"Игрушка богов" - читать интересную книгу автора (Коронько Станислав)

Глава 12

— Какой ты, однако, продуманный… — с восхищением и изумлением в голосе сказал Тимур, разглядывая место, где им предстояло провести ночь.

Сначала было непонятно, куда Курц привёз их и почему он так упорно уверял, что спать им придётся в тепле под крышей. Во все стороны простиралось всё то же безграничное поле, и только полоска леса исчезла за холмами- они спустились в низину и подъехали поближе к реке. Метрах в двухста от берега нашли довольно глубокий овражек. Он был подозрительно правильной круглой формы и имел гладкие, поросшие травой склоны. Словно и не овраг это был, а воронка, оставленная снарядом. Причем очень большим- не каждому снаряду под силу сделать в земле дырку глубиной метров пять и радиусом примерно в пятнадцать.

Курц спрыгнул с лошади, неся под мышкой свой меч, спустился в овраг. Отыскал в густой траве верёвку, потянул за неё- и кусок почвы квадратной формы вместе с растущей на нём зеленью отъехал в сторону, открыв ведущий вниз лаз. Землянка, самая настоящая землянка! Яма в земле и навес из досок или жердин, который был полностью засыпан почвой и уже сросшимся дёрном. Всё, что оставалось Тимуру, — удивиться.

Не меньше был изумлён и Себастиан.

— А мальчик-то хорошо подготовился, — слезая с лошади, пробормотал священник. Снял свою сумку, кинул её у ног, нагнувшись, принялся расстёгивать пряжку седельного ремня под брюхом своей кобылы. — Видать, всерьёз вознамерился до наместника добраться.

— Чую, нас ещё ждут сюрпризы, — произнёс Тимур, спрыгивая за Дианой с коня.

Советы девочки пошли ему на пользу. Поезда верхом показались Тимуру не таким уж и утомительным занятием, каким была ранее. Конечно, до лёгкости и непринуждённости настоящего наездника было ещё далековато, но теперь, по крайней мере, не болела поясница и не натирало кожу на бёдрах. А всего-то и надо было, что расслабиться и прекратить бояться вылететь из седла. Тут же посадка становилась правильной и толчки лошади гасились сами собой. Появлялось ощущение, что едешь, а не участвуешь в каком-то извращенном родео, в котором задача коня не стряхнуть, а утомить своего наездника мелко подскакивая на одном месте.

Тем временем Курц спрыгнул в свою землянку, отыскал там лестницу, приставил её к люку. Наполовину высунулся наружу и приказал:

— Снимайте всё с лошадей и тащите сюда. А лошадей потом надо будет отпустить.

— Щас, — возмутился Себастиан. — Я свою кобылку не оставлю. Да и не уйдёт она от меня.

— Уйдёт, если Диана попросит. К тому же лошадь выдаст наше убежище. Если их оставить, ночью или с самого утра к нам могут завалиться гости.

Лицо Себастиана выразило невыносимую муку.

— Как же мы дальше поедем. Пехом, что ль? Негоже это. Почти три дня уйдёт, чтобы до Йонбена добраться. Едва к сроку поспеем. Нельзя нам без лошади оставаться.

Курц полностью исчез в землянке. Поочерёдно выставил на край лаза четыре деревянных ведра с веревочными ручками, вылез вслед за ними. Его меч и рюкзак остались где-то в землянке.

Хитро ухмыльнувшись, он произнёс:

— А дальше мы не пойдём. Дальше мы поплывём, и к завтрашней ночи доберёмся до Йонбена. Там нас уже ждёт прелестная комната с видом на дворец наместника.

Себастиан умоляюще посмотрел на Диану, с надеждой спросил:

— Дитё, а ты можешь лошадке моей велеть до городка того добраться? Сможет она до него сама дойти?

Диана вопросительно посмотрела на Тимура и, получив от него кивок, ответила:

— Да, могу.

— Сделай, дитё, — взмолился Себастиан. Принялся лихорадочно стягивать с кобылы уздечку. — Погодь только минутку. Я и остальных лошадок расседлаю. Чтобы не одна она была…

Пока Себастиан возился с конями, Курц взял по два ведра в руку и направился к реке. Тимур перехватил его, когда тот выбрался из оврага, требовательно протянул руку, велел:

— Давай помогу.

Курц не стал отнекиваться. Вручил Тимуру два ведра, свою пару закинул за плечо. Беззаботно насвистывая, отошел от оврага шагов на двадцать. Затем, покосившись на Тимура, идущего сбоку по колено в траве, сказал:

— Спрашивай что хотел.

— Зачем ты взял с собой Диану? — в лоб задал вопрос Тимур.

С невинным, как у младенца, лицом Курц ответил:

— Чтобы спасти её.

— Не придуривайся. Ты лучше меня знаешь, что тащить её с собой к Эзекилю подобно приговору. И не надо меня уверять, что она будет нам полезна для этого… отвода глаз.

— Хорошо, не буду, — согласился Курц. Сделав паузу, ответил: — Мы взяли с собой Диану по той простой причине, что её боится Эзекиль. Почему боится- никто не знает. Но есть предположение, что она очень тесно связана с инкубатором. Понятно же, что источник её силы находится там. Так что считай её своей подстраховкой. Ты, возможно, не сможешь получить над инкубатором всю полноту власти, поэтому тебе нужна она. А она, если получит эту власть, не будет знать, как ею распорядиться. Поэтому ей нужен ты.

Получалось складно. И, самое главное, повторяло сделанные ранее предположения. Тимур сражу же поверил словам Курца. Поверил, но заканчивать на этом разговор не стал.

— А почему раньше вы не посылали вместе с Игроками ведьм?

Курц на мгновение напрягся. А затем буквально покоробил Тимура циничностью своего ответа.

— Но ведь надо же было когда-нибудь попробовать и такой вариант? А ведьма после инициализации- редкость. Вдобавок прожившая уже два года и понявшая что-то о себе самой.

Кое-как поборов желание съездить Курцу ведром по голове, Тимур ядовитым тоном спросил:

— Я не понимаю, вы с Ксандером изображаете ублюдков или вы действительно ублюдки?

— Изображаем, — непосредственно ответил Курц. — Высокопарными словами, учтивыми манерами и величественной идеей можно подвигнуть на борьбу только тупую, безликую толпу. А нам нужен был ты.

— Почему я?

— Интересный вопрос. Многие его себе задают, но мало кто получает ответ. Но ты можешь считать себя счастливчиком. Была конкретная причина, почему Ксандер выбрал тебя. Даже не одна. — Согнув в локте свободную руку, Курц поднял вверх указательный палец. — Во-первых, ты- гибкий. Быстро ко всему приспосабливаешься. Хорошо соображаешь, любознателен. Следовательно, достаточно развит. Значит, тебя можно послать к инкубатору- ты не оробеешь перед техникой древних.

Они дошли до берега. Широкая река величественно и степенно текла, казалось, прямо в закат. Красноватое солнце уже коснулось своим краем реки и теперь отражалось в чистой, прозрачной воде. К нему вела ослепительно-яркая дорожка, выложенная словно бы из серебра.

Курц смело шагнул в реку прямо в обуви и сразу же провалился по колено в воду. Дно было чистое- всё покрыто мелкой галькой. Изредка сквозь неё пробивались ростки водорослей, похожих на пучки длинных зелёных волос. Блеснув зеркальной чешуёй, рядом с берегом прошмыгнуло несколько мелких рыбёшек.

Курц кинул одно ведро на берег, другим зачерпнул немного воды. Ополаскивая его круговыми движениями, продолжил:

— Во-вторых, рационален, здраво оцениваешь свои силы. Готов к авантюрам, но не ставишь их самоцелью.

Курц выплеснул воду, полностью наполнил ведро, поставил его на берег. Взял второе, начал проделывать с ним те же самые, манипуляции.

— В-третьих, способен на самопожертвование. Ответственен, устойчив перед различными искушениями. Значит, не предашь и пойдёшь до конца.

Второе ведро встало рядом с первым. Курц взял третье.

— В-четвёртых, ты и твой проводник оказались ближе всех к Диане. Кроме того, вы находились в абсолютно безлюдном месте. А для Ксандера, как ты понимаешь, держаться подальше от людей- наиважнейшая часть выживания.

Передавая Курцу четвёртое ведро, Тимур со скептическим выражением лица заметил:

— А вот это уже больше похоже на правду.

Губы Курца искривились в лукавой ухмылке.

— Возможно, это она и есть.

— Откровенно. А интересно, есть ли пятое?

— А в-пятых, ты понравился Ксандеру. Он очень высоко оценивает твои шансы на успех. Ты сможешь самостоятельно сориентироваться в условиях нехватки сведений и поступить при этом правильно.

— Прикольно, — с притворным восторгом произнёс Тимур: — Вот не знал, что я такой… такой крутой и весь из себя положительный.

— И никогда бы не узнал, не выпади тебе шанс раскрыться. Попади ты сюда обычным человеком, тебя бы засосала трясина мирской жизни. Вероятно, ты бы смог здесь многого добиться, если бы, конечно, не слишком возникал и не сдох в первые же месяцы. Но ты бы очень быстро понял, что как и везде тебе пришлось бы заниматься только тем, что банально выживать. Скорее всего, ты бы стал владельцем какой-нибудь лавочки или мастерской, возможно, дослужился бы до городничего, почти наверняка у тебя появилась бы семья. Ты бы объехал несколько стран, увидел бы в них то же, что и везде, и потерял интерес ко всему новому. К тебе пришла бы старость, сопутствующие ей болезни. Ты бы смотрел на своих детей и умилялся им. Был бы самым заурядным, но при этом уважаемым членом общества. Ты бы и сам не заметил, как пришла бы пора умирать. И на смертном одре ты бы с содроганием понял, что по-существу ты так ничего и не добился, что ты прожил не свою жизнь, что всё, что ты замысливал, так и осталось обычными и, на первый взгляд, неосуществимыми мечтами. А что убивало бы тебя больше всего- осознание того, что ты мог бы добиться всего, что хотел. Ведь ты не родился, чтобы просто умереть.

Иронично подняв брови, Тимур с деланным восхищением произнёс:

— Ну ты загнул… Получается, я должен быть благодарен, что теперь весь этот мир считает меня врагом номер один?

Курц поставил на берег четвёртое полное ведро, вылез из воды. Подмигнув Тимуру, ответил:

— Ага, должен. Признайся, тебе ведь нравится это твоё приключение.

Как ни странно, но Курц был прав. Отчасти. Если не во всём…

— Ни хрена подобного, — все же ответил Тимур.

— Врёшь. Ты не признаёшься только потому, что возмущён тем, как тебя и Диану втянули в эту историю. До сих пор думаешь, что тебя использовали.

— А разве нет?! — вспылил Тимур.

— Нет, тебя не используют. Направляют.

— Ага, направляют… Поэтому у вас с Ксандером всё заранее распланировано. — Тимур мотнул головой назад. — Вон, даже нору вырыли.

— Мы были уверенны, что она пригодится.

— А если бы я не оказался таким правильным? И не стал бы спасать Диану?

Курц нагнулся, принялся выжимать штанины. Ответил:

— Я же уже говорил- если бы ты испугался, это сделал бы я.

— И куда бы ты потом отправился с ней?

Курц приступил ко второй штанине. Украдкой взглянув на Тимура, ответил:

— Для начала я отправился бы сюда. Завтра прибыл бы вместе с ней в Йонбен. А там попробовал с её помощью пробраться в инкубатор. И, скорее всего, погиб.

— И ты даже не стал бы пытаться спрятать её, спасти ей жизнь?

Разогнувшись, Курц пожал плечами.

— А смысл? Всё равно найдут где угодно. Даже моё убежище укроет нас лишь на время. А так, по крайней мере, у неё будет хоть какой-то шанс выжить. А драконы поймут, кто она такая и зачем этому гнезду понадобилось наделять её способностями, недоступными даже для хранителей. Вполне вероятно, в этом есть некий смысл. Если только это на самом деле не какая-нибудь аномалия. Что вряд ли.

Конечно, Курц- скотина. Редкостная. Так просто распоряжаться жизнями других людей, лицемерно разыгрывать из себя спасителя, мёртвой хваткой цепляться за любую возможность досадить ненавистному Эзекилю способен лишь лишённый совести и чувств человек. И, что самое противное, — его поступки были правильными. Его выводы и предположения были верными, с ними приходилось соглашаться. Чтобы спастись самому и спасти Диану, нужно было следовать намеченному пути. Только вот уверенности, что он ведёт именно к спасению, не было.

Тимур подхватил два ведра, развернулся, медленно, чтобы не расплескать воду, направился к яме. Курц последовал за ним. Лошади к этому моменту уже превратились в три пятна на горизонте, а их спутники вместе с вещами спустились в овраг. Лишь голова священника то и дело возникала словно бы из вырытой в земле норы, глядела вслед трём животным и опять исчезала. Издалека Себастиан более всего походил на суслика-переростка. Правда, наполовину лысого.

Они молча прошли половину пути до оврага, когда Курц неожиданно сказал:

— Я был уверен, что ты не оставишь ребёнка в беде. Ксандер тоже.

Тимур обернулся, спросил:

— Почему это?

— Потому что ты неравнодушен. И способен на поступок.

— К сожалению, не могу сказать о тебе того же.

— Я и не рассчитывал на твой понимание. Я прекрасно представляю, как выглядит всё, что происходит, с твоей точки зрения.

Кинув взгляд за плечо, Тимур честно признался:

— Хреново выглядит. Я до сих пор остаюсь с тобой лишь потому, что без тебя мне и Диане конец.

Курц виновато улыбнулся, развёл в стороны руками. Легко так развёл. Словно в них не было двух вёдер литров по двадцать каждое.

— Не правда ли, это достаточно веская причина, чтобы оставаться со мной?

— К сожалению, да.

Они добрались до оврага, спустились к ожидающим их у лаза Себастиану с Дианой. Поставили вёдра.

— Вы ещё тут? — с кислой миной спросил Курц. — Я-то думал вы уже залезли внутрь, нашли лампу, зажгли её и затащили все вещи.

— Буду я там у тебя в потёмках ползать, — мрачно проворчал священник. — Шишек себе набью, да о гвозди оцарапаюсь.

— Не оцарапаешься.

— Всё равно боязно мне в яму твою лезть. Крыша-то, поди, вот-вот проломится.

Курц сел на край люка, нащупал ногами ступеньки самодельной лестницы, изготовленной из ствола молодого деревца. Прежде чем спуститься вниз, отвечая на замечание священника, произнёс:

— Да, точно. Надо было подпорками её укрепить. Каюсь, не рассчитал я, что такие толстяки топтаться по ней будут.

Пока Себастиан подыскивал достойный ответ, Курц нашёл искомую вещь и высунулся по пояс из лаза со стеклянным фонарём квадратной формы в железном подстаканнике. Потянув за вплавленное в одну стекляшку кольцо, под скрип ржавых петелек открыл его. С подобострастной улыбкой протянул фонарь к Диане, попросил:

— Покажи нам фокус, а? А то чего-то неохота с кремнем возиться.

Получив от Тимура кивок, девочка протянула палец к торчащему из подстаканника фитилю- и тот разгорелся слабеньким огоньком.

Курц с благодарностью кивнул Диане, закрыл фонарь, исчез с ним в землянке. Через секунду из лаза показались кисти его рук и глухой голос велел:

— Давайте сюда вёдра, берите вещи и спускайтесь сами.

Передав вниз все вёдра и вещи, троица присоединилась к Курцу. Последним спустился Тимур. Водрузил на место люк, предусмотрительно оставив небольшую щель для вентиляции, убрал лестницу, перевернув её горизонтально, прислонил к начинавшейся тут же стене. Обернувшись, осмотрелся.

Надо было признать, что Курц потрудился на славу. Землянка была глубиной метра два, в длину и ширину- примерно по четыре и три соответственно. Потолок был сложен из плотно подогнанных к друг другу жердей. Из них же был сделан и пол. Стены- широкие, гладко-обтёсанные доски. По углам в землю было вкопано по одному бревну, которые и не давали этим доскам обвалиться. У дальней от люка стена параллельно друг другу стояло две широких деревянных кровати. Они были заправлены одеялом, под которыми, явно лежали матрасы и по одной подушке. Перед кроватями располагался широкий прямоугольный стол на четырёх круглых, немного кривоватых ножках. Под столом стояло две длинных скамейки. На нём- большой жестяной тазик и два ящика. Один обычный- деревянный, квадратный. Другой- металлический, плоский, прямоугольный. Больше в землянке ничего не было. Кроме четырёх человек, вёдер в одном углу, кучи из сёдел, попон, уздечек, сумок, одеяла и обёрнутого тряпкой меча в другом и лежащей за ними лесенке.

В общем, обстановка была сносной. Конечно, тесно, темновато и как-то мрачно, сыро и прохладно, но, главное, имелась кровать, матрас и одеяло. А после нескольких ночёвок на земле о большем мечтать просто не хотелось.

Курц прошёл к столу, водрузил лампу на деревянный ящик. Диана обошла стол с другой стороны и устроилась на кровати. К ней тут же присоединился Тимур. Со стоном блаженства он откинулся назад, опёрся на локти, прислонился затылком к стене, полуприкрыл глаза. По телу разлилась сладкая лень и нега. Веки потяжелели. Захотелось устроиться поудобнее и заснуть. Желание было практически непреодолимым. До этого момента он и сам не осознавал, как же сильно его утомила необходимость всё время куда-то идти, ехать, бежать и напряжение нескольких последних дней. Да, тело было готово переносить любые мыслимые нагрузки и дальше, но голова настойчиво требовала срочно прекратить это измывательство над самим собой.

Обведя рукой землянку, Курц спросил:

— Ну как вам моё убежище?

— Ничего так, — сонно пробормотал Тимур. — Конечно, не дворец, но для ночёвки сойдёт.

Себастиан пройдя к столу, встал по другую сторону от Курца, вытащил скамейку. Расправив плащ, опустился на неё, сказал:

— Сыро, холодно и темно. Лучше бы наверху ночевали.

— Ага, — промычал Курц. — По моим подсчётам выходит, что как раз к середине ночи на границу этого поля должны выехать всадники из Йонбена и Адана. А к утру и пешие подоспеют.

— Дык мы бы в лес заехали. Там хотя бы костёр развести и еду нормальную приготовить можно. Да и одеяло бы моё сгодилось. Зачем я его вообще покупал? Чего ж ты мне раньше не сказал, что у тебя землянка выкопана?

— Вот ещё. Буду я тебе все свои секреты раскрывать. А пищу разогреть мы и здесь сможем.

Себастиан презрительно скривил губы.

— На чём? На фонарике твоём? Или мы стену разберём, дров из неё нарубим да костёр под дырой в потолке сложим? А потом или задохнемся или сгорим?

— Не сгорим, у нас воды полно. Если что- огонь затушим.

От удивления глаза священника почти вылезли из орбит.

— Дык ты затем её сюда принёс? Неужто костёр здесь жечь хочешь?

— Конечно.

— Я вижу, — безучастно пробормотал Тимур, — вы двое совершаете успехи. Уже разговаривать друг с другом начали. Может, скоро и за ножики хвататься перестанете.

Оставив это замечание без внимания, Курц поставил на металлический ящик тазик, взял одно ведро. Полностью опорожнил его в тазик, дотронулся до ящика. При этом что-то щелкнуло. Затем расстегнул куртку, стянул её, запихал в пустое ведро, поставил его по стол. Придирчиво осмотрел окровавленную, порезанную кофту, недовольно покачал головой.

Себастиан, задумчиво пялящийся на тазик перед собой, наконец не выдержал и спросил:

— А чегой-то ты затеял?

Оттянув рукав кофты, Курц вынул кинжал из прикреплённых к предплечью ножен, вставил лезвие в щель под крышкой деревянного ящика, переставил фонарь на стол. Отжимая крышку, ответил:

— Как чего? Воду кипячу.

— Как это? — спросил Себастиан.

— На чём это ты кипятишь? — садясь, поинтересовался Тимур.

Курц просунул пальцы в образовавшуюся в ящике щель, одним рывком отодрал крышку вместе с гвоздями. Кинул её в угол, кинжал воткнул в стол. Вынул из ящика сковороду, четыре глиняные кружки, темную бутыль с узким горлышком. Зубами выдернул из бутыли пробку, разлил по кружкам сиреневого цвета жидкость. Только после этого наконец соизволил ответить:

— На чём кипячу? На плитке. Как кипячу? Электричеством. Что это за штука такая- не знаю. Мне Ксандер просто эту плиту дал, показал, как она работает и всё. А её для него умелец какой-то сварганил. По его, Ксандера, указаниям.

— Слу-у-ушайте, — протянул Тимур. Встал с кровати, перебрался на скамейку к Себастиану. — А почему драконы не помогают людям построить развитую цивилизацию? Им-то, наверное, не сложно объяснить, что такое электричество, двигатель, компьютер. Канализацию же они велели людям соорудить, так чего бы им дальше не пойти?

— Не велено, — ответил Себастиан.

Курц взял две кружки, одну, полупустую, передал Диане. Пристроился на краешек кровати напротив девочки, глотнул из своей. Сказал:

— Завет запрещает людям помогать. Драконы- хранители, а не няньки. Они присматривают, направляют, от глупостей и болезней массовых оберегают. А весь мир за собой тащить- не их забота.

— Ну, хорошо, — сказал Тимур, вертя между ладонями кружку с вином. — Я, конечно, не гений и думаю, что большинство людей, попадающих сюда с Земли, тоже, но уже лет семьдесят многие в моём мире могут объяснить теорию электричества, знают принцип работы парового двигателя, могут соорудить простейший телефон-телеграф. Это же примитивные вещи, для их производства не требуются особые условия. А уж порох и ружья на Земле существуют больше пяти веков. Их просто обязаны были занести сюда. Так почему же вы тут в друг друга железяками тыкаете, из луков стреляете и на лошадях вместо паровозов катаетесь?

Ответил Себастиан:

— Эзекиль не велит людям оружием дальним, да техникой паровой пользоваться. Ибо отвращает она нас от матери-земли нашей, делает глухими к друг другу и одинокими.

Совершенно неожиданно Курц встал на сторону Себастиана:

— Слишком бурный рост цивилизации опасен. Она убьет духовность и обнажит все людские пороки. Цивилизация и большие города станут сосредоточием культуры и достижений человеческой мысли, а также грязи и примеров упадка. Пока люди не смогут перенять благодетельную мораль, не станут терпимыми к друг другу, знания Забытых, признанные опасными, не станут доступными никому. Пусть развивается медицина, земледелие и культура, пусть будет счетоводство, механика, звездочётство, но не должно быть ни оружия, ни опасных, разобщающих людей машин.

Тимур сделал несколько глотков ароматного, бодрящего вина. С глупым выражением лица спросил:

— Почему? Что плохого в том, что люди смогут общаться на больших расстояниях и быстро перемещаться куда угодно?

— Такое общение и перемещение нарушают сложившийся в мире порядок, — отчеканил Курц.

— С чего бы это?

— Из-за того, что способствуют слишком быстрому и бесконтрольному развитию людей. Люди должны овладеть знаниями прошлого, но они должны быть готовы к их использованию. Дабы не наделать глупостей.

Такой неожиданный ответ привел Тимура с состояние ступора. Чем-то это напоминало коммунистические пятилетки. Только со знаком минус. У вождей Союза имелось расписание по поступательному развитию своей страны, а у хранителей доминировала идея по сдерживанию прогресса. Однако стоило признать- они построили достаточно симпатичный мир, они по праву заслужили всевозможных похвал. В основе морали людей они закладывали принципы взаимовыручки, уважения и терпения. Они удерживали людей от массового безумие под названием "война".

Их мир был пригоден для жизни. Почти что идеален. В нём не было места потрясениям. Но не было и полноценного движения вперёд. А без движения вперёд всё рано или поздно захиреет, превратиться во вросший в почву колосс, сдвинуть который, как окажется в один прекрасный день, станет не под силу никому. Драконы это понимали- поэтому допускали развитие. Впрочем, какое-то ущербное. Скачкам и революциям в сознании было сказано твёрдое нет.

С одной стороны, это было плохо- не скоро в этом мире появятся блага цивилизации, не скоро вся мудрость многих поколений одномоментно станет доступна для каждого, не скоро они получат возможность дотянуться до любой точки мира за менее чем сутки. Но с другой стороны, это опекунство драконов служило во благо. И так уже погибший однажды мир Наутики не будет загажен во имя прогресса, обуянный жаждой власти человек не поведет за собой на гибель миллионы, «справедливая», единственно-верная социальная модель- будь то нацизм, коммунизм или капитализм- не сделает людей непримиримыми врагами. Жадность, похоть и стремление к комфорту не завладеют безыдейным миром постиндустриального общества. И уж конечно, никакой нелюдь не прикажет скинуть на пару жилых городов водородные бомбы для демонстрации их разрушительной мощи.

Думать было слишком тяжело. Понять своё отношение к искусственно поддерживаемому средневековью- невозможно. Гордому и независимому европейцу претило такое отношение драконов к людям- оно заставляло чувствовать себя скотом, безмозглым жвачным животным. Но драконы были всего лишь машинами, выполняющими программу других людей- несравнимо более мудрых и древних. И в чём-то эти древние, несомненно, были правы. Зверства, что бесконтрольно творили люди на Земле, не поддаются никаким объяснениям. Их невозможно оправдать. Ничем. Разве что глубоко-укоренившимся желанием творить зло, хищной и подлой натурой венца эволюции.

Возможно, человеку с востока построенный драконами мир пришёлся бы по душе- неспешное поступательное развитие, смиренное подчинение воле свыше и совершенствование своей психической сущности, своего «я», являются характерными чертами культуры Азиатских народов. Но вот Тимуру пришлось призвать все свои силы, дабы не позволить возмущению выплеснуться через край. Действительно, Наутика чужой мир с другими порядками. Здесь живут другие люди, у них другие порядки, они по-другому воспринимают окружающее. Лезть к ним со своими нравоучениями- свинство. История помнит, как христианские миссионеры с поддержкой алчных европейских вождей переделали под себя сотни народностей по всему миру, уничтожили их самобытность и самосознание. А несогласных просто истребили солдаты.

Тимур поднял свою кружку, залпом осушил её. Наполнил снова. Спросил:

— А что делают с теми, кто пытается… ну… открытия там делать и их продвигать?

Курц кинул взгляд на появившийся над тазиком невесомый пар. Глотнув вина, ответил:

— Обычно ничего. С ними просто беседуют. Раньше хранители, теперь надзиратели. Если открытие принесёт пользу и не станет в будущем опасным- его признают и разрешают. Если нет- человеку, его сделавшему, указывают, над чем ему было бы лучше поработать. Упорствовать он вздумает, его наказывают. Сперва в ссылку, затем в темницу. Если и после этого не успокоится- тогда казнят. А за оружия изготовления кто возьмётся- сразу в темницу.

— Круто, — заметил Тимур, — но справедливо.

— Ага.

Курц поднялся, поставил кружку на стол, рукавами снял с плитки тазик, вылил воду в ведро со своей курткой. Отставил тазик к кровати. Обращаясь к священнику, предложил:

— Давай что ли, поесть приготовим.

Не спеша вставать, Себастиан кивнул взгляд на деревянный ящик и спросил:

— Неужто у тебя еды там не припасено?

— Припасено. Только свежий хлеб, свежие овощи, свежая картошка и пока что ещё свежая рыба, думаю, будут лучше вяленого мяса и сухарей.

Поднимаясь, Себастиан проворчал:

— Ладно.

— Мыло тоже доставай, — прислонившись плечом к стене и скрестив руки, распорядился Курц. — И нитку с иголкой. Отдай Диане её одёжку. И приступай к готовке. Сковородку я тебе дал. Надеюсь, куда её ставить- поймешь. Плошку с маслом найдешь в ящике. Тарелки и приборы тоже.

Копавшийся в своей сумке священник бросил через плечо яростный взгляд, но протестовать против таких распределений обязанностей не стал. Достав все вещи и еду, Себастиан занялся готовкой, а Курц, перенеся ведро в угол, стиркой своей куртки.

Чтобы не мешать, Тимур перебрался обратно на кровать к Диане и за неимением занятия получше продолжил осушать бутыль вина. Когда он наливал себе уже третью кружку, Диана, сидящая рядом и жадно разглядывающая лежащие на другой кровати вещи- вязаные чёрные чулки, короткое зелёное платьице с рукавами длиной по локоть и мешковатую шерстяную кофту такого же цвета, встрепенулась и протянула к Тимуру пустую кружку.

— Размечталась, — сказал тот. Поставил почти пустую бутылку в ногах, сердитым тоном произнёс: — Курц, а кто это тебе разрешал наливать ребёнку?

Курц прекратил тереть мылом пятно на своей куртке, обернулся. С невинным видом спросил:

— А что не так? Подумаешь, всего пол кружки. Не воду же речную ей пить.

— Всё равно нельзя ей ещё вина. Это вредно.

В глазах Курца блеснул хитрый огонёк.

— А тебя, я гляжу, это не очень-то останавливает.

— Мне можно, — делая очередной глоток, заявил Тимур.

— А почему ей нельзя?

— Нельзя. Потому что я так сказал.

Курц отвернулся к ведру, принялся перетирать намыленный кусок куртки между сжатыми кулаками. Ворчливо произнёс:

— Ну ты теперь прямо как настоящий папаша Диану опекаешь.

— Дурак, — покраснев, охарактеризовал его Тимур.

— Или как старший братик.

— Всё, заткнись.

Диана снова вытянула руку с кружкой, широко улыбнулась.

Тимур упрямо покачал головой.

— Ну уж нет. Лучше у Себастиана воды попроси. У него где-то фляга была заныкана.

Обиженно надув губы, Диана отвернулась.

— Ага. И не надо дуться.

Вываливая на разогретую сковородку картошку из бумажного свёртка, Себастиан серьёзным тоном заметил:

— Да, действительно, он теперь для тебя, дитё, — старший брат. Поэтому слушайся и уважай его.

— Вы сговорились что ли? — спросил смущённый донельзя Тимур. — Называйте меня как хотите, только не надо меня в родственники записывать.

Диана дёрнула Тимура за рукав. Игриво улыбаясь, сказала:

— Хорошо, старший братик.

— Это не смешно, — мрачно буркнул Тимур, тянясь к бутылке.

Впрочем, остальным так не показалось.

…Отужинав, Курц вскипятил второе ведро воды. Отстирал пятна крови со штанов и рубахи Тимура, великодушно позволили Себастиану проделать то же самое с его рубахой и жилетом. Попивая винцо и болтая ни о чём, заштопал одежду, заставив Диану переодеться, сменил заляпанные наполовину кровью штаны и кофту на новые.

Оставшиеся запасы воды позволили всем умыться. Кто-то один держал развёрнутое одеяло, тогда как второй человек в это время намыливался и экономично ополаскивался тепловатой водой. Конечно, до полноценного душа такая помывка не дотягивала, но, по крайней мере, она позволила избавиться от запаха пота, въевшейся в кожу дорожной пыли и вернуть волосам, ставших похожими на проволоку, их естественное состояние.

Спать ложились довольными, сытыми и умиротворёнными. Лишь Курц с Себастианом повздорили из-за спального места. Ложиться на пол, постеленный из круглых жердей, не хотелось никому- заснуть на нём не представлялось возможным. Снимать соломенный матрас с кровати не позволил Курц, мотивировав это тем, что тогда на кровати ему будет не намного удобнее, чем на неровном полу. На предложение лечь вместе Курц брезгливо поморщился, а священник заявил, что это богопротивное дело- ложиться рядом с мужиком, к тому же еще и еретиком.

Наконец, через полчаса споров, выход был найден. Курц с Себастианом всё-таки устроились на одной кровати, но каждый завернулся в своё одеяло. Повернувшись спиной к спине, они долго пинались и пихались локтями, пока священник не захрапел. Очень громко и раскатисто, словно бы нарочно притворяясь спящим. Через некоторое время ему вторил Курц.

Вскоре они затихли. Их храп сменился ровным сопением.

Тимур осторожно снял с себя руку спящей Дианы, выскользнул из-под одеяла. Подошёл к столу, приоткрыл фонарь, дунув, затушил его. Вернулся на своё место. Несмотря на адскую уста лось и лёгкое опьянение сон не приходил. В памяти ещё слишком свеж был разговор с Эзекилем и его попытка свести неугодного ему человека с ума. Повторение такой ночки пугало Тимура больше встречи с богом во плоти.

Но мучиться и беспокойно ворочаться в ожидании страшного сна пришлось не слишком долго. Диана прильнула к спине Тимура, закинула на него одну руку, что-то прошептала. И тут же пришла тьма, а на взбудораженный, перенапряженный разум снизошёл покой.

Этой ночью Тимуру не снилось ничего.