"Тайны Монетного двора. Очерки истории фальшивомонетничества с древнейших времен и до наших дней" - читать интересную книгу автора (Польской Г. Н.)ШАМПАНЬОЛО, СИЭС И ДРУГИЕ…Промозглой осенью 1770 года к петербургской пристани подошел большой четырехмачтовый голландский барк. Вскоре, после того как был подан трап, измученные долгим и нелегким путешествием пассажиры начали сходить на берег. Одним из последних вступил на трап кучер графа П.Чернышева. По-видимому, он уже заранее отметил свое возвращение на родину, так как, находясь на самой середине трапа оступился, упал в воду и утонул. Его молодая жена-француженка не долго горевала. Через несколько дней после похорон так нелепо погибшего мужа она появилась в Москве и вскоре — в 1771 году — сочеталась законным браком с неким Пьером Туайли. Правда, через год он отдал богу душу, но смазливая вдова и в этом случае не очень убивалась. Офицер Шампаньоло — француз на русской службе — не мог остаться безразличным к судьбе своей весьма симпатичной соотечественницы и, не дождавшись окончания траура, повел невесту под венец. Затем Шампаньоло ушел в отставку и вместе с супругой переехал в Петербург, где стал содержателем меблированных комнат. На этом кончается их официальная биография и начинается тайная. Дважды госпожа Шампаньоло ездила в Голландию «на отдых». Вскоре, правда, петербургские власти получили секретное уведомление от «доброжелателя России», из которого узнали, что госпожа Шампаньоло, прибыв в Гаагу, совсем не отдыхала. Наоборот, она быстро нащупала связь с бандой международных фальшивомонетчиков и занялась согласованием весьма щекотливых вопросов, связанных с изготовлением русских фальшивых ассигнаций. За квартирой Шампаньоло в Петербурге был установлен негласный надзор, с прислугой и всем обслуживающим персоналом «по душам» побеседовали. Удалось установить, что в ближайшее время из Голландии в адрес семьи Шампаньло должна прийти какая-то важная посылка. Но что в ней, никто толком не знал. В это же время в Министерство иностранных дел доставили срочное донесение из Гааги от посла России князя Д.А.Голицына. В нем он сообщал, что, по имеющимся у него сведениям, в Голландии уже налажено производство фальшивых русских банкнот. Посол далее писал, что, как он полагает, это не политическая диверсия со стороны правительства Голландии, а результат деятельности банды международных фальшивомонетчиков, с которыми и установила контакт госпожа Шампаньоло во время своей первой поездки за границу полтора года тому назад. В достоверности своей информации посол просил не сомневаться, так как ему удалось организовать тайную встречу с тем гравером, который изготовлял клише для печатания русских денег. При этом он намекнул на то, что гравер развязал язык только после того, как получил от него, посла, порядочную сумму настоящих денег. Вот почему, когда 13 октября 1776 года к причалу петербургского порта подошел белоснежный парусник из Гааги, на пристани его уже ожидали представители властей. Среди документов, на разнообразный груз, размещенный в трюмах корабля, были и четыре извещения о посылках на имя госпожи Шампаньоло. В документах указывалось, что посылки из Гааги содержат кружева. После краткого совещания представители петербургских властей решили вскрыть при свидетелях эти четыре посылки. Как и следовало ожидать, в них оказались не кружева, а аккуратно перевязанные пачки фальшивых русских ассигнаций на общую сумму свыше 12 миллионов рублей — деньги по тем временам колоссальные. Их, конечно, изъяли, составили акт, который подписали и свидетели. В посылки вместо денег положили старую бумагу, и все аккуратно зашили. Зачем они это сделали — непонятно. Ведь в результате исчезла главная улика против госпожи Шампаньоло. Впрочем, так или иначе, фальшивомонетчицу арестовали, и вскоре она предстала перед генерал-прокурором князем А.А.Вяземским, который сам тщательным образом допрашивал ее — не замешано ли в этом грязном деле правительство Голландии или какого-либо иного государства. Госпожа Шампаньоло категорически отрицала подобные предположения. Престарелый генерал-прокурор не случайно напирал на возможное участие в изготовлении фальшивых денег правительств других стран. Примеров тому имелось множество. Поскольку опасения Вяземского не оправдались, было принято решение выслать за пределы России госпожу Шампаньоло, ее мать и брата. На другой день после допроса, 17 октября, на том же красавце-корабле, который привез почту, они покинули страну. История нашей Родины знает множество примеров того, как из-за рубежа пересылались в Россию фальшивые ассигнации. Но не всегда это заканчивалось столь безобидно, как авантюра госпожи Шампаньоло. И. А. Никотин, чиновник по особым поручениям при генерал-губернаторе В.В.Назимове, правившем в середине прошлого века в Северо-Западном крае, в своих воспоминаниях, опубликованных в журнале «Русская старина» в феврале 1902 года, писал: «Ни одна из местностей России, как мне кажется, не может поспорить с местным краем по фабрикации и торговле фальшивыми кредитными билетами. На мою долю выпало до 15 следствий по данному предмету, да это и немудрено.». Напомним — положение страны после Крымской войны было катастрофическим, как отмечал И. А.Никотин, «торговля фальшивками шла бойко». Но, если верить автору воспоминаний, все эти кустарные «монетные дворы» не шли ни в какое сравнение с продукцией, которая поступала из-за границы на одну суконную фабрику. 11 сентября 1859 года И.А.Никотин был приглашен к генерал-губернатору на секретную аудиенцию. Назимов ознакомил его с письмом, которое пришло из Петербурга. В нем сообщалось, что, по имеющимся сведениям, во вверенном Назимову крае появились исключительно хорошо изготовленные фальшивые ассигнации 10-рублевого достоинства. Один такой кредитный билет прилагался к письму. Назимов и его собеседник долго рассматривали банкноту, но ничего подозрительного не обнаружили. Все было на месте. Тем не менее, предстояло искать тот источник, который засорял фальшивками финансовые каналы страны. Задача сложная, но чиновник по особым поручениям не терял надежды ее разрешить. Во-первых, установил связь с людьми, которые в той или иной степени оказались в прошлом замешанными в фальшивомонетничестве. И во-вторых, отдал приказание всем почтмейстерам края установить, кто ведет переписку с заграницей, получает посылки из-за рубежа. Результат не замедлил сказаться. Уездный исправник Фогель, специализировавшийся на борьбе с фальшивомонетничеством, доложил Никотину, что «кое-кто» указал ему на бельгийского подданного Сиэса, директора Крайщанской суконной фабрики, расположенной в Вилейском уезде Виленской области. Фамилия этого господина оказалась и в сводной ведомости, где были перечислены лица, имеющие почтовую связь с заграницей. Правда, как директор суконной фабрики он мог вести переписку и даже получать товар из-за границы, но в этом случае посылки должны были превышать своим весом десятки пудов. А они весили самое большое полпуда… За корреспонденцией Сиэса стали следить, но, как назло, никаких посылок он в это время не получал. И когда Никотин начал уже колебаться, правильный ли путь он избрал, неожиданно пришло анонимное письмо. Его автор сообщал, что на имя Сиэса из Бельгии приходили посылки с фальшивыми 10-рублевками, но без номеров! Сиэс же с помощью специально изготовленного штампа допечатывал на кредитных билетах те номера, которые стояли на банкнотах, находящихся сейчас в обращении. И делал это настолько ловко, что никакого сомнения в их подлинности не возникало. Никотин решил спешить. Этот сигнал, хоть и анонимный, мог стать известен Сиэсу, который, конечно же, принял бы необходимые меры предосторожности или уничтожил бы все, что его уличало. Поэтому Никотин срочно выехал из Вильно. «Прибыв на фабрику поздно вечером, — вспоминает он, — я произвел у него дома обыск в присутствии станового пристава и понятых и в конце-концов нашел металлические цифры, совершенно тождественные тем, которые обыкновенно проставлялись на кредитных билетах десятирублевого достоинства». Господин Сиэс был глубоко возмущен обыском. Он обвинял Никотина в нарушении международного права, ссылаясь на свое бельгийское подданство, обещал жаловаться царю на самоуправство местной администрации. Однако Никотин все его тирады пропускал мимо ушей. Протокол обыска подписали понятые, становой пристав и сам Никотин, а претендующего на экстерриториальность Сиэса под конвоем отправили в Вильно. Местный художник нарисовал его акварельный портрет, который приложили к отправляемым в Брюссель документам с просьбой проверить, кто он, этот Сиэс, тот ли, за кого себя выдает. Тем временем бельгийский подданный продолжал буянить, требуя, чтобы его освободили. Он заявил, что набор цифр ему был нужен для того, чтобы маркировать ткань, выпускаемую фабрикой, и ни о каких фальшивых ассигнациях он не имеет никакого понятия. Вскоре пришел ответ из Брюсселя. В нем сообщалось, что на самом деле Сиэс никакой не Сиэс, а беглый каторжник, которого бельгийская полиция уже давно разыскивает. Более того, сообщалось, что в Брюсселе недавно арестовали гравера, обвинявшегося в изготовлении клише для печатания русских, бельгийских и голландских денежных знаков. Как впоследствии выяснилось, он же изготовил цифры для Сиэса. Затем из Брюсселя пришло еще одно сообщение: установлена бумажная фабрика, на которой два года тому назад сам Сиэс заказывал бумагу с водяными знаками. Бельгийская полиция просила своих коллег из России выслать их соотечественника на родину. Когда бывший директор фабрики узнал об этом требовании полиции, он попросил дать ему бумагу, перо и чернила. Через несколько часов Сиэс вручил Никотину прошение на имя царя с просьбой разрешить ему перейти в русское подданство. Свое ходатайство он объяснял множеством причин, в том числе и… прекрасным воздухом России. Получив отказ, он стал разыгрывать сумасшедшего. И все же, несмотря на все ухищрения, Сиэса выпроводили в Бельгию, где он был предан суду за свои прошлые преступления и приговорен к пожизненным каторжным работам. Из «Воспоминаний» бывшего чиновника Министерства внутренних дел царской России В.Н.Никотина, опубликованных в журнале «Русская старина» (№ 10,1906 год), с удивлением узнаешь, что в середине прошлого века в этом министерстве вынуждены были даже создать специальный отдел по борьбе с фальшивомонетничеством, В нем были два подотдела — по внутренним и международным делам. Первым подотделом руководил Б. С. Безсонов, талантливый сыщик. Когда стало известно, что где-то в глухой лесной чащобе Нижегородской губернии в старообрядском ските наладили производство фальшивых серебряных монет, он решил в одиночку их разоблачить. Известно, что старообрядцы — люди суровые, проникнуть в их тесный круг постороннему было просто невозможно. Безсонов взялся серьезно за дело. Он тщательнейшим образом изучил все старообрядческие премудрости, начитался книг, опростился и под видом странника с посохом и котомкой отправился из Нижнего Новгорода в Сергачский уезд, где, по слухам, был скит. После долгих поисков обросший, истощенный он пришел к старообрядцам. Те приняли его вначале настороженно, но, в конце концов, Безсонов сумел не только завоевать у них доверие, но и авторитет. Ему удалось доказать целесообразность переезда всей шайки фальшивомонетчиков в Петербург и там, под его руководством, сбыть свою нелегальную продукцию. И, представьте, все лесные бородачи собрались в путь и под водительством Безсонова прибыли в столицу. Здесь-то их и арестовали… А другим, заграничным, подотделом руководил не менее талантливый сыщик Ю. А. Юнге. Он умудрился в одиночку раскрыть и обезвредить группу фальшивомонетчиков, обосновавшуюся в Англии, без помощи Скотланд Ярда. Юнге отправился в Туманный Альбион, после долгих поисков вышел на преступников и в конце концов настолько втерся в их доверие, что привез всю шайку в Петербург, где их и арестовали. Интересно, что деньги они пересылали обычно в посылках, найти их было невозможно. Либо они засовывали их в огромные рулоны материи, либо — в сигары. Откроешь красивую деревянную коробку и любуешься ароматными сигарами. В таможне, правда, особенно не любуются, а ищут. Вот они и пересыпали сигары в другой ящик, и нюхали, и щупали. Но ничего не обнаруживали. А Юнге у них на глазах отгибал аккуратно первый табачный лист сигары и показывал пораженным таможенникам видневшийся кончик радужной бумаги. Фальшивые банкноты аккуратнейшим образом укладывали под последний лист и затем возвращали на место этикетку. Именно Безсонову и Юнге удалось раскрыть шайку фальшивомонетчиков, завозивших в Россию поддельные 50- и 10-рублевые кредитные билеты. Об этом деле, кстати, более подробно можно прочитать в «Судебных речах» известного русского юриста и общественного деятеля А. Ф.Кони, издания 1905 года. Здесь же мы расскажем только самую суть этого дела. 3 марта 1869 года в Санкт-Петербурге на Миллионной улице были задержаны купец 1-й гильдии Станислав Янсен 57 лет и его сын Эмиль 30 лет. В небольшом деревянном ящичке с металлическим барельефом Наполеона, который нес Эмиль, находились 360 фальшивых кредитных билетов 50-рублевого достоинства. Поводом к их задержанию послужило заявление санкт-петербургскому полицмейстеру от кабинет-курьера французского посольства Евгения-Людвига Обри. В нем он рассказал, что перед отъездом из Парижа в Петербург к нему обратился некто Риу с просьбой передать его шурину купцу Янсену деревянный ящичек, покрытый клеенкой, в котором, по его словам, лежали образчики модных вещей. Так как посылка эта была с малоценным содержимым, Обри бросил ее в мешок с дипломатической почтой весьма небрежно. Когда, прибыв в Санкт-Петербург, он доставал ящик из мешка, оказалось, что обшивка его порвалась. Он приоткрыл крышку и исследовал содержимое. В ящике, в двух пакетах, лежали 360 билетов 50-рублевого достоинства выпуска 1864 и 1865 годов. На другой день Обри известил полицмейстера об этой посылке и о том, что 3 марта за посылкой придут отец и сын Янсены. Они пришли, заплатили за услугу 20 рублей, по требованию Обри Эмиль дал расписку в получении посылки. После того как отца и сына задержали, Эмиль заявил полицейским чинам, что хотя посылка действительно адресованы им, но предназначена она третьему лицу. Кому? Эмиль отказался объяснить. По его словам, он не знал о содержимом ящика. Правда, во время обыска в их квартире был обнаружен еще один 50-рублевый билет, но Станислав Янсен объяснил его появление тем, что жена Мелина получила этот билет от неизвестного покупателя. Эти объяснения не смогли убедить полицию. Обыск на квартире Янсенов и сведения, полученные от многочисленных свидетелей, неопровержимо свидетельствовали — арестованы главные распространители получаемых из-за рубежа фальшивых денег. Уже давно в разных городах России отмечали появление поддельных, 50-рублевых билетов. К моменту ареста Янсенов их уже изъяли 647 штук на общую сумму 32350 рублей. В день ареста купцов в далекой Варшаве у сына содержателя гостиницы Якуба Шенвица нашли поддельных 50-рублевых банкнот на сумму 100000 рублей. Эксперты Экспедиции Заготовления государственных бумаг (Российского монетного двора) подтвердили, что эти билеты абсолютно идентичны тем, которые были изъяты у Янсенов. Несколько позже следователь Сумского окружного суда сообщил столичному полицмейстеру, что им обнаружено у инженера-путейца Августа Жуэ 92 фальшивых билета 10-рублевого достоинства. Он ими расплачивался с рабочими. Кроме того, у Жуэ извлекли из-под подкладки сюртука два письма от. Станислава Янсена. В одном из них купец сообщал о «посылке». Значит, 10-рублевые фальшивки также шли из Франции через Янсенов… Связались с парижской тайной полицией. Ее начальник Клод подтвердил, что французские агенты давно следили за отцом и сыном Янсенами. Одновременно Клод сообщил: по имеющимся у них сведениям Янсены имеют в Санкт-Петербурге сообщницу — модистку по фамилии Акар. И что Риу, в качестве передаточного звена, использован ими впервые, до этого они прибегали к помощи английских дипкурьеров, как бы мы сейчас их назвали. Получив это сообщение из Парижа, полиция поспешила в роскошный модный магазин на Михайловской улице. Но с 4 марта он был закрыт, а его владелица госпожа Жермен Акар поспешно, за полцены продав свое заведение, уже собиралась с огромным багажом в гавань, на немецкий корабль. Допрос Акар и постоянных посетительниц ее магазина показал, что Янсены выбрали чрезвычайно удобный метод распространения поддельных денег. В самом деле, кто из великосветских посетительниц магазина обратит внимание на сдачу, получаемую из рук весьма любезной, симпатичной француженки. Ну, а если и обнаружится потом, что эти деньги фальшивые, кто из барынь опустится до того, чтобы пойти скандалить или жаловаться в полицию? Фи, какой позор! Куда легче представить себе, что кто-то обманул бедную мадам Акар, а та, по простоте душевной, не очень-то разбиралась в русских денежных знаках. В тех же редких случаях, когда ей возвращали фальшивые кредитные билеты, она их беспрекословно меняла, извинялась и уверяла, что это козни конкурентов. Со своими модистками Акар была куда менее любезна, когда они выражали неудовольствие тем, что хозяйка рассчитывается с ними фальшивыми деньгами. А те, кто проявлял особую строптивость, как например, Маргарита Дозьер, выбрасывались на улицу. «Против каждого из русских людей, против всего нашего отечественного рынка, против нашего кредита и против целого общества — ввозом фальшивых бумажек ведется война, — от преступления здесь страдает и отдельная личность и целое общество», — писал А.Ф.Кони. С этими его словами нельзя не согласиться. Выше мы уже рассказывали о том, что старообрядцы, известные своей приверженностью к строгим нравственным правилам, довольно часто оказывались фальшивомонетчиками-. Их суровое следование всем предписаниям своей церкви оказалось сугубо внешним. В опубликованных у нас недавно воспоминаниях бывшего руководителя Московского уголовного розыска царской России Аркадия Францевича Кошко, он описывает, как он однажды руководил поимкой фальшивомонетчиков из среды старообрядцев. Весной 1912 года Кредитная канцелярия (подобие нашего Центрального банка) с тревогой известила полицию о том, что в обращении появились фальшивые сторублевки отличного качества. Чаще всего их обнаруживают в Поволжье и Читинской области. Когда А.Ф.Кошко получил из Канцелярии образцы фальшивок, он был поражен их совершенством. В сопроводительном письме его просили обратить внимание на следующие обстоятельства: разницу в рисунке «сетки» по сравнению с настоящей и на точку в конце текста, где говорилось о наказании за подделку банковских билетов. На настоящих же банковских билетах точка отсутствует. С одним из этих поддельных сторублевок А.Ф.Кошко пошел в Московский Купеческий банк и попросил кассира разменять его. Кассир, внимательно рассмотрев банкноту (и даже на свет), спокойно положил ее в кассу и принялся отсчитывать разменные деньги. А.Ф.Кошко, остановил кассира, сказав, что банкнота фальшивая. Кассир рассмеялся и только после того, как посетитель показал свое удостоверение и обратил внимание на злополучную точку, схватился за голову. Тем временем из разных концов России все чаще и чаще стали поступать тревожные сообщения о появлении фальшивых сторублевок. Надо было принимать решительные меры. А.Ф.Кошко разослал по всем сыскным отделениям Империи необходимые указания и, кроме того, начальству всех тюрем с просьбой сообщить, не находится ли в бегах кто-либо из преступников, отбывающих наказание за фальшивомонетничество. Из сыскных отделений ничего утешительного не поступило. А вот начальство Читинской каторжной тюрьмы сообщило, что шесть месяцев тому назад бежали два заключенных, приговоренных к длительному сроку за подделки пяти — и десятирублевых банкнотов. Их фамилии: Левендаль и Сиив. Все попытки их разыскать оказались безрезультатными. Тем временем волна фальшивок то нарастала, то, через несколько месяцев, шла на убыль. Полиция сбилась с ног, но результатов так и не добилась. А.Ф.Кошко пришел в отчаяние. И тут неожиданно на его стол положили донесение от начальника Читинского сыскного отделения, несколько отличающееся от его предыдущих. Хотя поиски сбежавших уголовников пока не увенчались успехом, указывается в донесении, тем не менее целесообразно подойти к этому делу как бы с другой стороны. «Живут у нас в Чите три брата С, местные золотопромышленники, богатые староверы, пользующиеся всеобщим уважением, — указывается в донесении. — Живут они замкнуто, дел их точно никто не знает. Я, разумеется, никаких улик против них не имею, но считаю своим долгом рассказать о подмеченном мною странном явлении. Младший из этих братьев часто ездит в Париж и всякий раз после его возвращений поддельные кредитки вновь наполняют край. В Чите они не появляются, но распространяются усиленно по округу. Я, было, хотел произвести у братьев С. обыск, но, боясь испортить дело, решил дождаться вашего распоряжения». Конечно, А.Ф.Кошко немедленно телеграфировал в Читу о том, чтобы обыск ни в коем случае не проводили и уведомил добросовестного читинского служаку о том, что туда немедленно выезжает опытный следователь Н.Н.Орлов. Три месяца мыкался он по золотоносным приискам края, да и в самой Чите пробыл довольно долго, где ничего достойного внимания, впрочем, не обнаружил. А вот на одном из отдаленных приисков он встретил чалдона» (промывателя золота вручную), который за бутылкой водки доверительно ему сообщил, что два сбежавших из тюрьмы каторжника, побывавших в этих краях сразу же после побега, похвалялись: мы, мол, нашли богатого капиталиста, согласившегося финансировать (чуть не написал «спонсировать») покупку необходимого оборудования для изготовления фальшивых денег. Имени этого капиталиста они не называли. Что же касается беглых, то след их давно простыл. Это было уже кое-что. Когда же Н.Н.Орлов сообщил, что один из братьев собирается в Париж, А.Ф.Кошко немедленно ответил, чтобы он сопровождал его до Москвы и здесь надзор за ним возьмут другие. Короче говоря, по просьбе А.Ф.Кошко в Париже к нашим двум россиянам присоединились два опытных полицейских агента. Вначале слежка за С. ничего не дала, кроме, может быть, его неожиданного посещения оперы, чего они, конечно, никак не ожидали от старовера и были очень удивлены этим. Затем оказалось, что он посетил небольшую, лавку, расположенную вдали от центра, где продавались изготовленные здесь же, в прилегающей к лавке мастерской, дорожные товары: чемоданы, несессеры и прочее. Пробыл он там долго. Уже одно это насторожило. Ведь рядом с гостиницей «Нормандия», где он жил, имелось множество прекрасных магазинов с куда более обширным выбором этих товаров. Тем не менее, его понесло, чуть ли не на окраину города. Странно… Неожиданно С. ночью скрылся из гостиницы, оставив в номере все свои вещи. Правда, он предупредил, что уехал в Лион и вернется через неделю. Помчавшись в Лион, французские агенты там его не обнаружили. Осталось одно — круглосуточно дежурить у гостиницы «Нормандия». Настроение у русских представителей, конечно, было подавленным. Прозевали. И вот действительно через неделю С. появился в гостинице с каким-то свертком. В этот же день он поехал к лавочнику, но уже без свертка. Вскоре хозяин вынес и помог С. разместить на экипаже чемодан весьма значительных размеров. Оставив для наблюдения за С. двух французских агентов, наши представители зашли к лавочнику. Оказалось, что С. уже четвертый раз в этом году приезжал за таким же чемоданом. Хозяин лавки откровенно признал, что у этого чемодана двойное дно. Тут же нашим представителям сообщили, что С. Потребовал счет и заказал билеты на поезд… До границы с Россией его не трогали, но как только он оказался в приграничном городе Александрове, его арестовали. Немедленно был осмотрен чемодан и в нем без труда обнаружили тайник, где лежали 300000 фальшивых сторублевых банкнотов — сумма по тем временам огромная. Напомним, что в ту пору в России ходили «полушки», т. е. полкопеечная монета, на которую можно было кое-что купить, например рогалик. Господин С, конечно, все отрицал. Его отправили в варшавскую тюрьму (Польша тогда входила в состав России). Одновременно, А. Ф. Кошко, во-первых, послал телеграмму в Читу с просьбой провести обыск в квартире братьев С. К сожалению, он ничего не дал. И, во-вторых, принялся активно искать «монетный двор». С этой целью в камеру, где сидел господин С. «подсадили» своего человека. Целых два месяца он просидел вместе с фальшивомонетчиком. И хотя ему удалось установить с ним доверительные отношения, но ничего важного в разговорах не узнал. Когда «подсадке» это ничем не заслуженное (хотя и хорошо оплаченное) сидение в тюрьме надоело, его решили выпустить, но сделать так, чтобы у С. не возникло никакого сомнения в том, что рядом с ним сидел действительно преступник. Все документы были оформлены как положено и на руки выдали справку о его освобождении. И тут С. решил воспользоваться тем, что его сокамерник выходит на свободу и попросил его вынести за пределы тюрьмы и отправить во Францию небольшое письмо. Тот талантливо разыграл комедию, отказываясь взять это письмо, так как боялся, мол, вновь попасть в тюрьму. В конце концов он милостиво согласился и вскоре письмо оказалось на столе у А.Ф. Кошко. На нем был адрес: — Париж, 25 улица Муни, мадемуазель Гренье. В нем господин С. просил повидать Левендаля и передать ему, что в Ницце все уничтожено и что он сидит в тюрьме. Поэтому мол никаких расчетов не будет. Письмо вновь запечатали в конверт и отправили по адресу. Одновременно, в Париж послали чиновника К., который уже был там недавно и вместе с С. вернулся в Россию. Трое суток К. следил за мадемуазель, но ничего подозрительного не заметил. Наконец, на четвертый день, когда господин К. собирался самыми плохими словами помянуть свою работу, он был вознагражден — глубокой ночью мадемуазель вышла из своего дома, озираясь по сторонам, быстро перебежала наискосок улицу и скрылась в подъезде довольно неказистого дома. Пробыв там минут двадцать, она вышла на улицу с каким-то рослым, неряшливо одетым типом. Попрощавшись с ним, она юркнула в свой подъезд, а ее спутник направился в сторону центра города. Летняя ночь всегда коротка, и именно в это время небо посветлело и К. сумел разглядеть лицо этого господина. Сомнений не было — перед ним был, бесспорно, Левендаль. Следуя за ним, чиновник К. заметил дом, в который вошел Левендаль. Пришлось опять, борясь с дремотой, стоять у могучей липы и ждать, что произойдет дальше. Но ждать пришлось, славу богу, недолго — Левендаль вскоре вышел из дома вместе с человеком невысокого роста, в котором К. без труда узнал небезызвестного Сиива. Подозвав нескольких полицейских, он без труда арестовал бывших каторжников. В полицейском участке они, не запираясь, все рассказали начистоту. По их словам С. помог им бежать, обеспечил одеждой и деньгами, а затем и перебраться во Францию. Затем он же, по частям, перевез в Ниццу все необходимое оборудование, краски, бумагу и дело пошло. Сначала С. платил аккуратно, но затем стал затягивать платежи. Перед последним приездом С. писал, что едет во Францию в последний раз, после чего уничтожит в Ницце «монетный двор» и, прекратив дело, рассчитается с ними по-царски. Получив письмо, Левендаль поспешил к Сииву с намерением скрыться… Виновные трое фальшивомонетчиков были приговорены к долгосрочной каторге. Конечно, власти предпринимали решительные шаги к тому, чтобы побороть фальшивомонетничество. Занимаясь составлением новых программ печатания монет, чиновники министерства финансов буквально с первых же шагов начинали думать об их защите. Так, в записке министра финансов, датированной 1 февраля 1867 года, «О выпуске в народное обращение новой разменной серебряной и медной монеты» читаем: «Для затруднения же подделки необходимо составить новые более красивые рисунки, приняв, кроме других улучшений, для надписей на монете два рода букв: выпуклые и вдавленные. Буквы эти требуют разного способа приготовления, и, следовательно, для выделки фальшивых штемпелей будет необходимо большое искусство». Необходимо отметить, что помимо большого искусства, производство вдавленных и выпуклых надписей требует еще и сложных технических приспособлений, в том числе и мощного прессового оборудования, которым, конечно же, «дикие» фальшивомонетчики не обладали. |
||
|