С ФРАНЦУЗСКОГО 

ШАРЛЬ БОДЛЕР

381.

МАЯКИ

Рубенс — позднее лето в цветенье ленивом,

Пуховик, где от плоти устала любовь,

И колышется жизнь, словно волны прилива,

Словно марево, в небе лишённом ветров.

Леонардо — глубины зеркальных затмений,

Где улыбками ангелов отражены,

Проявляются лишь недоступные тени

Ледниками и соснами скрытой страны.

Рембрандт — сумрак больницы, наполненной стоном,

Под гигантским распятьем в пространстве ночном,

Где молитвы и слёзы — в тумане зловонном,

Рассечённые зимним и резким лучом.

Микеланджело — страшный простор без предела,

Где повсюду Геракл перемешан с Христом,

Где в закат устремляя тяжёлое тело,

Саван пальцами рвёт исполинский фантом.

Эта ярость боксёра, бесстыдство сатира —

В красоту обративший трущобную ржавь,

Ты — великое сердце средь чванного мира,

Хилый, жёлчный Пюже — горький царь каторжан.

А Ватто — карнавал полумасок влюблённых,

Где в хрустальных подвесках играет шандал,

И сердца, как порхающий рой махаонов,

Загораясь, летят в этот ветреный бал.

Гойя — рожи старух в зазеркальном кошмаре,

Голым девочкам мерит чулки сатана,

Ведьмы в чёрном котле чей-то выкидыш варят,

И соблазном несёт от любого пятна.

Это озеро крови под зеленью елей,

Падших ангелов тайный и мрачный приют,

Это Делакруа, чьи фанфарные трели

Вздохам Вебера смолкнуть в лесу не дают.

Эти все богохульства, проклятья и крики,

Устремленье к восторгам, молитвам, слезам,

Это — эхо в глуши лабиринтов безликих,

А для смертных — божественный, тайный бальзам.

Это — крик часовых от столетья к столетью,

Зов стрелков, затерявшихся в чаще лесной,

Это — голос команды, грохочущий медью,

Это — свет маяков над стеной крепостной!

И воистину, Господи, лучший свидетель,

Что храним мы достоинство смертных людей,

Этот огненный вопль, эти волны столетий

У подножия вечной твердыни Твоей!