"Страсть с повинной" - читать интересную книгу автора (Бэрд Жаклин)Глава 6Воскресный вечер, завтра в школу, все тело ломило от усталости. Ребекка опустилась в кресло и закрыла глаза. Она одна была за рулем три дня подряд. В пятницу — через всю Францию и в Лондон. В субботу — из Лондона в Корбридж, чтоб забрать Даниэля, и сегодня опять в Лондон. Слава Богу, все позади; последняя неделя была весьма драматичной, но ее тайна осталась тайной. Даниэль спал в соседней комнате, и она могла наконец отдохнуть. Но совесть не давала ей покоя. Годами она представляла себе Бенедикта как законченного негодяя, который ради мести разбил ей сердце. Но на прошлой неделе он показал себя с другой стороны. Вне всякого сомнения, ему нравилось общение с детьми. Но больше всего ее интересовало то письмо, которое он ей отправил и которое она не получила. Она была уверена, что он говорил правду. Можно представить себе, как это произошло. Мэри написала ей только на Новый год, в ответ на ее рождественское поздравление, где она сообщила свой новый адрес. Ребекка задавала себе вопрос, права ли она в том, что считает наилучшим для Даниэля не знать отца; чувство вины и сомнения все-таки тревожили ее. Она устало потерла веки и поворошила черные кудри. А, какого черта! Все это пустые мысли. Она никогда больше не увидит Бенедикта. К счастью, он аннулировал их свидание в четверг вечером, а ведь она собиралась ему все рассказать и совершила бы, таким образом, непоправимую ошибку. Долорес сообщила ей, что на обратном пути, после морской прогулки, некая мисс Гривз встретила их и Бенедикт ушел с ней. Очевидно, во Франции он не знал, куда себя девать эти несколько дней, и, встретив ее по чистой случайности, решил скоротать с нею время и заодно принести извинения за неблаговидные поступки, совершенные прежде. Получив ее прощение, он может теперь жить с чистой совестью. Она старалась унять мучительные сожаления о том, как могло бы все обернуться. Слишком поздно, прошло пять лет… Ребекка оглядела свою уютную гостиную; окна выходили в маленький сад, освещенный вечерним солнцем. Она купила квартиру на втором этаже, когда Даниэлю было четыре месяца. Цена была астрономическая, ушли почти все деньги, вырученные за отцовский дом, но квартира себя оправдала. Даниэль любил играть в саду. Она выбрала Лондон потому, что для матери-одиночки было легче найти место учительницы в столице: учителей не хватало и здесь не стали бы особенно интересоваться ее личной жизнью. В документах она даже значилась как «миссис», хотя никогда не носила обручальное кольцо. С высоты зрелых лет она признавала, что в двадцать два года, будучи блестящей студенткой, она была не от мира сего. Отец отгородил ее от жизни и привил свои взгляды. Другие девушки, поступив в университет, расставались с домом, тогда как Ребекка продолжала жить с отцом и даже после его смерти переехала в дом к его коллегам — Руперту и Мэри. Фактически она никогда не жила одна, пока не забеременела. И нет ничего удивительного, что ей не хотелось фигурировать в качестве незамужней женщины. Теперь она понимала, что это было ошибкой. Пока все хорошо, но настанет день, когда Даниэль спросит об отце, и она знала, что не сможет солгать сыну… Пытаясь отвязаться от неприятных мыслей, она встала с кресла. Незачем заранее себя терзать, придет время, тогда и поглядим, а сейчас она очень устала. По пути в спальню она захватила два чемодана из холла. Кровать с красивым покрывалом, с такими же розами, как на шторах и подушках, выглядела весьма заманчиво, но нет, надо еще распаковаться. Затянув пояс короткого махрового халата, она стала разбирать вещи. Завязав в узел то, что следовало постирать, она направилась в кухню. Ребекка поставила чайник, включила стиральную машину, наполнив ее бельем, засыпала порошок и плотно захлопнула крышку. Решив немного взбодрить себя, она положила растворимого кофе в кружку, залила кипятком, добавила сахара и, подумав, подлила сливок. Вернувшись в гостиную, она вновь опустилась в кресло и с наслаждением отпила глоток горячего целебного напитка. Громкий стук в дверь нарушил блаженную тишину. Отодвинув кружку, она встала с недовольной гримасой. Наверное, это миссис Томпсон с первого этажа — вдова, которая обожает Даниэля и при необходимости приглядывает за ним. К несчастью, она отличается невероятной болтливостью, а Ребекка сегодня не в состоянии ее слушать. Она открыла дверь и замерла, потрясенная. Одетый в строгий костюм, Бенедикт стоял на пороге со свирепым выражением лица. — Привет, Ребекка, может быть, мне все-таки позволено будет войти? — едко сказал он, и не успела она вымолвить слово, как он прошел мимо нее в гостиную. — Подожди, минуточку! — наконец воскликнула она и ринулась за ним. — С какой стати ты вламываешься в мой дом? — Где он, Ребекка? Краска сбежала с ее лица. Судорожно сжав руки, она сунула их в карманы, чтобы скрыть дрожь. Казалось, Бенедикт заполнил собой всю ее комнатушку. — Ты о ком? — вызывающе вскинула она голову. Она была готова к его враждебности, но ледяное бешенство в его золотистых глазах парализовало ее, а слова потрясли своей жестокостью. — О моем сыне, сука! — прорычал он сквозь зубы. — Я бы тебя задушил собственными руками! Ребекка без раздумья поверила его словам и невольно отпрянула назад. Она всегда страшилась кошмара наподобие этого, и вот предчувствие ее сбылось; она оцепенела, в голове было пусто. — Сказать тебе нечего и оправдаться нечем! — Желваки ходуном ходили на его квадратной челюсти. Видимо, он пытался подавить свой гнев. — Это ведь мой ребенок, не правда ли? — требовательно прорычал он. — Даниэль Блэкет-Грин, рожденный… Поскольку дата рождения Даниэля оказалась ему известна, Ребекка поняла, что повлиять на ситуацию ей не удастся. Единственное, что пришло ей на ум, так это вопрос, как он это выяснил, и она ухватилась за него. — Кто сказал тебе? — услышала она свой дрожащий до неузнаваемости голос. — Уж во всяком случае, не ты, черт побери! — огрызнулся он. — Ты объявила его ублюдком, имени отца нет в регистратуре. Как смела ты так поступить с моим ребенком? Ребекка, вся сжавшись, опустила голову. — Я… я не думала… — И она умолкла. Разве удастся передать ему, какую муку, какое отчаяние испытала она в то время, какой страх терзал ее при мысли, что он отнимет ребенка, даже не интересуясь тем, сколько горя причинил ей? Вскинув голову, она отвернулась от него. Разве можно объяснить ему, что он для нее — незаживающая рана? Незачем ему знать, как сильно она его любит, она поклялась себе молчать об этом. И вот она молча стоит напротив него, сложив руки на груди, как бы стараясь защитить себя от напора его слепого гнева. — Не думала? — Он схватил ее за плечи и встряхнул с такой силой, что они чуть было не стукнулись лбами. — Лгунья, ты все прекрасно продумала. — Глаза его потемнели от ярости. — Ты ведь знала, что ждешь ребенка, когда я писал и просил у тебя прощения, просил о встрече с тобой. Разве не так? — Я не получила твоего письма, — проговорила она дрожащим голосом. Он прерывисто вздохнул: — Почему я должен верить твоим словам? Его пальцы с такой силой впились ей в плечи, что она на мгновение испугалась, как бы он в самом деле ее не ударил. По телу у нее пробежала дрожь, и он, заметив это, ослабил свою хватку и грубо расхохотался: — Тебе следует меня бояться. Я плохо с тобой обошелся, но, видит Бог, ты мне отомстила, лишив меня родного сына на целых четыре года! — Даниэль — мой сын, — произнесла она одними губами. Но Бенедикт пропустил ее слова мимо ушей. — Говорят, что месть сладка, я этому верю. Для тебя эти четыре года были сладкими, но грядущие сорок и даже больше ты будешь расплачиваться за них, — протянул он таким издевательским тоном, что внутри у нее похолодело. Она в ужасе уставилась на него: — Что ты имеешь в виду? Взгляды их скрестились. — Я хочу, чтобы мой сын был со мной, — ответил он тихо. — Что касается… — он отвел глаза, и теперь они были устремлены на отвороты ее халата, приоткрывавшие грудь, — женитьбы на тебе, это, конечно, осложнит мне жизнь, — сказал он почти ласково. — Ты… ты с ума сошел?.. — пролепетала она. В глазах Бенедикта вспыхнул злой огонь. — Да, я сошел с ума, когда узнал, что у меня есть сын, о котором мне ничего не известно. Но, к счастью для тебя, за сорок восемь часов, прошедших с того момента, как я узнал, я освоился с этой новостью. — Он улыбнулся жесткими губами, но совсем не весело. — Мы с тобой поженимся по специальному разрешению через три дня, и на твой следующий вопрос я скажу так: еще никогда в жизни я не говорил столь ответственно, как сейчас. Ребекка ничего не могла, да и не успела ответить, потому что в этот момент за ними раздался тоненький голосок: — Мама, дай попить водички. Бенедикт отпустил ее плечи и резко обернулся. Если б Ребекку не охватила паника, она бы заметила, что глаза Бенедикта повлажнели и в них появилось выражение робкой растерянности. — Сейчас, дорогой. — И она подбежала к мальчику. Он стоял на пороге комнаты, одетый в пижаму с изображением жука на груди, и маленькими кулачками тер сонные глаза. Достаточно было беглого взгляда, чтобы убедиться, что они с отцом похожи как две капли воды. — Пойдем со мной на кухню. — Она взяла мальчика за руку, но Даниэль с любопытством остановился и стал разглядывать незнакомца. — Ты кто, мистер Дядя? — спросил он просто. Бенедикт подошел к нему и встал на колени. — Я твой папа, Даниэль, — сказал он тихо. Ребекка в ужасе глотнула воздух. Как мог он так сразу брякнуть? И тут она чуть было не задохнулась, увидев личико мальчика. — Это правда? Ты мой папа, мой дорогой папа?! — Да, я — твой папа, а ты — мой сын, — подтвердил Бенедикт и отбросил черные кудри со славного заспанного личика. — Давай я принесу тебе попить и уложу снова в постель. — Да, пожалуйста! — И малыш поднял большие золотисто-карие глаза на Ребекку: — Он и правда мой папа? Не как Джош, а самый настоящий папа? От выступивших слез у Ребекки все расплылось перед глазами. Она даже не знала, как ему хотелось иметь отца. Когда ему было два года и они жили летом вместе с друзьями, он спрашивал об отце, и тогда Джош со смехом сказал ему, что будет ему папой — Даниэль может поделить его с Эми. Больше малыш никогда не говорил об отце, а Ребекка боялась затрагивать эту тему. — Ответь ему, Ребекка, — потребовал Бенедикт, вставая с колен, но продолжая держать малыша за руку. Мельком взглянув на Бенедикта, она подавила в себе нечто вроде презрения и тихо сказала: — Да, Даниэль, этот человек — твой папа. Даниэль обвил ручонками ногу Бенедикта и, подняв кверху сияющее счастьем лицо, проговорил: — Я покажу тебе, где у нас кухня, папа. Ребекка испытала острую, как от удара ножа, боль, когда две пары золотисто-карих глаз улыбнулись друг другу. Ревность пронзила ее насквозь. С самого рождения Даниэль принадлежал ей одной. И вот появился Бенедикт, и ребенок моментально его принял. — Папочка, папа, у меня есть папа! — восклицал он тоненьким голоском и тащил Бенедикта на кухню, вцепившись в брючину. Ребекка опустилась на стул и закрыла лицо руками. Вот он появился и перевернул кверху дном ее уютный мир. Она не верила, ей не хотелось верить… Но смех, раздававшийся из кухни, был реальным. Медленно подняла она голову, глубоко вздохнула и заставила себя выйти из панического шока, в котором пребывала вот уже полчаса. Не надо преувеличивать, решила она про себя. Сильная, зрелая женщина, она к двадцати семи годам заработала немало шишек и все же не сдалась. Сначала смерть Гордона, потом отца, затем история с Бенедиктом и в конце концов нелегкая жизнь матери-одиночки. Что с того, что Бенедикт захотел теперь Даниэля? Он не сможет отнять у нее ребенка, она ведь его мать… Напрасно она волнуется. Венедикт разумеется, разозлился, когда узнал, что у него есть сын, о существовании которого он и не подозревал. Но когда он успокоится, то все поймет, рассуждала Ребекка. Всего два дня назад он отменил свидание с ней ради некой мисс Гривз; наверняка это Фиона Гривз, которая за ним охотилась еще в Оксфорде. Его наглые слова насчет женитьбы не более чем издевательство. Ей нечего бояться. Она разрешит Бенедикту видеть мальчика раз в месяц и иногда на каникулы… Спокойствие и уверенность вернулись к ней. Она наблюдала, как Бенедикт вошел в гостиную с Даниэлем на плечах. — Тебе пора в постель, молодой человек, — весело проговорил Бенедикт. — Ладно. Мама, пусть папа меня уложит. Он ведь у нас останется, и завтра утром я его увижу. — Ты… — Она хотела сказать Бенедикту «Не сможешь», но при взгляде на него прикусила губу. — Мы поговорим потом, а теперь покажи мне, где спальня. И вот Ребекка стоит у кроватки Даниэля, а Бенедикт, усевшись на край кровати, читает ему сказку. Это всегда было моей заботой, думала она. Бенедикт взглянул на нее, и холодная насмешка в его глазах сказала ей, что он прекрасно понимает ее чувства; она покраснела до корней волос. — Он заснул; пойдем, нам надо кое-что обсудить. Она вздрогнула, когда он обнял ее и повел из комнаты. Если он и заметил ее дрожь, то никак не прокомментировал. Ребекка почувствовала тепло его руки сквозь ткань халата. И тут она вспомнила, что почти раздета. — Извини, пожалуйста, я оденусь. — Не беспокойся, ты и так хороша. Она покосилась на него. Его атлетическая фигура таила в себе угрозу, и она вдруг ощутила себя маленькой и беззащитной. Сняв его руку с плеча, она решительно направилась в гостиную. Ребекка присела на диван, настороженно держа Бенедикта в поле зрения. Он снял пиджак и бросил его на кресло, распустил узел галстука и сел рядом с ней, небрежно вытянув ноги. — Сядь поудобнее, чего уж! — заметила она иронически, стараясь не смущаться его близостью. — Спасибо, я так и сделаю. — И под изумленным ее взглядом он снял галстук и швырнул его вслед за пиджаком, затем небрежно расстегнул пуговицы белой шелковой рубашки до самого пояса. — Ты чем это занимаешься? — возмутилась она. Он прищурился: — Занимаюсь тем, чем хочу. И, начиная с этого момента, наши взаимоотношения будут продолжены на той же основе. Я буду делать то, что хочу! А ты — то, что я тебе прикажу! Надеюсь, ясно? — протянул он небрежным тоном, соответствующим его виду. Она проглотила злобный ответ, готовый сорваться с ее губ. Спорить с ним бесполезно; незачем горячиться, борьба идет за ее сына. Отсчитал про себя до десяти, она заодно собралась с мыслями. Сложив руки на коленях, она начала: — Бенедикт, я понимаю, что нам надо поговорить. Разумеется, встреча с Даниэлем тебя не могла не потрясти, и вполне понятно, что ты хочешь общаться с ним. — Она внимательно изучала свои сложенные на коленях руки, избегая смотреть на него. — Но ведь мы оба взрослые люди, и конечно же, если проявить уступки с обеих сторон, то можно достичь компромисса. — И какого же ты хочешь компромисса со стороны человека, который четыре года не видел своего сына? — вкрадчиво поинтересовался он. — Я бы не возражала, если б ты виделся с ним раз в месяц и на каникулы один раз в год. — Она слегка повернула голову, чтобы посмотреть, как он примет ее предложение. Его губы сжались в тонкую линию. — Ну хорошо, можно и раз в две недели, — торопливо уступила она. — Ты уж лучше скажи: раз в день — и попадешь почти в яблочко, — подсказал он, и в голосе его послышался металл. — Я соглашусь только на безоговорочную капитуляцию. Мы поженимся, как я уже говорил, в течение трех дней. Ребекку словно прорвало: — Не смеши, пожалуйста. Я не могу стать твоей женой, и ты не можешь меня заставить. Даниэль — мой сын… — Наш сын. — Его жесткий взгляд остановился на ее сердитом лице, и он перестал притворяться спокойным. Обхватив одной рукой, он прижал ее к груди, другая его рука притянула ее за шею так, что лица их почти соприкасались. — Ты что же, будешь еще сопротивляться, когда воочию убедилась, что Даниэль и я должны быть вместе! — В его глазах засверкали гневные искры. — Что ты за женщина? Мне бы тебя задушить за твои проделки, но вначале — да, вначале я тебя зацелую до потери сознания, и ты будешь моей, пока не взмолишься о пощаде! Его рука сжала ей горло, и на мгновение она и впрямь испугалась за свою жизнь — ей не приходилось еще встречаться с такой яростью. Он наклонился к ней и, оставив без внимания предложенный ею компромисс, не позволив вырваться, впился ей в губы. Она сопротивлялась его дикой страсти, хотя и сознавала; что он уже не владеет собой. Губы ее онемели, и, когда он наконец отпустил ее, она сердито проговорила: — Ты сделал мне больно! Его рука опустилась к подолу ее халата. — Возможно, но мне было очень приятно, — бесцеремонно сказал он, и глаза его потемнели, предвещая новый взрыв безумства, не в пример опасней. Затрепетав всем телом, она попыталась увернуться, но его руки сжали ее стальным кольцом. Он приподнял ее и положил к себе на колени. — Подожди, Ребекка, я еще с тобой не покончил, — пробормотал он. Она была полностью в его власти; ее голова откинулась назад, она глядела в его побагровевшее лицо, фиалковые ее глаза были широко открыты. Совершенно обездвиженная, загипнотизированная его взглядом, жаром его прикосновений, она окончательно лишилась воли. Он вновь наклонился к ней и поцеловал, но на этот раз нежно, заражая своим чувством. Его руки ласкали ее с ног до головы, и она не могла не ответить ему — рука ее легко скользнула по его обнаженной груди, покрытой волосами. Он припал лицом к ее шее, и вот она уже лежит плашмя в распахнувшемся халате. Бенедикт склонился над ней, ее руки обвили ему шею, и она ворошит его черные кудри и прижимает его голову к себе. Его сильные ладони пустились в сладостное путешествие по ее обнаженному телу. — Бенедикт, — прошептала она, не в силах больше сопротивляться своему желанию. Она жаждала его близости, ей так не хватало его все эти годы. — Хорошо, хорошо, Ребекка, — пробормотал он, целуя ее грудь. Она вскрикнула, когда он слегка прикусил ей сосок, а он провел рукой по ее животу и глухо прохрипел: — Здесь зародился наш сын… Ты хочешь, Ребекка? Скажи мне, прошу тебя… — потребовал он. Дрожь пробежала по ее телу, каждый нерв горел как в огне. Ей казалось, что сердце ее сейчас разорвется. — Да, Бенедикт, хочу, — пролепетала она. Ей хотелось видеть его тоже обнаженным… Сейчас… Она теряла рассудок; его руки сводили ее с ума… Вдруг он схватил ее за руку и до боли сжал пальцы. Она вскрикнула. Боль отдалась во всем теле. Зачем он это сделал? Он поднялся и сел. Она улыбнулась ему распухшими губами, а он наблюдал за ней, стиснув зубы. На лице его играла жестокая улыбка, а глаза победоносно сверкали. Затем он перевел взгляд на ее обнаженное тело. — Я знаю, чего ты хочешь. Не сегодня, милая, — проговорил он, растягивая слова. — Сначала ты должна будешь выйти за меня замуж… Она смотрела на него. Над его бровями блестели капельки пота, значит, он так же потрясен, как она. Так почему же? Сначала ее разум и тело отказывались воспринимать то, что случилось, затем она поняла: он ждет. Внимательно вглядываясь в нее, он предвкушает ее реакцию. Ее бросило в жар, потом она похолодела. За что он ее наказывает? Ему ничего не стоило бы овладеть ею, а он пренебрег ею, жестоко ее отверг. Она покраснела от невыносимого унижения и, как ни печально, разочарования и стала неловко натягивать халат под его злорадным — да-да, злорадным и торжествующим — взглядом. — Постарайся потерпеть еще три дня, — посоветовал он язвительно. Ребекка спустила ноги на пол и так и осталась сидеть с поникшей головой, до бесконечности медленно завязывая пояс на халате. Она не могла глядеть ему в глаза; боль разочарования съедала ее изнутри, но она изо всех сил старалась не показывать своего отчаяния. Наконец она взяла себя в руки. — Нет, я не выйду за тебя замуж, — произнесла она спокойно и смело посмотрела ему в глаза.. Он ее ненавидит, это написано на его лице. Надо быть сумасшедшей, чтобы пойти на замужество. — Ты дуреха, Ребекка. Интересно, твой приятель знает, как ты легко отдаешься другому? — добавил он цинично. — Подумать только, в среду я просил у тебя прощения. Но теперь я, к своему удовольствию, доказал, что ты более чем готова на связь. Ты жаждешь меня… Я могу тебя взять вместе с Даниэлем. Но если ты будешь настаивать, готов взять одного Даниэля. Ах, вот к чему он клонит! Унизить ее, доказать, что… и отомстить за то, что она тогда от него отказалась, подумала Ребекка с горечью. Мстительность — вот его суть. Теперь это ясно как Божий день. — Я не позволю, — проговорила она твердо, имея в виду не только Даниэля; она подсознательно заверила себя, что никогда больше не допустит, чтобы этот человек манипулировал ею, используя секс. — Я бы, конечно, не хотел прибегнуть к судебному разбирательству, но… — Он пожал широкими плечами. — У меня есть деньги, связи, если уж на то пошло. — Нет, ты этого не сделаешь! — в отчаянии воскликнула она, но выражение его красивого лица говорило о том, что он может так поступить и поступит. И самое страшное — это то, что он может выиграть процесс. Кто она такая? Мать-одиночка, вынужденная работать и держать ребенка в детском саду. Может ли она дать сыну то, что даст ему Бенедикт? — Твое решение, Ребекка? — Он засмеялся. Этот истукан знает, что у нее нет выбора. Она не может рисковать сыном, ведь в нем одном вся ее жизнь. И, приняв решение, она ответила натужным голосом: — Хорошо, я выйду за тебя замуж. — В его глазах появился победный блеск, а в ее голосе послышалась бессильная злоба, когда она проговорила: — Но сначала, я думаю, ты мне расскажешь, как узнал про Даниэля. — Совершенно случайно. В первый же день во Франции я услышал, как твоя ученица на всю гавань кричала: миссис Блэкет-Грин. Я тебя сразу узнал и подумал, что мне просто послышалось «миссис». Я забыл об этом, пока на яхте в четверг Долорес, вероятно думая, что у нас с тобой роман, не сказала мне: какая замечательная женщина миссис Блэкет-Грин! Тут мои подозрения возросли. У тебя необычная фамилия, и маловероятно, чтобы ты вышла замуж за человека с такой же фамилией. — Ах, болтушка эта Долорес, — вздохнула Ребекка. Такое можно было предположить. Почему она согласилась отпустить ребят на яхту без своего сопровождения? — Да, она очень разговорчива. Я сумел выведать у нее, что ты то ли вдова, то ли разведенная и у тебя маленький сын. Это меня потрясло. Ведь мы с тобой провели вместе четыре дня, и ты даже не упомянула, что у тебя есть ребенок. В четверг вечером я позвонил в одно лондонское агентство, прося навести справки. И можешь себе представить мое удивление, когда в пятницу вечером я узнал все подробности твоего обмана. Я прибыл в Лондон и стал ждать твоего приезда. Она разглядывала суровые черты его лица. На мгновение ей показалось, что в глубине его темных глаз притаилось страдание, но уже через секунду она готова была расхохотаться над своей глупостью. Он сощурил глаза, и по коже у нее пробежали мурашки от того презрения, каким он ее обдал. — Не надейся, Ребекка, больше ты меня не обманешь. В среду мы поженимся. А пока можешь заняться своими делами. — Он застегнул ворот рубашки, взял пиджак и галстук и, повернувшись к ней, добавил: — Я не случайно сказал слово «дела». Я имею в виду мужчину по имени Джош, заканчивай с ним… Я никому не позволю заменить отца моему сыну. — Но Джош… Он перебил ее, не дав ей объяснить: — Я не желаю входить в подробности, отделайся от него и всех прочих, с кем ты связана… Понятно? Интересно, кем он ее себе представляет? Сексуальной психопаткой? Внутренний голос подсказал ей, что у него есть некоторые основания так думать: наверное, она как-то не так вела себя в его объятиях. Ну и что? Ее не интересует его мнение, пусть думает что хочет, она не должна оправдываться. Он ведь заставляет ее выйти замуж из-за сына. Она следила за его движениями, когда он надевал пиджак и повязывал галстук. Взглянув на его лицо, она поняла, что он в бешенстве. — Ну, ты будешь отвечать, черт тебя возьми! О чем это он? Она порылась в памяти. — Да, я все понимаю. — С высоко поднятой головой она направилась к двери, распахнула ее и встала в стороне. — А теперь уходи. — Все ее чувства были в таком смятении, что больше она не могла выдержать. Бенедикт не двигался с места, его лицо горело от ярости, причину которой она не могла понять. Затем взгляд его потух, и он равнодушно посмотрел на ее бледное лицо. — Я заеду домой, мне надо переодеться, — сказал он ровным голосом. — Дай мне ключ от квартиры, чтоб я мог вернуться. — Вернуться куда? — спросила она. — Я обещал Даниэлю, что буду здесь утром. Я выполню свое обещание, но ты не беспокойся, я буду спать на диване. — Но… — Ключ! — Бенедикт засмеялся. — Ты измучилась, ложись пораньше спать, а завтра мы проведем день вместе. Как заведенная кукла, она прошла по комнате, отцепила от чемодана запасной ключ и без единого слова протянула его Бенедикту. Она не могла говорить с этим человеком; казалось, произнеси она хоть один звук — и нервы ее не выдержат. Он внимательно оглядел ее, затем развернулся на каблуках и вышел. Она слышала его шаги в холле, потом парадная дверь открылась и тихо затворилась. В тишине раздавались удары ее сердца, ноги дрожали, и она, спотыкаясь, доплелась до стула и упала на него. Смутно она понимала, что потрясение заслонило собой настоящую реакцию. И вдруг нестерпимая боль, притаившаяся где-то на грани сознания, ударила ее с новой силой. Невероятным усилием она поднялась на ноги и направилась в кухню, где в буфете еще оставалась от Рождества бутылка виски. Она не любила виски, но тут налила себе стакан и осушила его. Тепло разлилось по ее окоченевшему телу, однако в голове царил по-прежнему хаос. Она налила еще… Бенедикт снова ворвался в ее жизнь, и все пошло прахом. Она должна была честно признаться себе, что он был в некотором отношении прав. Она ощущала свою вину за то, что решила скрыть от него ребенка. И Бенедикт настоял бы на их браке, если б узнал, что она ждет ребенка. Но тогда она была оскорблена, ее гордость не позволила бы ей выйти замуж за человека, который ее совсем не любит. А сейчас у нее нет выбора. Если она хочет быть с сыном, то должна выйти замуж за его отца. Все очень просто, и гордость тут ни при чем. Но что ее больше всего раздражало, так это его желание унизить ее и доказать ее слабость. Он расчетливо вызвал в ней плотские чувства, а потом отверг ее. Ребекку передернуло. Все эти годы она знала о его мстительности, и нынешнее его поведение не должно было оказаться для нее неожиданностью. Он находился в своей привычной форме. Но совсем недавно, во Франции, она решила, что не правильно судила о нем. Ребекка рассмеялась невеселым смехом. Несколько ласковых слов, улыбка — и она такая же дуреха, как и прежде. Нет, теперь будет по-другому, сказала она себе. Может, он и вызовет у нее опять желание, но она уже никогда не примет это за любовь… Она прошла на кухню, вынула из стиральной машины белье и бросила в сушилку; надо собраться с силами и переделать все необходимые дела. Из шкафа в холле она достала постельное белье и бросила на диван в гостиной. Пусть этот истукан сам стелет себе постель. А теперь спать. Она выйдет за Бенедикта ради Даниэля. Сыграет роль жены в полной мере, но будет помнить, что о любви тут и речи быть не может. Она слишком себя уважает, чтобы любить человека с такой мстительной натурой, и не позволит причинять ей страдания. Она заглушила внутренний голос, который нашептывал ей, что всего несколько дней назад, после его объяснений и извинений, она простила его. Ребекка сбросила халат и забралась в постель, не надеясь на сон, но усталость и переживания сделали свое дело, и она уснула. Немного спустя она приоткрыла глаза, разбуженная непривычным шумом. Это, должно быть, Бенедикт, подумала она в забытьи и вновь погрузилась в сон, не успев понять, что подсознательно его присутствие подействовало на нее успокаивающе. |
|
|