"Восход Чёрной Звезды" - читать интересную книгу автора (Пол Фредерик)

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

1

Кастор сидел под навесом, и прическа его, пропитавшись влагой тропического воздуха Мира, утратила тщательно уложенный пробор. В руках он держал разобранную на части урацкую винтовку — или что-то вроде винтовки, а вместе с ним за длинным столом на козлах сидели Юпитер, Миранда и пятеро сестриц-оружейниц. Все они учились разбирать и собирать ручное оружие. Идея принадлежала не урням, а янки. Все Первопоселенцы проходили военную подготовку, и, поскольку обучались сборке-разборке оружия, янки полагали, будто все последователи Первопоселенцев обязаны им в этом подражать. Кастору идея представлялась глупой.

— Не тебе судить, — осудила его Миранда. — Если ты не умеешь правильно соединять части, как ты определишь неисправность? И какие вводить поправки, если система наведения не срабатывает? Или если системы сбиты с толку контрмерами противника?

— Не знаю, — проворчал Кастор. — Просто отброшу винтовку и все. В рукопашную сражаться не придется.

— Почему ты так считаешь? — не унималась Миранда. — Это только предположение. И вообще, смотри, что делаешь! Посерьезнее!

Кастор неопределенно пожал плечами. Раньше ему в руки урацкое оружие не попадало, поэтому занятия обещали быть веселыми.

Но визит в библиотеку испортил все удовольствие.

Вернее, все испортил старый уродец со своими намеками. Многолицый был прав. Первый попавшийся урень с радостью показал Кастору дорогу в библиотеку. И вновь Многолицый был прав. В библиотеке Кастор обнаружил пугающие вещи.

Если бы старикан держал язык за зубами, раздраженно подумал Кастор, я бы сейчас с превеликим удовольствием возился с этими железками. Он пытался вставить пружину в гнездо, чувствуя на себе неодобряющий взгляд Миранды. Он рискнул улыбнуться.

— По-моему, войн и так было слишком много, — заметил он, и пружина, выскользнув из пальцев, со звоном полетела через стол.

— Кастор! — разозлилась на него Миранда. — Мы из-за тебя на военный совет опоздаем.

— Нет, Миранда, я только…

— Тогда, прошу тебя, соберись и думай, что делаешь! Что ты там насчет войн говорил?

«Так», — подумал вдруг Кастор и принял пружину у глупика, запрыгнувшего под скамью, чтобы извлечь ее оттуда.

— Ты сказал, кажется, что слишком много было войн. Он кивнул.

— Ну и что? — наседала на него Миранда. — Что с того? Бывают войны, которых не избежать. Необходимые войны.

— Конечно, бывают, — согласился он.

Но в самом ли деле это так, подумал он про себя. Неужели война — такая уж хорошая штука? Он вспомнил историю Земли: сколько столетий, и все окрашены кровью. Моря крови. Миллионы погибли ужасной смертью — в окопах, в самолетах, обратились в пепел в огне ядерных взрывов, захлебнулись в потопленных кораблях. Все это было давным-давно, конечно, и все люди, погибшие в войнах, все равно уже умерли бы. Он попытался утешить себя этой мыслью. Но особого утешения не почувствовал. Неутешительной оказалась мысль. Страх и боль, которую пережили погибшие — они ведь не выдумка, и со временем ничего не изменилось. В войнах гибнут люди.

И ради чего стоит вновь затевать этот ужас? Чтобы опять были боль, и страх, и безнадежность, и агония?

— А знаешь, — сказал он небрежно, по-приятельски наклонившись к Миранде, которая сидела на соседнем табурете, — в истории урней имеются любопытные страницы. Как-нибудь сходи в библиотеку, поинтересуйся.

— Ты, Кастор, лучше смотри, что делаешь! — наставительно сказала она. — Ты посмотри, как ты спусковой механизм собрал! Тебе же голову оторвет — и поделом, все равно пустая!

— Я только сказать хотел… — начал он, но Миранда резко его оборвала.

— Нет, сдаюсь! Солдат из тебя никогда не получится, Кастор. И президент из тебя тоже паршивый. Давай, присоедини затвор как следует, нам пора на совет поторопиться. И хоть на совете постарайся не витать в облаках, договорились?

— Я всегда внимательно слушаю, — запротестовал он.

— В таком случае помоги нам Небо! — сказала она мрачно, подняв к небесам ствол винтовки, нажав на спусковой крючок и со щелчком выпуская воображаемый патрон. Она положила винтовку на стол. — Проклятье, Кастор, дай сюда, я сама закончу. Молись, чтобы в настоящем бою тебе не пришлось из нее стрелять.

Кастор передал ей оружие.

— Буду молиться, — сказал он.

На военных советах председательствовала либо Большая Поли, либо кто-то из ведущих урней, Эй-Белинка, либо Джач. Особого определенного порядка смены председателей не было; кресло занимал тот, кто первым поспевал на собрание Совета. Никому не приходило в голову предложить Кастору занять кресло, но и Кастору подобное тоже в голову не приходило.

Если принять во внимание, что урни были существами комичными, вовсе не почтенной или внушающей уважение внешности, то сцена приобретала живописный вид. Огромный полированный стол. На столе — графины с вином из медовых ягод, а не какое-нибудь дешевое пойло, по графину напротив каждого места. Над столом, во главе, повешен новый портрет президента Мелкинса. Урацкий художник облачил президента в мантию, более подобающую верховному судье, но не беда, художник имеет право на эстетическую вольность, кроме того, мантия прибавляла достоинства двадцатидвухлетней физиономии президента. Художник-урень кроме того чуть прибавил Кастору возраста, поэтому физиономия едва ли принадлежала двадцатидвухлетнему юноше; скорее, так будет выглядеть Кастор через пару десятков лет при условии, что поведет жизнь весьма беспутную и беспокойную.

Художник допустил еще одну вольность — слегка удлинил шею Кастора, а руки сделал потолще и покороче, чем на самом деле. С одной стороны, на портрете был изображен Кастор, с другой — это был не совсем Кастор, а что-то среднее между ним и Живым Богом. Как будто у Кастора были Живые Боги среди предков.

Честно говоря, подобие пришлось Кастору не по вкусу. Он рассматривал портрет, сидя в конце стола (он решил не напоминать урням, что его место — во главе, потому что не могут же урни всё делать безупречно правильно, на то они и урни). Он решил, что если ему в самом деле суждено превратиться со временем в типа вроде того, что изображен на портрете, то лучше навсегда остаться молодым.

Но он не в силах перестать расти и взрослеть.

Взросление — удел всех и каждого. Никто никогда не бывает готов стать взрослым. Жизнь настигает человека врасплох, и когда наступает время, будущее превращается в настоящее, и тогда, будь любезен, разбирайся, как можешь, готов ты к этому или нет.

Время наступало Кастору на пятки. Ему предстояло столкновение лицом к лицу с жизнью, как она есть.

Джач обогнал двух прочих кандидатов и взгромоздился на кресло, как на насест, присев на задние ножки, упираясь передними конечностями в овальную столешницу. С флангов его прикрывали Эй-Белинка и Большая Полли, а прочие места вразброс заняли Миранда, Юпитер и полдесятка урней-экспертов, готовых дать любую техническую консультацию в случае необходимости. Многолицый на Совете не присутствовал, хотя мог бы и появиться; кто его знает, где старика носит. Прочие, вроде Цзунг Делилы, на Совет не допускались, и, кроме того, их разбросали по всему Миру группками по два-три человека на всякий случай, чтобы не собрались в критическую массу.

Первым в повестке дня стоял доклад о готовности. Кастор рассеянно наблюдал за индекс-экраном, на котором демонстрировались этапы подготовки. Вчера и позавчера он наблюдал практически то же самое, суть докладов не изменялась, лишь с каждым днем все больше ударных кораблей и вспомогательных транспортов обеспечения забрасывали на орбиту с помощью пусковой петли, а на площадках, где готовились суда, появлялось несколько новых. Совет в полном составе, люди и урни, внимательно смотрели на экран, но эта часть заседания была самой скучной. Куда веселее проходило обсуждение планов кампании. Индекс-машины трудолюбиво переваривали информацию и определяли стратегию будущей войны, сообразуясь с пожеланиями Совета, которые Юпитер в обзорной форме предоставил машинам. Наконец планы были готовы.

Джач щелкнул пальцами, и один из урней рангом помельче встал у пульта управления индекс-экраном. Через секунду рядом с портретом Кастора возникла спроецированная картина. На картине был виден разведкорабль урней, плывущий по своей орбите вокруг Земли.

— Этот разведчик, — сказал самым серьезным тоном Джач, — мы обязаны оберегать любой ценой. Если узкоглазые повредят разведчик, лишь через сорок два года мы сумеем разместить на орбите новый.

Снова щелчок. Разведкорабль спрятался в кольцах Сатурна. Вспыхнул фиолетовый огонек переход-поля. Сквозь кольцо в пространство солнечной системы прошел первый корабль армады.

— Поэтому мы укроем разведчик в безопасном месте. Узкоглазые его не смогут обнаружить. Переброска основных ударных сил будет производиться в удаленную от Земли точку. Мы потеряем время, конечно. Зато генераторы перехода будут в безопасности.

— Вот это, — он подхватил зубами указку и показал на появившийся из переходника корабль — наш авангард. Как видите, в авангарде — корабль президента, и внешне яхта ничуть не изменилась. Но только внешне. Яхта начнет передавать опознавательные сигналы. На всякий случай на борту будет находиться президент Мелкинс, чтобы ответить на вызов. Президентская яхта приблизится к Земле, чтобы усыпить подозрения узкоглазых, притупить их бдительность. А за ней, несколько часов спустя… — Щелчок, на экране возникает новая картинка, на этот раз сквозь фиолетовое кольцо переходника один за другим вылетают корабли, — флот вторжения: боевые корабли и вспомогательные транспорты.

— Яхта президента… — ЩЕЛК! На экране появляется схема корабля в разрезе. — …будет оснащена оружием.

— Прочие корабли вторжения, — ЩЕЛК! — будут оборудованы полным комплектом континентальных бластеров, а на борту транспортных кораблей мы перебросим ударную группу войск в составе 1800 янки и урней с тактическим ядерным оружием. Разумеется, немедленно после высадки мы наберем дополнительные отряды из числа Настоящих Американцев, и в третьей волне пойдут грузовые корабли, которые обеспечат новобранцев оружием, боеприпасами и чудеснейшими бело-синими мундирами… — Он недовольно посмотрел на Кастора. — В чем дело?

— Расцветка неправильная, — заметил Кастор. — Американские солдаты носили форму хаки или зеленовато-коричневую. А бело-синюю форму носили моряки.

— Ах, Кастор! — воскликнул Джач, теряя терпение. — Ну какое значение имеют такие мелкие подробности? Расцветку мундиров подбирал лично я! Именно такую форму носили Живые Боги. Так, есть у кого-нибудь серьезные вопросы?

Вопросов не было. Джач с довольным видом помахал вибриссами.

— Тогда нам остаются две вещи: подобрать экипаж президентской яхты и установить конкретный срок начала вторжения!

Большой Полли довольно долго не удавалось вставить в выступление урня словечко, и это ей изрядно надоело.

— По-моему, — заявила она громко, — экипаж никуда от нас не сбежит. Его мы и в последнюю минуту спокойно выберем.

— Стоящее предложение, разумное, — одобрил Эй-Белинка, сидевший по другую сторону председательского кресла — то есть, как и губернаторша, он хотел выиграть время, чтобы придумать подходящий предлог для собственного включения в экипаж.

— Хорошо, — сказал Джач, — а как насчет срока? Предлагаю восемь дней, ровно, с настоящего момента!

Большая Полли насупилась.

— Почему именно восемь?

— А почему бы и нет? — любезно осведомился урень. — Давайте проголосуем.

Когда большинством голосов его решение было поддержано, Большая Полли воздержалась из упрямства, Кастор — потому что задумался и не замечал, что вокруг происходит, Джач воскликнул победно:

— Итак, освобождение Америки начинается ровно через сто девяносто два часа!

Еще один умник подскочил к индекс-пульту и секунду спустя вдоль экрана развернулось цифровое табло: «НАЧАЛО ВТОРЖЕНИЯ — Ч:191 М:59 С:30».

И замелькали цифры: 30 сменилось на 29, потом 28, потом 27… Шли последние часы китайской оккупации Соединенных Штатов Америки.

Президент поднялся из-за овального стола и побрел наружу, на открытый воздух — душный, влажный, туманный и горячий, и никто не обратил на него внимания, никто с ним не заговорил. Он понимал, что вопросы на Совете обсуждались серьезные. У него самого было полно серьезных вопросов.

Но с кем поговорить? Как найти ответы? К Джачу или другим урням обратиться нельзя. Многолицего тоже нельзя спрашивать, потому что в этой войне Многолицый несомненно примет, и уже принял, сторону китайцев. По той же причине невозможно обратиться к Делиле, а Миранда, что тоже сомнений не оставляет, поддерживает сторону янки. Куда же податься человеку, пожелавшему сохранить нейтралитет? В Мире, похоже, не было ни одной живой души, сочувствующей Кастору, который воевать не хотел — все обитатели Мира стояли по ту или другую сторону поля битвы.

Единственным нейтральным источником сведений оставалась библиотека.

Не таким уж нейтральным, конечно. Урни ее составляли, урни ее программировали, и потому заметно было, как гордятся они своим оружием и стратегическим мастерством. Далеко не все здесь было изобретением урней. По правде говоря, сами урни мало что привнесли нового. Военную секцию индексов начали заполнять еще Живые Боги; все, что добавили урни, они преимущественно переняли у врагов — и технологии, и стратегию с тактикой.

И сколько же их было, этих врагов!

Во время первого посещения библиотеки Кастор получил общее впечатление; он понял, что урни воевали много и с большим удовольствием. Сколько именно войн имело место, он подсчитывать не стал. В ужасе отскочил он от окуляров демонстратора, поспешил наружу в поисках глотка свежего воздуха. Но снаружи его встретил лишь тошнотворно-теплый липкий ветерок Мира. В библиотечном помещении было не просто душно. Там стояла отвратительная вонь. Здесь, когда им вздумается, устраивались на ночлег глупики, и здесь же, если их никто не видел, то есть всегда, глупики справляли нужду. Другие библиотеки урней были получше приспособлены к их физиологическим нуждам. В старой библиотеке, которую использовал Кастор, были установлены бинокулярные просматривающие устройства, но окуляры были рассчитаны на глаза, разведенные пошире, чем человеческие (урням они еще меньше подходили). Окуляры идеально соответствовали птичьей посадке глаз Живых Богов, у которых органы зрения располагались скорее по бокам головы, чем спереди. У Кастора, если он продолжительное время пользовался окулярами, начиналась зверская мигрень.

Но все, что он увидел, было даже хуже, чем мигрень.

Урни, как он подсчитал, провели не менее девяти войн! Внешних войн, не считая той самой, когда Живые Боги стерли сами себя в порошок. И все девять — исключительно тотальные, до победного конца! Воевать с урнями было чистой воды самоубийством. Стать их союзником — ненамного лучше. Планеты крылатых существ сгорели дотла, потому что урни не сообразили вовремя, что нападение на планету одной из воюющих сторон неизбежно повлечет возмездие — удар по планетам противоположным, а в другой звездной системе обитали создания, похожие на червей, двух видов: большие, с толстой шкурой, и маленькие, с мягкими тельцами и острыми зубами. Они извивались кольцами, стискивая друг друга, и дрались, и пожирали друг друга. Урни с радостью избрали одну из сторон конфликта, врагов внесли в свои черные списки и опять с роковым опозданием выяснили, что эти два вида — симбиоты…

Урням никогда не попадалась единая, целостная цивилизация. Всегда имела место разница — во мнениях, в политике, в религии, в мировоззрении… для урней же всякая подобная разница означала борьбу.

А борьба — значит, война.

Кастор заставил себя просидеть у индекс-экрана допоздна, когда ему давно пора было бы отправиться спать. Покидая библиотеку, он чуть не упал, споткнувшись о парочку задремавших глупиков, свернувшихся в дверном проеме, где они подсматривали за человеком — чем он там, интересно, занимается? Кастор взглянул на них с ужасом. Больше они ему не казались забавными дурашливыми монстрами карликовых размеров. Они, особенно их сообразительные сородичи, были смертельно опасны.

Если разгорится война между янки и китайцами, останется ли в живых хоть кто-нибудь, чтобы отпраздновать победу?

Или урни посодействуют, чтобы обе стороны проиграли, в последний раз?

Цзунг Делила, расположившись в душной жаркой комнате, которую ей выделили урни, забылась тревожным сном. Ночью комнату не охраняли — не было необходимости. Стоит только нос показать наружу, как словно из-под земли появится стайка глупиков, которые последуют за ней по пятам, и столько шуму поднимут, что умники тут же узнают о ее вылазке. Кроме того, куда ей идти?

Для Делилы день за днем проходили словно в тумане, злом тумане. Лоно ее тосковало по Кастору — и поэтому она злилась на себя и на Кастора. Целая планета вооруженных безумцев планировала (как будто речь шла об утиной охоте) уничтожить ее родину — и от этого Делилу охватывал ужас. И поскольку ни первая, ни вторая проблема решению не поддавались, она приходила в отчаяние.

И когда она проснулась, во сне ей привиделось, будто бы Кастор без приглашения, неожиданно, забрался в ее постель, и обнаружила, что это был вовсе не сон, она дала волю чувствам, вспыхнула как спичка.

— Эй, юноша! — огрызнулась она, быстро перекатившись на дальнюю сторону кровати. — В чем дело? У всех сестриц-янки одновременно начались месячные? Тебе изменила удача? Или ты сжалился над старушкой?

— Делила, — придав голосу убедительность, начал Кастор, положив одну ладонь на плечо Делилы, а второй, секунду спустя, ласково обхватив грудь, — вспомни, как хорошо нам было вместе, как мы друг друга любили. Разве нет? Так почему бы нам просто ради того, чтобы доставить друг другу удовольствие, снова не…

— Удовольствие? — фыркнула она. Но в глубине души она была согласна с Кастором, и здравый смысл возобладал над обидой. Кастор привлек ее к себе, и она не стала противиться. Когда Кастор поцеловал ее в губы, она ответила на поцелуй, потому что, в общем-то, она и в самом деле помнила, как они наслаждались любовью, и вновь убедилась, что память ее не обманывает. Когда все кончилось, Кастор, лежа сверху, словно слившись своим стройным телом с выпуклостями и впадинами ее тела, медленно, как бы по инерции, двигался внутри нее, и обида вновь потихоньку начала возвращаться, как просачивается в трещину вода…

Вдруг Кастор тронул губами ее шею, пониже уха, поцеловал и что-то сказал шепотом.

— Что? — громко переспросила Делила.

— Я сказал «тссс», — прошептал он. — Урни видят и слышат нас повсюду. Молчи, ни слова.

Делила насторожилась, губы ее шевельнулись, и вопрос вот-вот готов был сорваться с ее уст, когда левой рукой, которой только что нежно ласкал грудь Делилы, Кастор осторожно прикрыл ее рот.

— Делила, — прошептал он, — ты должна сделать вид, что перешла на сторону янки. Убеди их всех, даже Многолицего. И урней. Чтобы они начали тебе доверять.

Она повернула голову, оглядывая комнату — вдруг в самом деле в ней притаился какой-нибудь урень и следит за ними? В узорчатых панелях, отметила она, легко укрыть сколько угодно микрофонов. Но зачем? Она не могла себе представить, зачем это понадобилось урням. Она потерлась щекой о щеку Кастора — о, какое наслаждение! — и спросила шепотом:

— Зачем?

— Потому, — выдохнул он, — что они уничтожат нашу планету. Сходи в библиотеку. Убедись сама. — А потом он уже всерьез принялся покрывать ее шею поцелуями, и рука его нетерпеливо сжала ее грудь, и когда Кастор наконец отправился в свою постель, Делила, откинувшись на спину, усталая и удовлетворенная, озадаченно размышляла над его словами.

Чем дольше она размышляла, тем быстрее покидала ее восхитительная истома; она заподозрила, что Кастор залез к ней в постель лишь для того, чтобы тайно прошептать ей на ухо все, что он только что прошептал, и не более того.