Глава четырнадцатая

Когда в полдень Гора сел обедать, Анондомойи осторожно попыталась коснуться вопроса, который мучил ее сегодня весь день.

— Сегодня утром приходил Биной, — вскользь сказала она. — Ты видел его?

Не поднимая головы от тарелки, Гора ответил:

— Видел.

Довольно долго они молчали. Затем Анондомойи снова заговорила:

— Я оставляла его, но он ушел, причем вид у него был ужасно расстроенный.

Гора ничего не ответил.

— Гора, — продолжала она, — я знаю, у него неладно на душе. Я никогда не видела его таким. Меня это очень тревожит.

Гора продолжал молча есть. Анондомойи очень любила Гору и, может, именно поэтому в душе побаивалась его: она никогда не докучала ему расспросами, если он сам не желал открыть ей своих мыслей. В другое время она замолчала бы, но тревога за Биноя заставила ее продолжать.

— Не сердись на меня, Гора, и выслушай внимательно. Один бог создал людей, но он не всем уготовил одинаковый путь. Биной всей душой любит тебя, он готов мириться с любыми твоими выходками и настроениями, но не насилуй его волю, не навязывай ему своих мыслей: ничего хорошего из этого не выйдет.

— Ма, дай мне еще молока, пожалуйста, — не отвечая ей, попросил Гора.

На этом разговор прекратился. Пообедав, Анондомойи села на кушетку и занялась шитьем. Лочмии очень хотелось посплетничать о безнравственном поведении одной из служанок, но вовлечь хозяйку в разговор ей не удалось, и она с горя уснула, свернувшись калачиком тут же на полу.

После обеда Гора принялся за свою корреспонденцию. Утром он ясно дал почувствовать Биною, как сердит на него. Гора не допускал и мысли, что Биной не придет к ним сегодня же, чтобы помириться с ним. Поэтому, занимаясь своим делом, он все время прислушивался: не раздадутся ли шаги друга.

Но наступил вечер, а Биной все не приходил. Гора бросил писать и только собрался встать из-за стола, как в комнату вошел Мохим.

— Ну, Гора, а что ты думаешь о замужестве Шошимукхи? — спросил он, усевшись в кресло.

Так как Гора никогда не задумывался над этим, ему ничего не оставалось делать, как хранить виноватое молчание.

Тут Мохим подробно изложил все, что он знал о состоянии рыночных цен и материальных затруднениях семьи, и предложил Горе найти выход из создавшегося положения. И так как Гора не знал, что и думать по этому вопросу, Мохим помог ему выбраться из тупика, указав, что единственный выход видит в браке Шошимукхи с Биноем. Нужды в таком длинном вступлении, конечно, не было, однако надо признаться, что Мохим, несмотря на свой обычный, снисходительный тон, в душе побаивался Горы, поэтому он предпочел повести беседу издалека.

Гора никогда не думал, что Биноя могут счесть подходящим женихом для его племянницы, тем более что оба друга решили не жениться и посвятить свою жизнь служению родине. Поэтому, выслушав Мохима, он спросил:

— Но захочет ли Биной вообще жениться?

— Вот он, ваш индуизм! — вспылил Мохим. — Носи хоть тысячу тики и кастовых знаков, а английский дух вытравить, видно, не так-то легко. Ты что, не знаешь, что по закону сын брахмана обязан жениться?

Мохим не пренебрегал обычаями, как это делали некоторые представители современной молодежи. Нельзя сказать, однако, чтобы он, подобно Горе, строго следовал всем заветам шастр. Он отнюдь не одобрял привычку ходить по ресторанам, но вместе с тем считал совершенно излишним для разумного, здравомыслящего человека то и дело цитировать священные тексты. Однако, твердо придерживаясь правила «в чужой монастырь со своим уставом не суйся», Мохим счел нужным в разговоре с Горой обратиться к шастрам.

Если бы это предложение было сделано несколько дней тому назад, Гора спокойно пропустил бы его мимо ушей, но сегодня он решил, что, может быть, над ним стоит и подумать. Покрайней мере, благодаря этому у него будет предлог сразу же пойти к Биною. Поэтому после недолгого раздумья он сказал:

— Хорошо, я узнаю, что думает сам Биной по этому поводу.

— И узнавать нечего. Как ты ему посоветуешь, так он и будет думать. Тебе нужно только высказаться за это, и можно считать, что дело выгорело.

В тот же вечер Гора отправился к Биною.

Словно ураган, влетел он к нему, но Биноя дома не оказалось. Гора крикнул слугу и от него узнал, что Биной ушел в дом номер семьдесят восемь. Гора не верил своим ушам: Биной, его друг, из-за которого сегодня весь день он не знал покоя, ушел в гости, даже не вспомнив о нем! Ему безразлично, что с Горой — сердится он или страдает. Биноя это нимало не трогает и не волнует!

Жгучая ненависть к семейству Пореша, к «Брахмо Самаджу» наполнила сердце Горы. Вне себя от ярости он бросился к Порешу. Ему хотелось высказать напрямик этим людям, что он обо всем этом думает, и испортить им настроение — а уж заодно и Биною!

Но слуга Пореша сказал ему, что дома никого нет — все уехали на проповедь. Мгновение Гора колебался: может быть, Биной не поехал с ними? Может быть, он пошел к нему и сейчас сидит и ждет его?

Гора уже едва владел собой; со свойственной ему порывистостью он зашагал к храму и подошел к нему как раз в тот момент, когда Биной, следом за Бародашундори усаживался в коляску. На глазах у всех бесстыдно ехать в коляске с посторонними женщинами! Безумец! Попасться в ловушку! Так просто! Так легко! Вот как, значит, дружба для него совершенный пустяк?

Вихрем промчался Гора мимо Биноя, а тот сидел в углу коляски и молча смотрел на улицу.

Бародашундори, решив, что это проповедь произвела на него такое сильное впечатление, сидела молча, чтобы не вспугнуть его дум.