"Тайны ушедшего века. Границы. Споры. Обиды" - читать интересную книгу автора (Зенькович Николай)28. VIII. 1919А что? Вполне годилось к приезду высокого гостя! Это в советскую эпоху пропаганда сформировала отталкивающий образ Ю. Пилсудского. Ведь он разбил войска красного маршала Тухачевского при их движении на Варшаву и был за это объявлен на родине национальным героем. В СССР его называли диктатором Польши – три года он официально был «начальником Польского государства», многолетним бессменным главой «санационного», фашистского режима и ярым врагом Советской России. Но мало кому известно, что десять лет он отбывал ссылку за передачу вместе со старшим братом Брониславом группе петербургских народовольцев П. Я. Шевырева – А. И. Ульянова (брат В. И. Ленина) ядовитых веществ для снаряжения бомбы, которой должны были взорвать Александра III. Бронислав получил 15 лет каторги и был сослан на Сахалин. Там он совершил научный подвиг. Русское Географическое общество за «труды на пользу науке» в 1903 году наградило бывшего политкаторжанина, в тот момент ссыльно-поселенца Бронислава Пилсудского малой серебряной медалью. В представлении было сказано: «В лице Б. О. Пилсудского, проживающего в настоящее время на острове Сахалине, русская наука имеет усердного и самоотверженного собирателя этнографического материала». Когда в 1905 году Б. Пилсудский покидал остров, в его научном багаже находилось около 4000 страниц этнографических записей, в том числе свыше 20 тысяч слов на языках сахалинских аборигенов. Научные труды Пилсудского впоследствии публиковались в России и Польше, во Франции, в Японии и Англии. Созданные им орокско-польский словарь и толковый словарь орокских топонимов и антропонимов с грамматическими комментариями автора, хранятся сегодня в Кракове, в библиотеке Польской академии наук. В архивах С.-Петербурга, Томска, Владивостока также имеются ценные материалы из научного наследия Бронислава Пилсудского, сменившего бомбу террориста на мирное стило исследователя. Но это – брат. А Юзеф? А что – Юзеф? Юзеф – не Бог, который один за всех, а человек. А раз человек, значит, должен отстаивать свой народ. И Юзеф Пилсудский так боролся за свой народ, что не грех было бы Горбачеву поучиться. Впрочем, это исторически противоположные фигуры. Один пытался собрать земли, разделенные полтора века назад, другой, наоборот, отдал земли, собранные заботливыми предками. Кстати, о брате. В сентябре 1994 года группа молодых московских социологов по заказу журнала «Родина» провела опрос общественного мнения по проблемам российско-польских отношений. Один из вопросов предполагал наличие у участников опроса элементарных исторических познаний: «Знаете ли вы, кто такой Юзеф Пилсудский?» Почти треть респондентов (29,5 процента) сочла благоразумным уклониться от ответа. 16 процентов считали Пилсудского классиком польской литературы конца ХIХ века. Другие респонденты (12,5 процента) были убеждены, что он являлся… соратником Ф. Э. Дзержинского и В. Р. Менжинского по ВЧК – ОГПУ. А 9 процентов участников опроса были уверены, что Пилсудский был последним польским королем. В 1933 году Совнарком Белоруссии принял постановление «Об изменениях и упрощении белорусского правописания». Оно вызвало резкую критику в западнобелорусской печати – за отход от наследия белорусских лингвистов 20-х годов, за русификацию белорусского языка. Представление о клокотавших тогда лингвистических страстях дают материалы проходившего в декабре 1933 года трехдневного общего собрания минских писателей, которые обсуждали вопросы, связанные с принятой реформой. Кондрат Крапива, отметив, что декрет правительства об упрощении белорусского правописания является огромнейшим стимулом для дальнейшего развития белорусской социалистической культуры, для развития и обогащения белорусского языка, дал оценку западнобелорусским откликам: – Нам понятен и тот вой, который подняли белорусские фашисты за границей, и шушуканье нацдемов здесь у нас по причине провозглашения декрета об упрощении правописания. Они воют потому, что декрет ударил их по самому больному месту. Платон Головач: – Национал-фашисты и их агентура нацдемы кричат о ненаучности декрета СНК, обзывая его просто приказом. Нам нет нужды спорить с фашистскими писаками из Западной Белоруссии и их верными помощниками нацдемами с этой стороны. Григорий Мурашка: – Реформа белорусского правописания имеет огромное значение… Изменения, внесенные в правописание, являются началом, толчком, стимулирующим небывалое развитие белорусского языка. В выступлениях писателей находим то принципиальное, что отличало взгляды «нацдемов»-западников от взглядов тех, кто держал равнение на Москву. Кондрат Крапива: – Эта «чистота» языка достигалась тем, что вытравлялись все те элементы, которые были общими для русского и белорусского языков, вводилась масса полонизмов, создавались искусственные новообразования, чтобы сделать язык наименее похожим на русский. Таким образом, язык засорялся и делался непонятным для широких трудовых масс. Микола Хведорович: – Немало повредили в этом деле классовые враги… Заядлые нацдемы – разные Лесики, Некрашевичи старались оторвать белорусский живой язык от языка трудящихся всего Советского Союза. Они усложняли правописание разными ненужностями, старались вводить как можно больше полонизмов, боясь, чтобы какое-нибудь слово не было похоже на русское, чтобы окончание какого-нибудь слова не напоминало русское окончание. Аркадий Кулешов: – Недаром Лесики, Некрашевичи, Байковы проповедовали в своих «научных трудах», что, если в белорусском языке есть слова, похожие на русские – их не употреблять. Яков Бронштейн: – Что касается полонизмов, то они имеют одно предназначение: протащить контрреволюционную интервенционистскую теорию отрыва БССР от СССР. Микола Хведорович был репрессирован в 1937 году, но ему повезло, он в 1956 году возвратился в Минск. Платона Головача расстреляли в 1937-м, Якова Бронштейна – в 1938-м. Кондрат Крапива и Аркадий Кулешов уцелели и стали белорусскими советскими классиками. Основоположником новой белорусской советской литературы был объявлен академик и народный поэт Якуб Колас. Будучи дядей Я. Лесика по материнской линии, в декабре 1930 года выступил в печати с осуждением своего племянника: «Учебники для школ в тех или иных формах также проводили вредительские национал-демократические идеи путем примеров и подбором специального материала, что особенно бросается в глаза в школьных грамматиках Лесика». Политика центра вынуждала белорусскую творческую интеллигенцию публично осуждать своих близких родственников, рвать кровные узы, тянувшиеся к каждому из далекого прошлого! Брат шел на брата, сын на отца. Кто-то был заинтересован в том, чтобы стравливать близких людей, сеять между ними недоверие, подозрительность, жестокость. Сразу же после принятия декрета о языковой реформе из Москвы в Минск прибыл русский лингвист Т. Ломтев – для укрепления местных языковедческих кадров. В 1935-1936 годах в Минске были изданы его учебники «Белорусская грамматика. Фонетика и правописание» и «Белорусская грамматика. Морфология». Книги были снабжены предисловиями автора, в которых он отмечал, что данные учебники – первые попытки установления фонетической системы современного белорусского литературного языка. Оказывается, белорусское языкознание до москвича Т. Ломтева не существовало! По-разному можно относиться к лингвистическим трудам Я. Лесика, В. Ластовского, С. Некрашевича. Но разве нельзя не согласиться с такой вот мыслью: «Беда не в том, что литературный язык иногда заимствует чужие слова; позаимствовать надо, если своих слов нет. Если нет в крае керосина, а он краю нужен, то его надо достать оттуда, где он есть, ибо выдумать свой керосин нельзя. Обмен отдельными словами происходит между всеми культурными народами… Между тем было бы совсем не по-хозяйски покупать, скажем, нам, белорусам, лес у соседей, когда мы имеем свой; также совсем неразумно брать чужие слова, если есть свои, белорусские». Или вот с этой: «Литературный язык должен быть морем, куда вливаются народные диалекты. Как отдельные речки гибнут в море, поднимая и освежая его уровень, так и народные говоры должны расходиться в литературном языке, чтобы освежать его глубину и ширину». Скажите, что крамольного в этих мыслях Лесика? Так почему тогда он подвергся жестокому разгрому? Может быть, кто-то слишком бдительный увидел многозначительность в этих его словах: «Язык, как человек, должен почитаться, уважаться и наряжаться с каждым разом в лучшие, более богатые и изящные одеяния. Каждое отличительное слово, каждое своеобразное выражение наших белорусских говоров мы должны с почтением встречать и с большой любовью, как необыкновенную ценность, присоединять в общую сокровищницу нашего литературного языка… Наш язык так богат, красив и звучен, что иногда не знаешь, какое слово, какое выражение лучше употребить, – просто глаза разбегаются. Кроме того, язык так взращенный, всеми говорами выпестованный, делается пригодным, сердечным, всеми любимым и легко понятным каждому, кто хоть немного подучится». Увы, белорусский язык не стал любимым языком всего народа. Большинство предпочитает говорить по-русски. Стало быть, лингвистическая реформа 1933 года внесла чужеродные нормы, и развитие языка пошло в искусственном направлении? Чем закончилась первая белорусизация, ясно. Остается лишь добавить, что сам термин исчез из употребления и попал под запрет. Сфера использования белорусского языка постепенно сужалась, он уходил из делопроизводства, не звучал более в партийных и государственных учреждениях. Отдаленным эхом белорусизации можно назвать лишь постановление ЦК ВКП(б) от 6 сентября 1940 года «Об изучении партийными и советскими работниками, работающими в союзных и автономных республиках, языка соответственной союзной или автономной республики». В январе 1941 года Бюро ЦК КП(б)Б приняло постановление «Об изучении белорусского языка в ВУЗах, техникумах и школах БССР». Но вскоре началась война. Об этой проблеме вспомнили лишь в 1953 году, и снова в Москве. В официальной белорусской историографии этот период пока не отражен. Все документы, касающиеся пленума ЦК КПБ, начавшегося 25 июня 1953 года, до недавнего времени были недоступны исследователям. Завесу плотного молчания прорвала пресса. Она раскрыла, что хранилось за семью печатями в партийных спецхранах. Из публикаций вытекает, что Берия убедил членов Президиума ЦК КПСС о необходимости либерализации великодержавной политики, проводимой при Сталине. Начали с Украины, где первого секретаря ЦК русского Мельникова заменили украинцем Кириченко, с Латвии, где второй секретарь ЦК Ершов был заменен латышом Круминьшем, с Белоруссии, где первым секретарем был русский Патоличев, присланный из Москвы три года назад. Берия преподносится как новатор и реформатор. С его подачи Президиум ЦК КПСС принял 12 июня 1953 года постановление, в котором, в частности, было сказано: «1. Обязать все партийные и государственные органы коренным образом исправить положение в национальных республиках – покончить с извращениями советской национальной политики; 2. Организовать подготовку выращивания и широкое выдвижение на руководящую работу людей местной национальности; отменить практику выдвижения кадров не из местной национальности; освобождающихся номенклатурных работников, не знающих местный язык, отозвать в распоряжение ЦК КПСС; 3. Делопроизводство в национальных республиках вести на родном, местном, языке». Берия предлагал ограничить власть партии и все государственные вопросы – промышленности, сельского хозяйства, внешней и внутренней политики – решать не в ЦК, а в Совете Министров. Он первым заговорил о перегибах в раскулачивании, предложил расширить права республик: Украина, морская держава, не может самостоятельно устанавливать цены на билеты в кинотеатры! Берия поставил вопрос об отмене утвержденного при Сталине списка должностей, которые предпочтительнее было отдавать русским или обрусевшим националам. Это – должности командующих военными округами, начальников гарнизонов и пограничных отрядов, председателей КГБ республик, министров внутренних дел, руководителей железных дорог и воздушных линий, министров связи, директоров предприятий союзного значения. Сюда же входили должности заведующих основными отделами ЦК. Такое же правило распространили и на Советы Министров союзных и автономных республик, где первые замы были непременно русскими. При Сталине, а после него при Хрущеве, Брежневе и частично Горбачеве в союзных республиках существовал институт вторых секретарей партийных комитетов – русских, которых привозили из Москвы. По странному стечению обстоятельств Белоруссия, которая при Брежневе, Андропове и Черненко избежала этой участи (правда, приезжал В. Бровиков, но он белорус), Все эти нововведения, по мнению газет, были вызваны не тем, что Берия жаждал перемен и, впрямь, хотел предоставить союзным республикам больше прав, защитить их языки и культуру, а исключительно мотивами чисто конъюнктурного характера. В развернувшейся среди кремлевского ареопага борьбе за власть Берия хотел получить поддержку с мест, перетянуть на свою сторону влиятельных руководителей с периферии, а еще лучше – заменить их. Первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии в ту пору был Н. Патоличев, присланный в Минск еще Сталиным. Берия посылает туда своих людей с целью изучить обстановку в республике. Доклад комиссии негативный: девять лет, как немцы изгнаны с белорусской земли, а люди ютятся в землянках, не хватает самого необходимого, в загоне белорусская культура, национальные кадры не выдвигаются на руководящие должности. «Руководящее ядро» в составе Маленкова, Берии и Хрущева принимает решение: «Тов. Патоличева следует отозвать, назначить т. Зимянина». Зимянин Михаил Васильевич работал в МИД СССР. Белоруссию знал хорошо – там родился, партизанил, до отъезда из Минска был вторым секретарем ЦК КПБ. Заручившись его согласием, подготовили записку о положении дел в Белоруссии, внесли ее в Президиум ЦК КПСС, который 12 июня 195З года принял постановление «Вопросы Белорусской ССР». Вот оно, как говорится, «живьем». Гриф – «Строго секретно». «Отметить, что в Белорусской ССР совершенно неудовлетворительно обстоит дело с выдвижением белорусских кадров на работу в центральные, областные, городские и районные партийные и советские органы. При этом особенно неблагополучным является привлечение на руководящую работу в партийные и советские органы западных областей Белорусской ССР коренных белорусов – уроженцев этих областей, что является грубым извращением советской национальной политики. Отметить также наличие в Белорусской ССР серьезных недостатков в деле колхозного строительства. В результате неудовлетворительной работы ЦК КП Белоруссии и Совета Министров Белорусской ССР по организационно-хозяйственному укреплению колхозов в республике насчитывается большое количество хозяйств, где доходность колхозников является незначительной. Так, в 1952 году в колхозах восточных областей было выдано на один трудодень в среднем: деньгами 37 копеек, зерном – 1 килограмм и картофелем – 1,4 килограмма, а в западных областях – деньгами – 27 копеек, зерном – 1,3 килограмма и картофелем – полкилограмма. В связи с этим ЦК КПСС постановляет: 1. Освободить т. Патоличева Н. С. от обязанностей первого секретаря ЦК КП Белоруссии, отозвав его в распоряжение ЦК КПСС. 2. Рекомендовать первым секретарем ЦК КП Белоруссии т. Зимянина М. В., члена ЦК КПСС, быв. второго секретаря ЦК КП Белоруссии, освободив его от работы в Министерстве иностранных дел СССР. 3. Обязать ЦК КП Белоруссии выработать необходимые меры по исправлению отмеченных извращений и недостатков и обсудить их на Пленуме ЦК КП Белоруссии. Доклад на Пленуме ЦК КП Белоруссии поручить сделать т. Зимянину. 4. Обязать ЦК КП Белоруссии и Совет Министров Белорусской ССР в месячный срок представить в ЦК КПСС отчет о выполнении настоящего постановления». 25 июня в Минске был созван пленум ЦК КПБ. На рассмотрение выносилось два пункта: постановление ЦК КПСС и задачи коммунистов Белоруссии и организационный вопрос. Патоличев считался фактически смещенным, и потому пленум открыл секретарь ЦК по идеологии Т. Горбунов. Он предоставил слово М. Зимянину. Это был первый в истории правящей партии пленум, на котором доклад произносился на белорусском языке. Опытная партноменклатура сразу же навострила уши: неспроста это. Доклад Зимянина, извлеченный из партархива, и особенно приведенная там фактура, дали дополнительные козыри оппозиции в ее борьбе с коммунистами-ортодоксами. Эти цифры и идеи по сей день используются как подтверждение колониальной политики Москвы в Белоруссии. Мол, по указанию Москвы белорусы вспомнили о родном языке, покаялись и вновь забыли. Зимянин свой доклад начал с традиционного «захода» о том, что великий советский народ самоотверженно трудится над осуществлением решений ХIХ съезда партии, проведением в жизнь выработанной партией и правительством политики, доложенной в известных выступлениях Г. М. Маленкова, Л. П. Берии, В. М. Молотова. Эту протокольную фразу я привожу полностью только с той целью, чтобы достоверно подтвердить: фамилии Н. С. Хрущева в этом ряду громких имен не было. – Руководство ЦК КП Белоруссии и Совета Министров БССР оказалось не на высоте положения, – ошеломил участников пленума неожиданной оценкой посланец Москвы, – не поняло поставленных перед ним задач в деле выдвижения белорусских кадров на работу в центральные, областные, городские и районные партийные и советские органы, особенно по вовлечению в руководящую партийную и советскую работу в западных областях БССР коренных белорусов – уроженцев этих областей, что является грубым искажением советской национальной политики. В ЦК КПСС указал, подчеркнул докладчик, что в Белорусской ССР совершенно неудовлетворительно обстоит дело с выдвижением белорусских кадров на работу в центральные, областные, городские и районные партийные и советские органы. Особенно плохо обстоит дело с привлечением на руководящую работу в партийные и советские органы западных областей Белорусской ССР коренных белорусов, уроженцев этих областей, что является грубым искажением советской национальной политики. Факты подтверждают глубокую справедливость этих указаний ЦК КПСС, отметил докладчик. Выдвижение и использование на работе в партийных и советских органах Белоруссии, особенно в западных ее областях, коренных белорусов является совершенно недостаточным. В 1953 году в аппарате партийных органов кадры коренной, белорусской национальности составляли всего 62,2 процента, причем в семи райкомах КПБ среди секретарей не было ни одного белоруса. Грубые искажения советской национальной политики допущены в западных областях Белоруссии, где в руководящем партийном и советском активе кадры местных работников составляют незначительную часть и почти все руководящие посты заняты работниками, командированными из восточных областей БССР и других республик СССР. Из 1175 партийных работников коренной национальности всего… 121 человек. В аппаратах Барановичского обкома и горкома партии, Брестского и Гродненского горкомов, Волковысского райкома не было ни одного работника из местного населения. В числе 256 секретарей райкомов партии западных областей работало белорусов только 170, или 69 процентов, а из местного населения – всего 15 человек. Большая половина секретарей колхозных и территориальных первичных парторганизаций – тоже привозные. На комсомольской работе в западных областях из числа местной молодежи занято лишь 34,3 процента работников. Не лучше обстояло дело с использованием белорусских кадров и в советских органах западных областей БССР. Из 1408 работников облисполкомов только 114 являлись белорусами – местными уроженцами, а из 321 работника горисполкомов всего 25 местных белорусов. В Полоцком областном и городском исполкомах не было ни одного работника-белоруса из уроженцев западных районов. Таким образом, вся власть – партийная, советская, комсомольская – была привозная! Удручало и то, что агентами по заготовкам, финансам, работниками торговли были люди, прибывшие из других республик СССР. А это самые массовые кадры, которые непосредственно, каждый день встречались и работали с местным населением. Неудовлетворительно были укомплектованы работниками из числа белорусов органы Министерства внутренних дел БССР. В центральном и областных аппаратах МВД белорусы насчитывались единицами. В числе 173 начальников райотделов МВД белорусов насчитывалось только 33 человека. В западных областях из 840 оперативных работников органов МВД уроженцев западных областей было только 17 человек. Такое же положение было допущено с белорусскими кадрами и в органах милиции. Из 150 руководящих работников органов милиции западных областей местным уроженцем являлся только один человек. Из 92 начальников горрайотделов милиции уроженцев западных областей было всего только 5 человек. Ненормальным явлением назвал докладчик то, что работа аппарата ЦК КПБ, Совета Министров БССР, местных партийных и советских органов, даже органов народного просвещения велась на русском языке. И уж вовсе непонятно, почему при наличии в Минске более половины детей школьного возраста белорусской национальности, в городе насчитывалось только девять белорусских школ из 48. Белорусский язык был только предметной дисциплиной в большинстве белорусских школ. Преподавание в вузах велось исключительно на русском языке. М. Зимянин подчеркнул обстоятельство, которое и сейчас используется радикальными демократами: если основная масса рабочих и крестьян Белоруссии разговаривает на белорусском языке, а руководящие и пропагандистские работники, включая и часть интеллигенции, не разговаривают с народом на родном ему языке, то этот факт создает опасность отрыва их от народа. Докладчик поставил задачу перевода делопроизводства партийных и советских органов на белорусский язык. На этом же языке должны обслуживать население учреждения культуры и торговли, не говоря уже о печати. А то что получается? Журнал «Коммунист Белоруссии» издается на русском языке тиражом 17-18 тысяч, на белорусском – 2-3 тысячи экземпляров, газета «Колхозная правда» соответственно 56 и 5 тысяч. Между прочим, ЦК КПСС определил оба тиража журнала по 10 тысяч, а газеты – 100 тысяч. Распространение книг, журналов и газет на белорусском языке поставлено в республике крайне неудовлетворительно. Говорить с народом нужно на его Здесь Зимянин особо подчеркнул: усиление выдвижения национальных белорусских кадров на руководящую работу совершенно не означает огульной замены кадров небелорусской национальности. В Белорусской ССР находится на руководящей партийной и советской работе значительное количество русских, украинских кадров, работников других национальностей. Часть их родилась и выросла в Белоруссии. Другие работают в республике на протяжении долгих лет, командированы Центральным Комитетом КПСС для оказания помощи партийным организациям Белоруссии. Докладчик выразил глубокую благодарность ЦК КПСС и Советскому правительству за эту помощь. За годы работы в Белоруссии многие русские товарищи и работники других национальностей изучили белорусский язык, культуру, обычаи белорусского народа. Те же, кто не придавал до сих пор необходимого значения изучению белорусского языка, должны выправить это. Изучение белорусского языка не явится особенной трудностью, ибо он чрезвычайно близок языку старшего брата – великого русского народа. Ну а те, кто посчитает более целесообразным перейти в условия, где для них будут перспективы работать на родном языке, обратясь в партийные органы, получат возможность перевестись на работу в соответствующие республики и области. Далее Зимянин сообщил, что в западных областях Белоруссии в послевоенные годы вскрыт ряд подпольных организаций буржуазно-националистического характера, целью которых было вести контрреволюционную подрывную работу среди трудящихся для подготовки и отрыва Белорусской ССР от Советского Союза. В этих контрреволюционных организациях наряду с завзятыми националистами, прошедшими через разведывательные органы империалистических государств, были и молодые люди, в ряде случаев и комсомольцы, ставшие на враждебный советскому народу путь под влиянием контрреволюционной агитации. Зимянин привел сталинскую цитату: «Партия посчитала необходимым помочь возрожденным нациям нашей страны стать на ноги во весь рост, оживить и развить свою национальную культуру, развернуть школы, театры и другие культурные учреждения на родном языке, национализовать, т. е. сделать национальными по составу партийный, профсоюзный, кооперативный, государственный, хозяйственный аппараты, выращивать свои национальные партийные и советские кадры и обуздать все те элементы, – правда, немногочисленные, – которые пытаются тормозить подобную политику партии». А затем сделал неприятный для белорусского руководства вывод, сказав в заключение, что ЦК КП республики допустил грубую ошибку, забыв об этом важном положении ленинизма. Как воспринял этот разгромный доклад Н. С. Патоличев, первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии, в течение трех лет возглавлявший республику, да еще присланный в Минск Москвой? Ему ничего не оставалось кроме как назвать справедливым упрек ЦК КПСС об ошибках в подборе кадров в центральные органы республики, в партийный и советский аппарат западных областей. Тут не может быть никаких оправданий, скрепя сердце вынужден был признать он. Хотя тут же заметил: никак нельзя сказать, что в Белоруссии нет кадров из местного населения. Их вполне достаточно. Законно поставить вопрос – в чем же дело? В силу того, что по вине ЦК КП Белоруссии и Совета Министров республики национальная форма культуры по целому ряду решающих разделов давным-давно была утрачена, национальный момент при подборе руководящих кадров, да и не только руководящих, потерялся и в расчет почти никогда не принимался. И то, что в составе министерств, заместителей Председателя Совета Министров, первых секретарей обкомов партии, председателей облисполкомов все же большинство белорусов, в этом никакой заслуги Центрального Комитета нет. Это сложилось произвольно. Могло бы сложиться и иначе, коль руководящее начало в этом деле было утеряно. Есть большая группа руководящих работников, о которых трудно сказать, если не посмотреть в анкетные данные, кто они по национальности – белорусы или не белорусы. Поэтому часто путали. Есть смысл привести «живьем» некоторые высказывания тогдашнего партийного вождя республики. Ну хотя бы этот фрагмент. «В докладе, изложенном на пленуме Центрального Комитета тов. Зимяниным, говорится, что ЦК КПБ оказался не на высоте положения в таком важном вопросе, как национальный. Я это отношу, да и не только я, в первую очередь к себе. Какие тут могут быть возражения? Но я Поэтому, мне кажется, что кроме меня, для пользы дела, это мой товарищеский совет, должны сделать очень большие уроки и другие товарищи. Что мы сделали в сельском хозяйстве за эти три года? Ликвидирована отсталость сельского хозяйства в области механизации. Примерно в три раза больше республика имеет сейчас тракторов, чем три года тому назад, а комбайнов не менее, чем в 15 раз. До Белоруссии я работал в одной из крупнейших зерновых областей страны, где валовые сборы хлеба значительно превосходят Белоруссию, где культура земледелия и степень механизации работ на несравненно более высоком уровне. Я должен сказать пленуму ЦК КПБ, мне искренне хотелось сделать так, чтобы это все имела и Белоруссия. Не во всех вопросах колхозного строительства и сельскохозяйственного производства нам удалось достичь положительных результатов. Пока урожайность все Я, товарищи, для себя из всего этого делаю самые партийные, какие только может сделать коммунист, выводы. Но для подъема сельского хозяйства Белоруссии в дальнейшем от этого никакой пользы не будет, коль я уезжаю. И опять-таки в интересах дела хочется кое-что сказать в свете требований партии по улучшению жизни народа, о товарищах, которые вместе со мной рука об руку работали эти три года. Заглянем немного в историю. В 1945 году на трудодень колхозники восточных областей получали 400 граммов хлеба, в 1946 году – 300 граммов. В результате на пост секретаря ЦК приехал тов. Гусаров. В 1947 году было выдано колхозникам 500 граммов, в 1948 году – 570 граммов, в 1949 году – 400 граммов. Руководство было заменено. Приехал тов. Патоличев. В 1950-1951 годах выдавалось по 600 граммов, в 1952 году – 1 кг. Руководство сменилось. Пока эта перестановка происходила и сейчас происходит, как видите, большая группа самых ответственных работников Белоруссии и в центре, и в областях работает на тех или иных постах и довольно длительное время. Мне думается, что по вопросу подъема урожайности и увеличения трудодня сказано очень и очень много, и мне думается, что наряду со мной должны сделать очень глубокие выводы и те товарищи, которых я Центральный Комитет КПСС правильно, со всей остротой реагировал на тот факт, что мы мало даем хлеба колхозникам на трудодни, мало сделали в улучшении жизни колхозников. Этот упрек нужно не только принять, но и сделать все необходимое, чтобы указание Центрального Комитета выполнить. Товарищи, решением Центрального Комитета КПСС я, как первый секретарь ЦК КПБ, – освобождаюсь от этих обязанностей. Что хотелось бы сказать в заключение. В течение трех лет я возглавлял ЦК КПБ и работал на виду у вас. Нет смысла сейчас говорить, какие вопросы лично мною были поставлены и разрешены за эти годы в Белоруссии. Центральный Комитет КП Белоруссии вел разностороннюю работу во всех отраслях хозяйственного и культурного строительства, проводил политическую и массовую работу, развивал промышленность, строил города, особенно большие усилия приложил в развитии столицы республики города Минска. Боролся за подъем науки, литературы, искусства, создавал новые журналы, газеты и т. д. Нелегка роль первого секретаря во всех этих делах. Тем более, на пленуме могу сказать, что не всегда я находил нужную поддержку в выдвигаемых мною вопросах. Тов. Зимянин в докладе сказал, что в работе Центрального Комитета не было нужной коллегиальности. Могу сказать, что это в Белоруссии пока что очень трудный вопрос, поверьте мне, но я развивать его не буду. Я прилагал все силы, чтобы нормально и дружно работать, правда, на шею садиться себе не давал, в этом виноват, каюсь. Товарищи, после трех лет работы в Белоруссии, после того, что мы сделали положительного и что решением ЦК отмечено отрицательного, как ошибки, извращения, тем не менее, мне, товарищи, не стыдно смотреть в глаза участникам настоящего пленума. По воле партии я приехал в Белоруссию, по воле партии и уезжаю. За прошедшие три года я не жалел сил и работал так, как положено коммунисту. Таким я останусь до конца моей жизни, так я буду поступать и впредь, куда бы ни послала меня наша великая Коммунистическая партия». Однако выступивший после него заместитель председателя Совмина – председатель Госплана БССР И. Л. Черный камня на камне не оставил от мнимых успехов, которыми похвастал Н. С. Патоличев. Сильный плановик и экономист, Черный вскрыл механизм возникновения этих «достижений», чем вызвал неприкрытое озлобление зала. Одни, посвященные в тайну дутых показателей, которые Патоличев докладывал в Москву, встревожились за свои кресла. Другие завидовали Черному: вот шельмец, уже сделал ставку на новое руководство. Патоличев после этого люто возненавидел своего главного экономиста. Даже много лет спустя, уже будучи на пенсии в Москве, он не жалел уничижительных эпитетов в адрес этого человека – ни в устных рассказах, ни в изданных воспоминаниях. Ясное дело, что Черный не остался в прежних должностях, когда из Москвы поступила новая команда – Патоличева не снимать. – В постановлении ЦК КПСС говорится о низком экономическом уровне колхозов и слабом обеспечении трудодня колхозников. Говорится о недостатках и ошибках наших в решении советской национальной политики. Мне кажется, что если мы действительно желаем исправить те ошибки, которые мы делали до сих пор, необходимо сегодня не только пересчитать эти ошибки, но и рассмотреть некоторые основные корни, которые бросают свет на эти ошибки, те корни, которые породили эти ошибки в нашей работе. В 1952 году распределено на трудодни картофеля в 4,7 раза меньше, чем в 1940 году, при этом в 2500 колхозах (об этом уже тов. Зимяниным сказано), или в 47 процентов общего числа колхозников, совсем не распределяли картофеля на трудодни в 1952 году. Вес каждого трудодня по картофелю в колхозах восточных областей, как вы слышали из постановления ЦК КПСС, также меньше по сравнению с 1940 годом. Я думаю, что это является результатом того, что за последние годы плановые показатели, которые, как правило, не выполнялись в сельском хозяйстве, обычно не фигурировали в докладах при подведении итогов сельскохозяйственного года. Показывались небольшие сдвиги, а как выполняется государственный план по урожайности и по продуктивности, не говорили. Этим и объясняется то, что государственный план в сельском хозяйстве у нас еще не стал законом. За его срыв, за его невыполнение, особенно по урожайности, продуктивности, это значит по важнейшим качественным показателям, никто не отвечает, ни с кого не спрашивают. Факты невыполнения этих важнейших плановых показателей мы не выносили на рассмотрение партийных пленумов. Я не знаю, чтобы кто-нибудь из членов Бюро ЦК КПБ за последние годы интересовался анализами результатов сельскохозяйственного производства по важнейшим показателям – урожайности, продуктивности, производительности труда, доходов колхозников, колхозов и т. д. В последнее время даже на пленумах и Бюро ЦК эти вопросы не были предметом глубокого изучения. Где, если не на Бюро ЦК и пленумах ЦК, можно остро и всесторонне рассмотреть действительные процессы производства по всем деталям. Но нужно сказать прямо, что условий для этого на прошлых пленумах не было. ( Я не понимаю. Я считаю, что кто находит неправильным и кто находит правильным, может одинаково выступить. Г о л о с а. А где вы раньше были? П р е д с е д а т е л ь с т в у ю щ и й. Товарищи, давайте вести пленум ЦК, как требуется, нельзя кричать. Необходимо вести пленум на высоком партийном уровне, если есть замечания – просите слово. Ч е р н ы й. Я приведу два примера: когда мы говорим о росте животноводства по колхозам, мы никогда не упоминаем, что здесь доля механического роста за счет колхозов западных областей. Между тем мы совершенно не упоминаем о том, что мы еще отстаем от довоенного уровня по поголовью крупного рогатого скота по всем секторам. Или вопрос удоев. На Бюро ЦК КПБ, когда слушали доклад Минского обкома партии, на этом заседании, в связи с тем, что был поднят вопрос о низкой удойности коров, тов. Патоличев сказал следующее и повторил это на пленуме ЦК, что у нас пониженный удой молока объясняется тем, что у нас растет общее количество коров. Такое объяснение по сути неправильное, тем более, учитывая, что удой у нас не превышал 700-750 литров на корову. Оно не мобилизует кадры, не вскрывает существенных причин понижения удоев. Безусловно, что мы – Председатель Совета Министров и я, как его заместитель, обязаны были вносить такие вопросы на рассмотрение Совета Министров и Бюро ЦК. Особенно это могли сделать члены Бюро Центрального Комитета, которые больше имели для этого возможностей. Но я должен сказать, что из всего сказанного выше, я прихожу к таким выводам, что одной из причин, породивших все наши недостатки, было то, что ни Бюро Центрального Комитета, ни тов. Патоличев не создали надлежащих условий для более широкого развертывания критики недостатков. Товарищ Маленков на ХIХ съезде партии говорил: «Критика снизу может расти и шириться только при таких условиях, когда каждый выступающий со здоровой критикой уверен, что он найдет в нашей организации поддержку. Необходимо, чтобы все наши руководители возглавили это дело и показали пример честных и добросовестных отношений к критике». И вторая, с моей точки зрения, ошибка Бюро ЦК, которая привела к серьезным извращениям советской национальной политики, это недооценка уроков прошлого из истории нашей партии, нежелание изучать те исторические документы, которые издавались ЦК нашей партии по вопросам национальной политики вообще и в адрес специально Белоруссии и Компартии Белоруссии на отдельных исторических этапах ее развития. Великая партия учит нас, что для того, чтобы поднимать народ на большие дела коммунистического строительства, необходимо быть в постоянной связи с народом, а это значит знать его историю, быт, культуру. Это особенно должен был хорошо знать и помнить тов. Горбунов, который возглавляет идеологическую работу в республике, но он это забыл и сделал много ошибок. Ошибкой еще в работе ЦК и его первого секретаря тов. Патоличева является отсутствие коллегиальности, об этом говорил также тов. Зимянин в своем докладе». Докладчик Зимянин, вышедший вслед за ним к трибуне Патоличев, а затем, глядя на них и все остальные ораторы делили свои выступления на две части – хозяйственно-экономическую и кадрово-национальную. Если присланный Москвой в качестве нового начальника Зимянин делает доклад (неслыханное дело!) по-белорусски и требует от всех впредь разговаривать по-белорусски, критикуя коренные недостатки и ошибки в экономическом и национальном вопросах, если прежний начальник Патоличев признает допущенные в этих вопросах ошибки (правда, в экономическом – в меньшей степени), то многоопытные партийные функционеры сразу поняли, куда дуют московские ветры. Как только началось обсуждение доклада, многие произносили свои выступления по-белорусски, правда, в основном, на разговорном, причудливо смешивая белорусские слова с русскими. При этом демонстрировали прекрасную осведомленность о неблагополучии в хозяйственной деятельности, кадровом составе работников и тревожном состоянии национальной культуры. В. Е. Лобанок, первый секретарь Полесского обкома КПБ: – Разве не является крупнейшим упущением то, что мы в школьном строительстве шли на всемерное свертывание белорусских школ? Остается фактом, что в Мозыре белорусские школы есть только на окраинах, а в центре города нет ни одной белорусской школы. В значительной части белорусских школ (и не только в городах, но и в сельской местности) преподавание многих предметов проводится не на белорусском языке. И что же получается? Ученики разговаривают на белорусском языке, пользуются белорусскими учебниками, а учитель ведет урок на русском языке. Ясно, что при подготовке педагогических кадров не учитывается, что у нас белорусские школы, и не обратили внимание на то, чтобы будущие учителя овладевали, как следует, тем языком, на котором им необходимо будет вести преподавание в школах. Неправильной является линия Министерства просвещения БССР, которое допустило, что в русских школах БССР нет экзаменов по белорусскому языку и литературе. Необходимо, чтобы и учащиеся русских школ овладевали, как следует, белорусским языком. Совершенно непростительно то, что за девять лет у Впоследствии Владимир Елисеевич Лобанок стал заместителем Председателя Президиума Верховного Совета БССР и занимал эту должность 10 лет, курируя вопросы культуры и образования. Он даже избирался заместителем председателя Совета национальностей Верховного Совета СССР. Белорусский язык рабочим при нем не стал. Первый секретарь Брестского обкома партии Т. Я. Киселев: «В Брестской области из тринадцати районных газет только четыре выходят на белорусском языке, девять до последних дней издавались на русском. Из политотдельческих газет на белорусском языке издается шесть. Можно было бы приводить много других примеров, свидетельствующих о нарушении ленинско-сталинской национальной политики в этих вопросах. Можно долго и много говорить о причинах, приведших к этому. Известно, что если бы в ЦК, Совете Министров БССР делопроизводство было на белорусском языке, то и в обкомах, райкомах, облисполкомах и райисполкомах оно не могло бы иначе вестись. Если бы Министерство просвещения не направляло на работу в качестве заведующих облоно, районо товарищей, совсем не знающих белорусского языка, в свою очередь органы народного просвещения не назначали бы директорами и завучами школ людей, не знающих белорусского языка. Если бы министр просвещения перед учителями выступал на родном языке, то тогда и учителя выступали бы перед населением на белорусском языке. А у нас же на белорусском языке выступали только на сессиях Верховного Совета БССР и на заседаниях Союза писателей при обсуждении произведений белорусских писателей. Далее, если бы дети руководящих работников-белорусов учились в белорусских школах, то надо полагать, что рабочие и служащие белорусы не ставили бы так вопрос – «принимайте моих детей в русскую школу». Известно, что такое положение дел знали. Я помню, когда в 1948-1949 годах (в то время оратор возглавлял отдел школ ЦК КПБ. – Впоследствии Тихон Яковлевич Киселев был Председателем Совета Министров БССР и первым секретарем ЦК КПБ. Белорусский язык рабочим при нем не стал» П. А. Абрасимов, заместитель председателя Совета Министров БССР: «Разрешите остановиться на выступлениях тт. Патоличева и Черного. Я считаю выступление тов. Патоличева на этом пленуме неудовлетворительным. Чего ждали мы, участники пленума, от выступления тов. Патоличева? Первое. Его отношение к решению Президиума ЦК КПСС. Второе. Еще большего вскрытия ошибок и недостатков, о которых говорится в постановлении ЦК КПСС как со стороны ЦК КПБ, правительства республики, также своих личных. Что сказал тов. Патоличев в своем выступлении? Он несколько раз подчеркнул свое согласие с постановлением ЦК КПСС, а с другой стороны, сделал неудачные сравнения, совсем ненужные, так называемые исторические, экскурсии в прошлое республики с выводом, что эти ошибки и по национальному вопросу, и в сельском хозяйстве существовали и до него. О том, что существовало до вас, тов. Патоличев, в Белорусской республике плохое, никто вам в обвинение и не предъявляет. Речь идет об ошибках в осуществлении ленинско-сталинской национальной политики, о плохом материальном положении белорусского колхозного крестьянства в последние годы, то, о чем выразительно сказано в постановлении ЦК КПСС, за что несем ответственность перед партией все мы, партийные и советские руководители республики, и вы, как первый секретарь ЦК КПБ. Вам об этом и нужно было сказать пленуму, раскритиковать и себя, и нас. То же, что вы сделали в республике за эти три года, известно участникам пленума и совсем не было нужды об этом говорить и оправдываться. Насчет выступления тов.Черного. Я не разделяю его взглядов о том, что выступление тов. Патоличева нанесло политический вред Компартии Белоруссии и т. д. В погоне за эффектом тов. Черный нацепил тов. Патоличеву то, Если партийные функционеры выражали свои мысли сухими, казенными словами и оперировали статистикой, то выступивший на пленуме вице-президент Академии наук БССР народный поэт Якуб Колас рисовал живые, запоминающиеся картинки: – Представим, что по одному из многочисленных шоссе мы въехали на территорию республики. Мы критически оцениваем дороги, любуемся пейзажами, строительством городов и сел, которые попадаются на пути, но мы не встретили ни одной белорусской надписи, которая бы говорила нам, что мы в Белорусской Советской Республике. Такое же явление и на железной дороге, нигде не увидишь, чтобы название станции или полустанка было написано по-белорусски. Мы приехали в Минск. Многочисленные афиши, объявления, плакаты свидетельствуют о его общественной и культурной жизни. Однако белорусских текстов среди них очень мало. Смех в зале вызвала забавная сценка: – Один москвич, восхищаясь нашей столицей, вдруг заметил: «Жаль только, – говорит, – что названия улиц у вас пишутся с ошибками. В слове «Комсомольская» после буквы «с» написано «а», а не «о». Оказалось, что он прочел надпись по-русски. Это смешно и грустно. Это значит, что белорусское слово в Минске встречается настолько редко, что воспринимается, как ошибка. Даже Академия – центр белорусской культуры – почти выгнала из употребления белорусский язык. На собраниях, заседаниях ученых белорусского языка не слышно, не пишутся на нем научные работы, не ведется общая переписка. В БССР мало ученых языковедов-белорусов, а подготовка языковедческих кадров совсем неудовлетворительная. Возьмем хотя бы количество диссертаций по вопросам языка, не будем уже говорить о качестве их. Их очень мало – две-три работы и все. В Академии не созданы такие условия, чтобы молодежь шла работать по языковедению. Научной работы по исследованию, изучению и разработке белорусского языка фактически нет, ибо мало квалифицированных исследователей. Далее Я. Колас говорил, что собрания, митинги, иные массовые мероприятия тоже проводятся не на белорусском языке. Он вышел из рабочего применения не только таких организаций и учреждений, как Академия наук, Министерство просвещения, Министерство кинематографии, учебные учреждения, но и газеты, союзы художников и композиторов. – Дошло до того, – сказал оратор, – что начало проявляться пренебрежительное отношение к белорусскому языку, высмеивание тех, кто им пользуется. Когда в наше издательство позвонили и спросили: «Гэта Дзяржкамвыдавецтва?» («Это Госкомиздат?» – Якуб Колас отметил, что речь и произношение у артистов, а также у дикторов на радио плохие. Это в первую очередь потому, что пользуются они белорусским языком только на репетициях и на спектаклях, а творческий процесс превращается в служебный, как бы принудительный. Чтобы белорусское слово зазвучало всеми своими оттенками в устах артиста или диктора, нужно любить это слово, не расставаться с ним, глубоко вникать в его содержание. И снова веселый смех в зале. Его вызвало образное сравнение. – Великий писатель земли русской Лев Толстой отмечал, что за каждое неправильно употребляемое слово он сек бы писателя розгами. Если применить это мудрое правило к работникам «Звезды», то им пришлось бы отдуваться после выхода каждого номера газеты. Якуб Колас приводил примеры некритического заимствования слов из русского языка, когда они в белорусской транскрипции утрачивали свою основу и становились непонятными. Эти формы не свойственны белорусскому языку, их можно заменить простыми и легкими оборотами. В этих случаях дело губили дословность, желание буква в букву перевести русский текст. К. Новикова, директор Института истории партии при ЦК КПБ: «Представитель ИМЭЛа, который приезжал проверять эти вопросы, ходил по городу, как он сам говорил, и спрашивал: «Почему вы пишете «думка», а не «мысль», почему говорите «цукар», а не «сахар», почему вы говорите «лазня», а не «баня». Это была в сущности попытка учинить ревизию белорусского языка, которая дошла до того, что авторитетные товарищи из нашей интеллигенции чуть ли не объявлялись националистами. Я бы сказала, этим самым всю большую работу, которую провел Институт истории партии с этой интеллигенцией, в сущности пытались ошельмовать. Это Центральному Комитету Компартии Белоруссии было известно, однако, к сожалению, нужно отметить, что Бюро ЦК этого не осудило, а я по К. Новикова призвала совместными силами Института истории партии, институтов истории и философии АН БССР в самое короткое время разработать тематику и приступить к написанию популярных брошюр по истории КПБ, развитию общественной мысли в Белоруссии, философии, истории белорусского народа. В свете обсуждаемого вопроса ей представлялось, что неправильным было поведение ряда научных учреждений Москвы, когда они отказывались принимать к утверждению планы кандидатских работ на так называемые местные темы. По существу это приводило к отказу и ослаблению дела разработки истории народов национальных республик. Она считала, что это было ошибочное поведение некоторых научных учреждений, в том числе и Академии наук СССР. П. А. Абрасимов, первый заместитель Председателя Совета Министров БССР: «Главное, что характеризует национальную форму культуры – это национальный язык. «Миллионные массы народов могут преуспевать в деле культурного, политического и хозяйственного развития только на родном национальном языке» – учит И. В. Сталин». П. У. Бровка, председатель Союза советских писателей БССР: «Мы не уважаем по-настоящему нашего культурного наследия и временами забываем наших виднейших людей. Стоило бы по-настоящему почтить память виднейших людей белорусского народа, его писателей и деятелей культуры. Присвоить имена школам, клубам, техникумам, назвать улицы в городах такими именами, как имени Богушевича, Тетки, Максима Богдановича, Кузьмы Чорного, Самуйленка, Бядули, Труса и др. К декаде мы много и хороших издали книг белорусской художественной литературы. Это делалось под непосредственным руководством ЦК. Это хорошо. Однако ЦК не замечал, что издать книгу молодому автору в нашем издательстве довольно тяжело. Государственное издательство Белоруссии, в частности, директор тов. Матузов, очень неохотно шли на издание книг молодых авторов. Откуда же будет у молодого автора желание работать, если его на протяжении нескольких лет не издают. А таких фактов сколько хотите. Возьмите таких поэтов, как Григорий Нехай, Алесь Бачило, Роман Соболенко, Василий Матеушев. Они на протяжении нескольких лет не могут издать оригинальной книги, хотя в литературе работают 10-20 лет». Председатель Союза советских писателей БССР говорил о том, что постановление Президиума ЦК КПСС свидетельствует о крупных недостатках в работе руководящих органов республики в области колхозного хозяйства. – Это глубокий анализ действительного положения в сельском хозяйстве нашей республики. Часто мы мирились, как говорил тов. Зимянин, с крупными недостатками, которые мы видели ежедневно, и не стремились, как следует, исправить положение. Касается это непосредственно нас, писателей советской Белоруссии. Мы не создали ни одного произведения, в котором бы показали, как нужно преодолеть эти недостатки, а часто, нужно прямо сказать, лакировали действительность. Время нам как следует изучить жизнь и создать такое произведение, которое бы явилось настоящей настольной книгой нашего народа. Мы должны помогать нашей партии и правительству в их огромной работе по подъему благосостояния нашего народа всеми средствами литературы: романом и повестью, поэмой и стихом, статьей и очерком, пьесой и басней, фельетонами, эпиграммами – всеми жанрами нашей литературы. Одно ясно для нас, что нам нужно по-настоящему отнестись к исправлению крупных ошибок, отмеченных в постановлении Президиума ЦК КПСС и сделать это в ближайшее время. Л. П. Александровская, главный режиссер Белорусского государственного театра оперы и балета: «Во время подготовки к декаде ЦК, идя навстречу коллективу театра и вообще искусств Белоруссии, назначил специального человека от ЦК в помощь нам. Но этот легкомысленный человек решил, что он за две недели своей работы в искусстве разбирается уже лучше всех и, даже тех, кто 20-30 лет работает в этой области. Он повел себя как настоящий неуч с диктаторскими намерениями. Увлекшись балетом, стал смотреть на искусство с точки зрения красивых ножек в возрасте не выше 17-20 лет. Способность, мастерство, талант – качества, по мнению этого товарища, не обязательные для создания интересных, жизненно правдивых образов советских спектаклей. По причине этого верхоглядства посеял вражду между старейшими работниками и молодежью. Необъективные отношения к старейшей группе, игнорирование ее выбили почву из-под ног, вызвали растерянность и так дальше. Такое поведение было на грани политики разгона ведущей группы театра, а не сколачивания коллектива, что имелось в виду, когда этого товарища направляли на укрепление работы театра. Почему еще до премьер белорусских спектаклей, в период их создания, складывается и распространяется мнение, не мобилизующее общественность, исполнителей на успех, на любовь, работу и заинтересованность к ним, а наоборот. «Ай, нечего там смотреть, нечего слушать». «Какая может быть там музыка? Не музыка, а…» Я не рискую повторять слова, какими характеризовали музыку «Девушка из Полесья» даже некоторые из ответственных работников искусства. И мы знаем этих людей, а поправить их… не хватает времени. Часто ни печать, ни общество не подготовлены. А даже бывает и так, что и не знают, что готовится такое событие, как создание нового оригинального спектакля, как было, например, с балетом «Князь-озеро»: премьера прошла при пустом зале, а спектакль потом получил Сталинскую премию». Т. С. Горбунов, секретарь ЦК КП Белоруссии: «Я считаю, что нужно было бы дать решительный отпор редактору газеты «Советская Белоруссия» тов. Здоровенину, когда он пытался огульно охаивать творческие коллективы республики. За какие-нибудь полтора месяца газета «Советская Белоруссия» «разнесла» Союз писателей, Союз художников, почти все театры республики, работу большинства научно-исследовательских институтов, Академии наук, Института философии, Института истории, Государственный хор, которым руководит тов. Ширма, и другие идеологические учреждения. Тов. Здоровенин допустил явную ошибку. Газета по-махаевски отнеслась к белорусской интеллигенции. Такое поведение редакции вызвало недовольство большой группы нашей интеллигенции. Я об этом говорил тов. Патоличеву, была подана записка заведующих двумя секторами – тов. Коноваловым и тов. Спиридовичем. Эту записку обсуждали в ЦК, тогда еще с участием тов. Ганенко. Обсуждали ее всю ночь до утра и никакого решения не Д. М. Лемешонок, первый секретарь Дзержинского РК КПБ Минской области: «Некоторые руководящие работники ЦК, Совмина БССР, научные работники, да и мы сами с вами за последние годы стали забывать свою культуру, стали забывать свой язык. До этого времени почти никто из нас не разговаривал на родном языке и только сейчас на этом пленуме, после того как нас очень крепко поправил ЦК КПСС, почти все начали разговаривать на своем родном языке, а это получилось потому, что все делопроизводство в нашей Белоруссии ведется не на белорусском языке. Преподавание во многих школах и вузах ведется только на русском языке. Дело дошло до того, что мы сами, многие руководящие работники не стали пускать своих детей учиться в белорусской школе. К слову говоря, вот здесь уже выступало много товарищей, выступал и министр тов. Ильюшин, который также жаловался на это, но хотелось бы спросить с этой трибуны у самого тов. Ильюшина – пускает ли он своих детей учиться в белорусской школе. Я думаю, что не пускает». Д. И. Варвашеня, первый секретарь Минского горкома КПБ: «В формировании такого стремления немаловажную роль сыграло то, что Министерство просвещения БССР с весны 1951 года установило порядок, согласно которому в русских школах переводные экзамены и экзамены на аттестат зрелости по белорусскому языку и белорусской литературе не проводились. В то время как в белорусских школах учащиеся должны были держать экзамен и по белорусскому, и по русскому языкам. Этот порядок, кроме всего прочего, отрицательно влиял на успеваемость учащихся по белорусскому языку и литературе в русских школах, снижал их интерес к изучению названных учебных дисциплин. Центральному Комитету КПБ необходимо потребовать от Министерства просвещения отмены его приказа от 20 апреля 1951 года за № 110 «Об экзаменах по белорусскому языку и литературе в русских школах Белорусской ССР» как неправильного, противоречащего национальной политике нашей партии. Ненормально обстоит дело с преподаванием в высших и средних учебных заведениях города. Все учебные дисциплины, за исключением белорусского языка и литературы, в высших учебных заведениях и техникумах преподаются на русском языке. Даже преподаватели, которые на протяжении ряда лет читали курс наук на языке коренной национальности, в последние годы перешли на русский язык. Например, в Белорусском государственном университете имени В. И. Ленина до 1941 года на белорусском языке читались курсы математического анализа, общей физики, основ дарвинизма, анатомии и морфологии растений, дифференциальных исчислений, до 1946 года – аналитической и дифференциальной геометрии. Теперь же в университете все Голодушко, секретарь Гомельского обкома КПБ: «В Гомельском пединституте из 103 преподавателей – белорусов насчитывается только 26 человек, в результате чего преподавание всех предметов ведется на русском языке, за исключением белорусского языка и литературы, а старший преподаватель этого института – кандидат филологических наук, доцент, белорус по национальности Василенок даже на факультете белорусского языка и литературы преподавание белорусской литературы ведет на русском языке. Н. Е. Авхимович, первый секретарь Гродненского обкома КПБ: «Имеется порочная практика подбора кадров в органы народного образования. В Зельвенском районе заведующим районо работает П. У. Бровка, председатель Союза советских писателей БССР: «У нас нет пособий по белорусской орфографии, где были бы установлены все правила принятого написания того или другого слова. Такое пособие могла бы издать Академия наук, Учпедиздат, Министерство просвещения, и это нужно сделать неотложно». Кудряев, заместитель Председателя Совета Министров БССР: «Разве не является серьезным недостатком работы Академии наук недопустимо затянувшаяся работа по выпуску труда «История Белорусской ССР». Вот уже восемь лет работает Институт истории Академии наук над подготовкой книги «История Белорусской ССР», а пока кроме третьего варианта макета будущей книги, который является рабочим материалом для небольшой группы работников, советская общественность ничего за это время от Академии наук не получила». Все ораторы – и партийные функционеры, и деятели науки и культуры – согласились: да, в республике нарушена национальная политика, приводили удручающие примеры, свидетельствующие о вытеснении белорусского языка. Выражали надежду: вот теперь-то начнется возрождение национальной культуры, с сегодняшнего дня все переходим на белорусский язык. Не перешли. Тихон Яковлевич Киселев поторопился, заверив, что очередные пленумы партийных комитетов будут проходить отныне на белорусском языке. Этой практике не суждено было сбыться и в пору, когда Киселев возглавил руководство республики, и до последних дней существования КПБ. Единственный, кто произносил свои речи по-белорусски на пленумах ЦК, был Геннадий Буравкин, тогдашний председатель Гостелерадио БССР. Но и это исключение из общего правила вызывало скрытое осуждение партноменклатуры (ишь, выделяется!) и открытое – аппарата, особенно общего отдела ЦК, работники которого мучились при подготовке стенограммы пленумов. Однако вернемся к июньскому пленуму 1953 года. Т. С. Горбунов, секретарь ЦК КП Белоруссии: – Я хотел бы остановиться на выступлении тов. Патоличева, а также на выступлении тов. Черного. Я целиком присоединяюсь к оценке выступления тов. Черного, которая здесь была дана тт. Сикорским, Доркиным и др. Его выступление, безусловно, носило демагогический характер. Это выступление никто из членов ЦК не разделяет. Безусловно, тов. Патоличеву от ЦК КПСС досталось очень здорово, к нам же – членам Бюро – Центральный Комитет КПСС подошел милостиво, доверил нам исправление допущенных ошибок, и мы все, члены Бюро ЦК, должны оправдать это высокое доверие своей преданной работой. Недостаток выступления тов. Патоличева заключается в том, что он должен был глубже проанализировать допущенные ошибки, вместе с нами вскрыть их до конца и помочь нам наметить пути для дальнейшего подъема организационно-партийной и политической работы Коммунистической партии Белоруссии. Именно этого мы вправе требовать от него. Безусловно, что за три года работы тов. Патоличева в Белоруссии, за три года, как он находится во главе Центрального Комитета Коммунистической партии Белоруссии, сделано многое в области дальнейшего развития промышленности республики, строительства городов, развития культуры Советской Белоруссии. И теперь, когда тов. Патоличев освобождается решением ЦК от обязанностей первого секретаря ЦК, чернить нам его работу – это было бы большим позором для Коммунистической партии Белоруссии. Мы все работали плечо о плечо с ним, знаем его, что он, не жалея сил, работал, чтобы сделать для расцвета Белоруссии возможно больше, возможно лучше. За ошибки, которые были в работе ЦК КПБ и Совета Министров БССР, несет ответственность не только тов. Патоличев, несем ответственность все мы, руководящие работники Белоруссии, в первую очередь секретари ЦК и члены Бюро ЦК. Было бы неправильно с нашей стороны все возложить сейчас на тов. Патоличева. Нельзя сказать, что у нас не было подъема в развитии культуры, он был, но мы не придали должного значения национальной форме, а, стало быть, был нанесен известный ущерб и содержанию нашей работы. Сейчас мы видим наши ошибки, осознаем их, и мы их исправим. Тов. Патоличев и мы все – члены Бюро – несем ответственность не только за ошибки, которые допущены за эти три года, но также и за то, что не исправили ошибок, допущенных и ранее. Ведь преподавание в школах и вузах на белорусском языке прекратилось уже давно. То же Здесь член ЦК тов. Новикова и другие товарищи настойчиво добивались ответа на вопрос, который поставил тов. Зимянин в своем докладе, что в руководстве ЦК КПБ нарушался принцип коллегиальности и это якобы результат допущенных ошибок. Не все, конечно, ошибки являются результатом этого. Но действительно в руководстве ЦК не было нужной коллегиальности. Но один ли тов. Патоличев в этом виноват? Я думаю, что нет. Вот один из многих примеров: еще в апреле месяце с. г. Бюро ЦК КПБ единогласно решило назначить тов. Черного министром топливной и местной промышленности БССР, освободив его от обязанностей заместителя председателя Совета Министров и председателя Государственной плановой комиссии. Тов. Клещев – Председатель Совета Министров БССР голосовал вместе с нами за это решение, а через несколько дней он командирует тов. Черного в Москву – поезжай, мол, жалуйся на ЦК, что с тобой несправедливо обходятся. Тов. Черный уехал в Москву, бродил там несколько недель, добиваясь отмены нашего решения, и вы знаете, что до сих пор местные министерства не сформированы, министры не назначены. Четыре месяца идет реорганизация аппарата Совета Министров БССР, министерств и республиканских ведомств. Разве это порядок? ( Вы, Алексей Ефимович, в лице тов. Черного избрали себе шаткую опору. Вы на него опираетесь, я думаю, что эта шаткая опора может вас подвести, и вам от этого не поздоровится. ( Сам же тов. Патоличев старался ближе подойти к белорусской культуре, изучать ее, оказывал помощь писателям, артистам в их работе. Поэтому я считаю совершенно неправильным, когда тов. Патоличеву сейчас некоторые товарищи не прочь бы приписать все и всяческие недостатки, имевшие место за послевоенные годы в работе Компартии Белоруссии. Тов. Патоличев известный человек в партии, и мы к нему относимся с доверием и желаем ему успеха в той работе, на которую его пошлет ЦК КПСС. По поводу выступления тов. Черного. Я уже сказал, что оно носило демагогический характер, оно было рассчитано на эффект, а в конечном счете оно было рассчитано на то, чтобы создать известный раскол в нашем партийном активе. Тов. Черный говорил, что я как будто бы написал какую-то статью во втором томе истории БССР, где я восхваляю тов. Патоличева. Даю справку, что никакой статьи и никакого раздела о тов. Патоличеве я не писал. По тов. Черному выходит, что тов. Патоличев уже такой человек, что о нем нельзя нигде доброго слова сказать. Если партия скажет, так напишут и о тов. Патоличеве все, Тов. Черный, награждая меня оскорбительным эпитетом, очевидно, придерживается такого правила: помазать человека сажей, авось черное пятно останется. А мажет он меня неспроста. Я уже неоднократно вносил предложение, говорил об этом тов. Патоличеву и на Бюро ЦК, что тов. Черного необходимо освободить от обязанностей председателя Государственной плановой комиссии, ибо он часто подводил Центральный Комитет и Совет Министров БССР. Его очень крепко критиковал тов. Зимянин за многие недостатки в планировании, за путаницу, которую он вносит в народное хозяйство и в развитие культуры. Эта путаница, по-моему, значительно содействовала тем ошибкам, которые мы здесь подвергаем критике. ( – В ходе прений выявилось, что, правильно понимая наши ошибки, правильно восприняв критику этих ошибок со стороны Центрального Комитета КПСС, члены ЦК КПБ, участники пленума высказали и правильное отношение к первому секретарю Центрального Комитета КПБ тов. Патоличеву. Указывая на ошибки и недостатки, которые у нас имеются, участники пленума ЦК КПБ оказали ему доверие, потому что тов. Патоличев, будучи направлен в Белорусскую партийную организацию Центральным Комитетом КПСС, провел значительную работу по руководству партийной организацией, хозяйственным и культурным строительством республики и заслуживает правильного к себе отношения. Я думаю, что выступления на пленуме были правильными, исключая выступление тов. Черного, в котором не было принципиального партийного подхода к делу, принципиальное отношение к делу было подменено беспринципным, демагогическим. Я думаю, что у меня нет никакой нужды для того, чтобы повторять все, что было сказано на пленуме о выступлении тов. Черного. Так или не так? Поэтому разрешите мне, товарищи, от имени Бюро ЦК КПБ внести на рассмотрение пленума следующее предложение: просить ЦК КПСС пересмотреть тот пункт постановления ЦК от 12 июня, который касается тов. Патоличева, и оставить его первым секретарем ЦК КПБ. Мы, товарищи, должны быть честными к нашей партии, к нашему народу, честными к людям, которые отдают свои силы служению партии и Родине, быть справедливыми в своих оценках людей. Это наша партийная обязанность. Кроме того, с таким предложением, с такой просьбой мы можем обратиться в ЦК КПСС потому, что тов. Патоличеву и мне в ходе пленума пришлось говорить с тов. Маленковым и тов. Хрущевым, и они высказали такое мнение, что если пленум посчитает целесообразным вынести такое пожелание, такую просьбу в ЦК КПСС о пересмотре пункта постановления ЦК КПСС от 12 июня 1953 года, который касается тов. Патоличева, то этот пункт Президиум ЦК КПСС считает возможным пересмотреть. Я хотел бы дополнить к этому и то, что та критика, которая была на пленуме, те замечания, которые были в наш адрес, в том числе и тов. Патоличева, будут правильно восприняты всеми, в том числе и тов. Патоличевым, и оратором, который выступает перед вами. Много было таких замечаний о недостатках, за которые несет ответственность не один тов. Патоличев, а и другие члены Бюро ЦК КПБ несут ответственность. Об этом я говорил в докладе и еще раз заявляю, что я лично, как член Бюро ЦК, полностью разделяю ответственность за ошибки, которые были допущены в вопросах национальной политики в БССР, в работе с кадрами, в руководстве сельским хозяйством. Председательствующий. Есть предложение принять следующее постановление пленума ЦК КП Белоруссии: Просить Президиум ЦК КПСС пересмотреть пункт постановления Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза от 12 июня с. г. в отношении тов. Патоличева Николая Семеновича и оставить его первым секретарем ЦК КПБ. Разрешите голосовать. Кто за принятие этого постановления, прошу голосовать. Кто против? Нет. Кто воздержался? Нет. Принимается единогласно. ( Вношу предложение поручить председательство на пленуме тов. Патоличеву. Почему материалы этого пленума были надежно упрятаны в спецхран, а меры, о которых так горячо говорили ораторы, не были реализованы? Дело в том, что фактически смещенный постановлением ЦК КПСС Патоличев остался на посту первого секретаря ЦК КПБ, а Зимянину пришлось спешно возвращаться в Москву. В разгар прений в Минск позвонил Хрущев и сообщил, что арестован матерый шпион и враг советского государства Берия, который в своих преступно-карьеристских целях убирал преданные партии русские кадры в национальных республиках. Николай Семенович Патоличев оставил после себя груды исписанной бумаги. Его дочь Наталья Николаевна провела поистине титаническую работу по систематизации страниц, рассказывающих о пережитом. Можно понять охватившие меня чувства, когда я увидел эти бесценные записи. Из воспоминаний Н. С. Патоличева: «Как-то поздним вечером Баскаков (министр госбезопасности Белоруссии. – Сел и молчит. Я с тревогой жду. Наконец, он рассказал мне следующее. Ему только что позвонил из Москвы министр госбезопасности Литвы Петр Павлович Кондаков и попросил срочно передать мне, что Берия разработал план разгрома руководящих кадров в республиках. Он только что из кабинета Берия и все это видел и слышал. Полагая, что это делается Берия без ведома Центрального Комитета и в его каких-то собственных целях, решил через Баскакова информировать меня. Кондаков предупредил, что по указанию Берия в обстановке строжайшей секретности подбираются на лиц, подлежащих по рекомендации Берия снятию с работы, материалы, чтобы можно было предъявить обвинение в нарушении ленинской национальной политики партии на местах и в плохом руководстве сельским хозяйством. По этому зловещему плану сначала будет снят первый секретарь ЦК Компартии Украины Г. М. Мельников, вторым Патоличев – первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии. Советуемся с Баскаковым – как быть? Надо хорошо подготовиться и ехать в Москву, в ЦК партии. Тщательно изучаем работу по проведению национальной политики в республике, расстановке кадров, особенно национальных. Готовим материалы по сельскому хозяйству. Еду в Москву. В Москве встречаю Г. М. Мельникова. Он уже освобожден от работы. Первое подтверждение информации Кондакова. Мельников рассказывал, а впоследствии и другие товарищи подтвердили, что все решалось очень быстро… …Иду к Г. М. Маленкову. – За что снимаете? – И разговора не было, откуда ты взял? И разговора не было?… Иду к Н. С. Хрущеву. Тот тоже все отрицает. – А что касается Мельникова, – говорит он, – то это совсем другое дело. И бросает в адрес Мельникова несколько нелестных слов. Но ведь я-то знал, что это не так. Понимаю, что все это не так просто, что это не только проявление недружелюбного отношения к Мельникову. – Нет, нет, – успокаивает меня Хрущев, – можешь спокойно возвращаться в Минск. Помню, не поверил в искренность его слов. Уроки жизни учат. Тем более что сообщения чекистов оправдывались, план Берия начал осуществляться. Был у меня в Москве хороший друг – генерал Андрей Илларионович Соколов. Мы были знакомы с времен войны – я был секретарем Челябинского обкома, а он уполномоченным Государственного Комитета обороны. Совместные заботы об организации производства оружия сдружили нас. И каждый из нас считал своим долгом прийти на помощь друг другу и разделить с ним невзгоды жизни. Мы встретились, хотелось все обдумать. Генерал Соколов посоветовал мне позвонить Берия. Важно было знать, как тот прореагирует на мой прямой звонок. Решаюсь, звоню. Ссылаясь на чрезмерную занятость, тот от встречи уклоняется. Это говорило уже о многом. Отказ от встречи – неоспоримое подтверждение тому, что события развиваются в направлении, о котором сообщил П. П. Кондаков. Ну а как же заверения секретарей ЦК и председателя правительства? Как поступить дальше? Мелькнула мысль: секретари ЦК, видимо, все еще не знают об уловках Берия в столь важном вопросе. Добившись снятия Мельникова, он, возможно, решил несколько подождать с белорусским секретарем. Отсюда и ответы некоторых руководящих товарищей на мои вопросы: «Откуда ты взял?», «И разговора не было». Берия был хитрый враг, умело маскировавший свои враждебные действия. Да, конечно, разговора-то, скорее всего, не было. А вот возможность обсуждения вопроса обо мне в ближайшее время? Но это уже другое дело». Короче, в Москве тревожные мысли обуревали Патоличева. Все прояснилось через несколько дней. «Позвонил мне в Минск Хрущев, – вспоминает Николай Семенович, – и сообщил, что… Далее шли уже знакомые мне формулировки: «За нарушение ленинской национальной политики, за…» План Берия воплощался в решение. На второй фразе я прервал Хрущева: – Все это мне давно известно. Давно. Месяц, товарищ Хрущев. На этом разговор закончился. Сообщил «новость» Баскакову – он помрачнел. – Что загрустил, дружище? – спрашиваю Баскакова. – Берия заставит меня писать. – Что? – Писать на тебя. Ты знаешь его приемы. Тут настала очередь задуматься и мне. – Заставит, – согласился я. Баскаков в Минске ничего не написал. Его отозвали в Москву. Он не написал и там. Его сняли с поста министра. Берия шел напролом. И вот я снова в Москве. Всю многочасовую дорогу думал, как вести себя дальше. Ведь должен же Хрущев сказать мне что-нибудь. Менее недели прошло после нашего разговора, когда он уверял, что знать ничего не знает, успокаивал, уверял, что снятие Мельникова никакого отношения ко мне не имеет. Раздумывал, как повести себя, если Хрущев спросит, откуда я знал все заранее. Хрущев ничего не сказал и ни о чем не спросил. Тут я понял, что дело значительно сложнее. И это очень скоро подтвердилось. В аппарате ЦК мне сказали, что в Минске без меня прошло заседание Бюро ЦК Компартии, готовится пленум. Признаться, я был ошеломлен. Разве впервые освобождается от работы секретарь? Почему же такое грубое нарушение партийных порядков? Вот так напролом действовала вражеская рука Берия. Иду к Хрущеву. Рассказываю ему, что делается в Минске. Он спокойно выслушивает, моего возмущения не разделяет. Я выразил ему свое негодование и попросил разрешить мне не присутствовать на пленуме ЦК Компартии Белоруссии, где будет обсуждаться организационный вопрос. – Почему? – спрашивает Хрущев. И вот тут я произношу фразу, известную, может быть, немногим: – Пленум меня поддержит. – Но есть же решение Центрального Комитета, – недоумевает Хрущев. – И несмотря на это пленум меня поддержит, – еще раз говорю я. Таков разговор, состоявшийся у нас с Н. С. Хрущевым. Больше мы ничего не сказали друг другу. Моя уверенность в поддержке пленума была для него неожиданной, но он ничего вразумительного в ответ не сказал». Можно представить, что напишут по этому поводу современные белорусские национал-радикалы. Русского Патоличева хотели заменить белорусом Зимяниным, а привозной Патоличев, обвиняемый Москвой в русификации Белоруссии, не хотел уступать место представителю коренной нации. «С тяжелым чувством возвращался я в Минск, – писал Патоличев. – Ехал в автомашине, было время подумать. Мысли были приблизительно такие. Все члены Президиума ЦК КПСС знают меня по работе в Ярославле, Челябинске, Украине, Ростове-на-Дону. Знают как члена ЦК. Как же они отнесутся к тому, что меня обвиняют в нарушении ленинской национальной политики по сфабрикованным Берия материалам. Созыв пленума ЦК Компартии Белоруссии затягивался. Шли беседы: с секретарями обкомов, секретарями горкомов и райкомов, с министрами, деятелями искусства. Отдельная беседа – со старшиной белорусской интеллигенции тех лет Якубом Коласам. Необычно в партийной практике, конечно. Все это настораживало коммунистов. Время работало на меня. Смысл бесед был таков: провести пленум Центрального Комитета Компартии Белоруссии «на высоком принципиальном уровне», «беспощадно раскритиковать недостатки и ошибки в национальном вопросе и в руководстве сельским хозяйством». Раскритиковать работу первого секретаря и поддержать решение о его освобождении. Большое значение придавалось мнению интеллигенции, в частности, Якуба Коласа. Он должен был сказать полным голосом, за ним пойдут. Об этом мне потом рассказывал сам Якуб Колас. Но те, с кем шли эти предварительные разговоры, недоумевали. «К чему бы все это? Как это можно?» Такие настроения дошли до меня. Прошло еще 2-3 дня. Заходит ко мне заведующий сектором ЦК, информирует: «Мне поручено сообщить вам, что сегодня состоится заседание Бюро ЦК. Будет рассматриваться текст доклада на пленуме». Вот так ситуация: мне, первому секретарю, в последнюю очередь становится известно о заседании Бюро ЦК Компартии республики. Спрашиваю: – Я приглашаюсь на это заседание? – Мне поручено лишь сообщить вам о заседании, – отвечают мне. Начинаю понимать, что «украинский эксперимент», успешно проведенный, хотят повторить. На пленуме ЦК Компартии Украины Мельникова вывели из состава членов Бюро ЦК еще до рассмотрения вопроса. Его не допустили в состав президиума. Все шло к тому и в Белоруссии. Видимо, рассчитывали, что я не пойду на заседание бюро. Даже место мне было отведено на дальнем торце длинного стола против председательствующего. Я должен был чувствовать себя уже в роли постороннего. Но я «не обиделся» и принял участие в заседании. Зачитывали текст доклада. Видно было, что написан он второпях. В качестве главного обвинения выдвигался тезис о нарушении в республике принципов ленинской национальной политики. Далее сообщалось, что для «исправления» этого будет введена белорусская письменность в государственном аппарате, отныне вся переписка будет проводиться только на белорусском языке, на совещаниях, собраниях и съездах речи должны произноситься также исключительно на белорусском. При этом в докладе были соответствующие оговорки, вроде, например, следующей: «Конечно, сейчас русским труднее будет работать в Белоруссии, не все они хорошо знают белорусский язык. Русские товарищи во многом помогли нам, белорусам. Земной поклон им за это. А сейчас, кому из них будет очень трудно, мы им поможем переехать (!) в другое место». Стоит ли говорить, что такое «исправление» удивило, прежде всего, белорусов. Недоумение участников заседания легко было понять. Надуманному обвинению соответствовали формы и методы исправления положения. Все было рассчитано на то, чтобы ошеломить, озадачить людей чрезвычайностью мер. В какой-то степени расчет строился и на том, чтобы как-то сыграть на «национальных» чувствах. Но, к счастью и к великой чести белорусов, они никогда не страдали национализмом. Однако на заседании Бюро ЦК внесенные предложения не вызвали возражений, очевидно, они были восприняты как совершенно новое в национальной политике нашей партии. Острая полемика возникла по другому вопросу – о методах руководства сельским хозяйством. В докладе был слишком сильный крен в сторону персональной ответственности первого секретаря за недостатки в сельском хозяйстве. И вот выступает П. М. Машеров, работавший тогда первым секретарем ЦК комсомола Белоруссии. Он-то и внес диссонанс в ход заседания. – Почему мы все хотим свалить на первого секретаря? – спросил Петр Миронович. Наблюдая за ходом заседания, я приходил к выводу, что некоторые члены Бюро ЦК неодобрительно относились к происходящим событиям, но считали, что вопрос уже заранее решен, что есть «директивы» и их надо выполнить. Реакция на выступление Машерова была бурной и резкой. Поэтому я счел необходимым сказать Петру Мироновичу, что в этой обстановке он при всем его желании помочь мне не сможет. Заседание кончилось. Доклад был одобрен. Предстоял пленум. Я поставил перед членами Бюро ЦК Компартии Белоруссии вопрос: если в начале заседания пленума будет решено вывести меня из состава Бюро ЦК (как это было сделано на Украине), тогда, естественно, мне не надо быть в президиуме пленума. Такая постановка, видимо, была неожиданной. Товарищи не решились скопировать «украинский» вариант. Это укрепило мои позиции. В ходе подготовки к пленуму также наблюдалось, что некоторые товарищи с нежеланием и недоумением отнеслись к решению Москвы, организатором и инициатором которого был Берия. Стоит ли говорить, сколько пережил я в ожидании пленума Центрального Комитета. Выдержат ли нервы, хватит ли характера и стойкости. Но я был убежден в своей правоте, а главное – верил в партийную организацию Белоруссии. Это придавало сил». Пленум начался 25 июня и продолжался три дня. Пришедшие на второй день утром 26 июня на заседание партийные функционеры не знали, что в этот день будет арестован Берия, что и предопределило судьбу Патоличева и приехавшего на смену ему Зимянина. «На пленум был приглашен широкий актив, – вспоминает Патоличев. – Зал переполнен. Всматриваюсь в лица, вижу многих знакомых. Три года работы вместе. Встречаюсь взглядами с товарищами. Кажется, все смотрят на меня – ведь знают, что сейчас будут освобождать меня от работы. Что каждый из сидящих сейчас в зале думает? Осуждает? Сочувствует? Поддерживает? Лица довольно суровы. Все эти вопросы, как молотом, бьют в голову, в сердце. В конце доклада, сделанного Зимяниным, не последовало бурных аплодисментов. Было похоже, что между президиумом и залом образовалась трещина. Начались выступления. Меня спросили, когда я буду выступать. Ответил, что решу по ходу пленума… …Пленум Центрального Комитета продолжался, когда мне сказали, что меня вызывает к телефону Москва. Состоялся следующий разговор с Маленковым и Хрущевым. – Что у вас происходит в Минске? – Идет пленум Центрального Комитета. Меня снимают с работы. – За что? – Там, в Москве кто-то это решил, а я не знаю, за что. Строго доверительно мне сообщается, что арестован Берия, просят пока никому об этом не говорить. – Никому? – Да. И это очень строго. «Значит, в Москве, в Центральном Комитете мне доверяют». С этой мыслью возвращаюсь в зал. Пленум продолжается. Через некоторое время вновь позвонили из Москвы и пригласили меня к телефону. – У нас есть данные, что пленум ЦК Компартии Белоруссии вас поддерживает. Если пленум попросит ЦК КПСС, то решение может быть отменено. А пленум продолжал работу. Председательствовал в этот день П. А. Абрасимов. Просим объявить перерыв, а членов Бюро ЦК собраться в здании Центрального Комитета, чтобы проинформировать о разговоре с Москвой. Члены пленума начали догадываться о происходящем. Возвращаемся мы из ЦК и видим, весь состав пленума ждет нас на улице. Да, жизнь остается жизнью, люди остаются людьми. Помню, вышел из машины маршал Тимошенко. Высокий, стройный, в маршальской форме и громко крикнул: – Остается, остается! Как все запомнилось… С тех пор прошло более трех десятилетий. Но думаю, что еще многие помнят это. Предложение о том, чтобы просить Центральный Комитет партии отменить рекомендацию об освобождении первого секретаря, было поддержано бурей аплодисментов. Весь зал встал. Очень трудно передать, что я чувствовал в тот момент. Участники пленума, стоя, рукоплещут, сижу я один. Сижу, потому что не в состоянии подняться. Люди остаются людьми… Когда в зале установилась тишина, председательствующий П. А. Абрасимов обратился к пленуму: «Товарищи, есть предложение дальнейшее ведение пленума ЦК поручить первому секретарю ЦК Коммунистической партии Белоруссии товарищу Патоличеву» Итак, победа! Но это не было моим личным торжеством. Выстояла и победила партийная организация Белоруссии. Потерпела поражение политика врагов партии. Восторжествовала ленинская партийная демократия. Замечательные свойства большевиков-ленинцев показали и многие коммунисты Белоруссии». А теперь снова вернемся к стенограмме июньского (1953 г.) пленума ЦК КПБ. На третий день его работы в выступлениях партийных функционеров вдруг зазвучали панегирики Патоличеву и резкое осуждение речи председателя Госплана республики И. Л. Черного. С чего бы это? С. И. Сикорский, первый секретарь Могилевского обкома КПБ: – Я несколько хочу отвлечься от тезисов своего выступления и остановиться на выступлении тов. Черного. Мне думается, что тов. Черный в своем выступлении не прав. Мы вправе ему поставить такой вопрос: ты не рядовой работник, тов. Черный, а ты являешься председателем Государственной плановой комиссии, ты являешься заместителем председателя Совета Министров, то почему ты три года как будто сидел где-то на окраине, ничего не видел, что делается под руководством тов. Патоличева. А нам, секретарям, известно, что ты был у тов. Патоличева на лучшем счету и тебя неоднократно тов. Патоличев хвалил, что ты хороший работник, что ты часто вносишь вопросы. То нельзя ли у тебя спросить, что может быть ты в заблуждение заводил тов. Патоличева, подсовывал ему такие цифры? К. Т. Мазуров, первый секретарь Минского обкома КПБ, признавая экономическую слабость белорусских колхозов, с гневом обрушился на нарушителя «конвенции» Черного: – У нас в республике никто как следует не занимается анализом финансово-экономической деятельности колхозов. Удивительно, что об этом говорил и председатель Госплана тов. Черный. На кого же он жалуется? Это же касается и его. Министерство сельского хозяйства плохо руководит составлением производственных планов и приходо-расходных смет колхозов. В результате финансовое хозяйство многих колхозов очень запущено, а финансовое положение настолько плохое, что их финансово-экономическая жизнь в буквальном смысле парализована. Между тем, никто ни в министерстве, ни в Госплане не хочет как следует разобраться в этом деле. Правда, он признал упреки центра в адрес слабой национальной политики: – Совершенно очевидно, что в вопросе о кадрах нами допущены серьезные ошибки. Мы неудовлетворительно выполняли указания партии о национальном составе партийного, советского и другого руководящего аппарата, недостаточно занимались выращиванием своих национальных кадров. Поэтому критика Центрального Комитета КПСС в адрес ЦК КПБ в области работы с кадрами в равной степени относится и к Минскому обкому партии. Правда, основной руководящий состав областных и городских работников и низового актива у нас белорусы, которые владеют родным языком. Однако, вместе с тем, у нас имеется некоторая часть работников не белорусской национальности, которые хотя и долгое время работают в республике, но не изучили еще язык, плохо знают литературу, искусство белорусского народа, а это, понятно, создает дополнительные затруднения в нашей работе. Нам были сделаны серьезные замечания по вопросу о выдвижении кадров коренной национальности в период проверки обкома партии работниками ЦК КПСС в 1952 году. Эти замечания мы учли в своей работе. Среди выдвинутых на руководящую работу 83 процента составляют кадры коренной национальности. Н. Е. Авхимович, первый секретарь Гродненского обкома КПБ: – В своем докладе тов. Патоличев приводил примеры. Мне кажется, что нам всем это было известно. Известно это и тов. Патоличеву, и тов. Клещеву, и мне, и тов. Кононовичу. На обкоме партии, в облисполкомах, в ЦК этот вопрос поднимался, но дело в том, мы должны на пленуме ЦК, разбирая постановление ЦК КПСС, совершенно ясно и выразительно признать, что мы проходили очень часто мимо этой ошибки, мимо этих извращений, мирились с этим и в области финансовых платежей, и в области заготовок сельскохозяйственных продуктов, рассчитывая, что мы будто бы этим способствуем ускорению коллективизации сельского хозяйства. Это ошибочно, это вредно и к чему это привело, мы видим сейчас, анализируя положение в таком районе, как Сопоцкинский. Там наибольшее количество репрессивных мероприятий, в районе небольшой процент коллективизации и там наиболее неблагополучная политическая обстановка до последнего времени. Постановление ЦК партии, принятое по делам Белоруссии, является крупным событием в жизни нашей партийной организации. И я думаю, что мы, члены ЦК партии, обязаны сделать все необходимые выводы каждый для себя и в целом для работы нашей партийной организации республики. От нас зависит прежде всего правильно отнестись к этому постановлению ЦК. Партийная организация республики, на мой взгляд, прежде всего ждет от пленума ЦК как пленум ЦК глубоко разберется, оценит, отнесется к этому историческому постановлению. И мы, участники пленума, члены ЦК обязаны помнить об этой серьезной задаче, которая стоит перед каждым из Я, собственно говоря, Что случилось? Белорусская партийная организация допустила большую и серьезную ошибку в деле национальной политики партии, допустила извращения в национальной политике партии, в деле отношения к кадрам, в деле отношения к народу. Из этих важнейших вопросов должны быть сделаны серьезные и большие выводы из постановления ЦК КПСС. Что сделал тов. Патоличев? Тов. Патоличев прежде всего несколько раз сказал, что он согласен с постановлением ЦК КПСС. На мой взгляд, тов. Патоличев высказал одну неудачную мысль. Он сказал, что в Белоруссии коллективно работать – тяжелое дело. Я думаю, что это неправильно. Партийная организация Белоруссии, белорусские кадры, белорусский народ не заслуживают такой оценки. Может быть, это ошибка, оговорка, тогда другое дело. Белорусская партийная организация, партийный актив и в предвоенные годы, и в годы войны показали, что именно опираясь на коллективную работу нашего народа и сплачивая народ, решали вопросы и в предвоенные годы, и в годы войны с немецкими оккупантами. Я считаю, что тов. Патоличев правильно внес вопрос, что в ЦК КПБ должно быть ясное и открытое обсуждение вопросов. Этого, мне кажется, в ЦК КПБ не было. В этом тов. Патоличев совершенно прав, поставив такую задачу. Но сказать, что в Белоруссии решать коллегиально вопросы трудное дело – это неправильно. Я совсем не хочу становиться на такую позицию, как это делали некоторые товарищи, например, тов. Черный, который выступил и перепутал все в одну кучу. Мы тов. Черного знаем 15 лет в Белорусской партийной организации на этом посту. Но мне кажется, что его Я думаю, что у нас в Белорусской партийной организации имеются люди, которые нос держат по ветру. Мне кажется, что ЦК КПБ нужно открыто разбирать дела, нужна открытая, добросовестная самокритика в работе, и не нужны такие дела, когда некоторые товарищи до случая записывают недостатки, а потом выносят их. Доркин, первый секретарь Молодечненского обкома КПБ: – Я, например, с 1947 года участвую на пленумах ЦК КПБ и ни разу не слышал резкого выступления тов. Черного, хотя, как известно, у него сосредоточено много цифр по работе в целом по республике, по отдельным видам хозяйства и т. д. Ни разу. Только можно слышать эти выступления тогда, когда решаются организационные вопросы на пленуме, вернее, тогда, когда они уже решены. Вот в такую пору тов. Черный выступает очень решительно. Мне кажется, это не совсем правильно. Если так будем поступать, мы, члены ЦК, если по нас будут равняться рядовые члены партии, замечая недостатки, будут молчать о них, накапливать их, конечно, мы недостатки будем преодолевать неудовлетворительно, они у нас обязательно в таких случаях будут перерастать в болезненные явления, в крупные ошибки. Мне кажется, пленум ЦК поэтому так бурно и реагировал на выступление тов. Черного. И тов. Черный как член ЦК должен сделать соответствующие выводы, что, как тов. Сикорский сказал, не учитывать конъюнктуру при выступлениях, а если заметил недостатки, ставить их прямо, честно, остро. В. И. Козлов, Председатель Президиума Верховного Совета Белорусской ССР: – Мое мнение, что тов. Патоличев мог бы более подробно рассказать о тех ошибках, которые допускали члены Бюро ЦК КПБ, ибо кому как не ему лучше известно, как работали члены Бюро, и почему были допущены недостатки и ошибки со стороны Бюро ЦК КПБ и лично тов. Патоличева в вопросах советской национальной политики, в подборе и расстановке кадров. Были у нас такие ошибки, не было бы их, вероятно, не было бы и постановления ЦК КПСС, но если мы эти ошибки допустили, то мы должны честно на этом очень важном партийном собрании признать и высказать о них прямо каждому из нас, и тогда куда легче будет нам все Далее я хотел бы сказать, что тов. Патоличев, работая первым секретарем ЦК КПБ, много вложил энергии и сил по развитию промышленности и сельского хозяйства. Мне кажется, товарищи, что было бы ошибочно, если бы мы все чернили и видели все Относительно выступления тов. Черного. Я думаю, что выступление тов. Черного было демагогичным Так нельзя выступать, как выступил тов. Черный, так можно ошельмовать любого К. Новикова, директор Института истории партии при ЦК КПБ: – Я так не поняла тов. Патоличева, как говорил тов. Черный. Нужно было тов. Патоличеву показать, кто мешал в работе, какие были причины. Это нужно знать членам пленума. Потому что такие незрелые товарищи не должны стоять у руководства. В чем дело, почему в Бюро ЦК есть такие люди, которые не стоят на высоте своего положения? Я сидела и думала, как простой человек, что для всех нас кажутся понятными решения ХIХ съезда партии. Поэтому наши знания, мысли, чувства должны быть направлены на развитие промышленности, сельского хозяйства, на улучшение условий жизни трудящихся. Задачи всем ясны. Почему эти ясные для всех задачи не сплотили наших товарищей, которые находятся в составе членов Бюро? Я не хочу думать, что это их не сплотило, а если же было беспринципное поведение отдельных товарищей, то почему Бюро ЦК и вы, тов. Патоличев, лично как первый секретарь ЦК своевременно не призвали таких руководителей, с позволенья сказать, к порядку, почему это переросло в такую степень, что мешало нормальной работе и снижало по существу ее качество. Я имею в виду руководство со стороны ЦК КПБ обкомами, горкомами и райкомами партии, о чем совершенно справедливо отмечено в решении ЦК КПСС. Я думаю, что в заключительном слове или тов. Зимянина, или, как говорил тов. Патоличев, в своем втором выступлении, этот вопрос выяснит. Относительно выступления тов. Черного. Я согласна с товарищами в оценке этого выступления. У нас имеются такие лица, которые в такой острый момент думают – ну, я себя сейчас покажу. Это нечестное поведение. Так нельзя себя вести. Не на этом нужно себя показывать, а на честной работе и большевистской критике наших недостатков, чего, прежде всего, требует от нас партия. Д. М. Лемешонок, первый секретарь Дзержинского РК КПБ Минской области: – Я считаю, что в этом, главным образом, повинен Центральный Комитет Компартии Белоруссии и, в первую очередь, его секретари – тт. Патоличев, Зимянин, Горбунов и другие члены Бюро ЦК. Ясно, что ответственность не снимается и с Совета Министров, а также и с того же тов. Черного, который здесь очень резко критиковал тов. Патоличева, вплоть до того, что он с этой трибуны хотел его ошельмовать. Нет, тов. Черный, несмотря на то, что тов. Патоличев и допустил ошибки, он все же А интересно спросить – где же был сам тов. Черный в это время. Он является заместителем Председателя Совета Министров, председателем Государственной плановой комиссии и он тут с этой трибуны рассказывал, что он эти ошибки видел и раньше. Встает вопрос: почему же он до этих пор молчал, почему же он на всех пленумах, которые были раньше, молчал об этом, не выступал? Значит, вы, тов. Черный, держали, как говорят, «камень за пазухой» до последней минуты. Так коммунисты, тов. Черный, не должны делать. Тов. Черный критиковал тов. Патоличева и тов. Горбунова и все, а о тов. Зимянине, о тов. Клещеве и о других членах Бюро ЦК он ни словом не обмолвился. Я уверен, что если бы в этом решении ЦК КПСС было бы записано и о тов. Зимянине, и о тов. Клещеве, как о тов. Патоличеве, то он бы, тов. Черный, может быть, еще мудрее раскладывал бы и тов. Зимянина и тов. Клещева. Откуда такая смелость у ораторов? Все объясняется просто: они выступали на третий и четвертый день пленума, когда уже было ясно, что в Кремле изменилась ситуация, и что Патоличева оставляют в Минске. На этом и закончилась вторая попытка белорусизации. Выступая через две недели на Пленуме ЦК КПСС по делу Берии, Патоличев оценил его действия, направленные на коренизацию партийно-государственного аппарата и введение делопроизводства в союзных республиках на родном языке, как извращение ленинско-сталинской национальной политики, цель которого – подрыв доверия к русскому народу. «Я, например, считаю, что это была самая настоящая диверсия со стороны Берия, – заявил в своем выступлении на пленуме Патоличев. – Видимо, впервые в истории нашего многонационального государства имеет место то, когда опытные партийные, советские кадры, преданные нашей партии, снимаются с занимаемых постов только потому, что они русские. Начальник Могилевского областного управления МВД тов. Почтенный почти всю жизнь работает в Белоруссии и не менее 20 лет на чекистской работе. Тов. Почтенный снят Берия только за то, что он русский. Берия одним взмахом без ведома партийных органов, а в Белоруссии без ведома ЦК Белоруссии снял с руководящих постов русских, украинцев, начиная от министра МВД Белоруссии, весь руководящий состав министерства и областных управлений. Готовилась также замена до участкового милиционера включительно… Надо восстановить на прежних местах изгнанные им, Берия, кадры и тем самым показать, что все это никакого отношения не имеет к линии нашей партии, к деятельности Центрального Комитета». Пройдет еще две недели, и на очередном пленуме ЦК КПБ те же люди, которые на июньском пленуме говорили о бедственном положении белорусской культуры и особенно языка, будут осуждать намерения Берии по выдвижению местных кадров, по переводу делопроизводства на национальный язык. А Зимянину вообще придется отмываться перед Хрущевым и открещиваться от Берии, о чем и свидетельствует вот эта докладная записка, датированная 15 июля 1953 г. «Секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву. В соответствии с Вашим поручением докладываю о содержании разговоров, которые у меня были с врагом народа Берия дважды по телефону и один раз на приеме у него 15 июня 1953 г. Первый телефонный разговор состоялся незадолго (за 3 или 4 дня, даты точно не помню) до принятия постановления Президиума ЦК КПСС от 12 июня 1953 г. «Вопросы Белорусской ССР». Я работал тогда в МИД СССР. Позвонил работник из секретариата Берия и предложил мне позвонить по кремлевскому телефону Берия. Я позвонил, и состоялся разговор следующего содержания. Берия спросил, как я попал в МИД. Я ответил, что был вызван в ЦК КПСС и к т. Молотову, что состоялось решение Президиума ЦК, в соответствии с которым я работаю в МИД СССР. Затем Берия спросил, знаю ли я белорусский язык. Я ответил, что знаю. После этого Берия сказал, что вызовет меня на беседу, и повесил трубку. Я доложил об этом разговоре т. Молотову, сначала по телефону, затем устно. Устный разговор состоялся несколько позднее. Полагая, что меня могут перевести на работу в МВД, я сказал т. Молотову, что хотел бы остаться в МИД СССР. Однако т. Молотов, ничего не сказав мне о записке Берия, дал понять, что речь идет об ином предложении, против которого ему трудно возражать. Второй телефонный разговор с Берия состоялся (также после предварительного звонка его помощника), насколько я помню, уже после принятия решения Президиума ЦК от 12 июня. Берия предложил мне явиться к нему в понедельник 15 июня 1953 г. В понедельник я был на приеме у Берия вечером. Разговор продолжался примерно 15-20 минут. Берия начал беседу с того же, что и в телефонном разговоре, – как я попал в МИД? Я ответил. Берия заявил, что решение о моем назначении в МИД было ошибочным, неправильным, не мотивируя, почему. Я ответил, что «мое дело солдатское». Когда ЦК решил вопрос о моей работе, я не могу рассуждать, правильно ли это или неправильно, я обязан выполнять решение, как и всякое другое. Берия возразил: «Ваше дело не совсем солдатское. И даже вовсе не солдатское». И тут же перешел к следующему вопросу, что белорусы – удивительно спокойный народ. На руководящую работу их не выдвигают – они молчат, хлеба дают мало – они молчат. Узбеки или казахи на их месте заорали бы на весь мир. Что за народ белорусы? Не зная, с каким заклятым врагом партии и народа я имею дело, я принял эти слова как произнесенные не всерьез и помню, что ответил Берия, что белорусы – хороший народ. Затем Берия спросил меня, как я оцениваю Патоличева. Я пытался дать краткую объективную характеристику т. Патоличеву, но Берия прервал меня, сказав, что я напрасно развожу «объективщину», что Патоличев – плохой руководитель и пустой человек. После этого Берия заявил, что он написал записку в ЦК КПСС, в которой он подверг критике неудовлетворительное положение дел в республике с осуществлением национальной политики, а также с колхозным строительством. Кратко пересказав содержание записки, Берия заявил, что надо поправлять положение, что мне предстоит это делать. При этом Берия сказал, что я не должен искать себе «шефов», как это делали мои предшественники. Я ответил, что «шеф» в партии есть один – Центральный Комитет партии. Берия заметил: «и правительство». Я сказал, что это само собой разумеется, так как ЦК партии и правительство неотделимы друг от друга. Берия опять заявил мне, чтобы я не искал себе «шефов». Это уже звучало как предостережение или угроза, ибо сказано было очень резко. Я ответил, что учту его совет. Затем Берия осведомился, читал ли я его записку о Белоруссии. Я ответил, что не знаю об этой записке. Берия тут же предложил сотруднику принести записку и завизировал ее на мое имя. Вслед за этим Берия сказал мне, что министром внутренних дел БССР назначен Дечко, а также назначен ряд новых начальников областных управлений МВД – белорусов, предложил познакомиться с ними, сказал, что надо поддерживать чекистов. Я ответил, что чекисты не могут обижаться на отсутствие поддержки со стороны ЦК КП Белоруссии. Берия заявил вновь, что «надо поддерживать чекистов, у них острая работа, а долг чекистов – поддерживать Вас». После этого Берия встал, давая понять мне, что разговор окончен, но в заключение третий раз сказал, уже не помню, в какой связи, чтобы не искал себе «шефов». После ухода от Берия я зашел в его секретариат, где меня ознакомили с запиской Берия в ЦК КПСС о Белоруссии. Вслед за тем мне прислали ее в Минск. Будучи до предела загружен работой в связи с подготовкой к Пленуму ЦК КП Белоруссии, я не имел возможности глубоко размышлять над тем, почему Берия, предупреждая меня от поисков «шефов», направил мне записку, но в глубине души был несколько встревожен тем, что эту записку направил мне не Президиум ЦК, а Берия. Поэтому я записку Берия никому не оглашал, а после Пленума ЦК КП Белоруссии отправил ее в канцелярию Президиума ЦК КПСС. Теперь, после разоблачения Берия Президиумом ЦК КПСС, я сознаю, что шаги, предпринятые Берия по отношению ко мне, были провокационными от начала до конца, а ознакомление с его запиской – попыткой подкупа и шантажа, разобраться в которой я вовремя не сумел. Глубоко сожалею, что попал в такое положение. Но Берия я раньше не знал, никогда не был у него, не знал подлинных повадок этого предателя, относился к нему как к видному государственному деятелю. Только узнав, что Берия является злейшим врагом партии и народа, я понял, насколько подлым было его отношение ко мне лично, раз и меня он пытался запятнать. Заявляю Центральному Комитету КПСС, что ничего общего с врагом партии и народа Берия не имел, честно боролся и буду бороться за дело нашей Великой Коммунистической партии до последнего дыхания. Член ЦК КПСС М. Зимянин». На документе помета: «Разослать членам Президиума ЦК КПСС. Н. Хрущев. 16. VIII.53». Комментарии событий полувековой давности, конечно же, не в пользу не только Москвы, но и тогдашних руководителей республики. Партийные и советские функционеры Белоруссии стояли навытяжку перед Кремлем, для которого национальные интересы белорусов были не более чем средством интриг и внутриполитической борьбы. Белорусское советское правительство, утверждают национал-радикалы, никогда не проводило самостоятельной политики. Свидетельство тому – пятый пленум ЦК Компартии Белоруссии, который состоялся 24 июля 1953 года, всего месяц спустя после четвертого пленума, который, казалось бы, стал поворотным в национальной политике. Увы, не стал… Н. С. Патоличев, первый секретарь ЦК КП Белоруссии: – Берия под фальшивым предлогом борьбы с нарушениями национальной политики партии пытался посеять рознь и вражду между народами СССР. Все это прикрывалось якобы защитой интересов отдельных республик, отдельных наций, и что он, Берия, является этим «защитником». Тут он свою роль выпячивал, как напоказ. Враг Берия такими приемами пытался возвеличить себя и принижать роль правительства, роль ЦК нашей партии. В этом вопросе у Берии были свои приемы. Он скрыто от партийных органов составлял лживые записки, собирая лишь отрицательные факты из жизни национальных республик и в работе партийных организаций. На основе лживых и подтасованных данных делались выводы об извращениях национальной политики партии – извращениях советской национальной политики, как он формулировал. Действуя таким образом, Берия рассчитывал обмануть партию. Он рассчитывал на активизацию буржуазно-националистических элементов. Как выяснилось на Пленуме ЦК КПСС, Берия вызывал к себе некоторых работников из союзных республик и помимо ЦК КПСС завязывал с ними связи, искал опоры, науськивал, обещал поддержку. На Пленуме также выяснилось, что Берия через свой аппарат, также в тайне от ЦК, подготавливал вопрос об учреждении каких-то орденов в союзных республиках. Берия заигрывал с некоторыми работниками республик через такие приемы, рассчитывая, видимо, на их политическую незрелость. Ошибочность целого ряда положений, высказанных в докладе и внесенных в проект постановления, очевидна. Каждый член ЦК или участник пленума может легко в этом разобраться, зная, что все материалы составлялись так, чтобы как можно полнее обосновать наличие так называемого извращения советской национальной политики в Белоруссии и что ЦК КПБ в этом деле оказался не на высоте положения. В этом плане в личных и враждебных целях он использовал проведенную советским правительством массовую амнистию. Берия обманным путем построил дело так, что это важное для страны мероприятие – якобы проводится им, Берией, а не правительством. Так он поступил и с освобождением незаконно арестованных врачей. Записки Берии, всякого рода информационные сообщения МВД, – вот что выставлялось на первый план. Все это проводилось в соответствии с грязными замыслами авантюриста Берии – поставить МВД над партией, над правительством. Берия очень ярко раскрыл свое буржуазное нутро при обсуждении на Президиуме ЦК КПСС германского вопроса. Он высказался за то, чтобы отказаться от социалистического строительства в Германской Демократической Республике и взять курс на создание «нейтральной» буржуазной Германии. В наше время, когда весь мир разделился на два лагеря – лагерь демократии и социализма, возглавляемый Советским Союзом, и лагерь капитализма, в наше время, время ожесточенных схваток, беспощадной борьбы двух миров, ожесточенной классовой борьбы в капиталистических странах, – Берия предлагает взять курс на создание «нейтральной» буржуазной Германии. Любому пионеру ясно, что таковой быть не может. Надо сказать, что в германском вопросе Берия пошел открыто напролом. Видимо, хозяева из империалистического лагеря очень торопили его. К. Т. Мазуров, первый секретарь Минского обкома КПБ: – Берия различными коварными приемами стремился подорвать дружбу народов СССР – основу основ нашего государства, пытался посеять рознь и вражду между народами СССР, Его вредительская деятельность коснулась и нашей республики. У всех членов ЦК еще свежи в памяти впечатления, которые мы вынесли с прошлого пленума ЦК, состоявшегося месяц тому назад. Мы обсуждали постановление Президиума ЦК КПСС, принятое, как известно, по настоянию Берии. Этот провокатор своими коварными действиями пытался заставить ЦК КПБ признать, что в Белоруссии имеют место извращения ленинско-сталинской национальной политики, будто бы проявляющиеся в несоблюдении национальной формы в культурной работе и в работе с кадрами. Мы, многие члены ЦК, недоумевали и были не согласны с такой постановкой вопроса, но несмотря на это, были втянуты в обсуждение несуществующих ошибок в нашей работе. Мне вспоминается, как я в своем выступлении на прошлом пленуме, отметив, что основной руководящий состав областных, городских и районных работников (свыше 70 %) являются в нашей Минской области белорусами, все же сделал вынужденное признание, будто бы мы неудовлетворительно выполняем указания партии о выдвижении на руководящие посты местных работников белорусской национальности. Это было, конечно, неправильно. О. А. Здоровенин, редактор газеты «Советская Белоруссия»: – Точной формулировки я, может быть, не приведу, стенограммы у меня нет, но он (Зимянин. – Интересно, что больше никто на пленуме эту формулировку не повторил, все выступавшие ее игнорировали, так как это была вредная формулировка. Хочется дать себе отчет: почему же товарищи – члены Бюро ЦК – в докладе допустили такую формулировку. Ведь даже из текста решения Президиума ЦК буквально не вытекало такой формулировки. Как она возникла? Как она родилась? Кто ее предложил? Как ее обсуждали? Из каких соображений, мотивов ее сформулировали? Об этой формулировке нет упоминания в решении Президиума, это уже является творчеством на месте. Члены Бюро ссылаются на решение Президиума и объясняют этим свои ошибки. Но ведь из решения не вытекало такой формулировки. Почему же товарищи решили внести на обсуждение пленума такую политическую формулировку, навязать ее пленуму? Члены пленума ее единогласно игнорировали за исключением тов. Зимянина, как докладчика. Тут никаким решением Президиума ЦК КПСС не объяснишь эту формулировку. П. А. Абрасимов, заместитель Председателя Совета Министров БССР: – Вражеская деятельность Берии коснулась и белорусской партийной организации. Так, своей запиской о положении дел в Белорусской ССР Берия ввел в заблуждение Президиум ЦК КПСС, в результате чего было принято известное вам решение ЦК «Вопросы Белорусской ССР», в этом решении Берия добился освобождения от поста первого секретаря ЦК КПБ тов. Патоличева. Л. И. Лубенников, первый секретарь Бобруйского обкома КПБ: – Мне кажется, что многие участники настоящего пленума присутствовали на предыдущем пленуме. Я был просто возмущен. Когда речь шла об оставлении товарища Патоличева первым секретарем ЦК КП Белоруссии, весь пленум очень единодушно поддержал это предложение, не оказалось ни одного человека против этого предложения, а в президиуме один только товарищ Горбунов аплодировал от души, а другие сидели и сдерживали его. Это также говорит об отсутствии единодушия в Бюро ЦК. В чем тут дело? Чего добиваются тт. Козлов и Абрасимов? ( Разве так можно? Я не знаю, что говорил тов. Горбунов, но по виду его можно было догадаться, что он говорит: «Идите вы все к черту, я буду делать, как хочу, как считаю правильным». В. Халипов, заведующий отделом пропаганды и агитации ЦК КПБ: – Все вы помните события, предшествовавшие прошедшему пленуму ЦК КПБ, выступления отдельных товарищей. Тов. Зимянин развернул кипучую деятельность, стал сколачивать настоящий блок, проводились инструктивные собрания и совещания и тому подобное. На поверхность всплыли такие товарищи, как Черный, Гуторов, зав. особым сектором ЦК Крижевич, которые стали выражать восторг по поводу того, что вот, мол, наконец-то и у нас будет секретарем ЦК свой кровный брат-белорус. О таких людях хорошо сказал наш писатель и публицист Либерцен, что это – люди-трава, которые всегда держат нос по ветру, у них нет ни принципов, ни совести. Одним словом, машина, пущенная коварной рукой врага (Берией. Увы! Эта группа (я имею в виду Зимянина, Клещева, Козлова, Абрасимова), видимо, также руководствовалась интересами народа, как Черный – судьбами белорусской культуры и белорусской интеллигенции, защитником которой он пытался представить себя на прошлом пленуме ЦК КПБ. Разве это справедливо, разве это содействует развертыванию критики и самокритики, разве это воспитывает кадры в духе правдивости и партийности? Эти товарищи могут сказать, что они заблуждались, что они не разглядели подлинное лицо неразоблаченного тогда врага, проявили слепоту и близорукость. Хорошо, но это нужно сказать во весь голос, надо честно и открыто признаться в этом, что вы были слепцы, близорукие мальчишки. Признаться в этом честно, раскритиковать свои ошибки. Тогда коммунисты поймут это. – Товарищи, четвертый пленум обсуждал постановление, но учитывая важность и сложность вопроса, пленум поручил Бюро ЦК КПБ окончательно отредактировать указанное постановление, при этом уточнить отдельные пункты и положения. Выполняя это поручение пленума, Бюро ЦК Компартии Белоруссии, руководствуясь решением июльского Пленума ЦК КПСС, внесло существенные изменения в проект постановления и исключило из него ряд неправильных положений, а именно: из проекта постановления исключено утверждение, что в деле подбора кадров в Белоруссии были извращения советской национальной политики. Изъят вывод о том, что ЦК, Совет Министров, обкомы и облисполкомы не сумели на деле обеспечить проведение в жизнь национальной политики в западных областях республики. Не включено в проект резолюции утверждение о том, что ЦК, Совет Министров, обкомы и облисполкомы не уделили должного внимания развитию белорусской культуры, национальной по форме, социалистической по содержанию, что извращения советской национальной политики явились следствием того, что делопроизводство в партийных, советских и хозяйственных органах и преподавание в вузах велось не на белорусском языке. Исключено также из проекта постановления требование, чтобы к предстоящей отчетно-выборной кампании в городских и районных парторганизациях секретарями и заведующими отделами райкомов и горкомов партии выдвигать преимущественно товарищей из белорусской национальности. Внесен и ряд других изменений. Бюро ЦК вносит на ваше рассмотрение и утверждение постановление пленума в следующей редакции. Постановление, разумеется, было утверждено. Рассмотрение организационных вопросов началось с ознакомления с внесенными в постановление Президиума ЦК КПСС от 23 июля 1953 года изменениями. Известие о том, чтобы оставить Н. С. Патоличева в должности первого секретаря ЦК КПБ, участники пленума встретили продолжительными аплодисментами. Этим же постановлением А. Е. Клещев освобождался от обязанностей Председателя Совета Министров БССР. Он был выведен из состава Бюро ЦК КПБ. ЦК КПСС посчитал нецелесообразным использовать М. В. Зимянина в качестве главы правительства республики, хотя такая просьба высказывалась предыдущим пленумом ЦК КПБ, и направил его на работу в Министерство иностранных дел СССР. Одновременно М. В. Зимянина освободили от обязанностей второго секретаря и члена Бюро ЦК КПБ. На должность Председателя Совета Министров БССР был рекомендован К. Т. Мазуров. В горбачевские времена белорусские партийные начальники с гордостью заговорили об этом эпизоде. Мол, еще не состоялся Что можно сказать сегодня по поводу таких скоропалительно-горделивых выводов? Сказать нечего. Остается только горько улыбнуться. Третья попытка белорусизации началась в 1989 году, когда Х пленум ЦК КПБ, а затем и ХIV сессия Верховного Совета БССР придали белорусскому языку статус государственного. По мнению лингвистов, это был самый мягкий на территории СССР Закон о языках. Он предусматривал защиту русского языка, которому был придан статус языка межнационального общения, и реальную возможность возрождения языков других национальных меньшинств. Белорусский язык должен был постепенно вернуться в школу на протяжении 10 лет начиная с первых классов. Министерством образования разрабатывались новые учебные программы, издавались белорусские учебники и пособия. Исполкомы на местах определяли, каким школам предстояло стать белорусскими, а какие нужно оставить русскими. Этот процесс продолжался до 1994 года, до освобождения С. С. Шушкевича от должности председателя Верховного Совета республики. Дважды обжегшись на белорусизации, население республики настороженно отнеслось к новой кампании, затеянной сверху и снова инициированной Москвой, на этот раз при Горбачеве. Если в начале 90-х годов преподавание велось в основном на белорусском языке, то с приходом А. Лукашенко к власти в большинство институтов снова вернулся русский. Хотя при поступлении в вуз абитуриент волен самостоятельно выбирать язык общения с экзаменатором. А. Лукашенко проявил себя ярким поборником славянской идеи и всего русского. Именно на этих основах он строит свою государственную политику. В школы и вузы вернулись советские учебники истории, где Белоруссия начинается с Великой Октябрьской социалистической революции. БНФ полагает, что худшие опасения начинают сбываться. Если Белоруссия объединится с Россией и получит статус, как предсказывал Гавриил Попов, заурядного российского региона, то выходит, что белорусов опять дурили, и еще неизвестно, чем обернется увлечение своей стариной и своим языком. Они уже это проходили! |
||||
|