"Душеприказчик" - читать интересную книгу автора (Кузнецов Константин Викторович)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: Кошмар, подстерегающий за поворотом

Наверное, так заведено, что любая история начинается с дороги; как видно, и моя не станет исключением. Если уж быть до конца честным, я не очень-то любил покидать родной дом и лишь пару раз пересекал границы нашего небольшого королевства. Да и стоило ли оставлять за плечами знакомые места, если за пределами, одинокого путника, не ожидало ничего хорошего. Это только в глупых и никому не нужных сказках, храбрый дуралей способен противостоять толпе здоровенных воинов и ненасытных зубастых тварей. В жизни такого не бывает. И думаю не надо никому рассказывать, как бесславно заканчивают свой путь тщеславные смельчаки желающие покорить необъятные просторы одиноких земель, и сохранить свои имена в великих книгах королевских хроник. Увы, таких счастливцев было немного. Остальным же было уготовано лишь покрытые забвением надгробные плиты, — и это в лучшем случае. Гораздо чаще их кости гнили среди тенистых лощин и заброшенных деревень.

Нет уж, лучше я буду писать о подобных глупцах, чем окажусь на их месте.

… на листок пергамента упала огромная капля и размазала ровные чернильные строчки. Выругавшись, я на время отложил перо и посмотрел через зияющую в повозке дыру на затянутое иссиня-черными тучами небо. Впору послать все в преисподнюю! Только чтобы это изменило?!

Мне необходимо было добраться до Россвела, где располагался крупнейший университет нашего королевства, и ради этого, я готов был терпеть любые превратности судьбы, смело перенося свалившиеся на меня неприятности.

Правда, вскоре, с первыми каплями промозглого осеннего дождя, моя решимость быстро улетучилась.

Шмыгнув носом, я недовольно выглянул из повозки. Ледяные капли колотили без устали, словно пытаясь порвать и без того хлипкий навес. Ветер, завывая и клоня к земле тонкие осины, заставил меня еще раз поежиться и сильнее закутаться в плед.

— А ну, треклятые! Пошевеливайтесь! — услышал я натужный голос возницы.

Лошади не поддались удару звонкой плети, и нервно заржав, попятились назад. И вновь раздались крики рассерженного донельзя извозчика. Подхватив витающее вокруг напряжение, ветер угрюмо завыл и что есть мочи ударил повозку.

— А, треклятая погода! — снова прорычал снаружи возница. — Похоже не видать нам Россвела как своих ушей, господин штудент… И чего я только связался с вашим братом.

— Набавлю еще пару золотых за ненастье, уважаемый Филджи, — понимая, что попал довольно в скверную ситуацию, я все же попытался расположить к себе ворчуна.

— Деньги, деньги! Что такое деньги, когда тут такое…

Я, молча, согласился.

Холщовая крыша повозки запела от сильного порыва ветра, и я почувствовал, как от холода застучали зубы.

— Да давайте же! А ну, пошли! — возница со всего маха ударил лошадей и те, дернувшись и протащив повозку еще несколько метров, встали как вкопанные.

Стальное небо, нависнув над нами, казалось еще чуть-чуть и упадет прямо на мою больную голову. Дождь хлестал по лицу, смеясь над нашими бесполезными попытками вырваться из плена ненастной стихии. Не видя не зги, я впился взглядом в призрачную пелену леса.

В какой-то миг мне почудилось, будто что-то промелькнуло среди деревьев.

Я быстро запахнул занавес повозки. Порой, не доверяя своим глазам, я представлял себе такие страхи, по сравнению с которыми показавшаяся у дороги тень, была полной ерундой. Поэтому я легко отогнал от себя ненавистные мысли и вновь склонился над бумагой.

С волос упало несколько капель размыв неровные строчки.

Скомкав лист, я будто исполняя чей-то приговор и желая отомстить мокрой бумаге и плохим чернилам, с ненавистью швырнул его наружу.

Наверное, я так никогда и не допишу свою дорожную историю об умирающем старике, который, безуспешно пытался добраться до своей семьи.

Перо, небрежно царапнув бумагу, изобразило несколько неровных росчерков. Прищурившись, я сделал свет лампы сильнее. На чистом листе красовался профиль старого, измученного жизнью старика: густые брови, скрывающие сузившиеся глаза, широкие скулы, несколько глубоких шрамов на щеках.

Я удовлетворено зевнул, слегка улыбнувшись самому себе. Мне показалось, что нарисованное лицо было похоже на испещренную горами и реками карту, словно любое место, где побывал этот горе-путешественник, отбирало часть его облика, оставляя на том месте свой неповторимый след.

Сердце заколотилось в тревожном предвкушении, будто рисунок вот-вот заговорит со мной, рассказав не одну удивительную историю своих бесконечных скитаний.

Я продолжил рисовать. Перо, будто не касаясь бумаги, приоткрыло образ старого путника, показав моему взору худое одетое в лохмотья тело и длинные костлявые кисти. Затаив дыхание, я следил за пером, желая поскорее увидеть образ своего главного персонажа. Рука будто ведомая невидимым художником, с невероятной легкостью отражала на бумаге старца, в самых мельчайших подробностях.

Дождь продолжал хлестать по навесу, когда перо, последний раз побывав в чернильнице, поставило на лице путника «жирную точку». Портрет был закончен, а на меня накатила неимоверная усталость. Я зевнул и почувствовал, как сон сковал меня, и тело обессилено повалилось на мягкий плед.

Проснулся я внезапно, будто и не спал. Тело колотила холодная дрожь и я только сейчас понял, что за время сна продрог до костей. Случайно, мне бросился в глаза растекшийся чернильный рисунок, от которого осталось лишь высохшее, вытянутое пятно. Другая часть красовалась на моей руке и лице.

С досадой я скомкал испорченный портрет. Наверное, мне никогда не написать эту треклятую историю, не испытав настоящей тоски и одиночества…

— Эй, господин штудент, — раздался снаружи напуганный голос возницы.

Сладко потянувшись, я с неохотой выглянул из-под промокшей насквозь завесы.

На улице была уже ночь. Дождь прекратился, и в воздухе ощущалась приятная свежесть.

Я стал с интересом изучать окружающую местность, пытаясь понять, где мы оказались: по обеим сторонам дороги возвышались низкие кряжистые деревья, верно охраняющие дремучие чащобы леса, а чуть впереди виднелся слегка покосившийся дорожный указатель. Я взглянул на небо и, почувствовав легкое дуновение ветра, заметно вздрогнул — яркая россыпь звезд, словно холодные и бессердечные правители, равнодушно взирали на нас с недосягаемой высоты.

— Дальше не стоит ехать ночью, — наставительно пробурчал возница.

— Почему это? — искренне удивился я.

— Молчаливый погост, дурное место. Ночью как хошь, а ни за что не поеду, — отрывисто проговорил извозчик и тут же затих.

Я внимательно вгляделся в темноту, пытаясь различить среди дорожного сумрака покосившиеся кресты и склепы.

— Дурное место говорю вам, господин штудент. Я не в жизнь не поеду, — произнес возница слегка побледнев.

— А в объезд? — осторожно предложил я.

— Некуда здесь объезжать. Везде эти могилы. И болоты! Куда не плюнь. Богом клянусь, дурное место. Знал бы, что днем не успеем проскочить, ни в жизть не поехал бы!

Отчего-то мне стало не по себе. Слишком уж убедительно говорил извозчик, и с каждым сказанным им словом, где-то внутри, росло непреодолимое желание забраться обратно в повозку и с головой накрыться теплыми одеялами.

В ночи раздалось тревожное уханье филина, и я ощутил, как екнуло сердце, и по спине пробежал тревожный холодок.

Костер тихо потрескивал свежими еловыми ветками, а мне все никак не удавалось хорошенько согреться. Наверное, так и заведено, что одни могут годами скитаться по лесам и чащобам в поисках приключений, а другим — суждено читать об их подвигах и мирно попивать чай, сидя у теплого домашнего камина.

Видимо поэтому, столкнувшись с крохотными дорожными неприятностями, я навсегда уверовал, что никогда мне не стать храбрым и отважным странником, смело смотрящим в глаза любой встретившейся на пути опасности.

— Сейчас будет теплее, — бодро произнес возница, подбросив в костер еще пару веток.

— Странные места. Тихие, и какие-то без… — Я попытался подобрать подходящее слово, но Филджи сам договорил за меня.

— Мертвые… По-другому и не назовешь. Даже и не старайтесь, господин штудиоз.

Мне ничего не оставалось, как ответить согласием.

Погревшись у костра, Филджи сел на подстилку и разведя руками, тихо произнес:

— Еще мой дед не советовал хаживать в здешние места. Не сунь сюда носа — не принесешь в свой дом беды.

— А почему его назвали: «Молчаливый погост»? — сгорая от любопытства, поинтересовался я.

Возница задумчиво хмыкнул:

— А ты попробуй на нем хоть слово произнеси. Еще ни кому не удавалось. Язык сам не поворачивается, будто все слова позабыл. Даже днем едешь, а сердце замирает и на душе такой страх, что потом всегда помнить будешь.

В моем воображении живо возникли образы старых покосившихся от времени могил и надгробных плит, на которых вместо душераздирающих надписей были раскиданы человеческие кости.

— А кого на нем хоронили? — сам не знаю почему, поинтересовался я.

Филджи пожав плечами, добавил:

— Да кто его знает. Видать разный был народ. Иначе, почему место такое? Я вот, что думаю… Может там люд дурной лежит, оттого все и идет.

Сзади послышался едва различимый шорох, заставивший нас вздрогнуть и обернуться. Я инстинктивно придвинулся к костру и сжал в руке случайно подвернувшуюся палку.

Мы замерли не в силах произнести ни слова. Страх сковал нас, заставив настороженно вслушаться в тишину. И в тот же миг на свет показалась ушастая маленькая зверюшка: толстенькая и пушистая, она на мгновение остановилась, с интересном взирая на исчезающие в темноте искры. Ее черные, словно смоль глазки стали внимательно осматривать все, что творилось вокруг.

— Что за чудо? — прошептал Филджи.

Я в ответ лишь пожал плечами.

Зверюшка была очень симпатичной, но абсолютно мне неизвестной: ни в одной книге, которые я так тщательно изучал в городской библиотеке, мне не встречалось ничего подобного.

— Тихо, не спугни, — прошептал я в ответ, осторожно вытянув руку.

Существо резко отпрыгнуло в сторону и, остановившись, снова внимательно посмотрело на нас.

— Странная зверюга. Ненашенская! — Кажется, возница был удивлен не меньше моего.

— Нааашааа, — тихо пропищало существо.

Мои глаза полезли на лоб.

— Ты слышал? — беззвучно, одними губами произнес я.

Возница, заворожено взирая на зверюшку утвердительно кивнул головой; та в свою очередь совсем не замечала нашего удивления.

— Она что, говорит?

Зверушка отпрыгнула, оказавшись в тени, и ловко взгромоздилась на плече внезапно возникшего перед нами незнакомца. Я только рот успел открыть, как незаметно и тихо к нам подобрался этот человек.

Он был похож на забытого богом попрошайку: старые потрепанные башмаки, вымазанная в грязи куртка и плащ, за плечом похожая на тряпицу изорванная в клочья котомка. Лицо незнакомца также не внушало особого доверия — обветренное, иссохшее как кора дерева, и испещренное глубокими шрамами.

— Вам здесь нет места. Уходите! И я вас не трону, — размеренно произнес незнакомец.

— Троооооннуу, — повторил за своим хозяином зверек.

Не смея произнести ни слова, в поисках поддержки, я посмотрел на Филджи.

— Вот что, господин хороший. Мы вас не приглашали и вы нас не задевайте, — мой защитник демонстративно поводил в воздухе хлыстом. — Забирайте свою говорящую зверюгу, и убирайтесь восвояси. И не вам устанавливать здесь правила…

Однако пламенная тирада возницы, не оказала на незнакомца должного эффекта.

— Я сказал…Уходите!

Возница лишь рассмеялся в ответ. Я тоже попытался улыбнуться, только почему-то мне было совсем не до смеха.

— Ите, — вновь поддержал разговор забавный зверек.

Вскочив, Филджи хлопнул кнутом и, сделал решительный шаг вперед. Не знаю, почему уж он был так уверен, что незнакомец оставит нас в покое. Наверное, именно так себя и надо вести с чужаками на дороге: смело и решительно.

— Идите прочь! Слышите?! Прочь!

Но и в этот раз его слова растворились в ночи — незнакомец даже не пошевелился, а лишь зло сплюнул.

Внезапно поднялся ветер; причем такой сильный, что я едва удержался на ногах.

На лице незнакомца скользнуло едва заметное волнение. Он повернул голову, и только слепой не заметил бы огненную цифру три, которая ярким клеймом красовалась на его щеке.

Я переглянулся с Филджи. Этого взгляда было достаточно, чтобы понять — возница тоже увидел это. Его лицо побелело, и даже в призрачном полумраке ночи, было заметно, как на лбу выступила испарина.

— Убирайтесь! — уже сквозь зубы проскрипел незнакомец.

Сделав стремительный шаг вперед, он ударил тяжелым ботинком по костру, и целый сонм искр разлетелся вокруг, исчезнув в холодном мраке ночи.

Мы летели словно угорелые. Возница дрожащим голосом подгонял лошадей, видимо, совершенно не боясь загнать их до смерти.

Сердце бешено колотилось в груди, мысли путались в голове, и я понятия не имел, что на самом деле произошло. Холодный дождь бил в лицо, но тело даже не ощущало осеннего морозца.

— Куда мы? Куда?! — пытаясь перекричать ветер, гаркнул я во все горло.

— Не спрашивайте меня, господин штудиоз! Не спрашивайте! Святая Мария и подруги ее небесные… — донеслось мне в ответ.

Последнюю фразу он произнес уже чуть тише, но и тогда я смог разобрать слова оберегающей молитвы.

Мимо меня калейдоскопом проносились поля и овраги, крохотный деревянный мост и нескончаемый покошенный забор кладбища — а голос возницы, выкрикивающий предостерегающие молитвы разлетался по округе все громче и громче.

Я почувствовал, как отчаянье и ужас поглощают меня. Видимо, мне так и не суждено было добраться до Россвела.

— Треклятая ось! — возница зло ударил по колесу и совершенно некстати чертыхнувшись, отошел в сторону.

Меня колотил озноб, но я все же нашел в себе силы посмотреть на перевернутую повозку.

— Что! Что же нам теперь делать?

Возница наградил меня острым как бритва взглядом. Я осторожно подобрал с земли свои дорожные сумки и виновато опустил голову.

— Ладно, — сжалился Филджи. — Давайте собирать вещи, господин штудиоз. Нечего нам делать в этой дыре, если хотим остаться целы…

В ответ я бодро закивал головой, соглашаясь с тем, что оставаться на ночлег в этом богом забытом месте, полное безумие.

Отвязав коней, мы быстро, — а оттого и достаточно плохо, как это бывает в спешке, — сгрузили на них вещи и направились вдоль холма.

Трудно сказать какая неведомая сила вела вперед моего возницу не хуже запряженных лошадей, — но шли мы очень скоро.

Вскоре зарядил дождь. Я заметно сбавил шаг, постоянно спотыкаясь о коряги и заслоняясь от хлестких холодных капель. Возница, то озирался, то косился на тянущиеся по правой стороне могилы.

Признаюсь честно, я и помыслить не мог, что бывают столь огромные кладбища. Казалось, здесь похоронили целый город со всем близлежащими деревушками, да и этого, наверное, было маловато.

— Поспешайте, поспешайте, господин штудиоз! — подгонял меня голос возницы.

Его бледное лицо напоминало тесто — одутловатое и слишком уж белесое.

Я кое-как поспевал за ведущим, стараясь не выпустить из рук вожжи.

— Больше не могу! — в какой-то момент прохрипел я в ответ на очередной призыв Филджи двигаться быстрее.

И собственно говоря, с какой такой стати я должен будто собачонка бежать за этим выжившим из ума идиотом?! Тот странный незнакомец, наверняка не догонит нас, учитывая, какой мы проделали путь в повозке, да и не проще ли разбить ночлег и дождаться утра!

И в подтверждение собственных мыслей, я зло прорычал:

— Все хватит! С места не сдвинусь!

Все тяготы и невзгоды дороги навалились на меня таким комом, что я рухнул на землю и будто ребенок начал биться в истерике. Страх уже давно отступил на второй план. В конце концов, сколько можно бояться собственной тени? Сбежали от спасительного костра, чуть не умерли — разломав повозку, теперь вот сляжем с неизлечимой болезнью из-за таких вот ночных прогулок, а что дальше…

— Хватит! Я сказал, хватит! Или ночлег! Или…

Не успев выдвинуть ультиматум полностью, я в один миг получил от возницы две, а может быть даже три здоровенные затрещины.

— Вот что я тебе скажу, господин штудиоз! Ни за какие деньги и тому подобную шелуху, не собираюсь еще раз встречаться с душеприказчиком! Поэтому тебе придется встать и идти за мной следом, если не хочешь оказаться на этом кладбище не в качестве гостя!

Не знаю, отчего меня затрясло больше — от сказанных слов или полученных затрещин, но всю серьезность происходящего я понял с первого раза.

Дождь уже не казался мне таким ледяным и мерзким, а ноги сами собой находили верную дорогу, минуя изогнутые корни, торчащие из самой земли. Но сколько бы мы не шли: поднимаясь вверх, а затем, спускаясь в темные лощины — кладбище продолжало сковывать нас плотным кольцом.

Церковь мы заметили случайно. Она будто выросла среди покрытых мхом надгробных плит, и казалась для нас единственным спасением. И мне почему-то отчаянно хотелось верить, что за ее стенами безумный морок рассеется, и все угрозы исчезнут с первыми лучами солнца.

Прерывисто дыша, я привалился к тяжелой резной двери: ноги дрожали от усталости, руки сами собой кинули на землю тяжелые сумки. Вокруг мрачно возвышались обломки деревянных крестов и массивные пирамиды старых склепов.

Возница захлопнул за нами дверь и скрепя зубами задвинул проржавевший от времени засов.

— Кажется все, господин штудиоз! Спасены!

Я в ответ тяжело выдохнул. По лицу текли капли дождя, а тело наполнила усталость: ни страха, ни злости.

Привязав лошадей, Филджи, кажется, первый раз за эту бесконечную ночь улыбнулся:

— Переждем. Мученица Мария! Святые стены защитят нас! Все… Только не шумите, господин штудиоз!

Пустые, холодные камни украшенные выцветшими ликами святых отозвались звучным эхом, заставив меня невольно вздрогнуть. Лошади в один голос заржали, и в церкви воцарилась гробовая тишина: лишь деревянные фигуры украшенные ореолом звезд мрачно взирали на двух испуганных путешественников, и монотонный звук дождя пробивался сквозь тонкую крышу.

Церковь была слишком большой и холодной — перевернутые верх тормашками скамьи создавали ощущение жуткого бардака, будто здесь прошелся огромный великан, разрушив часть стен и крышу. Да и затхлый резкий запах видимо жил здесь не один год — а стало быть, люди уже давно покинули эту святую обитель.

Трудно сказать, что пугало людей больше — ожившие мертвецы или живые трупы. Первые были чем-то из области ночных страшилок, и редко, кто видел их на самом деле, а вот вторые — к ним то, как раз и относились душеприказчики. Люди, отмеченные клятвенной печатью, страшили окружающих не хуже треклятой чумы. Что придет в голову умирающему старцу на смертном одре? Чем он решит омрачить жизнь своего душеприказчика? Какие грехи придется отмолить несчастному?

Я часто слышал, как толстопузые преподаватели пугали студентов историями о хитрых душеприказчиках, которые передавали свои обязанности, первому встречному сваливая на голову незнакомца тридцать три несчастья. Но и эта теория держалась лишь за счет многочисленных слухов, переданных от одного любителя «почесать языком» его болтливым друзьям. Может быть поэтому, душеприказчики и были сродни ужасным болезням — никто не знал, откуда они берутся и как от них избавиться. Потому и сторонились этих мрачных людей как прокаженных, только завидев на их щеке огненную печать.

Вскоре меня перестало знобить, и я осторожно взял лист бумаги и попробовал рисовать. Тревожные мысли окончательно покинули мою голову, и лишь неровные линии складывались в образ маленького забавного зверька, который почему-то восседал на каменном изваянии какого-то мифического чудовища, толи горгульи, толи огромного гренделя. Я с трепетом следил за собственной рукой — какие еще фигуры, в обход моей воли, возникнут на девственно чистом листе.

Филджи, кажется, задремал: на его лице читались детская безмятежность.

Мой взгляд на миг остановился на дальнем остове стены, где сквозь непроницаемую пелену дождя и ночной мрак виднелось огромное надгробие, на котором властно словно король, восседал огромный черный ворон.

Я зажмурился, а когда открыл глаза, птица уже исчезла. Да и была ли она на самом деле? Или это мое измученное воображение сыграло со мной злую шутку?

Тем временем на листе бумаги появились несколько могил — одна большая и две поменьше. Что это означало: я не знал, но карандаш выпал из моих рук и я устало откинул голову назад. Сон обрушился на меня снежным комом, погрузив в мир ночных грез.

Проснулся я также внезапно, как и засыпал. Кто-то зажал мне рот рукой и я, вытаращив глаза, со страхом взирал на горящую адским огнем цифру три.

— Если жизнь важна для тебя, молчи! Понял?

Я бы и рад был кивнуть, но его рука слишком сильно прижала меня к стене.

Вокруг царила кромешная темнота, словно кто-то или что-то нарочно убрал из этого мира любой источник света: лишь щека душеприказчика продолжала ярко гореть огнем. Моей ладони коснулась мордочка зверька, и я почувствовал, как натянутые до предела нервы успокоились, заставив меня расслабиться.

Душеприказчик помог мне встать на ноги, и сразу же, не давая опомниться, потащил куда-то в сторону церковной кафедры. Я попытался дотянуться до Филджи чтобы смахнуть с него крепкий сон, но меня резко одернули, прошептав на ухо:

— Не время…

Я хотел что-то возразить, но незнакомец так сильно потянул меня куда-то вглубь спасительных стен, что ничего не оставалось делать, как подчиниться.

И еще один миф о душеприказчике был разрушен в одночасье: церковь не проклинала их, отгораживаясь спасительным кругом, иначе как он мог оказаться в святом месте?

Мы быстро бежали куда-то вниз по ступеням; я совершенно не ориентировался в темноте, стараясь идти осторожнее, и сильнее прижимал к себе походную суму.

Где-то рядом, прямо за нами, едва поспевал зверек.

В какой-то момент мы ускорились: вернее будет сказать, душеприказчик перешел на бег, а я лишь покорно последовал за ним, засеменив в два раза быстрее.

Наконец мы остановились, и я смог отдышаться. Меня колотила мелкая дрожь.

— За…Зачем? Что…что происходит?

Душеприказчик лишь поиграл скулами.

— Та…там…остался мой воз…возница… — я едва ловил ртом воздух, сердце билось с бешеной скоростью.

— Заткнись! — незнакомец зло сверкнул глазами.

Вокруг воцарилась неприятная тишина, как на уроке строгого преподавателя, когда, не зная ответа, ждешь вызова к доске, словно ужасного приговора.

Душеприказчик настороженно прислушался. Со стороны казалось, будто он впитывает в себя тишину. Глубоко вздохнув, его ноздри жадно втянули влажный, заплесневелый запах церкви, и только после этого лицо Проклятого озарило спокойствие.

И пускай я не различал в непроглядной темноте даже кончика собственного носа, но мой таинственный незнакомец продолжал всматриваться вглубь мрачных церковных коридоров. И взирал он во тьму отнюдь не глазами, а всем своим телом. Я мог поклясться, что ощущаю, насколько обострен слух и обоняние Проклятого.

— Мчи, сат, — внезапно пискнул зверек, нарушая привычную тишину, отчего мороз побежал по коже.

В кромешном мраке послышалось странное мерзкое шуршание, и я заметил, как у душеприказчика на щеке ярким пламенем вспыхнула огненная цифра.

— Ты прав, Ша. Это — Сат, — согласился Проклятый.

Я окончательно поддался паническому ужасу — и не потому, что меня похитил странный, источающий могильный запах незнакомец, а потому что были мы в этом святом месте отнюдь не одни.

Осторожно приблизившись к огромному арочному входу, я затаил дыхание, продолжая ощущать совсем близко чье-то незримое присутствие.

В один миг в дальней части коридора мелькнула высокая, слегка сгорбленная тень в длинном темном балахоне. Фигура показалась мне неестественно худой и вытянутой, словно под тканью имелись только голые кости.

От стен отразился противный скрежет, который, разлетевшись по мрачным коридорам церкви, растворился в пустоте.

Мы долго стояли, как вкопанные не в силах двинуться с места. Первым в темный проем прошмыгнул Ша и Проклятый смело доверившись своему питомцу, последовал за ним.

Его рука указала на дальний предел кладбища и, повернувшись ко мне спиной, Проклятый зашагал обратно в сторону церкви. Ночь выдернула из полумрака удаляющейся фигуры, отблеск длинного лезвия, застывшего в правой руке.

Неужели он хотел меня убить? Эта мысль заставила меня съежиться словно беззащитную букашку.

Я смотрел в след Душеприказчика и с каждым его шагом нарастающий страх сковывал меня все сильнее — неужели я остался в этом царстве мрака абсолютно один, и никто не сможет помочь мне.

Слова отчаянья вырвались из моей груди сами собой:

— Стой! Что мне делать?! Где я?

Проклятый продолжал идти, не обращая на меня никакого внимания.

— Стой! Ты не можешь меня так бросить!

На миг Душеприказчик остановился. Опустил голову и тяжело вздохнув, обернулся. Я ощутил прилив надежды и радости, но мой мнимый спаситель как оказалось, вовсе не собирался мне помогать.

В одно мгновение он вновь очутился рядом. Твердая словно камень рука обхватила мою шею, и я затравлено захрипел, пытаясь вырваться из стальных тисков.

— Я…пощад…прошу…про…

Пустой взгляд с интересом изучал мое испуганное лицо.

— Я не твой талисман и не твой защитник. Убирайся и живи в радости! Иначе смерть!

Сильный толчок сбил меня с ног, и я отлетел, ударившись о каменную кладь могилы: перед глазами как немое предостережение красовалась прощальная надпись надгробия:

…Не бойся иного мира, твои родные не грешны в этом…

Впервые в жизни я остался абсолютно один среди могил и безжизненных склепов.

Мелкий дождь еще моросил, навевая уныние и укрепляя мое нарастающее с каждой секундой отчаянье. Обхватив ноги руками, я сидел возле могилы и, опустив голову, плакал. Мне было очень страшно и жалко самого себя. Все произошедшее за пару последних часов, казалось немыслимым и не входило ни в какие рамки понимания…

Раньше, когда я слышал бесконечные истории как храбрые путники, испугавшись безобидного шороха, в страхе бежали прочь, а узрев во мраке ночи случайную тень, и вовсе теряли рассудок, на моем лице появлялась улыбка. Таким нелепым и странным казался этот неоправданный страх. Теперь я понимал, как тогда ошибался.

Мне действительно было страшно и не понятно, почему я оказался втянут в вереницу этих странных событий. Безобидное путешествие превратилось для меня в сущий ад, словно проклятие душеприказчика грузом несчастий ворвалось в мою спокойную, размеренную жизнь.

Я шмыгнул носом и вытер рукавом предательские слезы.

Отовсюду слышались странные леденящие кровь звуки: то ли протяжное поскрипывание, то ли непрекращающийся монотонный стук и стоны. Я почувствовал, как сердце вновь упорхнуло в пятки: каждая тень казалась ужасным призраком готовым разорвать меня на части и утащить под землю.

В какой-то миг я ощутил, как мои нервы лопаются будто тетива, издавая громкое и мерзкое: «Бздынь». Находясь на грани, и готовый вот-вот потерять собственный рассудок, я на миг закрыл глаза. Невероятно, но скрип прекратился, а вмести с ним, исчезли и все остальные звуки. Я будто бы оглох, закрывшись от окружающего меня мира. Немного подождав, я еще раз глубоко вздохнул, пытаясь прийти в себя.

Сколько мне пришлось прибывать в таком состоянии, сказать трудно, но совсем скоро я решился перейти к следующей стадии самоуспокоения.

Затаив дыхание, я вновь вернулся в окружавший мир страхов и отчаянья. Но, открыв глаза, я уже не увидел, ни странных теней мерещившихся в полумраке ночного кладбища, а древние надгробия не казались мне такими призрачными и зловещими.

Еще раз, глубоко вздохнув и осенив себя спасительным знаком, я подхватил суму и, не разбирая дороги, побежал, подгоняемый одним единственным желанием, побыстрее отыскать остовы старой церкви. Только в святых стенах мне виделось спасение от этого ужасного безумия.

Была одна легенда, в которой преданный друг семьи после смерти своих близких взял на себя все их грехи, позволив им очутиться в царстве света, а сам получил в наказание семнадцать несчастий на свою голову. Его окрестили спасителем душ или в простонародье — душеприказчиком.

Поговаривали, что он так и не обрел покоя и до сих пор скитается в дремучих лесных чащобах.

Была и другая история: мужчина попросил своих близких, забрать его грехи, сославшись на их малость и незначительность. Таким вот обманом, он проклял самого себя, а его семья никогда не смогла попасть в царство света. Люди назвали этого бессердечного лжеца — душеприказчиком.

Ходят слухи, что лишенная душ семья до сих пор появляется на проезжих трактах, желая поквитаться с коварным обманщиком.

Двери церкви были открыты настежь, беспрепятственно попав внутрь, я обессилено упал на колени, и меня «вывернуло наизнанку», словно я наелся неспелых яблок в саду дядюшки Элвина.

Только сейчас, немного успокоившись, я заметил неподвижное тело Филджи. Возница лежал на спине в темно-бордовой луже крови, а его голова была откинута назад, демонстрируя огромную зияющую рану на шее. Рядом длинным темным шлейфом тянулись кишки, вырванные из пузатого живота и небрежно раскинутые вокруг.

Где-то неподалеку высились обезглавленные трупы лошадей.

Меня снова вырвало.

Пошатываясь, и не в силах скрыть крупную дрожь, я приблизился к Филджи и замер в ужасе. Моему взору открылась еще одна непостижимая деталь: на лице возницы отсутствовали глаза.

Губы сами собой стали шептать слова молитвы — все, которые я мог вспомнить. Мир вокруг меня вновь наполнился странными пугающими звуками. Церковь больше не казалась спасением от всех бед. Обернувшись, я кинулся к выходу, и замер в оцепенение, меня прошиб холодный пот. Дверь, через которую я зашел, изменилась: деревянные доски, крест-накрест закрывшие вход были опутаны невероятной паутиной кованых цепей. В панике я попытался разорвать внезапно возникшие оковы, и тут же одернув руки, отпрянул назад. Цепи были горячее раскаленного железа. Мои ноги отказались слушаться, и я рухнул на землю.

Она заперта!

Она действительно запета!

Это не морок и не кошмарный сон!

Заперта!

Не веря собственным глазам, я поднялся и обошел зал, но к несчастью так и не обнаружил иного выхода. Остов стены был слишком высок, чтобы выбраться наружу.

Нисколько не удивляясь новым, навалившимся на меня бедам, я решительно двинулся вглубь церкви. Иного выхода не существовало — и нужно было как можно скорее выбраться из этой треклятой мышеловки.

Найдя старую ветошь, я с легкостью смастерил факел, отчего ощутил внезапный прилив сил. Крохотный огонь словно разжег во мне веру в рассвет и избавление от всех немыслимых опасностей.

Ноги сами вели меня вперед, вглубь темных пролетов и длинных, узких коридоров. Если здесь раньше и несли свой тяжкий крест священники, то это было так давно, что здешние стены напрочь забыли прелесть небесных песнопений и позвякивание монастырских вериг. В свете факела я смог различить, насколько старой и ветхой была церковь: зияющие дыры, почерневшая до неузнаваемости настенная живопись, мутные, потрескавшиеся стекла.

Дойдя до конца коридора, я остановился, отчетливо услышав из-за стены чей-то мелодичный голос.

И зачем только я забрался в эдакую дыру? Зачем? Задался я бессмысленным вопросом, ответ на который был слишком очевиден.

В это время голос усилился. Я почувствовал, как дрогнула рука — и тревожные тени от факела проворно побежали по каменной кладке. Именно так мастера кукольного театра, навевали на зрителей трепетный страх во время представления.

В один миг голос исчез, также внезапно, как и появился.

Я облегченно выдохнул. Нервы сковали мое тело не хуже боевого панциря.

Тишина давила на меня сильнее любого самого страшного и ужасного грохота.

Сделав шаг вперед, я разглядел в конце коридора хвост быстро исчезнувшей тени, будто пугаясь внезапно возникшего света, она мгновенно скрылась за винтовой лестницей, ведущей куда-то вверх.

Я сделал еще шаг и в ту же секунду, неведомая сила сбила меня с ног: и я лишь различил в полумраке блеск тонкого лезвия.

— Глупец! Я же сказал тебе — убирайся!

Знакомый голос прозвучал могильным воем. Меня как бродячего щенка отбросили в сторону.

— Дурр… лей… — где-то рядом прошептал зверек, повторяя слова хозяина.

Я застонал от боли.

Говорят, что человек перед кончиной чувствует не только свою смерть, но и исход того, кто после его смерти возьмет на себя обязанности по спасению души.

Их презирают и ненавидят, к ним относятся как ходячему безумию. Ведь только настоящий глупец по собственной воле решиться полезть в петлю. Говорят, когда они приближаются к смерти, их преследуют кошмары и душевные болезни, поскольку дав клятву умершему ко всему прочему, они получают в придачу всевозможные страдания и проклятья. Некоторые утверждают, что они могут разговаривать с мертвыми и видеть затерявшиеся в этом мире души? Но не велика ли цена за столь сомнительный дар. Этого, к сожалению, не знает никто, кроме самих Проклятых.

И вновь мы оказались среди сырости и мрака — шагая по огромной церковной зале. Зверек моего мрачного знакомого гордо восседал у него на плече, с интересом вглядываясь во тьму. Я, молча, шёл вперед, освещая путь.

Мы миновали один огромный кабинет, затем быстро пробежали по длинному коридору, вдоль мрачных покрытых пылью статуй, и вновь вышли в полуразрушенный зал. Невероятно, но снаружи церковь казалась гораздо меньше, чем внутри. Хотя стоило ли чему-то удивляться, здесь, где мир был совсем другим…

Всю дорогу мы молчали, не произнося ни слова. Я не спрашивал, проклятый — не отвечал. И в этом была странная гармония, заставившая меня, прогнать прочь мрачные мысли.

В какой-то миг факел осветил огромные колонны и вытянутое арочное окно. Избегая света, неведомое мне существо очень похожее на человека, двигаясь по стене, будто пузатый мерзкий паук, поспешило укрыться за высокой черной кафедрой.

Я замер как вкопанный.

— Лууу, — протянул зверек.

Проклятый лишь резко кивнул и засопел, пытаясь сдержать накопившуюся ярость.

До конца не понимая, что происходит, я испуганно попятился назад. Что это за тварь? И что, побери его Подземный владыка, он собирается на него устроить охоту?

Приблизившись к кафедре, проклятый осторожно извлек из-под длинных лохмотьев небольшой стилет и, сняв с плеча зверька, медленно опустил его на каменные плиты.

Ша сделал несколько коротких шажков, остановился, принюхался и уверенно произнес:

— Там…та…

Я не слышал шороха или другого шума, существо вылетело внезапно, одним прыжком, пытаясь добраться до шеи Душеприказчика.

До моего слуха донесся противный булькающий звук, словно лопнула кадушка с вареньем.

Стилет оказался стремительнее самых быстрых хищных лап — лишь мгновение и смертельный приговор пригвоздил тварь к полу.

Ша недовольно фыркнул и закрыл мордочку лапками, словно ему была неприятна эта кровавая сцена.

Между тем Душеприказчик уже опустошал карманы умершего. Я со страхом и пренебрежением посмотрел на мрачное тело, облаченное в старые лохмотья.

— Помоги мне, Ша, — попросил проклятый.

Зверек легко заскочил на безжизненное тело и, обнюхав его с ног до головы, тихо пролепетал:

— Там…

Душеприказчик выдернул из мрака, словно из гнусного бурлящего болота маленький лучик света. Я лишь успел уловить крохотный шарик, источающий приятный белый свет. Душеприказчик тяжело сглотнул, и странный трофей, на миг, осветив изнутри его горло, исчез.

Я сидел в углу и тяжело дышал. Меня мутило и бросало то в жар, то в холод. Напротив, на огромном резном стуле восседал Ша отвлеченно вылизывая свое крохотное тельце.

Переведя взгляд со зверька на Проклятого, я грустно всхлипнул, сдерживая ужасную обиду. За последние пару часов он вспорол брюхо еще парочке странных тварей и холоднокровно сожрав светящиеся шары все-таки успокоился. Будто насытившийся зверь Душеприказчик тщательно, с нескрываемым удовольствием, протирал старой ветошью лезвие стилета.

— Хочешь есть?

Я не поверил своим ушам. В животе призывно заурчало, однако я не поддался резко нахлынувшему желанию. Вопрос так и растворился в тишине.

Возможно, мне это послышалось.

Зверек, не отвлекаясь, продолжал наводить лоск.

В голове стоял противный гул. Казалось, я уже долгие тысячелетия нахожусь в этом проклятом всеми святыми мучениками месте. Осторожно поднявшись, я не сводил глаз с проклятого — тот не обращал на меня никакого внимания. Ноги сами сделали шаг в сторону двери. Шаг за шагом — рука коснулась огромной металлической ручки.

Скрипнула дверь.

Я напрягся — неужели заметят. Замер. Привычные звуки не изменились. Вжик по лезвию, вжик…

Нога уже оказалась на пороге. Я сделал еще один шаг, когда почувствовал уткнувшееся в спину острое лезвие.

Я закрыл глаза, приготовившись к смерти.

— Что это?

Голос проклятого напоминал оглушающий набат. Я открыл глаза, и первое что увидел перед собой — горящий огнем номер на щеке Душеприказчика. Он сжимал в руке скомканный листок с моим рисунком.

— Откуда? Откуда у тебя это?! — во взгляде проклятого царил неподдельный ужас.

На смятом листке, среди размазанных чернил едва угадывалось лицо измученного старца, испещренное горами и реками. Мой рисунок, написанный еще в повозке теперь уже мертвого Филджи, упокой святые его грешную душу.

Я осторожно потянулся к рисунку не в силах поверить своим глазам. Как он мог оказаться здесь? Я отчетливо помнил, что выкинул его…

Сильная встряска в мгновение ока привела меня в чувство. Душеприказчик требовал ответа, а я лишь удивленно качал головой, не зная, что и сказать.

— Пойдем…

Зажатый в тиски крепких рук проклятого, я, не в силах сопротивляться, нырнул вместе с ним в темноту. Ноги едва касались земли, но я даже не пытался вырваться. Да и какой смысл?

Чувствуя как за спиной попискивает Ша, а впереди мелькают серые стены я едва различал в темноте длинные узкие коридоры.

Правое плечо отозвалось болью — слишком узкий проход.

Стальные пальцы проклятого разжались, и я обессилено упал на ледяной пол, кашляя от забившей нос пыли.

— Смотри.

Я поднял голову.

Посреди небольшой обветшалой комнаты, первое, что бросилось в глаза — стояло изящное в резной металлической оправе зеркало. Узкие резные окна были зашторены плотной старой тканью, а высокие деревянные скамьи по обеим сторонам комнаты напоминали измученных жизнью старцев — с глубокими трещинами и подломанными ножками.

Ша легко запрыгнул на скамью и, прижав ушки, замер, испуганно глядя на зеркало. Тяжело дыша, проклятый приблизился ко мне и вновь показал чернильное пятно, через которое проглядывал образ древнего, словно сама жизнь человека.

— Смотри.

Его лицо повернулось в сторону зеркала.

Я вгляделся в пыльную поверхность, где также как и на рисунке из-под серой пелены виднелось безжизненное лицо проклятого, возраст которого, сильно отличался от действительности. Только этот дряхлый человек в отличие от нарисованного — был живым. Скулы отражения непроизвольно поддергивались, выдавая излишнюю нервозность, а в белых, словно лунь глазах — читался неподдельный страх.

Я перевел взгляд на Проклятого. ОН и его зеркальное отображение разделяло лет пятьдесят.

— Говори, щенок! Откуда этот рисунок! — с раздражением прошипел Душеприказчик.

Ша вторя своему хозяину, нервно пискнул.

— Я..я..просто… Нарисовал…

Не в силах выдержать ледяного взгляда, я отвернулся и вновь встретился с безжизненными глазами старца: серые и глубокие, словно омут, они поглотили меня, заставив вздрогнуть от ужаса. Мне показалось, будто внутри меня что-то протиснулось горячей сталью невидимого меча, и все мысли открылись проклятому и его странному животному.

— Когда это было? — последовал вопрос и его голос вновь был спокойным.

— Вчера, или… может сегодня, — я на миг растерялся, не зная что ответить. — Мне трудно сказать…

Лицо старика откликнулось из-за идеальной глади зеркала нескрываемой печалью. Его молодой собрат стал медленно удаляться, исчезая в полумраке комнаты: лицо закрыли дрожащие от волнения руки, а клочок бумаги упав на каменный пол укатился под резную скамью, на которой сидел Ша.

Мой взгляд в очередной раз коснулся ледяной поверхности. На этот раз из-под толстого слоя пыли взирало лицо юноши, мое собственное лицо; слегка исхудавшее, чумазое, с запекшимися от крови губами.