"Газета Завтра 326 (9 2000)" - читать интересную книгу автора (Завтра Газета Газета)

Виктор Верстаков ИЗ-ПОД ВИНТА ВЕРТОЛЕТА...


Недавно знаменитый наш военный поэт, бард Виктор Глебович Верстаков вместе с братьями своими — русскими писателями — побывал в Чечне.


Проходя по военным тропам, летя над местами боев, он остро и внимательно ловил взорами детали окружающего угрюмого ландшафта. Предлагаемые читателям "Завтра" стихи — мгновенный слепок впечатлений поэта, полученных на второй чеченской войне.


УРУС-МАРТАН


Белый снег в Урус-Мартане,


в белом инее броня.


И как будто на экране —


дым столбом средь бела дня.


По окраинному дому


отработал вертолет.


Встав из снега, "Ми-восьмому"


салютует русский взвод.


Понапрасну позабыли


ичкерийские бойцы,


как опасно жить в могиле,


что копали их отцы.


Да, селенье в переводе


"Погребенье русских", но


русский с местане уходит,


если памятно оно.


Здесь наш предок похоронен,


мы в ответе перед ним.


Ничего не провороним.


Никого не предадим.


ПРИЦЕЛ


Какая по счету война?


Четвертая... или шестая...


Давненько взлетела она,


моя вертолетная стая.


В далеком афганском краю,


в Абхазии и Приднестровье


прикармливал стаю свою


я кровью своей и любовью.


Вновь в иллюминаторах тьма


с короткими вспышками боя,


где трассеры — строки письма,


написанного судьбою.


Шали, Гудермес, Ханкала,


предгорье, долина, речушка,


след в небе — ракета прошла,


всплеск света — ударила пушка.


Рисую полетный маршрут,


смотрю на батальные сцены.


Когда же в прицеле мелькнут


кремлевские черные стены?


ЧАСЫ


В развалинах Грозного дуют ветра,


врываются в бывшие двери


и бывшие окна. Поверить пора,


что города нет. Я не верю.


Вот газовый факелпылает, гудя.


Вот груда металла дымится.


Вот женщины, мимо меня проходя,


прикрыли сожженные лица.


Повсюду следы фронтовой полосы,


и даже отметился ворог:


над бывшей гостиницей "Искра" часы


показывают семь сорок.


БОЙЦЫ


Это было на прошлой


чеченской войне.


Почему


мне запомнилось это?


Двое русских мальчишек лежат на спине,


сняв зеленые бронежилеты.


А земля в прошлогодней траве холодна


и воронками щедро изрыта.


Неприятная в мире стояла весна


с точки зрения боя и быта.


Впрочем, днем не бывало особой стрельбы,


разве что непутевая мина


прилетит, шелестя, из чеченской трубы


и разроет весеннюю глину.


Я смотрел из машины на этих ребят,


я отвык на войне удивляться.


Спят, наверное. Нет,


шевельнулись, не спят;


снова замерли, не шевелятся.


И тогда догадался, почувствовал я,


как смертельно солдаты устали


даже не от бессонного здесь бытия


от землянок, окопов и стали.


Потому и легли на сырую траву,


скинув тяжкие бронежилеты,


потому и глядят в небеса, в синеву,


еще с этого, с этого света.


ЛЮБИМОЙ


Зачем же ты, глупая, плачешь во сне


и видишь нерусские лица?


Пока я воюю в далекой Чечне,


с тобой ничего не случится.


Беда не придет в наш родной городок,


я это тебе обещаю.


За слезы твои, за измятый платок


я здесь никого не прощаю.


А после войны я друзей созову


и свадьбу с тобою сыграю


и целую жизнь на земле проживу.


За это я здесь умираю.


2000


Сумерки, снег, вертолет,


зарево дальнего боя.


Вот и двухтысячный год


стал нам судьбою.


Думал, что не доживу


или вконец постарею.


Дизель рокочет во рву,


бьет по Шали батарея.


Как повторяется жизнь!


Путаюсь, честное слово,


кто перед взлетом: "Держись!"


крикнул мне снова?


РУКА НА ПЛЕЧЕ


Прицельная ли пуля,


случайный ли разрыв,


в Орле, Рязани, Туле


он вечно будет жив.


На улице широкой,


на площади большой


он встанет одиноко


с простреленной душой.


Его друзья солдаты


к нему придут не раз,


чтоб вспомнить, как когда-то


он их от смерти спас.


Нальют в стаканы водки


и, выпрямившись в рост,


произнесут короткий


армейский третий тост.


И русские березы


зашелестят слышней,


и будут литься слезы


у выживших парней.


И брат, что стал навечно


гранитно-молодым,


на дрогнувшие плечи


опустит руки им.


грузовое такси москва 7