"Лис Улисс и край света" - читать интересную книгу автора (Адра Фред)

Глава восемнадцатая Катерина борется за справедливость

Звезда вершинской журналистики гиена Катерина сидела в редакции газеты «Утренняя правда», тупо уставившись в полицейские сводки. Тупо, потому что сводки вызывали у нее такое количество негативных эмоций, что она растерялась, не зная, какой из них отдать предпочтение.

Она снова и снова, раз за разом перечитывала информацию о ночном аресте Похитителя в надежде, что окажется, будто буквы сложились в слова неправильно, но вот-вот они одумаются и поменяются местами, после чего станет ясно, что гадкая новость ей лишь привиделась. Однако буквы оставались на прежних местах, и в конце концов гиене пришлось смириться: да, Похититель арестован. И вычислил его сыщик Проспер.

Катерина искала преступника уже черт знает сколько времени, соревнуясь в этом с полицией, а тут приезжает какой-то негодяй, от самой же Катерины узнает о ее журналистском расследовании и позорит ее. Подумать только, за одну ночь — да что там, за какие-то жалкие несколько часов! — он выходит на Похитителя и сдает его полиции. Мало того, что Проспер отнял у нее ее расследование, так он еще и выставил ее никчемной дурой перед всем городом. Вот, мол, ни на что не годна ваша Катерина. А ведь буквально вчера как ни в чем не бывало улыбался ей, беседовал с ней, брал у нее… то есть давал ей интервью. А сам уже вынашивал планы, как бы ее обесчестить, продемонстрировать всем, что он круче и гениальней. Подлец! А если и не вынашивал планы, то все равно — он не имел права переходить ей дорогу. Это было ее расследование, никто не смел лишать ее грядущего триумфа! Эгоист несчастный! Чужой славы ему захотелось, мерзавцу!

А теперь ей же надо писать статью об этом гнусном событии. Хвалить Проспера, что вот он такой молодец, никто не смог, а он смог, и всего-то за пару часов, не то, что некоторые.

От всего этого хотелось выть и лезть на стены, и уже там, на стенах, выцарапать удачливому сыщику глаза.

А ведь дело вовсе не в том, что он умный. Ему просто повезло. И ничего больше. Окажись Катерина в нужном месте в нужное время с нужными способностями, то у нее бы тоже все получилось. С чужой помощью-то побеждать нетрудно! А попробовал бы этот дурацкий Проспер захватить Похитителя без содействия со стороны некоего Теодора Башеньки!

Кстати… Знакомая фамилия. Уж не те ли это Башеньки, у которых там какие-то проблемы с крысами? Они ей писали, просили вмешаться. Точно, они. Ну и какого черта этот Башенька помогает Просперу вместо того, чтобы помогать ей?! Ведь она уже почти что, можно сказать, спасла его семейку от крыс, а он берет и переходит на сторону зла. Тоже негодяй и предатель!

Катерина громко щелкнула зубами и сломала карандаш. Ничего… Битва еще не окончена. Хорошо смеется тот, кто смеется последним, возвышаясь над поверженным врагом, поставив лапу ему на грудь. Если они думают, что одолели ее, то жестоко ошибаются. Не они первые, не они последние. Катерина знает, как бороться за справедливость! Ей уже неоднократно приходилось вставать на защиту униженных и оскорбленных, коими всегда оказывалась она сама.

Началось это еще в школе. У юной гиены было множество талантов. Из нее должна была получиться выдающаяся писательница. Или художница. Или актриса. Или певица. Или танцовщица. Или поэтесса. Или режиссер. Или скульптор. Или балерина. Или дирижер. Или мим. Или фокусница. Или гимнастка. В общем, кто-то такой, у кого обязательно есть публика, и кого эта публика обожает, причем непременно сильнее, чем его коллег.

И Катерина исправно посещала кружки, записывалась на курсы, брала частные уроки, писала, рисовала, пела, сочиняла, танцевала, играла и делала еще много чего, но… Увы. Каким-то подлым образом всегда находились другие, у которых получалось лучше, и вся известность и слава доставались им.

Успех, украденный у нее всякими выскочками, приводил амбициозную Катерину в бешенство. Гнев клокотал в ней, как лава в разбушевавшемся стакане. Но признаться себе в том, что она пытается заниматься не своим делом, было никак невозможно. (Идея поискать свое настоящее призвание ей в голову не приходила.) Все неудачи списывались на чужое везение, интриги, связи, подкупы и, самое главное, на плохой вкус публики, неспособной оценить подлинный талант и тянущейся ко всякой посредственности. Мир был недостоин Катерины. Осознание этого факта переполняло ее душу чувством собственного величия, которое в сочетании со злостью на несовершенство Вселенной очень быстро лишило Катерину многих других чувств — доброты, сострадания и прочих обременительных глупостей.

Внешне своих эмоций осторожная гиена не показывала. Но тем сильнее крепло в ней стремление уничтожить наглых выскочек.

Если бы кто-нибудь сказал ей, что все дело в зависти, Катерина бы искренне возмутилась. Какая еще зависть, ей это вовсе не свойственно. Просто у нее обостренное чувство справедливости. А на свете нет ничего более несправедливого, чем чужой успех. И зависть тут вовсе ни при чем. Справедливость же следует восстанавливать! За нее надо бороться! А способы, с помощью которых она будет бороться, объясняются исключительно бескомпромиссностью! Бескомпромиссность — замечательное качество! Героическое!

В школе Катерина ограничивалась завуалированной клеветой в адрес более удачливых соперников (которые даже не подозревали о том, что перешли ей дорогу) и распространением о них порочащих слухов. Но серьезные возможности для свершения возмездия и восстановления справедливости Катерина получила по окончании школы, когда ее взяли журналисткой сначала в «Утреннюю правду», а затем и в «Вечернюю». То чувство, в котором гиена себе ни за что бы не призналась, как известно, питается совестью. К этому моменту от Катерининой совести остались лишь обглоданные кости, да и те рассыпались на глазах.

Вершина — городок маленький, поэтому двух газет здесь вполне хватало. Катерина быстро просекла, насколько это обстоятельство для нее важно, и оставила честолюбивые планы перебраться в большой город вроде Градбурга. Ведь там она затеряется среди множества прочих журналистов, в то время, как здесь ее голос — это голос «Правд», а голос «Правд» — и есть голос Вершины.

Катерина принялась самозабвенно бороться за справедливость, и мишенями для ее борьбы становились все новые и новые любимчики судьбы, преуспевающие в том, в чем она сама преуспеть не могла. Удары Катерина наносила осторожно, аккуратно, так, чтобы никто и не заподозрил, что у нее есть личные мотивы. Ну, например, выиграл некий художник А. приз за лучший пейзаж для главного зала мэрии. Катерина писала статью, где несказанно радовалась этому событию, поздравляла художника А., и добавляла, что сама она картины еще не видела, но верит в компетентность судей, которые, без сомнения, отметили именно лучшую работу. И все довольны. Но через пару дней в газете появлялась новая статья Катерины, в которой она говорила:

«Я посмотрела на картину А. Увы. Мои надежды не оправдались. Поразительно, что такая никчемная мазня могла получить столь высокую оценку. Похоже, зрительские критерии опустились ниже нуля, и это очень тревожно. Что же будет с нашим искусством, если такие „полотна“ будут украшать главное здание города? И вообще, это не пейзаж, а натюрморт».

Особо не заморачиваясь, подобные статьи Катерина клепала, пользуясь специальными шаблонами для критиков. Но об этом никто не догадывался. Точно так же, как не догадывались и об истинных мотивах создания сих пасквилей придирчивой, строгой, но, по общему мнению, честной, прямой и объективной журналисткой.

Иногда старания Катерины приводили к тому, что ее мишени позорно сбегали из Вершины в какой-нибудь Градбург. Правда, такой исход борьбы гиену не радовал, так как в каком-нибудь Градбурге бездари очень быстро завоевывали славу и популярность благодаря фальшивым талантам, жлобам-покровителям и безобразному вкусу толпы. В подобных случаях несовершенство Вселенной не давало Катерине спать, а ощущение собственного бессилия (до какого-нибудь Градбурга ее ядовитое перо дотянуться не могло) сводило с ума… Ей хотелось, чтобы выскочки оставались в Вершине, испытали сокрушительное падение с высот недолгой славы и страдали — по возможности, всегда. Потому что в борьбе за справедливость она не знает ни устали, ни пощады! Кем бы ни был выскочка. Даже если он — приезжий знаменитый сыщик.

Гиена стиснула зубы и яростно сжала кулаки. Зря вы так поступили, господин Проспер… Очень зря.

Раздался стук в дверь. Глубоко погруженная в себя, Катерина вздрогнула, выкарабкалась в реальность, приняла дружелюбный вид и крикнула:

— Войдите!

В комнату ураганом ворвалась тощая высокая тигрица средних лет, облаченная в модный наряд, призванный скрывать особенности пола и вида, а также любые недостатки и достоинства внешности. Такие одежды обычно носят самки, желающие максимально походить на самцов, и самцы, желающие максимально походить на себя. За ураганной тигрицей вплыл пожилой тигр-коротышка, внешне принадлежащий к тому неприметному типу зверей, о существовании которых забываешь, даже если смотришь на них в упор. Вот и сейчас новоприбывший тигр занял позицию у стены, немедленно превратившись в часть интерьера. Зато его энергичная спутница оперлась лапами о стол, нависла над Катериной и зычно воскликнула:

— Это черт знает что! Вы обязаны принять меры!

Растерянная Катерина нервно сглотнула и выдавила:

— Мы примем. Обязательно. Да вы садитесь.

Тигрица рухнула на стул и кинула через плечо:

— Профессор!

От стены отделилась невысокая фигура, удивив журналистку своим существованием. Фигура приблизилась и уселась рядом с тигрицей.

— Слушаю вас? — сказала Катерина.

— Вы, конечно, знаете, кто мы такие, — без намека на вопрос произнесла тигрица.

— Конечно, — осторожно согласилась Катерина, не имевшая ни малейшего понятия, кем являются посетители. К счастью, ей на выручку пришел какой-то тигр, сидевший, как оказалось, напротив:

— Я профессор Микроскойб. А эта дама — Регина Патронаж из гуманитарной организации.

— Из какой именно? — спросила Катерина.

— Из самой крупной в городе, — сухо ответила дама. — Гуманитарная организация «Гуманитарная организация». На нашей совести тысячи гуманитарных акций!

— А, ну да, ну да, — кивнула журналистка, действительно припомнившая, что есть такая организация.

— У меня с собой цифры. Вы поразитесь, когда их увидите, — Регина Патронаж раскрыла перед Катериной папку с бумагами. — Сейчас… Вот! Пятнадцать тысяч. Семьсот. Одиннадцать.

— Невероятные цифры, — согласилась гиена. — Ну, и к чему это?

— Скажите, дорогая Катерина, — строго изрекла Регина Патронаж. — Почему пресса бездействует? Почему вы молчите, а не бьете в набат, когда происходят такие ужасные вещи?

— Ужасных вещей много. Какие именно вас беспокоят? — спросила Катерина.

Регина Патронаж адресовала гиене полный осуждения взгляд. Рядом с тигрицей тоже что-то укоризненно моргнуло.

— Так я и думала, — с горечью произнесла дама. — Вас не беспокоят чужие страдания. Конечно, у вас самой же все в порядке. Какое вам дело до того, что тысячи несчастных голодают и мучаются. Вам наплевать, если их дети…

— Какие тысячи несчастных? — удивленно перебила Катерина. Вершину, конечно, не назовешь самым благополучным местом на свете, но от голода здесь пока никто не умирает.

— Вот! Видите? А ведь они живут по соседству с нами! Можно сказать, в параллельной Вершине!

— Да о ком вы говорите?

— О крысах, разумеется! Крысы голодают!

— Ах, о крысах! А почему они голодают?

Ноздри Регины Патронаж раздулись от возмущения:

— Потому что им нечего есть!

— Это я поняла. Но в чем проблема? Почему они не могут себя прокормить?

— Вы шутите? — поразилась тигрица.

— Ирония здесь неуместна, — строго раздалось рядом с ней. «Профессор Микроскойб», — догадалась Катерина.

— Я не шучу.

— Они могут себя прокормить, — сказал профессор Микроскойб. — Но лучше их до этого не доводить.

— Короче, вы обязаны вмешаться! — повторила Регина Патронаж. — Следует образумить этих эгоистичных Башенек!

— Башенек? — вздрогнула Катерина. В ее мозгу молнией пронеслось: «Башеньки-Теодор-Проспер-предательство!»

— Ну разумеется! Ведь именно их крысы умоляют поделиться едой. И что, вы думаете, Башеньки проявили сострадание? Думаете, они вошли в положение наших несчастных собратьев, страдающих от голода? Как бы не так! Сами-то Башеньки — обеспеченные, довольные. Какое им дело до справедливости и чужой беды!

— Да, я понимаю, — медленно произнесла Катерина с блеском в глазах.

— Но это еще не все! — продолжала гуманитарная организаторша. — Эти Башеньки, между прочим, хорошо вооружены! И не стыдятся угрожать оружием беззащитным, изнывающим от голода крысам!

— Ох… — Катерина укоризненно покачала головой, хотя на морде у нее было написано удовольствие. Эти посетители — просто находка! Нет, она бы, конечно, и сама разобралась в этой истории с крысами и Башеньками, но теперь и разбираться не надо. Ах, негодяи, а еще помощи у нее просили! Ни стыда, ни совести!

— В нашем городе каждый имеет право на еду, — прозвучало рядом с Региной Патронаж. «Профессор Микроскойб», — предположила Катерина.

— Сильные должны защищать слабых, богатые — делиться с бедными, — продолжал профессор. — В этом основа справедливого сосуществования тех, кому хорошо, и тех, кому плохо. Я и студентов своих этому учу на моих уроках по основам равенства и братства. Они все подтвердят, что Башеньки неправы. В конфликте всегда виноват тот, кто сильнее. То есть Башеньки. Поэтому только они и могут положить ему конец. Все, что для этого нужно, это поделиться едой с крысами. И вот из-за такой ерунды — замечу, справедливой ерунды! — они хватаются за оружие!

— А между прочим, терпение крыс не безгранично, — добавила Регина Патронаж. — Они могут обидеться и выплескивать свое разочарование на ни в чем не повинных горожан.

В подтверждение ее слов профессор Микроскойб так энергично закивал головой, что Катерина даже перевела на него взгляд.

— Это не пустые слова, — тревожно затараторил он. — Я вчера вернулся домой и обнаружил, что из холодильника исчезли все продукты, зато появилась записка от крыс. «Это вам за Башенек».

— Ого! — обрадовалась Катерина, старательно рисуя на морде сочувствие.

— Да-да! Почему это я должен отвечать за эгоизм и жадность Башенек? Я-то тут при чем? У меня с крысами всегда были прекрасные отношения!

— Вот Башеньки уверяют, — Регина Патронаж презрительно скривилась, — что крысы воры. Надо четко дать понять этой зарвавшейся семейке, что мы не согласны! Мы не считаем крыс ворами!

— Вот именно! — поддакнул профессор. — У нас же они ничего не украли!

— А как же холодильник? — полюбопытствовала Катерина.

— Это не воровство! — возразил тигр. — Они так поступили от отчаяния, от того, что их недостаточно уважают и не признают их право на еду!

— Любой на их месте выразил бы протест! — твердо заявила госпожа Патронаж. — Мы должны им помочь!

— Призвать Башенек к порядку.

— Разоружить их.

— Собрать еду для голодающих крысят.

— Провести разъяснительную работу в учебных заведениях.

— И т. д.

— И т. п.

— Вы совершенно правы! — воскликнула Катерина. — Можете не сомневаться, пресса на вашей стороне.

— Справедливость восторжествует? — уточнила гуманитарная дама.

— Непременно! — заверила Катерина. Что-что, а бороться за справедливость ей было не привыкать.

— Мы рассчитываем на вас, дорогая Катерина! До свидания!

— Всего хорошего!

Удовлетворенные гости покинули кабинет журналистки. Не теряя времени, вдохновленная Катерина шустро набросала статью, в которой изложила услышанное от Регины Патронаж и профессора Микроскойба. Красок она не пожалела, и Башеньки предстали в ее тексте настоящими чудовищами, по вине которых страдают несчастные крысята. Будут знать, как помогать всяким сыщикам-гастролерам!

Кстати, о гастролерах. Теперь, размявшись на Башеньках, можно приступать и к Просперу. Катерина была готова к бою…

Сыщик Проспер возвращался из мэрии домой в приподнятом настроении. Антуанетта была спасена и сейчас мирно отдыхала в объятиях Морфея, опасный преступник арестован, и даже проблема с контрразведкой удивительным образом разрешилась.

Последнее произошло следующим образом. Сыщик явился в полицию — откровенно признаться, что контрразведку он не нашел. Капитан и лейтенант встретили его, как старого друга. Они были довольны, что им не пришлось самим ловить Похитителя и даже уговаривали Проспера пойти работать к ним в полицию: он бы с риском для жизни выслеживал преступников, а они заявлялись бы на всем готовеньком, в чистой парадной форме, чтобы грозно произнести: «Вы арестованы! Можете позвонить своему прокурору!». Лис отклонил это лестное предложение, но мягко и тактично, так что стражи закона не обиделись.

— Мы не нашли контрразведку, — сказал Проспер. — Дадите об этом справку?

Капитан и лейтенант переглянулись и расхохотались.

— О, милейший Проспер! — воскликнул капитан. — Мы дадим вам кое-что получше! Справку о том, что вы не шпионы!

— Как? А разве вы можете? — удивился лис.

— Теперь — можем. Ведь вы делом доказали, что не являетесь шпионами!

— Не понимаю…

— Это элементарно, Проспер! Настоящие шпионы обязательно нашли бы контрразведку! Они же шпионы, им это — раз плюнуть! Вот тут-то их бы и обломали. Ага, вы способны найти контрразведку! И вместо справки — арест и ссылка. А раз вы не нашли, то никакие вы не шпионы, а так, мелкие сыщики.

Проспер даже не стал пытаться вникнуть в очередной вираж извращенной вершинской логики, сыщика вполне устраивало, что выкрутас обернулся в его пользу. Он отнес документы в мэрию, сдал их Пародии Фугас, получил обещание, что дело будет рассмотрено комиссией, и зашагал домой, купив по дороге свежий выпуск «Утренней правды».

Антуанетта еще спала. «Пускай отдыхает, — решил Проспер. — А я пока попью чайку, съем бутерброд с сыром и посижу с газетой у окошка. Прекрасный план!»

План действительно был замечательный, хотя для его реализации сыщику пришлось пошарить на книжных полках — за годы работы с хозяйственной и заботливой Антуанеттой он начисто забыл, как готовить бутерброд с сыром. К счастью, на одной из полок обнаружилась поваренная книга, в которой Проспер быстренько отыскал рецепт: «Бутерброд с сыром. Отрежьте ножом ломоть хлеба. Намажьте масло. Положите сыр. Ешьте».

На выполнение инструкций у сыщика ушло не более получаса, после чего он с наслаждением уселся у окна. На столике перед ним дымилась чашка с чаем и призывно блестело кулинарное изделие, в котором звери с развитым воображением сразу признали бы бутерброд с сыром. Проспер надкусил изделие, отпил чаю и раскрыл газету.

Первой ему попалась статья о конфликте между Башеньками и крысами. Статья озадачила сыщика тем, что ее автор стоял на стороне крыс. Проспер знал, насколько могут быть опасны и непредсказуемы крысы, а семейство Башенек, представленное молодым и храбрым Теодором, вызывало у него исключительно симпатию.

Но тема Башенек и крыс начисто вылетела из головы сыщика, когда он взялся за следующую статью, названную «Цинизм против одиночества».

Статья повествовала об аресте Похитителя, но выставляла это событие в таком свете, что у Проспера появилось очень нехорошее предчувствие. Он отложил газету и хмуро уставился в окно. За окном сновали прохожие и мелькали ставшие частью городского пейзажа Бумажные Звери.

— Что за черт… — растерянно произнес сыщик. Прочитанная только что статья наводила на мысль, что он стал объектом чьей-то либо мести либо подлости. Уж не наступил ли он случайно кому-нибудь на мозоль?

«Кажется, грядут неприятности», — подумал Проспер…

Когда я узнала, что Похититель арестован, радости моей не было предела. Наконец-то город вздохнет спокойней! А когда стало известно, что поймал Похитителя сыщик Проспер, душа моя переполнилась гордостью, ведь как раз вчера я знакомила читателя с этим великолепным лисом.

Именно с этими чувствами, радостью и гордостью, я принялась разбираться с деталями ночного ареста, любезно предоставленными мне полицией. И по мере того, как я углублялась в ночные события, росло мое недоумение, радость сменялась на грусть, а гордость — на стыд. Подробности случившегося полностью перевернули мое представление о том, кто в этой истории подлинная жертва…

Представьте себе скромного, неприметного любителя географии. Зовут его Альфред Муравейчек, он содержит небольшой магазинчик, дело свое ведет с любовью и пользуется уважением окружающих. И все бы хорошо, если бы не одно «но»… Наш географ одинок. Одинок дико, невыносимо, космически. Его никто не любит, он никому не нужен. Страдания его невыносимы.

Тогда наш герой, запутавшись в собственных чувствах, идет на преступление. Он пытается создать иллюзию любви, мираж нужности. Он похищает девушку… Этот ужасный по форме поступок должен был стать криком, воплем о помощи. Но его никто не услышал и не пришел на помощь бедному Муравейчеку. Преисполненный страданий, он создал вокруг похищенной девушки искусственный мир, полный любви. Но, увы, эта любовь была ненастоящей. И тогда, жаждущий простого звериного счастья географ решил, что сможет решить проблему если не качеством, то количеством. Он похитил еще одну девушку, затем еще и еще, и поместил их в золотую клетку своей мечты, среди удивительных глобусов и таинственных карт далеких экзотических стран.

Эти похищения будоражили город, вызывали в нас гнев и страх. Но никто не испытал сочувствия… Никто не сумел преодолеть предубеждение и закостенелое клише «похищение — это плохо», чтобы приблизиться к бедному, заплутавшему во тьме Муравейчеку, протянуть ему лапу помощи, вытянуть его из трясины. Наши черствость и равнодушие сделали такой поступок невозможным. Виноват не только Похититель. Мы все виноваты…

Я убеждена, что мы могли помочь бедняге. Понять его, предоставить ему психолога, вернуть его к нормальной жизни, не совершая фатальных поступков. Возможно, мы просто не успели…

В город приехал знаменитый сыщик Проспер. Не ведая нюансов, не зная наших реалий, будучи совершенно равнодушным к Вершине и вершинцам, непрошеный гость решил показать всем, как надо ловить преступников. Что ж, ему это удалось.

Преступник пойман. Но какой ценой? Там, где надо было проявить деликатность, аккуратность и великодушие, Проспер действовал нахрапом и хитростью, пренебрежительно отмахиваясь от таких анахронизмов, как чуткость и сострадание. Уж не потому ли пришлый лис так удачлив в делах, что ведет его не желание вернуть в общество полноправного, исправившегося и осознавшего свою неправоту зверя, а исключительно лишь страсть засадить несчастного за решетку, сгноить в застенках, унизить и растоптать, показав всем, насколько велик и ужасен сам сыщик?

И уж совсем не удивляет участие в безобразии, учиненном равнодушным и безжалостным Проспером, семейства Башенек. Да-да, тех самых Башенек, о которых вы можете прочитать на страницах этого же номера. Тех самых Башенек, которые готовы уморить голодом целый вид, лишь бы только самим набить брюхо до потери способности передвигаться. Вот уж воистину они нашли друг друга — Проспер и Башеньки.

Каков же итог этой трагической истории? К сожалению, он плачевен. Альфред Муравейчек лишился возможности вернуться в общество и снова стать на праведный путь, хотя для этого нужно было совсем мало. Циничный Проспер поставил очередную галочку в списке своих «побед» и купается в лучах славы. Башеньки будут продолжать терроризировать голодных крыс, размахивая своим многочисленным оружием.

А мы? Мы все забудем. Мы же привыкли быть безразличными.

Или нет?

Катерина, специально для «Утренней правды»

Мнение редакции может не совпадать с мнением автора статьи. Но совпадает.