Глава 20. Несчастье за несчастьем

Они шли день и ночь, зажигая изредка костры. Оставалось совсем немного до границы. Ночью Том все время просыпался, задыхаясь от неожиданной духоты, либо трясясь от безудержного холода. Монивайс все время молчал, сурово глядя в даль. Морлан и вовсе впал в безмолвную кому, глядя невидящими глазами куда-то в землю. Они что-то чувствовали, но почему-то не хотели сообщать этого Тому. Тошнота волной подступала к горлу, и Том чувствовал только одно — дикую, безудержную безнадежность. Он все время старался забыться сном, нов в воздухе чувствовалась какая-то страшная, непролазная тьма. Откуда-то ветер приносил запах костров и странные обрывки слов и фраз. Тому казалось, что безнадега, веющая от Северной Границы, захватывает с головой и душит, душит, душит. В голове стучали молотом одни и те же гнетущие мысли, а Безнадежной окраине все не было конца. Вонь рассохшегося дерева снова стала преследовать его ноздри. Том, Морлан и Монивайс наконец достигли окончания Окраины, но тут их ждал неприятный сюрприз. Все было как всегда: холодно, страшно… И вот как-то раз (трудно было определить, вечером или днем, ночью или утром) Том обнаружил на земле следы, принадлежащие кому-то, а вот кому, он определить не мог. Монивайс Гуд пощупал следы, попробовал землю на вкус, покачал головой и, ничего не сказав, отправился вперед. Сумеречный лес издали казался мрачным и чересчур густым, а когда путники приблизились, им начали мерещиться странные голоса из самой чащобы. Том вспомнил рассказы об этом местечке, которые слушал от разных людей во время своего путешествия, в том числе, и от Монивайса: крайне темно, даже если на дворе утро, крайне угрюмо и, вдобавок, самое страшное — без хорошего проводника через Сумеречный лес не пробраться, ведь множество людей вошло в него и не вернулось, и это их голоса разносятся по ночам по всей Безжизненной Окраине. Морлан коротко приказал раскинуть лагерь. Том обрадовался, что наконец-то можно было согреться и хоть ненадолго увидеть свет костра, почувствовать запах горящего в огне дерева, полюбоваться трепещущими язычками пламени. Через несколько минут все было готово: в огне, который был почему-то синеватого цвета, трещало топливо. Морлан сидел на камушке недалеко от костра и сосредоточенно вглядывался в вишневое марево, окаймляющее закат солнца, не дающего никакого света и не греющего своими лучами, а лишь висящего на небе, подобно луне. Даже хуже… Ведь луна-то дарит хоть бледный, но свет. Том поежился и направил свой взгляд на густые ветви и непролазные стволы. Неожиданно Морлану и Монивайсу пришло в головы отправится в дозор. Том пошел с ними, и это была его роковая ошибка. Морлан остался в лагере — охранять, а Том и Монивайс пошли вдоль резкого контраста лесной чащи и голой пустоши. Неожиданно Том услышал взрывы хохота и барабанную дробь. Через несколько шагов он приметил каких-то людей с кузнечными молотами и факелами в руках. Это было совсем неудивительно: дикие Серые горы были недалеко от этого места. Том и Монивайс приблизились и разглядели в людях троих кузнецов. Их синие от пьянки, одутловатые рожи осклабились в издевательских улыбках. Между ними полулежал, полусидел на четвереньках человек, нет. эльф…Том с ужасом понял, что у него окровавлены все части тела, даже голова.

— Вор! Вор! Мошенник! Это ты-то знаешь, что будет с нами в будущем? Тоже мне маг!

— Это правда. Отпустите. Не мучайте, — взмолился эльф охрипшим голосом.

Пьяные кузнецы расхохотались.

— Эй! Отребье! Отпустите его! — крикнул Монивайс Гуд властно, направляясь к ним.

Кузнецы поглядели на него опухшими глазами, не выражающими ничего, кроме отсутствия интеллекта. Один из них громко икнул и заметил:

— Еще один маг и волшебник! Вот, что ему будет за твое заступничество!

С этими словами он поднял молот и ударил эльфа. А второй швырнул горящий факел на уже и так мертвого эльфа. Какой-то странный шкворчащий звук с силой пронзил уши Тома. Ноги Тома подкосились, он упал на колени, и целый поток рвоты хлынул из его нутра. После этого Том впал в полное беспамятство и не чувствовал, когда Монивайс поднял его на руки и понес к лагерю в гробовом молчании. Уже в лагере Том очнулся, катался по земле, а когда волна рвоты подступала к горлу, он изливал ее, задыхаясь ей и слезами, давясь от рыданий. Бледный, даже синюшный, он бился и плакал. Морлан пытался успокоить его, напоить горячим чаем. Но Том продолжал так биться около получаса, затем забылся тяжелым сном. Он то и дело вскрикивал, просыпаясь, вспоминая обуглено-окровавленную головешку, которая еще недавно была живым человеком, нет…эльфом. Таким же эльфом, как и сам Том. Вспоминая об этом, он снова начинал всхлипывать, не мог сомкнуть глаз. Морлан и Монивайс сидели без сна, следя за Томом и стараясь хоть как-то его успокоить. Оба они явно беспокоились за него, и Том пытался хотя бы немного успокоиться сам, не подвергая своих спутников лишнему волнению, но у него никак не получалось. Том изредка вставал и приходил в разум, а Монивайс рассказал ему вскоре, как убил двоих кузнецов, а одному удалось сбежать, и что на обратном пути он увидел четверых разноглазых людей с длинными волосами, а один победно улыбался, холодно и жестоко. Том сразу понял, кто были эти люди. Точнее, не люди. Это были твари из Смертоносной Четверки Нарионуса. "Да, ты прав, Монивайс, — подумал Том, — он получает силу от жестокости людей. Нарионус становится сильнее."

Так они пробыли на одном месте еще одни сутки, на следующий день Том был в полном сознании и попросил пить и, напившись, спросил:

— Кто же этот Нарионус?

Морлан опустил глаза на землю.

— Теперь вампиры в нашем мире не такие, как были раньше, теперь они считаются энергетическими: они не пьют кровь, как в прежние времена. Прежние вампиры утоляли плотские желания и были менее опасны, нынешние — утоляют желания души и, скорее разрушают человека, стараются завладеть его жизненной силой, а иногда и душой. Возможно, Нарионус один из них, но ясно одно — он и никто другой повелевает в Перекрестье теневой стороной вещей, существ, и видит ее куда лучше любого мага, обладающего серьезным уровнем магии. Эти маги знают, как справиться с любой тенью, видят только ее, а у него есть возможность видеть саму теневую сторону, все тени, в ней обитающие, и знает все пороки людей Перекрестья, на которые они способны. Тени, духи, злые, либо не нашедшие пристанища, — все подчинены ему. Нарионус затаился и ждет, когда ты, Том, войдешь в его логово. Скажу тебе честно: я не хочу, чтобы ты шел туда, Том. Но это твой выбор и твой долг. Ты сам захотел, ты сам пошел на это, и мы тебе искренне благодарны. Проводим мы тебя с Монивайсом до Северного Портала, а затем нам придется покинуть тебя.

— Почему его все так боятся? Чем он силен?

— Потому, что, Том, он не из нашего Мира. Если твое воображение действует во благо, то его злое воображение несет хаос. Ты же знаешь, что когда-то наш Мир был создан из огня, льда и щепотки земли, скрепленных человеческим воображением. Он имеет большую власть над нами, но не над тобой, ведь вы равны по силе. К счастью, не по помыслам.

— Но что же я должен там найти, в замке Нарионуса?

— Камни. Три камня. Желтый камень — гелиодор, ключ Южного Портала, темно — зеленый с яркими красными пятнами — гелиотроп, ключ для Запада, черный оникс — для Востока. Том опустил глаза. Его до сих пор немного подташнивало, но чай сделал свое дело, и он чувствовал себя куда лучше. Том тряхнул головой, она жутко загудела, а в висках начала пульсировать кровь. Мальчик сморщился и потер пальцами виски.

— Что им сделал этот эльф? Как они могли?

— Очевидно, просто разозлил их, — ответил Монивайс.

— Но что может делать эльф у границы Севера и Центра?

— Говорят, они совместно работают: эльфы создают проекты, а люди гномы их воплощают в жизнь, — снова ответил Монивайс.

— Камень я активизирую сам, — вдруг сказал Морлан, — а тебе остается только войти в портал.

Том хмуро кивнул. Оставалось недолго. Оставалось немного пройти. В мозгах стучало, и Том почувствовал, что его вот-вот опять вырвет. Нарионус, камни, Смертоносная Четверка, Ущелье Погибель, Северный Портал, Фолк… Каждая мысль — новый удар железных молотков в черепной коробке. Бум, бум, бум…Том резко вскочил и сказал… нет, скорее, прохрипел:

— Идемте! Нельзя терять время!

— Парень, ты еле языком ворочаешь, а хочешь идти! — удивился Монивайс, посасывая трубку.

— Не важно. Идем, — и с этими словами Том зашагал к Сумеречному Лесу. Монивайс с Морланом переглянулись и пошли за Томом. У обоих в глазах светилось некоторое восхищение. Он скоро обогнали Тома и пошли во главе процессии. Снова в уши Тома ударили эти проклятые голоса. Стон, вой, причитания — все это доносилось со стороны Сумеречного Леса. У Тома перед глазами поплыли кроваво — красные пятна. " Как материал гематита", — подумал он. Темные стволы деревьев с трудом можно было обойти, то и дело попадались корни, об которые Том все время спотыкался. Том лениво и без сожаления подумал, что его ноги, наверное, уже лишились кожи, но боли он не чувствовал. Время тянулось, как смола. Казалось, что они либо ходят по кругу, либо какая-то неведомая сила тянет их назад. И эти голоса… Том чувствовал себя так, будто шел по дну реки. Тома удивила одна — единственная вещь: пока они шли по лесу, ничего чересчур страшного не происходило. Может, все было только впереди. Морлан сказал, что осталось еще немного — часа два — три, и Темный Портал будет достигнут или даже уже открыт. Тома вдруг что-то захватило изнутри, какое-то чувство, что он буквально побежал вперед. Морлан и Монивайс снова оказались позади, и еле успевали.

— Скорее! — крикнул Том через плечо.

— Том! — крикнул ему Монивайс, не впуская изо рта трубку и переходя на бег.

— Монивайс, мы близко, я чувствую! — крикнул Том.

— Постой! Мне нужно кое-что дать тебе! — пропыхтел Монивайс, пытаясь его догнать.

Том резко остановился, что Монивайс чуть не наткнулся на него.

Монивайс расстегнул плащ, отвернул одну полу правой рукой, а левой вытащил из-под него блестящий меч. Он был необычной формы, но довольно широкий и острый, длинной примерно до колена, может, чуть ниже.

— Красиво. Как он называется?

— Крамасакс. Теперь он твой. Держи! — сказал Монивайс, снимая с пояса ножны, привязывая их на пояс Тома и вдевая в них меч.

— Идем теперь! Нельзя терять время! Спасибо за меч! — бросил он уже через плечо, яростно тряхнув головой и побежал вперед, придерживая рукой ножны с мечом.

Том несся по лесу сломя голову, еле успевая, по мнению Морлана, огибать деревья и кусты. Светлые длинные волосы отлетали назад, развеваясь на ветру, бьющему в лицо. Вдруг Том остановился на пустой опушке, задыхаясь от бега и глядя на…

— Не может быть!!! — гаркнул запыхавшийся Монивайс Гуд. — Темный Портал!

Высокая портал — пещера возвышалась перед Томом и его друзьями.

— Как… — ошалело выдохнул Монивайс, бледнея и не находя слов.

— Я же говорил, что Том может многое! Вперед! — сказал Морлан ободряюще и направился к Порталу.

Черный, будто состоящий из угля, этот Портал был совершенно не похож на Светлые Порталы, разве только размерами. Том вдруг почувствовал, как какая — то неведомая сила наполняет его изнутри, и эта сила делает его непобедимым. Так, вдруг…. Даже как-то приятно стало. Тут Том неожиданно улыбнулся, хоть явно было не время.

— Но как он это делает? — осведомился все еще пораженный Монивайс Гуд, когда они все втроем уже стояли у дверного проема, но его вопрос был риторическим.

— Слушай внимательно, мальчик: ты должен будешь произнести заклинания, открывающие двери замка Хауз — Маунтейн, где скрывается Нарионус. Запомни первое: все зло исходит от людей. Они считают себя великой нацией. Перед первой дверью ты должен сказать: "Откройся, нация!". Второе заклинание ты тоже видел в Книге Знаний, когда жил у эльфов. Помнишь его. Я повторю:

"Забыть, что жизнь — всего лишь суета ловца,

Забыть, что мало времени осталось до конца,

И бремя вечности закроется завесой,

Отступит тьма, свет лунный озарит ночную пустоту,

И страшный сон окажется чудесным."

Ты откроешь им вторые двери из Древа Смерти. И последнее: свет растопит лед, но это будет твоя последняя с ним встреча, и тебе придется с ним прощаться, чтобы зайти в самые недра Тьмы. Ты должен сказать: "Прощай, свет!". И еще: даже и не думай колдовать, когда захочешь перебраться через ущелье — все равно не поможет. Нарионус поставил блок в этом месте. Обойти тоже не получится, даже если очень захочешь — тоже дело рук Нарионуса. Вроде бы все, Том… Готов?

Том с трудом кивнул головой. В хребте тут же стукнуло каменным топором, и затылок взорвался невыносимой болью. С минуту на его лице горел лихорадочный румянец, глаза блестели, и бессмысленная улыбка блуждала на губах. Тут у него защемило сердце, и он упал на колени, обхватив голову руками. Морлан и Монивайс как по команде схватили его за плечи.

— Что с тобой? — выдохнул маг.

В его голосе читались незнакомые нотки: беспокойство, смешанное с отеческой любовью и болью.

Том еле выдавил слова сквозь комок в горле:

— Я потерял все… Я потерял друга, веру… Может, ты ошибся во мне? Может, вовсе не я был тебе нужен?

Морлан положил дрожащую руку на голову Тома.

— Нет. Я уверен. Ты — Избранный. Люди из твоего Мира потеряли веру, а ведь именно вера — то чувство, которое есть даже у самого черного мага…Но ты не обычный человек. Наш Мир превращается в Хаос, каким был он в самом начале своего создания, ибо люди совсем потеряли веру в чудо. Наш Мир зависит от трех правил, Том. Вера, воображение, добро. Может, ты потерял все, может они потеряли, но я верю в тебя, и никогда не ошибался в тебе. Возможно, ты последний там, нов всегда будешь первым здесь.

Том поднял на Морлана красное лицо, Морлан вздохнул.

— Ты веришь в Великий Разум, о котором говорилось в Книге Знаний?

Том потянулся к цепочке на шее и вытащил маленький золотой крестик, висевший рядом с медальоном Ориона. Том поднял глаза и сказал:

— Да. У нас… В моем Мире есть немного похожая книга.

— Тогда ты понимаешь, что все едино. Вера, воображение и добро воплощаются в Великом Разуме, в Едином. Жаль, но в нашем Мире слишком много людей другого мнения, а представь, как трудно с другими существами. Ты и не представляешь, с каким трудом даже людям дается вера! Эх… Главное — верить, что у тебя все получится. Если ты готов, то самое время идти. Верь и победишь, вообрази и воплотится, делай добро, и получишь добро взамен.

Том резко встал.

— Я готов!

— Тогда вперед! — сказал Морлан, поднялся на ступени перед проемом, зияющего пустотой посередине, вытащил камень, потянулся к верхней перекладине, вставил в щель камень гематит, и тут же черная, словно грязь, пленка покрыла расстояние между верхней перекладиной и ступенями, а камень разгорелся красным светом, и внутри него запульсировало что-то темное. Пленка стала пузыриться, словно кипяток. Том долго смотрел на булькающую черноту, и вспомнил Светлый Портал с его белой, как молоко, пленкой, которая наполняла все тело теплом и одновременно свежестью, а тут, стало быть, наоборот.

— Том! — крикнул ему Морлан, отойдя на приличное расстояние от Портала, стоя за спиной Тома.

— Знаешь, о чем договаривались те волшебницы на Ежегодном Ковене Ведьм?

Том отрицательно покачал головой.

— Пускать ли тебя в этот долгий путь. Я был там, — сказал он, заметив удивление на лице Тома.

Том кивнул и моргнул.

— Ну, что же, — тихо сказал он. — Вперед. Только не прощайтесь со мной, слишком нежно… А то я… Расплачусь.

— Хорошо, Том. До свидания, Том! Удачи! — крикнул Монивайс.

— До скорой встречи, малыш, — сказал Морлан.

Том еле сдержал слезы, и, задержав дыхание, быстро нырнул в черную жижу, а она тут же поглотила его, поплыла ледяным холодом по всему телу, взбираясь по ногам по каждой вене, по каждой артерии, заполняя все тело от кровинки к кровинке, от частички к частичке, от молекулы к молекуле, накрывая с головой. Холод впился ледяным ножом в сердце, обволакивая его осклизлой пленкой. На миг Тому показалось, что его дыхание прекратилось, ноздри, глотку и все легкие наполнила черная жижа, словно бы его унесло на дно самого глубокого болота. Когда его состояние было уже близко к смерти (как ему показалось), его рвануло куда-то, и он ударился щекой о шершавую землю, и в голове помутилось от нехватки кислорода, но он тут же начал с жадностью и бульканьем поглощать затхлый воздух Пещеры. Он чувствовал себя так, будто не дышал с первого дня своей жизни, а вот теперь ему представилась такая редкостная возможность вдоволь надышаться воздухом. И он ни в коем случае не должен упустить этого шанса, даже если на этом его жизнь окончится. Понемногу он стал приходить в себя, пошевелился, с трудом подпер непослушными руками громоздкое туловище и приподнял его над землей, потом сел. Кругом была пустота и чернота. "Алеа якта эст", — сказала бы Левис, что означает: "Жребий брошен". Тома сильно затошнило: похоже, недостаток кислорода сделал свое дело. Том глубоко вдохнул и выдохнул еще пару раз и встал, качаясь. Кругом чернела темнота, и только маленький яркий квадратик гематита горел кроваво-красным, но вскоре и он потух. Значит, Морлан вынул камень. Том заковылял к стене, прикидывая, где может находиться дверь. Слава Богу! От движения каменная дверь отодвинулась в сторону и выпустила Тома прямо под вьюгу и метель. Том был тут же оглушен воем ветра и шуршанием снега под ногами. Свежий морозный ветер ударил в ноздри, и голова закружилась, а Том жадно начал глотать воздух открытым ртом. Бледный, как полотно, он опустился на колени, и зачерпнул разгоряченными ладонями сыпучий снег, воткнул лицо в ладони резким движением, и, посидев так немного, вытер его остатками снега. Затем он напихал за щеку немного холодной массы и, проверив, цел ли меч, и вытащив из-за спины посох, поковылял по заснеженному склону вниз к расщелине и мосту. Вскоре ему страшно захотелось есть, и он уселся прямо на снег. Вытащив гигантский каравай из сумки, Том вгрызся в него и, чмокая и пережевывая, стал разглядывать темнеющее небо и заснеженную даль. Неожиданно для самого себя Том вскочил, не доев хлеб: ему почудилось, что из-за снежной пелены вышла фигура, еще не четкая, но различимая. Сунув хлеб в обратно в сумку на плече, он побежал по направлению к фигуре, стал размахивать руками и орать. Только чуть позже он осознал всю глупость своих действий. Фигура все приближалась и приближалась. Наконец Том увидел перед собой нечто странное: старуху очень высокого роста, костлявую, с бледной синеватой кожей, обтягивающей кости, длинные жилистые руки с острыми локтями и тонкие ноги с острыми коленями, два светло-серых глаза, острый загнутый нос доставал до подбородка, а синие зубы то и дело обнажались, нижняя губа колыхалась, а седые волосы, завернутые в косынку, напоминали иней. Гигантские ступни были одеты в легкие туфли, а заплатанный черный передник вздувался пузырями на коленях. Серое платье было покрыто сверху пледом в синюю и белую клетку, который развевался на ветру. На плечах у нее сидел две крупные цапли. Том аж попятился, но, вспомнив приличия, поздоровался с "бабушкой".

— Кто вы? — осведомился он, все еще не в состоянии придти в себя от столь странной встречи.

— Я? Кэйлик Бхир, мой мальчик.

Том сглотнул и мигнул.

— Я даже не буду спрашивать, кто ты, — проскрипела старуха.

Том кивнул.

— Хотите? — спросил он наконец, вытаскивая из сумки хлеб.

— Нет, что ты! Я ем только мороженое! — отмахнулась старуха.

— Мне вам чем-нибудь помочь? — осторожно спросил Том, убирая хлеб.

— Да. Вот именно. За этим я и пришла. Звезды говорили, что ты придешь, а ветер шепнул, что ты уже здесь, а снег наметил твои следы, а облачка указали путь.

— Что же случилось? — спросил Том, пританцовывая на месте: холод уже начал доставать его.

— Он отнял у меня посох! — заголосила вдруг старуха, и ее бледные серые глаза наполнились кровью.

— Кто? — опешил Том.

— Нарионус! — выдохнула Кэйлик Бхир.

— Но что я могу сделать? — удивился Том.

— Просто отними мой посох у него! — рявкнула старуха.

— Хорошо. Я попробую. Пойдемте. Наверное, холодно стоять тут, на ветре, — заметил Том.

— О! Я никогда не мерзну! — ответила Кэйлик Бхир, неожиданно успокоившись.

Том пошел рядом с ней, а цапли недовольно переглядывались и курлыкали, указывая острыми носам на незваного гостя.

— А знаешь, в начале сотворения Перекрестья я была такая как ты, — сказала задумчиво Кэйлик.

— М-м… — ответил Том.

— И знаешь, что? — спросила бабулька.

— Нет. Я очень рад бы услышать. Да, — ответил Том тихонько.

— Замечательно! — ответила Кэйлик.

— А? — удивился Том. — О чем вы?

— Да ты не кричи. Я все слышу. Этот ветерок для меня — музыка. Я различаю падение каждой снежинки в этих краях.

— О чем вы? — повторил Том.

— А! Замечательно. Я имею в виду, отличные были деньки! — кивнула Кэйлик.

Вскоре они спустились по обрыву, где внизу показались редкие деревья и кусты.

— Красиво здесь, правда? — спросила Кэйлик, потирая ладони.

— А? — переспросил Том.

— Не кричи. Я говорю: красиво здесь, — сказала Кэйлик.

— Да, — согласился Том. — Очень.

— Помню, мы с Дедом Морозом еще детьми играли в этих полях в снежки и катали снежных баб, — сообщила Кэйлик.

— Вы знали Деда Мороза? — удивился Том.

— Да. Еще задолго до того, как родился его двоюродный брат Санта Клаус.

— Санта Клаус? — воскликнул Том.

— Да. Его я тоже знаю. Но была у него всего пару раз на сортировке подарков, — задумчиво ответила старуха.

Том застыл с открытым ртом.

— Да не удивляйся ты так, Том, — сказала Кэйлик Бхир, останавливаясь рядом с ним.

Том похлопал глазами.

— Ну знаю я Санту и что же с того? Санта отличный парень, только вот очень капризен, — посетовала Кэйлик.

Кэйлик вздохнула, кивнула Тому, чтобы он шел за ней, и отправилась дальше по заснеженной равнине. Кэйлик и Том шли еще около полу-часа, а редкие деревца уже давно превратились в лес, который становился все гуще и гуще. Том многое узнал от Кэйлик о ее дружбе с хладнокровными ундинами и черными филинами — разносчиками. Кэйлик сообщила, что их вполне можно приручить, но только если очень постараться. Черных филинов она называла златоклювами, а ундин — сноумермейдами. Если первые живут в дуплах пустых деревьев (деревьев без душ), то другие — исключительно подо льдом. Особенно их много в Безымянном море. На втором привале Том и старуха устроились под кустом остролиста на опушке этого леса, хоть Том и сопротивлялся поначалу, сам не зная, почему. Пока Том доедал хлеб, Кэйлик выпросила у него посох и стала его разглядывать. Том, занятый пищей, не заметил, как ярко и алчно загорелись ее глаза в этот момент.

— А знаешь, — заметила Кэйлик, крутя в руках посох. — Он ведь лишил меня права на каникулы!

— Кто? — удивился Том.

— Нарионус! — ответила она.

— Можно посох назад? — встревожился Том.

— Красивый мой! — шепнула она посоху, совершенно не обращая внимание на Тома. — Твой хозяин с тобой плохо обращается?

Том привстал.

— Нет, мальчик. Он и так послужил тебе достаточно, а теперь послужит мне! Я хочу отдых! — заорала Кэйлик, отпихнув Тома, пытающегося отнять посох.

Тогда Том выдернул меч из ножен. Кэйлик только расхохоталась басом.

— Ты что, решил этим металлом меня остановить? Не пойдет! Я призываю все свои силы! — взревела она.

— Frigus finio! — с этими словами она переломила посох Тома пополам и швырнула его под куст (куст бабахнул и разлетелся на листья и щепки).

Из переломанной середины посоха вырвался на миг образ Тома, словно фотография, застыл на пару секунд, а потом рассеялся.

— Прощай, наивный мальчик! — рявкнула Кэйлик и исчезла.

Том кинулся к остаткам куста, но посоха там уже не оказалось, а лишь переломанная веточка, которая тут же почернела у него в руках и рассыпалась. Том горько оплакивал свой посох, но выбирать не приходилось. Том встал, отколупывая с лица замерзшие слезы, и пошел дальше через вьюгу. То, что желала Кэйлик Бхир, не исполнилось: только небольшая полянка на том месте, где стояла старуха, посветлела и позеленела, а посередине, вместо нее, возник серый валун.

— Кэйлик Бхир, — пробормотал Том, отряхивая снег с колен и скользя по снегу.

Том лег спать в дупле поваленного дерева, предварительно проверив, нет ли там златоклюва, укрылся плащом, который дал ему некогда мэр города Хиос.

На следующий день Том шел, не останавливаясь и не сворачивая, прямо на Север. Через час Ущелье стало видно с холма. В нем действительно не было дна, а край был виден, лишь если слишком сильно напрячь глаза. Еще через пол — часа Том нерешительно топтался на краю Ущелья, и то краснел, то бледнел. В ущелье вел спуск, и Том с сомнением двинулся по этому спуску вниз. Он знал, что другого варианта перебраться на ту сторону нет. Пока он шел, ему казалось, что пара чьих-то внимательных глаз следит за ним, да еще порыкивает тихонько. Тут Том споткнулся обо что-то мягкое и проехался на животе вниз. И вдруг "Бах!" — что-то грохнуло, и два красных глаза возникли практически перед носом Тома. Его рвануло вверх, затем грохнуло об землю. Том почувствовал на губах солоноватый вкус крови и открыл зажмуренные глаза. Снова он оказался на краю Ущелья, но, перекатившись на спину, увидел над собой черного дракона с фиолетовой пастью раза в два больше того, которого он видел в Хиосе. Дракон, извивая толстую длинную шею рванул к Тому, но Том извернулся и вскочил, выдернув меч из ножен. Дракон снова прицелился, но Том снова увернулся. Тогда дракон сшиб его с ног хвостом и попытался боднуть головой, стараясь проткнуть Тома рогом на лбу. Наконец дракону это удалось. Том охнул и сжался: дракон задел острым рогом его правую руку и разрезал кожу на плече. В результате кожа от плеча до локтя оказалась спущена. Том сжал зубы от боли и застонал. В это время дракон снова готовился напасть, прицеливаясь лапой в голову, но Том, собрав последние силы, вовремя вскочил, выставив левую руку с мечом. Меч вошел по рукоятку в брюхо чудищу, которое пыталось раздавить Тома своим весом, но ловкость, как и раньше спасала мальчика — эльфа. Дракон захрипел, взвыл и упал, рассыпавшись черным пеплом по снегу. Меч сгинул вместе с чудовищем. Том сунул свою освежеванную руку в снег, который окрасился багрянцем вокруг поврежденной конечности. Тут только Том, ничего до этого момента не соображавший от неожиданности и боли, осознал, что дракон выбросил его на другую сторону Ущелья! Черный дракон был повержен, но это был далеко не конец! Да, заколдованный меч (а в этом Том ничуть не сомневался) здорово ему помог. Теперь оставался еще один нелегкий путь от Ущелья до Хауз — Маунтэйна. Том лег на снег. Он долго лежал, подавляя боль холодной снежной массой, и стонал.