"Лис Улисс и край света" - читать интересную книгу автора (Адра Фред)

Глава семнадцатая Хмурое утро Глава семнадцатая Битва за Градбург

Наконец, после стольких приключений я добрался до цели. Окна Центральной библиотеки были наглухо закрыты ставнями. Могло показаться, что в здании никого нет. Но я знал наверняка, что генерал Борис скорее умер бы, чем оставил вверенные ему книги на произвол судьбы.

Я постучал в дверь.

— Генерал Борис! Откройте!

Дверь чуть приоткрылась. В образовавшейся щели, над цепочкой показался мудрый глаз генерала Бориса.

— Кто ты такой?

— Меня зовут Евгений. Я курсант из Гимназии. Доброволец.

— Откуда я знаю, что ты не самозванец, не шпион и не диверсант? — Мудрый глаз подозрительно прищурился.

Я прижал крыло к груди и жарко произнес:

— Клянусь наследием Юка ван Грина, я не самозванец, не шпион и не диверсант!

Клятва ван Грином — это самая святая клятва, какую только может произнести книголюб. Книгофоб произнести ее не может. Он даже и не слышал о Юке ван Грине.

Дверь закрылась, но лишь для того, чтобы, сбросив цепочку, распахнуться передо мной.

— Входи, доблестный воин! — воскликнул генерал Борис. Этот барсук, ветеран четырех войн за свободу литературы и трех революций за свободу от литературы, сразу поразил меня своей героической внешностью. В нем было метров десять росту, морду его украшали боевые шрамы, они же украшали видавший виды и слыхавший слухи мундир.

Генерал захлопнул дверь, взял меня за плечи и проникновенно сказал:

— Именно так я и представлял себе юное подкрепление!

— Долг превыше всего! — ответил я.

— Ты очень вовремя, о благороднейший из пингвинов! Теперь Барбаре есть с кем отправиться в патруль.

— Барбаре? — удивился я.

— Это храбрейшая из волчиц. Доброволица. Партизанка ветеранских отрядов. То есть наоборот. Идем, я вас познакомлю.

Он провел меня через главный зал библиотеки в свой кабинет. Я не мог не обратить внимания на запущенный вид помещения. Война проникла и сюда. Казалось, что по библиотеке пронеслись орды кочевников, читающих все на своем пути.

В кабинете генерала я впервые и увидел ту, которой предстояло сыграть роковую роль в своей судьбе — волчицу Барбару. Она была так красива и привлекательна, что сразу мне не понравилась. Но мы сражались за общее дело, поэтому я немедленно подавил в себе ростки неприязни и даже взрастил ростки горячей любви.

Барбара чистила пулемет. Одета она была в пулеметные ленты и бескозырку с надписью «Адмирал Адмиралсен».

— Это еще кто? — спросила она.

Вопрос меня несказанно удивил.

— Это генерал Борис! — объяснил я.

— Я не к вам обращалась, — заметила волчица.

— О… — Так «еще кто» — это она про меня. Какой конфуз.

— Это Евгений, — сказал генерал Борис. — Доброволец. Герой Библиотекарского корпуса.

— Ну, не такой уж я герой, — смутился я. — Скорее дважды герой.

— Не скромничай, — по-отечески улыбнулся генерал.

Барбара умело собрала пулемет.

— Раз прибыло подкрепление, не будем тянуть, — сказала она. — Генерал, вы не распишите новобранцу нашу с ним задачу?

— Ваша с Барбарой задача — патрулировать улицы, — объяснил мне Борис. — Сейчас очень многие граждане задерживают возврат книг в библиотеку. Вы должны вызволять несчастных заложников. Старайтесь при этом, чтобы заложники не пострадали. А те, что задерживают их — пускай страдают! Все ясно, солдат?

— Все ясно, мой генерал! — воскликнул я.

И мы с Барбарой отправились в дозор.

— Главное, не дать им уйти, — промолвила волчица, поглаживая пулемет красивой лапой.

А я и не собирался давать им уходить.

Оставалось только их обнаружить.

И мы их обнаружили.

Двое. Пес и кролик. Наиподозрительнейшего вида. Увидев нас, они было дернулись за угол, но — поздно.

— Стоять! — приказала Барбара. — Ваши книги!

Пряча глаза, эти странные типы протянули нам свои книги.

— Так, — сказала Барбара. — Просрочены. Так я и думала. Да еще и на целых два месяца! Ого!

— Мы болели, — пролепетали пес и кролик в надежде оправдаться. Бесполезно — Барбара не знала пощады.

— По законам литературного времени эти книги подлежат конфискации! И вы тоже!

— Только не это, — взмолились нарушители. — Все, что угодно, только не конфискация!

Но Барбара была неумолима.

— Идите в Центральную библиотеку! — велела она. — Вы арестованы!

Пес и кролик, мысленно попрощавшись со свободой, безрадостно поплелись в Центральную библиотеку. Ну и понятно — чему уж тут радоваться? Теперь им грозит срок. Дня два. Строгого режима. Это значит читать самые скучные книжки на свете. Без права переписки.

Мы с Барбарой свернули за угол и увидели быстро удаляющегося от нас субъекта. С удивлением я отметил про себя, что это пингвин.

— Стойте! — выкрикнула Барбара. Субъект перешел на бег.

Но мы, разумеется, быстро его догнали. Барбара схватила беглеца за плечо и развернула. Я ахнул. Перед нами стоял мой дядя!

— Евгений! — обрадовался он. — А я уже испугался, думал, это патруль.

Ах, дядя, дядя, кто же тебя за язык-то дергал…

— Мы и есть патруль, — с гнусной, но очень красивой улыбкой сообщила Барбара. — Ваши книги!

— Книги? — дядя с робкой надеждой посмотрел на меня. Он ждал, что я его выручу. Но что я мог сделать, что?! С одной стороны — родственные узы, с другой — долг. Я решил не вмешиваться. Хорошо, что Барбара взяла инициативу в свои лапы.

Но коварная волчица почувствовала мою неуверенность.

— Евгений, сейчас ваша очередь разбираться с нарушителем, — сказала она с красивой, но очень гнусной улыбкой.

В этот момент я ее возненавидел. Но, поскольку мы с ней боролись за общее дело, я подавил в себе ненависть и развил любовь. А отказать любимой я не мог. Раз моя очередь, значит моя.

— Ваши книги! — потребовал я.

— Евгений… — охнул дядя. — Ты что? Это же я.

— Вы, — согласился я. — Ваши книги!

Не веря своим ушам, он протянул мне книги. Я взял их, мысленно прося об одном: только бы они не оказались просрочены!

Увы… Они были просрочены. Да еще как — на десять лет!

— Дядя… — грустно сказал я. — Как это возможно? Мы же вместе приехали в Градбург, и было это всего полгода назад!

— Это книги еще с прошлого моего приезда в Градбург… — тихо признался дядя.

Ах, дядя, как же ты мог так меня подставить! Продавал бы свой лед и горя бы не знал. Нет, понадобилось тебе книги просрочить! И что мне теперь делать?

Я поймал на себе насмешливый взгляд Барбары. Она наслаждалась ситуацией. Моя беда ее занимала. Волчица ждала моего падения. Причем, как бы я не поступил, падение было неизбежно — либо я предам дело, либо родственные узы.

Я разозлился. Ну уж нет, красавица, я не доставлю тебе такого удовольствия! Думаешь, если умеешь чистить пулемет, то все, да? А вот и я, знаешь ли, не так-то прост!

И спасительное решение пришло само собой.

— Срок давности! — воскликнул я. — Десять лет превышают срок давности! Закон не имеет к тебе претензий, дядя! Ты свободен, и эти книги теперь твои!

— Евгений! — возликовал дядя. — Какой же ты умный! Я знал, что ты что-нибудь придумаешь. — Он порылся в сумке. — Возьми, это лучший из имеющегося у меня целебного льда. И вы тоже берите. — Это уже он говорил Барбаре. — Берите-берите, не стесняйтесь. Приложите его к больному месту, и тепло как лапой снимет!

Дядя схватил книги и поспешил прочь. Наверно, боялся, что пока он тут разлагольствует, закон может измениться. С законами такое случается.

— А знаете, Евгений, — ехидно сказала Барбара. — На книги срок давности не распространяется.

— Не может быть! — поразился я. — Неужели я напутал?

— Напутали, Евгений. Случайно, конечно?

— Конечно! Должен вам признаться, что в Гимназии у меня по сроку давности была тройка.

— Да? Ну, это многое объясняет. А у меня была пятерка. У меня, — Барбара усмехнулась, — по всем предметам были пятерки.

Мне не понравилось, как она со мной говорила. И не зря. Как я узнал намного позднее, уже в эти минуты Барбара обдумывала подробности доноса на меня…

Евгений остановился. Писать о Барбаре оказалось тяжелее, чем он ожидал. Каждое выведенное на бумаге слово отзывалось тупой сердечной болью. Где же ему отыскать лекарство от этого недуга? Говорят, работа помогает…

Евгений вновь склонился над тетрадью, взгляд его упал на начало главы, и пингвин внезапно понял, чего не хватает его книге. Странно, как он раньше не додумался? Конечно же, ему следует снабдить каждую главу эпиграфом! Это придаст его труду значимость, поставит его в один ряд с великими зверями, которых он будет цитировать. Эпиграфы — они же как рама для картины.

Вот, например, для этой главы, которую он сейчас пишет… Каким замечательным высказыванием его украсить?

В порыве вдохновения Евгений написал первую цитату, пришедшую ему в голову:

Красота! Правда, непонятно, какое отношение эта фраза имеет к тому, о чем он пишет в главе. Точнее, понятно. Никакого. Но все равно смотрится замечательно. Жаль, что неуместно.

Евгений подумал о Константине и решил, что прибережет этот эпиграф для обещанной другу тридцать пятой главы. А сюда придумает что-нибудь другое. Ну, например, из Юка ван Грина. Любимый поэт уж точно не подведет!

А вот и цитата.

Супер! Только, кажется, опять невпопад… А! Ну, конечно! Это будет эпиграф ко всему роману!

Евгений перенес цитату в начало книги и какое-то время любовался результатом. Затем вернулся к семнадцатой главе и после тяжких размышлений подобрал эпиграф и к ней:

Ну вот, теперь все замечательно. Евгений зажмурился и представил будущую обложку романа. На ней должен быть изображен он сам на фоне вечных льдов. Хотя нет, это ожидаемо и банально. Пускай лучше льды будут не вечные. Это придаст обложке дух неотвратимости. А вместо самого Евгения на фоне льдов должны быть все остальные персонажи книги. Это будет скромно и концептуально. А вверху — его имя. Или псевдоним. Чтобы никто сразу не догадался, что это тот самый Евгений, которому предстоит стать величайшим из пингвинов. Что-нибудь вроде Евген Пингвиний. Хотя нет, «Пингвиний» звучит не как имя, а как название химического элемента. Ни к чему это. Уж если Евгений что-то в жизни ненавидел по-настоящему, так это химию. И он имел на то все основания.

Химия была кошмаром его детства. Единственный из школьных предметов, который он, преуспевающий во всех остальных дисциплинах и имеющий освобождение от физкультуры, вообще не в состоянии был понять.

Но судьба уже тогда решила поиграть с бедным пингвином в свои жестокие игры. На контрольных Евгений списывал у отличников и поэтому тоже получал высокие оценки. К экзаменам он зубрил какую-нибудь одну тему и неким мистическим образом ему всегда попадался билет именно по ней. Но проказница Фортуна на этом не остановилась. Когда стали отбирать учеников для районной Олимпиады по химии, руководство школы, конечно, вспомнило о способном пингвине. Ошарашенный Евгений, на найдя в себе сил удрать за границу, отправился на конкурс, где ему задали три вопроса по теории, и все три оказались именно теми, которые он в разное время вызубрил к трем различным контрольным! Евгений отбарабанил текст, казавшийся ему полной белибердой, от балды вписал ответы на задачки (они случайно оказались верными), получил максимальный балл и был отправлен на городскую Олимпиаду. Где произошло ровно то же самое!

О нем заговорили как о вундеркинде, будущем светиле химической науки. Евгений испугался, что дело зашло чересчур далеко. Он честно признался, что ничего не смыслит в химии и что все его успехи были случайными. Ему никто не поверил, решили, что шутит. Мол, причуды гения. Тогда он демонстративно завалил экзамен. Ему влепили максимальный балл и попросили не валять дурака. Тогда он объявил через школьную газету, что решил навсегда оставить химию ради занятий литературой. Выходка была воспринята как каприз, но Евгений стоял на своем. Когда же он закончил школу, учителя и директор выразили уверенность, что когда-нибудь он одумается и вернется к своему истинному призванию. «От себя не сбежишь», — заявили они, после чего несостоявшееся химическое светило быстренько от них сбежалo.

Евгений вздохнул и отогнал неприятные воспоминания. Настроение испортилось и, чтобы как-то прийти в себя, он снова полюбовался эпиграфами. Эпиграфы были изумительны. Пингвину захотелось с кем-нибудь поделиться их совершенством. Кандидатуру Константина он отверг сразу, памятуя о печальном опыте. Вот так, сеешь разумное, доброе, вечное, а пожинаешь безумное, злое, сиюминутное. Чего доброго, наглый друг еще примется настаивать на включении в книгу цитат из себя самого.

Оставалась Берта. Но показывать роман лисичке было страшно. А вдруг ей не понравится? Это вам не Константин. Это… Берта. Умная, начитанная, смелая, верная, красивая. Настоящая.

Евгений вздрогнул. Что это с ним? Как-то он неправильно о подруге думает. То есть думает он верно, Берта такая и есть, но уж очень интонации у мыслей странные. Непривычные какие-то.

Перед мысленным взором всплыл образ возлюбленной Барбары. Прежде всегда надменная и уверенная в себе, сейчас волчица выглядела встревоженной. «Ты чего это?» — спросил образ. «Ничего», — как можно беспечней подумал в ответ Евгений, суетливо пряча в подсознание непонятные мысли о Берте. Но Барбара что-то учуяла. Она принюхалась, посмотрела на него с подозрением и ревниво сказала: «У тебя в голове была самка!» «А, это, — невинно улыбнулся Евгений. — Это не самка. Это так… Одна… друг». «Какого пола друг?» — допытывалась любимая. «Дружеского», — ответил Евгений. «Смотри у меня! — пригрозила Барбара, принимая привычный холодный облик. — Кого ты любишь?» «Тебя, конечно!» — воскликнул Евгений. «Хорошо. А я тебя — нет. Вот пусть так и остается. Ишь ты, друзья у него», — фыркнул образ и исчез.

Чувствуя себя бесконечно виноватым, Евгений вытащил из подсознания мысли о Берте и внимательно их рассмотрел. Очень странные интонации были у этих мыслей. Какие-то непривычно красные…

В это время Константин сидел на лавочке у входа в гостиницу и мрачно взирал на окружающий мир, богато окрашенный во всевозможные оттенки серого.

Под утро тучи вернулись в город и теперь грозно патрулировали небо, высматривая, где бы упасть. Но не только их присутствие наполняло мир серостью. Немалое участие в этом принимали и морды редких прохожих. Сами морды, конечно, серыми не были, но выглядели настолько недовольными жизнью, что все, на что они были способны, это выражать творившееся в душах у их носителей. А в душах этих творилось то же самое, что и в небе.

Разнообразие в доминирующую цветовую гамму вносили лишь Бумажные Звери. Многочисленные твари совершенно спокойно носились по улицам, повергая в шок горожан, для которых еще вчера оставались незаметными. Некоторые прохожие предпринимали неуклюжие попытки поймать Бумажного Зверя, но с таким же успехом они могли бы поохотиться и на ветер.

Константин вздохнул. У него не было ни малейшего желания покидать постель в такой ранний час. Ранний, разумеется, в его понимании. После ночных событий любой час раньше шести вечера представлялся ему рассветом. Будь его воля, он бы еще спал и спал. В отличие от Евгения: пингвин специально встал, чтобы поработать над книгой, — чем и разбудил кота. Снова заснуть у Константина не получилось. Дело в том, что битву с мартом он проиграл. Для котов март — месяц романтических игр, флирта и бурных свиданий, и Константин ничего не мог с собой поделать: ему так хотелось романтических игр, флирта и бурных свиданий, что он плюнул на сон и выполз на улицу, чтобы хоть поглазеть на самок. Однако самки оказались редки, и это наполняло душу кота горечью, одиночеством и ощущением вселенской черствости. Эх, будь он дома, он знал бы куда пойти, чтобы познакомиться с хорошенькой кошечкой, повести ее на дискотеку и плясать с ней до упаду. Но он не дома, а черт знает где. На краю света… И вместо кошечек этот край предлагает ему угрюмых прохожих и Бумажных Зверей. А жизнь, между тем, проходит.

Декоративно помахивая метлой, к Константину приблизился молодой тигр в дворничьем фартуке. Вид у тигра был унылый, но глаза светились пониманием.

— Что, друг, март замучил? — спросил он.

— Так заметно? — грустно отозвался Константин.

— Конечно. Рыбак рыбак разглядит издалека. Особенно, если оба рыбака — кошачьи, а разглядывают они друг друга в марте.

— Я не знал, что на тигров март тоже действует.

— Ну, не так, как на вас, котов. Но действует.

Дворник присел рядом, обняв метлу.

— Тебя как зовут? — спросил он.

— Константин.

— А меня Лев.

Кот покосился на нового знакомого.

— Лев? Тигр Лев?

— Да.

— Начинается… — проворчал Константин.

— В смысле? — не понял Лев.

— Да так… Енот по фамилии Крот тебе, часом, не родственник?

— Как енот может быть моим родственником?

— Ну, мало ли… Сводный шурин какой-нибудь.

— Если так, то мне об этом ничего неизвестно, — улыбнулся тигр.

Константин улыбнулся в ответ.

— Ну так поинтересуйся. Вдруг он твой шурин, с которым тебя разлучили в младенчестве. Слушай, тигр Лев… А как ты с мартом справляешься? У тебя есть подружка?

— Нет. Я и не хочу. Понимаешь, я ведь помню, что после марта придет апрель. А с ним — похмелье, прозрение, неизбежный разрыв, девичьи слезы, мои бесстыжие глаза… На фига мне это все? Нет, романы можно заводить когда угодно, только не в марте.

— Надо же, какой рассудительный! А я вот в марте про другие месяцы вообще забываю и ничего с собой поделать не могу.

— А я справляюсь. Мне помогает то, что я актер!

Взгляд Константина выразил немой вопрос.

— Я играю самого себя, как если бы сейчас был октябрь, — объяснил Лев.

— Ого! Получается?

— Конечно! Я же без двух минут профессионал! Между прочим, играю в местном театре.

— Здорово. А эти две минуты, без которых ты профессионал, это сколько времени?

— Ну, если повезет, то год…

Тигр и кот немного помолчали, наблюдая, как очередной энтузиаст гоняется за Бумажным Зверем.

— Слушай, откуда они взялись? — поинтересовался Лев.

Константин полагал, что после минувшей ночи он знает, откуда взялись Бумажные Звери, но делиться с другими опасным для себя знанием не собирался. Поэтому он шустро придумал новую тему для разговора, сделав вид, что не расслышал вопроса.

— А мой друг — тоже актер!

— Угу, — безразлично отозвался Лев. Это задело Константина.

— Он не просто актер. Он — блестящий актер! Пингвин Евгений. Слышал?

— Нет, — все еще без особого интереса ответил Лев.

— Не может быть! Он же просто супер! Его амплуа — герой-любовник. Особенно герой-любовник-павлин. Видел бы ты, как он сыграл в паре с Изольдой Бездыханной!

Лев аж подпрыгнул. От безразличия не осталось и следа.

— Он играл с Бездыханной?!

— А то! Я же говорю, он бесподобен! Изольдочка от него в восторге. Вызывала на «бис».

— Изольдочка? — не веря своим ушам, переспросил Лев.

— Ну да. Она моя подруга. Близкая. Можно сказать, собутыльница. Это я ей Евгения ангажировал.

— Офигеть… С самой Бездыханной…

«То-то же», — довольно подумал Константин.

— А ваша подруга? Лисица? Она кто? — спросил Лев.

— Откуда ты про нее знаешь? — покосился на собеседника кот.

— Ну, я же дворник. Моя задача — наблюдать за постояльцами.

— Да? А мне казалось, задача дворника — подметать тротуар.

— Дворник? Подметать? С чего ты взял?

— Да так… Стереотипы.

— Избавляйся. Зачем мне, по-твоему, глаза? Чтобы подметать, что ли?

— Убедил, — кивнул Константин. — Нашу подругу зовут Берта. Она… — голос кота потеплел. — Умная, начитанная, смелая, верная, красивая. Настоящая.

Константин изумленно умолк. Что это с ним? Что за несвойственные ему интонации, ведь он всего лишь говорит о Берте. Берта-старушка, верная подружка. И больше ничего.

Так уж и ничего?

Перед его глазами встала Берта. Как же он был слеп все это время! Но теперь шоры пали, и истина открылась ему во всей красе. Во всей лисьей красе.

Над собеседниками нависла чья-то тень. Константин поднял глаза и увидел Георгия. На морде суслика застыло выражение «где я?»

— Гостиница, — меланхолично произнес Георгий.

— И вам здрасьте, — дружелюбно ответил Лев.

— Не за что, — отозвался суслик и пошатывающейся походкой направился ко входу в «Два клинка и одни ножны».

Сосед по комнате встретил Георгия с выражением морды, ненамного лучшим, чем у суслика. Ночь у Бенджамина Крота выдалась тяжелая, беспокойная и сбивающая с толку. Легкомысленно соглашаясь выполнить задание прекрасной лисички, Крот уже изначально предполагал, что головная боль ему обеспечена. Предчувствия его не обманули. Но и всей правды не сказали. Встретиться во сне с Лисом Улиссом так и не удалось. Прохиндей на зов не явился, и даже в самых потаенных уголках подсознания обнаружен не был. Тогда Крот вспомнил, что Улисс всегда приходил сам, и принялся усиленно делать вид, что он его не ждет, а просто смотрит сны. Но злодей не появился. Зато появилась Берта, и Кроту стало не до Улисса.

— Спойте мне серенаду! — взглянув прямо ему в душу, приказала она.

— Но у меня нет слуха… — попытался увильнуть Крот.

— Ничего, — усмехнулась лисичка, поудобнее устраиваясь в кресле из обрывков недосмотренных археологом сновидений. — У вас есть внутренний слух. Во сне этого достаточно.

И Крот спел ей серенаду с помощью внутреннего слуха. Он любовался прекрасной и жестокой агентшей внутренним зрением, вдыхал аромат ее духов внутренним обонянием, и даже позволил себе кое-что с помощью внутреннего осязания — но в этом он ни за что бы ей наяву не признался. Еще пристрелит.

Крот проснулся счастливым, и счастье длилось ровно семнадцать секунд — именно столько времени понадобилось еноту, чтобы понять — задание он с треском провалил. Он испугался, взгрустнул, помрачнел, отверг идею снова поискать Лиса Улисса в сновидениях, как несостоятельную, и принялся выдумывать способы сообщить о провале таким образом, чтобы Самая Секретная Служба не очень сильно на него рассердилась. Тут-то в дверях и возник Георгий. Вид у него был такой, что Крот немедленно отмел вывод, будто суслик продал его врагам. Зато появилась мысль, а не продал ли Георгий кому-нибудь душу.

— Ну? — тоном сварливой жены произнес археолог. — И где вы шлялись всю ночь?

Георгий присел на краешек кровати, взгляд его приобрел блаженное выражение.

— Я был в райском саду. Со мной говорили души еще не рожденных умерших. Звучала прекрасная музыка, под которую мне явились добрые ангелы. Они прогнали злых демонов. А может, это добрые демоны прогнали злых ангелов. Не помню. Но стало так хорошо. Это было блаженство и наслаждение, это была ночь приобщения к тайнам бытия и секретам жития. Я почти разгадал загадки Вселенной. Вот только поспать мне совсем не удалось.

Суслик замолчал, а напуганный Крот постарался не издать ни звука, чтобы ненароком не выдать своего присутствия.

— Лис Улисс, — внезапно сказал Георгий.

Крот подскочил на месте.

— Что?!

— Кто такой Лис Улисс? — спросил Георгий, и в его взгляде наконец появился намек на осмысленность.

— Откуда вам известно это имя?!

— В мэрии слышал. В том числе, и от вас.

— Никогда не произносите его! А лучше вообще забудьте!

— Это как-то связано с картой у вас на животе?

— Это не карта! И вообще, не вмешивайтесь в мою жизнь! Я же в нее не вмешиваюсь!

— Это как-то связано с райским садом?

— Ну все, довольно! Некогда мне на дурацкие вопросы отвечать! Надо звонить в мэрию, узнавать про разрешение!

Енот решительно сел к телефону, а Георгий опрокинулся на спину, подложил лапы под голову и задумался. Бенджамин Крот что-то от него скрывает, это очевидно. Цель его поездки в Вершину — далеко не научная. Наверное, археолог не хочет пугать Георгия и потому молчит. Ну и ладно, пускай. Георгий и сам способен понять, что к чему.

Все дело, разумеется, в карте на животе у енота, хоть тот и уверяет, будто это какая-то дурацкая надпись. Но надписи так не выглядят. Так выглядят карты. Крот стремится в Сабельные горы, чтобы… чтобы… А! Чтобы избавиться от карты, конечно! Потому что носить на себе такую штуку смертельно опасно. А в горах живет мудрый древний дух Лис Улисс, который единственный и способен избавить археолога от напасти. Всякие другие звери пытаются этому помешать, потому что эта карта нужна им самим. И теперь они хотят найти Лиса Улисса раньше Крота, чтобы убить его! Как они собираются убивать дух, пока непонятно, но это и не важно.

А карта на животе у Крота появилась из-за того, что археолог пренебрег древним проклятием и вскрыл гробницу сфинкса.

— Крот, вы бывали в гробнице сфинкса? — на всякий случай уточнил суслик.

— Что? А, бывал, да, — рассеянно ответил занятый телефонным разговором археолог, не очень-то понявший, о чем его спрашивают.

Ну вот. Георгий на верном пути. Археология, вообще, ужасно опасная наука, постоянно приходится иметь дело с древним злом, которое только и ждет, чтобы его откопал какой-нибудь научно озабоченный бедолага. Как известно, любой, кто посягнет на гробницу сфинкса, будет нести на себе проклятие древних царей. Вот Крот его и носит. Но, судя по тому, что краем уха удалось услышать Георгию, Лис Улисс — дух злой. И на самом деле он вовсе не спасет Крота. Наоборот, он должен довести до конца начатое древними сфинксами. Ведь духи гор и древние сфинксы всегда заодно, это известный мифологический факт. Если наивный Крот отыщет Лиса Улисса, тот вовсе не избавит его от карты, а активизирует ее. И тогда реки на ней превратятся в потоки крови, холмы и горы — в ужасные язвы, а долины — в алые шрамы. В общем, Крот умрет в страшных мучениях.

Этого нельзя допустить! Профессора археологии не заслуживают такой участи! Надо немедленно все еноту объяснить!

Георгий горько усмехнулся. Крот ему, конечно, не поверит. Он же видит в Лисе Улиссе единственную возможность спастись от проклятия. Точно не поверит.

Но позволять ему идти на заклание тоже нельзя. Георгий не может этого допустить. Тем более после того, как он побывал в райском саду и слышал музыку сфер. Теперь на нем лежит ответственность за этот бренный мир. И ему не нравится, что в его бренном мире какой-то адский дух активизирует древнее зло, чтобы погубить безобидного профессора.

Решено! Георгий не станет предупреждать Крота и вообще будет делать вид, что ему ничего неизвестно. Но он сделает все возможное, чтобы не дать еноту встретиться со злым духом!

Тем временем Бенджамин Крот безуспешно пытался добиться ответа от мэрии. Звонок начался с автоответчика.

— Здравствуйте. Вы позвонили в мэрию города Вершина. Если вы действительно хотели позвонить в мэрию, нажмите «один». Если ошиблись номером, нажмите «два».

Крот нажал «один».

— Мэрия Вершины к вашим услугам. Если вам нужны услуги мэрии, нажмите «три». Если вы сами хотите оказать услугу мэрии, нажмите сумму пожертвования.

Крот нажал «три».

— Нажмите «четыре», — сказал автоответчик.

Понемногу теряя терпение, Крот нажал «четыре».

— Нажмите номер отдела. Если вам неизвестен номер отдела, нажмите «ноль».

Крот нажал «ноль». Автоответчик принялся перечислять отделы вершинской мэрии, и продолжалось это довольно долго, в результате чего археолог узнал массу новых слов. Наконец автоответчик добрался до нужного отдела:

— Если вам нужен отдел войны и мира, нажмите «три четыре один девять семь пять два два два ноль лесенку пять один шесть звездочку два».

Стараясь ничего не забыть и не перепутать, Крот нажал требуемую комбинацию.

— Здравствуйте. Вы попали в отдел войны и мира. В данный момент никого нет, так как все ушли на войну и мир. Если вам нужен ответ о разрешении на посещение Сабельных гор, нажмите «один». Если вас и так удовлетворяет ответ, что разрешения вы не получите, нажмите «два».

Крот остервенело нажал «один».

— Для получения ответа нажмите знак бесконечности, — велел автоответчик.

— Но здесь нет такого знака! — вслух удивился Крот.

— Не повезло, — сказал автоответчик. — До свидания, спасибо за то, что воспользовались услугами нашей мэрии. Звоните еще, мы всегда рады вам не помочь.

Короткие гудки. Крот с гневом бросил трубку.

— В следующий раз ты будешь звонить! — рявкнул он на Георгия.

С отсутствующим видом суслик поднялся с кровати и уселся возле телефона.

— Какой номер?

Тоном судьи, зачитывающего приговор, енот продиктовал номер вершинской мэрии. Повисла недолгая пауза, после которой суслик сказал в трубку:

— Здравствуйте! Меня зовут Георгий. Да-да, суслик Георгий. Я хотел бы спросить… А, уже есть разрешение! Спасибо! А на имя Бенджамина Крота? Нету? Только на мое? Спасибо большое, до свидания!

Суслик повернулся к потерявшему дар речи соседу.

— Я получил разрешение. Ну что, сбегаем в мэрию?

Крот ничего не ответил, он забился в угол кровати и с суеверным ужасом глядел на Георгия.