся он наигрывать на лютне, но петь не мог, потому что голос срывался. Чуть не плача, оставил он лютню и закрыл лицо рукавом, уверенный, что Ашурран не придет. И тут же рука ее скользнула ему за пазуху. Иринео не смел поверить своему счастью. Снова они сплелись в объятиях и наслаждались друг другом до самого утра.

В эту ночь Ашурран открыла юноше, кто она такая. Он был поражен и обрадован. Подарила она ему перстень с сапфиром и сказала так:

– Если тебе потребуется помощь, пришли мне этот перстень, и я тебя выручу.

Стали они проводить ночи на одном изголовье, и страсть их друг к другу становилась все сильнее. Но все же не могло это продолжаться долго. Отец Иринео узнал обо всем и решил отправить сына под надежной охраной в свой летний замок Фарлонг. Велено было посадить его под замок и никого к нему не впускать.

Вечером Ашурран пришла, как обычно, к окну Иринео. Глядь, а оно закрыто, и света нет. Стукнула она в него пару раз, но никто ей не открыл. И не ведала она, что Иринео в это время уже сидел в башне княжеского замка и лил слезы у решетчатого окошка. А тут и шум в саду поднялся, залаяли собаки, замелькал свет факелов, и пришлось ей уходить, несолоно хлебавши. Разозлилась Ашурран и решила забыть неверного мальчишку. Однако не покидали ее сомнения, ведь до сих пор Иринео был с ней нежен и уступчив. Утром Ашурран облачилась в парадную одежду, препоясалась мечом и отправилась в дом князя Архизы.

– Где ваш старший сын Иринео? Я хочу с ним поговорить, – сказала она.

Глаза у князя забегали. Раньше не верил он, что Иринео и вправду встречается с Ашурран. Думал, врет мальчишка, чтобы его напугать. Но тут, похоже, было чего опасаться. Стал он юлить и отнекиваться, пока Ашурран не потеряла терпение.

– Сударь, если вы сейчас же не дадите мне с ним увидеться, то лишитесь моей милости навеки. И если вдруг кому-то вздумается сжечь ваш дом и похитить вашего сына, я еще подумаю, прийти ли к вам на помощь, – в ярости произнесла она.

Перед лицом столь откровенной угрозы князь признался, куда отослал юношу. Ашурран потемнела лицом и сказала так:

– Вы хотели спасти его от меня, а сами ввергли в опасность куда худшую! Разве вам не известно, что сегодня к вечеру в Фарлонге будет войско Шайенны!

Услышав это, князь побледнел, как покойник. Ведь Шайенна был предводитель варваров, которые разоряли границы Архизы. Был он известен своей воинской доблестью, но больше того – своей жестокостью и распутством. И не знал князь, что лучше: чтобы Шайенна убил его сына или чтобы вернул его опозоренным. Но все же был он отец Иринео, а поэтому стал умолять Ашурран спасти юношу.

Скрипнув зубами, он сжала рукоятку меча и сказала так:

– Вы сами распорядились судьбой своего сына. Теперь никто не сможет ему помочь. Мое войско не готово к походу. Но даже если я выступлю сейчас, без припасов и снаряжения, то буду в Фарлонге только завтра. К тому времени варвары уже захватят замок, несмотря на все ваши с ними переговоры. Шайенна вел их, чтобы выиграть время и усыпить вашу бдительность. Он не нуждается в вашей помощи, чтобы захватить Архизу. Вы по своей глупости и жадности потеряете не только сына, но и все княжество.

Как громом пораженный, князь упал на колени и зарыдал, умоляя Ашурран о милосердии.

– Покарайте меня со всей жестокостью, но спасите Иринео! Он слишком юн, чтобы расплачиваться за грехи своего отца!

Ашурран молчала, преисполненная гнева, и взгляд ее был мрачнее тучи.

– Сударыня, не жалеете меня, пожалейте моего сына! Ведь он так вас любит! Не по доброй воле он покинул мой дом, я приказал увезти его силой. А он не переставал плакать, говоря, что умрет в разлуке с вами! И просил передать вам вот этот сапфировый перстень с его прощальным приветом, да только я этого не сделал.

Увидев перстень, Ашурран побледнела, выхватила его из рук князя и выбежала вон.

Не теряя времени даром, она собрала своих сотников и сказала:

– Нужно мне три десятка верных людей, чтобы отправиться в Фарлонг. Предприятие это опасное, и мало кто вернется из него живым.

Сотники ответили:

– Ты наша предводительница, и все войско пойдет за тобой, куда ты прикажешь. Все равно нам придется сойтись в бою с варварами, почему бы не сейчас? Пройдем путь налегке, а припасы отобьем у противника.

Так и порешили. Королевское войско двинулось в путь, а Ашурран с тридцатью воинами поскакала впереди на самых быстроногих конях, и не одного им пришлось загнать в этой скачке. К вечеру они были в Фарлонге. Сражение уже закончилось, к небу поднимался дым пожарищ и варварских костров. Цветущий край был разорен и разграблен. Варвары встали лагерем у развалин княжеского замка и праздновали победу.

Ашурран оставила своих людей в засаде, надела поверх кольчуги одежду из кожи и меха, какую носят варвары, и тайно пробралась в лагерь. Потребовалось для этого все ее умение, и не раз казалось, что вот-вот ее задержат часовые. Однако удача сопутствовала ей, и никто ее не остановил. Без труда нашла она шатер Шайенны, потому что был он самым большим и красивым. Перед шатром сам предводитель пировал со своими воинами, а на коленях у него сидел юноша Иринео, бледный и в разорванной одежде. На шее у него был надет ошейник с цепочкой, а другой конец цепочки варвар не выпускал из рук.

Ашурран видела, что юноша испуган до крайности, и в глазах у него блестят слезы. Верно, пришлось ему натерпеться страху! Да только ждала его этой ночью гораздо более горькая участь. Предводитель варваров посматривал на юношу похотливо и шарил по нему руками, а временами целовал. Хоть Иринео дрожал от отвращения, а приходилось ему покоряться. Прошло немного времени, и Шайенна повел юношу к себе в шатер, чтобы натешиться с ним вволю.

Сказала себе Ашурран: "Не раз мне приходилось отдавать мальчиков на забаву воинам; видно, пришла пора хотя бы одного избавить от такой участи".

Она обогнула шатер, прорубила шкуры и ворвалась внутрь. Шайенна уже сжимал юношу в объятиях и распускал завязки на его одежде. Увидев Ашурран, он вскочил и выхватил меч, а юноша Иринео громко ахнул и разрыдался.

– Я вызываю тебя на поединок, Шайенна, и призом в нем будет этот мальчишка, – сказала Ашурран.

Варвар засмеялся.

– Вокруг тысячи моих воинов. Если я прикажу, они изрешетят тебя стрелами, женщина. Лучше убирайся отсюда подобру-поздорову. Мальчишка мой, и я собираюсь с ним как следует позабавиться.

– Этот мальчишка – старший сын князя Архизы и мой любовник, а я – королевская военачальница Ашурран. Я стану драться за него с тобой один на один, как велит обычай. А если ты прикажешь меня убить, твои воины скажут, будто ты испугался женщины. И еще скажут, что тебе сладкие губки дороже честного поединка.

Шайенна заскрежетал зубами от злости, но делать нечего, пришлось ему согласиться. Вышли они из шатра и приготовились к поединку. Воины окружили их кольцом, издавая боевой клич и стуча мечами по щитам. Один из воинов держал Иринео за цепочку на шее, чтобы тот не сбежал в суматохе. Но юноша и не думал бежать, он не сводил восхищенного взгляда со своей любовницы и молился о том, чтобы она победила варвара в поединке. Что будет потом, бедный юноша не думал. А ведь ясно было: даже если Ашурран убьет Шайенну, то им обоим не выбраться живыми из лагеря.

Поединок начался. Могучий варвар теснил воительницу, нанося ей удар за ударом, но она ловко уворачивалась и отбивала его клинок, двигаясь легко, будто танцуя. Говорили, что в бою Ашурран не было равных, ни среди женщин, ни среди мужчин. Играючи избегала она самых коварных приемов и сама наносила удар с быстротой молнии. Но все же был Шайенна сильным противником, и порой приходилось ей тяжко. Через какое-то время притомились оба и все чаще вытирали пот со лба. У каждого одежда уже окрасилась кровью в нескольких местах, но раны были незначительны.

– На что ты надеешься, женщина? – сказал Шайенна. – Если ты меня убьешь, мои воины тут же тебя прирежут, а мальчишку твоего замучат до смерти. Откажись от поединка, и я верну его тебе через неделю, живого и здорового, с богатым выкупом.

– Не нужны мне объедки с твоего стола, варвар, – ответила она с насмешкой. – Отдай мне мальчишку сейчас, и я оставлю тебя в живых.

Шайенна взревел и бросился на нее, она же парировала удар с превеликим искусством. Стали они драться дальше, и начал варвар одолевать королевскую военачальницу. Вот меч его задел бедро Ашурран, и она пошатнулась. Сердце у Иринео замерло, руки-ноги похолодели от страха. Но Ашурран собрала последние силы, и тут увидели все, как меч ее запылал раскаленной сталью. Ударила она варвара в грудь, так что острие клинка прошло сквозь кольчугу, как сквозь масло, и вышло из спины на две пяди. Шайенна, предводитель варваров, упал на землю и умер.

Воины закричали и подняли мечи. Однако никто не решался напасть первым. Все видели мастерство Ашурран, к тому же вид ее казался им страшен. Глаза ее сверкали грозным блеском, и напоминала она обликом богиню войны с огненным мечом в руке. Но все же преодолели воины страх и начали подступать ближе. В это время вдруг раздался шум, и небо прочертили горящие стрелы.

– Королевское войско! – закричали все.

Тогда юноша Иринео выхватил у варвара кинжал из-за пояса и полоснул его по рукам. Так ему удалось освободиться. Он подбежал к Ашурран и поддержал ее одной рукой, а другой с воинственным видом выставил клинок.

– Мы умрем вместе, – сказал он.

Однако улыбнулась Ашурран и ответила:

– Я проделала такой длинный путь не для того, чтобы умереть. И сегодня мы с тобой не умрем, мой серебряный.

А кругом продолжали падать стрелы, и несколько шатров запылало. Воины бросились к границе лагеря, собираясь отразить атаку королевского войска. Никто не подозревал, что это воины Ашурран, которых она оставила в засаде, числом не более трех десятков. Скрываясь в лесу, они обстреливали лагерь, и казалось, что их тысячи. В поднявшейся суматохе Ашурран с Иринео выбрались из лагеря, убивая варваров направо и налево, и никто не мог их остановить. Когда же наступил рассвет, к Фарлонгу подошло королевское войско. Встав во главе его, Ашурран нанесла варварам сокрушительный удар. Обратились они в бегство, бросив обозы с провиантом и награбленной добычей.

Так Ашурран одержала очередную победу, и не только над варварами, но и над сердцами горожан. Хоть и не хвасталась она своим подвигом, однако все узнали, как спасла она юношу Иринео от участи худшей, чем смерть. Он же после освобождения из плена влюбился в нее без памяти и тосковал, когда случалось ему не видеться с ней хотя бы день.

Вернувшись в город, Ашурран властью, данной ей королем, лишила князя Архизы княжеского сана и всех имений, передав их его старшему сыну Иринео, а было ему тогда всего лишь шестнадцать лет. Нашлось, конечно, множество недовольных этим решением, но воительница только смеялась.

– Отец его чуть не сжег Архизу в огне мятежа, вы думаете, что сын его будет хуже? Уж он-то никогда не станет заключать союза с варварами.

В конце концов жители Архизы смирились с юным князем, тем более что Иринео был рассудителен и достойно справлялся со своими обязанностями. Часто он обращался за советом к городским сановникам, и не было у него недостатка в учителях и советниках. Годы его правления были мирными и счастливыми. Варвары больше не решались угрожать Архизе, помня урок, которым преподала им Ашурран.

Проведя в Архизе год, королевское войско двинулось в обратный путь. Тяжело было Иринео расставаться с Ашурран, и немало он пролил слез в тоске и печали. На прощанье он подарил ей свою серебряную заколку с аметистами, которая была на нем в ночь их встречи, и сказал так:

– Если ты попадешь в беду, я приду к тебе на помощь, где бы ты ни находилась, даже если придется мне выступить против Древнего народа или магов высшей ступени. И нет нужды подавать мне знаки, это сделает мое сердце.

У Ашурран слезы выступили на глазах. Обняла она Иринео и сказала:

– Желаю тебе счастья, удачной женитьбы и долгой жизни.

И пожелания ее сбылись все до единого. История Иринео навечно осталась в памяти людей, как пример того, что суровая воительница Ашурран была способна совершать безумства во имя любви.

Король Огинта был человек суровый, но справедливый. Правил он железной рукой, и если принимал какое-то решение, никто не мог его отговорить. Казалось, не ведает правитель страхов и сомнений, однако было это не так. Страшился король умереть бездетным, ибо долгое время все его жены и наложницы оставались неплодны. Только в возрасте пятидесяти лет стал он отцом. И передать невозможно, как любил он своего единственного сына и как беспокоился о нем. Были приставлены к нему бесчисленные няньки, слуги, охранники, которые следили во все глаза, чтобы мальчик не ушибся и не поцарапался. Так тряслись над ним отец и мать, что даже не выпускали за дворцовую ограду.

И не думал король Огинта учить принца военной науке или управлению государством. Вначале полагал он, что рано сыну его забивать себе голову премудростями. А потом стал король опасаться, что теперь, когда у него есть законный наследник, захотят противники от него избавиться. Отравят втихомолку, а на престол посадят принца Хасидзаву и станут править от его имени. Принц юн и неопытен, легко отравить его сердце его уговорами и посулами. Поэтому по приказу короля не пускали к юноше никого из королевских министров и приближенных, чтобы избежать дурного влияния. Пуще же всего не доверял король собственным военачальникам. Льстивых и обманных речей от них ждать не приходится, другим они опасны: пробудят в принце вкус к распутству и рискованным развлечениям, развратят, а может, и приведут к гибели.

Так и подрастал принц Хасидзава, не видя никого, кроме слуг да воспитателей. Ни меча в руках ему держать не доводилось, ни в седле сидеть. Из всех развлечений оставалось ему книжки читать и гулять в саду, слушая пение птиц да речи наставников. Наставников отец подбирал ему из числа людей пожилых, не думающих уже о радостях плоти. А прислуживали ему с детских лет только евнухи. Конечно, не видели ничего дурного в Кассандане в том, чтобы вступать в связь с управляющими и секретарями, и не один знатный господин грешил со слугами или служанками. Однако король боялся, что умный человек соблазнит принца и станет вертеть им, как хочет. Поэтому в наложниках у принца были только очень юные мальчики и девочки, искусные в науке любви, но неискушенные в дворцовых интригах.

В слепоте своей король полагал, что уберег принца от всех возможных опасностей. Все же плохо знал он своего сына, потому что видел его редко, занятый делами государства. Не подозревал король, что юный принц все сильнее тоскует в своей золотой клетке и только ждет возможности от нее избавиться.

Когда исполнилось принцу шестнадцать лет, красота его расцвела, как распускаются по весне цветы на вишневом дереве. И хоть никто его никогда не видел – ни народ, ни придворные, ни войско – все же слухи о его красоте неведомыми путями разошлись по стране. И вошло в привычку у людей говорить о привлекательных юношах: "Красивее него только принц Хасидзава!"

Как-то сидела королевская военачальница Ашурран на террасе таверны "Золотой фазан" и, по своему обыкновению, пировала с сотниками и прочими воинами рангом пониже. Пили они много вина, шутили и смеялись, обсуждая свои приключения, в том числе любовные. Зашла у них речь о том, кто самый красивый юноша в королевстве. Каждый хвастался своими любовниками, не отставала от них и Ашурран, и было ей что рассказать. Вино ударило в головы спорщикам, и чуть дело не дошло до драки, но тут сказал один из сотников:

– Не о чем тут спорить. Каждый знает, что самый красивый юноша в королевстве – наследный принц. Говорят, он так прекрасен, что цветы распускаются при его приближении, а райские птицы умолкают от стыда за свое оперение.

И Ашурран ответила ему с хмельной улыбкой:

– Правда твоя, приятель. Ах, ничего бы я не пожалела, чтобы хоть одним глазком увидеть принца Хасидзаву. А если бы пришлось мне разделить с ним ложе, то, верно, могла бы я после этого умереть счастливой.

Случилось так, что слова ее услыхал один из посетителей таверны, купец по имени Иэясу. На следующий день пришел он в ее дом и сказал так:

– Сударыня, если кто и может устроить вашу встречу с принцем, то только я. Часто прихожу я к его наставнику, продаю ему книги и свитки, рассказываю столичные новости. И сдается мне, что ни одной этой встречи принц Хасидзава не пропускает. Стоит он по другую сторону узорной решетки и прислушивается к нашим разговорам. Принесу я несколько книг про войну, про ваши подвиги расскажу, посею в душе принца любопытство, а там уж как судьба распорядится.

– Что же ты хочешь за это? – усмехнулась Ашурран.

Иэясу поклонился и сказал:

– Разве доблестная Ашурран пожалеет золота, чтобы наследный принц узнал о ней?

Воительница рассмеялась:

– Должно быть, это новый способ просить милостыню. Но мне нравится твоя наглость, купец. Ты меня развлек, поэтому на вот, держи, – и бросила ему пригоршню монет.

Не верила она, что у Иэясу что-нибудь получится. Может, он и пытаться не станет. Поэтому, как только он вышел за порог, забыла о нем Ашурран и больше не вспоминала.

А купец Иэясу купил книг, и еще взял из своих товаров красивый меч, изукрашенный драгоценностями. Давно он не мог его продать, потому что ни у кого не находилось денег на столь дорогую вещь. Пришел он к наставнику принца, и стали они пить зеленый чай из фарфоровых чашек и вести беседу. Глядь – из-за узорчатой решетки опять за ними кто-то наблюдает. Показал тогда Иэясу наставнику меч и сказал, что принадлежал он-де раньше самой воительнице Ашурран. И давай рассказывать про ее приключения и любовные победы. Так он соловьем разливался, что даже евнухи-стражи пришли послушать. И пару раз показалось Иэясу, что из-за решетки доносятся тяжкие вздохи.

Ушел он домой, потирая руки, и через неделю снова принес книжки про военные подвиги с чудными картинками. Совсем Иэясу не удивился, когда старенький наставник отдал ему за меч прекрасную золотую шкатулку с жемчугом. Тут любой бы догадался, что это принц заплатил за меч тем, что у него было. Видно, семя упало на благодатную почву. Иэясу снова завел разговор о военных утехах, о бранной славе да о вольной жизни королевских воинов. И опять послышались ему вздохи за решеткой. Пришел он к Ашурран и доложил о своих успехах. Задумалась она, и хоть по-прежнему недоверие было в ее сердце, все же провела она ночь в мечтах о королевском сыне.

А через несколько дней пришел к ней какой-то человек, в котором без труда можно было признать евнуха, и сказал так:

– Сударыня, один знатный господин желает тайно с вами встретиться и послушать о ваших сражениях с эльфами и врагами короля.

Сердце у Ашурран затрепетало, и сразу подумала она о принце, хоть евнухи служили во многих богатых домах Кассанданы и порою помогали своим хозяевам устраивать встречи с любовниками.

Глубокой ночью села Ашурран в паланкин с завязанными глазами. Пронесли ее по улицам столицы, петляя беспрерывно, чтобы нельзя было определить направление, и провели в роскошно обставленную комнату. Горели в ней светильники в виде драконов, пол был устлан коврами, стены расписаны цветами и птицами. Евнух накрыл для нее столик с яствами и ушел. Тут заметила Ашурран, что за узорной решеткой, прикрывающей арку в стене, кто-то есть. Виден был лишь смутный силуэт, но сердце подсказало Ашурран, что это юноша, высокий и стройный. Когда он заговорил, стало ясно, что она права. Ашурран была очарована его голосом, звучащим, как струны арфы, и благородным обхождением. Не сомневалась она уже, что это принц Хасидзава. В первое мгновение даже ощутила прославленная воительница робость, хоть этого давно с ней не случалось.

Юноша стал ее расспрашивать жадно, и она все рассказывала ему без утайки. Много приключений пережила Ашурран за свою жизнь, и наделена она была умением вести приятную беседу и нравиться людям. Так что не заметили они за разговорами, как прошла ночь. Сожалели оба, что приходится им расставаться. Ашурран так же вывели из дворца с завязанными глазами и доставили к ней домой. Удивлялись воины ее задумчивому виду, но она никому ничего не рассказала, только собрала, не считая, золотых монет и украшений и отправила в дом купца Иэясу.

Через два дня на третий евнух снова провел ее во дворец, и снова она всю ночь напролет занимала принца военными байками да рассказами о сражениях. Юноша едва дышал от волнения, внимая ее речам. Стали они встречаться таким образом чуть не каждую ночь, и никто не знал про их встречи, кроме главного евнуха, которого щедро одаривали оба. Но все же до сих пор юноша боялся показаться из-за решетки, и Ашурран не видела его лица, он же ее видел хорошо.

Мало-помалу привык принц Хасидзава к Ашурран, и захотелось ему пить с ней вместе чай и обмениваться свитками и картами. Так они порешили: поставили в комнате расписную ширму, Ашурран села по одну сторону, а принц по другую, закрыв лицо покрывалом. Увидев его белую руку в широком рукаве, показавшуюся из-за ширмы, Ашурран чуть с ума не сошла. Больше всего ей хотелось схватить юношу в объятия, но смиряла она свои порывы. Все же через несколько дней не удержалась она и поцеловала изящное запястье, и юноша не сразу руку отнял и не выговаривал ей за это слишком сурово. И решила Ашурран, что в следующую ночь овладеет им, и будь что будет.

Пришла она снова к принцу, и поговорили они какое-то время. Тогда взяла она юношу за руку, и он не отнял руки, только спросил нерешительно:

– Правду ли говорят, сударыня, будто ни один мужчина не может вам отказать?

– А вот это мы сейчас и проверим, – сказала Ашурран.

Отшвырнула она ширму в сторону и сорвала с принца покрывало.

Закрылся он в ужасе рукавом, а она знай его обнимает и целует, распуская на нем пояс.

– Вы же дали мне честное слово, сударыня! – пролепетал принц. – Неужели лгут люди, что нерушимо слово воительницы Ашурран?

Та засмеялась:

– Верно, дала я вам честное слово, что не стану заглядывать за ширму и просить вас снять покрывало. Так я этого и не делаю.

Увлекла она его на ковер, расстегнула на нем одежды и залюбовалась на его красоту. И то правда, что не нашлось бы юноши красивее принца Хасидзавы во всем королевстве. Ни одно перо не в силах описать прелесть его лица и телесное совершенство. Охватило Ашурран вожделение, и совсем она забыла о почтительности, покрывая поцелуями и ласками его прекрасное тело.

Попробовал было принц ее оттолкнуть и сказал:

– Оставьте меня, сударыня, или я закричу.

– Кричите, – усмехнулась Ашурран. – В тот же час сбегутся сюда охранники, и тайна наших встреч станет известна по всему городу.

С этими словами припала она к его алым губам, и покорился ей принц Хасидзава, и больше ничего не говорил, только стонал и вскрикивал тихонько, Ашурран же делала с ним, что хотела. Истомленный ласками, уснул он на ее груди, а она до утра держала его в объятиях и наглядеться на него не могла.

На рассвете разбудила воительница принца и сказала ему так:

– Что вы прикажете мне, сударь? Прийти ли мне еще, или вы больше не захотите меня видеть? Готова я принять любое ваше решение.

Юноша зарделся от смущения и шепнул тихонько:

– Приходите завтра.

Ашурран не смела поверить своему счастью. Сердце ее пело от радости.

– Скажите мне ваше имя, сударь, – попросила она, – чтобы я знала, кому обязана наслаждениями этой ночи.

Принц опустил голову.

– Запрещено мне видеться с такими, как вы, и лучше не знать вам, кто я такой, чтобы опасность для вас была меньше.

– Разве мне бояться опасности, ваше высочество? – сказала Ашурран и поклонилась, как подобает кланяться особе королевской крови. – Давно я уже подозревала, кто вы, а сегодня убедилась окончательно. Уж очень вы похожи на вашего царственного отца, да пребудет над ним божье благословение. Не бойтесь, никогда я вашу тайну не раскрою и стану выполнять все ваши приказания. Все же хочется мне знать ваше первое имя, данное родителями при рождении.

И открыл ей принц, что зовут его Харуна.

С той поры чуть каждую ночь предавались они любовным утехам, и время пролетало для них незаметно, а взаимное желание только сильнее разгоралось. Понемногу стала Ашурран учить Харуну владеть мечом и кинжалом, и не знал он, что нравится ему больше, уроки военного мастерства или нежного искусства. Ашурран на все была ради него готова, он же томился в разлуке с нею и не мог дождаться новой встречи.

Однако мало было этого принцу, и стал он просить Ашурран вывести его за стены королевского замка. Не могла она отказать своему прекрасному любовнику. Придумали они тайный план, подкупили нескольких охранников и ранним утром ускользнули из дворца вдвоем. Оделись они как купцы с Юга, закрыв лица узорчатыми платками, так что видны были только глаза, и до полудня гуляли по столице, а потом принц вернулся во дворец. Так и пошло между ними – то ночь проведут на одном изголовье, доставляя друг другу удовольствие, то вместе выедут на охоту или на военные учения. И не мог нарадоваться принц такому повороту в своей жизни.

Были любовники осторожны, как олени на водопое, и ни разу их никто не заподозрил. Да только опасность подстерегала их не с той стороны, с которой ее ждали. Главный евнух был труслив, хоть и падок на золото. Решил он, что рано или поздно все раскроется, и тогда не миновать ему сурового наказания. Лучше сейчас во всем повиниться и отвести от себя угрозу. Так он и сделал – рассказал обо всем королю.

Не поверил сначала ему король Огинта. Однако привел его евнух как-то ночью в покои принца Хасидзавы. Смотрит король, а чернокосая Ашурран держит его сына в объятиях и смыкает губы с его губами. В страшном гневе ворвался он в комнату.

– Вот как вы, сударыня, отплатили мне за мою благосклонность! Соблазнили моего сына и, верно, уже пообещали посадить его на трон вместо меня!

Ашурран побледнела и закусила губу.

– Всегда я была вам верна, ваше величество, и никогда у меня в мыслях не было желать вам зла. Толкнула меня на это только любовь к вашему сыну. Без меня чах он и тосковал в своем заточении. Неужели вы осудите меня за то, что я старалась по мере сил служить ему? И разве хорошо для королевства, когда сын ваш и наследник воспитывается, как девушка, а не как воин?

Пуще прежнего разгневался король Огинта.

– Не вам судить о воспитании моего сына! – крикнул он и приказал бросить Ашурран в тюрьму.

Встал тут принц Харуна Хасидзава и, глядя отцу в глаза, сказал решительно:

– Ваше величество, если вы хотите кого-то наказать, то накажите меня. Военачальница Ашурран появилась здесь по моему желанию и повелению. Ни в чем она не виновата и никогда не настраивала меня против вас. Напротив, говорила она о вас с уважением и любовью. Не поступайте опрометчиво, не лишайте себя вашей верной военачальницы, опоры и защиты трона.

Удивился король таким речам из уст сына, которого считал еще ребенком. Однако решения своего не изменил. Стражники надели на Ашурран кандалы, и воительница не сопротивлялась, только низко опустила голову, а щеки ее горели от обиды.

Ашурран бросили в тюрьму, а на следующий день король приговорил ее к казни за государственную измену. Приказ об этом расклеили по всему городу. Казнь должна была состояться через неделю.

Три дня принц Хасидзава не пил, не ел и с кровати не вставал, так велика была его тоска. Просил он отца о встрече, но король не пожелал его слушать. Юноша лил слезы, не зная, что ему делать.

А тем временем воины Ашурран взволновались, не веря обвинению. Хорошо им было известно, что никогда их военачальница не злоумышляла против короля. Стали они шуметь и говорить, что если даже славнейшую свою воительницу король повелел казнить, то теперь им тоже не сносить головы. К тому же, любили все Ашурран и не желали ей смерти. Стали сотники сговариваться о том, как бы им напасть на тюрьму. Дошла весть о приговоре и до сторонников Ашурран в провинциях, и многие стали в открытую грозить бунтом. Князь Архизы собрал войско и двинулся на столицу, желая освободить Ашурран, а если не удастся, то отомстить за ее смерть.

Узнал обо всем этом король Огинта, и беспокойство поселилось в его душе. Понял он, что недолго продержится на троне, если казнит Ашурран. Но все же гордость мешала ему отказаться от своих обвинений. К тому же, опасна была для него Ашурран, раз на ее защиту поднялось сразу столько людей. Кто знает, не захотят ли они видеть ее своей королевой – так думал правитель.

И вот уже начали сооружать плаху на главной площади Кассанданы, чтобы отрубить Ашурран голову при всем честном народе. Казалось, ничто уже не спасет доблестную воительницу.

Тогда Харуна помолился Единому богу, прося наставить его на путь истинный и подсказать пути к спасению. И бог послал ему видение. Принц припомнил уроки Ашурран, препоясался мечом, сплел веревку из своих шелковых одежд и с божьей помощью ночью выбрался из дворца. Ни один человек его не остановил. Добрался юноша до городских стен, за которыми стояло королевское войско, и явился прямо на совет воинов.

Вступил он в шатер, величаво подняв голову, и сказал:

– Я принц Харуна Хасидзава, единственный сын и наследник короля Огинты. Сдаюсь вам добровольно в заложники, чтобы вы могли обменять меня на вашу военачальницу Ашурран.

В первое мгновение даже грубые сотники онемели перед его красотой. Но потом некоторые пришли в себя и стали его высмеивать:

– Принц Хасидзава содержится во дворце под такой строгой охраной, что даже мышь мимо нее не прошмыгнет. Можешь хоть эльфийским принцем себя объявить, все равно мы тебе не поверим. Сейчас мы с тобой позабавимся, красавчик, и ты сразу расскажешь нам, кто ты такой и кто тебя послал.

Схватили юношу воины. Он побледнел, но головы не опустил и сказал им бесстрашно:

– Пошлите к королю гонца вот с этим перстнем и объявите ему, что сын его у вас в заложниках. Тогда и увидите, правду ли я говорю. Только так можно спасти Ашурран, а я хочу этого не меньше вашего.

Тут один из сотников поднес свечу к его лицу и воскликнул:

– Клянусь честью, правду он говорит! Посмотрите, как похож он на короля Огинту!

Тогда поверили ему воины. Пали они перед принцем на колени, прося простить их за дерзость. Тут же отправили гонца к королю. Король Огинта не поверил ни одному его слову и решил было казнить посланника. Однако донесли ему, что принца Хасидзаву не могут нигде найти. Присмотрелся тогда король к перстню и узнал тот, что подарил сыну на совершеннолетие. В глазах у него потемнело, дыхание чуть не прервалось от страха.

– Верните мне сына, и я выпущу преступницу Ашурран из тюрьмы. Пусть идет на все четыре стороны.

Так и поступили. Вывели Ашурран из подземелья, сняли кандалы и обменяли на принца.

Лишь на мгновение удалось любовникам прикоснуться друг к другу, и прочел каждый в глазах другого любовь и преданность. Изумилась Ашурран тому, что совершил ради нее Харуна.

Отец был так счастлив возвращению сына, что принялся обнимать его и целовать, едва сдерживая слезы. И просил он рассказать о том, как воинам удалось его похитить.

– Никто меня не похищал, ваше величество, – ответил принц Хасидзава. – Сам я вышел из дворца и отправился к воинам, потому что не знал другого пути спасти мою возлюбленную наставницу. Думала она о благе государства, когда учила меня тому, что следует знать воину и правителю. Разве я мог отплатить ей неблагодарностью?

Король был поражен его мужеством и твердостью. Не знал он поначалу, что и сказать. А Харуна бросился ему в ноги и стал заклинать отцовской любовью и королевским долгом простить Ашурран и вернуть ей чины и имения.

Помрачнел король, как грозовая туча, от такой дерзости. Но все же не мог он сердиться на своего единственного сына. Сказал он так:

– Верно, быть тебе справедливым и милосердным правителем, когда придет тебе срок сменить меня на троне. Выполню я сегодня твою просьбу, но больше никогда не смей меня ослушаться.

Отправил король Огинта письмо Ашурран с просьбой вернуться ко двору. Втайне надеялся он, что не поверит ему Ашурран и не решится прийти.

Воины пытались ее отговорить от такого опрометчивого шага, говоря, что теперь, когда принц Хасидзава снова во дворце, уже ничто не спасет ее от смерти. Ответила воительница:

– Поклялась я в верности королю Огинте, а клятва Ашурран – это не рубашка, которую выбрасывают, когда износится.

Пришла она во дворец и преклонила колено перед королем. При виде такой преданности подозрения покинули его сердце. Сошел король с трона, поднял ее с колен и заговорил ласково:

– Теперь я вижу, как ошибался в вас, сударыня. Прошу вас, возвращайтесь ко мне на службу. Хочу я дать вам серьезное поручение. Мой сын вырос, и пришла пора воспитать его доблестным воином, научить разбираться в военном деле и управлении войском. Будьте вы ему наставницей.

Возликовали от такого решения Ашурран и Харуна. Большего и пожелать им было нельзя. Отныне все дни и ночи проводили они вместе, и дивились люди их любви и согласию. Радовался король, глядя на успехи сына. Не прошло и десяти лет, как он отказался от власти и передал трон принцу Хасидзаве.

Призвал тогда Харуна Ашурран и сказал, что хочет сделать ее при себе первым советником, помня ее заслуги перед королевством, опыт и знания.

Улыбнулась Ашурран и сказала так:

– Люблю я тебя всем сердцем, как мужчину и как короля, и готова служить тебе, сколько хватит моих сил. Но какой из меня советник? Только и любо мне, что меч и копье, стяг и седло, война и охота. Больше пользы я тебе принесу на своем месте, оберегая границы королевства. Отпусти меня, мой драгоценный, если любишь. У нас с тобой теперь пути разные.

Так и осталась Ашурран военачальницей при короле Харуне Хасидзаве и одержала еще немало славных побед. Когда ее старший сын Индра достиг двадцатипятилетнего возраста, удалилась она от дел, передав ему управление войском.