"Секира и меч" - читать интересную книгу автора (Зайцев Сергей Михайлович)

Глава 4

Глеб и побратимы забирали все к югу и к югу, оставляя волынские земли, в коих был мор, по правую руку, а престольный Киев-град, в коем черниговский князь мог их еще поймать, ибо имел там немало своих людей, – по левую.

Любопытно было побратимам видеть новые земли.

Волк говорил:

– Только дорога приносит покой моей душе.

Мария хорошо переносила дорогу. Она уже достаточно окрепла и не была столь худа, как в тот день, когда ее подобрали. И не была столь печальна. Это известная истина: дети скоро забывают печаль.

Мария, сидя на коне впереди Глеба, совсем освоилась со своим новым положением. Седло Глеба – теперь был ее дом. Мария без умолку, как птичка, щебетала. То она выспрашивала у Щелкуна про повадки зверей, то с Волком говорила о его далекой северной родине. Когда Глеб иной раз умерял ее любопытство, девочка недовольно фыркала, на некоторое время замолкала, потом не выдерживала и снова начинала щебетать. Кое-что рассказывала о себе. Глеб как-то спросил ее:

– Часто ли видятся тебе сны, какие можно было бы назвать вещими?

Мария без раздумий ответила:

– Это вовсе не сны. Я просто вижу, что есть.

– А как видишь? – спросил Щелкун. – Глазами? Девочка пожала плечами:

– Вижу и все!… Где-то внутри…

– Не понимаю, – говорил Волк. Чего они хотели добиться от ребенка?

Мария рассказала им, как впервые ощутила, что она не такая, как все, и познала свое «внутреннее око»… В их деревне пропал ребенок. И его искали дней семь. Но не нашли. Кто-то из людей при Марии горько посетовал: «Не найти нам нашего малыша. Нет его в живых – это ясно!». Тут Мария как бы увидела этого ребенка: он, неподвижный, смотрел вверх и будто тянул вверх руки, а вокруг него плавал большой сом. И Мария сказала: «Поищите в пруду». Люду пошли к пруду, ощупали шестами дно и вытащили утонувшего ребенка… С тех пор Марию расспрашивали о многом. Но она не всегда могла ответить, ибо «внутреннее око» ее порой бывало закрыто.

Выслушав этот рассказ, Глеб заглянул в глаза Марии, словно эти глаза и были тем ее «оком». Глеб увидел большие, синие, немного тревожные – совсем не детские – глаза. Настолько не детские, что Глебу даже стало не по себе. Из девочки-нескладухи на него смотрела умудренная жизнью прекрасная женщина…

Однажды путники заметили, что леса вокруг них поредели. И не было видно холмов. Земля стала ровная, как стол. Через день-другой и редколесье осталось позади. Взорам открылась бескрайняя степь.

День был жаркий. Воздух над землей дрожал. Высоко в небе заливался трелью жаворонок.

Теперь ехали на юг, потому что справа им преградила путь какая-то река. Воды реки были медленные, серо-зеленого цвета. И броду путники, конечно, не знали. Всюду, где пробовали войти в реку, было глубоко.

Так ехали до вечера.

Когда солнце уже садилось, Волк заметил троих всадников. Те ехали с востока к реке и были еще далеко.

Волк показал побратимам на всадников:

– Кто это? Смотрите… Глеб сказал:

– Они еще не видят нас. Солнце слепит им глаза. Щелкун заметил:

– Спешат к реке. Лошади их хотят пить.

Тут Глеб велел Марии пересесть к нему за спину, вынул из ножен меч и положил его к себе на колени. От глаз побратимов не укрылись его приготовления.

Волк и Щелкун одобрили: – Да, здесь чужая земля. И тоже достали мечи.

Потом, развернувшись, поехали навстречу неизвестным всадникам.

На некоторое время они потеряли всадников из виду, поскольку спустились в низину, заросшую кое-где кустарником. Низину эту, как видно, промыли паводки.

Когда же побратимы выскочили из этой низины-балки, то всадники оказались прямо перед ними. Получилось так, что Глеб, Волк и Щелкун появились перед всадниками внезапно, будто выросли из-под земли. Лучше и придумать было невозможно, ибо незнакомцы растерялись и на всем скаку остановили коней.

Это были половцы. Глеб узнал их по смуглым лицам, по одеждам из кож, по кривым мечам.

Они щурились против солнечных лучей, пытаясь разглядеть людей, заградивших путь. Конечно же, половцы заметили у тех мечи на коленях. Но сами пока мечей не обнажили.

Один из половцев был истинный великан – Глебу под стать. Но только Глеб был строен, а этот половец толст.

Два других половца, как видно, тому великану подчинялись. Разглядывая Глеба, Волка и Щелкуна, они его спрашивали о чем-то. А тот им так же тихо отвечал. Потом этот половец громко по-русски сказал:

– Судя по тому, как внезапно и ловко вы стали между нами и солнцем, судя по тому, как блестят ваши мечи, – вы воины.

– Это так, – ответил Глеб. – А вы, как погляжу, не торопитесь обнажить мечи. О вас можно судить, как о людях отважных.

Половец в знак согласия склонил голову, потом спросил:

– Вы хотите сразиться?

– Почему ж не испытать друг друга? – предложил Глеб.

Великан что-то по-своему сказал тем двоим половцам. Они, вероятно, не понимали по-русски. Выслушав великана, половцы возбужденно закивали. Они называли его – Батыр. Глеб знал, что это означает: великан, силач.

Половцы обнажили свои кривые мечи…

Глеб, направляя коня к половцу по имени Батыр, чувствовал, как от страха дрожит Мария. Девочка прижалась крепко-крепко к спине Глеба, сомкнув замком руки у него на животе. Глеб мельком глянул на ее руки. Они были бледны.

Солнце как раз в это время зашло.

В сумерках ярко сверкнули искры, когда мечи Глеба и Батыра сошлись у них над головой. Звон стальных клинков разнесся далеко над степью и над рекой.

Кони стали на дыбы, ударяя в воздух копытами. Но оба всадника сидели в седлах как влитые. И руки у обоих оказались одинаково крепки. Разъехавшись, разворачивая коней, Глеб и Батыр удивленно посмотрели друг на друга.

Тем временем Волк и Щелкун сразились с другими двумя половцами. Первые мгновения боя никому не принесли успеха. Не было явного перевеса ни у той, ни у другой стороны. Батыр нацелил удар Глебу в грудь, но тот умело отбил его кривой меч и сам хотел поразить половца в голову. Но и Батыр оказался не менее ловок – он махнул мечом снизу-вверх и ушел от удара.

Замерев на мгновение, они ударились грудь в грудь и заработали мечами с отчаянной скоростью. Сталь теперь звенела и стонала, искры сыпались на головы противникам, на крупы коней.

В горячке боя Глеб и не заметил, как они с этим половцем схватились левыми руками. Каждый, нанося удары мечом, старался вырвать противника из седла.

Но Глеб и Батыр стоили друг друга. Никто из них не мог победить.

Тогда они, не расцепляя рук, опустили мечи.

Черные глаза у Батыра еще возбужденно сверкали. Он тяжело дышал. Спросил хрипло:

– Есть ли смысл равным испытывать друг друга? Глеб согласился с ним:

– Коли уж судьба свела нас, равных, можно над этим призадуматься. Наверное, не самое разумное нам здесь драться до одурения…

И они улыбнулись друг другу и вложили мечи в ножны. Так же поступили и остальные.

Потом все вместе поехали к реке. По пути Глеб и Батыр разговаривали о том, что неплохо было бы, если бы все битвы заканчивались так и если бы великие народы их подружились: приглашали друг друга на праздник, на одном пастбище пасли овец и возделывали одно поле; они обменивались бы невестами и мирно друг с другом торговали.

Половцы напоили своих коней.

Потом, опять же все вместе, повернули в балку и договорились устроиться здесь на ночлег.

Батыр перевел своим людям, о чем он разговаривал с Глебом, и те перестали настороженно коситься на русских. И сказали что-то.

Батыр перевел:

– Степь большая. Всем хватит места.

Половцы достали из-под седел мясо. Глеб и побратимы очень удивились. Они не знали, что у кочевников в обычае хранить мясо под седлами.

Волк и Щелкун наломали сухих веток в кустарнике и разожгли костер. Батыр, нанизав мясо на прутики, принялся его запекать. За этим делом он говорил о своих людях. Одного из половцев звали Егет, а другого – Кояш.

Батыр сказал:

– Егет по-нашему – удалой, отважный человек. Егет очень соответствует своему имени. Нет в степи наездника, равного ему и такого же смелого… – Батыр показал на другого половца. – А Кояш – это солнце. И правда, посмотрите, как он бел лицом и красив.

Все посмотрели на Кояша. Тот действительно был красив. Бросались в глаза его очень тонкие черты лица.

Глеб назвался сам и назвал побратимов:

– Вот Волк. К дурным, нечестным людям он может быть беспощаден. Одного он даже загрыз, потому что не имел тогда под рукой оружия.

Половцы кивнули Волку. Он кивнул им в ответ. Глеб сказал:

– А вот Щелкун. У себя на родине он известен тем, что съел живьем мышь…

Половцы посмотрели на Щелкуна с уважением. Потом их взгляды обратились к Марии. Девочка в это время пекла для всех на раскаленном плоском камне лепешки.- Это Мария, – просто назвал Глеб. Красивый Кояш подмигнул девочке и улыбнулся. Что-то сказал.

Батыр перевел:

– Кояш говорит, что эта девочка похожа на его сестру. У нее тоже синие глаза. Это для половцев большая редкость.

Потом и Егет сказал, что ему нравится Мария, – так нравится, что он даже мог бы обучить ее ездить верхом. Он даже был бы не прочь жениться на такой, как она. А всякая половчанка умеет хорошо ездить верхом.

Марии были приятны слова этого половца, хотя они и смутили ее. Однако она покачала головой в знак того, что не собирается замуж. И подложила Егету лишнюю лепешку.

Это все заметили и заулыбались.

Так девочка в кругу мужчин порой может с легкостью наладить взаимопонимание… Глеб сказал про Марию:

– Она еще ребенок. Ей рановато думать о замужестве…

А Батыр перевел ответ удивленного Егета:

– Половчанки в ее возрасте уже рожают детей.

Надо сказать, у этого Егета был весьма проницательный и цепкий взгляд. И это при его молодости!… Не случайно его звали удалым; должно быть, из круга своих сверстников он выделялся умной головой.

Они не спеша ели мясо и лепешки.

В больших руках Глеба лепешки выглядели совсем маленькими. Батыр с одобрением оглядел фигуру Глеба, его широкие плечи, могучий торс.

И сказал:

– В наших аилах много крепких славных воинов. Но когда мы сходимся бороться на майдане, я побеждаю всех. И в бою мне до сих пор не было равных. Ты, Глеб, первый, кто устоял передо мной.

Глеб кивнул:

– Не скрою, и мне не доводилось встречать достойного противника. Тем памятнее для меня будет этот угасший день, – тут Глеб внимательно взглянул в глаза половцу. – Скажи, Батыр, а что вы делаете здесь, так далеко от половецкой земли? Я слышал, что земля ваша – Кумания – много южнее этих мест.

Батыр негромко засмеялся:

– Друг, я вижу, ты задал тот вопрос, что уже давно мучит тебя. Что ж! И я на него отвечу… Мы гуляем в этих местах, чтобы люди, живущие здесь, и там, и там… – он показал рукой в разные стороны света, – не забывали: есть на этой земле большой и сильный народ – команы… И потом… – он на мгновение задумался. – Земля у нас одна. Ни ваш христианский Бог, ни наши боги-предки не расчертили эту землю границами. Никто не может с уверенностью сказать, где кончается команская земля и начинается русская… К тому же, я знаю, и ваши воины гуляют по нашей земле, и ходят через нее паломники. А многие беглые даже живут – вы их, кажется, называете бродниками…

Больше ни о чем не спрашивал Глеб. Его, верно, удовлетворил столь исчерпывающий ответ.

Покончив с трапезой, все легли спать.

Ночь была тихая и теплая. Ясное небо было сплошь усыпано звездами. Блики костра играли налице Марии. Девочка улыбалась во сне, – должно быть, видела возле Глеба добрые сны.

Когда уснули даже сверчки, Волк по обыкновению поднялся, сел в сторонке и, устремив глаза к звездам, принялся слушать тишину. О чем он думал в такие долгие ночные часы? Что хотел разглядеть среди звезд?

Конечно же, детей своих Волк видел в небесах. И с ними вел мысленные беседы.

Должно быть, Батыра насторожило поведение Волка: кто знает, что на уме у этого русского с лютыми, всегда прищуренными глазами? Нельзя половцу ошибаться в русской степи. Чересчур доверишься – и расстанешься с головой…

Батыр тоже поднялся, подбросил сучьев на уголья. И скоро костер разгорелся с новой силой.

Волк повернул голову к костру:

– Почему не спишь, друг? Спи. Я посторожу… Батыр задумчиво посмотрел в темноту:

– В нашем народе говорят: «Птица, испугавшаяся ловушки, сорок лет не садится на развилистое дерево».

Волк улыбнулся лишь уголками рта:

– Тебя встревожило, что я поднялся?..

Батыр не ответил. Тихонько напевая бесконечную заунывную половецкую песню, почесываясь и позевывая, подбрасывая веток в костер, он просидел так до рассвета.

Стало быть, не очень-то полагался он на дружеские взгляды, не очень-то доверял красивым словам.

Поутру расстались тепло.

Батыр сказал, что если Глеб и его друзья придут к морю и им понадобится помощь, пусть подходят смело к любому аилу со словами «Батыр Баш», что значит – Богатырь Голова; и если в аиле есть хоть один уважающий себя хозяин, он примет гостей с открытым сердцем. Батыр добавил, что его хорошо знают у моря, ибо он там родился и крепил свое имя. И еще сказал, что в аилах у моря много хозяев, уважающих себя и старинный обычай гостеприимства.

Глеб поблагодарил Батыра за приглашение, а сам с грустью подумал, что вот так же никого не сможет пригласить в Сельцо, в коем родился. Ибо стоит только кому-то произнести его имя, как многие в Сельце тут же начинают скрежетать зубами.

Теперь трудно было Глебу сказать, отчего все так сложилось в его жизни, отчего за плечами у него столько недругов и черного-черного зла. И даже если бы он знал тот свой первый неверный шаг!… Никому еще не удавалось, обратившись к прошлому, что-то в нем изменить. Разве что удавалось оправдаться, или расплатиться, или замолить грехи, – но не изменить.