"Десантура" - читать интересную книгу автора (Ивакин Алексей Геннадьевич)4— Дальше я встретил в Москве Надю, женился, а потом был отправлен на Дальний Восток… — В каком году вас арестовали? — спросил фон Вальдерзее. — Летом тридцать седьмого. — А какова причина? — На Дальнем востоке я был адъютантом командующею байкальской группой Дальневосточной армии у полковника Горбачева. Горбачев же до этого работал в военной миссии в Германии. Руководителем ее был соратник Тухачевского Путна. Немец прошёлся по комнате, разминая затекшие мышцы. Подошёл к окну. Посмотрел на улицу. И задал неожиданный вопрос: — Как вы считаете, заговор Тухачевского действительно был? Или это параноидальные страхи Сталина? Тарасов удивился: — Лично я не знаю. Тогда я был всего лишь майором. — Но ведь вы были адъютантом, и какая-то информация до вас все же доходила? — Герр обер-лейтенант, Вы плохо себе представляете нашу жизнь… Тарасов вдруг задергал щекой. А Юрген фон Вальдерзее вдруг наклонился над старым столом. — Не понимаю вас, господин Тарасов. — И не поймете, герр обер-лейтенант… — Нихт ферштеен… Тарасов грустно посмотрел на немца. Шмыгнул. Потер спадающую на левую бровь повязку… — А как ты думаешь? Это моя страна! Понимаешь? Ленин, Сталин, Троцкий, даже Николашка! Причем тут эти говнюки, а? Николай так шарахнул по столу стаканом, что кот сбрызнул с кухни в комнату. — Коль, ты не горячись так. Ты майор? — Майор. Что это меняет? — Все, Коля, все меняет, — полковник Горбачев махом кинул в себя полстакана кваса, запивая горький водочный вкус, горько осевший на корне языка. — Ты — майор. Ты старший. Так это с латыни переводится? — Так. Дальше-то что? — Под тобой десятки. Нет. Сотни бойцов. Значит что? — Что? — пьяно покачиваясь на табуретке, спросил Тарасов. — Что ты не один. Понимаешь? — хлопнул его по плечу Горбачев. — Нет, — качнулся Николай. — Сейчас я тебе объясню… Вот ты, — полковник положил на кривоногий стол кусок хлеба с тарелки. — Ну? — Не нукай, не запряг… Где твой батальон? — У меня нет батальона. Я ж адъютант твой, забыл что ли? Горбачев откинулся на спинку единственного в квартире стула. — Будет у тебя батальон, когда-нибудь. А может и полк. Или бригада. Или дивизия. Да хоть отделение. Какая разница? Дело не в количестве! Дело в отношении. Понимаешь? Тарасов почесал щеку: — Не понимаю. — Твою мать… Начну сначала. Какая разница — кто у власти? Кто нынче царь? Ты же не за царя в атаку идешь? Так? — Так… Ну и что? — Что? Вот тебе вопрос, — Горбачев оперся локтем на столешницу. — Что такое Родина? Тарасов взялся за бутылку: — Бхнем, таарищ полкник? — Бахнем. Но чуть позже. Ты на вопрос-то ответь. Или слабо? Тарасов подержал бутылку на весу, подумал… И поставил ее: — Надя. — Что Надя? — Надя — моя родина. А вот ещё родит… — Поздравляю. Но не в этом суть. Значит, Надя — твоя Родина? — А кто ещё? — Тебе виднее, кто ещё… Как это часто бывает с пьяными, майор Тарасов вдруг нахмурился, поскучнел и двинул граненый стакан к центру стола. Горбачев широко плеснул водкой по стаканам, непременно залив столешницу… — Мужики, вы спать-то собираетесь? — Надя стояла в дверном проеме, осторожно держа одной рукой тяжелый живот. Второй она держалась за ручку двери. — Наденька, мы по последней за тебя и спать! Служба ждет! — спас Тарасова Горбачев. Почему-то друзья всегда первыми начинают такой смешной, но острый разговор с женами. Чуют запах беды, что ли? — Вот ещё секундочку, Надин… Коль, думаешь, Тухачевский предатель? Я, когда в Германии работал, понял одну вещь, — почему-то Горбачев казался Тарасову трезвым. — Надо что-то менять. Что и как не знаю… Но немцы нас сделают. На раз-два сделают. Легко и непринужденно. У них нет ничего. Ни техники, ни солдат обученных, ни идеи. Есть только одно — организация. Они злые. По-хорошему злые. На весь мир. И они выиграют следующую войну. А мы просрем все. У нас есть все — танки, люди, орудия. А они все равно выиграют. Потому что они за Фатерлянд, а мы против Родины. Согласен? Тарасов покачнулся, почти упав, и, на всякий случай решил согласиться — тем паче, кто такое Родина он не знал. Просто пытался не думать. НЕ ДУМАТЬ! Надя презрительно покачала головой и тяжело унесла беременный живот обратно в комнату. «Завтра опять ругаться будет… Надо бросать пить. А то ведь беда…» А настоящая беда пришла позже. Под утро… — Открывайте! НКВД! Бешеный стук ломал дверь. ещё пьяные они открывали двери. ещё пьяные тряслись в открытой полуторке. ещё пьяные весело затянывали: «Черный ворон, чооооорный вороон!» — Имя, звание? — Тарасов… Майор… — Цель заговора? — Какого ещё заговора? Не понял! Конвоир так двинул прикладом, что все вопросы снялись. Особая тройка дала пять лет. Полсотни восемь дробь три. А освободили в сороковом. По бериевской амнистии. Статью не сняли, но хотя бы поражения в правах не было. Живи — где хочешь, работай — кем хочешь. Но не в армии. В Харькове его встретила Наденька с дочкой на руках. Со Светланкой… Четыре года он просидел в одиночке. Есть такой город — Ворошиловск. Родина, говорите? А потом он работал инструктором по парашютному делу. В парке развлечений. Ну, лекции ещё читал. Сто семьдесят прыжков! Сто семьдесят! А он — лекции… А двадцать четвертого июня его снова призвали в армию. Двадцать четвертого июня сорок первого… — Двадцать четвертого я первый раз водку попробовал. Когда батю на войну провожали. Мать тогда как зыркнет… А отец спокойно так ей: «Он сейчас старшой». И в стакан мне плеснул на донышко. Не чокаясь. Как знал. Осенью похоронка пришла. В октябре. Пропал без вести под Киевом. Вот же… Где Киров, а где Киев? — И что? — Что, что… — пожал плечами рядовой Шевцов. — Ни что! Унесло меня тогда с того самогона… Батю так и не проводил толком. Полуторка за ними пришла — а я в кустах блевал. Стыдно до сих пор. А после похоронки я в военкомат побежал. Добровольцем, говорю, возьмите. А они говорят — приказа нет такого, чтобы до восемнадцати. А мне восемнадцать в ноябре. В ноябре и ушёл. Сначала в запасный полк. А оттуда уже в бригаду. — За сиську баб так и не подергал в колхозе-то? — засмеялся кто-то из темноты. — Коров только… — вздохнул Швецов, — Матери, когда помогал… И тут до рядового дошло: — Что? Что ты сказал? Да наши девки… — Да не ори ты, — добродушно ответил ему голос. — Бабы, они же и в Турции бабы. Их дергать надо, да. Иначе тебе дергать не будут. Отделение заржало в полный голос. — Ошалели совсем? Сейчас у меня кто-то не по сиськам огребет! Сержант Заборских выскочил из темноты: — Млять, епишкин корень, вы чего, уху ели? Швецов — три наряда вне очереди! — А я то что? — возмутился рядовой. — Это они! Рядом кто-то прыснул со смеху. — Норицын! Три наряда! — Есть три наряда! — придавливая смех, ответил ефрейтор Норицын. — Заборских, мать твою! — послышался голос отдалече. — Совсем обалдели? Тишину соблюдать! ещё один звук — пять нарядов сержанту. — Есть, товарищ младший лейтенант! — сержант Заборских показал отделению кулак. Парни замолчали, тихо смеясь про себя. А потом кто-то из них свистнул. Тихонечко так. — Млять, кто свистит? — зашипел командир взвода. В ответ свистнули ещё раз. — Удод! Заткнись! Узнаю — хохолок в жопу засуну. Заборских, опять твои хулиганят? — Никак нет, тащмлалей! — полушёпотом крикнул сержант. За его спиной кто-то засмеялся в полголоса. Отделение зафыркало в рукавицы. — Лежать! Лежать, я сказал! В темноте щелкнул затвор. — Лежать, пристрелю! Вы чего, бойцы, совсем охамели? Младший лейтенант Юрчик погладил левой рукой дергающуюся щеку — результат летней ещё контузии. Ссука… Сколько дней прошло… — Лежать тихо. Без звука. Чтобы слышно было как мышка пернет. Что особо не ясного? Почему орем на весь котёл, так что в Демянске слышно? Небо чернело мартовской ночью. А ели почему-то голубели… — Товарищ младший лейтенант, вы бы пригнулись… Хоть и темно, но демаскируете… Юрчик заиграл желваками. Сержант явно издевался над ним. Знают, сволочи, что не воевал ещё. Хоть и контузия… …Младший лейтенант Женя Юрчик не всегда был младшим лейтенантом. Раньше он был студентом Гомельского педагогического техникума. Только вот доучиться не успел. Двадцать шестого июня наскоро сформированный из коммунистов и комсомольцев истребительный батальон приступил к охране «Гомсельмаша». Там-то Женя и столкнулся с первым немцем. — Ваши документы, товарищ командир! Высокий, ладный артиллерийский капитан с удивлением посмотрел на двоих студентов в кепочках, но с винтовками за плечами. — Вы ещё кто такие? Женя показал ему красную повязку на рукаве: — Истребительный батальон Центрального района, товарищ капитан. — Ну да… Истребительный батальон… Свои документы предъявите для начала! Студенты смущенно переглянулись. Патрулировать им приходилось в гражданской одежде. Хотя командир батальона — старший лейтенант НКВД товарищ Соловьев — обещал в ближайшее время обеспечить истребителей армейским обмундированием. Женя закинул винтовку на плечо и полез в карман белой рубашки. Капитан взял временное удостоверение и стал его изучать: — Действительно, истребители… А что ж как махновцы одеты? — капитан добродушно улыбнулся. — Так не успели ещё, товарищ командир. А вы с фронта? — спросил товарищ Юрчика — Коля Савельев. — С фронта, ребята, с фронта. — И как там? — жадно спросил Костя. У него даже заблестели глаза, и он подался всем корпусом к капитану так, что тот слегка отодвинулся. — Нормально! — спокойно кивнул капитан. — Мы давим. Временные трудности есть, но мы их скоро преодолеем. И пойдем вперёд. — Эх… Не успеем повоевать… — грустно вздохнул Женька, поджав губы. — Не переживайте, — подмигнул артиллерист. — А покажите-ка мне как к заводоуправлению пройти. Женька повернулся, показывая дорогу: — Значит вот прямо сейчас пойдете, вдоль этого забора, там свернете налево и… Вдруг он запнулся, будто вспомнил что-то: — Товарищ командир, а документы все-таки покажите… — Вы что ребята, немецкого шпиона во мне разглядели? — развел руками капитан, удивленно улыбаясь. — Порядок такой, товарищ капитан… Капитан опять улыбнулся, полез левой рукой в карман гимнастерки и мельком посмотрел за спины ребят. Юрчик машинально стал оглядываться… Последнее, что тогда увидел Женя — финка, летящая в горло Косте. А потом сокрушительный удар чем-то тяжелым сзади. Диверсантов тогда так и не взяли. Это Женя узнал уже в Смоленском госпитале. А в октябре его призвали в армию… …- Заткнитесь, говорю, ироды! — Юрчик вышел из себя от злости. — Немцы рядом! — Лейтенант, разведка возвращается! Взвод моментально затих. Послышался скрип снега… А потом появились две фигуры в маскхалатах. Ребята из его взвода, посланные за речку посмотреть — что там да как. — Ну что там? — Речка промерзла. А за речкой в перелеске — кабели связи. Тихо, следов нет. Что делать будем? — Норицын! Бегом до командира роты. Доложи. — Да, товарищ младший лейтенант. — Бегом! Норицын исчез в темноте. Ребята-разведчики разгребли снег до земли и зажгли там сухой спирт-пасту — синее пламя давало иллюзию уюта и крохи тепла — и торопливо стали грызть гороховый концентрат. — Эй, вы что это? — возмутился Юрчик. — Это же НЗ. Паек не трогать! — Товарищ младший лейтенант, сутки уже не ели… — не отрываясь от сухпая, пробурчал один из разведчиков. — И в самом деле, — поддержал их Заборских. — Кишка кишке бьет по башке. Последний раз перед заброской суп хлебали, силы-то надо восстанавливать. — Есть приказ по бригаде… — сквозь зубы, зло и решительно сказал Юрчик. — НЗ не трогать. На то он и НЗ. Продукты будем добывать у немцев. Вот возьмем обоз или продуктовый склад, там и поедим. Да и местные жители нам помогут. — А на кой черт мы тогда жратву с собой тащим, а товарищ младший лейтенант? — спросил кто-то из темноты и тут же зашуршал фольгой. — Пока до немцев дойдем — копыта отбросим. Стоявший рядом Заборских ухмыльнулся. Юрчик же, понимая, что бойцы после суточного перехода хотят, есть как волки, махнул рукой. Зимой голодным быть нельзя. — Черт с вами. Разрешаю по половине брикета горохового концентрата. И по сухарю. — Вот это дело! Взвод обрадовано загомонил и моментально стал шуровать в вещмешках. Сам же млалей сел чуть в стороне, прислонившись к старой берёзе. И с огромным удовольствием вгрызся в соленущий брикет. Половины его молодому желудку не хватило. Но он, переборов себя, сунул брикет обратно в мешок. И вовремя. Вернулся ефрейтор Норицын. — Комбат приказал — уничтожить кабели к эээ…, в общем, к такой-то матери. — Комбат? — Да, он в роте сейчас. — Понятно… Первое отделение! Есть возможность отличиться! Юрчик торопливо надел вещмешок: — Смирнов, поведешь дорогу показывать! — бросил он одному из разведчиков. — Смирнитский я, товарищ младший лейтенант. А чего ее показывать? Мы как слоны лыжню натоптали. — Не рассуждать! вперёд. Десантники попрыгали на месте, проверяя — не бренчит ли снаряжение и пошли на спуск к речке. Каждый шаг давался с трудом — спуск ночью по берегу, заросшему кустами чреват опасностями. Полуметровый слой снега скрывал все, что угодно — от валунов до стволов деревьев. Шагать приходилось высоко. Да и шума было — как от стада коров. Кусты трещали, кто-то упал, сбряцав котёлком, кто-то матюгнулся вполголоса. Наконец спустились на лед реки и зашагали по сугробам. Юрчик шёл вторым, после разведчика, чью фамилию он так и не мог запомнить. На противоположный берег поднялись не так шумно — подниматься всегда легче — лесенкой, один за другим. — Пить хочу, сил нет, — тяжело дышал замыкающий маленькую колонну Миша Иванько. — Товарищ младший лейтенант. Там промоина. На обратном пути наберем водички? — А что, фляжка пуста уже у тебя? — утирая пот с лица — мороз, а ходьба на широких лыжах по ночному лесу способствует согреванию организма — ответил вопросом Юрчик. — Да концентрат этот — соленый, ужас! — Терпи. На обратном пути попьешь. Далеко до кабеля? — Километр, примерно. — Отлично… вперёд, вперёд, вперёд! Смирнитский протянул свою фляжку Иванько. Тот сделал несколько больших глотков и пошёл… Кабель нашли быстро. Пережгли термитными шариками в четырех местах, куски же выбросили подальше. Немцы здесь не бродили зимой — целина нетронутая. Так что времени много. Часа два, а может и больше. Не любят немцы ночью по лесам ползать. Поэтому не спеша тронулись обратно. На речке наполнили фляги ледяной водой. Иванько, как самого легкого, положили на лыжи и он подполз к промоине. Напился сам, потом и фляжки наполнил. А через час его скрутило от боли в животе. Санинструктор Белянин ничего не мог понять — любое прикосновение к животу вызывало у рядового дикие стоны. — Мама, мама, ой, мамочка! — Хрен его знает, товарищ младший лейтенант, — растерянно чесал затылок санинструктор. — Живот тугой как барабан. На аппендицит не похоже. Может, отравился чем? — Да чем он травануться-то мог? Не водой же из реки? Пришлось соорудить волокуши и тащить его в батальон. ещё час прошёл в томительном ожидании. И немцев с той стороны, и санинструктора Белянина. Вернулся он мрачнее тучи. — Помер Иванько. — Как?! — всполошился взвод. — Как, как… Взял да помер. Скрутило парня так, что разогнуть не смогли. — Сержант Заборских! Вещмешок его дай, — заиграл желваками Юрчик. Младший лейтенант начал рыться в мешке. Гранаты, патроны, тротил, лыжный ремнабор, смена белья, продукты… Продукты! Командир взвода достал шесть пустых бумажных оберток из-под горохового концентрата. — Батюшки-светы! — изумился Белянин. — Так он что… Шесть упаковок сожрал? Юрчик хмуро кивнул. — Так это он, почитай, ведро супа разом умял… Таперича и понятен ход… Заворот кишок у парня случился… — Всё всем понятно? — спросил Юрчик. — Командиры отделений! Довести до личного состава, что продуктовый НЗ не трогать ни под каким предлогом. А сам стал готовиться к неизбежному вызову к комбату, а то и комбригу. А Тарасов был суров на расправу… |
||
|