"Черно-белая радуга" - читать интересную книгу автора (Ларич София)

9.

– А что я ей скажу? – Наташа неуверенно поежилась и придвинула к себе чашку с чаем.

– Что ее тебе порекомендовала знакомая, что ты хочешь записаться на чистку, подтяжку… Не знаю, что там можно делать у косметолога?

– Да мне вообще ничего не нужно делать. Я только неделю назад была в салоне.

Андрей обошел журнальный столик и, сев на диван рядом с Наташей, положил руку на ее бедро.

– Наташ, ну что ты упрямишься? Тебе что, совсем неинтересно? Надо же еще чем-то в жизни заниматься, а не только за ребенком круглосуточно смотреть.

Наташа уже набрала в рот воздуха, собираясь сказать, что поиски какой-то незнакомой женщины по просьбе малознакомого мужчины ей не только не интересны, но и вообще кажутся нездоровой затеей, но осеклась от последних слов мужа. Она знала, что ее инертность может заставить Андрея оставить семью. И во второй раз сделать ему это будет, возможно, проще.

– Ну, хорошо, – вздохнула она. – Я попробую.

Андрей тут же повернулся к компьютеру и открыл сообщение Игоря, в котором тот сообщал о косметологе Марте, подруге своей жены. Набрав на телефоне номер, он протянул трубку Наташе. Она нехотя взяла ее.

– Алло? А могу я поговорить с Мартой? Марта, здравствуйте, мне вас порекомендовала моя подруга… Лиля. Я хотела бы записаться к вам на чистку.

Спустя пару минут Наташа положила телефон на стол и кивнула: «Все. Записалась сегодня на вечер. У нее там как раз кто-то отменил».

– Отлично! Я тебя отвезу. А кто такая Лиля?

– Не знаю, назвала первое попавшееся имя. И что я буду у нее делать? Задавать вопросы как какая-нибудь мисс Марпл?

Андрей принужденно рассмеялся:

– Нет, ну так-то в лоб не надо. Осмотрись, может у нее там фотографии на видном месте, про которые спросить можно. Или там про клиенток, про личную жизнь поспрашивай. Вы же, девочки, болтать умеете.

– Болтать! Думаешь, это так просто? Я ее даже не знаю.

– Вот и познакомишься!

В половину шестого Андрей остановил машину перед желто-серым домом в один поезд и повернулся к Наташе:

– Все, удачи тебе. Выйдешь, звони, мы пока с Дениской пиццу где-нибудь рядом поедим.

– Не надо ему пиццу, Андрей! Посмотри лучше какое-нибудь мясо без соуса и салат.

– Ладно-ладно, разберемся! – Андрей глянул через зеркало заднего вида на застегнутого в детском кресле сына. – Да, Денисыч?

Наташа повернулась к сыну, мазнула его ладонью по розовой, теплой щечке.

– Сынок, я скоро приду.

Он послушно закивал, озаренный улыбкой.

Все поглядывая вслед отъезжающей машине, она нерешительно подошла к подъезду, потопталась и, наконец, осмелилась, набрала номер квартиры

– Да? – ответил домофон.

– Это Наташа! Я записывалась к вам на чистку сегодня.

Дверь послушно щелкнула, и скоро Наташа уже раздевалась в тесной прихожей двухкомнатной квартиры, ужасаясь тому, что мужу удалось уговорить ее подставить свое лицо мало того, что совершенно незнакомому, так еще и практикующему на дому косметологу.

– Проходите в кабинет, – пригласила ее черноволосая женщина и растянула губы, показав ямочки на пухловатых щеках. – Я подготовлю руки и приду.

Наташа вошла в маленькую комнату, к ее удивлению показавшуюся ей стерильной, и присела на профессиональную кушетку. Она огляделась и не заметила ни одного хоть сколько-нибудь личного предмета – на стенах висели дипломы, полки стеллажа были уставлены препаратами и инструментами, на столике в углу аккуратной стопкой высились журналы. Домашность этого кабинета выдавали только несколько фривольные желтые шторы.

Косметолог, теперь со стянутыми в тугой узел волосами, вошла в комнату и предложила Наташе устраиваться на кушетке.

– Вам мой телефон Лиля Вербицкая дала? – поинтересовалась она, закрывая рот бледно-зеленой маской.

– Н-нет, – запнулась Наташа, – В-ветрова. Но она у вас сама не была, ей какая-то ее знакомая сказала, что вы хорошо чистку делаете.

Косметолог кивнула, видимо, удовлетворившись этой плохо продуманной легендой, и села на табурет в изголовье кушетки. Она склонилась над лицом Наташи и положила пальцы ей на щеки.

Наташа торопливо продолжила, пытаясь сохранить нужную ей тему: «У вас же, наверное, много клиентов? И подруги еще обращаются? Часто?».

– Да, я давно уже практикую, так что клиентов немало. У вас хорошая кожа. Видно, что ухоженная.

Под теплыми ладонями косметолога Наташа неожиданно для себя успокоилась и согласилась расслабленным голосом: «Я стараюсь ухаживать».

– Ну, чистку вам делать пока не нужно, – сообщила Марта, отодвигая лампу-лупу. – Могу предложить увлажняющую маску, чтобы морщинки на лбу стали менее заметными, и подкорректировать немного брови.

Настаивать на чистке Наташа, почти позабывшая о тайной цели своего визита, не стала:

– Давайте маску. А брови я хотела бы еще покрасить в коричневый, а то мне кажется, что они очень темные на фоне светлых волос.

И она разжала вспотевшие ладони на прохладную простыню.

Войдя в пиццерию, Наташа сразу направилась к столу в центре зала.

Денис рисовал, сосредоточенно выставив кончик языка, а муж со снисходительной улыбкой наблюдал за процессом.

– Ну что вы тут ели? – строго спросила Наташа и присела за стол, расстегивая шубу.

Ее мужчины заговорили одновременно.

– Мама, мам, смотри, что я нарисовал!

– Ну что? Узнала что-нибудь?

– Молодец, сынок, солнце просто отличное, – Наташа погладила сына по голове. – Нет, ничего я не узнала. У нее такие руки, что я просто заснула! Представляешь? Она мне брови выщипывала, а я спала!

Андрей досадливо поморщился: «Ладно. Попробуем что-нибудь еще».

– Но я через две недели пойду к ней на эпиляцию. Знаешь, действительно хороший косметолог. Хотя у нее все стоит почти столько же, сколько в салоне.

Муж одобряюще коснулся ее руки: «Видишь? Есть в тебе что-то от мисс Марпл, все-таки! Не отказываешься от расследования!».

Миша не дождался Андрея перед входом выставочного зала и, решив не звонить ему, поднялся на второй этаж, где проходила выставка работ фотожурналистов из разных стран.

У фотографий, увеличенных чуть не до размеров витрин, толпилось немало сосредоточенно внимающих зрителей, и Миша, оглядевшись, присоединился к самой малочисленной группе перед изображением двух плачущих женщин в черных платках. Он прищурился в ожидании ощущений, но этот кадр, хоть и выхваченный из жизни, ничего не пробудил в нем. Фотография Мишу увлекала всегда, школьником он даже занимался в фотокружке, но карьера фотографа его мечтой все же не стала. Теперь он изредка фотографировал под настроение, и некоторые его работы ему даже нравились, но больший интерес все же вызывали чужие фотографии, иногда настолько пронзительные, что он погружался в их атмосферу с первого взгляда, чувствовал запах или ветер, в мгновение ока переносился ощущениями на место съемки.

Со следующего стенда на него смотрел безучастный черный ребенок, голову которого прикрывали сморщенные женские ладони. Заинтересовавшись реакцией на снимок других посетителей, Миша оглядел их лица и тут заметил Андрея, стремительно вошедшего в зал.

– Извини, я задержался в офисе, – произнес он, приблизившись. – Ты давно тут?

– Нет, только зашел. Все в порядке?

– Да, конечно. Ну, что тут интересного?

Миша пожал плечами: «Пока ничего. Давят на жалость, но как-то… коммерчески».

– А ты не поддаешься?

– Абсолютно. У меня цинизма столько, что я могу продавать его нуждающимся. Оптом.

Они медленно перешли к ряду фотографий с военными сценами, и Миша, мельком глянув на измазанное копотью и кровью лицо солдата, повернулся к Андрею:

– Складывается такое впечатление, что в мире ничего, кроме войн и голода не происходит. Слишком прямолинейные и ограниченные работы.

– Ну, это же, наверное, для широкой публики? – предположил Андрей.

– Вот именно. Чтобы публика вышла и захотела внести пожертвования в очередной фонд, организаторы которого потом будут перед прессой изображать из себя святых. Используя для этого чужие деньги.

– М-да, цинизма у тебя действительно хоть отбавляй.

– Ну, в этом случае это не цинизм, а прагматизм. Если я хочу кому-то помочь, то помогу без всяких посредников.

– А ты хочешь?

– Конечно, – улыбнулся Миша. – Например, я хочу помочь тебе удовлетворить твое любопытство.

Андрей отвернулся – как показалось Мише, смущенный.

Такое же смущение Миша видел и во время их встречи на чашку кофе несколько дней назад. Для прощупывания отношения мужчины к себе Миша обычно использовал как раз такие встречи на кофе – недолгие, ни к чему не обязывающие, дающие собеседникам шанс разойтись после раздельной оплаты счета и никогда больше не встречаться, если выяснялось, что их интересу друг к другу не достает глубины.

Мише, привлеченному поначалу лишь внешностью Андрея, понравился и их достаточно долгий разговор за кофе. С удовольствием наблюдая за четко очерченными губами собеседника и слушая его яркий смех, он искренне поддерживал интересные Андрею темы. Но в иные моменты в Андрее все же ощущалась скованность, испытываемая им, вероятно, из-за некоторой двусмысленности их встречи, и Миша тут же переключался на общие предметы, чтобы обезличить их разговор. Опытный в отношениях, он всем своим поведением старался показать Андрею, что в его влечении к человеку одного с ним пола нет ничего предосудительного. И, как свидетельствовало согласие Андрея на еще одну, сегодняшнюю, встречу, пока это ему удавалось.

Они остановились перед снимком деревенской улицы с домами причудливой архитектуры, и Миша наклонился прочитать текст под фотографией:

– Румыния… Это у них цыганские бароны такие дворцы себе строят? Не бывал в тех краях?

– Нет, пока не доводилось. Но интересно, да?

– Пожалуй. Хотелось бы посмотреть что-нибудь еще, кроме пляжей и прилизанных европейских столиц.

– Знаешь, насчет прилизанности… – протянул Андрей. – Если пожить в каком-нибудь месте хотя бы месяц, то увидишь не только фасад.

– О да. Это вообще идеальный способ путешествовать. Но это требует специального образа жизни.

Андрей перешел к следующей фотографии – летящего в воду пловца.

– А хочется иногда все бросить – весь этот бизнес, обязательства… и уехать туда, где тебя никто не знает. Заняться чем-нибудь, чем никогда не занимался раньше.

Миша улыбнулся: «Я надеюсь, что мы еще на это способны. Пойдем поужинаем? Туда недалеко есть очень вкусный ресторан».

В ресторане было немноголюдно, и Миша заметил, как тут же расслабился Андрей при виде полупустого зала. Едва официант раскрыл перед ними меню, Андрей достал сигареты и жадно закурил, выдавая написанным на лице удовольствием и долгими затяжками свою давнишнюю привязанность к табаку.

– Ты давно куришь? – начал Миша беседу на очевидную тему.

– В армии начал. Лет двадцать уже получается.

– И никогда не надоедало?

– Ну, пару раз пробовал бросать, но вот результат, – Андрей приподнял руку с сигаретой. – А ты курил когда-нибудь?

– Ага. Пока не побывал на табачной фабрике.

– Правда, что ли? Такая эффективная антитабачная терапия?

– Да. Ножи для резки табака помогли. На них через несколько часов работы налипает столько черной дряни, что даже рядом стоять жутко. Я вообще никогда не считал себя особо впечатлительным, но когда рабочие начали отдирать эти комья, я живо представил свои легкие. У меня-то в них рабочих нет, почистить некому, все остается.

– А что ты на этой фабрике делал? Ты же маркетингом, вроде, занимаешься?

Миша кивнул: «Да. Сейчас маркетингом. А раньше всем подряд. На фабрике этой немцы линию устанавливали, и я переводил. Почти месяц там провел».

– Интересный опыт, наверное?

– Фабрика? Пожалуй. Я, знаешь, с детства любил смотреть на всякие производственные процессы. Помнишь советские новости? Как они рассказывают про какое-нибудь предприятие и показывают линию с конфетами, банками там, колбасами? И толстушки в марлевых колпаках?

– Помню, да, – оживился Андрей. Он затушил сигарету. – Может, тебе тогда надо было стать инженером?

– Ну нет! Там физика, математика… Эти науки меня точно никогда не интересовали. Иностранные языки, литература, история – это с удовольствием, но алгебра… Тоска.

– Ясно. А что на табачной фабрике еще интересного было?

Миша задумался на секунду.

– Аппарат для проверки качества сигарет, например. Цилиндр такой, в который вставляют сигареты, и он их курит. Чтобы проверить, как они горят, замерить содержание смол, никотина. Тоже очень стимулирует отказаться от этого удовольствия, надо сказать. Такой… м-м-м нездоровый цвет у этого цилиндра.

– Что-то на меня одни рассказы уже действуют, – Андрей покосился на пачку сигарет. – Может, хотя бы на облегченные варианты перейти стоит?

– Они не облегченные, – категорично покачал головой Миша. – Это очередное популярное заблуждение. У табачников в рекламе очень хорошие специалисты работают. Впрочем, так же, как и в других отделах. – Он подтянулся на стуле и подвинул к себе поставленную официантом тарелку с салатом. – Знаешь, как делают такие сигареты?

Андрей тоже приготовился есть – развернул бордовую салфетку со столовыми приборами.

– Нет.

– Там дело не в табаке, хотя в некоторых вариантах действительно может быть чуть меньше табака и больше жилки… Жилка – это нити в табачном листе. Ее добавляют для лучшего горения. Так вот, про легкие сигареты. На их фильтрах просто больше перфорации. Видел, ободок из дырочек на фильтре такой? Ну и поэтому в затяжке получается вроде как меньше дыма.

Андрей недоумевающе сдвинул брови: «Ну, так тогда они и получаются легче?».

– Не совсем. Дело в том, что легкость сигарет устанавливает как раз та самая машина, про которую я говорил. Ее smoking machine называют. Но машина же курит не так, как человек. Собственно, люди вообще все по-разному курят, так что сказать наверняка, сколько каждый отдельно взятый курильщик получает смол, никотина и прочего добра с одной сигаретой, невозможно. В случае с легкими сигаретами ты можешь закрывать перфорацию пальцами или губами. Вот попробуй обернуть фильтр легкой сигареты плотной бумагой или зажать его сильнее, получится то же самое, что и нелегкая. Плюс, многие просто курят больше этих легких сигарет, или затягиваются сильнее, потому что привыкли уже к определенной дозе никотина.

– Да, пожалуй, терапевт из тебя получается убедительный.

Миша продолжил, бегло улыбнувшись:

– В Евросоюзе, кстати, табачникам уже дали по рукам по этому поводу. Насколько я знаю, у них там на пачках нельзя теперь писать lights, super-lights. Там теперь используют или номера – в России, кстати, у некоторых марок тоже такая номерная система. Или цвета – ну, к примеру, silver. Или что-нибудь вроде soft taste, morning breeze…^_ В общем, кто какие ассоциации с легкостью и воздушностью придумывает. – Миша усмехнулся. – Но, не думаю, что это так уж сильно ударит по их бизнесу. Там прибыли чуть ли не как от наркотиков.

– Ты и про прибыли знаешь?

– Угу. Хотя меньше, чем про производство. Думаю, процентов двести-триста они с каждой пачки получают. Знаешь, вполне себе в духе табачной компании выделить миллион на раковые исследования, а потом потратить еще двести, чтобы рассказать всем, что они дали целый миллион. И они могут себе это позволить. За твои деньги.

– Ну, я же тоже получаю за эти деньги удовольствие.

– Не спорю, – кивнул Миша, промокая губы салфеткой. – Просто одним такие удовольствия очень нравятся, а другим они и вовсе не нужны.

– А ты, значит, к последним относишься?

Миша доверительно улыбнулся: «Я пока посередине».

Тут у Андрея зазвонил телефон, и Миша сразу сделал безразличное лицо, желая показать, что он не будет прислушиваться к разговору. Андрей посмотрел на дисплей, словно раздумывая, отвечать или нет, и все же поднес телефон к уху: «Да! Все в порядке. Я скоро приеду. Что? Хорошо, все привезу».

– Дела? – равнодушно спросил Миша, почувствовав, что на этом их вечер заканчивается.

Андрей растерянно потер лоб: «Ну а куда же без них? Тебя подбросить куда-нибудь?».

– Да нет, спасибо. Я, пожалуй, пройдусь. Просим счет?

Когда машина Андрея наконец вклинилась в непрерывный железный поток на проспекте, Миша отвернулся, поднял воротник пальто и медленно направился к метро, поглядывая на все еще убранные по новогоднему витрины, хотя разбитной январь вчера перетек в тусклый февраль. Раздраженный своей неудовлетворенностью от встречи, он принялся перебирать в памяти жесты и слова Андрея, чтобы понять, что именно вызывало в нем эту неудовлетворенность.

Анализ не занял много времени – на подходе к станции Миша уже понял, что за разговорами на общие темы скрывается нежелание – а может, даже и боязнь – Андрея раскрыться, рассказать о себе и своей жизни. И причиной этого, скорее всего, был не его характер, а непреходящая неуверенность. Словно Андрей и сам не мог понять, зачем он встречается с Мишей. «И зачем людям для всего нужно объяснение?», – все еще с раздражением подумал Миша и остановился перед ларьком. Помешкав под выжидательным взглядом недобро нахохленной продавщицы, он попросил пачку тех же сигарет, какие курил Андрей.