"Говорящая собака" - читать интересную книгу автора (Барроуклифф Марк)31 ВОРЫ ПОВСЮДУЛюси, солидарная в этот вечер с остальным человечеством, все же выпила значительно меньше меня и поэтому могла подать трезвую идею. — На автобусе будет слишком долго, — сказала она. — Лучше найдем такси. Было полпятого, темно, и влажный ветер дул со стороны Ла-Манша. А где-то во Франции люди, покинув теплые масличные рощи Средиземноморья, рвались в тоннели и поезда, чтобы пробраться на эту территорию. Мир определенно сходил с ума. Поскольку было Рождество, перед стоянкой такси красовалось предупреждение: «Если вам станет плохо в машине, уборка салона обойдется вам в 80 фунтов». — Кинологический центр Пэтчема! — крикнул я таксисту, стоявшему в очереди первым. Он оторвал глаза от газеты: — А вам не будет плохо в моей машине? — Нет, — ответил я, я чувствовал себя прекрасно, почти протрезвел, хотя, конечно, не совсем. Похоже, несмотря на праздники, бизнес у них шел туго. Таксист оглянулся на очередь и вздохнул. Пэтчем был в 20 фунтах езды, а ему явно нужны были деньги. — Ладно, — сказал он. — Только держите вот эту газету у себя на коленях. — Зачем? — Так, на всякий случай. Какой находчивый! Случись что, и он слупит с меня еще и за газету! Я сделал как велено, и мы помчались по залитой янтарным светом улице к нашей мохнатой цели. — Как у вас с Линдси, все хорошо? — Лучше не бывает, — мрачно ответил я. — Вы всегда так говорите, — заметила Люси. — Бабушка с возу… Конечно, все было совсем не так: это меня спихнули на обочину. Снова зарядил мокрый снег, но на этот раз он сделал попытку произвести впечатление снега, а не дождя. Каждый год я говорил, что Рождество не похоже на Рождество, и вдруг оно стало на себя похоже. Волна Святок расцвеченными витринами гналась за нами, словно цунами от моря. Несмотря на убийственное настроение, я понемногу проникался праздником и становился счастливее. Что может быть лучше, думал я: сижу в машине, рядом милая Люси, которая помогает спасать моего лучшего друга от лишнего дня страданий, холодного ужина и вынужденных бесед с питбулями. Вообще-то, Пучок рассказывал, что питбули совсем даже неплохие собаки, их главная цель — соблюдение расовой гармонии. И бросаются они на хозяев только в исключительных случаях, когда их достанут. Что может быть лучше? Будущее могло бы быть лучше, предполагаю, но сейчас я даже не думал о нем. Я был слит с мгновением, как холод с ветром. Одно от другого неотделимо. Чавкая колесами в грязи, мы въехали во двор кинологического центра. — Двадцать фунтов! — объявил водитель голосом человека, окончательно разочаровавшегося в своих собратьях. Центр был еще открыт или вообще сегодня не закрывался по случаю рождественской вечеринки, которую сотрудники устроили на рабочем месте, — в ночи раздавались аккорды рождественской песни. Сжимая ладошку Люси, я ворвался в холл. — Я пришел за своей собакой! — заявил я во всеуслышание. За столом одиноко сидели Джули и парень из числа вольнонаемных студентов. Остальные, видимо, разъехались по домам, не потрудившись расставить по местам сдвинутые столы и убрать посуду. Студент, в котором я тут же узнал неплохого паренька по имени Дэн, изучавшего английскую литературу в университете Суссекса, сидел рядом с Джули, исследуя ее обнаженную грудь. Похоже, наше появление ничуть его не обескуражило, однако не было встречено аплодисментами. — Ой! — вырвалось у меня. — Слушайте, я передумал, я пришел за Пучком. Джули заправила грудь на место без тени смущения, словно профессиональная кормилица. — Мистер Баркер, мы закрыты, — сказала она, — как вы, наверное, и сами поняли. — Балаган закрыт, парень, — подал голос Дэн, словно мы были марсианами, которые могли не понять с первого раза. — Я уже понял, — ответил я. — Но дело срочное и безотлагательное. Мне необходимо забрать свою собаку до утра. Сегодня же Рождество. — Вас что, побили? Ударили? — спросила Джули. — Что это с вами? — Он очень расстроен, — поспешила вмешаться Люси. — Видите, что с ним. Краше в гроб кладут. — Меня это не касается, — заявила Джули, поднимаясь из-за стола. — Я его туда не клала. — Это моя собака, мадам! Разве вы не понимаете? Никто вас не дурачит, — заявил я. — Вы забыли, мистер Баркер, что это психически неуравновешенная собака? Ваш питомец был очень опасен… — Бешеный, — крикнул Дэн, упрямо не замечавший, что у меня нет ни торчащих из головы антенн, ни бластера в руках. — Я все понимаю, но войдите в мое положение… Тут Люси остановила меня. — Погодите, — вмешалась она. — Что вы только что сказали? Что значит «был»? Джули пожала плечами. Земля у меня под ногами покачнулась. — А вы чего хотели? Сдают собаку, а потом… — Он ушел сегодня утром, — сказал Дэн, и я не сомневался, что понял его правильно. — Трудный случай, — пояснила Джули. — Мы должны были воспользоваться первой представившейся возможностью. У нас не было выбора. Я почувствовал себе так, словно бы весь хмель из меня вышел разом, оставив светлой голову и только где-то бултыхаясь в области колен. Я с трудом стоял на ногах, но сознание мое прояснилось до ужаса. — Но он же еще такой молодой, — всхлипнула Люси. — Естественно, это выгодно отличало его от других. — Что вы имеете в виду, вы, чудовище! — сказал я. Джули деловито оправила кофточку. — Не я определила его сюда, мистер Баркер. И, если уж говорить начистоту, мы пошли вам навстречу лишь благодаря вашему близкому знакомству с миссис Кэдуоллер-Бофорт. Теперь послушайте меня. Вы сдали собаку в приют, тем самым утратив свои права на владение. Таким образом, вы предоставили на наше усмотрение решать ее дальнейшую судьбу. А то, что вы ходили сюда изо дня в день, ничего не значит. — Тон у нее был как у женщины, которая не привыкла, чтобы ее называли чудовищем, но, тем не менее, готовой в любой момент оправдать это прозвище. — Когда это произошло? — Утром, — отчеканила Джули. — У нас существует неписаное правило — никогда не расставаться с нашими подопечными накануне Рождества, но тут был особый случай. Мы имели дело с весьма проблемной собакой, так что пришлось ковать железо, пока горячо. — Так вы избавились от него на Рождество? — пролепетал я, не веря собственным ушам. — Не скажу, что горжусь этим, — заявила она, — но нас вынудила необходимость. — Необходимость чего? — Он не вписывался в наш рацион «Педигри Чам», — выговорила она с видимым отвращением, окончательно потеряв ко мне всякое расположение. — Радуйтесь, он попал в хорошую семью, — впервые внятно проговорил Дэн. — Прямиком к психиатру. — К психиатру? Вы отдали мою собаку психиатру? Я вас правильно понял? — Да. Они горят желанием заняться его воспитанием. — Эксперименты на нем будут ставить, что ли? — Какие эксперименты, вы же взрослый человек, — почти с отвращением произнесла Джули. — Как вам, право, не стыдно. — Не вам решать, где право, а где лево, это моя собака! — Все, мистер Баркер. Беседа закончена. — Погодите, так вы хотите сказать, что он жив? Джули оскорблено фыркнула. — За кого вы нас принимаете, мистер Баркер? У нас тут не живодерня. Собака создана для человека. — Беру «чудовище» обратно, — поторопился я загладить вину, попутно отметив, что и она зацепила меня своими последними словами. Что, дескать, «собака создана для человека». — Забудем, — учтиво кивнула Джули. — Хорошо, тогда просто дайте мне адрес этих людей, которые его забрали, я съезжу к ним и объясню, что произошло недоразумение. — Недоразумение? — удивилась Джули. — Это никакое не недоразумение, мистер Баркер. Это называется по-другому. Как раз наоборот. Это взаимопонимание между нашим приютом и новыми опекунами, поскольку вся информация остается конфиденциальной, как при усыновлении. — Но это же моя собака, — сказал я, пытаясь сохранять спокойствие. — Боюсь, уже не ваша, — сказала Джули, подводя черту под разговором. Она недвусмысленно давала понять, что разговор закончен и ей не терпится продолжить изучение сравнительной анатомии с молодым человеком, которому годилась в мамаши. — Посвятите меня в детали, — настаивал я, — или все узнают о том, что здесь происходит. — Что-о? — не растерялась она. — И что, и с кем. О том, чем вы здесь занимались с этим симпатичным молодым человеком. — Это мое дело, — с достоинством ответила она. — Я директор приюта и могу здесь быть с кем угодно и в какое угодно время. — Но не для того, чтобы разводить шашни на рабочем месте, — подчеркнул я. — А теперь адрес. Будьте так любезны. На секунду Джули погрузилась в размышления, оценивая ситуацию. После чего оскорбительным жестом выставила средний палец: — Обойдетесь. — Ну, послушайте же, — заюлил я, почти пресмыкаясь. — Ну, поймите же, я совершил ошибку, признаю. Но я не хотел его бросать. Он единственное, что у меня осталось на свете. Джули была незлой женщиной и, наверное, не держала на меня обиды за все, что я ей наговорил с отчаяния. Но, тем не менее, она была непреклонна. — К сожалению, ничем не могу вам помочь. Понимаю, но не могу. Акт о защите данных. — А что говорит ваш Акт о любви? — спросила Люси. — Ничего, — сухо ответила Джули. — Вы сами видите, ничем не могу помочь. Очень жаль, но тем не менее. Сначала я решил было переупрямить ее должностное упрямство, но потом понял, что ничем хорошим это не закончится: от упертой начальницы приюта придется домогаться желаемого очень и очень долго, пока ее должностное высокомерие не почувствует себя окончательно удовлетворенным. Люси, видимо тоже почувствовав это, потянула меня назад, к выходу. — Пойдем, Дэвид. Не мытьем, так катаньем. Существует много способов ободрать кошку. Машина ждет. Никакая машина нас уже, естественно, не ждала — таксист, огорченный черствостью клиентов, укатил куда глаза глядят. Но я понял, что у Люси есть, что сказать мне. Двор был занесен снегом, мир волшебно преобразился, облачившись в белые пуховые одеяния. Видимо, даже слякоть прониклась рождественским духом и решила приветствовать наступление зимы настоящими сугробами. Когда есть машина, быстро отвыкаешь от пальто. — Мы замерзнем, — сообщил я Люси. — Плевать на нее, — прошипела Люси и потащила меня под заснеженные ветви большого дерева. Снег падал большими мохнатыми хлопьями, украшая собой мир, но не согревая. — Прижмемся? — предложила Люси. — Было бы здорово. Мы обнялись и прижались друг к другу. Она уткнулась мне в грудь. Я невольно положил ладонь ей на затылок. Она подняла голову. — Бедненький, — сказала она и крепко поцеловала меня в губы. Я ответил таким же сильным и продолжительным поцелуем. Свет в здании приюта постепенно стал меркнуть, окрестности огласились собачьим лаем. Низкая луна светила, точно медная пуговка на темном плаще ночи. — Не ожидал, — пробормотал я. Люси рассмеялась как-то удивительно возбуждающе. Так сдержанно смеются сотрудники конторы, открывающие забавную электронную почту, когда за спиной у них появляется шеф. — Да уж, — сказала она. — Ты единственный, кто этого не ожидал. Думаю, нужна была собака, чтобы довести все до логического конца. — На самом деле… — начал я. Но она снова подставила губы, и мы слились в поцелуе. Губы у нее были теплые, а нос холодный. У собак это является признаком здоровья, отметил я, но воздержался от комментариев. — Можно тебя спросить? — обратилась ко мне Люси. — Говори. — Как ты мог столько терпеть эту стерву? — Не знаю, — ответил я, — но временами она бывала ко мне добра. — Разве ты не заслужил лучшего? Чтобы к тебе были добры все время? На это я не мог ответить ничего, а может, просто не хотел. К раз и навсегда сложившимся отношениям привыкаешь, как к джинсам в обтяжку. Стоит их снять — и становится непонятно, зачем с таким трудом в них влезал. Так и самые нелепые отношения, ставшие привычными, кажутся логичными и вполне нормальными, что бы тебе ни говорили друзья. Когда же в наших отношениях с Линдси пролегла трещина? Хотя, пожалуй, никакой трещины и не было, как не было и никаких отношений. Мы просто сосуществовали, жили бок о бок, такие разные и чужие друг другу люди. Мы всегда были две разные личности, несовместимые и самодостаточные. Наверное, меня это вполне устраивало, все было просто идеально до тех пор, пока я не встретил пса. Я еще крепче прижал к себе Люси. — Просто не верится, что ты простила меня за Чартерстаун. — А почему я должна была прощать тебя? В чем ты виноват? Просто продал дом. — Я имею в виду… как? — осенило меня. — Ты не знаешь? — А что я должна знать? — Что дом продан почти задаром. Я думал, ты из-за этого уволилась. — Я ушла с работы, потому что увидела кольцо у нее на пальце, — сказала Люси. — Ну и что? — Я решила, что вы обручены и у меня нет никакой надежды. Так вот оно что! Колечко с бриллиантом, купленное Линдси в минуты охватившего ее восторга от грядущего материального благополучия. Да, поистине в жизни не бывает мелочей, каждый предмет в ней может значить многое и даже очень многое — если не для тебя, то для кого-то другого. — А о чем идет речь? Что там случилось, в Чартерстауне? И я раскрыл ей глаза на то, какая я сволочь. — Так во-от оно что, — задорно блеснула она глазами. — Ты теперь, получается, уголовник? — И, представь себе, не вижу никакого выхода. — Ну, выход всегда есть. Достать новый паспорт и пуститься в бега. Начать все сначала. Я тебе помогу. — Но… как же ты? — У меня перехватило дыхание от этого неожиданного предложения. — Как твой курс английской литературы? — Английской литературы? — переспросила она, словно бы впервые услыхав такое словосочетание. — Честно говоря, устала я от придуманных разговоров вымышленных героев, от никогда не существовавших людей, от высосанных из пальца идей. От всего этого я устала. Ты и собака — это гораздо интереснее. Мы вернем его, не беспокойся. — Что ты задумала? — тревожно спросил я. — Взлом, — лаконично отвечала она. — Взлом? Что ты такое говоришь. Откуда ты вообще знаешь такое слово? Ты что… — Не беспокойся, — оборвала она. — Мы этим уже занимались. — Мы? Что значит «мы»? — Мы с братом в детстве лазили в чужие дома. — Но зачем? Что вы там делали? — Валяли дурака. Проверяли содержимое холодильников и устраивали скачки на диванах. Многие вещи я увидел в эту ночь в новом свете. Мы стали дожидаться, пока в приюте все окончательно замрет. В девятнадцать лет средняя продолжительность полового акта составляла у меня минуты две. Такое даже «актом» нельзя было назвать — так, скорее «сцена», небольшой кинодубль. Конечно, теперь, и особенно после пары стаканов вина, это может затянуться на несколько часов, пока не будет достигнут желаемый результат, — то есть получается целая сексуальная пьеса, даже эпопея. С годами я стал понимать, что уверенно движусь к эпической трилогии, которая все никак не может кончиться благодаря вялости действия и отсутствию концовки. Однако Дэн оказался тем самым исключением, которые так любят подтверждать правило, и, похоже, не думал покидать сцены. Мы стояли и мерзли, мерзли и стояли. Ботинки, которые всегда вызывали у меня ощущение удобства и надежности, теперь вели себя как дешевая поделка из искусственной кожи и пластика, какие-то обноски восьмидесятых. Я увидел эти пластиковые мокасины в магазине году примерно 1986-м. Они назывались «Сталлоне», вероятно, перед тем, кто их обувал, все должны были расступиться. Теперь я в них окончательно разочаровался. Люси все это время прижималась ко мне, излучая животное тепло. — Мы найдем его, — твердила она. — Обязательно найдем, не беспокойся. Я еще ни с кем не делился своей тайной, но тут, на погруженной в космический холод стоянке, поведал ей все. Люси улыбнулась: — Я заметила, что ты с ним разговариваешь. — Нет, в самом деле, он отвечает. Наверное, я окончательно спятил, но это так. — И что же он рассказывал про меня? — прижалась она ко мне. — Ты ему нравишься. Поэтому и подумал, что он согласится пожить у тебя некоторое время. — Почему же тогда… — Он сказал, что, если я откажусь от него, пусть хоть на день, он окончательно потеряет веру в человечество. Люси посмотрела на меня совсем как Пучок, когда я сказал ему, что могу вести машину куда захочу. — Чушь какая, — заметил он, точно мальчишка, уверенно заявляющий приятелям, что может забить «хоть сто миллионов голов» в ворота. — Да уж поверь, — сказал я тогда. — Вот, смотри, сейчас я поверну направо. Во время поворота пес отрешенно смотрел в небеса, и на морде у него было написано: «Не держите меня за идиота». — Ты просто вертишь руль туда, куда хочет ехать машина, — сказал он. — Да нет же, это я управляю ею, а не она мной. — В таком случае, зачем ты возвращаешься в город? — Чтобы отвезти Линдси ее вещи. — И в то же время, — заметил пес, виляя хвостом в манере «разрешите напомнить господам присяжным», — тебе нечего там делать. Не хотел — и все равно сел в машину и меня с собой прихватил, впрочем, последнее я одобряю в любом случае. И вот десять минут спустя ты оказываешься в месте, куда, по собственному утверждению, хотел меньше всего на свете. Что это? Издевательство над собственной личностью? Ты у нее как будто ходишь на поводке. Ведь если бы ты мог влиять на ход событий, то туда бы уж точно не поехал, разве не так? Попробуй-ка возразить. Ну что тут скажешь? Я сказал: — Не хочу, но надо. Пес закатил глаза к потолку. — А потом еще оставишь меня одного в машине, потому что мне туда, к ней, заходить нельзя. Оставишь мне только щелочку в окошке и уйдешь туда неизвестно на сколько, пока она тебя не отпустит. А потом будешь ждать, пока она не решит впустить тебя обратно. И дверь закрывается, когда ты даже ее не трогаешь! — воскликнул он, точно Эйнштейн, на пальцах доказывающий теорию относительности упертому ньютонианцу. Хлопья снега опускались на нас с неба, как стружки пармезана на пиццу. — И вообще, — вспомнил я, — говорит он как вполне образованный человек, только временами на него что-то находит. — Что? — Какие-то песни, странные стихи, не то… — Что? — Да ну, чушь какая-то. В общем, временами он забалтывается. Но главное не это, понимаешь? Главное — что он говорит. Правда, только со мной. Может быть, пока, но только со мной. — Интересно, — сказала Люси, но совершенно очевидно имея в виду совсем другое: «Перестань валять дурака, лучше займись тем, что у тебя сейчас в руках». — Поэтому он и учинил погром у тебя на квартире, — пояснил я, чтобы окончательно замять недоразумение. — Он хотел, чтобы ваше дальнейшее сосуществование стало невозможным. Люси уперлась в меня взглядом: — Ты это серьезно — насчет меня? — Еще бы, — ответил я. — Он и про Джима все знает. — Что такое он мог сказать про Джима? — Что вы часто встречаетесь. И кое-чем занимаетесь… после обеда. Не знаю, зачем я ввернул это «после обеда». Люси отстранилась от меня. — Ты рехнулся? Джим гей, — сказала она, как будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. — В самом деле? — растерялся я. — Но Пучок сказал, будто вы… — Я пытался подыскать верное выражение. Как же он там говорил? — Что вы «прятали сосиску», игра, мол, такая. — Тут меня озарило, и я понял, каким был остолопом, подумав такую ерунду. — Вы случайно не прятали от него еду? В шутку? У Люси отвалилась челюсть. — Откуда ты знаешь? В самом деле, просто не хотела тебе рассказывать. Ты ведь так внимательно относился к его диете… Но как, откуда? — Я же говорил, — торжествовал я. — Он мне все рассказывает. Я даже пробовал лечиться. Но бесполезно, такое не лечится. Свет в здании погас окончательно, и стало слышно, как Джули с Дэном, поскрипывая снегом, пробираются на стоянку. И хотя Люси была всего в нескольких дюймах от меня, я с трудом различал даже ее в этой внезапно наступившей темноте. — Представляешь, — разносился в морозном воздухе голос Джули, — сдал собаку, а потом ходит возле ее клетки. — Да, видок у него… не того, — заметил Дэн тоном эксперта. — Знаешь, по мне, так это его самого надо было изолировать от собаки, — рассмеялась Джули. Раздался щелчок распахнувшейся автомобильной дверцы, и салон машины озарился светом. — Кстати, — сказал Дэн. — Тот тип, что его забрал, тоже с виду не того. — Но он же психиатр, — возразила Джули. — Ему и полагается таким быть. Ты только представь, с кем он работает. И потом, он хочет предоставить своим детям возможность пообщаться с неуравновешенной собакой. Чтобы они пораньше начали привыкать. — К чему привыкать? Работать с ненормальными? — Ну, вроде того. Открылась вторая дверь, и включились фары. — А он не боится, что собака их покусает? — Нет, — ответила Джули. — Он сказал, что это лишь ускорит процесс обучения. В другой раз поостерегутся. Потом он обещал научить их технике сдерживания. Своих детей. В рождественское утро, — подчеркнула она. — Да-а, — протянул Дэн, — бывает… Раздались два хлопка дверей, и машина тронулась с места. Боже, как холодно. Они исчезли во тьме. — Пошли, — поторопила Люси. — Время не ждет. Она прокрадывалась вдоль здания, прильнув к стене. — Все ушли, — сказал я. — От кого ты прячешься? — От сторожей, — прошептала она. И в самом деле, откуда-то из дальнего уголка, где, по моим расчетам, находились клетки, пробивался свет. — А зачем мы туда лезем? — уточнил я тоже шепотом. Как-то прежде столь законный вопрос мне в голову не приходил. В самом деле, ведь Пучка там все равно нет. — Чтобы взять адрес в компьютере, — отозвалась Люси. — Но мы же не знаем пароля. — Пустяки. Что-нибудь собачье типа «гав» или «бродяга». Мы добрались до фасада здания, все окна были темны, но бледного сияния луны и света удаленных фонарей как раз было достаточно, чтобы разглядеть серебристые полоски сигнализации на окнах. — Так просто сюда не проникнешь, но к задней части здания нет прямого доступа, — сказала Люси, — так что вряд ли двери с той стороны тоже на сигнализации. Можно воспользоваться мусорным баком, чтобы взобраться на крышу и затем как-нибудь спуститься вниз с задней стороны. — Сколько тебе было, когда вы с братом лазили по домам? — Девять лет. — И ты хочешь сказать, что в девять лет ты всему этому научилась? — Я постоянно смотрю передачу «Ваш дом под угрозой». — Это новая, что ли, которую ведет Джорди? — Ты имеешь в виду «Воры повсюду»? — Ах да, точно. Я стал высматривать этот бак на колесиках, который благодаря колесикам казался не самой надежной подставкой, на которой придется балансировать, особенно учитывая обледеневший асфальт. Люси держала бак, пока я пытался вскарабкаться на него. К сожалению, дни, когда я мог выполнять цирковые трюки, остались далеко позади, и первая моя попытка сорвалась. Все, чего мне удалось достичь, — это забросить ногу. После этого я уже не мог двинуться ни назад, ни вперед и стоял, как Пучок с задранной у дерева ногой. — О, ради бога, — пробормотала Люси, — держи бак. Я повиновался, и она полезла вверх. Не успел я оглянуться, как она по водосточной трубе добралась до крыши, словно юркий, проворный Санта-Клаус. Потом Люси исчезла, через пять минут открыла главную дверь, выходившую на фасад здания. — Окно в уборной было открыто на проветривание, — сказала она, когда я с благодарностью вступал в теплое помещение. — А как тебе удалось отключить сигнализацию? — Код, как всегда, первые четыре цифры: 1234. Она заметила мой удивленный взгляд. — Я это видела в «Современном ограблении: раскаяние за беспечность». Мы вошли. Джули с Дэном прибрались перед уходом. Вероятно, варвары, захватившие Рим, также наводили в разграбленном городе порядок, если они собирались остаться там жить, вот только нигде не встретишь живописного полотна с таким сюжетом. Мусор был сложен в черные пакеты, от праздника остался лишь спертый запах алкоголя и сигарет. Компьютер находился рядом со стойкой регистратуры. Вот оно, хранилище песьих судеб, кинологический командный центр, собачий Олимп, откуда боги NCDL решают судьбы чихуахуа, шпицев и мопсов. Включенный компьютер запросил пароль. Я поочередно ввел «гав», «ко мне», «фас» и прочее, что приходило в голову. Результат был нулевой. Это не срабатывало. — Попробуй «Бекхэм», — сказала Люси. Я попробовал, и компьютер тотчас раскрылся передо мной, как весенний цветок. Нужный файл нашелся не сразу. Были папки, помеченные словами: «кобели» (числом 589), «суки» (примерно такое же количество), — и многообещающий каталог «Последние перемещения». Открыв его, я обнаружил десятка два документов с указанием клички и номера собаки. Этих явно забирали насовсем. Я заметил, что начинаю выстукивать дробь ногой, верный признак того, что мне подсознательно хочется скрыться отсюда как можно скорее. Наше дело, конечно, правое, но… Деньги, полученные от миссис Кэдуоллер-Бофорт, явно не дошли до компьютера: он был, чуть ли не паровой модификации. Каждый файл он открывал со скрежетом, и ни в одном из них имени Пучка не упоминалось: «Топси — новая кличка Терви. Колли. Род муж. Отдан 12.11. Хозяева мистер и миссис Гофилд, 4, Бринклоу Драйв, Фэхем, Хэнтс». Везде содержался материал подобного рода. Я просматривал файл за файлом, но это занятие не проливало свет на участь Пучка. Минут через двадцать я оторвал глаза от экрана. Люси не было. В памяти сразу прокрутились отрывки из «Хэллоуина», «Крика» и прочих шедевров кромсального кинематографа, где ночью в пустом доме маньяк гоняется за жертвой с ножом. Еще в памяти всплыли «Челюсти». Я всегда понимал: шансов на то, что Большая Белая акула настигнет нас на побережье Ворсинга, чрезвычайно мало, но это не успокаивало меня, и я всякий раз, прежде чем зайти в море, высматривал, не покажется ли плавник над водой. Я пошел блуждать по темному приюту. За стеклянной дверью, ведущей в собачий блок, брезжил мутный свет. Оттуда приближался чей-то темный силуэт. Я прижался к стене. Дверь открыла Люси. — Где ты была? — прохрипел я. Вместо ответа Люси распахнула пальто и показала крошечного черного щенка с белым ухом. — Ты спятила, женщина? — Он тебе понадобится. — Ради всего святого, зачем?! — Некогда объяснять, бери щенка. Передав мне это сокровище, Люси повесила связку ключей на доску за регистрационной стойкой. Я еще не успел отогреться, и щенок показался мне очень горячим, когда я прижал его к себе. — Адрес достал? — спросила Люси, взглянув на часы. — Нет, и вообще непонятно, где его искать. Люси подошла к компьютеру и уставилась в экран. Секунд через десять она ткнула в него пальцем. Я посмотрел на экран: «Пес Придурковатого» назывался файл. — Наверное, тот самый, — предположил я. Еще через несколько секунд, кряхтя, как разбуженный калека, компьютер выдал информацию: « — Они назвали его Архимедом? Да он же терпеть не может ванны! — «Доктор Робинсон с супругой». И приписка: «Ни в коем случае не выдавать никакой информации бывшему владельцу Д. Баркеру ввиду его невменяемости». — Ничего себе! — вырвалось у меня. — Папа! — протявкал щенок. — Ой, только не начинай, — ответил я. |
||
|