Глава тридцать пятая

С того самого дня, как Биной вернулся от Лолиты, его ни на минуту не покидали сомнения; они словно шипы впились в его мозг и не давали ему покоя.

«Ведь я даже не знаю, — мысленно рассуждал он, — хочет ли кто-нибудь в доме Пореша-бабу, чтобы я бывал у них, и все-таки упрямо хожу туда. Может быть, не следует этого делать; может быть, их раздражают мои неуместные посещения. Мне неизвестны их привычки, и я не имею никакого представления, как нужно держать себя у них. Возможно, я, дурень, сую свой нос туда, куда могут заглядывать лишь самые близкие люди».

Размышляя над всем этим, он вдруг подумал, что, вероятно, Лолита заметила в выражении его лица нечто такое, что показалось ей оскорбительным. До сих пор Биной отчетливо не представлял себе, какие чувства питает он к Лолите. Но теперь, когда все стало ясным, он окончательно растерялся. Он без конца раздумывал над тем, какое влияние все это окажет на его жизнь, как отнесется к этому общество, не сочтут ли его чувство неуважением к Лолите и предательством по отношению к Порешу-бабу. Вероятно, он был слишком назойлив, поэтому Лолита и рассердилась на него. Думая о событиях последних дней, он от стыда готов был провалиться сквозь землю.

Пустота собственного жилища действовала на него угнетающе, но он никак не мог набраться храбрости и пойти к Порешу-бабу. И вот как-то утром он отправился к Анондомойи.

— Ма, — сказал он ей. — Мне бы хотелось пожить у тебя некоторое время.

Помимо всего прочего, он рассчитывал, что его присутствие облегчит Анондомойи вынужденную разлуку с Горой. Анондомойи поняла это и была глубоко тронута его заботой. Она ничего не ответила и только ласково положила руку ему на плечо.

Не успел Биной переселиться, как у него появилось вдруг множество капризов. Он то и дело шутя попрекал Анондомойи, что о нем никто не заботится. Все это для того, чтобы отвлечь ее, да и себя тоже, от черных мыслей. В сумерки, когда тоска одолевает с особенной настойчивостью, он надоедал Анондомойи до тех пор, пока она не бросала всю домашнюю работу. Тогда, расстелив на веранде циновку, он усаживался рядом с ней и заставлял ее рассказывать о своем детстве, о жизни в отцовском доме, о том, как до замужества она жила у деда и была любимицей всех его учеников, так что ее рано овдовевшая мать вечно беспокоилась, как бы не избаловали вконец ее сиротку-дочку.

— Я даже не могу себе представить, ма, неужели было такое время, когда ты не была нашей матерью? — говорил Биной. — Я уверен, что и ученики у деда в школе относились к тебе, как к своей маленькой матери, и что на самом деле это ты воспитывала своего деда — знаменитого учителя.

Однажды вечером Биной сидел на циновке около Анондомойи, положив голову ей на колени.

— Ма, — сказал он внезапно, — я бы с удовольствием вернул всевышнему все свои знания, только бы мне снова, как маленькому, спрятаться у тебя на коленях. Чтоб была у меня только ты, ты одна, и больше никого!

В его голосе слышалась такая усталость, такая глубокая тоска, что Анондомойи не только удивилась, но и сильно встревожилась. Она наклонилась к нему и стала тихонько гладить его по голове. Они долго сидели молча. Наконец Анондомойи спросила:

— В семье Пореша-бабу все в порядке, Бину?

Биной вздрогнул от неожиданности и смутился.

«От матери ничего не скроешь, — подумал он. — Она всех насквозь видит!» И не совсем уверенно ответил:

— Да, они все здоровы.

— Мне бы очень хотелось познакомиться с девочками Пореша-бабу, — продолжала Анондомойи. — Ведь сначала Гора был о них не особенно высокого мнения, и если они все-таки сумели его приручить, значит, они должны быть не такие, как все.

— Я тоже давно мечтал, — оживился Биной, — познакомить тебя с ними, но боялся, что Гора будет против, и потому молчал.

— Как зовут старшую? — спросила Анондомойи.

Последовало еще несколько вопросов и несколько ответов, но когда таким образом дошла очередь до Лолиты, Биной стал вдруг отвечать очень уклончиво. Анондомойи, однако, не захотела оставить его в покое.

— Я слышала, что Лолита большая умница? — продолжала расспрашивать она.

— Кто тебе это сказал? — полюбопытствовал юноша.

— Да ты сам.

Было время, когда имя Лолиты не вызывало особого волнения в сердце Биноя, и он совершенно забыл, что тогда, в период «свободомыслия», он нередко с восторгом рассказывал о недюжинном уме девушки.

Анондомойи, как опытный навигатор, обходя подводные скалы, повела разговор так умело, что от нее не смогла укрыться ни одна существенная подробность его знакомства с Лолитой. Биной проговорился даже о том, как потрясена была Лолита внезапным арестом Горы и как это привело к тому, что она решилась вдвоем с ним — с Биноем — бежать на пароходе. Возбужденный рассказом, Биной совершенно забыл про свою усталость и прежнюю тоску. Какое счастье было вот так свободно, без малейшего смущения, поговорить о такой замечательной девушке.

Когда наконец их позвали ужинать и беседа оборвалась, Биной вдруг словно пробудился ото сна: он понял, что поведал Анондомойи свои самые сокровенные мысли. Она так хорошо выслушала и поняла его, что юноша не испытывал ни малейшего стыда или неловкости за свой рассказ. До сих пор в его жизни не было ничего, что нужно было бы скрывать от матери, — он привык делиться с ней даже самыми пустяками. Но с тех пор как он стал бывать в семье Пореша-бабу, им овладела какая-то скованность, и это ужасно мучило его. Теперь, излив Анондомойи — этому чуткому, внимательному слушателю — все свои горести, Биной почувствовал большое облегчение. Не расскажи он той, которую считал матерью, о своих новых переживаниях, чистота его чувства пострадала бы — в этом он был уверен.

Ночью Анондомойи долго не спала, раздумывая над тем, что услышала. Она чувствовала, что клубок жизни Горы запутывается еще больше, и в то же время надеялась, что концы его можно найти именно в доме Пореша-бабу. И Анондомойи дала себе слово во что бы то ни стало познакомиться с девушками.