"Ночной патруль" - читать интересную книгу автора (Сартинов Евгений Петрович)

Глава 16

В ту ночь ему приснился один из его дебильных снов. Вообще то Наташа, его бывшая жена, единственная, кому он рассказывал о них, называла их вещими. Ей можно было верить, по профессии она была психологом, да и в само деле, получалось, что они как-то помогали Юрию в работе. Но уж больно тягостным после таких снов было пробуждение. В этот раз ему приснились все: Куцый, с разбитой мордой, дебил Вепрев с заплывшими от синяков глазами, потом мелькнули оба парня из вневедомственной охраны. Они стояли на окраине леса, с автоматами наизготовку. Лица у обоих были нервные, Сюньков жестом показал: проходи-проходи! Потом был лес, он правой рукой отмахивался от еловых веток, а левой волок по земле что-то тяжелое. Сначала было темно, потом они выбрались на поляну, стало светлей. Впереди стояли какие-то люди, и, подойдя поближе, он рассмотрел синее платье и белые волосы Ленки, рядом с ней стояли все трое парней, пытавшихся ограбить Сашку, Ольга Василевская, в неизменном синем мундире. В руках у Елены был большой букет белых лилий, такие она несла в день похорон Сашки. Они подходили все ближе, и было видно, какие напряженные лица у всех ожидающих. Потом те начали расступаться, и Астафьев увидел впереди черный прямоугольник свежевыкопанной могилы, а за ним — рыжую гору могильной глины. Только тогда он посмотрел на свою ношу, и увидел, что тащит за руку чье-то тело. С другой стороны это же делал Володька Бегма, а сзади, с лопатой в руке шел улыбающийся весельчак Глебов. Он не видел лица человека, которого они тащили к могиле, только его затылок, но Юрий был точно уверен, что это был Сашка Серов. До могилы оставалось всего несколько шагов, когда Юрий вдруг почувствовал, как напряглась под его пальцами Сашкина рука, тот поднял голову. Но они с Володькой продолжали идти все тем же мерным шагом, и с ходу сбросили Сашкино тело в яму. Затем Юрий подошел ближе, глянул в могилу. Сашка лежал, привалившись к стенке могилы, и смотрел вверх живыми, полными муки глазами. А сверху ему на колени уже упал букет белоснежных цветов, потом начала сыпаться земля. Кто-то сунул ему в руки черенок, и Юрий сам начал мерно, как робот, бросать землю на Сашкино тело. И вскоре из-под земли было видно одно его лицо, потом и на него упало рыжая глина, и остались видны только эти живые, полные муки глаза…

Юрка вскочил как ошпаренный, в холодном поту. Более страшного сна он за свою жизнь еще не видел. Главное, он не мог понять, как он сам смог похоронить в могиле своего друга, причем живым? Кожа ладоней Астафьева до сих пор вспомнила то движение Сашкиного тела, и это его взгляд!

Глянув на будильник, Юрий выругался. Пять часов утра, ложиться сейчас снова, значит потом встать в семь с больной головой. Пришлось подняться, приготовить завтрак, на этот раз не на скорую руку, а по полной программе, с тушеным мясом и жареной картошкой. Все это время он думал об этом деле, что-то вертелось у него в голове, не хватало только какой-то небольшой зацепки.

Но на работе его закрутил обычный круговорот дел, пришлось провезти два тяжелых допроса, изрядно поругаться с оперативником по фамилии Мерзляков. Затем он долго просидел в криминалистическом отделе, у Сычева. Он рассчитывал получить ответ на один из запутанных вопросов следствия, но получил вместо этого еще одну загадку.

Так что про сон он на время забыл.

Ближе к двенадцати Астафьев решил сходить, купить себе что-нибудь перекусить. Но именно в этот момент открылась дверь, и в нее боком протиснулся невысокий мужчина, с широкими плечами, лет пятидесяти, одетый в дешевую марлевую тенниску китайского производства, причем купленную еще в прошлом году, и сейчас уже достаточно выцветшую от множества стирок.

— Можно? — спросил он. — Мне бы следователя Астафьева.

— Ну, я, Астафьев, что вам надо? — спросил Юрий, может быть, чуточку резче, чем надо.

Мужчина несколько заробел, потом подошел поближе, и представился.

— Я отец Толика Журавлева.

— А, ну садитесь, — предложил Юрий, — только я ведь уже не веду это дело, его передали в прокуратуру.

— Я знаю, но я хочу поговорить с вами.

Он, наконец, сел, и замолк.

— Так, что у вас ко мне? — спросил Юрий.

— Он не мог этого сделать. Толька не мог даже смотреть, как мы свинью режем, уходил. А тут человека убил. Не может такого быть.

Юрий вздохнул, опустил голову.

— Вы пробовали говорить с Василевской? — спросил он.

— Да.

— Ну и что?

— Она, выслушала, потом сказала, что мы плохо воспитывали сына, что вырастили убийцу. А он не может быть таким, понимаете? Он у нас поздний ребенок, нам, с женой было уже по тридцать пять, когда он родился. Толька тихий такой рос, спокойный. В школе не очень учился, на тройки. Да, и зачем это надо. В институт мы бы все равно его не вытянули. Осенью вот, в армию готовились его отправить. Мать, конечно, ревет, а я что сделать могу?

Он замолк, посидел еще пару минут, потом встал.

— Ну, я пойду.

— А что вы приходили то? — спросил Юрий.

— Да, не знаю. Тут, вчера свидание было, Толька говорил, что вы с ним по-человечески разговаривали.

Когда он скрылся за дверью, Цымбалюк, оторвавший от своей писанины, скептично заметил.

— Вот все они приходят, и у всех дети такие хорошие, лучше просто в мире нет. А, на самом деле, там клейма не где ставить. Я их столько тут уже таких вот видел. Тошнит уж порой. Хорошо, хоть мужик приходил, а то баба бы еще мокроты тут развела на два ведра.

— Виктор, а ты сколько лет тут работаешь?

— Я? Пять лет уже.

— А до этого?

— А до этого я служил в армии, был командиром роты, потом замполитом. А потом был внезапный дембиль, и пришлось ехать на родину жены, тут хоть крыша над головой. Вот и тащу сейчас эту лямку.

— Понятно.

Когда же в шестом часу вечера Астафьев снова вышел на улицу, то голова гудела от напряжения, а живот подташнивало от не хватки пищи. Идти домой и что-то готовить было выше его сил, и он свернул к ближайшему мини-рынку, там жарили потрясающе вкусные чебуреки. Взяв сразу три, он вгрызся в них с ожесточение волка, отца Маугли. И тут же Юрий нос к носу столкнулся с Ленкой Бегма. Она шла, в том самом синем платье, что он видел сначала на похоронах, а потом во сне, в руках была сумка с продуктами, а сзади небольшим довеском тащилась дочка. Ему Елена явно обрадовалась.

— Привет! — сказала она. — Ты что, ужинаешь по-холостяцки?

— Не угадала, обедаю.

— Бедненький! Вот, что значит, холостяцкая жизнь. Хоть к нам бы зашел, я бы тебя покормила нормальными щами.

— Да где там заходить, пашу целый день. Ты куда сейчас, домой идешь?

— Ну да, вот, сходила по магазинам, проветрилась немного. Я сейчас в отпуске, сижу дома, как сова. Скукота. Мама спать удрыхлась, у ней сейчас это все строго по расписанию: тихий час, обед, снова тихий час. А потом встает, и полночи шарашится по комнате, никому толком спать не дает. Пришлось, вот Вальку взять с собой.

Юрий нагнулся к девчонке, пощекотал ее за ухом. Валя застеснялась, прижалась к матери.

— Все-таки я не пойму, в кого у тебя дочь? — признался он. — Волосы твои, кожа, вроде, тоже твоя, а глаза ни Володькины, ни твои. И молчунья такая, ни в тебя, ни в бабку.

— Это она пока тебя стесняется, а дома болтает без умолку, никому покоя не дает. А глаза у ней, от соседки напротив, — засмеялась Ленка. — И не надо придумывать, глаза у нее мои, просто пока чуть темнее.

Юрий подхватил у ней сумки с продуктами, и взял обязательство проводить до самого дома.

Чувствовалось, что Ленка действительно соскучилась по общению, болтала охотно, и весело, хотя повода для смеха было мало.

— Игоря мы отправили в лагерь, он в нем себя чувствует лучше, чем дома, Сашкин характер, — продолжала рассказывать она, — Володька со мной почти не разговаривает, с работы — сразу на рыбалку. Рыбу эту уже не знаю куда девать. Я думала, деньги получим, куда-нибудь съездить, хоть на юг, в Сочи. Он, правда, хотел новую машину брать, его «Нива» уже разваливается от старости. Но сейчас он слышать про юг даже ничего не хочет, рычит как зверь. А тут сегодня буквально хватилась, заглянула ему в сберкнижку — оказалось, он позавчера десять тысяч снял. Я, кончено, закатила ему скандал. Так знаешь, что он мне сказал: кому-то на его работе срочно потребовались деньги отремонтировать крышу на доме. Представляешь?! Крышу кому-то надо покрыть! Мне не дает выехать с детьми на море, а сам швыряет деньги на ветер. Я тем более не поняла, он взаймы дал тому мужику, или нет? Чудо у меня, а не муж. Кстати, как там дела с теми малолетками что убили Сашку?

— Я не веду это дело, его передали в прокуратуру, — признался Юрий. — Но, говорят, двое сознались в убийстве. Улик против них много, посмотрим, что получится на суде.

— Слава богу, а то я думала, что их так и не найдут, — с явным облегчением призналась она.

— Почему? — удивился Астафьев.

— Да, вы же никогда и ничего не находите. Вот у нас в подъезде в прошлом году двух стариков убили, помнишь? Тогда весь город про это шумел? Так убийц ведь и до сих пор не нашли.

— Это старики Гусаковы?

— Ну да. Милые такие старики были, жизнерадостные. Он ветеран войны, на 9 мая все в орденах щеголял. Обидно, что они погибли, а убийца на свободе до сих пор.

Юрий усмехнулся, искоса глянул на Елену.

— Да найти то их нашли, посадить просто не смогли.

— Почему?

— Улик нет.

— И кто же их убил?

Юрий искоса посмотрел на Ленку, доел последний чебурек, и, вытерев губы, ответил.

— А вот это тайна следствия, и разглашать ее я не имею право. Кто знает, может еще дело повернется так, что сможем его со временем прищемить. Но, надежды, конечно, мало. Если, разве что, сам не раскается, да с повинной не придет.

— Ну, мне то ты можешь сказать? — спросила она.

— Это почему?

— Как почему!? — возмутилась она. — Ты что, мне не доверяешь? Я ни кому не скажу, ей богу! Ну, Юр, ну скажи мне!

При этом она так плотно прижалась к Юрию своим горячим бедром, и так ласково заглянула в глаза Астафьева, что тот просто растаял.

— Ну, зачем тебе это надо? — он уже был не рад, что завел этот разговор.

— Ну, интересно же!

— Не думаю, что тебе будет это так приятно.

— Почему?

Астафьев сделал последнюю попытку отделаться шуткой.

— По кочану. Знаешь такой овощ? Вот он и не велит.

— Ну, Юр, я никому не скажу, ей богу! Юрочка, скажи, а? Ю-юра!

Сейчас Елена пустила в ход весь свой мощный женский арсенал обольщения, ласково пела своим грудным голосом протяжное «Ю-юра», заглядывала снизу вверх своими невероятными глазищами, и Астафьев чувствовал себя так, словно его пыталась соблазнить собственная сестра. За многие годы их знакомства он именно так привык относиться к этой очень красивой, но чужой женщине своих лучших друзей, сначала Сашки, а потом Володьки.

— Ну, Юра, скажи, а? Ну что ты такой плохой.

От всей этой атаки Астафьев вспотел больше, чем жары.

— Сама ведь потом пожалеешь об этом, — предупредил он.

— Почему?

— Хочешь знать почему? — Юрий даже остановился, развернулся к ней лицом. — Потому что, убийца живет в их квартире.

Глаза у Ленки расширились.

— Там же сейчас живет их племянник с женой, приятные такие люди, врачи, — пролепетала она.

— Вот! Говорил я тебе, предупреждал? Именно эти приятные люди наняли завзятого алкаша Колю Горелова, тот грохнул молотком их зажившихся родственников, а потом принял из рук заказчиков стакан с метиловым спиртом. Поняла? Доказать ничего нельзя, убийца мертв. Все! Дело зависло.

Ленка явно оторопела.

— Жутко, — пролепетала она, — как же я теперь с ними здороваться буду? Я же каждое утро их вижу, они и ребенка своего в наш детский сад водят, туда же, куда я Вальку вожу.

— Ну вот, я же тебя предупреждал? И просили тебя за язык тянуть?

— А тебе обязательно надо было раскрывать тайну следствия!

Мог бы и промолчать! Закон, тем белее, нарушил.

Он довел Ленку до самого подъезда, они поболтали еще немного на нейтральные темы, а потом Валя потянула ее к двери.

— Мам, пошли домой! — прошипела она.

— Ну, сейчас, дочка, сейчас пойдем! Ну, Юра, счастливо тебе. Хоть с тобой душу отвела, — сказала Ленка напоследок, улыбаясь почти что счастливо.