"Кукушеньки" - читать интересную книгу автора (Айрис Канна)

Ирина Игоревна Ильина
Кукушеньки

В шесть утра из мобильника раздалось противным гнусавым голосом:

— И жили они потом долго и счастливо и умерли в один день.

Я проснулась: "Что это за "доброе утро" в воскресенье?" — подумала возмущенно. Странно! Вставать в такую рань совсем не хотелось, но звук работающей кофемашины и запах кофе вытащили меня из постели. "Еще странней, кто бы это мог быть? Мама уехала, мужа я в очередной раз выгнала… Кто это?" Осторожно ступая, пробралась на кухню. Никого! На столе на перламутровых подставочках две чашечки кофе, вернее, одна с ароматным дымящимся кофе, вторая уже пустая! И никого! Кофемашина продолжала тихонько бурлить. Обычно я утром выпиваю сразу две чашки. "Муж вернулся? Нет, я же в этот раз и ключ у него забрала! Кто это?" — мысли носились в броуновском движении. Я еще не решила, что мне делать — пугаться, просто удивляться или не обращать внимания. "Для начала — кофе", — подумала, пододвинула табуретку, села и с грохотом оказалась на полу. Услышала гнусный смешок и гнусавый, слегка надтреснутый голос:

— Кукушеньки! А дальше, дальше-то что будет!

Подскочив на ноги, огляделась: никого, перевернутая табуретка валялась на полу рядом. Стало немного не по себе. "Что же это такое?" — подумала я, взяла со стола чашечку и попыталась отхлебнуть. Кофе, почти кипящий, выплеснулся мне на грудь! Какое счастье, что я напялила этот толстый махровый халат, иначе точно был бы ожог! "Да что же это такое, — тоскливо подумала я, — что же делать? Куда бежать?" В ответ этим мыслям раздалось все так же гнусаво:

— Беги, не беги, не убежишь.

И на меня вылилась вода. Целое озеро воды! Я, схватив ключи, бросилась в подъезд и затарабанила в двери соседям сверху:

— Откройте! Вы заливаете меня! Вода льется обвалом, — орала я.

Заспанная соседка удивилась:

— Где заливаем? — пролепетала испуганно.

— В кухне вода льется рекой, видите, — я развела руки, показывая свои мокрые волосы и халат.

— Да, да, мы сейчас посмотрим, проходите, — она широко распахнула дверь.

Но в кухне было совершенно сухо. Я спустилась к себе. Никаких следов воды, зато — дымились розетка и кофемашина. Следом прибежал соседкин муж.

— Да у вас сухо, у вас — пожар, — заорал он, и вылил остатки кофе из моей чашки на кофемашину.

Та громко фыркнула и загорелась синим огнем.

— Пожарных, вызывайте пожарных, — прокричал он и понесся к себе.

Через две минуты я услышала, что они с женой бежали вниз, волоча за собой что-то, видимо, большое и тяжелое.

Судорожно набрала ноль один. Из трубки донеслось гнусаво:

— И жили они долго и счастливо и умерли в один день.

Набрала ноль два — то же самое. Я набрала ноль три. Приятный женский голос произнес:

— Не волнуйтесь, высылаем психбригаду по вашему адресу.

— Как психбригаду? Я же еще ничего и не сказала!

— И жили они долго и счастливо и умерли…

Не дослушав наглый гнусавый голос, быстро оделась и выскочила из квартиры. Возле подъезда столпились соседи. Они тревожно поглядывали на мое кухонное окно и переговаривались:

— Что же она не выходит? — спрашивала одна.

— Где же пожарная бригада?! — возмущалась другая.

— Почему же дыма не видно? — удивлялась третья.

Я прошла сквозь плотные ряды, расталкивая и наступая им на ноги, но меня не заметили. Навстречу неслась пожарная машина с диким трезвоном сирены. Я попыталась сделать шаг в сторону — невидимая стена, в другую, тоже!

— Кукушеньки, — пропел гнусавый голос.

Пожарка была уже так близко, что сквозь лобовое стекло светилось испуганное лицо водителя. Я поняла: он старательно давит на тормоз, но машина не останавливается! Вокруг было нечто, тогда я изловчилась, подпрыгнула и схватила ветку дерева над головой, оттолкнулась от земли и взмыла вверх. Когда приземлилась обратно, пожарка скрипела тормозами около подъезда, а из окна кухни появился легкий дымок. Немного посомневавшись — а не вернуться ли, решила, что надо уходить. Невесть что наступало мне на пятки.

Пошла в церковь. Подходя к ближайшей, обнаружила широченнейший ров через всю дорогу, около следующей прорвало горячую воду, в третьей — был ремонт и во внутрь не пускали.

"А не поесть ли мне?" — пришла неожиданная мысль. Вошла в первое попавшееся в кафе. Там все было тихо и пристойно. Я поела, выпила кофе, закурила долгожданную сигарету и подумала: "Как хорошо!". "Да, вкусно", — ответил мне спокойно все тот же гнусавый голос. И опять рядом никого! Теперь я почувствовала страх. "Что это со мной? Кто это? И за что это?" "Слишком много вопросов. А отвечать я вообще не собираюсь", — прогнусавил мой преследователь. Я сидела в кафе так долго, как не позволяли приличия. Ушла, когда официантка спросила:

— Вы поели три часа назад, может уже пора пообедать?

— Нет, нет, — отказалась я, — спасибо, я тут у вас совсем засиделась.

За порогом знойное солнце плавило асфальт. Даже птицы молчали. Я в раздумье смотрела перед собой, а в голове крутилась мысль: "Куда? Домой?"

— Попробуй, — ответил гнусавый.

"Нет, домой нельзя", — поняла я. Поплелась под палящими лучами вглубь старого парка. Там есть такие деревья, что обязательно будет тень. Услышала шаги за спиной. Оглянулась — никого. Вот и тенистые аллеи с лавочками и небольшими альпийскими горками. Выбрав уютное местечко, где тень погуще, присела. Тяжелая дубовая доска проломилась подо мной, ушибив мне ногу. Снова — гнусавый смешок. Тогда я, как хороший спринтер, бросилась сквозь парк к реке. Неслась во весь опор. Казалось, другие думают медленней, чем я бегу. Ощущая крылья за спиной, не заметила препятствие и сбила с ног старую цыганку. Та тут же заверещала:

— Сумасшедшая, смотреть надо! — вдруг успокоившись, потребовала, — дай погадаю!

Лежа рядом с ней на траве, протянула цыганке руку, та, едва взглянув, заголосила:

— Бедная дитя, бедная! Не войдешь в свой дом, не найдешь друзей, за тобой Оно!

Цыганка закрутилась на месте юлой и исчезла с протяжным воем. Я поднялась и медленно пошла дальше. Речки не было, и парк стал похож на густую лесную чащу, под ногами — бурелом, сухие ветки с треском ломались, и я все время рисковала провалиться вниз, но что-то все-таки меня удерживало. Наконец, впереди забрезжил свет, потянуло дымком костра. Я вышла на поляну, там расположился цыганский табор. Костер горел посредине, вокруг с бубнами в руках носились в диком танце молодые цыганки, развевались яркие разноцветные юбки, чуть поодаль курили самокрутки старухи, дети выглядывали из стоящих с краю кибиток, а кони паслись среди молодых деревьев. Идиллическая картина вызвала в душе робкую надежду на спасение, но, заметив меня, цыгане похватали детей, старухи впряглись в повозки, а парни рубили канаты, которыми были стреножены кони. Через несколько секунд о бывшем здесь недавно таборе напоминал только потухающий костер. Я бежала следом с криками:

— Я, как же я! Возьмите меня!

В ушах свистел ветер, да хихикал гнусавый. Выбежав из леса, оказалась на берегу реки прямо перед мостом, далеко на середине которого, колыхались в беге лошади, цыгане и их кибитки. Медленно, из последних сил, вползла на мост.

— Кукушеньки! — произнес противный, пугающий, гнусавый голос.

Я упала на асфальт. Последние силы оставили меня. "Лучше умру здесь", — решила я, но неожиданно пешеходная дорожка моста понесла меня, как лента эскалатора вперед. Обрадовалась — это было спасение. Однако, ровно на середине, дорожка остановилась, подбросила меня вверх и сбросила с моста. Я пыталась схватиться за опоры, но дотянуться не смогла! "Все, теперь точно конец", — подумала я, пытаясь перевернуться в воздухе и войти в воду ласточкой. Глумился и хохотал голос:

— Я победил, я победил! Кукушечки, я тут, ура!!!

И сразу услышала недовольно-гнусавое:

— Кыш, не сметь, кыш, не мешать!

Возле меня кружились два серых воробья. На крики они не обращали внимания. Может, и не слышали вовсе? Вот один изловчился и схватился за тренчик моих брюк, второй — за бретельку топика. Я зависла в воздухе. Воробьи, размеренно работая крыльями, вынесли меня на берег, уложили на теплый песок.

— Спасибо, милые! — воскликнула я.

— Рано радуешься, — со змеиной ненавистью произнес гнусавый.

Воробьи не удостоили ответа ни меня, ни его, но, взлетая, один из них послал "привет", и я увидела, как этот "привет" серой жижей обтекает что-то прозрачное и несуществующее.

— Вот, гады — завопил гнусавый.

Растекающееся в воздухе пятно, колыхаясь и подпрыгивая, переместилось к реке, раздался всплеск, во все стороны полетели брызги. Я же решила воспользоваться случаем и убежать. Уже вечерело. На выходе из пляжа вся стоянка была заполнена свободными такси. Сев в первую же машину, сказала:

— В город.

— Точнее, — спросил водитель, поворачивая ключ.

— Потом, по дороге.

Я чувствовала, что ехать домой — рано, и оказалась права. Еще в машине ощутила на плече влагу, потом гнусавый произнес:

— Сбежать надумала, я — везде, — и захихикал.

Я же, сидя на заднем сидении машины, мчащейся в город, тихо плакала.

— Куда, все-таки? — потребовал водитель.

— К ночному кинотеатру, — ответила я.

— Не поможет, — хихикнул гнусавый.

В зале было полно народа. Потух свет, я тихо ела кукурузу, как вдруг, ведерко с попкорном вырвалось из рук, сделало сальто в воздухе и просыпалось на мою голову золотым дождем. Мне стало плохо. Начался фильм, но я не слышала ни слова, не понимала, где происходит действие, что делается на экране. Смотрела и не видела, слушала и не слышала, думала и не мыслила! Голос за кадром произнес несколько гнусаво:

— И жили они потом долго и счастливо и умерли в один день, — и гнусно захихикал.

Меня пробрал мороз, оглянулась по сторонам — народ, счастливо улыбаясь, покидал свои места, строем перетекая к дверям. Я пошла за всеми. Надпись "Выход" горела ярким призывным огоньком. Широкая толпа, приближаясь к ней, суживалась, вытягивалась и просачивалась в двери тонкой змеиной шеей. Разноцветные головы создавали удивительный чешуйчатый беспорядочный рисунок все той же змеиной кожи. Все тот же гнусавый голос произнес мне в ухо:

— Кукушеньки!

Каким-то странным образом я оказалась последней в длинной очереди на свободу, передо мной шушукались две девчушки, в очень узких, низко посаженных и коротких шортиках, так, что наколки в области крестца были видны, коротких топиках бюстье, с трехцветными стрижками, подбритыми над ушами. Ровный загар переливался теплым коричневым цветом на упругой коже спортивных, мускулистых тел. Казалось, им лет по четырнадцать. Я подумала: "Велосипедистки? Как матери отпускают таких маленьких девочек на ночные сеансы?" Будто в ответ моим мыслям, они оглянулись. Я увидела старческие, густо морщинистые беззубые лица с блеклыми потухшими глазами, ритмично подрагивающими подбородками. Они сделали прыжок в мою сторону, я инстинктивно отшатнулась. Рассмеявшись наглым, одна — почти детским звонким, вторая — старческим дребезжащим голосами, они нырнули в дверь и растворились в ночи. Переведя дух, пошла следом. Прошла через одни двери и вторые закрылись перед моим лицом, я повернулась обратно, но и те двери закрылись. Оставшись одна в узком междверном пространстве, я уже даже не испугалась. Так устала от этой погони, устала убегать, прятаться и все равно оказываться в безвыходном положении! По стене медленно сползла вниз, села на пол совершенно без сил и тихо заплакала.

Слезы быстро заполнили узкое пространство, я почувствовала легкий толчок волны о подбородок. "Недолго и утонуть", — подумала и встала. Это не помогло — слезы продолжали прибывать и прибывать и снова добрались до лица. Я встала на цыпочки, вытянула шею, стараясь держаться над слезами, но появилась новая волна и накрыла меня с головой. "Неужели, утону?" — подумала я, и тут открылись наружные двери. Бурный поток подхватил меня, вынес наружу. Одинаковые девочки- старухи держались за двери и надрывно хохотали, показывая на меня пальцами. Поток подхватил и их, и вот уже втроем мы неслись в горькой волне.

— А зачем вы загримировались? — спросила я старух.

Или девочек? Не знаю. Они фыркнули в ответ, нырнули и уплыли от меня далеко вперед, навстречу резвящимся акулам. Едва увидев акул, я решила, что лучше утонуть, чем быть съеденной заживо, выпрыгнула высоко вверх, сделала сальто и ушла на дно. Там закрыла глаза и перестала дышать и плакать. Сильное течение сразу ослабло, и я оказалась на суше — слезы высохли. Акулы, быстро работая плавниками, пытались догнать последние капли влаги. Девочки-старушки бежали ко мне и кричали:

— Сейчас же заплачь, они могут погибнуть.

Я честно пыталась заплакать, но у меня не получилось. Была глубокая ночь, высокое небо смеялось во всю кривым полумесяцем, подмигивало редкими облаками и сверкало веснушками звезд. Все было прекрасно, но я знала, что оно где-то рядом. И не ошиблась!

— Кукушеньки, — гнусавый, надтреснутый голос всколыхнул испуг и погнал меня в ночь. Я бежала темными пустыми переулками мимо огромных домов с раззявленными ртами подъездов, мимо пустых скверов и парков. Я бежала и все не могла добежать до собственного дома. Он оставался на два квартала впереди. Из-под каблуков летел гравий, с деревьев сыпалась под ноги труха, громом раздавался стук моих шпилек, я видела подъезд, а добежать не могла. Наконец в изнеможении упала на газон, стучала кулаками по траве, брызгала слюной и орала:

— Помогите, спасите! Караул, люди!

Но вокруг звенела тишина. Ни одно окошечко не зажглось, не открылось. Помощи не предвиделось. Отдышавшись и несколько успокоившись, я медленно поднялась на ноги и шагнула в сторону дома, один шаг и подъезд, к которому я не могла добежать битый час, рядом!

Вошла в темный провал двери. Тишина взорвалась знакомым голосом. Он вещал:

— Как только дверь откроешь, как только шаг в квартиру…

Что произойдет в квартире, я не услышала: родные двери распахнулись сами, и я вбежала во внутрь. Щелчок выключателя — света нет! Второй выключатель — света нет! Нет света, нет спасения! Это конец! Он догнал меня. Противный гнусавый голос.

В кромешной тьме, уставшая, пробралась к дивану в зале, легла, натянула шерстяной плед до подбородка и стала ждать. Вспыхнул яркий свет, в испуге зажмурилась.

— С днем рожденья тебя! — громко, не в лад, разными голосами заорало вокруг.

И тут я вспомнила: в жизни случаются праздники! Например — дни рожденья. Так это был мой день рожденья!


26.07.2010