"Допрос безутешной вдовы" - читать интересную книгу автора (Каминаси Кунио)Глава 8Я отключился сразу же, как только мой измотанный бесконечными пересадками зад опустился в мягкое кресло в последнем ряду. Сновидения также не заставили себя ждать и заполнили трещащую по швам и стыкам черепную коробку, едва я смежил веки. Привиделась мне, как и следовало ожидать после двух суток массированной эротической атаки на мое самолюбие, Дзюнко в ярко-желтом пиджаке безо всякого намека на юбку, зато в черных ажурных чулках с подвязками, которые почему-то, как я не преминул отметить даже во сне, ей не слишком шли. Ноги у нее не то чтобы кривые, нет – они у нее просто какие-то неровные, как будто их наши синтоистские боги из глины руками слепили, а отшлифовать их чем-нибудь твердым и абразивным до безупречно гладкого состояния не удосужились – то ли по лености, то ли еще по какой причине. И тонкие чулки эти ее палкообразные конечности не красили, а, напротив, акцентировали внимание на их шероховатости и суковатости. Я, разумеется, поспешил раскрыть свой неугомонный рот, чтобы приказать Дзюнко немедленно надеть юбку подлиннее или, лучше, брюки пошире, чтобы не выставлять на всеобщее обозрение то, что видеть должен только я, ну и дети, само собой, в бане, но тут вдруг почувствовал легкий тычок в левый бок. – Вставай, кудрявая! – прошептал мне в левое ухо Ганин. – Нас утро встречает с прохладцей! – Что, Нарбикова уже кончилась? – из вежливости поинтересовался я, разрывая не на шутку склеившиеся ресницы. – Не только Нарбикова, но и Толстая, – отозвался Ганин. – Какая Толстая? – уже искренне спросил я. – Татьяна, – без особого пиетета пояснил сэнсэй. – А-а, эта… – я вспомнил прошлогоднее мимолетное свидание с этой модной литературной дамой дома у отца. – Большая женщина… – На вкус и цвет, Такуя, корешка себе не найдешь, – резюмировал Ганин. Про Татьяну Толстую, как я смог понять, разодрав-таки пудовые веки, докладывала вчерашняя Нина Валентиновна, которая теперь с высокой трибуны отвечала на туманные вопросы оживленной аудитории. Я посмотрел на часы: было почти пять. Надо отправляться в управление, садиться за ненавистный компьютер и начинать суммировать все, что мы имеем за сутки следствия. К шести из отеля должны вернуться наши ребята с протоколами опроса потенциальных свидетелей, мне же еще надо было договориться с этими толстушками-хохотушками и важным Заречным о том, когда нам удастся снять с них показания. Заодно надо разыскать и Мураками, которая, видно, позабыла от филологического упоения, зачем она сюда приехала, чтобы забрать ее с собой в управление: оставлять ее вместе с Катаямой из служебных соображений я не хотел, так как не имею привычки предоставлять конкуренту возможность получить от потенциального свидетеля эксклюзивную информацию. Могучая Нина Валентиновна ответила на последний вопрос и стала осторожно спускаться со сцены, а почетный президиум, хлопая в ладоши с деланным энтузиазмом, начал по очереди подниматься со своих стульев. Когда моя давняя знакомая Наташа Китадзима вышла из-за стола, я не без мужского удовлетворения отметил, что все-таки не все так грустно под луной и не все женщины безнадежно грузнеют на шестом десятке, теряя остатки изящности и стройности, если они, конечно, имелись изначально: издалека фигуру ее можно было даже посчитать идеальной, если бы вновь, как и вчера, ее бедра не скрывал длинный, на этот раз – темно-серый, пиджак, порождавший законные сомнения в полном ажуре под ним как в переносном, так и прямом смысле, потому как вопрос о колготках и чулках до сих пор остается актуальным – особенно в контексте моего мимолетного сновидения. Юбка такого же цвета была опять выше аппетитных коленок, а главным объектом вожделения жаждущих, которых в заполненном аморфными бесполыми филологами помещении было не так уж и много, являлась ярко-красная блузка. Джентльмен Заречный, вставший из-за стола следом за Наташей, умело обошел ее на дороге к лестнице и протянул женщине руку, которую она не раздумывая приняла в качестве формальной опоры. Я шепнул Ганину, чтобы он попросил Олега Валерьевича с его вчерашними спутницами задержаться, а сам стал рыскать глазами и телом в поисках Мураками. В зале стояла страшная сутолока: филологическая братия, не отличаясь соблюдением требований дипломатического протокола, несмотря на заявленный статус конференции как «международной», монолитным стадом поплыла к явно не готовым к такому яростному штурму дверям, так что я решил, что будет разумнее немедленно покинуть душное помещение и уже в фойе собирать по крупицам нужный народец. Протискиваясь к выходу, я напоролся на русского мужичонку, в котором узнал вчерашнего третьего представителя номинально сильного пола, прибывшего в компании с Заречным и Селивановым для участия в этом грандиозном интернациональном форуме. При ближайшем рассмотрении он оказался не таким уж дедушкой, как мне показалось вчера в аэропорту Читосэ: конечно, ему было хорошо за шестьдесят, но двигался он бойко, а водянистые, блеклые глаза источали осмысленность и проницательность. Кроме того, сегодня на нем была отнюдь не вчерашняя дедовская пара, выполненная в лучших традициях советской послевоенной моды, а строгие черные брюки и довольно новый темно-серый пиджак из букле. Я автоматически кивнул ему на ходу, он же удостоил меня только удивленно-прохладным взором, по которому стало ясно, что он меня не помнит. Может быть, посмотри он на меня еще полминуты, он отыскал бы меня в недрах своей памяти где-нибудь между Ломоносовым и Фонвизиным, но его внимание отвлек явно неожиданный для него звонок мобильного телефона, который раздался вдруг из глубин его потрепанного темно-коричневого портфеля, видавшего как виды, так и миллионы таких вот конференций. Мужичонка замешкался, как мне показалось, от удивления, я же продолжил свой путь на волю, на котором через несколько метров встала взъерошенная Мураками, чья голова вдруг увеличилась в размерах, но почему-то только с левой стороны. Сначала мне показалось, что у нее невероятно быстро отросли непослушные волосы, но, сократив расстояние между нами до двух шагов, я с облегчением разглядел, что она всего-навсего прижимает к левому уху свой сотовый телефончик. Я не стал мешать ее беседе, хотя она, как я заметил, молчала, коснулся ее плеча, жестом показал на фойе и оставил ее посреди критической филологической массы, медленно вытекавшей из зала. В фойе я занял удобную охотничью позицию слева от дверей, и уже через минуту ко мне подошел Ганин в компании неотразимых Наташи Китадзимы и Олега Валерьевича. При ближайшем рассмотрении Наташа, разумеется, не выглядела так эффектно, как издалека, но умело наложенная жидкая пудра скрывала возрастные изъяны кожи на – Здравствуйте, Минамото-сан, – поклонился Заречный. – Какими судьбами? – Да все теми же, филологическими, – улыбнулся я. – Здравствуйте, Наташа! – Добрый день, – как-то неожиданно нехотя и даже прохладно откликнулась она. – Господин Ганин сказал, что вы хотите с нами поговорить. – Олег Валерьевич перевел взгляд с меня на Ганина и обратно. – С вами, – уточнил я, посмотрев прямо в его пепельные глаза, скрытые за узкими стеклами. – А также с вашими вчерашними спутницами… – С Ниной и Мариной? – Заречный поднял брови. – Это все по поводу Селиванова? – Да, как мы вчера с вами договорились, – напомнил я Олегу Валерьевичу. – Где ваши дамы? – Сейчас найдем. – Заречный с высоты своего роста стал стрелять орлиным взором над головами пигмеев-филологов. В этот момент в трех метрах от нас из толпы вверх взметнулась чья-то рука. Она была облачена в рукав уже виденного мною сегодня серого пиджака. Рука медленно продвигалась вместе с толпой к выходу, скрывая своего хозяина за тремя рядами устало влекшихся на свежий воздух бледных, но счастливых участников великого действа. – Кириллов чудит, – хмыкнул Заречный, которому, видимо, была видна не только рука, но и голова, вместе с которой она плыла. – Старик в своем репертуаре. – Кириллов? – спросил я и посмотрел одновременно на Заречного и Ганина. – Кириллов – профессор из Хабаровска, – пояснил Заречный. – Большой оригинал!… – Он вчера с вами прилетел, да? – задал я Олегу Валерьевичу совершенно бесполезный вопрос. – Да, вы же вчера в аэропорту его видели, – кивнул Заречный и вдруг сам замахал правой рукой. – Вон Нинка ползет… Пока Заречный подзывал Нину Валентиновну, а затем и Марину Борисовну, означенный чудак Кириллов появился по ту сторону стеклянной стены фойе и встал на тротуаре, продолжая держать над головой высоко поднятую руку. Я на секунду отвлекся от Заречного и перекидывающихся ничего не значащими фразами Ганина и Наташи Китадзимы, соотнес полученный вчера в аэропорту опыт с мобильником у уха требовательной Аюми, открыл было рот, чтобы вслух удивиться, но тут увидел, что расторопная Мураками уже подлетела к Кириллову, привстала на цыпочки, опустила своей детской ручонкой его филологическую десницу и принялась что-то тараторить, указывая то на свой, то на его сотовый, торчащий из нагрудного кармана его пиджака. Я попросил Заречного с его дамами завтра в восемь утра, то есть за два часа до начала заседания их чрезвычайно научной конференции, прибыть в управление, чтобы мы смогли снять с них показания по убийству Селиванова. Ганин вызвался заехать за ними в гостиницу и подвезти в управление, благо дорогу к нам сэнсэй может найти с закрытыми глазами, а также потому, что он планировал и завтра продолжать просиживать штаны на академическом мероприятии. Я был бесконечно благодарен ему за это и, бросив на него двух пузатых теток, одну изысканную даму и одного галантного кавалера, выскочил на улицу, чтобы вмешаться в независимое расследование, которое вдруг, не соизволив поинтересоваться моим мнением на этот счет, затеяла деятельная ниигатская капитанша. – …Я вам третий раз говорю, – скрипел зубами и голосовыми связками Кириллов, – это не мой телефон! – Как же не ваш? – удивлялась стоявшая ко мне спиной Мураками. – А чей же тогда? – Откуда мне знать?! – полушепотом-полукриком отвечал Кириллов. – Я его первый раз вижу и слышу! – Что тут у вас стряслось, Мураками-сан? – Я с облегчением вздохнул, поняв, что она пока никакой информации от мужчины не получила. – С телефонами проблема? – Подождите здесь, пожалуйста, Кириллов-сэнсэй! – строгим тоном потребовала от него Аюми, после чего по выработавшейся за последние сутки стойкой привычке потянула меня за рукав к брусчатке университетского тротуара и протащила за собой метров пятнадцать вдоль стеклянной стены, из-за которой за всем этим бесплатным цирком не без интереса наблюдала русская развеселая компания, состоящая из Ганина, Заречного и их прекрасных дам. – Что происходит? – Я постарался звучать как можно серьезнее, чтобы сбить с Мураками профессионально-региональную спесь. – Что за трюк с телефоном? – Понимаете, Минамото-сан, – возбужденно начала она, – я сидела, и мне эти лекции не очень хотелось слушать… – Что вы говорите! – перебил ее я. – А я думал, наоборот, вам приятно студенческие годы вспомнить!… – Нам в университете другие лекции читали, а здесь и не лекции вовсе, а доклады… Скучные… – ответила она. – И что? – Так я стала с мобильного на ваше управление выходить, чтобы получить первые данные по «прослушке» телефона Ирины Катаямы. – А что, уже есть данные? – Я удивился ее технической подкованности, поскольку у меня самого иного способа, как только через визит в технический отдел наблюдения, получить искомую информацию в голове не было. – Сначала не было, а как эта громадина Нина Валентиновна начала про Татьяну Толстую рассказывать, мне на сотовый письмо пришло с полным отчетом по ее вчерашним и сегодняшним переговорам. – Мураками показала мне издалека свой телефончик, на дисплее которого светилось видимо, это самое письмо. – И что там? – Я обернулся на Кириллова: тот покорно стоял, подпирая стеклянную стену, за которой ганинской компании уже не было. – Главное, как я и предполагала, ни одного звонка в Ниигату! – звонко отрапортовала Аюми. – Ни домой, ни в офис мужа!… – Ну это еще ничего не доказывает, – поторопился я охладить ее дедуктивный пыл. – Мы в Японии с вами живем, здесь у нас жены не обязаны мужьям постоянно звонить. – Верно, – тряхнула Мураками своей безобразной копной. – Но вот вчера было три звонка «на» и четыре «с» вот этого номера. И сегодня утром один «с» и один – «на». Она показала на дисплее длинный номер, начинающийся на привычные «мобильные» «ноль-девять-ноль». Я никак не отреагировал на него и выжидательно посмотрел на Аюми. Та скривила тонюсенькие губки в сердитой усмешке по поводу моего непонимания очевидных вещей и нажала кнопку набора. Звонкая трель не заставила себя ждать: я обернулся и посмотрел на достающего из нагрудного кармана пиджака чирикающий сотовый Кириллова. – Опять?! – сердито прокричал он. – Сколько можно! Может, мне снова граблю свою поднять? – Кириллов-сан, – я решил взять бразды правления в свои собственные руки, – я – майор милиции Хоккайдо Минамото Такуя, веду расследование убийства вашего коллеги господина Селиванова. Я думаю, будет лучше, если вы проедете с нами в управление полиции и ответите на несколько наших вопросов. – Убийство Селиванова?! – задергался Кириллов. – Я что, подозреваемый?! Я никакого отношения к убийству Володи не имею! Слышите?! – Слышим, Кириллов-сан! – Меня раздражают люди, которые в таких случаях начинают орать на всю улицу, оповещая встречных-поперечных о якобы имеющем место полицейском произволе. – Давайте проедем к нам, мы вас надолго не задержим. – Куда проедем? У меня совсем другие планы на вечер! – не сдавался с каждой секундой теряющий свой вновь приобретенный благодаря приличной одежде лоск хабаровский филолог. – Я же сказал, в управление, – я показал ему рукой в сторону тенистой аллеи, где находилась наша машина. – А потом мы вас доставим, куда вам будет угодно. – Правда? – Он внезапно прекратил орать. – В пределах Саппоро, разумеется, – подкорректировал я на всякий случай свое служебное обещание. – В какой-нибудь компьютерный магазин отвезете? – деловито поинтересовался он. – Без проблем! – кивнул я, и мы двинулись к машине. По дороге я позвонил «наружке» и предупредил, что мы с Мураками отъезжаем в управление и что с Ирины Катаямы они не должны спускать ни глаз, ни ушей, ни носов. В машине мне пришлось сразу пресечь все попытки Кириллова начать оправдываться относительно телефона, поскольку дело принимало нешуточный оборот, и вести такие беседы следует строго по инструкции, то есть исключительно в служебных помещениях, под «бумажную» и магнитофонную запись. Кириллов, посопротивлявшись пару минут, переключился в конце концов на проблему совместимости компьютеров японского производства с русскоязычной версией «WindowsXP». Мне в этом плане сказать ему было искренне нечего, но ситуацию спасла словоохотливая Аюми, которая, как оказалось, неплохо ориентируется в практических компьютерных проблемах и которая смогла дать Кириллову массу советов. В комнате для допросов на девятом этаже нас поджидал суровый Нисио. Полковник сидел за столом на месте допрашиваемого, играл скалистыми скулами и сверлил пространство перед собой хитрыми лучистыми глазами. Едва мы вошли, Нисио поднялся со стула, уступив место Кириллову, и обратился к нам с Мураками: – Я вам нужен? – Вы нам всегда нужны! – лицемерно сподхалимничал я, благо Кириллов в японском оказался несведущ. – Мешать не буду? – продолжил урок этикета полковник. – Не будете, – покрутил головой я. – Тогда я присяду в уголке, – прокряхтел он, усаживаясь на стул в дальнем углу, где обычно сидят на важных допросах представители высокого начальства и инспекторы из прокуратуры. Мураками быстро разложила перед собой пустые бланки протоколов, я заправил во встроенный в столешницу магнитофон чистую кассету, а Кириллов тяжело плюхнулся на еще не остывший от нисиовского тела арестантский стул. Трехминутная стандартная прелюдия к официальному снятию показаний поведала нам, что Кириллов по имени-отчеству Семен Данилович, что ему, как я и предполагал, уже далеко за шестьдесят, а именно – шестьдесят семь, и что он, чтобы снискать на хлеб насущный, который в нынешней России чрезвычайно дорог, вынужден трудиться на педагогической ниве-хляби народного просвещения, складывая свой месячный доход из профессорской подачки, гордо именуемой заработной платой, и нищенской пенсии, которой хватает только на оплату ненавязчивых услуг хабаровского ЖКХ. – Так, теперь, Семен Данилович, перейдем непосредственно к делу, – предложил я. – С удовольствием, – отозвался он и посмотрел на часы. – Центральные магазины электроники у нас закрываются в девять, так что пока можете не беспокоиться, – заметил я его консьюмеристическое волнение. – Спасибо, – вздохнул он. – Итак, первый вопрос: это ваш телефон? – я указал на лежащий на столе сотовый, упакованный Мураками в целлофановый пакет. – Нет, не мой, – отрезал Кириллов. – Как вы объясните его наличие в вашем кармане? – В портфеле, – поправил меня он. – В карман я его переложил уже после того, как он зазвонил в портфеле. – Хорошо, в портфеле, – согласился я. – Никак не объясню, – закачал головой Кириллов. – Ладно, попробуем поставить вопрос иначе: кто вам мог подложить этот телефон? – Подложить? – удивился он. – Или подкинуть, подбросить… – Подсыпать… – продолжил он начатый мною глагольный ряд и ухмыльнулся. – Пускай будет «подсыпать», – опять согласился я. – Вы знаете, я про Японию дома много всяких историй слышал: и про свалки ваши, где машины на ходу и работающие телевизоры тысячами валяются, и про честность вашу гражданскую, когда вы миллионы на улицах находите и тут же их в полицию сдаете… – Кириллов огляделся по сторонам. – Но чтобы мобильные телефоны забесплатно людям подбрасывали, это уже слишком!… – И все-таки, Семен Данилович, если, как вы утверждаете, телефон не ваш и вы им до контакта с вами капитана Мураками, – я указал подбородком на увлеченно записывающую нашу словесную перепалку лохматую Аюми, – не пользовались, то иного ответа на вопрос о его появлении в вашем портфеле я не нахожу. – Вы серьезно? – Кириллов внимательно посмотрел на меня, потом на хранящего самурайское молчание Нисио. – Серьезно, – кивнул я. – И я серьезно, – ответил он. – Я правда понятия не имею, откуда он у меня взялся! Выхожу сегодня из зала после конференции, а у меня в портфеле что-то звонит!… – Мы в курсе, Семен Данилович, – прервал я его, обеспокоившись тем, что при таком темпе добычи информации Кириллов может в компьютерный магазин и не успеть. – Дело в том, что наша задача сейчас установить, как он мог к вам попасть. – А что это вообще за телефон? – встрепенулся Кириллов. – Что в нем такого опасного? – Семен Данилович, как показывают данные телефонной компании да и самого телефона, в течение последних двух дней с него и на него было сделано несколько звонков, которые могут быть связаны с убийством Владимира Николаевича Селиванова. – Связаны? – Кириллов с удивлением посмотрел на меня. – Вы что, считаете, что я связан с его убийством? – Вы с ним давно знакомы?… Были… – спросил я. – Встречались несколько раз на конференциях… Последний раз два года назад в Праге, на летнем семинаре по Пригову… – По кому? – Мои познания в русской литературе восемнадцатого века ограничивались шестью-семью именами, которые еще вчера в Читосэ я успел припечатать к дедушке русской филологии, но названная им фамилия в их число не входила. – Видите ли, Селиванов Володя занимается… занимался в основном Сорокиным, а я занимаюсь его, то есть Сорокина, учителем – Дмитрием Александровичем Приговым… Это ныне здравствующий классик русской поэзии… – Так вы по современной литературе? – Я искренне удивился объекту интереса Кириллова. – А вы думали по какой? – Он пристально взглянул на меня. – Иначе чего мне на этой конференции делать? – Конечно, – кивнул я и краем глаза заметил на сжатых губах Мураками, подобно прилежной пятикласснице, склонившейся к листам бумаги, ехидную улыбку – явно в мой адрес. – Итак, вернемся к телефону. Данные телефонной компании показывают, что последний звонок с него был сделан сегодня утром, двадцать три минуты девятого. Где вы были в это время? – В отеле, собирался на конференцию, – ответил Кириллов. – В номере был или на завтраке… – Когда вы выходили на завтрак? – Вот где-то между восемью и полдевятого… – Номер, естественно, заперли? – Наверное, – задумчиво протянул он. – Наверное? – переспросил я. – Да там эти карточки дурацкие! – искренне возмутился Кириллов. – Поди разберись, запер ты дверь или нет!… – У вас номер на каком этаже? – На десятом, а что? – Пока ничего, – пожал я плечами. – Мы должны будем проверить запись коридорных видеокамер, чтобы посмотреть, не заходил ли кто в номер во время вашего отсутствия. Теперь припомните: на конференции портфель все время был при вас? – Нет… – Он покрутил головой. – Когда все на обед ушли, я его на кресле оставил, чтобы место не заняли. Так почти все сделали… нам сказали, что воров в Японии бояться не надо… – Осторожность, Семен Данилович, никогда не помешает, – строго заметил я. – Береженого Бог и в Японии бережет! – Понятно, – кивнул он. – Скажите, по прибытии в Японию какими видами связи вы пользовались? – Никакими, – поморщился он. – Из гостиницы звонить – это вообще самоубийство, а домой я еще из аэропорта в Ниигате позвонил, из автомата, оранжевого такого… – По карточке? – Да, мне Заречный Олег Валерьевич помог карточку для международного телефона купить. – Заречный? – переспросил я. – Да, он по-японски говорит, работал раньше здесь. Это он сказал, что из гостиницы звонить дорого. По карточке правда, тоже недешево!… – И все? – Все! Жена в курсе, что у меня все в порядке, а больше кому мне в Россию звонить? Да и… – А в Японии? – перебил его я. – Что «в Японии»? – не понял он. – В Японии у вас знакомые есть? Кому вы могли бы звонить? Или кто мог бы позвонить вам? – Нет, – спокойно отозвался он. – Хорошо, спросим прямо: такое имя, как Ирина Катаяма, вам говорит о чем-нибудь? – Ирина Катаяма?… – задумчиво протянул он. – Имя русское, фамилия японская… – Она русская, а муж у нее японец, – пояснил я. – Первый раз слышу, – категорично отрезал Кириллов. – У Наташи, которая нас вчера в аэропорту встречала, тоже муж японец, но у нее другая фамилия… – Да, ее фамилия Китадзима, потому что ее муж – Китадзима, – сказал я. – А нас интересует Катаяма. – Катаяму не знаю, – повторил свой протокольный ответ Кириллов. – А что, это она мне телефон подложила? – Скорее всего, нет. – Я покачал головой и отметил про себя, что придется теперь выяснять, как далеко от Кириллова сидела сегодня Ирина. – Хотя… – Можно мне уже идти? – перебил меня Кириллов. – Пока можно, но я должен предупредить, Семен Данилович, что в эти два дня мы можем еще раз пригласить вас в наше заведение, поэтому попрошу из Саппоро никуда не отлучаться. – А как же экскурсия? – обиженно промычал Кириллов. – Какая экскурсия? – В Отару, – пояснил он. – У нас завтра, послезавтра и в пятницу заседания, а потом для всех участников экскурсия в Отару. На автобусах… Бесплатная… – Бесплатная? – улыбнулся я. – Олег сказал, что там можно в порту технику на двести двадцать взять… В городе же нет такой… – Мы поняли ваше желание, Семен Данилович, и попробуем до субботы разрешить все наши с вами проблемы. – Я похлопал по пакетику с телефоном и поднялся из-за стола, чтобы распорядиться по поводу машины для Кириллова, которая, как я и обещал, довезла бы его до ближайшего электронного парадиза. Нисио приказал дежурному сержанту срочно доставить телефон на дактилоскопическую экспертизу, и уже через полчаса нам стало известно, что на корпусе мобильника имеются отпечатки пальцев, идентичные тем, что были сняты с поверхности стола, за которым только что сидел поклонник компьютерного программного обеспечения Семен Данилович Кириллов, в свободное от беготни по компьютерным лавкам время штудирующий вирши все еще здравствующего классика российской словесности Дмитрия Александровича Пригова. Эксперты обнаружили также в пазах между кнопками набора и корпусом мельчайшие частицы неизвестного пока материала, по предварительным данным – натурального хлопкового, который был тут же передан на изучение в лабораторию. Сам же телефон оказался элементарной одноразовой игрушкой фирмы «Эй-Ю», которую можно безо всякой официальной регистрации, полагающейся при покупке постоянного аппарата, купить за три тысячи иен в любом круглосуточном магазинчике и пользоваться им в течение года, проплачивая время от времени авансом свои разговоры. Нисио распорядился срочно проверить по имеющемуся на тыльной стороне корпуса серийному номеру хотя бы приблизительный регион продажи, а мы с Мураками сели обрабатывать накопившиеся за сутки документы. Главное разочарование нас ждало в первых же документах, на которые мы жадно набросились, – в отчетах телефонной компании «До-Ко-Мо», которой принадлежал мобильник Ирины Катаямы. Кроме данных о продолжительности входящих и исходящих разговоров за последние трое суток и номерах, с которых звонили Ирине и на которые звонила она, более никакой информации не имелось. Как уже мы знали, звонков было всего одиннадцать – девять, связанных с Ириной, и два последних – сделанных Мураками, требовавшей от старика Кириллова задирать руки кверху. Оказалось, что местонахождение звонящего на телефон или с телефона «До-Ко-Мо» может установить только внутри своей собственной системы, а входящие звонки с телефонов фирм-конкурентов, какой в данном случае оказалась «Эй-Ю», фиксируются только на уровне номера и продолжительности. Дальше – больше: «Эй-Ю» же, как выяснилось, вообще не контролирует реальное расположение на местности своих одноразовых аппаратов, считая их сущим пустяком, не требующим особого внимания. На нашу запись разговоры Ирины были поставлены только после предъявления «До-Ко-Мо» ордера, то есть в районе двенадцати, и, судя по куцей докладной записочке дежурного по «прослушке», никаких звонков на ее аппарат не было и с ее – тоже. Короче говоря, уже через пять минут мы с Мураками разочарованно вздохнули, осознав, что с телефонной «прослушкой» дела плохи. Пролопатив протоколы опросов гостиничных служащих и двух десятков гостей отеля, мы также ничего примечательного в них не отыскали: никто ничего и никого подозрительного не видел, ничто и никто ничьего внимания не привлек. Подробный отчет об отпечатках пальцев в номере Селиванова показывал, что убийца тщательно протер все поверхности, к которым он или она, возможно, прикасался, так что надеяться на хоть какую-нибудь дактилоскопическую зацепку не приходилось. Кипятильник оказался старым, еще советского производства, а переходник, через который обстоятельный покойник подключал его к японской сети, – китайского. Этим электронным китайским ширпотребом сейчас, насколько я знаю, завалена вся азиатская часть бескрайней России, так что собирающиеся в Японию командировочные без труда могут купить его в том же Новосибирске или Хабаровске. К девяти вечера я закончил печатать на компьютере суточный отчет, уместившийся на четырех жалких страницах, а Мураками накатала для своего руководства целых семь, распечатала их на нашем принтере и принялась отправлять в Ниигату по факсу. За этим занятием ее застал старик Нисио, вернувшийся из очередного похода к начальству. Полковник пробежал по моему рапорту, громко откашлялся и посмотрел на меня, как мне показалось, с жалостью: – Что думаешь о Кириллове? – Не знаю пока, что про него думать, – честно ответил я. – В принципе непохоже, чтобы он был связан с Катаямой. – Да, непохоже, – согласился Нисио. – Если так, то остается версия, что сотовый ему подбросили, – продолжил я. – Зачем? – Если у Ирины в Саппоро есть сообщник и он неглупый человек, то расчет его ясен и понятен, – начал я размышлять вслух. – Понятен? – поднял брови Нисио. – Конечно. Ему или ей должно быть ясно, что раз мы взялись за Ирину сразу же по ее приезде на Хоккайдо, вопрос об установлении «прослушки» – дело времени. – Значит, если сообщник имеется, то он побаловался сначала телефоном, а потом с телефоном? – спросил полковник. – Именно так. Последний звонок был сделан утром, когда Ирина находилась в «Гранд-отеле» под нашим присмотром. Она наверняка могла сказать ему или ей о том, что мы ее пасем, вот он и решил избавиться от одноразовой улики. – Не проще было бы просто его выбросить? – логично предположил Нисио. – Проще и безопаснее, это безусловно, – кивнул я ему. – Но, может быть, не слишком рационально. – Не рационально? – Подбросить сотовый Кириллову, если, опять же, Кириллов не врет и он все-таки был подброшен, нужно было с одной очевидной, но не слишком глобальной целью и с другой целью, менее заметной, но, на мой взгляд, более важной. – И что это за цели? – Нисио вперил в меня свои мудрые очи. – Очевидные и не слишком?… – Очевидная – навести нас на Кириллова как на потенциального соучастника Ирины в предполагаемом убийстве ее мужа, – ответил я. – Но, понятное дело, она хороша только до поры до времени, потому что рано или поздно мы установили бы его непричастность. – Логично, – кивнул Нисио. – А неочевидная – выиграть время, то самое, которое мы потратим на установление причастности, вернее, непричастности Кириллова. У меня такое чувство, Нисио-сан, что если телефон был подброшен, то именно для того, чтобы затянуть на пару дней наши действия. – А зачем ему время? – Нисио присел на краешек моего стола и забарабанил по нему костяшками своих жилистых пальцев. – Время – вещь чрезвычайно ценная и нужна всем, Нисио-сан, – с серьезным видом изрек я. – А как насчет «Поспешишь – людей насмешишь»? – лукаво улыбнулся Нисио. – А так, что если человек спешит, потому что его мамка со скипидаром в одном месте родила, – это одно. А вот если его обстоятельства вынуждают спешить – это уже совсем другое. – Ты имеешь в виду Иринин билет на завтра? – Нисио перестал долбить по столешнице. – Его тоже, но во вторую очередь. – А в первую? – искренне удивился Нисио. – А в первую – окончание этой конференции, на которой мы с Мураками-сан отловили Кириллова и на которой сегодня присутствовала та же Катаяма. – Я скосил глаза на притихшую подле факса Аюми: меня интересовала ее реакция на мои слова о том, что Кириллова сцапали «мы с ней», а не она одна. Хладнокровная Мураками проглотила извращение исторической действительности с должным спокойствием младшего по званию и низшего по полу и продолжала сверять нас с Нисио своими мышиными буравчиками, во вдохновенном блеске которых отражался активный мыслительный процесс, обещающий вот-вот завершиться извержением интеллектуального вулкана. Нисио, вообще не жалующий женщин, демонстративно разговаривал только со мной. Мне же неловко было апеллировать к ней при таком откровенном нежелании Нисио вовлекать в беседу двух мудрых мужей неразумную женщину, или, как он частенько любит смачно исторгать из себя любимое с сахалинских времен слово, «бабу». – Значит, ты считаешь, что приезд Ирины в Саппоро связан с этой конференцией? – спросил Нисио. – Слишком уж соблазнительно их связать, Нисио-сан, – облизнулся я. – Больно символичное совпадение. – То есть ты гнешь к тому, что если у Ирины есть сообщник, то он русский? – прищурился Нисио. – Или русская, – кивнул я. – Женщину ты не отвергаешь? – Нисио наконец-то соизволил взглянуть на Мураками. – Теоретически – нет, – сказал я. – Но практически… Смысла не вижу Ирине связываться с женщиной. – А с мужчиной связываться у нее смысл есть? – хмыкнул Нисио. – Она все-таки пока замужем!… – Верно, но за крайне неприятным ей мужем, – подкорректировал я Нисио. – Любовник? – произнес Нисио то слово, которое и у него, и у меня, и, уверен, у девицы Аюми уже вторые сутки свербило в мозгах. – Ничто на нашей японской земле не ново, Нисио-сан, – согласился я. – Версия с любовником, конечно, тривиальна, но наиболее вероятна в данном случае. Боюсь, что Селиванов попался этому любовнику под горячую руку… Просто оказался… – А Кириллов? – перебил меня Нисио. – Что Кириллов? – Он на любовника не тянет? – Зависит от того, что от любовника этой Ирине надо. – Я не стал сбрасывать со счетов не тянущего на ловеласа по возрастным соображениям хабаровского сэнсэя. – А что ей может быть нужно от любовника? – опять поставил вопрос ребром циничный полковник. – От любовника женщине обычно требуются две вещи. – Я покосился на Мураками и с удовлетворением ответил появление на ее пухлых щечках знакомого румянца. – Только две? – удивился Нисио, по моим сведениям в категорию любовников никогда не входивший. – Да, постель и деньги. Можно – только секс, можно – только деньги, но лучше, конечно, и то и другое. – Ну в этом случае версия с русским любовником, приехавшим на конференцию по русской литературе, критики не выдерживает, – разочарованно покачал головой полковник. – Почему это? – удивился я. – Да потому, Такуя, что филологи у них бедны как церковные крысы! Это у тебя отец – человек обеспеченный, а у них вон тот же Кириллов… Посмотри на него… Какие у них деньги?! – Верно, – кивнул я. – Но я же сказал, что и койка и бабки вместе – это идеал. А идеал в нашей жизни практически недостижим. Если же ограничиться только приятным для Ирины сексом, то здесь для нее может сгодиться тот же Кириллов, потому как она нам с Мураками-сан про своего мужа Ато такого порассказала, что ее чисто женское желание может понять даже мужик. – А деньги? – Нисио покраснел вслед за Аюми от разговора на такую животрепещущую тему. – А деньги у Ирины есть… – Были, – поправил меня Нисио. – Ну почему «были»? Мы же не знаем, куда она их перевела. Может, на свой же счет – только другой. Когда ордер на переводной счет получим, Нисио-сан? – Прокуратура ждет от нас предъявления конкретных улик против Ирины Катаямы. До этого они против банка ничего делать не будут, – грустно сообщил Нисио. – Сам понимаешь, какой это щепетильный вопрос! Не дай бог, она окажется ни при чем, а мы вскроем счета получателя… Это ж мы с тобой перьев не соберем!… – Я не вижу ничего, за что можно было бы зацепиться, – в унисон нисиовской грусти печально констатировал я и постучал по папке с бесполезными пока документами. – Извините, можно мне сказать? – вдруг подала голос молчавшая последние полчаса Мураками. – Конечно! – благосклонно кивнул Нисио. – Ситуация складывается такая, что если в ближайшие два-три дня мы не получим никакой новой информации, мы окажемся в тупике, из которого после окончания конференции выйти будет невозможно, – сурово выпалила капитанша. – Что вы предлагаете? – Нисио даже не удостоил ее взгляда, предпочтя задать этот вопрос пустоте перед собой. – Я считаю, что Минамото-сан должен войти к Ирине Катаяме в доверие, – безапелляционно заявила она. – Чего?! – сорвалось у меня с языка. – Если мы не разговорим ее, вряд ли мы достигнем прогресса в расследовании, – все так же сурово продолжала она. – Поэтому я считаю, что Минамото-сан должен сейчас встретиться с Ириной один на один и еще раз попробовать поговорить с ней. – Встретиться с ней один на один?! – переспросил я и машинально оглянулся по сторонам – в испуге увидеть рядом свою Дзюнко, которой предложение Аюми вряд ли пришлось бы по душе. – Именно, – кивнула она. – У нее в номере? – Я начал успокаиваться и возвращать себе утерянное на пару секунд легкомысленное отношение к жизни. – В номере, я думаю, будет излишним, – сжалилась над моей Дзюнко радикально настроенная к ночи Мураками. – А где же тогда? – поинтересовался я. – А вот она сейчас как раз в ресторан спустилась в «Гранд-отеле». – Мураками пощелкала пальцем по светящемуся дисплею компьютера, на который в режиме реального времени выдавались данные «наружки». – Вы ведь еще не ужинали? – Вообще-то я планировал это сделать дома с женой. – Я взглянул на часы. – Поужинать, я имею в виду… – Завтра с женой поужинаешь! – очнулся вдруг Нисио, неизвестно с каких пор начавший вдруг прислушиваться к «бабскому» мнению. – Мураками-сан права: ты, Такуя, единственная наша надежда! Давай-ка отправляйся на подвиг! Не скажу, что роскошный ресторан нашего саппоровского «Гранд-отеля» особо смахивал бы на израильскую Голгофу, но заходить в него спустя десять минут после предательства Нисио было для меня не слишком приятно. Ирина Катаяма сидела одна за щедро сервированным серебром и хрусталем, но пока свободным от яств столиком. Она была в том же ярко-желтом костюме, что подтверждало данные «наружки» о том, что из педагогического университета она направилась в торговый центр «Джаско», где прослонялась два часа по бесконечным бутикам, в которых ничего не купила, но зато миллион раз оглянулась, видимо определяя, следим мы за ней или нет. Из «Джаско» она вернулась в номер, но через минуту вышла из него для того, чтобы прийти вот сюда. – Разрешите, Ирина? – Я слегка поклонился и почувствовал исходящий от нее свежий аромат «Элизабет Ардан», объясняющий, зачем она заходила к себе в номер, перед тем как пойти ужинать. – Вы? – без намека не протокольную вежливость спросила она, поднимая на меня свои холодные глубокие глаза. – Как видите. – Я слегка развел руками, а затем положил их на спинку стула напротив. – Так разрешите? – Садитесь, все равно не отвяжетесь! – буркнула она. – Прилипли ведь вот!… – Вы уже заказали? – спросил я, не увидев на столе меню. – Естественно! – хмыкнула роковая красотка. – Я вас не ждала! А что меню унесли, так это ваша дурацкая японская привычка! – Привычка? – Я сделал вид, что не понял ее упрека нашей ресторанной культуре. – Меню после заказа сразу со стола забирать! И как эти заведения еще не прогорели у вас все? – Меню – дело поправимое, – успокоил ее я и, словно по «сотовому» приказу пославшей меня на голгофу Мураками, поднял руку. – Ужинать будете? – насмешливо спросила Ирина. – Да, я, знаете, голоден, – ответил я, принимая из рук немолодой официантки огромное ламинированное меню. – А где же спутница ваша? – оставаясь холодной и колкой, поинтересовалась русская. – Мураками-сан? – не отрывая глаз от меню, уточнил я. – Пускай будет Мураками, – согласилась она. – Мураками-сан в управлении, работает. А вы что заказали, если не секрет? – Я медленно поднял глаза на Ирину, но до лица они у меня не дошли, а застряли на приоткрытой расстегнутой черной блузкой впечатляющей ее груди. – Филе-миньон с грибами и салат со шпинатом, – весело отчиталась она, перехватив мой заинтересованный взор. – А пить что будете? – Белое, – ответила она. – К мясу полагается красное. – Мой взгляд наконец-то преодолел минную полосу на ее груди и добрался до глаз. – Плевать мне на то, что к чему полагается! – заявила она, пальнув по мне огненным взором. – Вы-то, японцы, что, всегда что положено, то и делаете? – Стараемся, по крайней мере, – сказал я скромно. – А я с Сахалина, как вы уже наслышаны! – опять выстрелила она в меня. – У нас, на Сахалине, пыжся не пыжся, все равно будет одна большая лажа! – Лужа? – Мне показалось, что она оговорилась. – Лужа – это потом, когда облажаешься. А сначала – лажа! – просветила меня хорошо подкованная в социально-лингвистическом плане Катаяма. Я заказал себе то же самое, только вместо белого вина попросил бокал пива, что вызвало у Ирины очередной приступ желчного сарказма: – Вот все вы такие! Мужики японские! – Какие «такие»? – Копируете все у других, а сами за себя решить ничего не можете! Еще мужиками называетесь! – То есть вы, Ирина, не допускаете, что я тоже могу любить говяжье филе и заедать его шпинатом в имбирном соусе? – Да ешьте чего хотите! Я вам что, жена, что ли! – Она зло прищурилась и уставилась на меня. – Кстати о жене! Вернее, о супружеском долге!… – Я предусмотрительно отключил сотовый перед входом в гостиницу и теперь мог вести беседу без опасений оказаться в двусмысленной ситуации. – Что слышно от вашего мужа, Ирина? – Ничего не слышно! – огрызнулась она. – Почему мне должно быть от него что-нибудь слышно? – Ну как же, муж все-таки… – Муж, как же!… Две тонны груш!… – Ирина, если завтра местонахождение Ато Катаямы не будет установлено, полиция Ниигаты официально объявит его в розыск, и тогда вас будут допрашивать уже не при хрустале с серебром и крахмальными скатертями. – Пугаете? – язвительно поинтересовалась она. – Предупреждаю. По-дружески, – улыбнулся я. – В друзья напрашиваетесь? – Нельзя? – А зачем? – Она вдруг замерла, как кобра перед жалящим броском. – Зачем мне с вами дружить? – Разговаривать легче, когда дружески к человеку относишься, – объяснил я свою коммуникативную позицию. – А может, лучше сразу в койку? – Она сделала свой прыжок. – Чего нам с вами разговаривать! Мы с вами не дети – и так все понятно! У вас – палочка, у меня – дырочка, дважды два – четыре… – Заманчиво, но нереально, – не без искреннего сожаления отреагировал я на ее пошлый змеиный наскок. – Ага, с Мураками вашей вам, значит, приятнее? – задала она риторический вопрос. – Ирина, скажите, пожалуйста, куда вы перевели сегодня деньги в банке «Мичиноку»? – Мне надоело пикироваться с этой тигрицей. – Куда и кому? – Следили за мной? – Неожиданная смена темы застала ее врасплох, и ей, как я уже успел понять, опять требовалось несколько секунд, чтобы перегруппироваться. – Ирина, вашего мужа нигде нет. – Я положил локти на стол и наклонился к ней. – Вы уезжаете из своего города за тысячу километров, переводите неизвестно куда огромные деньги, принадлежащие вашему мужу, и потом – этот мешок, который вы вчера сбросили в Японское море. Имея в виду все это, у нас есть самые веские основания контролировать ваши действия. – А этот совок в банке, он тоже на вас работает? – Она бросила в меня презрительный взгляд. – Какой совок? – До меня не сразу дошло, что она имеет в виду Ганина, который у меня с этим мерзким словом никогда не ассоциируется. – Который сначала в банке около меня терся, а потом на конференции ошивался! – А-а, этот!… Нет, не на нас, успокойтесь! Мы не имеем права по закону к сыскной работе привлекать граждан иностранных государств. Тем более россиянина. – А чего же он тогда на конференции тусовался? – А он филолог профессиональный, русский язык тут преподает. – Я восхитился ее блестящему умению не только моментально восстанавливать свои защитные ряды, но и самой переходить в контратаку при помощи незатейливых, но сжигающих драгоценное время вопросов. Принесли ее заказ, и она принялась за филе, демонстрируя довольно сносное для сахалинской девицы владение ножом и вилкой. – Как мясо? – поинтересовался я в предвкушении своей порции. – Хорошее, – буркнула она. – Я люблю мясо с кровью… – Ирина, скажите все-таки: где ваш муж? – Я вам сказала: не знаю. – Она бойко макала обжаренные в чесночном масле до золотистой корочки шампиньоны в бордовый сок, исходивший из растерзанной ее безжалостным ножом багровой говяжьей плоти. – Отвяжитесь и дайте спокойно поесть! – Ешьте-ешьте! – успокоил я ее. – Ем, – опять буркнула она набитым мясом и грибами ртом. – Ирина, у вас есть любовник? – Я посчитал, что теперь настала моя очередь ввести в бой тяжелую артиллерию. – Чего? – По на мгновение остановившимся в терзании податливого мяса челюстям я понял, что мой первый серьезный снаряд угодил точно в цель, и, хотя уже через мгновение челюсти вновь заработали, интенсивность, с которой они продолжили это делать, уже не была прежней, а в шоколадных глазах неприступной красавицы, вдруг затлел фитилек тревоги. – Я спрашиваю: кто ваш любовник? – стараясь звучать как можно беззаботнее, переспросил я. Она не удостоила меня ответом, подцепила вилкой кусочек мягкого шпината, но почти у самого рта вдруг уронила его обратно в тарелку. Шпинат плюхнулся в лужицу маслянистого соуса, его крошечные брызги угодили Ирине на пиджак. – Блин! – прошипела она и машинально промокнула их мокрой салфеткой «осибори», которые в наших ресторанах подают перед едой для освежения лица и протирания рук. – Итак, о вашем любовнике, Ирина… – Что – о моем любовнике?! – вновь змеиным голосом прошипела она. – Что вы до меня докапываетесь? – Кто он? – Мужик! – фыркнула она, продолжая автоматически разглядывать закапанный пиджак. – Русский? – Какая разница?… – Она вдруг с шипения перешла на шепот. – Мужик – он везде мужик, и в России тоже… – Как его зовут? – Его зовут «хороший мальчик», – усмехнулась она. – Мальчик? – Мальчик! – Мальчик с пальчик? – попытался я несколько разрядить накалившуюся до предела обстановку. – С пальчик это, может, у вас. – Она облила меня едкой кислотой вселенского презрения. – А у «хорошего мальчика»? – Я достойно выдержал этот мощный удар ниже пояса. – А у «хорошего мальчика» «мальчик» именно «хороший», «конкретный мальчик»! – Она запустила в рот последнюю порцию сочного миньона. – Двадцать шесть сантиметров в рабочем состоянии, как, ничего вам? Что еще бабе нужно! – Деньги, очевидно, – предположил я, оставив без внимания габаритные характеристики виртуального пока конкурента. – Так он потому и «хороший мальчик», что у него не только в трусах все в порядке! – Ирина вдруг внезапно повеселела. – Значит, он у вас богатый? – Я под бедными на Сахалине належалась! – игриво поведала она. – Надоело потеть забесплатно! – А муж ваш – тоже человек состоятельный, – заметил я. – Ради вашего паспорта японского под какого только козла не ляжешь! – смачно заявила она. – Неужели наш японский паспорт стоит таких унижений? – Паспорт стоит! – Она закивала, отхлебывая вино из бокала. – Ваша ксива того стоит!… Передо мной вдруг таинственным образом появились огромные тарелки со шпинатом и мясом, но я решил пока не уделять им внимания: – А что тогда не стоит? – Под вас, японцев, забесплатно ложиться! Как это ваши бабы часто делают, – пояснила она. – Часто? – переспросил я. – Конечно, часто! Чего с вашего среднего пыльного мужичка поимеешь? Ни денег внятных, ни двадцати шести сантиметров! Какая с японского мужика еще может радость быть… – Значит, с вашим Ато радости у вас не было совсем? – Я внимательно посмотрел в ее все еще прекрасные, несмотря ни на какие сальные подробности, карие глаза. – У нас был законный, классический натуральный обмен, – улыбнулась Ирина. – Обмен? – Я ноги под ним исправно раздвигала, когда его припирало меня послюнявить, а он мне, как перед свадьбой обещал, гражданство справил. – А зачем вам японское гражданство, Ирина? На японку вы непохожи, адаптироваться среди нас сложновато, особенно когда с мужем проблемы, да и с его родней тоже. – Все уже пронюхали! – Она в сердцах качнула головой. – И про родню поганую!… Стукачи корявые!… – Работа такая… Так что насчет причины получения гражданства? – Я вернул Ирину в проложенное мной русло нашей светской беседы. – А вы сравните российскую ксиву и вашу! Мне Япония ваша как свинье – туалетная бумага! – А паспорт зачем? – Чтобы в загранку без виз ездить! С нашим кривым паспортом пока визу получишь, три тонны геморроя заработаешь! А тут я хоть в Штаты, хоть в Сингапур – безо всякой визы! – И ради этого ноги раздвигать под слюнявым козлом? – не без удовольствия процитировал я ее собственные признания. – Может, другие способы поискать? Поцивильнее? – Не вам нас, русских баб, упрекать! – отрезала она. – Вы с этим вонючим паспортом рождаетесь, а мы его должны хочешь – на спине, хочешь – раком зарабатывать! Так что нечего бочкотару на нас катить! – «Нас»? – поймал я ее на слове. – И много вас таких? – Все! – Кто «все»? – Все русские девки, которые замуж за вас, за японцев, повыходили! И москвички, и хренички, и мы – шмыры сахалинские! – Она снова отхлебнула вина и промокнула теперь уже не влажной «осибори», а сухой накрахмаленной салфеткой свои намагниченные алые губы. – Ну вы-то на шмыру не очень тянете, – сделал я ей скромный комплимент. – Бог не обидел! – с удовлетворением согласилась она со мной. – Что есть, то есть… – Да и остальные, мне известные, тоже. – Я на всякий случай решил охладить жаркий пыл ее женского самолюбия, вспомнив свою токийскую приятельницу Наташу Китадзиму. – Так вам же красивых подавай! Чтоб девка классная была – с грудями и ногами. А уродин вислозадых у вас у самих вон пруд пруди! – Она обвела точеным подбородком ресторанный зал. – Вы, я погляжу, Ирина, не только японцев, но и японок не любите, – констатировал я давно всем понятный факт. – За что мне вас любить? Паспорт я честно на спине, и на животе, и ртом отработала. Зад Ато мой потребовал бы – подставила бы не задумываясь. Бизнес есть бизнес, и в сексе – тоже. Так что все чин чинарем: паспорт в обмен на приятные утехи. Какие ко мне претензии? – Претензии? В сексуальном плане мне вам предъявить нечего. Но вот в уголовном… Мешок в море – раз, – я отогнул на своем правом кулаке большой палец, – пока непонятно куда переведенные вами деньги вашего мужа – два, – здесь разогнулся указательный палец, – ваша встреча здесь, в ресторане, с Владимиром Николаевичем Селивановым за полтора часа до того, как он был убит, – три, – я отогнул средний палец, – и разговоры по вашему сотовому телефону вчера и сегодня утром – четыре, – завершил икебану безымянный палец. – Какие разговоры? – Ирина задумчиво посмотрела сначала на меня, а затем – на остывающие передо мной мясо и шпинат. – С абонентом, которого мы сейчас устанавливаем. – Я решил пока не прикасаться к мясу и ограничился только глотком свежего холодного «Сантори». – Ну устанавливайте! Я вам что, мешаю? – ухмыльнулась она. – Мне вообще бай-бай пора! – Время детское еще. – Я взглянул на часы. – Вы с Ато Катаямой когда обычно спать ложитесь? – Спать или трахаться? – Она вперила в меня свои прекрасные, но бесконечно наглые глазищи. – Бай-бай, – улыбнулся я. – Бай-бай… – хмыкнула она. – Когда ваш разлюбезный Ато дома тусуется, его уже полдесятого на койку тянет. Чего ему дома делать? Только дрыхнуть! – А когда нет дома, как вот сейчас, например? – Да с чего вы взяли, что его дома нет? – Она тряхнула своей очаровательной головкой, в которой, как показали последние полчаса, спрятан заряд цинизма и человеконенавистничества такой силы, что его в критический момент хватит на вторую Хиросиму. – Это не я взял, это полиция вашей Ниигаты взяла, – объяснил я причину своей уверенности. – А вы еще раз позвоните им! Может, он уже вернулся… – Она уставилась на мой безнадежно остывший миньон. – Хорошая идея. – Я решил действительно проверить, не поступило ли в управление новой информации, достал из кармана свой сотовый, которому я собственноручно заткнул глотку при входе в отель, и обнаружил, что мне, пока я погружался в пучину низменных человеческих страстей и еще более низких людских помыслов, кто-то звонил. Я нажал на кнопку фиксации оставшихся без внимания звонков, и бледный дисплей сообщил мне, что трижды за последние пятнадцать минут звонил Нисио. – Ну что? – с оттенком легкого упрека в своем хрипловатом, удивительно сексуальном голосе спросила Ирина. – Сейчас проверим, не появился ли ваш муж. – Я нажал на кнопку соединения, но, прослушав более десятка занудных сигналов, так и не добился от телефона затребованного контакта со своим любимым начальником. – Что, райком закрыт, все ушли на фронт? – язвительно ухмыльнулась русская. – Да, видно, все ушли на борьбу с накопившейся за день усталостью, – согласился я с ней и набрал номер дежурного по отделу. – Полиция Хоккайдо, русский отдел, – вялым голосом отозвался на другом конце лейтенант Исима. – Исима-кун? Это Минамото!… – О, Минамото-сан! – с неожиданным энтузиазмом откликнулся на мое обращение Исима. – Да, я. Где наш Нисио? – Он вам звонил несколько раз – не дозвонился, – затараторил лейтенант. – Его нет, он уехал срочно. Вместе с этой женщиной из Ниигаты… Как ее?… – Девушкой, – автоматически поправил я его. – Что? – не понял моей тонкой физиологической поправки Исима. – Девушкой из Ниигаты. Ее фамилия Мураками. Так куда они исчезли, ты не знаешь? – Знаю, конечно! Они поехали на место обнаружения трупа! Да, он просил вам это передать, когда вы объявитесь. – Трупа? – переспросил я и поймал промелькнувшую в глазах Ирины легкую тревогу. – Да, там ребята из Айно-сато нашли труп… Как его?… – В Айно-сато? – Первый раз за всю мою долгую служебную практику мертвеца находили в моем родимом микрорайоне, где я обычно все больше отдыхаю и не имею обыкновения работать. – Да, в Айно-сато… – А почему полковник туда поехал? Что, труп русский? – Нет-нет, труп японца… Черт, где же эта бумажка?… – Какая бумажка, Исима-кун? Ты что, в туалете, что ли, сидишь? – ехидно поинтересовался я. – Да нет… Нисио-сан мне назвал его имя и сказал, что для вас это будет очень интересно… А, вот она! – И? – Значит, труп зовут, то есть звали, пока он жив был, Китадзима Хидео, – с чувством исполненного долга выдохнул на том конце провода, если это клише применимо к мобильной связи, исполнительный, но не слишком организованный Исима. – Как? – Я не поверил тому, что услышал. – Китадзима Хидео, – повторил Исима. – Господин полковник сказал, что вам это будет интересно. – Еще как! Сейчас бегу! – Я отхлебнул еще глоток потеплевшего «Сантори» и посмотрел на Ирину. – Что, убили кого-то? – поинтересовалась она. – Этого я пока не знаю, но вот точно могу сказать, что должен вас покинуть. – Наконец-то! – выдохнула Ирина из себя не без удовольствия циничное признание. – Но я скоро вернусь, – поспешил я ее расстроить. – Мы наше приятное знакомство обязательно продлим, как то очарование… – Какое очарование? – проявила она позорное незнание своей национальной классики из окрестностей школьной программы. – Которое нормальному мужчине продлить хочется, – ответил я, бросил прощальный взгляд на холодное мясо, встал из-за стола, поклонился сексапильной сахалинской блуднице, быстро расплатился на кассе за не съеденный в компании прекрасного врага ужин и поскакал к управлению за машиной, чтобы немедленно отправиться к себе в родные края – впервые не для желанного сна, а на работу. |
||
|