"Россия, которую мы сохранили" - читать интересную книгу автора (Любовский Максим)Перестройка ПирамидыВся история советского периода развития российского общества убедительно показывает, что после потрясений Революции и Гражданской войны в России восстановилась традиционная пирамида власти. Процессы, проходившие в Советском Союзе в это время, идеально отвечают всем признакам Азиатского общества. Коммунистическая партия, осуществлявшая контроль за всеми сторонами жизни общества, не являлась политической партией в общепринятом понимании, а представляла из себя «орден меченосцев», по меткому определению Сталина. Руководство и в партии, и в государстве, и в обществе осуществлялось исключительно силовыми, командно-административными методами, под постоянной угрозой привлечения карательных органов при решении практически всех вопросов. ВЧК/НКВД/МГБ/КГБ играли определяющую роль в проведении всех государственных мероприятий, начиная с 1917 года. Коллективизм и равенство всех и во всём были господствующей государственной идеологией. Требование любви к социалистической Родине возникло уже с первых дней власти большевиков и постоянно усиливалось со временем, быстро получив приоритет над стремлением к мировой революции. Излишне говорить, что руководство всей экономикой и всеми остальными областями жизни государства и общества осуществлялось из единого центра, при помощи разветвленной бюрократической структуры, на основе проведения команд сверху вниз. За 73 года руководящей и направляющей роли Коммунистической партии в обществе имели место как минимум четыре кризиса власти. Каждый из них практически идеально попадает под общее описание кризиса Азиатской системы. В каждом случае новый лидер партии, по стечению обстоятельств попавший на вершину власти (Никита Хрущев и Леонид Брежнев явно были выбраны на этот пост из расчёта, что они окажутся послушными и легко управляемыми фигурами), устраивал основательную перетряску людей на всех постах сверху донизу. Каждый раз вносились существенные изменения в партийную идеологию, и каждый раз Пирамида практически мгновенно перестраивалась и приспосабливалась к новым условиям, выталкивая из себя консерваторов, не принимающих перемены. Каждый следующий лидер системы подвергал критике достижения предыдущего и начинал свою деятельность с разоблачения его ошибок. (Сталин, правда, не отвергал Ленина, но, зато, физически уничтожил всех его и бывших своих соратников). Система государственного принуждения и подавления была развита до высочайшего уровня при любом из Генсеков. Равноправие и коллективизм поощрялись и насаждались государством. (Административно-командная система советского общества очень подробно описана в работах Гавриила Попова времён перестройки). Таким образом, можно утверждать, что к началу 80-х годов XX века Советский Союз подошёл, имея практически идеальную азиатскую систему устройства общества. Существует много суждений о том, насколько реформы, начатые в 1985 году Михаилом Горбачевым, получившие известность как «Перестройка» и приведшие, в конце концов, к развалу Коммунистической партии и Советского Союза, были неизбежны. Многие политологи и в России и за рубежом объясняют необходимость реформ экономическими и военными причинами: появлением на Западе компьютерных технологий, развитием программы Стратегической Оборонной Инициативы, упадком советского сельского хозяйства, общим технологическим и военным отставанием советской экономики от западной. Однако, все эти причины, верно показывая общую неэффективность советской системы управления, не отвечают на вопрос, почему же реформы были неизбежны. При всех экономических, военных, социальных и других Проблемах, стоявших перед советским обществом к началу 80-х, государство оставалось вполне стабильным. В обществе не было заметно никаких явных признаков кризиса. Обладание ядерным оружием гарантировало Советский Союз от возможного военного вмешательства в его внутренние дела и обеспечивало его влияние на окружающие страны. Экономика, хоть и отставала от экономики развитых Западных стран и была существенно затратной, но, тем не менее, имела небольшой постоянный положительный прирост. Уровень жизни большинства людей был существенно выше, чем в предыдущие 20-30 лет. Практически непроницаемый «железный занавес» не давал людям возможность оценивать свою жизнь по западным стандартам, а сравнение с уровнем 1913 и 1940 годов ярко демонстрировало улучшения в жизни советского народа. Таким образом, хотя в советском обществе существовало множество скрытых противоречий, накопившихся за брежневский период, можно утверждать, что в начале 80-х годов в Советском Союзе не было никаких видимых причин, требовавших немедленных кардинальных реформ. Если бы советская медицина могла продлить жизнь Леонида Брежнева, то и вся система вполне могла просуществовать еще долгое время без сколько-нибудь существенных изменений. Почему же Михаил Горбачев, став Генеральным Секретарём ЦК КПСС, начал столь коренные перемены? Теория борьбы за власть в Азиатском обществе показывает неизбежность более или менее радикальных реформ на начальной фазе правления любого нового лидера системы. За годы правления Брежнева, позднее названные «застойными», в системе распределения власти происходило очень мало изменений. Люди, занявшие важные посты в партийной и государственной иерархии после смещения Никиты Хрущева в 1964 году, в основном продолжали оставаться на своих местах во все последующие годы. Новому поколению политиков, выросшему за 20 лет, с большим трудом удавалось подниматься к новым ступеням власти. В это же время, научно-техническая революция резко ускорила развитие производства, средств связи, транспорта и, тем самым, привела к быстрому изменению общества, создавая множество новых противоречий, которые не находили разрешения в старой системе властных отношений. Сложилась ситуация, когда общество было готово к переменам, возник слой молодых политиков, стремящихся продвинуться вверх и увеличить свою власть, но необходимые для этого изменения в системе сдерживались старой верхушкой. В Азиатском обществе (особенно в Советской его разновидности) какие бы то ни было преобразования могли быть начаты только сверху. Любая попытка ввести изменения, даже на уровне третьего-четвертого слоев партии, была бы неизбежно подавлена и инициаторы её полностью отстранены от власти. Поэтому новому поколению политиков необходим был новый лидер, и именно их поддержка привела на пост Генерального Секретаря ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева в марте 1985 года. Позднее, в конце Перестройки, отвечая на обвинения в стремлении сосредоточить в своих руках слишком большую власть, Михаил Сергеевич не раз говорил, что в 85-м году у него в руках была вся власть, и что если бы он действовал лишь из стремления к личной власти, то он попросту вовсе не начал бы реформы. В действительности это было не совсем так. Формально власть Генерального Секретаря была, действительно, огромной и ничем не ограниченной. Но, в то же время, она не определялась никакими конкретными законами и соглашениями, а базировалась исключительно на его положении и связях в бюрократической Пирамиде. Была ли реально власть Генерального Секретаря КПСС в начале 80-х так велика, как это пытался представить Михаил Сергеевич? Очевидно, что последние несколько лет своей жизни, будучи серьёзно больным человеком, Брежнев, уже по состоянию своего здоровья, не мог уделять много внимания государственным делам и сколь-нибудь серьёзно контролировать бюрократическую Пирамиду. В плане принятия важных государственных решений аппарат был в основном предоставлен самому себе, вырабатывая собственные связи, группы интересов и методы решения возникающих конфликтов. Реальная власть Генерального Секретаря (и, видимо, всего официального Руководства, так же состоящего из людей преклонного возраста) к началу 80-х существенно сократилась. Попытка Андропова восстановить контроль была очень кратковременной и не могла существенно изменить положение дел. При Черненко тенденция к ослаблению поста Генерального Секретаря только усилилась. Именно этот сильно ослабленный пост унаследовал молодой и амбициозный политик — Михаил Сергеевич Горбачев. Член Политбюро с 1982 года, Михаил Горбачев, будучи правой рукой Андропова в его попытках преобразования системы, сделал очень быструю карьеру до второго человека в партии. Но всё равно, к началу 85-го года он всё ещё оставался новичком среди людей, состоявших в высших эшелонах власти не одно десятилетие. У каждого из них были налажены обширные и устоявшиеся связи в более низких слоях партийной и государственной бюрократии. По существу, власть в государстве была поделена между старыми (в прямом и переносном смысле) членами Политбюро, и вряд ли они готовы были передать её новому молодому лидеру и ограничить тем самым своё влияние. В этом смысле, даже став Генеральным Секретарём, Горбачев оставался даже не первым, а младшим среди равных. В обществе, где все умеют читать между строк, слышать недосказанный смысл в официальных заявлениях и считать голоса в традиционном единогласном голосовании, слабость позиции нового Генерального Секретаря была прекрасно известна партийной и советской бюрократии. Михаил Сергеевич явно кривил душой, когда утверждал, что имел абсолютную власть в 1985 году. Поведение Горбачева на завершающем этапе Перестройки, когда до самого последнего момента он не хотел упускать власть из своих рук, пытался сохранять влияние КПСС и опираться на неё; его разрыв с соратниками, настаивавшими на более радикальных реформах; его речь о социалистическом выборе даже после возвращения из Фороса в августе 91 года — всё это говорит о том, что начиная реформы, Михаил Сергеевич не собирался разрушать доставшуюся ему в наследство систему «до основания», а только хотел приобрести контроль над ней. Видимо, желание сделать свою власть реальной верховной властью было одним из основных стимулов, руководивших его действиями на начальном этапе Перестройки. Что же мог предпринять новый Генеральный Секретарь, чтобы отобрать власть у старого аппарата партии и сосредоточить её в своих руках? Видимо, у него был выбор одного из двух вариантов. Первый — прибегнуть к силовым методам и, оперевшись на аппарат КГБ (в котором тоже собралось много людей, желавших перемен), обвинить своих главных соперников в коррупции, отступлении от социалистических идеалов, предательстве Родины, провести серию показательных судебных процессов и начать быструю силовую замену людей во всех партийных и государственных структурах. Этот путь, естественно, должен сопровождаться ужесточением контроля за всем обществом. На этом пути достиг своей власти Сталин, и, видимо, этим путём начинал идти Андропов с его громкими процессами о коррупции и патрулями на улицах Москвы. Второй способ избавиться от контроля верхушки аппарата — это подорвать его влияние на общество снизу, изменив идеологические установки, на которых основывалась старая власть. Для этого надо представить обществу все старое руководство как неэффективное, искажающее пути к социализму, не заботящееся о благе народа и начать реформы, в ходе которых передать больше власти своим людям. В отличие от первого пути, при котором власть аппарата над обществом усиливается, во втором варианте новый лидер сознательно расшатывает Пирамиду, ослабляет налаженные связи внутри аппарата, показывает обществу ошибки руководства, чем неизбежно ослабляет контроль аппарата над обществом. Хотя с самого начала Перестройки было распространено мнение, что Горбачев был ставленником Андропова и продолжил его политику, это, видимо, не так. Горбачев действительно продолжил борьбу Андропова за расширение власти Генерального Секретаря, но он пошёл по другому пути. Это, видимо, было следствием разницы в возрасте, образовании и жизненном опыте. Горбачев, как представитель поколения шестидесятников, имел другую шкалу ценностей, чем Андропов, выросший в годы революции. Кроме того, Андропов, будучи долгое время шефом КГБ, имел обширные связи в этом учреждении, которых не было у Горбачева. О том, что реформы были борьбой нового лидера за контроль над государственным аппаратом, а не продуманным планом демократизации общества, свидетельствует то, что Перестройка сначала была не «перестройкой», а только «ускорением» и «гласностью». Горбачев и его окружение, тоже пришедшее в Политбюро при Андропове (Лигачёв, Рыжков), не выступили с планами глобальных изменений в государственной структуре, идеологии, политике. Они также не пошли на резкое обострение обстановки и на открытую борьбу за власть. Цель реформ они формулировали как преодоление «застоя» брежневского периода, ускорение развития экономики (естественно, на социалистической основе), повышение обороноспособности. Такая постановка задачи предполагала омоложение руководства общества, замену людей приведших к застою в прошлые годы и, в то же время, обещала поддержку реформам со стороны народа и его давление на старый аппарат. Важным орудием в борьбе с брежневской бюрократией явилась гласность. Приподнимая завесу секретности над действиями аппарата, Горбачев тем самым лишал систему одной из её основ — неподконтрольности чиновников на верхних ступенях Пирамиды обществу. Гласность внесла дополнительный дестабилизирующий фактор в работу аппарата власти. Таким образом, все начальные действия Перестройки были направлены, скорее, на обуздание аппарата его новой верхушкой, чем на реальную перестройку всей системы. В свете этого предположения «антиалкогольная компания» — самое первое дело реформаторов, вызывающее сейчас серьёзную критику за непродуманность и тяжёлые последствия для экономики — находит логическое объяснение. Зная распространённую среди всех слоев брежневской бюрократии традицию к коллективным застольям и поведшуюся ещё со сталинских времён привычку аппаратчиков снимать стресс с помощью алкоголя, было очень удобно использовать лозунги борьбы с пьянством для избавления от наиболее закостенелых приверженцев старой системы. Резкая смена отношения к алкоголю позволяла легко определить, насколько каждый конкретный аппаратчик готов подчиниться командам сверху, своеобразным тестом «свой — чужой». В этом смысле антиалкогольная компания попадает в один ряд с бритьём бород в петровские времена и с рабочими косоворотками времён диктатуры пролетариата. Однако, сопротивление системы оказалось гораздо сильнее, чем можно было предполагать вначале. В течение первых трех лет Перестройки в обществе сохранялось внешнее единство. Все единогласно поддерживали и ускорение, и гласность, и перестройку экономики. Но такое единство скорее и свидетельствовало о пробуксовке реформы, сохранении власти в руках аппарата. Когда Борис Николаевич Ельцин, тогда Первый Секретарь Московского горкома КПСС, осенью 1987 года попытался ускорить события и, нарушив внутренние правила игры, вступить в открытую конфронтацию с аппаратом, он был мгновенно изгнан в духе лучших коммунистических традиций. Первая реальная попытка открытого противодействия реформам произошла лишь спустя 3 года после их начала, в марте 1988 в виде известного письма Нины Андреевой, так называемого «манифеста антиперестроечных сил», призывавшего сохранить идеологию и методы сталинского руководства. Такая вязкость системы, когда она не оказывает видимого сопротивления, но и не отдаёт своей власти, заставляла Горбачева идти всё дальше и дальше в деле развития гласности, демократизации общества, разрушения старых властных отношений. После трёх лет Перестройки, даже после того, как ему удалось сменить большинство членов брежневского Политбюро, Горбачев все равно не мог чувствовать свой полный контроль над событиями. Люди, бывшие в начале реформ его главными помощниками (как, например, Лигачёв и Рыжков), постепенно перешли в оппозицию к Генеральному секретарю и возглавили консервативное крыло в партии, противодействуя дальнейшему усилению этого поста. На смену отстранённым аппаратчикам приходили новые, но вновь принадлежащие к той же системе, поддерживающие старые связи за счёт единой власти центра. Так, Борис Ельцин, вспоминая о своих попытках реформировать Московскую парторганизацию, писал, что в большинстве райкомов секретарей приходилось менять по два-три раза, чтобы добиться какого-либо изменения в ходе дел. События XIX партийной конференции ясно показали, что, несмотря на то, что Горбачеву удалось отстоять общее направление на реформы в обществе, государственно-партийный аппарат оставался достаточно силён и по-прежнему контролировал всю власть в стране, в том числе, проведение в жизнь всех решений Политбюро и самого Генсека. В этих условиях Горбачев решился на перенос центра реформ из области экономики в область политики. Главной функцией аппарата, обеспечивавшей его силу, являлась возможность назначать людей на все руководящие посты в государстве. Единственным способом обойти партийный аппарат и организовать проведение власти независимо от него, было создать параллельную структуру на новой основе. Такой структурой, по замыслу «архитектора Перестройки», должны были стать выборные органы Съезда Народных Депутатов и, затем, новые советы депутатов в республиках и на местах. Выборы, проведённые в марте 1989 года по новому закону, явились, несомненно, переломным моментом в ходе Перестройки и показали, что расчёт их организаторов вполне оправдался. Наиболее консервативные силы партии потерпели сокрушительное поражение. В то же время, подавляющее большинство вновь выбранных народных депутатов, не имевших больших связей со старым аппаратом и своей организации, было вполне готово беспрекословно воспринимать указания нового руководства, тем самым образуя пирамиду, альтернативную старой партийной, на которую Горбачев мог опереться для проведения своей власти в обществе. I Съезд Народных Депутатов СССР, открывшийся в мае 1989 года, стал «звёздным» часом Михаила Горбачева. Весь съезд прошёл строго по его сценарию, создав подконтрольные лично ему органы власти, выбрав его Председателем Президиума Верховного Совета и, таким образом, придав выборную легитимность его верховной власти. Теперь его власть не зависела исключительно от воли партии, но формально базировалась на воле Съезда и на «выборе народа». При возникновении открытого противостояния, аппарат партии уже не мог сместить Генерального Секретаря простым голосованием в ЦК, как это было проделано с Никитой Хрущевым. Казалось бы, что после трёх лет борьбы, Горбачев достиг желаемого результата. Он имел независимую от старого партийно-государственного аппарата структуру для проведения своей власти, практически монолитную народную поддержку, уважение и даже любовь за рубежом. В таких условиях лидер любого западного демократического государства чувствовал бы себя абсолютно неуязвимым и способным проводить самые радикальные реформы. Однако, оказалось, что это была наиболее высокая точка в карьере Горбачева. Начиная с 1990 года, ситуация в стране и положение её лидера только ухудшались. Новые, структуры, созданные Горбачевым, не работали. Их деятельность способствовала больше возникновению конфликтов в обществе, чем их разрешению. Почему же не сработал план Горбачева? Почему, с блеском переиграв бюрократический аппарат партии, воспитанный Сталиным, и вырвав у него власть, Горбачев не смог воспользоваться ей и удержать её? Как мы видели, основой Азиатской системы является способность государственного аппарата проводить команды руководства сверху вниз. Более низкие органы власти обязаны беспрекословно воспринимать распоряжения от более высоких инстанций и передавать их на следующий уровень вниз по Пирамиде. Те же органы контролируют и исполнение своих команд. В большой степени такая структура власти похожа на военную, однако, в отличие от последней, она не регулируется чёткими уставами и законами. Встав на путь подрыва влияния партийного аппарата через создание параллельной выборной властной структуры, Горбачев, тем самым разрушил основу основ функционирования всей системы. Старая партийная пирамида и возникающая новая советская вступили в неизбежную борьбу за влияние, разрушая стройную, налаженную систему, в которой каждый знал, откуда надо получать указания, кому их передавать и перед кем отчитываться. Неопределённость властных отношений возникла даже на самых верхних уровнях власти. Министры, которые раньше всегда утверждались в аппарате ЦК КПСС, которые твёрдо знали, что существует отдел ЦК, курирующий их отрасль и являющийся им высшим судьей во всех жизненных конфликтах, вдруг были вызваны на Верховный Совет для их утверждения в занимаемой должности. Сама необходимость отчитываться перед людьми, которые по всем понятиям советской иерархии находились на гораздо более низких уровнях общества, чем сами министры, уже вносила неоднозначность в систему управления. Кроме того, несколько министров не были утверждены на своих постах, что уже реально ставило вопрос об изменении всей системы власти в советском обществе. Такая же неоднозначность возникала и на более низких уровнях. Если раньше Секретарь обкома, райкома, горкома партии имел неоспоримую власть над председателем соответствующего исполкома Совета, то теперь прошедший через выборы советский лидер мог вполне противостоять давлению партийного аппарата. В главных центрах России — Москве и Ленинграде — и вовсе были выбраны представители зарождающейся демократической оппозиции, открыто отрицающие руководство Коммунистической партии и проводящие независимую политику. До сих пор, вся жизнь общества во всех областях человеческой деятельности определялась «решениями партии», проводимыми через её бюрократическую структуру. Теперь, с возникновением параллельной системы власти, этот способ управления обществом начал давать сбои, приводя ко всё большему беспорядку во всех сферах общественной жизни. Реформы в экономике вылились в противоречивые законы о хозрасчёте, о государственном предприятии и о кооперации, которые ослабили всегда существовавший абсолютный контроль аппарата над производством и распределением. Руководители государственных предприятий и, особенно, кооператоры получили множество возможностей перевода ранее недоступных безналичных денег в зарплату, раскручивая скрытую инфляцию. Ослабление контроля центра за расходованием средств и материалов, установлением цен на готовую продукцию привело к нарушению связей между предприятиями и нарастающему снижению производства. Гласность, начавшись с освещения злоупотреблений брежневского периода, расширялась в обе стороны во времени. Постепенно для критики открывались как времена Хрущева, Сталина, Ленина, так и, во всё большей степени, борьба внутри современного руководства. С возникновением параллельных органов власти появились средства информации, вовсе неподвластные партийному контролю. Уже независимо от желаний инициаторов Перестройки, Гласность переросла в Свободу Слова. При ослаблении тотального контроля за обществом, былое монолитное единство и единогласность стали быстро разрушаться. Параллельно старым общественным организациям, тесно связанным с КПСС и контролируемым ею, таким как комсомол, профсоюзы, ДОСААФ, и т. п., стали возникать так называемые «неформальные объединения» — организации, создающиеся без участия государственного аппарата и совершенно независимые от него. Кроме того, начали вскрываться старые противоречия, десятилетиями подавлявшиеся коммунистическим руководством. Национальные проблемы, социальные противоречия, при отсутствии подавляющей их силы, стали выливаться в разрастающиеся кровавые конфликты и повсеместный рост преступности. При этом надо помнить, что система законов, созданная при коммунистическом руководстве, никогда не была предназначена для разрешения реальных конфликтов. Единая бюрократическая пирамида заменяла систему действующих законов, судей и адвокатов. Все споры и противоречия разрешались или подавлялись внутри этой системы. Отказ от силовых методов проведения власти в обществе и создание параллельных структур привели к тому, что расшатывание старых механизмов управления шло гораздо быстрее, чем создание новой системы законов, которая могла бы заменить бюрократическую пирамиду в разрешении конфликтов. Горбачев, выдвинув идею демократизации как способ разрушения власти старой партийно-бюрократической структуры, переоценил свою возможность контролировать демократическое движение. Уже на первых выборах народных депутатов СССР в 1989 году в центральных районах страны новые демократические силы выдвинули людей, создавших оппозицию Горбачеву слева (в советском понимании левизны, как призыва к ускоренным радикальным демократическим реформам). Через год почти половина депутатов российского парламента, а в некоторых республиках (Прибалтика, Грузия, Армения) и большинство парламентариев, оказались неподконтрольными ему. Увидев, что с таким трудом созданная альтернативная система проведения власти также ускользает из-под его контроля, Горбачев явно заметался, бросаясь то в одну, то в другую сторону. Мы видим его многочисленные длинные речи, в которых он говорит обо всём, кроме своей позиции по ключевым вопросам, волнующим общество; решения, по существу, ничего не меняющие и откладывающие в долгий ящик неотложные злободневные проблемы; изменения принятых недавно решений на противоположные (например, с экономической программой «500 дней»). Однако, все попытки найти политический центр между двумя враждующими структурами, когда законодательно, четко и однозначно не был определён статус ни одной из них, приводили только к нарастанию напряжённости. Разрыв между правой и левой частями общества всё увеличивался, оставляя центр, который, по его собственным словам, занимал Горбачев, висеть в пустоте. КПСС, в противовес горбачевскому аппарату организовала значительно более реакционную Коммунистическую партию Российской Федерации, которая встала в открытую оппозицию курсу реформ справа. С другой стороны демократически избранные российские власти во главе с Борисом Ельциным провозгласили суверенитет от Союзного центра и начали «войну законов». Люди, начинавшие перестройку вместе с Горбачевым, покидали его, уходя либо вправо, либо влево. Новые люди, приходящие им на смену, вновь были выходцами из глубин той же Пирамиды. Видимо, сам Горбачев опять попал под влияние своего окружения. Об этом свидетельствует его резкий сдвиг вправо в начале 1991 года, попытки силовыми методами предотвратить разбегание республик, ряд непопулярных экономических мер, обострение отношений союзного центра и России и личных отношений Горбачева и Ельцина. Противоречия и разлад в системе к этому времени зашли так далеко, что возможно было либо только кардинальное силовое решение конфликта, либо полное разрушение старой системы распределения власти и долгий путь к построению правового общества. Сегодня мы знаем, что новое окружение Президента оказывало сильное давление на него, принуждая принять силовые меры для восстановления власти аппарата. К чести Михаила Сергеевича, он не пошёл по этому пути, а остался верен своим демократическим убеждениям и попытался нарушить вековые традиции Пирамиды, начав переговорный процесс с оппозицией. Вместо силового решения, Горбачев начал разрабатывать Союзный договор, который должен был четко определить правами обязанности субъектов федерации и стать фундаментом правовой системы общества. Видимо, Союзный договор, рожденный в борьбе центра с республиками, был разумным компромиссом, учитывал интересы всех сторон и мог стать основой для выработки других законов, регулирующих жизнь общества. Если бы он был заключён и вступил в силу, то мы могли бы говорить о начале совершенно новой эпохи в политическом развитии России. Естественно, что движение в этом направлении не оставляло места для существования Пирамиды, как системы управления обществом. Аппарату ничего не оставалось как устранить Горбачева и попытаться разрешить конфликт силовыми методами без его участия. Результатом этого решения, как известно, стал августовский «путч», который логически завершил бурный и противоречивый этап развития России, который вошёл в историю под названием «Перестройка». Таким образом, все противоречия в событиях Перестройки и в поступках самого Горбачева находят своё объяснение с точки зрения рассматриваемой здесь теории борьбы за власть в обществе. Основным противоречием, предопределившим весь ход реформ явилось то, что новый лидер, занявший вершину административной Пирамиды, стремился к увеличению своей власти путём разрушения аппарата, который единственно мог обеспечить ему эту власть. Трагедия Перестройки и её инициатора заключалась в том, что Горбачев, сумев разрушить (точнее, основательно расшатать) старую систему распределения власти, не смог создать новую систему, основанную на договорах между противоборствующими общественными силами и на законах, отражающих реальное распределение этих сил и удовлетворяющих каждую из них. Без этого власть неизбежно ускользнула от него. |
|
|