Реймонд Карвер Жирный

 Я сижу у своей подруги Риты за чашкой кофе, курю сигарету и про все про это ей рассказываю.

А рассказываю я ей вот что.

Среда тянулась бесконечно, и вот, ближе к закры­тию, Херб сажает за мой столик этого жирного.

Жирнее я никого в своей жизни не видела, хотя вид у него опрятный и одет вполне прилично. У не­го все большое. Но особенно мне запомнились паль­цы. Я еще когда шла к пожилой паре за соседним столиком, то сразу обратила на них внимание. Они раза в три больше, чем у всех, — такие длинные, тол­стые и пухлые.

Ну, значит, обслуживаю я другие свои столики: четверых бизнесменов, очень капризных, еще од­ну компанию из четырех человек, трое мужчин и женщина, и эту пожилую пару. Леандер налил жир­ному воды, а я пока не подхожу — даю ему время вы­брать.

— Добрый вечер, — говорю. — Будете заказывать? — говорю я ему.

Рита, он был огромный, просто огромный!

— Добрый вечер, — отвечает он. — Здравствуйте. Да, — говорит, — я думаю, мы уже готовы сделать за­каз, — говорит.

У него такая манера говорить, ну, понимаешь, — чудная. И пыхтит чуть ли не после каждого слова.

— Думаю, для начала мы закажем салат «Цезарь», — говорит он. — А потом тарелку супа и к нему, будьте любезны, еще хлеба и масла. Баранью отбивную, по­жалуй, — говорит. — И печеную картошку со смета­ной. Десерт мы выберем потом. Большое вам спаси­бо, — и протягивает мне меню.

Боже мой, Рита, ну и пальцы!

Я бегу на кухню, отдаю заказ Руди, и он принима­ет его с кислой миной. Ты же знаешь Руди. Он всегда такой на работе.

Я выхожу из кухни, и тут Марго — я тебе рассказы­вала про Марго? Та самая, которая вешается Руди на шею? Вот она мне и говорит: «Этот твой жирный приятель, он кто? Ну и пузан».

Вот с этого все и началось. Мне кажется, именно с этого все и началось.

Я готовлю салат «Цезарь» прямо за его столиком, он следит за каждым моим движением, а сам намазыва­ет масло на хлеб и откладывает куски в сторону, а сам пыхтит и пыхтит. В общем, нервы у меня уже на преде­ле, ну, почти, и я опрокидываю его стакан с водой.

— Извините, пожалуйста, — говорю. — Вот так все­гда бывает, когда торопишься. — Простите меня, по­жалуйста, — говорю. — На вас не пролилось? — спра­шиваю. — Я сейчас позову помощника, он вытрет, — говорю.

— Не беда, — говорит он. — Пустяки, — говорит он и пыхтит. — Не беспокойтесь, мы не сердимся, — гово­рит.

И улыбается, и взмахивает рукой. В общем, я иду за Леандером, а когда возвращаюсь, чтобы подать са­лат, смотрю, жирный уже съел все свои бутерброды.

Чуть погодя я приношу ему еще хлеба — а он уже доел салат. А ведь это же «Цезарь», ты представля­ешь? То есть порция огромная.

- Вы очень любезны, — говорит. — Хлеб чудес­ный, — добавляет он.

- Спасибо, — отвечаю я.

- Очень вкусный, — продолжает он, — вы уж нам поверьте. Не часто нам доводилось есть такой хлеб, — говорит.

— А вы откуда приехали? — спрашиваю я. — Кажет­ся, я вас раньше не видела.

(— Да уж, такого забудешь, — хихикнув, перебива­ет Рита.)

— Из Денвера, — отвечает он.

Я больше ничего не спрашиваю, хотя самой любо­пытно.

— Ваш суп будет готов через несколько минут, сэр, — говорю я и перехожу к столику, где сидят четверо бизнесменов, очень капризных, — узнать, не нужно ли им еще чего.

Ну вот, подаю я ему суп, и смотрю, хлеб опять ис­чез. Он как раз кладет в рот последний кусок.

- Честно говоря, — говорит, — мы не всегда столько едим, — говорит. И пыхтит. — Вы уж простите.

- Ну что вы, что вы, — это уже я ему. — Люблю смо­треть, как мужчина ест, да еще с таким удовольстви­ем, — говорю.

— Не знаю, — говорит он. — Наверное, в смысле удовольствия — это правда про меня. — И пыхтит.

За­правляет салфетку. Потом берет ложку.

- Господи, ну и жирдяй! — это мне Леандер.

- Он в этом не виноват, — говорю я, — так что за­ткнись.

А сама ставлю на стол еще одну корзинку с хлебом и масло.

- Как вам суп? — спрашиваю.

- Спасибо. Вкусный, — говорит. — Очень вкусный, — и вытирает губы, потом промокает салфеткой под­бородок. — Вы не считаете, что тут жарковато, или мне только кажется? — спрашивает.

- Да, жарковато, — соглашаюсь я.

- Наверное, мы снимем пиджак, — говорит он.

- Конечно, снимайте, — говорю. — Человек дол­жен чувствовать себя комфортно.

- Это верно, — говорит он, — еще как верно, — го­ворит.

Но чуть позже замечаю, что пиджак он так и не снял.

Мои столики освободились, обе компании ушли, пожилая пара тоже. Ресторан пустеет. А я подаю жирному отбивную, печеную картошку и приношу еще хлеба и масла; он теперь в зале один.

Я щедро поливаю картошку сметаной. Поверх сметаны сыплю лук и бекон.

- Желаете чего-нибудь еще? — спрашиваю.

- Нет, все замечательно, — говорит он и пыхтит. — Все прекрасно, спасибо, —добавляет он и снова пыхтит.

— Приятного аппетита, — говорю я. Снимаю крышку с сахарницы и заглядываю внутрь. Он кива­ет и не спускает с меня глаз, пока я не ухожу.

Теперь мне понятно — что-то на меня тогда нашло. Сама не знаю, что.

— Как там поживает наш пузан? Он скоро тебя до смерти загоняет, — говорит Гарриет. Ты же знаешь Гарриет.

- На десерт, — говорю я жирному, — мы можем предложить «Зеленый фонарик» — это пудинг с под­ливкой, а еще у нас есть чизкейк, ванильный плом­бир и ананасовый шербет.

- Мы вас случайно не задерживаем? — пыхтит он с озабоченным таким видом.

- Ну что вы, — говорю я. — Конечно, нет. Не торо­питесь, — говорю. — Я принесу вам еще кофе, а вы пока решайте, что будете на десерт.

- Признаемся честно, — говорит он, и слегка поерзывает на стуле. — Мы бы взяли «Фонарик», впрочем, и от ванильного пломбира мы бы тоже не отказались. С капелькой шоколадного сиропа, если можно. Мы ведь уже говорили, что проголодались, — говорит он.

Я отправляюсь на кухню, чтобы самой просле­дить, как будет готовиться его десерт, и Руди тут же выдает:

— Гарриет говорит, ты там какого-то циркового урода обслуживаешь. Он правда такой жирный?

А сам уже снял фартук и поварской колпак, ну, са­ма понимаешь.

— Руди, он, конечно, жирный, — говорю я, — но не в этом дело.

А он только ржет в ответ.

- Сдается мне, она неравнодушна к толстячкам, — ехидничает он.

- Смотри в оба, Руди, — говорит Джоан, которая как раз вошла на кухню.

- Я начинаю ревновать, — говорит он ей.

Я ставлю «Фонарик» прямо перед жирным, а ря­дом еще большую порцию ванильного пломбира с шоколадным сиропом.

— Спасибо, — говорит он.

— Ешьте на здоровье, — говорю, и у меня возника­ет какое-то странное предчувствие.

— Хотите верьте, хотите нет, — говорит он, — мы не всегда столько едим.

—А я вот ем, ем, и все никак не могу поправиться, — говорю я. — А так хотелось бы поправиться, — гово­рю я.

— Нет, — говорит он. — Нам бы не хотелось, но у нас нет выбора. Выбора нет.

Потом он берет ложку и начинает есть.

И что дальше? — спрашивает Рита, прикуривает одну из моих сигарет и придвигает стул поближе к столу. — Становится все интереснее, — говорит она.

- А дальше ничего. Это все. Он доел десерт и ушел, а потом мы пошли домой — я и Руди.

- Ну и жирдяй, — говорит Руди, и потягивается, как обычно, когда устает. А потом смеется и снова утыкается в телек.

Я ставлю чайник и иду в душ. Кладу руку на живот и пытаюсь представить, что было бы, если бы у ме­ня были дети и один из них оказался бы таким же жирным.

Потом наливаю в заварочный чайник кипяток, ставлю на поднос чашки, сахарницу, коробку обез­жиренных сливок и несу все это Руди. А Руди гово­рит, словно только об этом все время и думал:

— Знал я как-то одного жирного мальчишку, когда был маленький, даже двоих, жирных-прежирных. Какие же это были толстопузы, боже ты мой. Их имен я не помню. Одного звали Жирным, иначе и не называли. Этого, который жил в соседней квар­тире. Другой появился позже. Его звали Студнем. Все, кроме учителей. Студень и Жирный. Жалко, фотографий не осталось, — сказал Руди.

Я не знаю, что ему на это ответить, мы пьем чай, и чуть погодя я иду спать. Руди тоже встает, выключает телевизор, запирает входную дверь, и начинает расстегивать пуговицы.

Я залезаю на кровать, отодвигаюсь к самому краю и ложусь на живот. Но Руди все равно за свое, как только выключает свет и ложится. Я переворачива­юсь на спину и начинаю понемногу расслабляться, хотя мне ничего и не хочется. И тут на меня вдруг находит... Когда он на меня забирается, мне вдруг начинает казаться, что я жирная. Мне кажется, что я жутко жирная, такая жирная, что Руди просто кро­шечный, и я его совсем не чувствую.

— Забавная история, — говорит Рита, но я вижу, что она не знает, как на нее реагировать.

Мне становится не по себе. Но я не собираюсь ни­чего ей объяснять. Я и так уже рассказала слишком много.

Она сидит и ждет, теребя волосы своими изящны­ми пальчиками.

Интересно, чего еще она ждет?

Сейчас август.

Моя жизнь скоро изменится. Наверняка.