"Пророк" - читать интересную книгу автора (Юркин Анатолий)

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ва дровосека привели Лориана под стены Древолюбска.

Ведомый молчаливыми родичами древлян, на закате Лориан подошел к незнакомой деревне. В деревню его не пускали, а он и не рвался. Второго испытания, сходного с принятием в речевики, он бы не выдержал. Представители племени оставались незнакомцами, не проявлявшими любопытства к прошлому и настоящему бродяги Большого Леса. Не попавший в деревню, скрытую высоким деревянным забором, Лориан принялся бродить по рабочим делянкам дровосеков. Из-за деревянной стены раздавались женские голоса и детский плач. Недавно молодой мужчина стремился расширить познания о народах, заселявших Перунику, и узнать об укладе жизни в малых и больших племенах. Сегодня он искал покоя.

Наблюдая за жителями Древолюбска, Лориан отметил несоответствие между названием деревни и главной чертой характера дровосеков. Деревья они не любили. Ложились спать с топорами в обнимку. Отцу и сыну, которых Лориан встретил в русле мертвой реки, доставляло невыразимое удовольствие разрушать монолитность леса. «Нам никто не запретит лес рубить», — заявил сын, и отец его поддержал. Позже Лориан увидел, что эта черта характера присуща всем мужчинам племени.

Лориан поселился на делянке, которую рубили всем племенем. С утра мужчины ожесточенно брались за работу, в обед пили воду. Лориану разрешили помогать перетаскивать бревна. В работе он забывал о пережитом. Постепенно отношения с дровосеками наладились. Железное орудие для рубки деревьев имело узкое лезвие с длинным обухом. Кузнец приравнивался к шаману. Дровосеки умели так закалить железо, что лезвие звенело от простого щелчка. Работу каждого кузнеца можно было узнать по форме проуха. Характер работника выражался в длине и форме топорища. На глаза Лориану попадались деревянные рукоятки, от земли доходящие владельцу едва ли не до пояса. У каждого дровосека было несколько топоров. Самым любимым был лесосечный. Удары им наносились наотмашь от правого плеча при слегка наклоненном туловище.

Новые знакомые позволяли Лориану рассматривать и трогать их орудия труда. Лориан спрашивал:

— Чужака в деревню не пускаете, а общаться не страшно? Про Китовласа не слыхали?

Однолеток Лориана сказал:

— Сдается мне, что ты похож на нас. Помотался по материку, живешь без женщины, обменял все на драгоценные перстни. Впрочем, мужик ты работящий.

Дровосек постарше выразился поговоркой:

— Пень топорищу первый дружище.

Лориан наблюдал за разудалыми действиями лесорубов, но смысла в них не находил. Деревья рубили для того, чтобы очистить просеку. Лориан был далек от осуждения. Давно ли он оторвался от веков и челов, упрямо пытавшихся достроить Огромный Оплот?

— С вождем поговорить не хочешь?

— Нет.

— Перстни у тебя странные. Позвать шамана?

— Не нужно. Мне нечего ему сказать.

— Что можем для тебя сделать?

— Если будет меня искать человек из племени древлян, скажите, что я его жду.

— Чем собираешься у нас заниматься? — спросили его.

— Дайте самый тяжелый топор.

— Попробуй. Топор одевает и обувает, коли человек в дереве толк понимает.

Ближе к заходу солнца потянулись к жилищам. Мощные деревянные стены ограждали поселок от лесного мира. За островерхими кольями, глубоко врытыми в землю, жители деревни чувствовали себя надежно защищенными. Подходы к Древолюбску были замаскированы, тропинки перегорожены буреломом, вдали от жилья на полянах расставлены самоловы для чужака. Дровосеки ушли, оставив Лориана на поляне, заваленной обушками и горелыми топорищами. В сезон дождей древолюбчане ночевали за пределами деревни в бараках. Из спиленных стволов строили навесы и времянки. Они совсем не интересовались соседними племенами и лишь со слов Лориана получили представление об обрядах древлян. Старик Пантом развлекал мужчин плясками и грубым кривляньем. Наблюдая за убогим развлечением дровосеков, Лориан подумал, что плоские шутки и комические прыжки старика совсем не похожи на танцы человеко-зверей. У людей Белохвоста танец все же имел глубокий культовый смысл, а старше кривлялся просто от скуки. Подурачившись перед соплеменниками, он снова становился одним из мужчин, сделавших вырубку лесов целью жизни.

Лориан научился держать топор в руках. По ночам от тяжелых перстней, утяжелявших обе руки, у пророка ныли пальцы. Спать не хотелось. Со дня гибели зелено-волосой древлянки он мучился бессонницей. Пытаясь придумать себе занятие в ночное время, Лориан бродил по лесу неподалеку от землянки. Сидеть сиднем было не в его характере.

Повсюду ему встречались только груды срубленных стволов. Древолюбчане беспощадно вырубали лес. Но однажды он заприметил странное облачко над землей, словно кто-то поспешно залил костер водою. Солнца уже не было видно, но его алые лучи подсвечивали клубы пара, выбивавшиеся из-под земли. Подошел ближе и увидел, что из земли бьет горячий ключ. Лориан, сначала сам не понимая зачем, принялся стаскивать стволы с обрубленными сучьями к горячему источнику. Восстанавливая по памяти этапы возведения хранилища свитков, он замыслил нечто похожее. Он решил накрыть горячий ключ деревянным навесом. К утру большая часть работы была выполнена.

Дровосеки нашли его обтесывавшим брус.

— Я взял без спросу топор. На его место положил узолки. Они по всей Ойкумене обмениваются. Хозяин топора может поступить с узолками, как захочет. Я не шаман.

Дровосеки дружно почесали в затылках.

— Можешь взять по топорищу в обе руки, нам все равно. Только объясни, что ты делаешь.

— Помыться хочу. Запылился я в долгих странствиях.

— Ну-ну, — сказали, дивясь чудачеству пришельца. У Лориана появилась привычка: прежде чем взяться за топорище, он снимал рубаху, забрасывал ее за спину и затягивал рукава в узел на животе. Женщины здесь не ходили, а для мальчишек зрелище было препотешное. Голый до пояса молодец молча работает топором, борода по ветру треплется, лысина под солнцем сверкает. Новым знакомым протягивает без объяснений диковинные деревянные амулеты.

Нигде среди племен Ойкумены Лориан не встречал поговорок и пословиц, столь крепко привязанных к предметному миру. Каков топорец, таков и заторец. Сделай топорок, будешь торопок. Без топора в руках, как у жены в гостях. Щепки летят, коли топоры гудят. Топор муж скому телу голова.

С детских лет Лориан любил воду. Он родился и рос возле великой реки, и поэтому в пути всегда пользовался любой возможностью искупаться. Но за годы, прожитые в дороге на запад, ему так и не встретилось племя, которое стремилось бы поддерживать чистоту тела. Да и он сам-то изобрел баню не для того, чтобы отмыть с себя грязь и пыль Ойкумены, но с желанием создать обряд очищения.

Для сухого тепла Лориан выложил печь. Избу, в которой люди будут не только мыться, но и париться, он закончил до сезона дождей. Печь заинтересовала дровосеков. В каменном очаге они видели союзника. Огонь нес погибель дереву. Дровосеки оказались переимчивым племенем. Вблизи баньки, ставшей жильем для Лориана, под крышей временного легкого строения появились чадящие и коптящие сооружения с расползающимися стенками. Его по-прежнему не пускали за высокую ограду из острых кольев, но робкая надежда вдохновляла Лориана: не возьмут ли дровосеки за основу своих домов форму каменного свиткохранилища? А потом, может быть, удастся возбудить у них интерес к письменности…

Молва о баньке, срубленной чужаком у горячего ручья, достигла окружения предводителя племени.

После загадочного исчезновения Белохвоста и позорной гибели самозванца племя древлян было на грани распада. Случайная встреча со жрецами деревянных богов, жившими в глубоком лесу, изменила жизнь племени. Древляне приняли новую веру. Они стали поклоняться деревянным идолам с разноцветными каменными глазами. Ведомые жрецами, они поднялись из глубоких землянок и подошли под стены Древолюбска. Переговоры старейшин обоих племен проходили неподалеку от горячего ключа. Закончились они тем, что два племени слились в межплеменной союз. Древлянам разрешалось жить и строиться за пределами стены, но раскрашенных идолов люди-звери могли устанавливать только за деревенской оградой. Вождем дровосеков был также наложен запрет устраивать пляски возле стены. Прослышав о том, что неподалеку от деревни живет странный человек, пришедший от древлян, но не древлянин, пожилой седовласый вождь пожаловал в гости к Лориану в сопровождении дружины и челяди.

Затопив печь щепками, подобранными после работы дровосеков, Лориан отхлестал голого вождя березовым веником.

— Как же ты баню придумал?

— Душа охолодела. Надо было согреться. Увидел топор, дай, думаю, сделаю сруб над горячим ключом.

— Молодец, хвалю. Из ямки да в баньку. Лориан подлил воды на каменку, и вождя обдало живительным паром.

— Печали развеялись в твоей баньке, чужак. Поначалу было страшновато. Не затеял ли ты все это, чтобы выгнать из себя какую-то потаенную хворь?

Вождь был умен. Его проницательности можно было позавидовать.

— Ты о чем-то печалишься, вождь?

— Дочь огорчает. Долго где-то по лесу шлялась, теперь ходит с утра до вечер хмурая, будто первая туча сезона дождей.

Глотнув холодной воды, от которой сводило скулы, вождь без спешки осмотрел каменную печь.

— Старики говорили, что мы сюда попали с холодной планеты. Наступят холода, изобретение твое понадобится каждой семье. — Заворачиваясь в хламиду из лона, вождь поделился заботой: — Есть беда от кодовы. У нас не варят, но лес слухом полнится. Как людей уберечь? Чем?

Когда вождь ушел, Лориан вычистил печь и вынес золу. Потом снова затопил баньку.

Лориану передали слова вождя: «Пророк, с топором до Трехморья дойдешь», и объяснили их смысл: «Пользуйся любой вещью. Надоест — шагай дальше, не спрашивая разрешения».

Растянувшись на полке, Лориан размышлял о своей жизни. С момента расставания с Тениханом он сделал много больших и малых открытий. Совместно с учителями, друзьями и единомышленниками неоднократно придумывал новые способы решения старых задач. Начинал и завершал разные работы. Он никогда не скрывал своих замыслов и задумок на будущее. Может, поэтому большая часть вещей, им придуманных, обрела независимое существование? Иго образовал межплеменной союз, пусть и во имя зла, но идея объединения племени все же получила развитие. Фаддий усовершенствовал лорибуку. Ишомский мост достроен Верноруком. Костяные комены придуманы Фантазистом. Образ Бога Ондрона Нейло понес по морским волнам в самые отдаленные уголки планеты. Свиткохранилище возводили речевики. Двадцать три древлянина унесли маски в Трехморье. Вспомнят ли люди когда-нибудь о том, что Лориан был причастен к созданию и лорибуки, и новой религии, и рукотворных чудес света?

Опуская ковшик попеременно то в чан с горячей водой, то в бочку с холодной, охаживая бока душистым веником, Лориан взвешивал все «за» и «против» продолжения путешествия на запад. Он задумчиво смотрел на пламя в очаге. Не припас ли Илобис для него на пути к Трехморью новые беды? Следует ли избегать общения с подозрительными людьми? Эти вопросы стали занимать Лориана после знакомства с вертлявым стариком Пантомом и его внуком, Пантомом-младшим. «Вот уж кому маски не нужны. На лице у них одно, говорят другое, а о чем думают — поди узнай», — подумал Лориан, в первый раз поговорив с ними. Выяснилось, что Пантом был из мураявров.

Древолюбск был основан два поколения назад на месте сгоревшей деревни. Прежнее сгоревшее поселение считали своим как дровосеки, так и мураяврьг. Пантому не было свойственно шаманское неистовство. В кривляньях и дурачествах он не забывался. Лориан догадывался, что ответ на вопрос, почему у дровосеков нет шаманов, нужно искать в прошлом. Когда по неизвестной причине слились два племени, мураявры заметно смягчили суровый нрав дровосеков. Мураявр Пантом осел в Большом Лесу и обзавелся большим потомством от нескольких жен. Сыновья и внуки Пантома сохраняли быструю сбивчивую речь и злоупотребление жестикуляцией, присущие мураяврам. Двадцать три древлянина прошли через Древолюбск, не останавливаясь, но переимчивый Пантом успел научиться у них делать маски. Впрочем, его попытки развеселить пришельца берестяными харями закончились неудачей, потому что еще в дубраве перед обрывом Лориан потерял интерес к маске.

В беседе с вождем Лориан рассказал о мечте Фанта-зиста стать основателем города в Трехморье. На следующий день словечки «город» и «городские стены» разошлись по Древолюбску. Деревню, в которой бок о бок собирались жить люди разных племен, стали называть «городом».

После визита вождя Лориан задумался о том, как можно сделать комены понятными для племени дровосеков. Маской может послужить человеческое тело. Размер личины, форма глазниц и рта — все это должно иметь какой-то смысл, нести информацию. Если закрепить значение каждой комены за определенным жестом, человек превратится из танцовщика в текст. Мысль была проста, но требовала развития.

Лориан отыскал Пантома в окружении бесчисленных внуков. Объясняя свой замысел, старался, чтобы глаз собеседника фиксировал его слова вкупе с жестами. Поначалу показалось, что Пантом ничего не понял. Но затем, когда он без труда скопировал жесты чужака, дети рассмеялись. Лориан был немного огорчен. Почему Пантом запомнил и воспроизвел только те жесты, которые могли вызвать улыбку?

— А ты, как я погляжу, веселый человек, — радостно сказал Пантом.

Он был искренне рад визиту пришельца. Старику надоело передразнивать разные способы мужчин рубить дрова. Один словно кланялся земле, второй, наоборот, стоял выпрямившись, как горелая ель. Третий перед каждым новым ударом отрывисто визжал. Пантом давно задумал поставить в деревне балаган с деревянным помостом. Рабочих рук и леса хватало, но репертуар был недостаточен. Древолюбчане были народ серьезный, и при виде кривляющегося старика они мрачно сплевывали на землю, а потом и вовсе отворачивались от ухмыляющейся накладной рожи. Предложение Лориана устроить представление, имеющее какой-нибудь смысл, вызвало прилив сил у старика и его внуков. Пантом понял чужака с полуслова. Ему и самому приходило в голову нечто подобное. Пантом был уверен, что сможет танцем и жестом рассказывать целые истории. Честолюбивый старик сразу сообразил, какая слава ждет его, но делиться ею с чужаком не собирался. Он сделал вид, что не понял, о чем толкует ему Лориан, притворился дурачком, но едва Пророк ушел, Пантом направился в сторону Дре-волюбска.

Весь сезон дождей Лориан коротал дни в баньке, а совсем неподалеку дровосеки строили изобретенный им театр. В жизни Лориана уже были случаи, когда люди пользовались его изобретением, а он об этом даже не узнал. Вот и сейчас некому было сообщить ему о плагиате Пантома. Дело в том, что о Лориане как бы забыли. Убедившись в том, что чужак не опасен, племя дровосеков смирилось с его присутствием. Их, вполне устраивал еще один топор, вырубающий леса, и каменщик, выкладывающий печь, жадно пожиравшую дерево. Но кто он такой и чем занимается в свободное время, никого не интересовало.

Лориану были не очень симпатичны похоронные обряды древлян. Вот, например, древляне прятали голову умершего соплеменника в дуплах старых деревьев. На пограничных землях в дуплах было так много черепов, что они были видны прохожему, тогда как дровосеки засыпали покойников черной землей на дальних полянах. Лориан продолжал считать, что сожжение — лучший способ расставания с покойником.

— Ты когда-нибудь видел мертвые тела с ожогами? — спрашивал Лориан у могильщика.

От этого старика в лохмотьях всегда плохо пахло. Вместе с семьей он жил на окраине деревни, но первым позаимствовал идею бани и пригласил Лориана сложить печь. К уму и рабочим рукам чужака могильщик испытывал чувство восхищения.

«Паленых давно не было. А почему интересуешься?»

«Позови меня, если кого в деревне убьет молнией», — попросил Пророк.

Могильщик пообещал исполнить странную просьбу.

Лориан продолжал думать о смерти, увлекшись идеей ристалища для лорибуки. После того как образ чужака превратился из опасного странника в созидателя театра, Лориана впустили внутрь деревни.

В деревне под названием Древолюбск царило оживление. Лориана толкали в бок сновавшие взад и вперед мужчины и дети. Деревня была обнесена высокой деревянной стеной с широкими простенками. Каждый вечер древляне выкатывали из-под навесов под внутреннюю часть стены большие деревянные изображения хищников и чудовищ.

— Что это они делают? — спрашивал Лориан у толпившихся у ворот дровосеков.

— Никто из нас толком не знает, что такое хищник, — отвечал пожилой человек, окруженный детьми. — Но когда-нибудь животные вернутся на землю. Среди них будут и хищники. Наши дети должны быть готовы к их возвращению, когда бы оно ни случилось, они должны знать, что птицы — это красиво, а драконы — очень опасно.

«Как все это похоже на рассказы о Гомаледоне», — подумал Лориан.

Никто уже не считал Лориана чужаком. Из толпы праздношатающихся его окликали:

— Эй, борода! Как поживаешь?

Вдруг все вокруг закричали: «Ура дочери вождя!» Лориан не стал глазеть на неизвестную девицу, появление которой вызвало у толпы безудержный восторг. Ему хотелось посмотреть, как живут древолюбчане. Шагая по улицам, он с интересом разглядывал деревянные дома жителей деревни, догадываясь, что идею коробки из четырех стен они позаимствовали у веков, челов и язочин-цев, построивших первые здания из камня. Именно эти племена первыми научились возводить стены, класть ступеньку над ступенькой и накрывать дома остроконечными крышами. Неуклюжие, возведенные без какого-либо плана, деревянные дома дровосеков создавали трудности при передвижении по извилистым улочкам деревни. Привыкший к лесным просекам и степным просторам, Лориан чувствовал себя стесненно в узких пространствах Древо-любска.

Поначалу Лориан не мог понять, почему над ним смеются женщины, а мальчишки показывают пальцами ему вслед, но потом сообразил, что мало кто из женщин и детей выходил за стены Древолюбска, поэтому необычный вид чужака действительно мог им показаться смешным: борода, лысина, перстни. Лориан шествовал по Древолюбску, и почти каждый прохожий встречал его хохотом. Весь день бродил он по улицам, с ног до головы обрызганный грязью. Осмотрев все достопримечательности, вышел к месту, которое называли балаганом.

Вместе с толпой дровосеков Лориана внесло в балаган. Он был затиснут в последние ряды, где застрял, прижатый к стене. Многое напоминало первую встречу с древлянами, но не было той гнетущей серьезности, с которой лесные танцоры совершали свое обрядовое действо. То и дело звучал смех, и присутствующие приветствовали опоздавших добродушными упреками. Наконец человеку на дощатом помосте удалось обратить на себя внимание. Лориан понял, что за сезон дождей Пантом превратил идею осмысленных жестов в зрелище. Не подозревая о бурной деятельности, развернутой мураяврами, Лориан стал одним из основателей театра! Зрители топали ногами и оглушительно свистели, заложив пальцы в рот. Сперва на помосте устроили потасовку подростки. Им на смену пришли мужчины в масках. Внуки Пантома называли себя «маскорохами». Не усмотрев в их прыжках и ужимках ничего смешного, Лориан подумал, что человеческое лицо и тело куда выразительнее кусочка бересты или дубовой коры с дырочками. Младший внук Пантома, Лопут, с гладко выбритой головой, расхаживал по помосту, задрав нос. Лориан понял, что юноша копирует его жесты и манеру говорить. С помощью накладной бороды юноша создавал смешной образ лысого чужестранца. Созданный Лопутом образ вызвал приступы смеха у зрителей: некий умник много странствовал, вернулся в родную деревню, но не признает сородичей. Он вырос на берегу реки, но разучился плавать. Научился писать, но стал немым и объясняется с окружающими при помощи свитков, которые никто не понимает. Сценка сопровождалась пощечинами, кувырками и падением на подмостки. В полном удовлетворении расходился народ из балагана. Новое развлечение отвлекало от серых будней сезона дождей. Теперь дровосеки возвращались из леса гораздо быстрее. Им не терпелось еще раз погоготать над ужимками Пантома и его семейства.

Когда зрители разошлись, Пантом подошел к Лориану с кружкой горячей воды и подстилкой для сна. Мураявр, привыкший больше к топору, нежели к обману и лести, умел помнить добро. Обходя с гостем помещение театра, Пантом не удержался от хвастовства:

— Задумывали простенький навес, а вышли потешные палаты. Хорошо в семье иметь много мальчиков.

Оставшись один в балагане, доски которого ходили ходуном от сквозняков, Лориан спросил себя, зачем ему все это нужно? И сам себе дал ответ: после пережитого кошмара, который выпал ему на долю, нужно было скрыть истерзанную душу под маской лицедейства.

Дровосеками управляла семья вождя, а древляне слушались жреца. Когда племена объединились, вождь и жрец сразу поняли полезность театральных представлений. Люди тянулись к театру, чувствовали в нем объединяющее начало. Новая племенная общность зарождалась в стенах вертепа.

Дровосеки были безбожниками. «Нам боги топоров не дали, мы с неба месяц сами достали», — говорила молодежь, подражая старейшинам. Кодовы они не пили, но в завтрашний день смотрели с опаской. Лориан грустно улыбался, когда думал о том, что по воле судьбы ему приходится жить в племени безбожников.

Утром он сходил к себе в баньку, отмылся от деревенской грязи и вернулся в Древолюбск с новой идеей. Он попросил у Пантома разрешить принять участие в вечерней забаве. Едва ли не вся мужская половина деревни собралась посмотреть на чужака, собравшегося соревноваться с мураяврами в актерском мастерстве. Сначала пришелец попытался донести до слушателей религиозное наставление в монологе «Лесу пакости не твори». Но дровосеки требовали смешных прыжков и падений. Лориан сократил нравственные поучения и показал силу рук и ног, совершая сложные упражнения. Он создал образ старика, укравшего у соседа вещь, которой никак не умел найти применения. Зрители катались по свежеутоптанной земле, когда Лориан писклявым голосом мураявра говорил: «Ломаке на Перунике леса поло-мати».

Когда зрители разошлись, Пантом, признавая поражение в умственном и творческом поединке с Лорианом, со вздохом сказал:

— Не кнутовищу поучать топорище. Смело подражая Лориану, Пантом и не пытался обогатить движения рук и ног живым словом. А нужно вслух произносить комены, закрепленные за определенным действием. Комену «хоронить» следует дополнять роющими движениями обеих рук. Если при жесте, обозначающем закапывание покойника, произносить грустные монологи, то у зрителя создастся впечатление, что он действительно присутствует на похоронах. Такова сила актерского искусства.

Пактом быстро схватывал суть. Беседа закончилась следующим диалогом:

— Почему зрители ходят по балагану во время представления? Так у нас принято. Полный алобор.

Лориан не согласился:

— Это разве правильно? Сплошная алоборщина. Пантом восхитился настырным пришельцем.

— Не успел войти в деревню, сразу принялся алоборить.

Лориан рассмеялся.

— Старик, объясни мне, что означает слово «алобор»?

— У нас так зовут людей, доставляющих неудобства. Одному из моих старших братья Киког и Каког голову проломили.

— Киког и Каког здесь?

— Нет. Ушли на запад.

У пророка защемило сердце при воспоминании о путешествии вдоль Огромного Оплота.

— Старик, а человека по имени Иго твои парни не встречали?

— Тот еще алобор. Пройдоха из пройдох.

— Понятно.

Временами пророку думалось, что ему не место на подмостках балагана мураявров. Главное расхождение Пантома с Лорианом заключалось в том, что мураявр желал во что бы то ни стало добиться у зрителя одобрения, тогда как Лориан старался создавать глубокие сценические образы. Пантом был шутом, балагурившим отчасти и для собственной забавы, а Лориан занимался инсценированием своих комен. Как все у него в жизни странно получалось: он придумал маску, но никогда не участвовал в волчьих танцах. С его появлением древляне стали называть маскорохами тех, кто хороводит в личине волка. Но сам пророк маскорохом не был. Он с горечью сознавал, что лицедейство требует от него невозможного. В самом деле, чего от него ждут? Чтобы он стал другим человеком? Ломался и хихикал писклявым голоском? Смешил зрителей вывертами ног и рук? Как все это глупо. Глупо и скучно.

Кое-как возведенное помещение театра было ненадежным убежищем от дождя и непогоды. Лориан беспокоился, что с началом сезона дождей закончится увлечение дровосеков театром. К тому же старик отлучился из деревни, и в его отсутствие балаган захирел.

Между тем на вырубленных пустошах бесновался Ило-бис. Люди собирались поглазеть, как на свежеоструган-ных досках раздевается женщина. Узнав об этом, Лориан укрепился в желании привнести осмысленность в жизнь лесного племени. Он не считал возможным быть просто лицедеем.

Но и не хотелось пророку, чтобы обвинили его в насаждении чуждых обычаев. Также ему было бы неприятно, если бы простые дровосеки думали: мол, изобрел театр, чтобы отвлечь людей от привычного занятия. Дескать, лучше пусть смотрят на старика Пантома, чем губить лес понапрасну. Но разве тщеславный старик способен выразить идею сценической лорибуки, назначение которой заключалось в том, чтобы донести людям мировоззрение и взгляды пророка? Нет, нет, придется самому… Лориан ушел из труппы мураявра, а тот был этому только рад.

За расписной корой не слышны удары сердца провозвестника Смысла. Быть создателем труднее, чем маскорохом, но нужно пройти избранный путь до конца. 'Пророк часто вспоминал мудрость Фаддия: «Перевоплощения характерны для незаурядного ума». Пророку приятно было ощущать себя актером, несущим племенам свет письменности. И тут случилось непредвиденное: вождь дровосеков был по характеру довольно вздорным, болезненно относился к чужой славе и просто из вредности завладел самым большим и удобным театральным помещением в деревне. Вождь набрал актеров из своего окружения, но репертуар нового театра был убогий и не пользовался успехом. Мураявр лишился подмостков и очень расстроился. К тому же его немудреные номера стали надоедать зрителям. Однажды он пришел к Лориану. Пророк к тому времени в одиночку строил круглое театральное здание за городской стеной. Он понял, что именно театр послужит средством объединения двух племен, сблизит древлян и дровосеков, что в дальнейшем может привести к возникновению нового народа.

Театры обещали занять особое место в городской жизни. Лориан лучше разбирался в мотивах поведения хитрого старика. Построить новый балаган мураявру и его окружению не составило бы особого труда. Пантом пришел к Лориану не с жалобами, а для того, чтобы выведать какой-нибудь секрет актерского мастерства, благодаря которому надеялся переманить в свой балаган «всех-всех» зрителей. Лориан принял Пантома как ни в чем не бывало, прекрасно понимая, что мураявр считает его своим главным соперником и в крайнем случае не остановится ни перед чем. Но незадолго до прихода Пантома он видел пророческий сон. Ему снилось, что он построил огромный каменный театр под открытым небом Трех-морья!

Нашлись среди дровосеков желающие помочь Лориану. Вскоре в несколько десятков топоров здание было завершено. От балагана Пантома новые потешные палаты разительно отличались внешним видом и внутренним убранством. Здание имело форму круга. Подмостки располагались в центре помещения. Слева и справа от сцены Лориан укрепил циновки, закрывавшие актерское закулисье от любопытных глаз. Сойдя с подмостков, потешник мог переодеться или отдохнуть. Зрителям предлагались скамейки на нескольких уровнях вокруг сцены. Актер оказывался в окружении зрителей. Местные жители были в восторге от здания, построенного пришельцем, а успех первого представления превзошел все ожидания.

В свободное от представлений время Лориан проводил в обществе деревенского кузнеца, соблазняемый огнем и железом.

Много лет назад кузнец Чернотел обнаружил в лесу большие запасы руды. Лучшие звонкие лезвия выходили из-под молота кудрявого гиганта. Кузнеца побаивались, но уважали. Топоры, им изготовленные, не раскалывались и брали самый жесткий ствол. С огромными корзинами за спиной Чернотел ходил за рудой и несколько раз встречал в лесу чужака с голым черепом и бородой. Их пути пересекались далеко за пределами деревни. Оба занимались поисками сухого хвороста. Вежливо здороваясь и желая удачи в делах, имени своего чужак почему-то не называл. Позднее Чернотел узнал, что пришелец проник за городскую стену, участвовал в представлениях Пантома, а потом построил свой театр. Кузнец каждый вечер бывал в балагане мураявров, но сторонился театра на пустоши, в который тянулись и стар и млад. Сам Чернотел не ходил туда по той причине, что был горд. Он ждал, когда его пригласят. Но приглашение не поступало…

Поэтому он очень удивился, увидев, что к его кузне приближается чужестранец. Лориан поздоровался, постоял вблизи и попросил разрешения осмотреть мастерскую. Кузнец молча кивнул. Лориан споткнулся, опрокинув деревянное ведро с грязной водой, прошелся по кузнице.

Древляне не любили кузнецов. Древлянские жрецы считали их шаманами и посредниками в контактах вождя дровосеков с каким-то неведомым божеством-покровителем. Пророк не боялся огня и дыма, но способ изготовления железа для него оставался загадкой. Он стал часто навещать кузнеца, а когда у Чернотела сгорела кузня, сложил ему новую печь с очень хорошей вытяжкой. Чувствуя себя обязанным чужаку, ответил на все вопросы.

— Давно занимаешься кузнечеством?

— Мой отец придумал над угольями выплавлять черный металл из руды. Из него выковывал замечательные железные вещи.

Много страшных историй рассказывали о месте, на котором стояла кузница. Злые языки болтали, что тяжелый кузнечный молот был сделан Чернотелом из руки старшего сына и будто бы куанец закаляет в металле характер мальчишек, прошедших обряд посвящения в лесорубы, и что если попросить как следует, может выковать живое дерево.

— Мечта у меня есть. Думаю железный дом выковать. Оставайся у меня помощником. Научу всему, чем сам владею.

Пророку очень хотелось вызнать секреты нового для Ойкумены ремесла. Приглядываясь к орудиям труда, обошел наковальню. Взял в рукавицу железный прут, край которого был раскален добела. Чернотел отвлекся от работы, собираясь предупредить любознательного пришельца, чтобы был поосторожнее… Не успел.

Лориан держал раскаленный прут на уровне своего лица, и тут произошло нечто необъяснимое. С прута сорвался белый шар и повис в воздухе перед лицом Лориа-на. В следующее мгновение шар ударил его в переносицу и с оглушительным треском лопнул. Лориан устоял на ногах, сильно обжегшись. Чернотел схватил щипцами раскаленный прут и отшвырнул прочь. Полез в короб за лечебными травами, наложил на лоб Лориану повязку. «Шагай-ка ты отсюда подобру-поздорову. Видно, кто-то из твоих богов сильно не хочет, чтобы ты был близок к железу». Лориан послушался совета Чернотела и перестал приходить в кузню.

Лориан выходил на подмостки, скрывая ожог под повязкой. Представления шли прежним чередом. Рана гноилась. Образовалась серо-зеленая корочка, через трещину в которой Лориан выдавливал гной. Наконец ожог зажил, но на память о желании вызнать секрет плавления железа осталось белое круглое пятно между густых белесых бровей.

При случайной встрече мураявр принялся осматривать Лориана.

— Говорят, Чернотел хотел тебя в печку бросить? Старик вертел Лориана, как тряпичную куклу. Закончив осмотр, сказал разочарованно:

— Мог бы и глаз сжечь.

Ему было бы лучше иметь соперником одноглазого артиста.

Было дело, в странствиях по степи Лориан умудрился сильно обгореть на солнце за день до начала сезона дождей. Потом он переболел песочной чесоткой, которая прошла после встречи с Орлоглазкой. У челов он придавил монолитом ногу, у древлян загнал огромную занозу под ноготь. Не раз он видел светящиеся шары, но впервые пострадал от посланников неба.

Однажды после представления Лориан, стирая краску с лица, увидел Чернотела. Кузнец впервые побывал в его театре. Довольные зрители разошлись, но Чернотел остался.

— Зачем ты лицедействуешь? — спросил силач, стоя за спиной у Лориана.

Лориан повернулся и посмотрел гостю в глаза. До сих пор никто его об этом не спрашивал.

— Ты слышал что-нибудь о лорибуке, о пророках, о борьбе с Китовласом?

— Мы живем вдали от суеты мира. Ничего в нашей жизни не меняется.

Лориан возразил:

— Так не бывает. Вместо меня в твою деревню могли дойти посланцы Черных Колдунов. С Китовласом не справишься силой мышц. Нужен сильный и независимый ум. Нельзя оставлять молодых на поживу Китовласу. Нужна вера в созидающего Бога. Безверие и незнание погубят Древолюбск.

Кузнец спросил:

— Умеешь угадывать будущее?

— Дубовая роща вырастет на месте кузницы. Чернотел ухмыльнулся.

— Вот как выходит. Как мы не доглядели, что под маской забавника и потешника у нас в племени жил пророк?

— Твое племя равнодушно к письменности. Слово и движение руки может быть знаком. Забава может научить. В первый раз приходят посмеяться, в десятый раз отгадают мою загадку.

— Пророк, тебя есть за что уважать. Говорят, ты сам придумываешь огненные коробки. Все знают, что Пантом украл у тебя идею ристалища. Почему ты молчишь? Всегда ли ты приходил и пытался переделать людей молча?

Лориан не находил слов для ответа.

— Берегись. Жрецы древлян узнали о том, что тебя опалила огненная искра. Многие не простили тебе смерть девушки Дволички — сестры Юнго. Сегодня им удобно делать вид, будто ничего не произошло. Завтра жрецы восстанут против ристалищ и тебя бросят в огненную печь.

Слова Чернотела обожгли Лориана сильнее раскаленного железа.

— Если меня спросят, скажу, что я пророк. Я иду в Трехморье создавать новый народ. Народу нужны обычаи и обряды. Ристалище помогает мне выковать характер общины людей, поверивших в Ондрона.

— Люди боятся кузнеца. Но кто из нас двоих наделен сверхъестественной созидательной силой? Ты создал ристалище. Не скажу, хорошо это или плохо, а могу догадаться, что ты не остановишься.

Чернотел огорчился:

— Поступай как знаешь, но я и мои братья не сможем тебя защитить от жрецов глупых древлян.

Лориан остался один в опустевшем ристалище…

В толпе людей, приходивших на новое представление, он больше не видел кузнеца Чернотела.

Они подружились при других обстоятельствах. Лориан стал чаще заходить к Чернотелу, не трогая железа и не наблюдая за кузнечным ремеслом.

Как-то Лориан предложил кузнецу пройтись на культовую площадку древлян, когда на ней никого не было. Лориан подошел к разукрашенным столбам и рассмотрел деревянных идолов, которым жрецы заставляли поклоняться древлян. Чернотел опасливо озирался: не увидел бы кто ненароком чужака во владениях жрецов.

Когда они вернулись в кузню, Лориан сел на пень и принялся пальцами растирать виски. Его душу снова охватил азарт изобретательства. Чернотел, занимаясь своими делами, изредка бросал взгляд на пророка, погруженного в раздумья. Лориан встал, взял маленький топор с узким лезвием и принялся обрабатьгеать плоский кусок дерева. Чернотел разводил огонь в печи, когда Лориан попросил у него краски и шило. К вечеру на пне около кузни лежала свежевыкрашенная клетчатая доска, а на ней стояли резные фигурки размером с человеческий ноготь.

— Что это? — спросил кузнец, приглядываясь к фигуркам, отдаленно напоминавшим лесных богов древлян.

— Не знаю, — ответил Лориан. — Но предлагаю поиграть. Это просто. У каждого игрока по двадцать три фигуры. Белые и черные комены передвигаются по пустым клеткам и съедают друг друга при встрече.

Кузнец наклонился над доской так низко, что едва не сбил фигурки подбородком, и спросил:

— А где здесь черные комены? Лориан смутился.

— Сделай сам, если сможешь. У меня рука не поднимается создать черные комены. Это цвет Китовласа.

— Ладно, — сказал Чернотел. — Подождешь пару дней?

— Куда мне спешить?

Лориан ушел, а Чернотел, провозившись два дня, поставил на доску двадцать три железные фигурки.

Лориан объяснил товарищу правила единоборства, и вскоре они увлеченно играли в деревянные и железные комены. Белые выигрывали раз за разом. Но и Чернотел быстро обучался.

Оставив доску с фигурками у нового друга, Лориан поспешил на дневное представление. Даже стоя на подмостках, пророк продолжал думать:

«Как назвать игру? Она доставляет удовольствие, отвлекает человека от плохих мыслей. С помощью деревянных и железных фигурок, изображающих лошадей, волков и маленьких человечков, взрослые и дети могут приобщаться к тайне комен. От игры в комены к умению их составить и написать. Играть можно вдвоем, а можно и в одиночестве. Если в одиночестве, то, значит, с самим собой? А не с Ондроном ли? Вот и название! Ондробука. Пусть будет ондробука. Немой диалог с великим творцом Вселенной. Игральная доска подобна мирозданию. Черные комены — демоны зла, а белые им противостоят. На черно-белой доске мироздания двадцать три черных комены и двадцать три белых. Кто победит? Черными играет Китовлас, Ондрон — белыми. На доске — комены, в жизни — люди».

Чернотелу пророк попытался объяснить:

— Моя рука выводила комены, исполняя волю Ондрона. Если люди не хотят смотреть за движением руки, рисующей комены, пусть за дело принимается мой язык и колени. Я готов в дурацком прыжке и гримасах изображать комены, если это поможет кому-либо задуматься о смысле жизни. Если люди обезумели, пророк будет шутом.

Несмотря на то что добраться до театра Лориана было нелегко, зрители потянулись к нему, оставшись равнодушными к представлениям в бывшем балагане Пантома. Многие готовы были стать актерами, но не у всех выявился талант лицедейства. Вождь доверил балаган бесталанным людям.

В одной деревне оказалось два творческих товарищества. Лориан рассмеялся, узнав о том, что даже древляне начали строительство балагана. Лориан и Пантом ходили на окраину деревни смотреть новое театральное здание. Постройка древлян была невелика и напоминала скорее хозяйственный сарай со двора предводителя оседлого племени. Вблизи театра древлян возникала первая распивочная, где зрители утоляли жажду после того, как вволю покричали на актера.

Женщины из семьи мураявра стали ткать роскошные ткани и шить костюмы для акробатов. Лориан не возражал против нововведений Пантома. Древляне, недавно вышедшие из леса, намеревались поразить первых зрителей красочностью масок и тем, что представление должно было идти при факелах.

Пророк не боялся соперничества. Мураявр способен был лишь повторять кем-то придуманное и осуществленное, древляне создали театр, побуждаемые честолюбием жрецов, а не любовью к искусству, поэтому ничего интересного у них получиться заведомо не могло. Пантом прыгал на подмостках, древляне пугали зрителей страшными масками, тогда как пророк старался убедить зрителей в достоинствах веры в Ондрона и в священной природе лорибуки.

Лориан рассчитывал показывать ежедневно по комене. Пророческий глагол, обозначающий действие, перерастал в историю определенного животного и божества. Лориан изображал животных, с которыми были связаны верования и сказания племен, встречавшихся ему в пути. Ко всему прочему он непрестанно обдумывал формы обрядов для будущей духовной общины ондроновцев. «Если я не сумею сделать лорибуку доступной людям, не будет мне прощения, — говорил он себе. — Нельзя отступать». Все три театра имели своих постоянных зрителей. Одним нравились превосходные костюмы и грубоватый юмор Пантома, другим — страшные маски и пляски древлян, а третьи, те, кто поумнее, приходили к Лориану послушать его рассказы о чудесах Ойкумены. И только театр вождя неизменно оставался пустым. Тогда вождь предложил Пантому вернуться в старый театр, и старик согласился. Пантом намерен был переманить зрителя пышностью одеяний своей труппы, и рассчитал правильно. Вскоре Лориан ощутил отток зрителей. При нем остались немногие, кто чурался кривляний Пантома и диких плясок древлян.

Пантом решил, что соперник не оправится от поражения, но Лориан не собирался сдаваться.

По сложившейся традиции актеры выступали только в деревянных масках. Каждая маска означала определенный характер. Впервые в истории Ойкумены Лориан вышел на театральную сцену без личины. Его освистали, возмущаясь расхождением с привычным образом маско-роха. Тогда Лориан поступил хитрее. Он сделал себе театральный грим «под дерево». Издалека казалось, что у него деревянная маска на лице. В новом варианте никто не увидел отступления от традиции. Пантом подхватил идею, но было поздно: все единодушно признали первенство в изобретении за чужаком. Теперь актеры выходили на подмостки с открытым лицом, на котором лишь слегка подчеркивались брови, глаза и удлинялся нос.

Временами Пантому казалось, что у чужака есть неведомый и всезнающий подсказчик. Поначалу мураявр смеялся над Лорианом, выбравшим для театра место за стенами Древолюбска. Кто пойдет по грязи в такую даль? Но деревня расширялась. Образ жизни менялся, и пустошь превратилась в городскую площадь. Пространство вокруг театра Лориана благоприятствовало проведению общих собраний и встреч вождя с народом.

Сколько уже раз Пантом надеялся, что пришелец наконец устал от творческого состязания и ему больше нечего предложить. Лориан неизменно доказывал, что это не так.

Однажды он обратил внимание на внучку Пантома, которая предложила ему свои услуги в качестве уборщицы. Миловидная девушка обладала красивым голосом. Подметая, она напевала, и ее голос напомнил Лориану серебряные трели незабвенной красавицы Асколы.

Лориан поговорил с родственниками девушки.

— Пусть она запоет на подмостках! — предложил он.

Повальное увлечение театром охватило всех женщин Древолюбска.

Красота перевоплощения соблазняла молодых девушек. Каждая хотела покрасоваться перед знакомыми и незнакомыми людьми, спеть или станцевать, а то и показать полуобнаженное тело. Узнав об этом, Пантом выпустил на сцену еще одну из внучек в паре с мужчиной.

На трех сценических площадках с некоторым разрывом были созданы три традиции. С опережением развивался коллектив Лориана. Сказания племен и народов Ойкумены превращались в обрядовые действия. Таким образом Лориан лишил шаманские действия колдовской силы. Рассказывая об обрядах других племен, он отказался от общения с другими мирами. А так как рассказ о чем бы то ни было невозможен без сюжета, представление неизбежно превращалось в духовную драму.

Второе открытие заключалось в том, что Лориан решил каждый вечер ставить одно и то же представление. Чтобы запомнить слова и последовательность действий, он сделал свиток, на которой и записал первую пьесу. Свиток стал обрядником ристалищ, то есть текстом, в котором закреплялись слова участников обрядового представления и ход самого обряда.

У древлян все было по-иному. В представлениях жрецов деревянных истуканов сперва кто-то из великих предков подсмотрел танцевальный ритуал лесных божеств, подчинявшихся Хозяину. А потом предки, спустившись на землю, показали людям загадочный ритуал. Запомнив, но не поняв, люди взялись повторять загадочные танцы. Поэтому ристание всякий раз проходило без волшебного эффекта. Танцор преобладал на подмостках у древлян. В борьбе за влияние на зрителя Лориан столкнулся с коллективным разумом. Одним из лучших придумок жрецов были уличные хождения в масках и в звериных шкурах. Древляне взялись устраивать маскарады. Начинался маскарад у дома вождя дровосеков и главы деревни, проходил по узким и путаным улицам Древолюбска, а заканчивался неподалеку от ристалища Лориана. Уставшие участники маскарада редко подходили к подмосткам, на которых им готовы были рассказать о коменах.

А у Пантома не было никаких идей и неоткуда им было взяться. Опосредованный шаманизм Лориана был чужд безбожнику. Упрямство древлян раздражало. Танец ради танца он считал нарушением запрета вождя на проведение ритуальных культов в пределах деревни. В балагане Пантома нетребовательных зрителей потешали акробаты, шуты и полуголые женщины. Если у древлян женщин на сцене не было, у Лориана они выходили закутанные от плеч до пят, то у старика Пантома дровосек или древлянин мог узреть сооблазнительное женское колено, голые плечи и двусмысленные телодвижения.

Лориан перестроил здание и отвел себе для хранения свитков комнатку на чердаке. К нему часто поднималась сестра Чернотела. Кормилица дочери вождя познакомилась с Лорианом и стала постоянной зрительницей потешных представлений. Кормилица была грубой мясистой женщиной, обладавшей своеобразным чувством юмора. С настойчивостью мураявра она просила Лориана открыть ей косметические секреты племен, в которых он подолгу жил. Лориана забавляла эта веселая женщина и ее муж, который терпеливо дожидался жену внизу, громко вздыхая. Его звали Порниан, и он очень любил целовать жену в лоб. Делал это при людях и в самых неподходящих местах. Казалось, что Порниан взял в жены эту грудастую и широкобедрую женщину лишь для того, чтобы помечать поцелуем ее огромный лоб, над которым непокорно поднимались черные жесткие волосы. Порниан и его жена предпочитали комены, представленные в театральных мизансценах, изворотливому кривлянию мураявров. Это радовало Лориана.

Лукавство было отличительной чертой характера Пан-тома и доброго десятка членов его семейства. Пантом продолжал прытко скакать на согнутых коленях, ездить верхом на тонкой палочке, бороться с детьми, лазить на подмостках, как по отвесной стене, подражать шуму ветра, осмеивать Лориана и древлян, но давно превратил балаган в средство влияния на вождя. Мураявру хотелось стать его ближайшим советником. Почему-то он считал себя очень умным. Перед каждым визитом вождя Пантом заставлял внучат мыть полы в балагане, чего в обычные дни никогда не делалось. Старику удавалось потакать неприхотливым вкусам приближенных и семьи предводителя племени. Пантом попытался привлечь в свой балаган и дочь вождя, но столкнулся с ледяным равнодушием девушки. Она презирала убожество зрелищ, представляемых на подмостках мураявра.

— О чем говорят на улице? — спрашивала дочь вождя кормилицу.

— Говорят, что Пантом снова видел над деревьями летающего человека.

— Чтобы человек летал над Большим Лесом? Удивительно, — откликалась девушка.

Чаще кормилица рассказывала подопечной о событиях, происходящих в окраинных театрах деревни. Дочь вождя давно хотела стать женщиной-маскорохом, но ей не нравилось позорище мураявров, а от ристалища древлян отпугивали страшные маски. Со слов кормилицы, дочь вождя хотела стать первой актрисой своего народа. Но выступать без уродливой маски. Она готова последовать примеру неведомого чужака. Она первая без маски выйдет на шершавые доски. Много наслышавшись о подопечной жены Порниана, через кормилицу Лориан пригласил вождя и его дочь на представление комены «хохотать». Впервые среди зрителей его ристалища оказалась девушка, которая не смеялась.

Лориан вышел на сцену, отыграл, как обычно, а потом кормилица вытолкала его посмотреть на уход дочери вождя. Лориан застыл, увидев, что дочерью вождя племени дровосеков была Дождинка! Лориан мельком увидел Дождинку, но ощутил в сердце и в душе талант быть вечным поклонником прекрасной проснувшейся Дождинки. Спящая девушка второй раз вторглась в жизнь пророка!

Счастье быть актером обернулось мгновениями несчастной любви.

Дождинка была единственной дочерью вождя. Девушка перестала улыбаться с тех пор, как вернулась из Кодовы. Несколько сезонов дождей она пропадала, убежав из деревни. Поиски ни к чему не привели. Поначалу думали, что это было проявление своевольного нрава. Потом ее обнаружили спящей в соседнем лесу. Подсылая в Кодову своих людей, вождь доверил следить за телом дочери старику Дабону. Везти в Древолюбск спящую вождь не решался, боясь причинить ущерб дочери. Неожиданно Дождинка вернулась домой. О том, что с ней было, она ничего не помнила. После представления вождь спросил:

— Доченька, тебе понравилось?

Роскошные волосы Дождинки закручивались кольцами подобно детским кудрям Лориана. Белые ухоженные локоны издалека выдавали в девушке особу из правящей семьи. Забавные завитушки, нависавшие над женским лобиком, приводили мужчин в умиление. Но мраморно-белое лицо дочери вождя оставалось неулыбчивой личиной бесчувственной куклы.

— Ничего не понятно, — ответила Дождинка и пожала плечами. — Мне было скучно.

На обратном пути вождь ошарашил свиту обещанием: тот, кто рассмешит его дочь во время театрального представления, будет особо награжден. Не успели дойти до спальных помещений, как кормилица послала мальчишку к Лориану.

С тех пор как Лориан увидел ее в театре, он потерял покой и даже осунулся с лица. Ароматизированную воду в распивочной древлян пил без удовольствия. Чувства переполняли сердце одинокого пророка и маскороха.

Увидев на сцене внучек Пантома, дочь вождя отдалась мечте стать лучшей актрисой самой большой сцены в театральной деревне. Она хотела быть предводительницей племени лицедеев.

Красота, доброта и молчаливость Дождинки внушали вождю надежду, что дочь будет покорна родительской воле. Вождь давно задумал выдать Дождинку замуж. Но сделать это нужно было так, чтобы не пострадали интересы племени. Брак и рождение детей были бы залогом мира и спокойствия во времена всеобщего движения народов на восток. Известие о скором браке Дождинки с придурковатым сыном главного жреца было с восторгом принято древлянами, но у дровосеков вызвало недоумение. Вождю пришлось выйти перед племенем и объяснить:

— Моя дочь была обручена с сыном главного жреца древлян еще в младенчестве.

На самом деле вождь солгал. Путь к замужеству, обеспечивающему полное слияние двух племен, лежал через запреты. Первым воспрещением ей было строго-настрого заказано мечтать об актерской судьбе. Также требовалось, чтобы дочь вождя дровосеков стала жрицей деревянных богинь. В этом случае союз племен заметно бы упрочился. Дождинка хотела посещать представления Пантома и Ло-риана, а ее обучали разжигать культовые костры и вытесывать из дерева сакральные скульптуры.

Рискуя вызвать гнев вождя, кормилица обещала познакомить девушку с Лорианом. Участь подневольной жены слабоумного мужа отнюдь не привлекала Дождинку. В ее душе пробудилось чувство протеста. Почему она должна стать жертвой глупого культа деревянных богов и лицемерного союза жрецов с отцом? Не будет этого!

Кормилица вместе с вождем и Дождинкой сходила на представления древлян. Дождинка не смеялась. Пошли к Пантому — тот же результат. Узнав про обещание вождя, Лориан решил попытать счастья. С Пантомом он договорился о маленькой роли в глупом представлении на подмостках мураявра.

Мизансцена называлась: «Переход сна в реальность». Сон — это то, над чем нельзя смеяться. Но можно осмеять спящего. Лориан вышел на подмостки, и из его широких штанин с шумом стали вываливаться деревянные и каменные рыбки. Лориан суетился, спотыкался о каменные и деревянные игрушки, падал, вставал, изображая смущение, а на подмостки все падали и падали предметы продолговатой формы. Дождинка засмеялась. Лориан дурашливо стал извиняться за неуклюжесть и в приступе раскаяния снял парик. Увидев безволосую голову и большую блестящую серьгу-рыбу, Дождинка захохотала вместе со всеми зрителями. На следующий день вождь отказался от прежних слов и потребовал, чтобы все забыли об успехе артиста.

В следующий раз Лориан увидел Дождинку на сцене. Пантом набрался смелости и отвел для дочери вождя главную роль. Дождинка пела. Голос у нее оказался замечательный. Публика долго не отпускала ее со сцены. Дождинка приняла окончательное решение порвать брачные договоренности с древлянами.

Лориан воспользовался знакомством с кормилицей и тайно встретился с Дождинкой. В сопровождении надежного телохранителя они беседовали за кулисами. Девушка и не подозревала, что разговаривает с человеком, пробудившим ее в Кодове от долгого сна. Она сказала Лориану, что приложит все силы, чтобы разубедить старейшин в необходимости брака. Театральные представления, говорила талантливая девушка, следовало бы сделать обрядовым действием в обоих племенах. Лориан признался Дождинке в любви. Выслушав симпатичного незнакомца, к которому она и сама испытывала странное влечение, Дождинка тем не менее отказала. Она вся была в мечтах об артистическом будущем. После выступления у Пантома Дождинка попросила родителей отменить свадьбу с человеком, которого она никогда не любила. Возмущенный вождь отдал распоряжение посадить Дождинку в чулан.

Отказ Дождинки застал Лориана врасплох. Один в опустевшем балагане, Лориан готов был разделить страсть девушки к удивительному миру театра и не понимал, в чем причина отказа. Неужели слабоумный сын главного жреца был предпочтительнее?

Лориану не хватало Фаддия или Фантазиста, они могли бы ему посоветовать что-нибудь дельное. От сильного волнения он разговаривал сам с собой. Вернее, он придумал себе собеседника и вот с ним-то, воображаемым, и вел диалог.

Среди ночи к нему пришло творческое вдохновение. Вдали от единомышленников и просто грамотных людей он придумал три закона происхождения боговдохновен-ных текстов.

— Свиток похож на человека. Честный и умный свиток сравним с живым существом. Читатель всегда сотворец. Чтение пророческих комен — это процесс создания, развития и распада боговдохновенных текстов. Как есть законы, определяющие жизнь человека, так должны быть законы для свитка. Духовный тупик племени дровосеков наводит на мысль о первом и главном законе лорибуки: безбожие не может служить основанием для создания нового народа. Ибо народы осознают себя через мысль о Боге, выраженную в письменности. Лорибука есть диалог читателя с Ондроном. Осознание замысла создателя мироздания может возникнуть только через письменное слово. Что должен гласить второй закон?

Лориану показалось, что собеседник собирается возразить. В запальчивости он продолжал:

— Всегда свиток создается единомышленниками. Сначала это священный текст группы людей, и лишь позднее народ признает его образцом новой письменности. Пророки, создавшие новую религию и новую письменность, становятся народными героями. Народ избран Богом, если он имеет самобытную письменность и самобытную религию. Заимствование письма и религии всегда приводит к распаду межплеменного союза и гибели народа, доверившегося чужим алоборам. Обречен народ, не имеющий письма и не создавший в слове образ Бога. Таков второй закон лорибуки.

Возбуждение Лориана достигло крайней степени. Он замер на краю подмостков и крикнул в пустой зал:

— Закон третий прост и чист как вода в лесном роднике. Письменность предшествует появлению новых межплеменных вероучений. Проповедник идет к людям с образом творца мироздания в сердце и словом Онд-рона в лорибуке. Великая Охота сменится войнами. В схватке железа и идей обещают выжить народы, соединившие духовные вероучения с письменностью. Только народы, доверившиеся пророкам и создавшие самобытное письмо, имеют будущее. В лорибуке — ответы на все вопросы, которые ставит жизнь. Есть лорибука — будет и ондроновский народ. Красивые и смелые люди всех племен соединятся и создадут города без темных пятен.

Он остановился и замолчал, чтобы немного успокоиться и не забыть открытые законы. Бродил по балагану в поисках подходящего предмета для записи. Безуспешно попробовал вывести значки тайнописи на стенах. Не найдя под рукой привычных свитков, сорвал занавес, закрывавший сцену. Лезвием топора разрезал театральный занавес на квадратные фрагменты. «А что если сшить их под одну обложку?»

Веревкой он скрепил один за другим листы будущей книги. «Где Фантазист? И где Напролик с Дергачом? Где все мои друзья?» — спрашивал Лориан, записывая пророческие комены.

К утру Лориан набросал чертеж книгопечатного станка. При этом он и не думал гордиться изобретениями, уверенный, что на его месте Нейло, Вернорук или Фантазист могли бы изобрести и книгу, и станок и что у них хватит сил противостоять толпе, всегда жаждущей крови и низменных утех.

Увлеченный мыслями о том, как донести законы лорибуки до народов, противящихся знакомству с коменами, он не видел, как сторожа балагана побежали к Пантому сообщить о разрезанном занавесе.

Жрецам-древлянам давно нужна была ссора Пантома с Лорианом. Поэтому они, узнав о проступке чужестранца, охотно устроили грандиозный скандал. Жрецы обвинили Лориана в порче театрального занавеса, считавшегося в Древолюбске священным. Толпа привела Лориана к вождю. Пустошь перед балаганом мураявров превратилась в место судилища.

Возмущенный вождь кричал:

— Чужеземец, мальчишка, из-за тебя Занавес Вселенной пахнет речной тиной!

Гримаса гнева исказила лицо предводителя дровосеков.

— Присмотритесь, и вы увидите внизу чудовище, днем и ночью длинными клыками подпиливающее древо мировое, — не растерялся Лориан.

От доносителей старейшины древлян давно знали о вольномыслии дочери вождя и о ее разговоре с отцом. Жрецы вознегодовали. Выход Дождинки на подмостки балагана они расценили не иначе как предательство. Отказ девушки стать невестой слабоумного подрывал тайную интригу жрецов. Они намеревались воспользоваться проступком Лориана как поводом для ослабления авторитета вождя.

Пророка заточили в сыром чулане. Собирались в толпу рассвирепевшие древляне. С факелами в руках к ним присоединялись и дровосеки, требуя самого жестокого наказания для чужеземца. Через щель в двери Лориан видел, что творится на улице. Перед ним впервые раскрылись Уста Тьмы. Люди бесновались так, словно Китовлас проник в мозг каждого человека из многоголовой толпы.

«По силам ли Китовласу взять вверх над людьми, когда их так много? — думал Лориан. — Если найдутся среди них мудрые, то нет. Но ведь и настроение горстки негодяев явно передается остальным, и тогда толпа становится пьяным чудовищем. Злоба одного человека опьяняет толпу как кодова». Не успел он подумать об этом, как заметил, что в толпе много пьяных.

Вождь обвинил кормилицу в потворстве актерскому увлечению дочери и в связях с чужеземцем. «Порча занавеса — святотатство!» Под напором жрецов вождь проклял «пособницу» преступления. Обуреваемый отцовскими чувствами, вождь готов был отдать на растерзание толпы любого человека, лишь бы спасти дочь. Кормилицу толпа забросала речной тиной и водорослями, заготовленными в деревянных бочках. Униженную женщину вышвырнули за ворота Древолюбска. Чернотел исчез, и никто его не видел с того момента, как толпа повела Лориана в чулан.

Наблюдая с крыльца отцовского дома за издевательствами, которыми подвергалась несчастная, Дождинка вдруг вспомнила, как в день ее недавнего совершеннолетия кормилица рассказала ей об основателе загородного театра. Она догадалась, что под разными личинами встречала одного и того человека: иноземца, придумавшего театр, забавного шута на сцене. Это он в балагане Пантома признавался ей в любви. И почему-то его голос показался ей странно знакомым… Неужели они встречались до событий в Древолюбске?

Дождинка подошла к двери чулана. Дождинка держала деревянный бокал с ароматизированной водой. Щель была расположена довольно низко, и ей пришлось встать на колени, чтобы ее слова были слышны узнику.

— Ты кто? — спросила Дождинка.

— Я — пророк и призван нести людям лорибуку.

— Я тебя помню и знаю. Скажи, откуда и почему?

— Это я разбудил тебя в Кодове.

— Как тебя зовут?

— Лориан.

Дождинка сняла мужской перстень с веревочки, висевшей на шее. Она положила перстень на дно бокала. По старому поверью, сосуд с кольцом девушка из племени дровосеков должна подать суженому. Отпив из бокала, мужчина обязуется отвечать за жену. Дождинка решила, что из ее рук перстень и бокал примет мужчина с именем Лориан. Таков обряд. Перстень на дне стакана — знак избранности. Она готова исполнить ритуал венчания.

Девушка омочила пальцы в воде и просунула руку в щель.

— Я не знаю, что значит быть пророком. Это не важно. Если ты проглотишь несколько капель, я буду твоей женой. Я буду верна тебе до смерти. Если ты умрешь, я умру следом за тобой. Решай.

Лориан снял капли с ее ладони своей рукой и мокрыми пальцами коснулся пересохших губ.

— Все правильно, — прошептала Дождинка, бросив бокал оземь.

Она подняла с земли выкатившийся из бокала перстень и, зажав в кулачке подарок старика Дабона, зашагала в ту сторону, откуда доносились крики. С гордой осанкой, слегка прищурив глаза, Дождинка вышла навстречу толпе.

— Древляне и лесорубы! Мне, дочери вождя великого лесного племени, есть что сказать вам в это ночное время. Я приношу извинения от имени моего жениха Лориана.

Толпа онемела от услышанного.

— У отца и у жрецов древлян я прошу: простите чужеземца! Снимите с него обвинения. Он мой жених, и никто не смеет требовать крови моего жениха. Если вы настолько обезумели, что мои слова ничего не значат, я обращаюсь с просьбой. Дайте ему возможность уйти из Древолюбска.

Толпа зароптала.

— Я выбрала чужестранца! Никто другой не будет моим мужем!

Раздались оскорбительные выкрики. Из задних рядов кто-то бросил несколько комьев грязи, разбившихся о спины стоящих впереди.

— За что вы изгнали мою кормилицу? Вы обезумели? С каких это пор дровосеки стали верить в сверхъестественные силы? Для вас кусок тряпки сделался важнее человеческого достоинства? Я слышу слова недовольства. Что они означают? Неужели я родилась в племени мужчин, для которых тряпка важнее человека?

Толпа совсем не слушала девушку и требовала наказания для пришельца. Человек с косматой бородой, брызгая слюной, закричал:

— Хватит болтать! Завтра станешь женой молодого жреца! Никаких чужаков!

— Правильно! Лучше гулять на свадьбе, чем терпеть капризы вздорной девчонки!

— Свадьбу! — закричали древляне, успевшие позабыть о Лориане. — Свадьбу!

Дождинки вздрогнула. Они обезумели! Они требуют, чтобы она вышла за ненавистного ей сына жреца? Да ни за что!

Чадящие факела освещали тонкую фигурку перед толпой. Дождинка предприняла последнюю попытку.

— Дровосеки! Я дочь вашего вождя! Поддержите мой выбор! Отцовским топором и волшебным перстнем заклинаю!

Дровосеки молчали.

— Смирись! Иди к жениху! Целуй деревянных богов! — раздались торжествующие крики древлян.

Когда она проходила через расступившуюся толпу, кто-то ударил ее в спину. Едва удержавшись на ногах, Дождинка направилась к балагану Пантома.

— Ну погодите, я вам устрою, — шептала она. Мимо пробегал мужчина с факелом в руках. Дождинка остановила его:

— Ты дровосек? Ты должен мне помочь.

— Смирись, сучка! — выкрикнул мужчина. Дождинка ударила его кулаком в нижнюю челюсть.

Прежде чем он опрокинулся в лужу, она успела пнуть мерзавца ногой в живот. Факел выпал из его руки. Дождинка подхватила факел и вбежала в потешные палаты Пантома. Недолго ее глаза искали обрывки занавеса. Она поднесла факел к обрывкам ткани из лона. Затем разбро- сала горящие лоскуты на подмостках. Убедившись в том, что сухое дерево хорошо принялось гореть, девушка опрометью кинулась на улицу и увидела группу древлян, возглавляемую избитым ею дровосеком.

— Это она! Она меня ударила! Древляне истошно завопили:

— Заткнись, придурок! Она подожгла балаган! Торжествующая Дождинка спросила:

— Где ваш Занавес Вселенной? Он горит вместе с балаганом! Все вы позорники! Мне стьщно быть во главе племени идиотов!

Древляне и девушка пытались перекричать друг друга.

— Жрецы вас обманули! — кричала Дождинка многоголовой толпе.

— Мы знаем, ты не остановишься! Ты подожжешь и наших деревянных богов! Остановите ее!

Чернорукий мужчина тянулся к девичьему горлу.

Хлюпая по лужам, кто-то бежал в темноте и выкрикивал:

— Убили вождя! Убили вождя!

Толпа бесновалась. Горячие слезы побежали по лицу Дождинки. Со всех сторон на нее надвигались пьяные или обезумевшие древляне и дровосеки. Бежать было поздно, да и некуда. В отчаянии девушка решила прибегнуть к магическому перстню. Она быстро наклонилась и левой рукой набрала горсть подвернувшихся щепок, а правой ладонью сделала жест, означающий: я буду бороться до конца!

— Не подходите! У меня волшебный перстень! Вы погибнете от своего самоуправства! Прочь! — крикнула Дождинка.

Люди не услышали предупреждения. Кольцо вокруг дочери погибшего вождя неумолимо сжималось. Народ жаждал кровавой расправы над отступницей. Все понимали неизбежность гибели соплеменницы, провинившейся перед родителями, жрецами и народом. Какой-то древлянин завыл по-волчьи и прыгнул на Дождинку. В ответ девушка сделала неуловимое движение левой рукой — и острая дубовая щепка вонзилась нападавшему в щеку. Приложив ладонь к кровоточащей щеке, человек остановился. Качнувшись взад-вперед, взвыл от боли и отступил в толпу.

Девушка с ненавистью глядела на озверевших соплеменников. Едва следующий противник сделал шаг вперед, как еще одна щепка вылетела из ее левой руки. Твердая, как наконечник стрелы, она пробила кадык чернорукому исполину. Кровь брызнула на одежду стоявших рядом с ним. Звериное рычание прокатилось над толпою.

— Убедились? Отпустите нас с мужем, и никто больше не погибнет.

Низкорослый древлянин крикнул: «Деревянные боги рассердились!» В следующее мгновение коротышка упал — топор вошел ему глубоко в спину. Из раны хлестала кровь. Жрецам проще было убить соплеменника-паникера, нежели упустить провинившуюся.

Тщедушный жрец в деревянной маске на затылке беспрерывно выкрикивал:

— Смерть изменнице! Смерть!

Узолки, свисавшие с колдовской маски, болтались на впалой груди жреца. Раскрытая волчья пасть жадно смотрела на толпу. Дождинка прошептала заклинание и вдруг… весь древесный мусор на улицах Древолюбска поднялся в воздух! Щепки закружились над головой жреца, онемевшего от ужаса. Жрец обернулся к соплеменникам за помощью, волчья маска сдвинулась на плечи и превратилась в безобразный горб. Он не успел и с места сдвинуться, как щепки, подобно стае хищных птиц, заклевали его до смерти. Десятки и сотни мелких щепок поднялись с земли и роем вились вокруг девичьего кулачка. Девушка вытянула левую руку в сторону толпы: «Прогоните их прочь!» Едва она прокричала эти слова, как мусорный рой метнулся в указанном направлении. С воплем и бранью древляне и дровосеки попытались разбежаться, но тысячи древесных игл и стрел настигали каждого.

Пригибаясь, Дождинка пробежала мимо мертвого жреца. Его спина была сплошь исколота щепками.

Одержав временную победу, Дождинка опустилась на колени и бережно положила на землю щелочную матку. Она закопала ее на глубину человеческой ладони, и тотчас щепки прекратили преследовать толпу, повернули обратно, и спустя мгновение перед Дождинкой появился холмик древесной трухи, пропитанный кровью ее недоброжелателей.

Действие волшебства кончилось, и толпа почувствовала, что теперь девушку ничто не спасет. Грязные и злые мужчины снова окружили несчастную Дождинку в тугое кольцо. Девушка приготовилась к самому худшему. Кто-то лязгал ножницами, намереваясь отрезать Дождинке ее великолепные косы. И вдруг, когда между толпой и ее жертвой оставалось не более трех-пяти шагов, раздался дерзкий пронзительный свист, и две высокие темные фигуры заслонили девушку от нападавших.

— Прочь с дороги! — визжали1 древляне.

Задние напирали на передних, и вскоре древляне оказались на расстоянии вытянутой руки от огромных незнакомцев.

— Расходитесь с миром! — одновременно выкрикнули загадочные спасители Дождинки. — Если не разойдетесь, мы прольем вашу кровь. Умрем, но не отдадим девушку.

Толпа расступилась, образовав проход, и перед незнакомцами возник еще один жрец, еще тщедушнее, чем предыдущий, с маской деревянного божества в руках. Жрец близоруко всмотрелся в темные силуэты.

— Это не древляне! — крикнул он, повернувшись к толпе.

— Это не наши, — подтвердил один из дровосеков.

— Чужак раздвоился! Это борсокеры! Убейте их!

Могучим кулаком «борсокер» размозжил голову кровожадному человечку. Толпа всколыхнулась. Еще двое или трое окровавленных мужчин полетели на землю. Незнакомец в короткой куртке молотил кулаками не останавливаясь, и каждый его удар был смертоносным. Второй чужак, одетый в длинное платье, был малый не промах — он укладывал нападавших точными ударами голой пятки в лоб или солнечное сплетение.

Незнакомцев неожиданно поддержали молодые дровосеки из родов, близких к семье Чернотела. На сторону чужаков перешли и мураявры, недовольные Пантомом. Им наскучило играть в масках. Они желали перемен и были не прочь поучить уму-разуму чванливых древлян. Завязалась рукопашная. Кулаки и пятки незнакомцев остановили толпу. К этому моменту несколько десятков древлян и дровосеков были страшно изуродованы. Дре-волюбчане отступили, напуганные искусством кулачного боя.

— Где топоры? Зарубите их топорами! Дровосеки выхватили из-за веревочных поясов тяжелые топоры.

— Дергач, приготовься к смерти. Замолви за меня словечко перед Кромом, — попросил один из незнакомцев, не оборачиваясь к другому.

— Лучше ты, Фантазист, признавайся, из какого племени пришел к нам, — недовольно пробурчал второй чужак. — Не упрямься. Кому твоя тайна нужна в стране мертвых?

Толпа надвигалась, и Дождинка, закрыв лицо руками, подумала, что участь двух смелых одиночек решена. Никому не устоять перед сотнями острых топоров. Но одно-единственное слово изменило исход схватки. Издалека донесся боевой клич ондроновцев:

— Ондро!

Друзья воспрянули духом. Дергач набрал так много воздуху в легкие, что, казалось, послышался хруст его разошедшихся ребер, и заревел над головами противников:

— Он-н-дро-о!!!

Фантазист не сомневался, что их найдут по крику Дергача, но не удержался, чтобы не запугать противника до смерти, и выкрикнул непонятное слово:

— Оссо!

Могучие воины с золотыми, серебряными и деревянными коменами на мускулистых шеях без труда оттеснили древлян и дровосеков.

Пустошь вокруг пожарища оказалась во власти чужаков, захвативших Древолюбск.

Дергач и Фантазист переглянулись: Дождинки рядом с ними не было.

От вестника, посланного стариком Дабоном, кузнец узнал о народах, следовавших за Лорианом и разбивших походный лагерь поблизости от кофейного леса. Когда Лориана заточили в чулан, Чернотел убежал в лес, встретил передовые силы ондроновской духовной общины и повел их на Древолюбск.

Фантазист с лорсами и Дергач с конанами поспешили на помощь пророку и его девушке. Они бежали так быстро, что намного опередили головной отряд. Чтобы войти в деревню, требовалось взять штурмом ворота. Порвалон и конан ждать не могли. Они перелезли через стену из острых кольев, дракой отвлекли толпу от посягательства на жизнь Дождинки и держались до тех пор, пока отряд ондроновцев не подошел в подкрепление.

Сражаться с толпой им не составляло труда, но вот где искать девушку? Друзья бросились на поиски Дождинки.

Воспользовавшись неразберихой, вызванной появлением нежданных защитников, девушка успела довольно далеко убежать от ярко полыхавшего балагана и нырнула в ближайший проулок. Следовало быть предельно осторожной: жрецы деревянных богов отдали команду убить дочь вождя во что бы то ни стало. Оторвавшись от преследователей, Дождинка вдруг наткнулась на одного из своих спасителей. Широким жестом он расстелил перед ней плащ.

— Я друг Лориана, и будет лучше, если вы последуете моим советам, — сказал незнакомец, показывая ей костяные комены из человеческих зубов.

— Вы показываете мне человеческий зуб и говорите, что вы друг моего мужа?

— Лорибукой клянусь!

Девушка смутно вспомнила услышанное слово.

— Меня зовут Дождинка. Знайте, Лориан мой муж, а сейчас его жизни угрожает опасность.

Незнакомец спрятал в карман куртки комены, нанизанные на веревочку с шаманскими узолками.

— Мое имя Фантазист. Если я вынесу тебя за стены, спасти Лориана будет намного легче.

Дождинка недоверчиво покачала головой.

— Ложись, — приказал Фантазист.

Смирив гордыню, Дождинка легла и плотно заверну-лась в плащ. Без лишних слов Фантазист взвалил девушку на левое плечо, чтобы было сподручно работать правым кулаком. Ему без проблем удалось вынести девушку из горящей деревни. Ударами свободной руки он сломал всего-навсего две челюсти. На другом конце деревни толпа продолжала требовать расправы над Лорианом.

На полянке вырубленных деревьев мужчина развернул плащ. Вскочив на ноги, девушка спросила:

— Как тебя отблагодарить?

— Мои жены у меня это каждый день спрашивают, — пошутил Фантазист.

— Многоженец? И Лориан такой же многоженец, как ты?

— Нет. Мы даже поссорились из-за этого.

— Дети у тебя есть? — спросила Дождинка.

— Да, конечно. Двойня. Недавно родились. В дороге. Такие забавные. Сын силачом вырастет, а дочь красавицей.

— Счастливый.

Фантазист улыбнулся.

Лориана освободили, и победители заставили побежденных встать на колени. «Выводите женщин и детей!» — призвал пророк. В окружении приверженцев Ондрона Лориан вышел за ворота Древолюбска с чумазым внуком Чернотела на руках.

Дергач, Напролик и Вернорук сопровождали Первого пророка.

— Так это ты спас Дождинку? — изумленно спросил Лориан Фантазиста.

Фантазист достал из складок своего одеяния тяжелую доску для игры в ондробуку.

— Не знаю, что это такое, сижу и ломаю голову. Уверен, твое новое изобретение.

Возложив ладонь на правое плечо друга, Пророк произнес:

— Отныне ты имеешь право на многоженство!