На регулярной основе

Я в смятении. Долгие годы я ждал, пока Эмили перестанет брать с меня деньги. Теперь, когда она вняла моим просьбам, я понял, что не хочу этого. Я почувствовал, как почва ушла у меня из-под ног. Я напуган и неуверен.

Мне тридцать шесть. В двадцать один я впервые встретил Эмили. У себя на работе, в Центральной библиотеке Астли.

Я работаю в библиотеке с шестнадцати лет. Естественный шаг: я всегда любил книги и в школе носил кличку Ученый. Но я не интеллектуал. Большинство книг выше моего понимания. Например, книги по экономике, которые читает Эмили.

Книги просто доставляют мне удовольствие. Зачитанные, с истрепанными страницами и разлохмаченными переплетами. Как книги в бумажных обложках в отделе романов. В шестнадцать лет я бросил читать романы, решив, что это удел женщин. Теперь я заведующий отделом романов.

Я встретил Эмили через два месяца после своего продвижения по службе. Я рылся в отделе абонемента в поисках последнего выпуска ежеквартального сборника романов, когда услышал покашливание. Вслед за покашливанием раздался голос. Хрипловатый, но выразительный.

– Извините, – произнес голос, – я очень спешу. Не могли бы вы принять у меня книги?

Привыкший к разочарованиям, я решил, что голос принадлежит перезрелой старой деве с прокуренной глоткой. Поэтому я резко ответил:

– Я не работаю в абонементе. Сейчас позову мисс Педи обслужить вас. МИСС ПЕДИ!

И тут я увидел Эмили. Мой взгляд скользнул от ее девичьих грудей к лицу с холодными глазами и коротко остриженным жирным волосам. Сердце сделало сальто-мортале, а то, что ниже пояса, затвердело. Я неловко потерся этим местом о барьер.

– Привет, – сказала она. – Меня зовут Эмили.

– Стивен, – ответил я.

– Стивен, – повторила она. – Красивое имя. Могу я задать вопрос, пока не пришла мисс Педи?

Я кивнул и покраснел. Я почувствовал, что вопрос будет не о книгах.

Я, надо сказать, не из храбрецов. Обычно я предпочитаю стоять в сторонке и смотреть, как другие заходят в клетку со львами. Но Эмили очаровала меня. Эта женщина наделена необыкновенной силой. Она знает, как сделать труса храбрым.

Когда мы встретились у фонтана, Эмили выглядела как мечта одинокого мужчины: облегающий черный свитер, юбка и эти сапожки со шнуровкой на каблучках-шпильках из блестящего пластика. Я почувствовал, что экипирован плохо.

– У меня не очень много денег, – сказал я и позвенел мелочью в тощем кошельке. – Даже как заведующий отделом я зарабатываю меньше, чем мой отец, который работает уборщиком на заводе измерительных приборов. Могу потянуть разве что китайский ресторанчик и пару пива.

Эмили рассмеялась своим удивительным смехом, при этом губы ее раскрылись так, что показались розовые десны.

– Зачем нам китайцы? – спросила она. – Давай устроим собственную вечеринку.

Эмили привела меня к себе домой, в квартиру над магазином детской одежды. Маленькая однокомнатная квартирка; комната выкрашена в белый цвет. В комнате было две арки; одна вела в кухню, другая – в ванную. В каждой арке раскачивалась занавеска из бусинок с изображением американской официантки, облаченной в звездно-полосатую форму; на шее женщины висел поднос, свободно умещавшийся на ее огромном бюсте. Официантка широко улыбалась, изо рта вылетал пузырь с надписью: «Орешки, сэр?»

Я просто не знал, как вести себя в этой квартире. Уж очень пусто в ней было. Никаких украшений, кроме занавесок из бус; казалось, им специально отведено главное место. Надо было что-то сказать, но мне ничего не приходило в голову. Занавески висели, угрожающе поблескивая. И вместо того чтобы спросить у Эмили о них, я повернулся к книжному шкафу. Он размещался между занавесками. Солидный шкаф, доверху набитый книгами. Какое-то время я рассматривал книги. Все без исключения о финансах.

– Что ты там углядел, Стивен? – спросила Эмили. Ее тонкая рука обняла меня за плечи.

– Здесь и не пахнет романами, – ответил я.

– Или книгами о женских проблемах, – рассмеялась Эмили. – Я прагматик, меня интересует только то, что заставляет мир вертеться.

– Деньги, – произнес я.

– И секс. – Она взяла меня за руку и повела к предмету, завершавшему обстановку комнаты, – к своей кровати.

Я встречался с девушками до Эмили. В основном это были симпатичные девочки с мягкими телами и большими глазами. Согласные на все. Но скучноватые. Никаких переодеваний. Никакой игры. Никаких непристойных разговоров. Никаких хлопков, пинков, щипков, плевков. Тот первый раз с Эмили показал, чего именно мне не хватало. Она позволила мне почувствовать себя королем, завоевателем.

– Эмили, – сказал я. – Это было замечательно.

Я не был подготовлен к тому, что последовало за моими словами. Я думал, мы выпьем, поболтаем, отдохнем, побалдеем… Но нет. Эмили села на меня верхом и, опершись на руки и откинувшись назад так, что ее маленькие груди торчали, словно две порции желе, прояснила все, что должно было произойти.

– Сегодня – бесплатно, – заявила она. – Брать деньги в первый же раз глупо. Ты больше не придешь. Если только ты не псих. А если псих, ты мне не нужен.

Не думаю, что я идиот. Но возможно, я ошибаюсь. Возможно, Эмили видела, как я им становлюсь. Иногда я изучаю себя в зеркале, чтобы проверить, не написано ли это у меня на лице. Но не вижу никаких признаков идиотизма. Только очки, тонкие губы и плохую кожу.

– Погоди, Эмили, – запротестовал я.

Она приложила палец к моим губам и заставила меня замолчать.

– Не спорь, – сказала Эмили, – это хорошая сделка.

Мое тело жаждало Эмили, и я начал встречаться с ней на регулярной основе: раз в неделю по двадцать фунтов. Но я не был побежден. Мысленно я держался на расстоянии, стараясь проанализировать ситуацию. Я начал шпионить за Эмили.

Раннее утро, обеденный перерыв в библиотеке, время, отведенное для ужина, и большую часть вечеров я проводил возле дома Эмили, пытаясь застать ее на месте преступления. Но никаких мужчин в грязных плащах, никаких мальчиков, страстно желающих потерять невинность, – никого, кроме невысокой женщины в мужском костюме и с портфелем в руках.

– Так, значит, Эмили, ты не проститутка? – спросил я по возможности небрежно. Она лежала на кровати и выглядела потрясающе: грудь полуобнажена, ноги прикрыты черным шелковым платком.

– Нет, – ответила Эмили своим хрипловатым голосом. – Я твоя любовница.

– Но тогда почему ты берешь с меня деньги?

Эмили объяснила. Она сказала, что мужчины часто обижали ее. Они принимали любовь Эмили и использовали это чувство против нее же самой. И теперь она берет деньги. Деньги означают, что она контролирует ситуацию, а следовательно, означают, что она в безопасности. Эмили говорила сухо, словно читала список покупок. Но я поверил ей. В ее словах был здравый смысл.

Признание укрепило наши отношения. Мы стали встречаться чаще, проверились на СПИД, перестали пользоваться презервативами, и, хотя Эмили продолжала требовать денег, я был полон радужных надежд. Я мечтал о том дне, когда мы, как все обычные пары, начнем обмениваться любовью бесплатно.

Через год мы вместе купили квартиру, и я повел Эмили знакомиться с моими родителями. Они возненавидели ее. С первого взгляда. Но виду не подали. Держались вежливо. Расспрашивали о работе, угощали бутербродами с ветчиной и вареной говядиной, фирменным мороженым и слабым чаем. Но все было видно по их глазам. Мать оглядела Эмили с головы до ног. Увиденное – сапожки, шорты и короткая маечка из лайкры – настолько ей не понравилось, что лицо ее побледнело, а в глазах мелькнуло отвращение. Она даже шепнула мне:

– Послушай, Стивен, ты уверен, что это именно та девушка, которая тебе нужна? Кажется, она не слишком опрятна?

Я ответил:

– Я люблю ее, мама. Нам хорошо вместе.

Позже я почувствовал себя не так уверенно. Иногда я думал о наших отношениях и не мог ничего придумать. Мы с Эмили встречались после работы, шли поужинать или в кино, возвращались домой, но все еще, казалось, существовали отдельно друг от друга. Я знал, что в этом нет моей вины. Я стремился к сближению, рассказывал о своей жизни, о том, что люблю и чего не люблю. Эмили держалась замкнуто и раскрывалась только в те ночи, когда мы занимались любовью. И она все портила требованием денег.

Однажды я чуть не сорвался. Ее цены росли вместе с инфляцией и начинали кусаться. Мне пришлось взяться за дополнительную работу – собирать деньги с участников футбольного тотализатора в Крейгхите, самом отвратительном районе Астли. Занятие не из приятных. У меня оказалась парочка опасных клиентов. Они подстерегли меня в дальней аллее и избили. Сняли с меня очки, прижали к стене и стали бить по лицу. На руках у них были кольца.

– Бедный, бедный Стивен, – ворковала Эмили, когда я вернулся домой.

– Знаешь, ты могла бы прекратить это, – сказал я, когда она прикладывала ватный тампон к моим щекам, носу, ушам. Тампон был смочен деттолом и щипал. Чтобы не думать о боли, я сосредоточил внимание на грудях Эмили, которые щекоча касались моей груди.

– Как я могу это прекратить? – наивно спросила она. – Освоить карате, пойти отомстить?

Я сжал ее руку. Деттол коричневой струйкой потек по тонкому запястью.

– Ты сейчас готов меня ударить, правда? – спросила Эмили. Ее глаза странно вспыхнули.

Я пошел к врачу. Эмили сказал, что в раны попала инфекция. Это была чистая правда. Сине-зеленый гной сочился из пореза, пересекавшего всю щеку.

Я взял направление к дежурному врачу. Не хотелось откровенничать со своим постоянным, который наблюдал, как я рос, как опустились яички.

Женщина-врач провела нежным пальцем по порезу и спросила, зачем я пришел на самом деле.

– Сексуальные проблемы?

– В некотором роде, – признался я.

Она внимательно выслушала меня. Кивала головой, делала записи.

– Я думаю, вам следует встретиться с ее матерью, – посоветовала она. – Не нужно винить ее, матерей и так винят слишком во многом. Но я думаю, вам следует поговорить с ней. Это иногда бывает очень полезно.

Мать Эмили одевается, как мужчина. Она предпочитает двубортные костюмы из шерсти мериноса с белой рубашкой и желтым или черным галстуком. Носит запонки, вязаные шерстяные носки в ромбик и грубые башмаки. Волосы подстрижены почти наголо, на лице ни капли макияжа.

Когда Эмили познакомила нас, я сразу узнал ее.

– Вы навещали Эмили на старой квартире, – сказал я. – По вторникам и четвергам. Я вас видел.

– Да, – ответила она. – Я знаю о твоей слежке.

Тогда я ее ненавидел. Теперь – нисколько. Она говорит то, что думает, и, несмотря на мужеподобную внешность, у нее доброе сердце. Эмили тоже любит свою мать. В квартире словно делается светлее, когда она приходит. Начинается смех, веселье, Эмили становится откровеннее, рассказывает истории, которых я никогда раньше не слышал.

Я не сразу доверился матери Эмили. Поначалу был сдержан, так как сомневался в ее сексуальной ориентации. Я вообразил, что она любительница женщин вроде нее самой. Конечно, нельзя было игнорировать очевидное. Но я предполагал, будто Эмили – результат опыта одной ночи: мать Эмили лежит на спине и терпит это только потому, что хочет ребенка. Как выяснилось, я ошибался.

Мать Эмили любит мужчин. Мой начальник мистер Брадли признался мне в минуту откровенности:

– Это просто фейерверк. Редкая и опасная женщина. Наша связь длилась пять месяцев.

– Да, – ответила мать Эмили, когда я встретился с ней. – Финал оказался печальным. Я сказала ему, что все кончилось, пока я ждала очереди в амбулатории.

Затем я узнал, что она посвящена в дела своей дочери. Знает, что Эмили берет с меня деньги.

– Эмили все рассказала мне. Но я мало что могу сделать. Моя дочь упряма и своевольна. Она всегда идет своим собственным путем. Ты можешь заставить ее поревновать. Но это жестокий способ. Если ты ее любишь, мой тебе совет – будь настойчив.

– Но я даже не знаю, – ответил я, отрывая взгляд от полы ее пиджака, значу ли я для нее хоть что-то, она такая замкнутая.

Шесть месяцев назад Эмили превратила свободную комнату в офис. Она оставила работу консультанта по финансовым вопросам в фирме «Драйсон, Драйсон и сыновья» и начала свое дело. Я забеспокоился. Какое-то время я думал, что из-за этого секс станет для меня дороже. Будет введен дополнительный сбор, чтобы покрыть потерю в заработке, приобрести компьютер, письменный стол, бланки, шкафы для документов, фотокопировальный аппарат и электронную точилку.

Но оказалось, ей это не нужно. Эмили переманила клиентов из своей старой фирмы. Она развернула рекламную кампанию, обещала индивидуальное обслуживание. Обещание было вынесено в заголовок, под ним поместили фотографию Эмили в профиль. На этом снимке она выглядит просто чудесно. Вскоре ее настольный календарь был заполнен и ей пришлось подвести черту.

Теперь у нее множество постоянных клиентов. В основном – мужчины, хотя есть и женщины. Одетые по-деловому женщины с портфелями в руках. Они презирают меня. Мужчины подмигивают.

Я ревновал к мужчинам. Две недели я не ходил на работу, чтобы убедиться, что Эмили дает им только советы по финансовым вопросам и ничего больше. Однажды вечером она пришла ко мне и сказала:

– Стивен, этот бизнес – хорошее дело. Но я хочу только спать с тобой.

Той ночью мы впервые поссорились по-настоящему. Из разных концов спальни мы обменивались оскорблениями и упреками. Эмили сказала, что я типичный шовинист. Я ответил, что она типичная шлюха. Мы предъявили друг другу требования: Эмили хотела, чтобы я любил ее такой, какая она есть, я хотел бесплатного секса.

Возможно, эта ссора была причиной произошедшей в Эмили перемены. Ссора и мое решение отказаться от интима. Я повернулся к ней спиной, хотя все еще желал ее.

В конце концов Эмили пошла в атаку; главным обвинением было то, что ее доходы от секса катастрофически снизились.

– Почему, Стивен? – спросила она.

Я стал объяснять. Она слушала, и вид у нее был смущенный.

– Это ненормально, Эмили, – сказал я. – Я не должен больше платить тебе. Деньги возводят барьер между нами. Я живу с тобой уже много лет, но до сих пор тебя не знаю. Со времени нашей первой встречи я словно на «русских горах» – в эмоциональном плане. Я устал.

Эмили пристально посмотрела на меня. В ее холодных голубых глазах не было сочувствия, они смотрели испытующе. Я расплакался. Закрыл лицо руками, и именно в этот момент Эмили изменилась. Глаза еще оставались прежними, холодными, голубыми, но подбородок, щеки и рот потеряли привычную угловатость. Это была уже не моя Эмили.

Неделю спустя она вручила мне письмо и сказала, чтобы я прочитал его по дороге на работу. Я положил в карман куртки этот пугающий белый конверт, на котором жирными буквами было отпечатано: «СТИВЕН». Я забрел в Элдер-парк, нашел скамейку у пруда. Солнце светило, садовники вылавливали из темной воды прутья и банки из-под кока-колы. Лодочник отвязывал байдарки. Я слушал звук волочащейся по воде веревки. Затем развернул письмо. Сначала я не мог читать. Буквы расплывались перед глазами. Я вообразил, что Эмили хочет сказать «прощай», и мне стало плохо. Когда я cумел разглядеть написанное, то был поражен, увидев растянувшиеся по бумаге огромные настойчивые слова, говорящие что-то совсем иное.

Я перечитал письмо три раза. С каждым разом я все больше приободрялся, предчувствуя будущие успехи. Я был счастлив и полон надежд.

Теперь надежд поубавилось.

Уже довольно давно Эмили не берет с меня денег. Сперва казалось, что это победа. Настоящее удовольствие. Я чувствовал, как мой кошелек толстеет. Ублажал себя новой одеждой, покупал для Эмили книги по финансам, сексуальное белье. Мы занимались любовью когда и где захочется. Наши эротические игры носили исследовательский характер, а ласки больше не зависели от того, сколько я могу потратить. И после секса мы не замыкались, рассказывали друг другу о своих страхах и желаниях. В жизни Эмили было несколько ужасных эпизодов. Один мужчина попытался поджечь ее, бросив коробок с зажженными спичками ей в волосы. Другой держал ее взаперти в своей комнате прикованную к кровати. Пока она это рассказывала, я крепко обнимал ее. И Эмили была великодушной. Когда я рассказывал о своем прошлом, о мелких неприятностях с девушками, которые вели себя слишком благонравно, она никогда меня не осуждала, никогда не объявляла свой опыт более значительным и болезненным. Затем Эмили сделала рывок.

Мне следовало заметить приближение перемен. Эмили – профессионал. Когда она решается на что-то, то идет до конца. Она не обходит углы. Эмили начала брать книги из моего отдела. Она поглощала тонкие розовые томики, постоянно делала краткие записи о прочитанном. С этими заметками она не расставалась и заглядывала в них, даже когда принимала ванну или ела.

Теперь Эмили носит розовые ситцевые платья. Чтобы волосы не топорщились, повязывает их широкой шелковой лентой. Поговаривает о том, чтобы продать свое дело. Хочет, чтобы я был кормильцем семьи, а она сидела бы дома. Эмили считает, что нам надо пожениться. Она хочет детей. Стала покорной, часто повторяет фразы типа «Как скажешь, дорогой», любовью занимается как чем-то самым обыденным. Исчез ее холодный-холодный взгляд.

Вчера вечером я позвонил ее матери и взмолился:

– Пожалуйста, сделайте что-нибудь. Я не могу вынести эту пытку.

Мать Эмили рассмеялась.

– Я же говорила тебе, Стивен, что не имею влияния на свою дочь. Она упрямая. И потом, о чем ты жалеешь? Ты ведь получил то, чего всегда хотел.

Я молчал.

– Разве я не права? – спросила мать Эмили.

– Вероятно, правы, – ответил я. – На самом деле я даже не знаю.

Сегодня утром я проснулся, приподнялся на локте, посмотрел на спящую Эмили. Она была прекрасна. Несмотря на ленточку как у маленькой девочки. Несмотря на фланелевую ночную сорочку. Я погладил ее по плечу. Убрал волосы со рта. Я в полном смятении. Мне подумалось – может, стоило оставить все как было, не добиваться перемен. Не знаю. Я чувствую, что почва ушла у меня из-под ног и мне не на что опереться. Я в отчаянии.