"Преступление Гаррарда" - читать интересную книгу автора (Филлипс-Оппенгейм Э.)

16

Когда музыка стихла, дав им возможность отдохнуть немного, Грэйс с удивлением взглянула на Гарвея. Его глаза затуманились, последний вальс он танцевал с трудом.

— Вы устали? — спросила она.

Он невольно улыбнулся. Его физическое самочувствие было так же прекрасно, как в те дни, когда он регулярно занимался спортом. И все же он медлил с отрицательным ответом. Ведь не мог же ей сознаться, что прикосновение ее тела, возможность держать в своих объятиях были причиной того, что у него захватывало дыхание, билось сердце и ноги отказывались служить!

— Я не устал, но охотно присяду на несколько минут. Вы должны потанцевать с любым флотским офицером, который пригласит. Я не смею держать вас в плену.

— Почему же нет? Я не желаю танцевать ни с кем другим. Терпеть не могу заводить новые знакомства и поддерживать надуманный разговор.

Они присели на несколько минут. Грэйс отказала нескольким пригласившим ее мужчинам.

— Упрямица.

— Вы должны быть довольны. Если не хотите танцевать, можем прогуляться по палубе.

Но он предпочел остаться Во время танца она незаметно прижалась к плечу.

— Почему вы сегодня такой странный? Держите меня как ученик свою учительницу танцев во время первого урока. Держите же меня как следует.

В отчаянии он прижал ее, и они закружились под звуки вальса. Оба танцевали необыкновенно хорошо.

— О, это даже лучше, чем в Париже! Вы прекрасно танцуете, мой шеф! Зачем хотелось вам предоставить меня другому? Не боитесь ли, что буду плохой секретаршей, если избалуете? На этот счет можете быть совершенно спокойны.

— С кем вы танцевали в Париже? — спросил он, когда танец был закончен. Первый раз в жизни он ощутил нечто вроде ревности.

— Их было немного. Молодой итальянец Джуззепе Матрини, друг одной девушки, которая изучала со мной стенографию. Ее брат — Сидней Маршам, и брат другой подруги — Поль Генно. Все они танцевали отлично, но не так, как вы.

— С кем вы были наиболее дружны?

— С Сиднеем Маршамом. Он несколько раз делал предложение. Джуззепе и Поль, казалось, были влюблены, но ни один из них не говорил о браке.

— Вы тоскуете по кому-нибудь из ваших друзей?

— Теперь нет. Когда приехала в «Савой» и узнала о случившемся, почувствовала себя одинокой и несчастной. Это же чувство преследовало меня, когда посетила вас в бюро. Теперь я счастлива. Жаль только, что не успела увидеться с дедушкой… Но теперь я не одинока. Вы так добры ко мне, мистер Гаррард!

Все поспешили к иллюминаторам посмотреть на проплывающий мимо пароход.

— Идемте на палубу,— попросила Грэйс. Они облокотились о борт, наблюдая за величественным, медленно удалявшимся пароходом. Наконец он скрылся.

— Внизу душно. Пройдемте на верхнюю палубу.

— Слишком поздно.

— Ну и что же?

— Офицеры не разрешают прогуливаться там в такой поздний час.

— Ах, не говорите глупостей! Вы ничего не знаете. Вчера вечером — было еще позже, чем теперь,— старший офицер пригласил меня туда, а казначей хотел повести меня на самую вышку.

— Черт бы побрал их! И что же вы — пошли?

— Понятно нет.

— Почему?

Гарвей почувствовал, что ее пальцы сжали руку.

— Вы отлично знаете почему.

Он усилием воли овладел собой и постарался принять отеческий тон.

— Вы избалуете меня. Вам следует быть в обществе молодых людей. Настаиваю на этом и не хочу быть эгоистом.

— Когда ближе узнаете меня, поймете, что я сама ужасная эгоистка. Я всегда делаю только то, что мне хочется.

Он остановился, чтобы закурить. Она тоже взяла папиросу. Резкий ветер подул им в лицо. Они слышали, как волны, гремя, ударялись о железные стены парохода. Ее волосы растрепались, платье развевалось на ветру. Она прижалась к своему спутнику. Когда они нагнулись к борту, их обдало целым каскадом брызг.

— Пожалуйста, обнимите меня,— попросила она. Гарвей и во тьме видел ее улыбающийся рот и смеющиеся глаза, нежно глядевшие на него. Он пытался не смотреть на губы и нежно погладил ее волосы. Она крепче прижалась к пему.

— Грэйс,— сказал он,— мне 40 лет и я женат. Вам 22 года и вы еще ребенок. Мне нельзя целовать вас, уйдем отсюда!

— Не хочу. Какой вы смешной! Старший офицер тоже женат, но он, наверное, поцеловал бы меня.

— Пусть он отправляется к черту! Если хотите…

— Ничего не хочу. Ведь я здесь не с ним, а с вами.

— Грэйс, будьте благоразумны. Вы знаете, наши отношения так легко испортить. Ведь мы же не дети, для которых поцелуй ничего не значит. Вы поцелуете мужчину, которого полюбите по-настоящему. Сейчас у вас только мимолетное увлечение.

— Я часто переживала мучительные минуты, будучи вынужденной отказывать мужчинам в поцелуе. Теперь хочу — и получу его.

Ее губы приблизились. Он притянул ее к себе…

— Дорогой шеф,— спросила она после долгого поцелуя,— вы не сердитесь на меня?

Он боролся с опьяняющим действием близости, чувствовал биение ее сердца и читал в глазах еще не осознанную ею страсть.

— Разве можно на вас сердиться? Вы заставляете делать безумства, но это прекраснейшая минута в моей жизни.

Смеясь, но с видимой неохотой она позволила ему отстраниться, и они пошли обратно.

— Не могу выразить это словами, но вы сделали меня очень счастливой. Даже если вас больше никогда не встречу, всю жизнь буду благодарна за эту минуту. В Париже я пережила многое, что ожесточило меня. Теперь стала добрее к людям.

— Значит, все в порядке, и я не стану упрекать себя. Оркестр все еще играет. Потанцуем немного, потом выпьем чего-нибудь и пожелаем друг другу спокойной ночи.

— Чудесно! Какой великолепный вечер!… Надеюсь, завтра у меня будет много работы. А рыночные цены будут подниматься все выше и выше. И вы будете завтра так же милы, как сегодня.

— Завтра и всегда,— обещал Гарвей.

Однако вернувшись в каюту, твердо решил не давать развиваться чувству к Грэйс и горько сожалел, что на минуту забылся. Он не потерял уверенности в себе, заботило другое. Грэйс пожелала, чтобы рыночные цены поднимались «все выше и выше». А если они упадут? Его ожидают банкротство и позор. Тогда Грэйс узнает, что он вор, укравший ее состояние, подлец, которого одно ее слово может привести на скамью подсудимых.