Глава 18

Каждую ночь и все уикенды следующего месяца мы проводили вместе, и, тем не менее, казалось, что я никогда не смогу наглядеться на Джека.

Были моменты, когда я едва узнавала себя, когда смеялась и играла, как ребенок, которым никогда не была.

Однажды мы пошли в дешевый бар в придорожной закусочной, где Джек затащил меня на деревянную танцплощадку, липкую, с остатками пива и текилы, и преподал мне урок тустепа.

В другой день мы пошли в крытый сад бабочек, где позволяли сотням ярких крылышек порхать вокруг нас как конфетти.

– Она приняла тебя за цветок, – прошептал мне на ухо Джек, когда одна из бабочек села мне на плечо.

Еще он повел нас с Люком на ярмарку искусства и цветов, где купил мне огромную корзину с мылом ручной работы и два ведра спелых, тающих во рту, фредериксбергских персиков. Мы завезли одно из ведер в дом его отца и пробыли там приблизительно час, выйдя с ним на задний двор, чтобы посмотреть лужайку для гольфа, которую только что установили.

Узнав, что я никогда не играла в гольф, Черчилль вызвался дать мне импровизированный урок паттинга – упрощенного вида игры в гольф на небольшой лужайке, возразив на мое нежелание обзаводиться новым хобби, в котором я полный профан:

– Дорогая, гольф – одна из двух вещей в жизни, которой ты можешь наслаждаться, даже будучи профаном.

Не дожидаясь моего вопроса, какая же вторая вещь, Джек со стоном покачал головой и увел меня оттуда, но не раньше, чем отец заставил его пообещать привести меня снова.

Были и изысканные вечера, когда Джек и я посетили благотворительный прием в честь Хьюстонского симфонического оркестра, или когда ходили на открытие художественной галереи, или обедали в «световом» ресторане, расположенном в отремонтированной церкви 20-ых годов. Меня веселила и в тоже время раздражала реакция других женщин на Джека, то, как они трепетали и флиртовали. Он был учтив, но сдержан, что, казалось, только обнадеживало их. И я поняла, что Джек не был единственным, кто имел собственнические наклонности.

Мы наслаждались уикендами, когда оставляли Люка с приходящей няней и поднимались в квартиру Джека. Мы часами лежали вместе, разговаривая или занимаясь любовью, а иногда и тем и другим одновременно. Любовником Джек был изобретательным и искусным, он подводил меня к все новым уровням чувственности, осторожно освобождал меня. День за днём я чувствовала, что меняюсь, но не могла заставить себя думать об этом. Мы становились слишком близки, но я не находила в себе сил сопротивляться.

Я ловила себя на мысли, что рассказываю Джеку о своем прошлом, о вещах, которые раньше доверяла только Дэйну, и все еще достаточно болезненных, чтобы заставлять мой голос дрожать. Не строя из себя мудреца и философа, Джек просто обнимал меня, даря тепло своего тела. Меня переполняли противоречивые желания. Меня сильно влекло к нему, в то же время я упорно пыталась удержать между нами пусть даже хрупкие, но барьеры. Джек был чертовски умен, слишком умен, чтобы давить на меня, и покорял добротой и силой, ласками и обаянием, а главное – стальным терпением.

Однажды Джек повел нас с Люком в гости к Гейджу и Либерти в район Тэнглвуд, поплавать и расслабиться, а заодно помочь брату с трехметровой плоскодонкой, которую они строили в гараже для одиннадцатилетней сестры Либерти – Каррингтон. Гейдж помогал ей строить маленькую лодку, но они нуждались в дополнительной паре рук, чтобы доделать работу.

Тэнглвуд находился рядом с Галереей. Жилые участки в этом районе были меньше чем в Ривер-Оукс, а главный проспект был засажен виргинскими дубами, чередующимися с широкими тропинками и скамьями. Гейдж и Либерти купили здание под снос: один из последних немногочисленных рассыпающихся домов пятидесятых годов в стиле "беспорядочно построенных ранчо", и переделали в особняк в европейском стиле из известняка и штукатурки, с черной шиферной крышей. Вход представлял собой двухэтажную ротонду с винтовой лестницей и балюстрадой из кованого железа, и еще больше кованого железа было на круглом балконе на уровне второго этажа. Все выдержано в спокойной, приятной текстуре и состарено, как если бы это был вековой дом.

Либерти встретила нас у дверей. Ее волосы были собраны в "конский хвост", стройная, но пышная фигура была облачена в изящный черный купальник и пару потертых шорт из хлопчатобумажной ткани. На ногах были сандалии, украшенные расшитыми блестками и искусственными цветами. Либерти обладала интересным качеством, которое я могла бы описать только как целительная близость, своего рода проницательная, замечательная душевность.

– Мне нравятся ваши туфли, – сказала я.

Либерти обняла меня, как будто я была старым другом семьи.

– Каррингтон сделала их для меня в летнем лагере. Вы еще не видели ее. – Она стала на носочки, чтобы поцеловать Джека в щеку. – Привет, незнакомец. Не так часто увидишь тебя в последнее время.

Он усмехнулся Либерти, держа Люка на своем плече:

– Весь в заботах.

– Ну что ж, это хорошо. Все что угодно, лишь бы это держало тебя подальше от неприятностей. – Она взяла у него ребенка и обняла его. – Так быстро забывается, какие они крохотные вначале. Он восхитителен, Элла.

– Спасибо. – Я покраснела от гордости, как будто Люк был моим ребенком, а не Тары.

Две фигуры появились в холле – высокий черноволосый Гейдж и юная белокурая Каррингтон. Девочка была совсем непохожа на Либерти, наверное, они были сестрами лишь наполовину.

– Джек! – воскликнула она, бросившись к нему: одни худые ноги и летящие косы. – Мой любимый дядя.

– Я уже сказал, что помогу с лодкой, – уныло произнес Джек, когда она взялась за него.

– Это прикольно, Джек! Гейдж ударил по пальцу и сказал ругательное слово, а еще разрешил мне взять беспроводную дрель, и я забивала гвозди в боковую обшивку…

– Беспроводную дрель? – повторила Либерти, бросая на мужа взгляд, в котором беспокойство смешалось с упреком.

– Она отлично справилась, – улыбнулся Гейдж и потянулся, чтобы пожать мою руку. – Привет, Элла. Я вижу, что ваш вкус в выборе компании не улучшился.

– Не верь ни единому его слову, Элла, – сказал Джек. – Я всегда был и остаюсь ангелом.

Гейдж фыркнул.

Либерти пыталась рассмотреть руку Гейджа.

– Какой палец ты повредил?

– Ничего страшного. – Гейдж показал ей большой палец, и она хмурилась, пока осматривала место на ногте, которое начало синеть. Я была поражена, как смягчился его взгляд, когда он смотрел на склоненную голову жены.

Держа его руку, Либерти посмотрела на младшую сестру:

– Каррингтон, это мисс Варнер.

Девочка пожала мою руку и улыбнулась, открывая два кривоватых передних зуба. У нее была фарфоровая кожа и небесно голубые глаза, и едва различимые розовые линии на переносице и на лбу, как будто она недавно носила маску.

– Зови меня Эллой, пожалуйста. – Я взглянула на Либерти и добавила, – Кстати, она была в защитных очках.

– Откуда вы узнали? – спросила Каррингтон, пораженная и озадаченная. Прежде, чем я смогла ответить, она заметила Люка. – О, он такой симпатичный! Могу я подержать его? Я правда могу держать младенцев. Я все время помогаю с Мэтью.

– Возможно позже, когда ты сядешь, – ответил Джек. – А пока нам есть чем заняться. Пойдем, взглянем на лодку.

– Отлично, она в гараже! – девочка взяла его за руку и нетерпеливо потащила.

Джек мгновение сопротивлялся, посмотрев на меня:

– Ничего, если ты побудешь с Либерти у бассейна?

– О другом я и не мечтала.

Либерти повела меня через дом на задний двор. Она несла Люка, воркуя над ним, пока я шла следом с детской сумкой.

– Где Мэтью? – спросила я.

– Он сегодня немного раньше заснул. Няня принесет его, когда он проснется.

Мы прошли через кухню, которая выглядела будто перенесенной из французского деревенского дома. Пара окон вела к огромному заднему двору, с зеленой лужайкой, цветниками, и террасой с грилем для вечеринок. Гордостью двора был бассейн из камня и плитки, состоящий из двух соединяющихся лагун – глубокой и помельче.

Мелкая лагуна заканчивалась белым песчаным берегом с настоящей пальмой, растущей в центре.

– Гавайский песок, – смеясь, уточнила Либерти, когда заметила мой интерес. – Вы должны были видеть, как мы выбирали его – ландшафтный дизайнер принес, должно быть, двадцать образцов, пока Гейдж и Каррингтон пытались выяснить, из какого вида получится лучший замок из песка.

– Вы хотите сказать, что его полностью привезли с Гавайев?

– Да. На грузовике. Парень, который чистит бассейн, раз в неделю жаждет убить нас. Но Гейдж решил, что будет забавно для Каррингтон иметь свой собственный небольшой пляж. Он сделал бы для нее что угодно. Вот… позвольте мне отдать ребенка вам, и я включу мистеры.

– Мистеры?

Либерти щелкнула выключателем, приведя в действие распылители, и легкий прохладный водяной туман окутал бассейн.

Меня охватил почти благоговейный трепет.

– Это поразительно, – произнесла я. – Не поймите превратно, но ваша жизнь нереальна, Либерти.

– Я знаю. – Она скорчила забавную гримасу. – Поверьте, выросла я совсем в другой обстановке.

Мы устроились на уютных зеленых патио-стульях у бассейна, и Либерти приспособила зонт, чтобы заслонить от солнца Люка, пока я держала его.

– Как вы познакомились с Гейджем? – поинтересовалась я. Джек рассказал, что Либерти в их семью ввел Черчилль, но я не знала подробностей.

– Черчилль стригся в салоне, где я работала, и мы стали друзьями. Я была его маникюршей некоторое время. – Либерти посмотрела на меня с озорной искрой в глазах, и я знала, что она изучает мою реакцию. Без сомнения, большинство людей делало много предположений, основываясь на этой информации.

Я решила быть прямолинейной:

– Между вами было что-то романтическое?

Либерти улыбнулась и покачала головой:

– Я сразу полюбила Черчилля, но это любовь другого рода.

– Тогда он был человеком, в котором вы хотели видеть отца.

– Да, мой собственный папа умер, когда я была маленькой. Мне кажется, у меня всегда было чувство, что чего-то не хватает. После нескольких лет знакомства Черчилль нанял меня, как личного помощника и тогда я встретила остальную часть семьи. – Она засмеялась. – Я нашла общий язык со всеми, кроме Гейджа, который был надменным придурком. – Пауза. – Но очень сексуальным.

Я усмехнулась.

– Смею предположить, что у мужчин семьи Тревис какая-то удивительная ДНК, работающая на них.

– Семья Тревисов… необычная, – сказала Либерти, сбрасывая свои сандалии и протягивая загорелые, блестящие ноги. – Они все очень решительные. Настойчивые. Джек самый спокойный из них, внешне, по крайней мере. Он что-то вроде миксера семьи – он поддерживает баланс. Но он может быть упрямым. Он делает вещи по своему, и он готов противостоять Черчиллю, когда это необходимо. – Она сделала паузу. – Вы вероятно уже поняли, что жить с таким отцом, как Черчилль, не самое легкое дело.

– Я знаю, что он многого ожидает от своих детей, – сказал я.

– Да, и у него твердые понятия о том, как они должны жить, какой выбор должны сделать, и он сердится или разочаровывается, когда они делают по-своему. Но если в общении с Черчиллем ты остаешься верен своим убеждениям, он уважает это. И он может быть невероятно заботливым и понимающим. Я думаю, чем больше узнаешь его, тем больше он нравится.

Я вытянула ноги и рассматривала свои пальцы без педикюра.

– Вы не должны стараться вызвать у меня симпатию к Черчиллю или к кому-то из Тревисов, Либерти. Они мне уже нравятся. Но эти отношения между мной и Джеком не имеют будущего. Они не продлятся долго.

Зеленые глаза Либерти расширились.

– Элла… Я надеюсь, вы не позволите прошлой репутации Джека помешать вам. Я слышала какие-то истории о нем, которые ходят по Хьюстону. Да, он перебесился, и я думаю теперь, он, наконец, готов остепенился.

– Это не то, что… – начала я, но она настоятельно прервала.

– Джек – один из самых любящих, преданных молодых людей, которых вы когда-либо могли встретить. Я думаю, ему будет трудно найти женщину, которая могла бы заглянуть за деньги и имя Тревисов, и увидеть его таким, какой он есть. И Джеку нужен кто-то сильный и достаточно умный, чтобы сладить с ним. Он был бы несчастен с пассивной женщиной.

– Что насчет Эшли Эверсон? – вырвался у меня вопрос. – Какая она женщина?

Либерти сморщила нос:

– Я ее не переношу. Она из тех женщин, у которых нет подруг. Она говорит, что ей просто больше нравятся мужчины. А что можно сказать о женщине, которая не может дружить с другими женщинами?

– Что у нее дух соперничества. Или она ненадежна.

– В случае Эшли верны оба варианта.

– Как вы думаете, почему она оставила Джека?

– В то время меня не было рядом, но Гейдж был, и он говорит, что проблема Эшли в том, что она не может долгое время находиться с одним и тем же парнем. Как только она получает мужчину, ей становится скучно и она хочет идти дальше. Гейдж считает, что Эшли и не планировала оказаться замужем за Питом. Она развелась бы с ним сразу же, если бы не забеременела.

– Не понимаю, как вообще Джек влюбился в нее, – пожаловалась я.

– У Эшли хороший подход к мужчинам. Она знает всю футбольную статистику, она охотится и рыбачит, она ругается и рассказывает грязные анекдоты, и в довершении всего, она выглядит как модель Chanel. Мужчины любят ее. – Ее губы изогнулись. – И я уверена, что она великолепна в постели.

– Теперь я тоже не переношу ее, – добавила я.

Либерти тихо засмеялась:

– Эшли не соперница вам, Элла.

– Я не соперничаю за Джека, – ответила я ей. – Он уже знает, что я не выйду замуж, никогда. – Я увидела, что ее глаза расширились. – Это не имеет никакого отношения к тому, насколько он замечательный, – продолжала я. – У меня было много причин, чтобы принять такое решение. – Я робко ей улыбнулась. – И мне жаль, если кажется, что я защищаюсь, но говорить семейному человеку, что ты никогда не захочешь выйти замуж, это то же самое что размахивать красным флагом перед быком.

Вместо того, чтобы выглядеть оскорбленной или пытаться это обсуждать, Либерти задумчиво кивнула.

– Должно быть, это разочаровывает. Трудно плыть против течения.

За такое понимание она понравилась мне еще больше, чем прежде.

– Это была одна из лучших черт моего бой-френда Дэйна, – ответила я. – Он также никогда не хотел жениться. Это были действительно удобные отношения.

– Почему вы расстались с Дэйном? Из-за ребенка?

– Не совсем. – Я вынула из детской сумки игрушку для Люка – музыкальную гусеницу. – Оглядываясь назад, я понимаю, что чего-то не хватало, чтобы удержать нас с Дэйном вместе. Даже после всех тех лет, что мы прожили вместе. И когда я встретила Джека, было что-то в нем… – я остановилась, при всем разнообразии слов, не находя ни одного, чтобы описать, как сильно я была очарована Джеком Тревисом. Я посмотрела вниз на Люка, поглаживая короткий темный пушок его волос. – Эй, почему мы с Джеком? – спросила я его, и он пристально наблюдал за мной, словно так же сбитый с толку.

Либерти мягко засмеялась:

– Поверьте, я знаю. Даже когда я не могла выносить Гейджа, казалось, что температура в комнате повышалась приблизительно до ста градусов всякий раз, когда он был там.

– Да. Самое приятное – это влечение. Но я не могу представить нас вместе навсегда.

– Почему нет? – Либерти казалась искренне озадаченной.

Потому что я, рано или поздно, теряю всех, о ком забочусь. Я не могла сказать это вслух, знала, что покажусь сумасшедшей. Как я могла объяснить, что связь с Джеком – было тем, чего я больше всего хотела и чего сильнее всего боялась. Это не было рационально… а что-то интуитивное, что делало борьбу с ним еще тяжелее.

Я пожала плечами и заставила губы изогнуться в улыбке:

– Мне кажется, что Джек только заинтересован мной, и я для всех просто очередная его пассия.

– Вы – первая женщина, которую он когда-либо приводил в круг семьи, – произнесла Либерти тихим голосом. – Он легко мог бы стать серьезным, Элла.

Наш разговор прервало появление няни Либерти вместе с здоровым, красивым малышом. Мальчик был одет в плавки и футболку с изображением омаров из мультика.

– Мэтью, милый… – Либерти вскочила и принесла его, осыпая по дороге поцелуями. – Ты хорошо поспал? Хочешь поиграть с мамочкой? У нас гостья, и она принесла своего ребеночка… Хочешь посмотреть на него? – Малыш с очаровательной улыбкой что-то прогукал в ответ, его пухлые ручки обхватили мамину шею.

После беглого осмотра Мэтью решил, что игра на песке намного интересней, чем новый ребенок. Либерти разделась до купальника и, повела сына к краю воды, где они сели и начали заполнять ведро песком.

– Элла, идемте к нам, опустите ноги в воду, – позвала она. – Это так прекрасно.

Я была одета в узорчатый топ и бермуды в тон, но у меня с собой был купальник. Достав его из детской сумки, я сказала:

– Подождите немного, я пойду переоденусь.

– Конечно. О, это – наша няня, Тиа… позвольте ей позаботиться о Люке, пока вы надеваете свой купальник.

– Вам не трудно? – спросила я Тиа, которая подошла ко мне с улыбкой.

– Нет, без проблем, – воскликнула она.

– Спасибо.

– Там за кухней есть гостевая ванная, – сказала мне Либерти, – или если вам нужно немного больше места, идите в любую из спален наверху.

– Понятно. – Я вошла в дом, наслаждаясь прохладой кухни, и нашла маленькую ванную с полосатыми стенами цвета земли и раковиной из камня и зеркалом в черной раме. Я переоделась в розовый цельный купальник, в стиле ретро. Шагая босиком через кухню, с одеждой в руках, я услышала голоса, среди них глубокий – Джека. Голоса сопровождались, стуками молотка и шумом пилы, и неожиданным визгом электродрели.

Я пошла на звук, к приоткрытой двери гаража, где огромный вентилятор разгонял теплый воздух. Пространство было освещено ярким солнечным светом, который лился через двери. Я незаметно наблюдала как Джек, Гейдж и Кэррингтон работали над деревянной лодкой, установленной на сколоченных козлах. Из-за жары Джек и Гейдж избавились от своих рубашек. Я задавалась вопросом, сколько женщин готовы были заплатить немалые деньги, чтобы только увидеть их загорелые тела в одних джинсах. Когда мой взгляд задержался на блестевшей от пота спине Джека, я вспомнила, как мои руки совсем недавно настойчиво цеплялись за эти твердые мускулы, и меня окатило приятное знакомое чувство.

Каррингтон была занята тем, что покрывала толстым слоем клея последнюю из трех деревянную рейку, которые приклеят и закрепят к главному краю лодки как планширь. Я не могла не улыбнуться, при виде Гейджа, который сидел на корточках около нее, и шептал инструкции, сдерживая один из шнурков, который угрожал попасть на клей.

– … и потом на перемене, – говорила девочка, сжимая обеими руками огромную бутылку с древесным клеем, – Калеб не давал никому играть в баскетбол, поэтому мы с Кэйти пошли и рассказали учителю…

– Хорошая работа, – сказал Гейдж. – Вот, покрой этот край еще немного клеем. Лучше слишком много клея, чем недостаточно.

– Вот так?

– Прекрасно.

– А потом, – продолжала Каррингтон, – учитель сказала, что теперь очередь кого-то другого играть в мяч, и заставила Калеба написать эссе о том, как делиться с друзьями.

– И он успокоился? – спросил Джек.

– Нет, – послышался полный отвращения ответ Каррингтон. – Он – все еще самый ужасный мальчик, которого ты когда-либо мог встретить.

– Они все такие, милая, – сказал Джек.

– Я сказала ему, что ты собираешься взять меня на рыбалку, – продолжала Каррингтон с негодованием, – и знаешь, что он ответил?

– Что девчонки не умеют ловить рыбу? – предположил Джек.

– Как ты узнал? – изумленно спросила она.

– Когда-то и я был ужасным мальчиком, и, наверное, я так и сказал бы. Но был бы совершенно неправ. Девчонки ловят рыбу прекрасно.

– Ты уверен в этом, дядя Джек?

– Конечно, я… подожди минутку. – Вместе Джек и Гейдж сняли собранные деревянные рейки и прикрепили к краю лодки.

– Дорогая, – обратился Гейдж к Каррингтон, – принеси сюда то ведерко со скобами. – Осторожно он поместил скобы вдоль планширя, останавливаясь, чтобы поправить рейки там, где нужно.

– Что ты говорил, дядя Джек? – не отставала Каррингтон, передавая ему несколько бумажных полотенец, чтобы вытереть капающий клей.

– Я собирался спросить тебя: кто эксперт по рыбной ловле в этой семье?

– Ты.

– Правильно. А кто эксперт по женщинам?

– Дядя Джо, – сказала она, хихикая.

– Джо? – спросил он, притворно оскорбившись.

– Доставь удовольствие его самолюбию, Каррингтон, – вмешался Гейдж. – Иначе мы проторчим здесь весь день.

– Ты – эксперт по женщинам, – сказала быстро Каррингтон Джеку.

– Правильно. И здесь я должен сказать тебе, что одни из лучших рыболовов в мире – это женщины.

– Как это?

– Они более терпеливы, и не сдаются легко. Они стремятся тщательнее ловить на одном месте. И женщины всегда могут найти место со скрытыми валунами или водорослями, где прячутся рыбы. Мужчины… мы просто пропускаем мимо такие места, но женщины всегда находят их.

Пока Джек говорил, Каррингтон заметила меня в дверном проеме, и улыбнулась.

– Ты собираешься взять мисс Эллу на рыбалку? – спросила она дядю, который поднял японскую пилу, и спиливал под углом выступающий конец планширя.

– Если она захочет, – прозвучал ответ.

– Она собирается поймать тебя на крючок, дядя Джек? – хитро спросила девочка.

– Она уже сделала это, дорогая. – При звуке ее хихиканья Джек перестал пилить, последовал за ее пристальным взглядом и увидел меня, стоящей в дверях. Медленно на его лице появилась широкая улыбка, и взгляд его потемнел и стал страстным, когда он посмотрел на мой розовый купальник и голые ноги. Бросая пилу, он пробормотал остальным:

– Прошу меня простить, я должен кое о чем поговорить с мисс Эллой.

– Нет, не должен, – запротестовала я. – Я только хотела мельком взглянуть на лодку. Она прекрасна, Каррингтон. В какой цвет ты собираешься покрасить ее?

– В розовый, как ваш купальник, – весело сказала она.

Джек приближался ко мне. Я отступила на несколько шагов.

– Не забирай его навсегда, Элла, – сказал Гейдж. – Мы еще должны закрепить планширь с другой стороны.

– Я вообще не забираю его, я… Джек, иди обратно работать. – Но он, не останавливаясь, шел на меня, и я нервно смеясь, отступила в кухню. – Оставь меня в покое, ты весь потный! – Через мгновение я обнаружила себя прижатой к кухонной стойке, его руки схватили скошенный гранитный край столешницы с обеих сторон от меня.

– Я нравлюсь тебе потный, – пробормотал он, его одетые в джинсы ноги обхватили мои.

Я отклонилась назад, чтобы избежать контакта с его влажной грудью.

– Если я поймала тебя на крючок, – сказал я ему, все еще хихикая, – я брошу тебя обратно в реку.

– А ты бросаешь обратно только мелкую рыбешку, дорогая. Крупную рыбу оставляешь себе. Теперь подари мне поцелуй.

Я достаточно долго пыталась прекратить улыбаться, прежде чем подчиниться. Его губы были теплыми, когда блуждали по моим. Поцелуй был легким и чувственным.

После того, как кораблестроители закончили склеивать и прибивать планширь, они охладились в бассейне, и мы провели остальную часть дня, бездельничая и плавая. Принесли ленч: большие чаши с зеленым салатом, жареным цыпленком, красными виноградом, и грецкими орехами, и мы распили бутылку охлажденного белого Бургундского в охлажденных же бокалах. Няня увела детей в прохладу дома, в то время как Гейдж, Либерти, Джек и я ели за столом, в тени огромного зонта.

– Предлагаю особенный тост, – сказал Гейдж, поднимая свой бокал. Мы сделали паузу и в ожидании смотрели на него. – За Хэвен и Харди, – продолжал он, – которые к настоящему времени стали мистером и миссис Кейтс. – Он улыбнулся, когда мы все уставились на него в удивлении.

– Они поженились? – спросила Либерти.

– Я думал, они поехали в Мексику на длительный уикенд, – сказал Джек, и казалось, он разрывался между радостью и досадой. – Они ничего не говорили мне о каких-либо свадебных планах.

– У них была частная церемония в Плайя дель Кармен.

Либерти смеялась:

– Как они могли пожениться без нас? Не могу поверить, что они захотели скрыть свою собственную свадьбу. – Она повернулась к Гейджу с притворно-сердитым взглядом. – И ты ничего не сказал мне. Как давно ты знаешь? – Но она явно сияла от счастья.

– Со вчерашнего вечера, – ответил Гейдж. – Никто из них не хотел большую церемонию. Но они собираются устроить праздничную вечеринку, когда вернутся, на что я сказал Хэвен, что это отличная идея.

– Я думаю, это замечательно, – сказал Джек, поднимая свой бокал невидимой паре. – После всего через что прошла Хэвен, она заслуживает любую свадьбу, которую захочет. – Он немного отпил вина. – Папа знает?

– Нет еще, – с сожалением ответил Гейдж. – И кажется, именно мне придется сказать… но ему это не понравится.

– Он ведь одобряет Харди, не так ли? – поинтересовалась я с легким беспокойством.

– Да, он дал свое благословение браку, – сказал Гейдж. – Но папа никогда не упускает возможности превратить семейное торжество в спектакль на три акта. Он хотел сам устроить свадьбу.

Я кивнула, понимая, почему Хэвен и Харди не захотели, чтобы их свадьба стала грандиозной театральной постановкой. Хоть они и были общительной парой, но тщательно оберегали свою личную жизнь. Их чувства были слишком глубокими, чтобы выставлять их на всеобщее обозрение.

Все мы выпили за здоровье молодоженов и несколько минут поговорили о Плайя дель Кармен, которая очевидно была знаменита своими пляжами, прекрасными условиями для рыбалки, и была гораздо менее переполнена туристами, чем Канкун.

– Вы были в Мексике, Элла? – спросила Либерти.

– Нет еще. Но хотела бы.

– Мы должны поехать в один из этих уикендов, все четверо, и взять детей, – сказала Либерти Гейджу. – Там должно быть хорошее место для семейного отдыха.

– Конечно, мы возьмем один из самолетов, – легко сказал Гейдж. – У вас есть паспорт, Элла?

– Нет, пока нет. – Мои глаза расширились. – У Тревисов есть самолет?

– Два реактивных, – сказал Джек. Улыбка коснулась его губ, когда он увидел выражение моего лица. Он поднял мою свободную руку и слегка играл с нею. Я полагала, что к этому времени должна была бы уже привыкнуть к небольшому шоку, который происходил всякий раз, когда мне напоминали о финансовой стратосфере, занимаемой Тревисами.

– Гейдж, – обратился Джек к своему брату, все еще уставившись на меня, – я думаю, что упоминание о самолетах пугает Эллу. Скажешь ей, что я – славный малый, а?

– Он – самый славный малый в семье Тревисов, – ответила Либерти, ее зеленые глаза блестели.

Я не могла сдержать смех от того, как они пытались смягчить эффект от новости о самолетах.

Либерти улыбнулась. Она понимала, что я чувствую. "Все в порядке", казалось, говорил ее пристальный взгляд: "С тобой все будет прекрасно". Она снова подняла свой бокал.

– У меня тоже есть чем поделиться… хотя это не новость для Гейджа. – Она взглянула на Джека и меня с надеждой. – Угадайте.

– Ты беременна? – спросил Джек.

Либерти покачала головой, ее улыбка стала шире.

– Я собираюсь открыть свой собственный салон. Я думала об этом некоторое время… и я подумала, прежде чем у нас будет еще один ребенок, я хотела бы осуществить это. Я собираюсь сделать его маленьким и эксклюзивным, нанять только несколько человек.

– Это замечательно, – воскликнула я, чокаясь бокалами.

– Поздравления, Либ. – Джек протянул свой бокал и последовал моему примеру. – Как ты собираешься назвать место?

– Я еще не решила. Каррингтон хочет назвать «Clippety-Do-Da»7 или «Hairway to Heaven»8, но я сказала ей, что мы должны быть немного более стильными.

– «Julius Scissors»9, – предложила я.

– «Hair Today, Gone Tomorrow»10, – присоединился Джек.

Либерти закрыла уши:

– Я обанкрочусь на первой же неделе.

Брови Джека превратились в два насмешливых полумесяца.

– Возникает вопрос, как папа заполучит еще внуков, о которых мечтает? Это ведь работа жен Тревисов, не так ли? Ты тратишь впустую главные детородные годы, Либ.

– Заткнись, – отрезал Гейдж. – Мы только сейчас начинаем нормально спать, когда Мэтью немного подрос. Я еще не готов пройти через это снова.

– Никакого сочувствия с этой стороны стола, – ответил Джек. – Элла проходит через все это – бессонные ночи, подгузники – ради ребенка, который даже не ее.

– Он чувствует себя моим, – сказал я, не думая, и пальцы Джека, защищая, сжались на моей руке.

Стало тихо, слышался только звук брызг «мистеров», и плеск водопада.

– Сколько вам еще осталось прожить с ребенком, Элла? – спросила Либерти.

– Приблизительно месяц. – Свободной рукой я взяла свой бокал и осушила его. В другое время я выдавила бы сияющую фальшивую улыбку и сменила бы тему. Но в компании сочувствующих слушателей, рядом с Джеком, я сказала то, что действительно думала.

– Я буду скучать по нему. Это будет тяжело. И в последнее время меня начало беспокоить, что Люк не будет помнить время, которое он провел со мной. Первые три месяца своей жизни. Он не будет знать ничего, что я для него сделала. Для него не будет разницы между мной и незнакомкой с улицы.

– Вы не будете видеться, после того, как Тара заберет его? – спросил Гейдж.

– Не знаю. Вероятно, не так часто.

– Он будет помнить глубоко внутри, – мягко произнес Джек.

И когда я всмотрелась в его серьезные темные глаза, я нашла утешение.