"Говорящая собака" - читать интересную книгу автора (Барроуклифф Марк)32 РОЖДЕСТВО В СЕМЕЙНОМ КРУГУДолжен признаться, что Дроув-роуд идеальное место для любой собаки: как раз на краю Суссекс Даунс рядом с разрушенной хлебопекарней, где еще хранятся всякие соблазнительные запахи, рекомендуемые к исследованию, и откуда открывается свободный доступ к дикой, запущенной местности, рекомендуемой к прочесыванию. Мы выбрались из приюта, дотащились до шоссе и вызвали два такси по мобильному. Ждать пришлось сорок пять минут. Мы укрылись на автобусной остановке, откуда наблюдали, как мир понемногу белеет, а мы — синеем. Люси замерзла, и к тому же она ждала в гости племянников, поэтому наши пути разошлись. Я поцеловал ее. — Лучше бы я поехала с тобой, — сказала она. — Это дело может сделать один человек. — Где ты видишь человека? — спросила она. — Спасибо за комплимент. Я смотрел ей вслед, пока машина не исчезла в снежной ночи. Что снова навело меня на грустные размышления о том, насколько хрупки человеческие отношения и как легко они могут разорваться в любой момент. — Блевать будете? — сразу спросил таксист, опуская стекло и возвращая меня к реальности. — Нет. — А сиденье не промочите? — Нет. — Ну ладно. К дому Робинсона мы подъехали к девяти. Это был типичный особняк Эдвардианской эпохи, с окнами, выглядывающими из глубины оконных проемов, и полами из широких сосновых досок, с «Гардиан» и каким-нибудь котом по прозвищу Эндрю: короче, со всем, чем вдохновляются академики и прочие ученые мужи. Четыре спальни, две гардеробные, две гостиные с отделкой под старину, потрясающий вид на Даунс — в общем, домишко, что и говорить, стоивший порядочную кучу денег. Мой план, который мы выработали совместно с Люси, был прост. Захожу с парадного (на этот раз) входа, объясняю доку Робинсону, что произошло недоразумение, предлагаю щенка взамен — и все улажено. Иными словами, все ясно, как зимний день. Единственная неувязка — доктору Робинсону был нужен проблемный пес, со всеми вытекающими последствиями. Этому смелому экспериментатору требовался объект для воспитания. С такими мыслями я вышел из такси и двинулся к дому, с облегчением заметив, что в окнах горит свет. Доктор, очевидно, старался подчеркнуть свою принадлежность к среднему классу, поэтому на окнах не было тюля и внутренности главной комнаты, выходившей окнами на улицу и ярко освещенной, были выставлены на всеобщее обозрение. «Как в зале суда», — сказала бы моя мама. Джорди из передачи «Воры повсюду!» тоже не преминул бы отпустить по этому поводу несколько ехидных замечаний. Поднявшись на крыльцо, я позвонил. За окнами не было видно ни души, только громадная елка раскинула свои мохнатые лапы. Именно она и освещала комнату, разукрашивая стены волшебными пятнами — синими, красными, зелеными и золотыми. Под елкой были навалены подарки, ближе к окну стояло пианино, обстановку дополняли диван и камин. Несколько мгновений я стоял, словно голодный Крошка Тим, глядя через окно чужого дома на рождественского гуся, прежде чем вспомнил, зачем сюда пришел. Тогда я еще раз нажал кнопку звонка. — Папа! — пискнул щенок, тыкаясь носом в подмышку. Я прокашлялся, пытаясь обрести твердость и спокойствие, и позвонил в третий раз. Никакого ответа. Если бы Пучок был там, он бы, наверное, залаял. Он всегда лаял на звонок, даже когда мы с Люси подходили к дверям ее квартиры, и я нажимал на кнопку. — Кто там? — голосил он, и уши его вставали торчком, насколько позволял экстерьер. — Дурачок, это же мы звоним, — говорил я. — Зачем? — Чтобы войти. — Так я и думал, захватчики! Ну, берегитесь! У меня острые зубы! Есть вещи, которые просто не поддаются объяснению. Пес противился вторжению на любую территорию, даже когда захватчиком выступал сам. Мороз постепенно запускал в меня свои когти, крыльцо дома доктора Робинсона было, конечно, очень красивым, но совершенно не защищало от непогоды, поэтому я решил поискать какое-нибудь укрытие от ветра, где можно было бы спрятаться, дожидаясь появления хозяев. От дома шла узкая аллея, которая вела в ухоженный садик. Бредя по ней, я наткнулся на ворота с пятиуровневым кодовым замком, который, безусловно, получил бы одобрение Джорди, если бы не одно обстоятельство — ворота не были закрыты. Я оказался в занесенном снегом сумрачном садике, украшенном статуей Купидона на постаменте, торчавшей посреди пруда. Укрыться здесь было негде. Иного пути, кроме как возвращаться на крыльцо и мерзнуть в ожидании Робинсонов, у меня не было. И тут меня посетила идея. Несмотря на свое пренебрежительное отношение к телешоу «Воры в доме!», я как-то раз наблюдал там один забавный способ проникновения в жилище. Не могу сказать, чтобы я испытывал гордость за свой поступок, но в свое оправдание могу сказать, что меня к этому вынудили: а) не вполне трезвое состояние; б) крайнее волнение и в) лютый холод. Дело в том, что в задней двери дома имелась открывающаяся в обе стороны дверца для кошки. Я наблюдал в телешоу, как можно сквозь эту дверцу добраться до замка. Предприимчивые грабители так и делают, после чего избавляют ваш дом от лишней электроники. Засунув щенка поглубже за пазуху, я опустился на колени и просунул руку сквозь кошачий лаз. На мою удачу, дверца лаза была довольно высокая, а замок располагался низко, и я нащупал ключ с обратной стороны. Я позволил себе улыбнуться, когда, повернув ключ в замке, обнаружил, что запер дверь. После этого не без некоторого усилия я снова дотянулся до ключа, открыл дверь и вошел внутрь. Прямо напротив двери на стене была укреплена доска с развешанными на крючках запасными ключами. Ключи от форта Нокс были у меня в руках: эти простофили не позаботились запереть заднюю дверь! Я не полный идиот, поэтому сходил в переднюю и приставил стул к входной двери. Меня не захватят врасплох, если я не услышу, как они подойдут к дверям с улицы, и я успею смыться через задний ход. Сперва я постоял на кухне, выложенной красным кафелем, оглядывая доску для заметок, над которой, чувствовалось, проведена изрядная работа: Через полчаса мне наскучило пребывание в кухне, и я двинулся на освоение других территорий. Как же мне не хватало сейчас Пучка, его верной головы, лежащей на моем колене, его мягкой успокаивающей шерсти. Итак, я продолжил знакомство с домом Робинсонов. Сначала я воспользовался уборной: знакомство, которого все равно никак было не избежать. Затем прошелся по коридору, прислушиваясь, не донесутся ли с улицы звуки, возвещающие о прибытии хозяев. Я рассчитывал, что успею выйти через заднюю дверь, — мне как раз хватит времени, я уже отрепетировал, при условии, что я буду бдителен. Рождественская елка в чарующем свете огней и гирлянд — замечательная вещь, волшебный костер посреди смыкающейся тьмы, который делает темноту еще глубже и таинственней. Неудивительно, что в таких декорациях я скоро заклевал носом, особенно после того, как «Маргариты», до сих пор сдерживаемые стрессом, дождались своего момента и целиком овладели моей нервной системой. Было десять, судя по зеленым цифрам на видеомагнитофоне, когда я вдруг вспомнил про щенка. Глаза мои заметались по полу, однако его нигде не было. И тут я услышал возню у главного входа: кто-то вставлял ключ в дверь. — Па-па-па… — растерянно пробормотал я, не в силах выговорить «погодите». — Папа! — пискнул голос из внутреннего кармана пиджака. Кто-то толкнул дверь, прижатую стулом, и послышался детский голос: — Я не могу открыть! Я выбежал в коридор и завернул на кухню. — Никаких грязных сапог на ковре, Хлоя. Иди через заднюю дверь! — послышался вальяжный мужской голос. — Эта дверь не открывается, — пожаловалась девочка. — Ты ее сломала! — донесся другой детский голос, судя по всему мальчишеский. — Ты просто не хочешь открывать. Не хочешь огорчать меня тем, что опять нанесешь грязи в дом, и в то же время скрытно отстаиваешь свою независимость. Это вполне нормально, — прощающе прожурчал мужской голос. Ребенок рассерженно хмыкнул, захлопывая дверь. — Заходи, Пенни, сейчас я заберу его из машины. — Голос, произнесший это, мог принадлежать только Робинсону-старшему. Я заметался по сторонам. Путь к бегству был отрезан. Да и куда бежать? Зачем? В каком-то смысле я даже и не помышлял о бегстве. Ведь это «сейчас я заберу его из машины» могло относиться только к Пучку. Меня так и подмывало броситься туда. Не знаю каким образом, но я оказался в передней, у главного входа. Открылась задняя дверь, и донесся женский голос, увещевавший ребенка снимать сапоги, когда он входит в дом. Затем появился просвет в передней двери. Это ломился в дом доктор Робинсон. Он, в отличие от детей, мог нести грязь куда угодно. Я с трепетом ждал появления Пучка — он всегда открывал носом двери и высовывал его наружу, прежде чем выйти из лифта. Мир вдруг стал предельно простым: мне был нужен пес, а все остальное не имело значения. И я уведу его отсюда, во что бы то ни стало, какие бы препятствия ни чинила на моем пути семейка Робинсонов. Под напором доктора стул стал отъезжать, а дверь открываться. Доктор нагнулся над переносной корзинкой и засюсюкал: — А кто у нас хороший мальчик, не надо плакать. Дальнейшее мое поведение не поддается логическому объяснению. Не знаю как, не знаю зачем, но я оказался в гостиной. У стены стоял большой кожаный диван с широкой, сильно откинутой назад спинкой, за которой оказалось вполне достаточно места для отчаявшегося агента по недвижимости. И я заполз туда, загребая локтями, точно морской пехотинец. Послышались легкие шаги — в гостиную вбежали дети. — Ой, смотри! — воскликнул мальчик. — Подарки уже под елкой. Можно их открыть? — Это не твои подарки! — закричал женский голос из прихожей. — А чьи же они? — спросила девочка. — Потерпите, завтра узнаете, — сказала мать. — А где наши подарки? — Их принесет Санта. — Дорогая, — кислым голосом сказал доктор, — пожалуйста, не надо этой мистики. Я же просил. — И я тебя тоже просила, дорогой, чтобы ты вытирал ноги. — Папа! — пискнул щенок. В комнате воцарилось молчание. — А кто хочет печенья? — донесся женский голос с кухни. Послышался топот детских ног. Я был в западне. Но ничего: еще пара часов, и они улягутся в постель, а уж тогда я выскользну наружу. Куда я собираюсь выскальзывать и в каком именно направлении продолжать поиски, пока не приходило на ум. Главное, что я добрался. А уж с пустыми руками не уйду. Заговорило радио, на французском. — Ой, Джон, это же канун Рождества, — воскликнула Пенни. — Рождество во Франции — это прекрасно, — отозвался сочный баритон доктора Робинсона. — Тем более, когда служба идет на французском, — добавила она. — Давай будем избегать религиозных коннотаций, дети не понимают хоралов. Дети замолчали, прислушиваясь к странным разговорам родителей. Есть что-то в высшей степени умиротворяющее в семейном вечере накануне Рождества, даже когда лежишь под диваном с писающим на груди щенком, не контролирующим себя во сне. Дети гадают, какие подарки им достанутся, родители пытаются их успокоить и разложить по постелям, готовят рождественский пирожок и стаканчик виски для Санты с обязательной «пробой», которую снимает отец. Восхитительная тишина в доме устанавливается, как только дети угомонятся, а взрослые устало завалятся на диван. Под которым лежу я. — Устала до чертиков, — жалуется Пенни. — Ничего, — кряхтит папаша Робинсон. — Нечасто детям приходится видеть такое роскошное зрелище. — Что ты имеешь в виду? — Да снег, который мы ездили смотреть сегодня. Может, завтра возьмем и собаку, если она согласится. — А почему он должен не согласиться? — спросила Пенни. Примерно так же спрашивал Пучок, когда мне надо было отлучиться: «Ты же не пойдешь туда без меня?» — Он должен освоиться в доме, он еще не привык, и у него могут быть проблемы. — Джон, какие могут быть у собаки проблемы? — Я же тебе говорил, что… — Джон, и долго это будет продолжаться? — Что будет продолжаться? — Я спрашиваю, долго мы еще должны будем соблюдать условия — все эти «может быть, он…» и так далее. — Ты же знаешь, Пенни, психотерапия — это мой дар. — Разве нельзя было обзавестись нормальной собакой, с которой можно спокойно выходить на прогулку? Зачем нам непременно понадобился Ганнибал Лектор в собачьей шкуре? — Не настолько он плох, как ты себе представляешь. Не надо преувеличивать. Я воспрял духом. Похоже, все складывалось как нельзя лучше. Пенни явно должна обрадоваться возможности поменять Пучка — Грозу Диванов на мирно гадящего по углам щенка. — Послушай меня, — увещевал ее Джон — Всемогущий Психолог, — все будет прекрасно. Мы проведем веселое Рождество, вот увидишь, у детей будут великолепные подарки и отличная перспектива попробовать себя в роли воспитателей. Пенни недоверчиво хмыкнула: — Джон, им не нужна перспектива воспитания, им нужна собака. — Может, достанем подарки? — увел разговор в сторону Джон — Мудрый Психоаналитик. — Давай, — со вздохом согласилась Пенни. Послышалась возня: родители доставали подарки из чулана под лестницей, где их обычно прячут, тихо переругиваясь, чтобы не разбудить детей. — Ну вот, — подвел итог Джон. — Как думаешь, ничего, что видно из окон? — Мы выключим свет, — сказала Пенни. — Я вижу тебя, Себастьян! — подал голос Джон. — Уже Рождество? — донесся детский голосок с лестницы. — Рождество будет завтра. А сейчас марш в постель. — Уже завтра! — возмутился ребенок. — Я уже был в постели и встал, так что теперь должно быть «завтра». — Надо подождать, когда станет светло, тогда и будет «завтра», — сказал Джон, и я услышал его удаляющиеся из комнаты шаги, — иначе Санта не придет. — Ссылаешься на Санту. Один ноль в пользу нормальных чувств! — съехидничала Пенни. Джон отозвался странными междометиями, похожими на бульканье воды в кухонной раковине. Минут через пять, когда у меня уже начала затекать рука, он вернулся. — Ты не слишком много пьешь сегодня? — поинтересовалась Пенни. — Нет, — ответил Джон. — Я пью столько, сколько нужно. Между прочим, весь день сегодня просидел за рулем, почему не расслабиться? — Просто странно, с тех пор как мы пришли домой, меня преследует запах алкоголя. Даже здесь, на диване. — Это не от меня, — сказал он. — Странно, — хмыкнула она. Тем временем под диваном у меня складывался вполне отчетливый план, несмотря на пары алкоголя, которыми приходилось здесь делиться с самим собой. Вызвать такси, заехать к Люси, принести себя в подарок, то есть привести себя в порядок и, как только землю озарит свет рождественского утра, нанести визит Робинсонам со щенком, которому, безусловно, безумно рады будут дети и прекрасная половина доктора Робинсона. — В постель? — спросил Джон. — Да, я еле передвигаюсь. — Но как быть с Себастьяном? Если он поднимется среди ночи, то опять разворошит подарки, как в прошлом году. — На этот раз у него ничего не получится, — сказала Пенни. — Вчера я нашла наконец ключ от гостиной. Он лежал на камине. — Отлично. Какая-то часть меня усиленно рвалась из-под дивана объявить о своем присутствии, но оказалась придавленной другой частью, которая не желала этого ни в коем случае. — В путь, — решил Джон, — вползаю на деревянный холм. Счастливого Рождества, дорогая. — Счастливого Рождества, дорогой, — отозвалась Пенни, и ключ провернулся в замке. Пути к отступлению были отрезаны. |
||
|