"Искривленное пространство (сборник)" - читать интересную книгу автора (Тесленко Александр)

III

На большом экране телеинформатора плакала женщина, ее длинные рыжие волосы развевал ветер. Передавали очередную постановку драматурга Жалио. За столиками кафе «Веселый долгожитель» сидели преимущественно работники Инканского исследовательского центра проблем долголетия. Курили ароматные арниковые сигареты, пили кофе, смотрели на экран, громко разговаривали и смеялись, и временами не было слышно, как плакала женщина, закрывая лицо ладонями.

— Ланетта, не пора ли ее утешить? Сколько она будет рыдать? — биокибер Камчуг встал из-за стола и подошел к стойке.

Ланетта послушно нажала розовую клавишу, и изображение на экране исчезло.

— Дай мне еще бокал инканского.

Биокибер Ланетта, профессионально улыбаясь, наполнила бокал.

— Как настроение? — спросил Камчуг непринужденно.

Она не привыкла видеть его таким. Научный консультант профессора Тихона Раста всегда оставался для нее образцом сдержанности и солидности.

— Благодарю. Ты сегодня такой веселый, как никогда.

На лице Камчуга родилась улыбка. Он сделал небольшой глоток.

— Что в мире новенького? Я всю неделю не выходил из лаборатории.

— Новенького?

— Да, какие новые сплетни собрала ты за эту неделю?

— Вчера я слышала, что пропал старый Пелун.

— Тот, что из центральной селекторной?

— Да. Болтали, что его поймали те… — Она указала пальцем вверх. — Ну, из Двенадцатого антимира, и разобрали его на запчасти.

— Какие глупости, Ланетта! — презрительно поморщился Камчуг. — Антимиры… запчасти. Видать, опять напился боро и отсыпается, старый плут.

— Не знаю… так, краем уха слышала.

Камчуг залпом допил инканское, похлопал Ланетту по плечу.

— Сегодня чудесный денек, не правда ли?

— Сегодня ты очень странный… Что вы хотите? — спросила она человека, который подошел только что.

— Бокал эклектона и пирожное.

— Напиток, не достойный кибера, — громко рассмеялся Камчуг.

— А я не кибер, — тихо, но с раздражением ответил человек.

— Вот как, — удивился Камчуг. — Вы работаете в Центре? Я вас впервые вижу.

— Я вас — тоже. — Человек устало отхлебнул голубой напиток из бокала.

Ланетта наклонилась к Камчугу и испуганно прошептала:

— Что с тобой? Это же Антон Верес, заместитель заведующего лаборатории сердечных исследований.

— Вот как! — пренебрежительно взглянул на человека.

Камчуг и сам чувствовал, что его поведение недостаточно синхронизированно с импульсами центрального директа, но это его мало тревожило. Своему поведению он находил оправдание, казавшееся ему настолько весомым, что удивлялся — почему он не кричит на весь мир о тайне, которая открылась ему?

Камчуг неделю не выходил из лаборатории. Тихон Раст потребовал срочно обработать результаты эксперимента с новыми культурами алоренальных структур.

И вот сегодня, всего час назад… Камчуг хорошо запомнил это мгновение. Только он нажал регистр «фильтр дельта-ритма», не успев еще взглянуть на экран магнитомонитора, чтобы просмотреть записи датчиков, как пришло озарение. Поначалу он не мог ничего понять. Почувствовал лишь приятную истому, потом — радостное возбуждение. И вдруг понял, что он постиг великую тайну бытия. А может — тайну бессмертия? Те несколько слов, несколько формул, несколько многозначительных предположений, к которым столетиями стремились отдельные гении и целые исследовательские Центры, которым посвятил свою жизнь прославленный Николиан Бер, — известны сейчас только ему, биокиберу Камчугу. 7982 рабочих часа своей жизни посвятил биокибер Камчуг проблемам биологического долголетия — отдавал свои руки и знания бесконечным экспериментам профессора Тихона Раста, днями просиживал в информационных теленакопителях. И вот сегодня, как благодарность за усердие — его осенило.

— Предлагаю по стакану «Дипломата». — Оставьте меня.

— У вас неприятности или вы просто родились занудой?

Антон Верес долго молчал. После того, как допил эклектон, пересилив себя, спокойно спросил:

— Кто вы такой?

— Камчуг. Научный консультант Тихона Раста. Странно, что вы меня еще не знаете.

— Я не кибер, чтобы знать все. — Вот как! В вашем голосе не слышно уважения к киберам. А они, пожалуй, заслуживают его.

— Заслуживают, — равнодушно повторил Верес — Что вам от меня угодно?

— Ничего. Просто терпеть не могу кислые физиономии.

— Камчуг, что с тобой?! — истерично воскликнула Ланетта.

Кибер победно ухмылялся.

— Час тому назад я разгадал секрет бессмертия, Ланетта. Налей мне еще бокальчик.

Если бы Камчуг с самого начала был посдержанней и вел себя солиднее, его заявление не произвело бы такого впечатления. Нахальство вроде бы оправдывалось этим и потому усилило значение только что сказанных им слов. Во взгляде Камчуга было столько безумного блеска, радости, неподдельного торжества, что сказанное им показалось и Вересу и Ланетте откровением.

— Да-да, вы не ослышались.

Долго смотрели друг на друга.

— Так рассказывайте, — не удержался Антон Верес. — Вы убеждены, что проблема разрешена полностью?

— Абсолютно. Наш Центр можно разогнать, — радостно рассмеялся Камчуг. — Наша объединенная деятельность утратила свою целесообразность. Что такое проблема долголетия, если открыт секрет бессмертия?

— В чем ключ к пониманию этой проблемы? — Верес пришел в себя и уже без волнения в голосе спросил, солидно, как ученый ученого.

Камчуг тоже посерьезнел.

— Все оказалось элементарно просто. Определенный пересмотр законов Бакса…

— Вы можете уже высказать свою мысль в конкретных формулировках? — нетерпеливо оборвал его Верес.

— Да, безусловно, — обиженно сказал Камчуг, а потом воскликнул:

— Я неделю трудился в лаборатории. Я работал. И я открыл эту тайну Вселенной!!!

— Простите, — спокойно произнес Верес. — Рассказывайте.

— Определенный пересмотр законов Бакса. Слушайте. Материя вечна. Но не вечны клетки, молекулы и все сообщества, которые ее образуют. Почему так? — спросил сам себя и тут же важно ответил: — Они не вечны потому, что седьмая коррелятивная алель постоянно воспроизводит фактор кадарин. В этом и состоит основная функция седьмой коррелятивной алели. Если выделить ее из состава клеток, они будут жить вечно, постоянно находя новые резервы в продукции тыловых субстратов. Клетка и организм смогут самообновляться вечно.

— Позвольте, но так называемая седьмая коррелятивная алель существует лишь в нашем воображении, гипотетично. Как вы можете утверждать… Как ее можно выделить, изъять из состава клеток?

— Вы не можете, а я могу, — усмехнулся Камчуг. — Я неделю не выходил из лаборатории! — снова закричал он на все кафе. — Работал! А вы тут опрокидываете в глотки эклектоны и боро! А я рабо-ота-ал! Если продуцировать вокруг клетки или всего организма гравитационное поле выше 27 геров, седьмая коррелятивная алель распадается на элементарные составляющие и выводится ренальными структурами.

— Но кто же сможет продуцировать поле такой интенсивности? Это пока недостижимо. Ни одна экспериментальная установка не создала такого…

— Я могу продуцировать такое поле, — резко перебил его биокибер. — Я еще не знаю, за счет чего мне это удастся, но уверен — смогу продуцировать такое поле. Не забывайте, что я биокибер.

Громкий разговор привлек внимание присутствующих.

К стойке, словно случайно, приблизились несколько человек. Они разговаривали друг с другом, но прислушивались к словам Камчуга. Его хорошо знали в Центре. Он был толковый биокибер, трудолюбивый.

— А теперь вы должны сказать, почему так угрюмы сегодня, — улыбнулся Вересу Камчуг. — Я рассказал о причине своего возбуждения. А что опечалило вас? — В словах Камчуга сквозила пренебрежительная ирония.

Верес простил биокиберу его тон, пристально посмотрел в глаза и сказал:

— Идемте со мной. Если вы и вправду можете генерировать гравитационное поле такой интенсивности, если правда, что это поле разрушает седьмую коррелятивную алель, и если действительно от этой алели зависит долголетие клеток — тогда идемте со мной. Вы сможете мне помочь. И, главное, сможете меня убедить.

Камчуг с Вересом, а за ними все окружающие их люди, пошли наружным виадуком к третьему экспериментальному корпусу.

Когда подошли к 16-й барореторте, органокомплекс № 17/8 был практически нежизнеспособным. На экране монитора записывалась прямая линия. Ни один датчик эманационного поля не реагировал на внутренние излучения.

Под куполом 16-й барореторты не было ни малейших признаков жизни.

Остановились, окружив небольшим полукругом прозрачный купол. Камчуг торжественно открыл тяжелую пластиковую дверь и подошел к манипуляционному столу.

Смотрел перед собой напряженно и взволнованно.

Глаза его выпучились, он стал не похож сам на себя. Дотронулся ладонью до скользкого субстрата и сделал движение, которое невозможно объяснить, вроде бы принял позу ники. Он дрожал от возбуждения. Потом произвел несколько причудливых пассов над органокомплексом, какие-то волшебные движения, лишенные для окружающих всякого смысла.

Перес и все остальные напряженно всматривались в зеленый зайчик, как и раньше писавший ровную прямую на экране. Ни один датчик не отметил самого малого проявления жизни. Но они продолжали верить. Разве можно было не поверить его словам, его восторженному взгляду, излучавшему волны великого озарения?

Прошли минута, вторая, показавшиеся вечностью. Но ничто не изменилось. А сам биокибер Камчуг, тоже всматривавшийся сквозь купол барореторты в экран монитора, вдруг вздрогнул, глаза его потухли, а сам он сник, съежился. Он первым понял, что ничего не вышло.

Медленно, как раненый или смертельно больной уродливый центурианский дилиак, он вышел из барореторты ко всем, ожидавшим его. Тихо произнес:

— Простите. Я просто заработался в лаборатории. Я переутомился. Простите. Мне нужно хоть немного отдохнуть. Пожалуйста, не отдавайте меня на демонтаж. Я отдохну, и все будет хорошо.