"Богатые тоже плачут. Том 1" - читать интересную книгу автора (авторов Коллектив)

Глава 1

Порыв холодного ветра распахнул окно. Стужей обдало лицо и руки больного.

– Ирма, прошу, закрой его, меня знобит. Сегодня что-то особенно не по себе, – тихо попросил Леонардо.

– Да тут у тебя совершенно нечем дышать, такой мерзкий запах, фу! – поморщилась женщина, изобразив на лице гримасу отвращения.

– Все равно, сделай это для меня – попросил он еще раз. – Закрой. И дай выпить.

– Бог мой, Леонардо, помилуй, ты сегодня только и делал что пил. А ведь завтра… Помнишь, какой день завтра? – Ты должен быть абсолютно трезвым, как стеклышко, чтобы подписать документы на продажу зерна.

– Ирма, у тебя нет сердца. Пощади. Ты же знаешь, я не усну без этого – голос больного осекся. – Ну, хоть глоток!

Но Ирма уже не слушала мужа. Ее давно перестали трогать страдания и муки почти не встававшего последние недели Леонардо. Равнодушно отвернувшись, она пошла к двери, прямая и стройная, молодая и привлекательная. Ее теперь мало заботили муки немощного, спившегося мужа, и она считала дни, когда наконец все это кончится.

Леонардо привык и к этому, привык, что единственным человеком, проявлявшим сочувствие и нежность, стремившимся облегчить его душевные и телесные муки была дочь от первого брака, его Марианна.

Сколько прошло времени, он не знал, – и потерял ему счет. Может одна минута. Может, час. И вот уже ее заботливые легкие руки вытирают испарину на его лице, отогревают замерзшие руки. Она подносит поближе к его лицу миску с горячим бульоном, осторожно ложечкой раздвигает пересохшие губы отца.

– Господи, папа, да кто же это оставил окно открытым? На улице ужасный холод!

– Ты же знаешь, дочка, Ирма не выносит запаха алкоголя.

– Но ведь ты болен, тяжело болен и не можешь встать с постели, – говорит она сквозь слезы.

– Ее можно понять и простить, дочка. Ирма выходила замуж за молодого и здорового мужчину. А теперь кто я… развалина.

Глаза Марианны наполнились слезами. Как хочется ей утешить больного отца, успокоить, уверить в своей преданности, любви. Голос девушки прерывается от волнения.

– Перестань, папа, ты совсем еще не старый. Ты у меня умный, красивый. Ты не виноват в своем несчастье.

– Ты не права, дочка, никто, кроме меня, не виноват. Я парализован, жалок. И никогда не был сильным, не мог бороться за место под солнцем. Обстоятельства всегда были сильнее меня. Вот я и искал спасения в этом проклятом зелье. Сначала удавалось, забывал обо всем. Даже о тебе, моей маленькой дочке. Как я теперь жалею об этом, если бы ты знала. – Каждый раз, глядя на тебя, думаю: зачем родился, зачем живу? Только горе тебе от меня.

– Не говори так, папа! А то я сейчас разревусь. Не родись ты на свет, и меня бы не было. Представь, я счастлива, что живу здесь, на нашем ранчо, по утрам гуляю в поле, любуюсь цветами…

– Тебе так мало нужно, дочка моя дорогая, чтобы быть счастливой.

Марианна бережно поднесла ложку к лицу больного, он поморщился, но чтобы не расстраивать дочь, делал через силу несколько болезненных глотков.

– Все! Больше не могу, Марианна. Спасибо. – Губы его сжались. – А теперь прошу: принеси немного выпить. Там, на кухне, должно быть, осталось что-то в графинчике…

Марианна решительно встала.

– Нет, нет, папа, и не проси. Не принесу. Отдохни немного. Закрой глаза и постарайся заснуть. Спокойной ночи, дорогой.

С тех пор как окончательно слег Леонардо, все дела по управлению хозяйством свалились на плечи Ирмы. Но это не тяготило женщину, наоборот она, чувствовала себя, как рыба в воде – все увереннее, с немилосердной жестокостью отсчитывая дни, когда станет полноправной и единственной владелицей ранчо. День начинался с разнообразных хлопот по дому, проверки счетов. Хорошо, что рядом был верный неизменный помощник, кузен Диего. И у него, знала она, были свои виды на будущее. Свои планы, где не последнее место отводилось ей, Ирме. Вот и сегодня утром, наметив предстоящие дела, не скрывая и не таясь от Марианны, обсуждали они происходящее в доме.

– Твой муженек уже проснулся? – осведомился Диего.

Дрогнули в кривой усмешке губы Ирмы:

– К сожалению.

– Потерпи, – успокаивал Диего. – Думаю, немного осталось. Последний приступ его почти доконал: в инвалидной коляске и то сидеть не в состоянии.

– Все! Больше не могу. Каждый день жду: вот, наконец, отмучилась. Но не тут-то было. И еще эта замарашка несчастная, Марианна. Сколько можно выносить ее?.. Ах, дорогой, где же ты был раньше? – Ирма нежно обняла Диего за шею, прильнула щекой к его щеке.

– Ну, ты бы все равно вышла за Леонардо, ведь у него есть то чего у меня нет – богатство.

– Богатство, говоришь? А где оно? Живем, словно нищие. Все должны скрывать, таиться…

– Ну Ирма, ты же сама убедила мужа в том, что деньги давно кончились и даже нечем заплатить прислуге. Знаешь, мне иногда кажется, что тебе просто нравится нищенствовать в этой помойке, плохо одеваться, изображать из себя бедную.

– Ты, очевидно, забыл, Диего, почему я так веду себя?

– Ну, хорошо, хорошо! Ты можешь продолжать врать своему муженьку, уверять его, что мы разорены. Но эта грязь в доме, бр-р-р-р! – кузен брезгливо огляделся. Взгляд его остановился на остатках не убранного с вечера ужина, немытых тарелках, неряшливом платье подруги, убогой обстановке. – Почему твоя падчерица Марианна тебе не помогает хотя бы по дому? Ты ничему не научила девчонку за эти годы. Абсолютная дикарка! Животное!

– Не нравится? Защищаешь? А вспомни, было время, мы вместе думали о ее воспитании. Но… ведь все это могло расстроить наши планы.

– Ты явно переборщила, дорогая. Она ведь вообще ничего не умеет. Не приспособлена к жизни. Умрет Леонардо, что с ней будет?

Увлеченные разговором Ирма и Диего не заметили остановившейся в дверях Марианны. На руках у нее повизгивал крохотный щенок, она нежно ласкала его, прислушиваясь к словам Диего. Тот, слегка смешавшись от ее взгляда, подошел к девушке, пытаясь загладить неловкость. Потрепал Марианну по щеке, погладил руку, смеясь полуобнял. Но Марианна с силой оттолкнула его, глаза загорелись непритворным гневом.

– Не трогай меня, слышишь: отпусти!

– Ну, ладно, ладно, я пошутил. Недотрога! Ты стала такой красивой. То ли еще будет! Только вот надо мыться каждый день, Марианна, ты уже взрослая девушка, должна сама понимать.

– Да что я, одурела, что ли? Жена нашего пастуха говорит: кто часто моется, тот часто болеет, выпадают волосы клочьями… Чего ты смеешься?

– Звереныш, дикий звереныш! – Диего обернулся к Ирме, как бы призывая ее в свидетели, но та уже ушла в комнату Леонардо, плотно прикрыв за собой дверь.

Ночь не принесла облегчения больному. Еще более осунулось лицо, глаза блестели лихорадочным блеском. Едва войдя в комнату мужа, Ирма услышала его полушепот.

– Не уходи, хочу поговорить с тобой. – Леонардо мучила одышка, каждое слово давалось с трудом.

– Я-то думала, тебе хочется выпить, – насмешливо проговорила она.

– Да, хочется. Но после. А сейчас скажи мне: сколько у нас осталось на счету в банке?

Не поведя бровью, Ирма бесстрастно уставилась на мужа.

– Мало. Почти, считай, ничего. Ты ведь знаешь, последние годы урожаи были плохие. И управляющие подворовывали.

– Поэтому ты и призвала на помощь своего двоюродного брата?

– Мы с Диего делаем все, что в наших силах. И если бы не он, мы бы все давно с голоду тут перемерли.

– Не преувеличивай, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты все деньги в банке перевела на отдельный счет, на имя Марианны.

Глаза Ирмы недобро сверкнули. Она вплотную подошла к изголовью постели Леонардо, и, приблизив свое лицо к нему, с негодованием прошипела:

– Ты сошел с ума! А на что мы будем жить? Чем выплачивать заклад за ранчо?

Лицо Леонардо побледнело еще более.

– Боже, и ранчо заложено? Когда? Почему ты мне ничего не говорила?

– Не морочь мне голову! Ты все прекрасно знаешь, сам подписывал все бумаги. Сколько раз я тебе говорила: подписывать надо трезвым.

Леонардо застонал, то ли от боли, то ли от невыносимой душевной муки. – Как трудна, как тяжела неподвижность, зависимость во всем, даже самом малом, от других. Не выразишь словами. Снова спазм перехватил горло.

– Как ты не понимаешь, Ирма, нельзя было закладывать ранчо! Нельзя! Это наследство моей дочери… Д твое. Как вы будете жить…

Разговор становился тягостным: Ирма в нетерпении, который раз разыгрывала фарс у постели мужа.

– Другого выхода не было. Поверь! А кто виноват? Ты, только ты! Ты не думал ни обо мне, ни о дочери, только бы напиться как скотине. Вот куда шли наши денежки, неужели неясно.

– Поверь, я о многом сожалею, Ирма. – Голос Леонардо осекся. – Но моя дочь, моя Марианна… Что ты сделала с ней? Ты так и не стала для нее матерью, а ведь обещала когда-то. Пойми, она должна учиться. Следить за собой. У нее есть положение, средства…

Ирма истерически расхохоталась. Нет, это уж слишком. Выживший из ума пьяница бормочет что-то о положении в обществе, требует, чтобы она занималась этой дрянью, его дочерью. По какому праву? Грозит, что разведется с ней, что все оставит Марианне. Ха-ха-ха! Подавай теперь ему адвоката!..

Узнав причину столь бурной реакции кузины, вошедший на необычный шум в комнате больного Диего тут же деловито осведомился:

– А ты уверена, дорогая, что он уже не составил этого завещания?

Ирма не успела ответить своему прозорливому кузену: в дверь просунулась растрепанная голова Марианны. Девушка сообщила громким шепотом, что незнакомый мужчина хочет повидать отца, называется его другом.

– Какой-то сеньор Луис де ла Парра, – с запинкой сорвалось с ее губ незнакомое имя.

Все вышли в гостиную.

– Рада вашему визиту, сеньор де ла Парра, – женщина пошла навстречу гостю. – Я – Ирма Рамос де ла Вильяреаль, супруга Леонардо. А это Диего, мой кузен. Увы, но должна сразу вас огорчить: мой муж очень плох. Это наше общее горе… и, знаете, доктор запретил посещение больного.

Еще минуту назад перекошенное от злобы лицо молодой женщины разительно переменилось. Перед гостем было само воплощение приветливости и гостеприимства, губы излучали улыбку, а от дурного настроения и следа не осталось. Все испортила Марианна. Не желая считаться ни с чем, она тут же со свойственной ей непосредственностью объявила мачехе:

– Все-то ты врешь! Какой доктор? Когда он был тут? У нас на ранчо, сеньор, вообще в последние годы никто не бывает. Разве что батраки заглянут.

Де ла Парра в некотором замешательстве от столь разноречивого приема все же настаивал: да, он хотел бы обязательно повидаться с давним другом. Ведь он проделал такой длинный путь ради этого. Он обещает быть с больным предельно осторожным, не нарушать его покой. Ничем не расстраивать. О! Сеньора Ирма еще не была женой его друга Леонардо – так давно они знакомы. Он слишком слаб? Пьет?! Недуг его заключается именно в этом? Никогда бы не подумал, бедный Леонардо! Говорите, у него не в порядке с головой? Сошел с ума?.. Боже!.. Нет, тут что-то явно не в порядке у них в доме… Этот смазливый молодой человек, кто он?.. А эта девочка, нет, уже девушка, неужели Марианна? Он знал ее совсем крошкой. Она как лев бросается на защиту бедного его друга!..

– Это вы все тут с ума посходили! И ты, Ирма, и ты, Диего! Папа болен, но с головой у него все в порядке. Честное слово, сеньор! Пожалуйста, не обращайте на них внимания, это очень плохие люди. Я провожу вас к папе. Вот увидите, он сразу узнает вас, я уверена. А ты Ирма, если скажешь еще хоть слово, я буду кричать на весь дом, что ты обманщица. Идемте, идемте!

И она ворвалась в комнату отца, как вихрь, сияя своими огромными, зелеными глазами. Отец давно не видел ее такой.

– Папа, папа, посмотри, ты узнаешь?

Леонардо едва приподнял голову и с его бледных губ сорвалось одновременно радостное и горестное:

– Луис, дорогой мой Луис де ла Парра! Само небо послало мне тебя!

– Леонардо, друг! – гость приобнял за плечи разволновавшегося больного. – Ну, ну, все образуется, не понимаю одного: как ты мог дойти до такого состояния? Не ожидал, что застану здесь у тебя в доме такое…

– Ах, Луис, слаб оказался. Смерть жены подействовала на меня, – такое несчастье! Спиртное помогало забыться, стало единственным утешением. А с Ирмой познакомился незадолго перед смертью супруги. Я так хотел, чтобы у Марианны была мать…

– А дочь, Леонардо? Почему она не стала твоим утешением, она ведь копия покойной?!

Слова Луиса остались без ответа, да и ждать их было поистине немилосердно: де ла Парра видел в каком состоянии находится старый друг, видел, что тот тревожно поглядывал на дочь, пристроившуюся на краешке постели, и в смущении замолчал. Потом, собравшись с духом, попросил оставить их одних. И едва закрылась за Марианной дверь, словно рухнула плотина чувств, сдерживаемая ее присутствием.

– Ты меня осуждаешь, Луис? Не надо! Уж не знаю, какому богу молиться, что он послал мне тебя. Ты ведь поможешь мне? Правда? Поможешь?

– Конечно, конечно, Леонардо, не волнуйся так.

Едва Марианна вышла от отца, как тут же натолкнулась на Диего, явно растерявшегося при ее появлении. Подслушивал? Его, конечно, интересовало все, о чем говорили отец с сеньором Луисом. Но почему она должна ему докладывать? Да, отец сразу узнал сеньора, помнит его имя. А как же иначе? Нет, нет, не помогут никакие увещевания: она не скажет ему ни слова, как бы он ни просил. Ах, оказывается, Диего любит ее, говорит, не то что мачеха Ирма. Но оба они одинаковые, она давно поняла, и эти уловки его ни к чему. Он разливается соловьем, пока Ирмы тут нет. Ну, вот и она пожаловала, пристает с тем же: что сказал гость, а что ответил отец. Но с мачехой она тем более не хочет говорить. Ни за что. Пусть-ка поломают себе голову, зачем явился сюда этот сеньор. Испугались, вроде, оба. А чего, спрашивается? Может, совесть заговорила? Ведь никто, кроме нее, Марианны, не ухаживает за больным. Ни Ирма, ни Диего. Пусть-ка помучаются тут в неизвестности, пока этот де ла Парра там с отцом закрылись и о чем-то беседуют. Марианна же рада за отца, хоть какое-то событие в его беспросветном существовании: друг приехал навестить…

Марианна вышла во двор поискать запропастившегося щенка, а печального сеньора де ла Парру встретили в гостиной Ирма и ее кузен.

– Хотел бы откланяться. А где Марианна?

– Ее нет. Только что ушла и, видимо, будет нескоро. Ждать ее нет смысла, – Ирма постаралась изобразить на лице улыбку.

Сеньор де ла Парра задумался, но, поколебавшись, достал из внутреннего кармана пиджака визитную карточку.

– Передайте сеньорите Вильяреаль. И скажите Марианне, что она может рассчитывать на мою помощь в любое время: в визитной карточке есть мой адрес и телефон в Мехико.

– О, Вы так любезны! Не стоит беспокойства. Наконец, за незнакомцем закрылась дверь, и Ирма, швырнув карточку в корзину, бросилась в комнату Леонардо. Она как никогда заботлива и внимательна: стала поправлять сползшее на пол одеяло, нежно спросила мужа не голоден ли. Леонардо насторожился: теперь это так непохоже на его жену. А Ирма, как ни в чем не бывало, с расспросами: кто этот сеньор, давно ли они знакомы, приедет ли снова навестить Леонардо, что ему вообще тут понадобилось, ведь, наверное, не одно желание проведать друга юности?..

– Да, конечно, Ирма, не одно это. Мы говорили и о тебе, – нехотя сдался Леонардо. – Понимаю, я давно уже не тот, в кого ты была влюблена когда-то. Ты была молода, красива, когда мы поженились. А я был ослеплен твоей красотой, забыл об огромной разнице лет, которая нас разделяла. А потом эта беспомощность… Знаю, как разочаровал тебя. Но успокойся, скоро ты будешь свободна. Могу я спросить тебя о чем-то? У тебя сохранилось ко мне хоть немного жалости? Чувствую, я скоро умру. И хочу поблагодарить тебя за терпение. За то, что ты была рядом, несмотря ни на чтог – голос больного выдавал волнение.

– Спасибо, что хоть ты благодарен. Спасибо, что понимаешь сколько пролила слез, а какой жертвой с моей стороны были все эти годы, – притворно всхлипнула Ирма.

– Да, да. Я все понимаю. Потому и не обижаюсь никогда на тебя. Это от отчаяния ты бывала порою жестока со мной. Но в глубине души ты добрая, Ирма.

Леонардо помолчал немного, нерешительно добавил:

– У меня к тебе последняя просьба, Ирма. Как бы ни сложилась жизнь, пожалуйста, не оставляй мою дочь, помогай ей. Умоляю. Она ведь совсем еще ребенок. Ты знаешь, как я ее люблю. У Марианны никого нет на всем свете. Обещай, что после моей смерти ты не бросишь ее. Обещай же! Она как слепой кутенок, несмышленыш. А если останется одна, совсем пропадет. Молю, не дай ей погибнуть.

Молча Ирма кивнула головой, выдавив из себя:

– Ладно, обещаю.

– Спасибо… Теперь я могу спокойно покинуть этот мир, не боясь, что моя девочка будет мучиться и проклинать меня. Можешь ты мне это подтвердить сейчас?

Жена снова мрачно кивнула.

– Уделяй ей побольше внимания. Она должна чувствовать себя человеком, следить за своей внешностью. Ведь она прехорошенькая. Не так ли? Ее только немножко приодеть, она ведь почти невеста. У тебя это не отнимет много времени, уверен.

– Сейчас это невозможно, Леонардо. У меня полно забот, – ранчо, твое здоровье. Кроме того, у нас совсем нет денег, а за все ведь надо платить.

– Продай часть ранчо, если нужно, а то и половину. Мне так хочется, чтобы моя дочь выглядела привлекательной.

Ирма теперь еле сдерживалась. Ишь, что надумал, алкоголик несчастный, чего захотел! Приодеть свою неряху. Да ее, во что ни наряди, – она останется дочерью пьянчужки и подонка. Так и кончит свои дни грязной нищенкой.

Не ведая о том, какие страсти разгораются за ее спиной, в гостиную вошла Марианна. Наконец-то, отыскался ее любимец щенок. Сеньор де ла Парра все еще тут? Ах, уехал? Какая жалость! Она даже не простилась.

С безмятежностью ребенка Марианна уговаривала щенка понравиться отцу: хоть чем-то она все время хотела радовать его.

– Ну, зачем ты притащила псину в комнату? – одернул ее Диего. – Ирма рассердится, ты же знаешь, она не любит ни собак, ни кошек.

– А мне наплевать, Диего, что ей нравится, а что нет.

– Какая смелая, однако. Не строй из себя храбреца, не советую! Да будь со мной полюбезнее, ведь в случае чего, кроме меня, защитить тебя от Ирмы некому.

– Тоже, защитничек нашелся! Пошел от меня, грязная скотина. Терпеть не могу, когда винищем воняет.

– Ах, не терпишь? А как же папочка твой, ведь от него постоянно несет перегаром. Терпишь?

Когда разговор заходил об отце, все аргументы противника были напрасны: Марианна стояла насмерть. Вот и теперь, отражая наскоки Диего, она сражалась, как лев, говорила, что только он с Ирмой виноваты во всем, каждый день нарочно подсовывали отцу бутылку. А, так надо еще благодарить мачеху с ее кузеном за то, что, они оказывается, спасают ей жизнь. Вот как! И вдобавок она нравится кузену? Вот это открытие. Снова лезет со своими грязными объятиями, ах, мерзавец, дрянь… Он у нее сейчас получит… Марианна, размахнувшись, ударила Диего по щеке.

– Что ты, Марианна, я пошутил! Хотел только подзадорить девчонку, – оправдывался он, глядя жалко, как преданный пес, на внезапно вышедшую от Леонардо кузину. – А ты что, Ирма, подумала? Ну, не сердись, не сердись, будь умницей.

Вот, теперь полез оправдываться к мачехе. Всегда так. Господи, до чего же ей все опротивело тут! Только отец привязывает к дому, к этому ранчо, где прошло ее детство. Она смутно помнит мать, с тех пор ни одна живая душа не была с ней так ласкова, нежна. Вот только отец, но это по-другому, он по-своему добр к ней, особенно последние дни. Сожалеет о прошлом…

Эти мысли привели ее в комнату отца, которого она застала в крайнем беспокойстве. Порою речь его походила на горячечный бред. Марианна испугалась. А отец все твердил о только что уехавшем друге из Мехико, о том, что ей надо будет разыскать его, если станет совсем тяжко. С опаской поглядывая на дверь, он совал ей визитную карточку сеньора де ла Парра, умолял спрятать от всех, стонал, жаловался, что все внутри горит огнем, просил немедленно позвать Ирму. Глаза его закрылись, что вселило в Марианну еще больший ужас. И она, встав на колени перед постелью, взмолилась:

– Папа, папочка! Не покидай меня, пожалуйста! Ты слышишь? Не умирай!.. Па-а-а-па! А-а! Диего, Ирма!..

Церемония похорон прошла более чем скромно. Всего несколько человек шло за гробом сеньора Вильяреаля. Марианна от горя была словно во сне, ничего не помнила, не понимала. Лишь возвратившись в осиротевший без отца дом, горько разрыдалась около его постели. Больше ее не трогали разговоры Ирмы с Диего. И Ирме было теперь тоже все равно, что соседи на них смотрят как-то косо: она стала наконец-то полновластной хозяйкой большого ранчо, дома, сада, плодородных земель. Наивным глупцом был все-таки ее покойный муж, ничего не стоило убедить его, что они разорены. Зато теперь… О, теперь она владеет немалым состоянием да в придачу на банковском счету не один миллион песо. Что касается Диего, она еще поглядит, как поступить с кузеном, слишком уж он стал жалостлив, считает, что Марианна должна остаться на ранчо. – Нет, нет, с нее довольно, она не желает больше видеть эту дикую кошку. Совсем немного времени надо, чтобы все тут засияло: она наймет рабочих, отремонтирует дом, приведет в порядок сад, купит шикарную мебель и наконец-то приоденется – хватит, хватит изображать из себя нищенку, она богатая женщина. А не возьми она несколько лет назад бразды правления в свои руки, не видала бы она ранчо как собственных ушей: покойник перевел бы на Марианну изрядную часть денег и дом. Но завещание?.. Оставил ли Леонардо его? И где? Марианна наотрез все отрицала, притворялась или в самом деле пребывала в неведении. Тщательные поиски ни к чему не привели. Все тверже крепла в голове Ирмы мысль: избавиться от девчонки, и здесь она будет непреклонна: пусть уходит навсегда. Соседи, правда, подумают, что они с нею жестоко обошлись? Да глупости, она сразу заткнет им всем рот, скажет, что отправила Марианну учиться за границу, выполняя последнюю волю покойного мужа, – ни близких, ни родственников у нее нет, так что и разыскивать никто не станет.

Марианна схватила на руки Пипа, расцеловала щенка, потом прогнала и, не оглядываясь, побрела на железнодорожную станцию. Всю дорогу в ушах звучали последние слова отца: «Сеньор де ла Парра живет в Мехико… Обещай!.. Затруднения… Разыщешь…» Теперь у нее и в самом деле ничего не оставалось, как только отправиться в Мехико. Она купила билет на деньги, которые ей тайком перед уходом сунул в руку Диего.