"Большой горизонт" - читать интересную книгу автора (Линьков Лев Александрович)

Глава седьмая Последняя улыбка «Хризантемы»

Трудно узнать в этой обледенелой, засыпанной снегом шхуне красавицу «Хризантему». Бушприт превратился в огромную, неуклюжую ледяную болванку, наклоненные к юту фок- и грот-мачты и длинные реи тоже обледенели. Снасти смерз­лись, провисли под тяжестью снега. Даже рын­да и та в снеговой шапке.

Вокруг «Хризантемы» громоздятся торосы. Они сжали ее, накренив на левый борт.

Не видно на местах расторопного экипажа, не отдает с мостика команды юркий черноволосый шкипер. Если бы не дымок, поднимающийся из железных труб над носовым кубриком и над кам­бузом, да не занесенная снегом фигура человека с автоматом через плечо у двери в тот же кам­буз — можно было бы подумать, что на «Хризан­теме» давно уже никого нет, что это мертвый ко­рабль.

— У камбуза Алексей Кирьянов, — объяснил капитан 3 ранга, когда я опустил фото­графию.

— Почему же он оказался на «Хризантеме»

один?

— Фактически оказался один, — с всегдашней¹ своей точностью поправил Баулин. — Первое время нарушителей в кубрике сторожил и боц­ман Доронин.

— Это та самая операция у мыса Туманов?

— Она самая,— кивнул Баулин. — Ох, и переволновались за трое суток все мы на «Вихре»! Рацию «рыбаки» успели испортить, самолетам мешала непогода, и мы никак не могли узнать, что же происходит на «Хризантеме».

Баулин вдруг довольно усмехнулся:

— Если вы захотите описать эту историю, обя­зательно озаглавьте ее «Последняя улыбка «Хри­зантемы». Больше уж она никогда не будет на­смехаться над нами и водить за нос.

— Она затонула?

— Цела-целехонька.

— Тогда я ничего не понимаю, — осталось при­знаться мне...

В ту зиму свирепые январские циклоны разло­мали лед в Беринговом море, и его донесло к Ку­рильской гряде. С каждым днем льды навалива­лись с севера все гуще и вскоре начали забивать бухточки и узкие проливы между островами. Гро­моздясь друг на друга, они раздроблялись с пу­шечным грохотом, образуя у берегов гряды то­росов.

В сравнении с материковыми морозы были не так уж злы — двенадцать —  четырнадцать граду­сов, но на океанском ветру всех румбов стоили тридцати.

Волны, обрушиваясь на корабль, стыли на сту­деном ветру, покрывая толстым слоем льда фальшборт, палубу, надстройки, орудия. Корабль тяжелел, погружаясь глубже ватерлинии. Ска­лывание льда превращалось чуть ли не в беспрерывный аврал.

Четыре часа вахты тянулись, как вечность, время отдыха пролетало мгновением. В сушилке не успевали просыхать панцири-плащи и буш­латы, кок не успевал кипятить обжигающий чай.

Одним словом, плавать в эту пору было крайне трудно, но плавать было необходимо...

Пересекая разными курсами заданные ему квадраты, «Вихрь» только что сбросил за борт несколько тонн сколотого льда. Наступило оче­редное хмурое утро. Капитан 3 ранга собирался сдать вахту помощнику и спуститься в каюту, чтобы хоть часика два да поспать, когда вперед­смотрящий Левчук доложил о появлении в наших водах «Хризантемы». Впрочем, тотчас же увидел ее и сам Баулин.

Шхуна вынырнула из-за скалистого мыса не­обитаемого островка, ритмично постукивая своим стосорокасильным «Симомото». До нее было меньше кабельтова, метров сто, и Баулину даже показалось, что знакомый черноволосый шки­пер— на этот раз голову его украшал треух из меха лахтака — осклабился во весь рот.

«Смеешься?!» — Баулин вмиг вспомнил все не­приятности, которые пришлось претерпеть из-за этой нахальной шхуны.

Однако тут же он понял и всю серьезность по­ложения: метрах в полутораста левее «Хризан­темы», как гигантский занавес, надвигался ту­ман. Такой туман, наплывающий резко обозна­ченными полосами, явление редкое вообще и осо­бенно в холодное время года, но факт оставался фактом.

«Хризантема» свернула с курса и ринулась на­встречу туману, как напуганный ястреб.

Колоколом громкого боя на «Вихре» была объ­явлена боевая тревога, в машину дана команда: «Полный форсированный!» — на фалах подняли сигнал по международному коду: «Требую оста­новиться!»

Никакого впечатления! «Хризантема» продол­жала нестись к спасительному туману. Не оста­новила ее и зеленая ракета.

Баулин знал, что шхуна хорошо приспособлена для плавания в битых льдах: у нее окованный форштевень, противоледовая обшивка из дуба, стальной руль. Неужели опять удерет? В густом тумане, во льдах поймать ее будет трудно. Еще пара минут — и «Хризантема» войдет в этот ту­ман...

Баулин снова пошел на крайность: дал преду­предительный выстрел из носового орудия.

Шхуна застопорила ход.

«Следовать за нами!» — подняли сигнал на «Вихре». «Следовать своим ходом не могу, сло­малась машина»,— ответил шкипер «Хризан­темы», хотя всего минуту назад «Симомото» сту­чал без перебоев.

Уже в полосе тумана «Вихрь» подошел к шху­не и, высадив на ее борт досмотровую партию, взял «Хризантему» на буксир.

На этот раз юркий черноволосый шкипер не кланялся, не извинялся, он лишь зло сказал, что очутился в советских водах из-за тумана.

— Из-за тумана? Но ведь туман только-толь­ко нагрянул,— возразил Баулин.

Однако шкипер продолжал гнуть свое: он бу­дет протестовать, он не виноват, виноват туман. И опять старое: «Хризантема» не собиралась ло­вить рыбу. Советские пограничники могут убе­диться — в трюмах ни одной рыбешки. Сети су­хие, уложены в ящики в форпике.

Наглость шкипера могла бы вывести из себя даже глухонемого. Баулин, заложив руки за спину, барабанил пальцами о ладонь.

Рыбы действительно в трюме нет; сети действи­тельно сухие и уложены в ящики, но зачем все же понадобилось «Хризантеме» заходить в совет­ские воды? Опять туристская прогулка? Тогда где же путешественники? Ах, шкипер тренирует молодой экипаж? Обучает молодежь плаванию в сложных метеорологических условиях, обращению с локатором, эхолотом и радиопеленгато­ром? Допустим. Но как же можно выходить в учебное плавание с неисправной машиной?..

— Двигатель в полной исправности, — доло­жил Баулину боцман Доронин.— Нет подачи в топливной магистрали.

Двигатель новенький, а хитрость старая, шитая гнилыми нитками: пока «Вихрь» подходил к «Хризантеме», «молодые рыбаки» постарались насовать в трубопроводы всяких затычек.

Механик не видел, как это сделали? Очень по­хвально для опытного аккуратного механика!..

Кожаная заграничная куртка с застежками-молниями на механике новенькая. И все крепыши матросы почему-то в новеньком американском шерстяном белье, будто японцы разучились сами делать отличное белье.

Зачем же на этот раз «Хризантема» пожало­вала в советские территориальные воды?

Ответ на вопрос нашелся не сразу, но оказался как нельзя более убедительным.

Обыскивая один из отсеков носового трюма шхуны, Баулин — он и на сей раз сам возглавил осмотровую группу — обратил внимание на то, что отсек этот как будто бы на метр короче дру­гих. Измерили соседние — точно: короче на семь­десят сантиметров. Глухая поперечная переборка при простукивании загудела, как днище пустой бочки. Что же за ней?..

Громкие протесты шкипера ни к чему не при­вели: Баулин приказал взломать переборку. Впрочем, пускать в ход топор и ломики не приш­лось: боцман Доронин обнаружил дубовые клинья, загнанные между внутренней обшивкой борта и верхним и нижним брусьями продольной переборки. Стоило вытащить клинья, и ложная поперечная переборка отвалилась сама собой. За ней находился потайной отсек, до половины за­полненный какими-то тщательно упакованными приборами, аккуратно свернутыми оболочками малых воздушных шаров, легкими контейнерами и стальными баллонами.

Картина ясная: «Хризантема» никогда не была гидрографическим судном и не несла метеороло­гической службы. А если бы даже и несла такую службу, то зачем же упрятывать научные при­боры в тайник? И зачем снаряжать воздушные шары-зонды американскими фотоаппаратами с те­леобъективом? Оборудование явно разведыва­тельного назначения!

Шары предназначались для запуска в наше, со­ветское воздушное пространство — тут нечего и гадать!. Вопрос в другом — не успела ли «Хризантема» уже запустить несколько таких шаров-шпионов? И кто из команды руководил их запу­ском? Конечно же, не этот юркий шкипер?.. Однако все это будет выяснять уже не Баулин. Задача «Вихря» — задержав нарушителя гра­ницы с поличным, доставить его в пограничный отряд. И доставить как можно скорее, пока не испортилась вконец погода.

Баулин невольно прислушивался к шороху и скрежету за бортом: льды все напирают и на­пирают. Должно быть, где-то к северу тайфун разломал огромное ледяное поле. Вот о борт уда­рилась крупная льдина, еще одна. Шхуна задро­жала от киля до клотика. А «Вихрь» ведь почти не приспособлен к плаванию в ледовых ус­ловиях, металлическая обшивка его корпуса не так мягко пружинит, как деревянная, усиленная дубовыми обводами обшивка «Хризантемы».

Поднявшись из трюма шхуны на палубу, Бау­лин понял, что заниматься «Симомото» уже нет времени: льды окружили суда со всех сторон.

— Останетесь со старшиной первой статьи Кирьяновым на шхуне, — приказал Баулин боц­ману.

Трюм с отсеком-тайником был задраен и опе­чатан, команду шхуны заперли в носовом куб­рике, переброшенный с «Вихря» буксирный трос закрепили за кнехты на носу шхуны.

Разумеется, Баулин строго-настрого наказал боцману, чтобы ни одна душа из экипажа «Хризантемы» не пробралась в трюм: там ве­щественные доказательства того, что шхуна заслана в советские воды с преступными целя­ми. На сей раз юркому шкиперу не увильнуть от суда!

С трудом развернувшись в битых льдах,

«Вихрь» лег курсом к острову Н.

Похолодало. Туман отступил перед крепчаю­щим морозом, волнение было не больше трех баллов, и Баулин прикинул, что часа через три сторожевик ошвартуется на базе.

Время от времени поглядывая за корму, Бау­лин видел там кланяющуюся волнам «Хризан­тему», фигуру Алексея Кирьянова на баке и ра­довался, что на этот раз все обошлось как нельзя более удачно.

Он вспомнил последнюю встречу с «Хризанте­мой», когда она пыталась отвлечь сторожевик от кавасаки, груженных креозотом, тайфун «На­дежду» и то, как он волновался тогда за судьбу унесенных в ночь пограничников...

Теперь песенка разбойничьей шхуны спета!

Можно бы наконец-то спуститься в каюту, ну да успеем отдохнуть и дома. Он только попросил вестового принести в рубку термос чаю «погоря­чее и покрепче».

За годы службы на границе частенько прихо­дилось сталкиваться с врагом, вступать с ним в схватку, но почему-то именно сегодняшняя победа казалась Баулину наиболее значимой.

И он вспомнил, как безошибочно угадывала всегда Ольга его тревоги и, ничего не выспраши­вая, умела успокоить его. Как бы сейчас рада была она за него...

Всматриваясь в очертания скалистых остро­вов, возникающих один на смену другому, он вновь переживал свою жизнь с Ольгой...

«Ты поедешь со мной на Дальний Восток?» — спрашивает он. «А ты возьмешь меня с собой?»

Они идут, взявшись за руки, по Ленинграду, аллеями Летнего сада, мимо мраморных статуй. Бог Сатурн, богиня Флора, Антиной и Весна по­нимающе смотрят на них с пьедесталов. Дедушка Крылов склонил голову, будто подслушивает.

«Там трудно будет, ты не боишься?» — говорит он. «С тобой мне нигде не будет трудно...»

И вот они на Чукотке, на Командорах, на Чер­ном море. Опять на Дальнем Востоке, на Кури­лах. Все их имущество — в чемоданах, единствен­ное их богатство — книги, но они счастливее и богаче всех людей на земле.

«Ты не соскучилась? — спрашивает он после первой злой зимы на острове Н. — Может быть, ты съездишь с Маришей на лето в Ленинград?»— «Разве я тебе надоела? — говорит она.— Разве у меня есть время, чтобы скучать?»

Она и в самом деле ни разу не посетовала на то, что здесь скучно, ни разу не запросилась на материк, в Ленинград, в привычную кипучую го­родскую жизнь. Ей нравилось здесь. С утра до ночи она была занята: хлопотала дома, занима­лась математикой с матросами, которые готови­лись поступать в училище, помогала соседкам по поселку...

Как они были счастливы друг другом, их сол­нышком Маринкой, счастливы всей жизнью, ко­торая выпала на их долю...

От резкого ветра на глаза навернулись слезы. Сморгнув их, Баулин схватился за бинокль. «Этого еще не хватало!»

С юго-запада неслось сизо-свинцовое, растре­панное облако. Шквал! Минут через пятнад­цать—двадцать он пригонит вздыбленные океан­ские волны.

Не будь за кормой «Вихря» шхуны, Баулин по­ставил бы его встречь шквалу. Но «Хризантема» беспомощна: машина не работает, у штурвала один боцман Доронин. Кругом битые льды. Шквал, без сомнения, оборвет буксирный трос. Слишком памятен был капитану 3 ранга тайфун «Надежда», чтобы он отважился рисковать и людьми, и шхуной... «Вихрь» находится непода­леку от необитаемого скалистого островка. Там есть бухточка. Нужно завести туда шхуну и по­ставить на якорь. Баулин отдал необходимые команды.

За несколько минут до того, как налетел шквал, Доронин и Кирьянов успели отдать якорь за скалистым мыском. Для второго судна места в бухточке не было, и «Вихрю» пришлось выйти в открытый океан.

Баулин рассчитывал, что, как только пройдет шквал — ну, через полчаса, через час, — «Вихрь» вернется к острову и снова забуксирует шхуну. Однако на деле все обернулось иначе: шквал при­нес с юго-запада потоки теплого воздуха, с се­вера вместе с битыми льдами шли массы холод­ного. Они столкнулись, и начался затяжной ледо­вый шторм. Температура упала до минус восем­надцати.

Двое суток боролся «Вихрь» с волнами, ветром и битыми льдами, поневоле отходя к югу. Когда же шторм утих наконец, обледенелый сторожевик не смог пробиться к бухточке: путь преграждали торосы.

— Веселей, чем у бабушки на свадьбе! — ус­мехнулся Доронин, оттирая щеки и уши.

Наступал ранний январский вечер, а шторм и не думал утихать. Не надейся, что «Вихрь» вер­нется сегодня за «Хризантемой».

Бухточка скорее походила на ловушку ставного невода, чем на спасительную гавань. От океана ее отделяла невысокая каменистая гряда, шири­ной метров в семь, не больше. Ударяясь о гряду, огромные волны перехлестывали через нее и ока­тывали притулившуюся шхуну холодным, тяже­лым ливнем.

Выбивая на обледенелой палубе чечетку и от­чаянно размахивая руками, Алексей никак не мог согреться.

Дверь носового кубрика сотрясалась от беспре­рывных ударов. «Ловцы» вопили, что они замер­зают, что они голодны, требовали затопить печку и дать им горячий ужин. Из всех голосов выделялся пронзительный фальцет шкипера.

— Образованный господин, — кивнул Доро­нин на дверь: шкипер выкрикивал ругательства и на японском, и на английском, и на русском языках. Вперемежку с бранью он требовал, про­тестовал и взывал к гуманным чувствам погра­ничников.

— Две недели в нервном санатории, и снидо[5] будет здоров,— пробормотал сквозь зубы Алек­сей.

— Плюс два года за решеткой, без права пере­дачи,— уточнил Доронин.

Однако шутки шутками, а нужно было что-то предпринимать. Приказав Алексею встать с авто­матом на изготовку у двери в кубрик, Доронин притащил из камбуза корзину угля и, вежливо предупредив японцев, чтобы они не шумели зря, передал им уголь и коробок с двумя спичками. Когда в железной печке затрещал огонь, Доро­нин потребовал коробок обратно: «Со спичками баловать не положено».

Вскоре разгорелась и печка в камбузе, был разогрет бульон из кубиков и чай.

Бульонные кубики, галеты, шоколад говорили пограничникам не меньше, чем новенькое загра­ничное белье экипажа: обычно ловцы и матросы японских шхун питаются вонючей соленой трес­кой и прогорклой морской капустой.

— Усиленный рацион шпионского образца! — буркнул Доронин.

Они с Алексеем по очереди поужинали в кам­бузе.

В том же камбузе они будут и отогреваться по очереди. Через каждые два часа. Так решил боц­ман. Правда, можно располагаться на отдых в кормовой кают-компании: два мягких кожа­ных кресла, все удобства. Но, во-первых, следует экономить уголек, а во-вторых — и это главное, — от камбуза ближе к кубрику с арестованными. Мало ли что может случиться.

Сняв гакабортный и бортовые фонари, Доро­нин дополна заправил их маслом, зажег и поста­вил на палубе, прикрыв с боков бухтами манильского троса. Из шкиперской кладовой были из­влечены запасные парусиновые плащи.

— Теперь нам сам «Егор-сними шапку» не страшен,— сказал боцман, первым заступая на ночную вахту.

— Какой Егор? — не понял Кирьянов.

— Так мой батя норд-ост кличет.

Ночь прошла спокойно, если не считать того, что волны окатывали и окатывали шхуну, и она обледенела, потеряв всю свою недавнюю красоту. Раз десять принимался падать сухой снег, и пограничники не успевали очищать от него фо­нари.

Зато с рассветом неприятности посыпались, как горох из худого мешка. Бухточку начало за­бивать обломками льда. Они с грохотом громоз­дились друг на друга, подпирали шхуну, и та за­метно накренилась на левый борт. Крепкий кор­пус потрескивал, в кормовом трюме обнаружи­лась течь. Если бы двигатель работал, можно было бы пустить в ход мотопомпу, но «если бы», как известно, в помощники не годится.

Кое-как законопатив трещину паклей и отка­чав воду ручной помпой, Доронин поспешил на стук и вопли арестованных к носовому кубрику.

— Роске, роске! — звал перепуганный шки­пер.— Летаем воздух! Бомба! Ба-бах! Будет взрыв!

— Тихо! — прикрикнул Доронин. — Говорить реже и точнее.

«О какой бомбе вопит снидо? Во время обыска на «Хризантеме» не было найдено ни одной бомбы...»

И тут Доронина осенила догадка. Это действи­тельно вроде бомбы! В трюмном отсеке, под фо­нарной и малярной кладовкой, хранятся банки с карбидом. Обычно рыбаки заправляют карби­дом плавучие фонари на ставных неводах «Ако-Мари». По ночам фонари обозначают линии не­вода, оберегая его таким образом от судов. Сое­динись карбид с водой — взрыв!

Что делать? Выбросить банки с карбидом за борт нельзя: они разобьются о торосы — опять-таки взрыв или пожар...

Вспотев от страха и тяжести, Доронин перета­щил все банки в штурманскую рубку. (Алексей в это время стоял на часах.) Теперь, даже если шхуна полузатонет и ляжет на грунт, вода не дойдет до карбида. Доронин измерил глубины по бортам шхуны и несколько успокоился: вода не покроет и палубы.

Ликвидировав «очаг возможной опасности» — так он назвал склад карбида,— боцман перелез через фальшборт на торосы и сфотографировал «Хризантему».

— Для отчета, — объяснил он Алексею.

С запада бухточку обступали отвесные скалы, со стороны же океана низкая каменистая гряда не могла препятствовать шторму творить все, что ему вздумается. Фока-рей, утяжеленный льдом и снегом, не выдержал порывов девятибалльного ветра, переломился и с треском и звоном поле­тел вниз. Раскачиваясь на смерзшихся вантах, он со всего размаха ударил Доронина в грудь, и тот свалился как подрубленный.

Алексей фактически остался один против три­надцати здоровенных озлобившихся парней. Правда, парни были заперты в кубрике, но ведь им нужно носить и уголь и пищу...

Через иллюминатор в тамбуре кубрика японцы видели, как был ранен боцман. Видели они, и как Алексей унес его в камбуз.

«Скоро ли кончится этот окаянный шторм? Скоро ли подойдет к острову «Вихрь»? Да и смо­жет ли он вытащить «Хризантему» из этой ледя­ной ловушки?..»

Вернувшись на пост к кубрику, Алексей услы­шал, что кто-то зовет его по имени. Что за чер­товщина? Уж не спит ли он, стоя на ногах?

— Алексея! Эй, Алексея, ходи сюда близико...

Вот в чем дело! Его зовет шкипер. Должно быть, он слышал, как они с Дорониным разгова­ривали.

— Что надо?

— Иди близико. Важное разговор. Обязательно.

Алексей подошел к двери кубрика, держа па­лец на спусковом крючке автомата.

— Важное разговор, — учтиво продолжал шки­пер. — Твоя холодно. Иесть саке, водка. Мало-­мало пей — холод нет.

— Черта с два! — усмехнулся Кирьянов.

— Плохо! Твоя хочет деньги?

— Что? — возмутился Алексей. — Молчать!

— Зачем молчать?.. — Шкипер заговорил то­ропливее. Положение их скверное: ледовый шторм будет продолжаться еще дней пять, если не все десять. Продуктов хватит только на два дня, угля — от силы на сутки. Они все умрут от голода или замерзнут. Замерзнет и раненый боц­ман Семен. Выход только один: Алексей должен выпустить из кубрика его, шкипера, и радиста. Они починят рацию и вызовут какое-нибудь судно. Если не придет судно, то они спустят две шлюпки и поплывут, куда им надо. В шлюпках есть баллоны с воздухом, и шторм им не стра­шен. Шкипер заплатит Алексею двадцать тысяч рублей. Деньги есть деньги. Лучше синица в ру­ках, чем журавль в небе...

— Молчать! — гаркнул Алексей и зашагал по­перек обледенелой палубы, от фальшборта к фальшборту: четырнадцать шагов в одну сторону, четырнадцать в другую.

Он насчитал две тысячи восемьсот шагов, а из-за двери кубрика все еще доносился зудящий го­лос шкипера:

— Зачем такой молодой человек хочет замерз­нуть?

— Разве у красивого Алексея нет невесты, ко­торая его ждет?

— Неужели у Алексея вместо сердца стеклян­ный поплавок и ему не жалко боцмана?..

Алексей сбегал в камбуз, укутал боцмана па­русиной, пододвинул к нему корзину с углем, чайник с водой, пачку галет.

— Управитесь без меня, товарищ боцман?

— Управлюсь, Алеша. Отдать носовые! Слева по носу неизвестное плавсредство!.. — У него на­чался бред.

Прибежав обратно к носовому кубрику, Алек­сей увидел, что «рыбаки» успели выдавить стекло в иллюминаторе и .стараются сбить запор рей­кой, сорванной с потолка.

— Отставить! Вниз! — крикнул Алексей. Прошла вторая ночь. Минул второй день.

Шторм все еще неистовствовал. Палуба «Хризан­темы» стала горбатой ото льда, по ней нельзя было ходить. Обжигая на морозном ветру руки, Алексей с великим трудом протянул от кубрика к камбузу обледенелый трос, закрепил конец и ходил, держась за него.

Чтобы нарушители не смогли выломать дверь, он подпер ее обрушившимся фока-реем, навалил около якорь-цепь. Пищу передавал японцам че­рез иллюминатор, туда же вместо угля совал из­рубленную обшивку фальшборта.

— Ремонт шхуны за мой счет! — отвечал он на протесты шкипера.

Третья ночь прошла для Алексея, как в угарном сне. Он почти не чувствовал ни рук, ни ног. Губы задеревенели, обмороженные щеки облупи­лись. Все лицо опухло от холода.

Но он все ж таки смог, как положено по ус­таву, отрапортовать капитану 3 ранга, когда тот пришел к острову на вызванном из отряда ледо­коле «Бесстрашный»...

— Такая вот история, — закончил свой рассказ Баулин.

— Что же вы сделали с «Хризантемой» и ее командой?

— Мы лично ничего не делали. Мы только от­буксировали ее в Н-ск,— сказал Баулин.— Шкипера судили там за шпионаж. А «Хризан­тему» конфисковали. Документов ведь на ней никаких не было. А если б и были — какой вла­делец признается, что это он посылал шхуну со шпионским заданием?

Капитан 3 ранга помолчал.

— Документов не оказалось, владелец не при­знался, а кто хозяин — яснее ясного: дельфины к нам шары-разведчики не засылают... Да, я за­был сказать, до того, как мы ее задержали, «Хри­зантема» успела-таки выпустить два шарика. Их подбили наши истребители над районом... Сло­вом, они летели к району, фотографии которого мы вовсе не намерены дарить кому-нибудь на па­мять.