""Наследие" Печать Бездны - часть 1" - читать интересную книгу автора (Седов Вячеслав)

Глава 4

Мэтр Даэмас прибыл на остров Отчаяния в тот самый момент, когда глубокое отчаяние уже постигло его самого из-за жестокой морской болезни, что не раз заставила пожалеть о предпринятой экспедиции. Решительно в эпоху Сокрушения Идолов путешествия магов были куда быстрее и приятнее. Впрочем, Даэмас не относил себя к обычным чародеям, так как нарушал многие общепринятые догмы и читал такие книги, которые любому магу казались ересью. Но именно это и позволило ему без труда входить в малоизвестные круги колдунов. Проникать в самые засекреченные ордены сепаратистов и ренегатов. Да что там говорить! В периоды особого кризиса магии он бывал среди таких отщепенцев, которые, словно островитянские деревянные куклы, что прятались в чреве одна у другой, скрывались своим кругом в другом «круге». Обнаружить такие «общества» можно было внутри какого-либо «тайного общества», содержавшего в себе третье, если не четвертое и пятое разом, находящиеся к тому же в оппозиции друг другу. А, поскольку после эпохи Сокрушения Идолов кризисы в магической и околомагической среде волшебников и алхимиков случались довольно часто, то и Даэмасу скучать не приходилось. Вышеозначенный мэтр предпочитал не колесить по миру куда попало, и вступать только в те общества, которые могли принести хоть какие-то плоды. Небогатые, разумеется, потому что на ниве сепаратизма редко когда удавалось взрастить что-либо путное. Но Даэмас не гнушался и этого, свято чтя ту главу кодекса чернокнижника, где говорилось о брезгливости, как о главном враге магической мысли. Чрезмерная требовательность и разборчивость, не говоря уже о самолюбовании собственной уникальностью, сгубила не одного талантливого архимага и в те времена, когда существовали восемь кристаллов стихий, и после, когда магическая «пирамида» рассыпалась в прах во всех смыслах, оставив с носом огромное количество практиковавших и адептов.

Едва сойдя по трапу, чернокнижник не успел пройти и пары шагов, как в его руках оказались два письма.

— Однако, — пробормотал Даэмас, получая второй конверт, так как просто не успел ответить на первый, что также сунул ему в руки закутанный по уши в плащ незнакомец, — Ещё чуть повременить первому, и они бы столкнулись лбами.

Чернокнижник хмыкнул и неторопливо пошел дальше. Хоть Тар'Джар он знал также скверно, как и все города за границами Фелара, однако человекоящеры потрудились, чтобы, среди однообразного аскетизма построек города, гостиницы были заметны любым приезжим. Будь те люди, эльфы, гномы или полукровки, если не оказывались близоруки, всегда могли разлить качающуюся на ветру нелепую по своим размерам вывеску, где художник бесхитростно изобразил кровать, подсвечник, бутылку и жаркое. Собственно, всё, что могло понадобиться путнику, только что ступившему на берег острова Отчаяния, было изображено на этом титаническом по своим размерам жестяном «полотне», что раскачивалось на своих опорах, поскрипывая цепями. Идущая рядом тропинка вскарабкивалась выше на пригорок. Над серыми постройками городка имелась гора, где и помещались гостиные дворы с заманчиво горевшими посреди вечерних сумерек окнами.

Шагнув на тропинку, Даэмас бросил взгляд на догорающий закат. Настолько жаль было прощаться с солнцем здесь, когда знаешь, что всего миля отделяет тебя от мертвых пустошей, с чернеющими остовами деревьев, бесконечно серой от пепла землей до самого горизонта и черной жижей, булькающей под подошвами на тракте.

Вокруг суетились человекоящеры. Они с досадой поглядывали в сторону приезжего без багажа — это значило, что носильщикам не удастся сегодня заработать. Приезжих оказалось мало.

Тихое змеиное шипение со всех сторон пробегало неприятными мурашками по коже от крестца до воротника, растворяясь холодом у корней волос на шее. Торговки-джарры сидели у своих корзин с ожерельями из морских раковин и понуро кутались в накидки со вшитыми перьями чаек. Вряд ли им удастся что-нибудь продать. Ни сегодня, ни через неделю. Они скорее по привычке приходили к причалу. Когда-то давно здесь цвела торговля, сильванийцы и ран'дьянцы не скупились на жемчуг, для вида скупая также украшения из раковин. Разумеется, остроухие подыгрывали человекоящерам и с восторгом покупали то, что джарры считали гораздо лучше и красивее любой жемчужины. Они гордились хитроумностью плетений своих ожерелий и красотой отдельных элементов с гладкими, оточенными волнами камнями. Сама природа творила эту красоту, и обитатели Тар'Джара ценили любое ее «изделие». От причудливого куска застывшей магмы, до голыша с замысловатым узором, найденного во время рыбной ловли. Им было невдомек, почему странные пришельцы с Материка горстями покупают жемчуг и разевают рты на полные корзины этого добра в мастерских ремесленников. Наверняка для джарров вести такой торг было так же, как для феларца продавать голодному путнику вместо краюхи хлеба пригоршню зерна.

К зиме запасы жемчуга подходили к концу, и купцы покидали Тар'Джар. Человекоящеры прекращали добычу, давая морю выспаться. Они затворялись в своем городке, где даже по ночам не горели огни, и там и зимовали.

После заката город действительно выглядел несколько зловеще. Даэмас заключил, что, в этот раз, найденные им книги об острове Отчаяния оказывались правдой. Скопление одинаковых домов с выдающимися ближе к середине башнями выделялось на берегу невзрачной громадой, походящей на муравейник. Не удивительно, что гостиницы, вернее комплекс домов для гостей, помещались в стороне от Тар'Джара, на горе.

Неторопливо шагая по тропинке наверх, Даэмас решил развлечь себя теми письмами, что всучили ему два посыльных столь неожиданно и поспешно, будто он являлся беглым некромантом, а не солидным волшебником. Хотя, винить их за это было трудно. Чернокнижник не принадлежал к тем, кто горазд разодеться в пух и прах, подчеркивая тем самым свой статус, даже если речь шла об экспедиции в кристально чистые храмы Сильвана. А уж в места, подобные Пепельным Пустошам, и подавно. Скромный кожаный плащ ран'дьянского покроя, доходящий до щиколоток, с узкими рукавами и высоким воротником, который при случае можно было запахнуть, скрыв половину лица, ботфорты, штаны, колет, ремень с пристегнутыми сумками, широкополая шляпа и перчатки без раструба со срезанными кончиками на пальцах, — наряд Даэмаса скорее напоминал облачение какого-нибудь бродяги-алхимика, чем чародея его ранга и возможностей.

Вскрыв первое письмо, чернокнижник с полным безразличия видом, тем не менее, внимательно пробежал глазами текст. О, да! Изложение было превосходным в горячности очередного вертопраха, что собирал под свою длань недалеких адептов без царя в голове, которым запал молодости и огонь бравады оказывались милее отсаживания зада в лаборатории почтенного мастера и постижения глубоких таинств. Таким почетное некогда звание аспиранта в нынешние времена было хуже стигмы феларского палача за воровство. Хотя, наука магии всегда забирала много времени, но многие считали, что она «крадет» это время у них… Или они сами воруют это время у себя, когда за порогом ждут не дождутся великие дела!

Даэмас вздохнул — письмо в его пальцах вспыхнуло и обратилось в пепел. Он вдруг почувствовал себя каким-то, старым что ли? Он, как и все дети войны, быстро повзрослел. Совсем мальчишкой защитил свою башню в Шаргарде — вот там был запал и горячность. В одиночку против имперской когорты! Шутка ли!? Отстояв наследство родителя, будто все себе доказал, но нет! Потом были опыты. Бессонные ночи в лаборатории. Бесконечные бдения над книгами. Талант не терпел простоя! И, укрепляя что ни день свой разум новыми знаниями, свой талант всё новыми и новыми навыками, Даэмас обрёл ту уверенность и спокойствие, которое авторы подобных писем пытались добыть в бесконечной суете событий и интриг.

Однако оставалось еще одно письмо. Чернокнижник поспешил вскрыть и его…

Он даже остановился. Ироничная улыбка пробежала по губам. Вот это был уже образчик какого-то воззвания к солдатам, нежели к кругу просвещенных хоть в какой-то мере людей в колдовских делах.

— Прекрасно! — заключил Даэмас, — Поистине, этот клочок бумаги стоит больше, чем написанное на нем!

Не удосужив литературные потуги очередного лидера «тайного общества» даже сожжением, чернокнижник скомкал и выбросил письмо. События приняли интересный оборот! Не успел он ступить на твердую почву после утомительных недель плавания, как его разом пригласили вступить в ряды и тех, кто собирался разобрать Красные Башни до последнего камешка, и тех, кто собирался защитить руины от первых любой ценой. Блестящая демонстрация «единства» магов в столь щекотливом вопросе о судьбах мира сего, обещанная в шаргардской гильдии, неприятно поражала и даже настораживала. Куда уж там до старых добрых времен, когда собирались классические компании из столь разных слоев общества, что и верилось с трудом, например: рыцарь с магом, прихватив с собой целителя и вора до кучи, шли в восемь ног, совершая в восемь рук подвиги, покрывая себя славой, а землю — трупами злодеев…

Теперь следовало отыскать хоть кого-нибудь из магической братии, у кого была голова на плечах, при этом своя голова, и вдобавок холодная голова. А это, судя по письмам, обещало быть нелегкой задачей.

Даэмас уже предвкушал все то, что он увидел на вывеске, ведь морская болезнь отступила, наконец, позволяя насладится трапезой в полной мере. Что и говорить, чернокнижник сильно исхудал за время путешествия. Он прибавил шагу, когда ноздри начал дразнить заманчивый аромат жаркого из ближайшего гостиного двора. Свернув за угол чернокнижник чуть не сбил с ног фигуру, закутанную в плащ. Мелькнула мысль, что встречный где-то попадался уже на глаза. Возможно даже у причала, и, возможно так же, был тем, кто передал письмо.

Чернокнижник остановился — впереди были еще четверо. Занималось действо, напоминающее сильванийский приключенческий роман о магах, построенный лишь на домыслах автора. Первое правило боевого мага гласило: всегда нападай сразу, если только речь не идет о дуэли. Собственно, нарушение первого правила делало бессмысленным перечислять остальные, так как собравшиеся уже обрекли себя на поражение, тем паче облегчив Даэмасу задачу, так как стояли они группой и полукругом — лучше не придумать…

Всё дело разрешилось в доли секунды. Четверо в страхе разбежались с дикими воплями. Даэмас пожалел этих неучей и отправил за каждым по фантому, которого видел только тот, на кого он был натравлен, при этом жертва испытывала приступ животного ужаса столько времени, сколько фантом ее преследовал, а фантом преследовал ровно столько, сколько хотел его хозяин. Чернокнижник угостил каждого порцией отменного страха на добрую четверть часа. Тот же, кого Даэмас чуть не сбил с ног, заворачивая за угол, в изумлении стоял с отвисшей челюстью, когда вся мощь его заклятия была рассеяна щелчком пальцев противника.

— Это же надо! — неподдельно изумился чернокнижник, — Посылать по мою душу неучей, которые даже не могут сами бросить заклятие, а вешают его в воздухе и потом отталкивают от себя в цель посредством защитного зеркала… И, к тому же, не имеют никакой психологической защиты. Молодой человек, не говорите ни слова, прошу вас! Удалитесь к тому, кто вас послал, как говорится в феларском писании, и скажите ему, что с такими защитниками Красные Башни не продержатся и недели.

Молодой маг стоял в нерешительности некоторое время, но потом, заметив как из-под земли у его ног вылезает жуткая личина фантома, неуклюже поклонился и, на негнущихся ногах, пошел обратно по тропинке. Даэмас испустил глубокий вздох и открыл дверь гостиного двора, а фантом рыкнул с досады и ушел обратно в земную твердь.

— Здравствуй, Даэмас! — воскликнул преклонного даже для мага возраста человек, и, обернувшись к тем, кто сидел за столом позади него, добавил, — Господа, прошу любить и жаловать один из моих лучших учеников!

Даэмас оцепенел. Чернокнижник уже добрый десяток лет не кланялся никому и нигде, но здесь отвесил поясной поклон и дрожащими губами тихо произнес:

— Мастер…

— Полноте, вы сами уже мэтр. Стоит ли? — тепло улыбнулся архимаг.

— Всегда помнить и никогда не забывать учителя, всегда хранить в сердце… — прохрипел чернокнижник, не в силах поднять взгляд на своего давнего наставника.

— «Проклятье, на нем роба магистра ордена Огня… Так вот в чем дело! Вот против кого я должен буду сражаться!» — мысли проносились в голове, наскакивая одна на другую.

По виску Даэмаса пробежала капля холодного пота.

— «Я знаю, зачем ты прибыл сюда, и не держу на тебя зла, дорогой мой ученик. Более того, я рад, что мой питомец, выпорхнув из гнезда, все-таки взлетел так высоко».

Эти слова слышал только чернокнижник. В них не было упрека или горечи. Только снова это тепло напомнило, совсем немного, то, что он получал еще совсем маленьким, когда друг его отца заботливо и терпеливо преподавал ему первые навыки в стихийной магии.

Чернокнижник неуклюже кланялся в ответ, стеклянными глазами глядя на четверых спутников архимага, что по очереди вставали из-за стола и свидетельствовали ему свое почтение… Будто его вырвали из этого, по мнению Даэмаса, весьма гнусного времени и водворили назад, туда, где был обязателен этикет и честь, не раздутые, но в пышности всегда ясные в своем назначении церемониалы. Туда, до проклятой небом и землей эпохи Сокрушения Идолов! В те времена его еще не было на свете, но в детстве он читал, и много читал, о тех счастливых днях, когда магия была уделом избранных, когда ее не опошляли прикосновением рук «ловцов удачи» и кинжалами наемных убийц, кандалами из сплавов против творения заклятий и кострами инквизиции.

В глубоком изумлении Даэмас повернулся, оглядывая залу, где шастали человекоящеры, подавая еду и питие… Где же его партия? Те, кого обещали в письмах хором и Окулюс Берс, и председатель совета шаргардской гильдии. Где они? Неужели будет нечто подобное той жалкой шайке, что пыталась изобразить нечто, что и язык не повернется назвать колдовством, за порогом заведения?!

Взгляд блуждал по зале, спотыкаясь на оборванцах с покусанными бродячими собаками деревянными палками и жезлами. Какой позор! И вот ЭТО посмело явиться за могуществом ордена Огня?! Счастье, что покойный архимагистр не видел всего этого сейчас. Последний из Xenos избавил старика от такой горькой доли, сбросив в ненасытное чрево вулкана Фойервельта.

— Мэтр, подходите. Мы давно ожидаем вас, — прошипел человекоящер, обернувшись от стола у камина, позвякивая цепями на шее, медальонами и фетишами у пояса.

Чернокнижнику ком подкатил к горлу.

— Что же вы, мэтр? — из-за широкой спины шамана поднялся статный ларонийский эльф, жестом приглашая садиться.

Даэмас облегченно вздохнул. Ларонийский колдун — уже не плохо и не так мерзко как казалось сначала.

— Вы Даэмас, я полагаю? — эльф склонился, — Моё имя Зойт, из дома Даэран. Рад приветствовать вас!

Сухое ларонийское приветствие скрасило этот, начавшийся, казалось, так скверно, вечер. Чернокнижник уселся за стол. Аппетита и след простыл, но подкрепиться нужно было обязательно.

Зойт, будто прочитав мысли Даэмаса, пододвинул тарелку на удивление приличного жаркого, сопроводив фразой:

— Ешьте, мэтр. Завтра силы вам очень понадобятся.

— Благодарю.

— Не стоит. Будет лучше, если вы составите мне компанию, и мы разопьем бутылочку замечательного сильванийского вина. Я сам выбирал. Не поверите, какие сорта иной раз находятся в подвалах этого всеми забытого уголка мира!

— Конечно-конечно… — отрешенно ответил Даэмас, подставляя глиняную кружку.

— Вот и славно, мэтр, — колдун успокоительно положил свою руку на запястье чернокнижника.

Наверняка этот ларониец был единственным из всех, кто понимал, что сейчас испытывал Даэмас. И как не привычно было по обыкновению здравому и холодному рассудку метаться в горниле воспоминаний и выбора: между долгом могущественного мага перед миром и почтением благодарного ученика перед наставником.

— Мы с ними обо всем договорились, — начал шаман человекоящер на чистом феларском, даже без акцента, — Приятно иметь дело с осколками былой эпохи. Все случится на закате завтрашнего дня. Не волнуйтесь, мэтр, вся эта шваль, что сейчас напивается по углам не будет с нами в одних рядах. Это я вам обещаю.

— А кто вы такой, чтобы мне это обещать? — довольно резко спросил Даэмас.

— Не судите по моему облачению, сударь, и не боритесь со своими эмоциями так яростно. Уже через край, поверьте мне. Я — высший патриарх от повелителя морей и духа глубин.

— Без его помощи нам не обойтись, — вставил Зойт, — Вы же знаете, что маги ордена Огня пользуются в бою только одной стихией, но владеют ей в совершенстве. А мы имеем честь завтра сражаться с лучшими из них. Вот, например, та пара, что рядом с архимагом, белокурые юноша и девушка. Это брат и сестра, по слухам, внебрачные дети самого Рейтца из Красных Башен. Очень сильные чародеи, жаль, что последние из боевых магов огня.

— А остальные двое? — поинтересовался Даэмас, стараясь вернуть свой разум обратно в привычное русло, ведь нужно было подготовиться, и хорошенько, к будущему сражению, коль скоро на шахматной доске этой партии за могущество все еще оставались столь весомые фигуры.

— Полуэльф и гном? О них нам известно мало, — Зойт промочил горло вином и продолжил, — Но оба явно повелители духов. Иначе, зачем бы им такое количество оберегов и парные жезлы для создания связующих заклятий?

— Вы присмотритесь к их жезлам, господа, — прервал шаман и тонко зашипел, явно пытаясь присвистнуть, — Это реликты эпох еще до Сокрушения Идолов. Заметьте, оба древка не соединены меж собой цепью или веревкой. Таких вещей больше не осталось. Творение чистой магии!

— И феларского краснодеревщика из сильванийского вяза, — усмехнулся чернокнижник, пригубив вина, — Отменно, мэтр Зойт! Но у моего языка совсем нет памяти…

— Не утруждайтесь, оно было разлито по бутылкам еще до вашего рождения.

— Итак, господа, каков наш план? — обозначил тему для будущего ментального обсуждения шаман и сжал в руках жемчужные четки.

— Я знаком с тактикой магов Огня, пусть и не так хорошо, но они консервативны и вряд ли что-то могло измениться, — начал Зойт, — Их пятеро, следовательно непосредственно в битве будет участвовать четное число, так как нужен один, кто будет поставлять Силу для остальных — источник. Четное число, естественно, создает самый устойчивый барьер против ментального контакта, следовательно, источник будет недосягаем для нас за «стеной» из таких магов.

— Нас только трое? — уточнил Даэмас.

— А вам нужно больше? — человекоящер выдал некое подобие улыбки, — Мы с вами атакуем, мэтр Даэран занимается защитой.

— Нас сотрут в порошок раньше, чем мы успеем приблизиться к стенам Красных Башен.

— Даэмас, вы забываете обо всем том сброде, что неуклюжей толпой ринется на штурм, едва небо окрасит в цвета ордена предзакатное зарево.

— Мэтр Зойт, вы слишком полагаетесь на всех этих оборванцев.

— Отнюдь, — вступился шаман, — Только в этой зале есть добрая дюжина тех, кто не дадут испепелить себя щелчком пальцев, а гостиных домов здесь около полудюжины. Итого получается неплохая армия.

— Не забывайте мудрость древних об армиях, пусть они все львы, но над ними нет даже барана, чтобы направлять. А против выступает, как раз, идеал представлений об армии: лев и, более того, во главе далеко не стада баранов.

— В любом случае, разрозненно или совместно, но они измотают магов огня, — ответил Зойт, — А когда весь этот сброд приблизится слишком близко к башням — источник закроет доступ в них полем. И еще, только представьте, сколько понадобится усилий от повелителей духов, чтобы сдержать такую ораву худо-бедно, но знающих свое дело маньяков?!

— Проклятье, в любом случае архимагу конец…

— Даэмас, черт вас возьми! Не вслух, прошу вас! — зашипел человекоящер.

— Простите меня, господа.

— Мы всё понимаем, — ответил Зойт, — Но грядущее неизбежно. Единственное, что вы можете сделать, это удалиться и не вмешиваться. Но не забывайте, что сброд может победить и тогда башни окажутся в руках черт знает кого! Мы должны выступить затем же, зачем готовы умереть эти пятеро — за честь самой Магии в это проклятое время!

— Умереть от руки ученика — почетно среди любого ордена магов, общины друидов или же секты чернокнижников. Это верх постижения и преемственности, — грустные слова человекоящера смогли положить конец сумбуру в голове Даэмаса.

Да, придется свершить всё здесь и сейчас, но причина для чернокнижника стала совсем другой, чем была до этого разговора. Первый раз в жизни он ощутил, как мотивы обретения и наживы не играли ровным счетом никакой роли в его душе…

Закат следующего дня.

Толпа разношерстной магической братии двинулась к гордо возвышающимся Красным Башням, вырезанным в высокой отвесной скале. Дорогу им преградили пятеро. Как и предполагал Зойт, четверо молодых магов стояли спереди, закрывая собой архимага.

Рев толпы прокатился до самых стен обители ордена, когда авантюристы и наемники кинулись в атаку. Беспорядочно посыпались заклятия, разбивающиеся о незримый купол над головами четырех магов.

— Во имя Пламени! — крикнул молодой маг, заглушив треск ломающихся о купол заклятий.

Башни содрогнулись от нечеловеческого, яростного воя. Дух Рейтца оставался там до конца. Он, скорее всего, и был тем «источником», из которого черпал Силу архимаг, как проводник.

Брат и сестра вступили первыми. Огромные шары огня. Вихри пламени… Они ломали разрозненные защиты, превращая их хозяев в живые факелы. Но толпа продолжала двигаться дальше. Несколько островитянских мистиков воткнули свои жезлы в землю, призывая ками себе в помощь. Гном и полуэльф пали ниц, простерев одну руку в сторону архимага, а другую уперев тремя пальцами в выжженную землю.

Занялись костры на пути штурмующих. Вот из одного взвилась огромная длань, сотканная из пламени, и размозжила мистика. Кости и опаленные ошметки плоти осыпали ряды нападавших, породив крики ужаса.

Из костров вырывались призванные духи и шли в бой, поливая землю огнем. Занимался сущий ад, поглощая атакующих завесой черного едкого дыма над языками пламени.

Брат и сестра взялись за руки и посылали мощнейшие заклятия в самую гущу противника, где колдуны и мистики сбивались в кучки спина к спине, безуспешно пытаясь отогнать духов огня.

Полуэльф шагнул чуть дальше, чем позволял купол, собираясь дотянуться подвластным ему духом огня до трех фигур, что оставались в стороне от происходящего и были недосягаемы для магической бойни у подножия башен. В этот момент из земли у его ног вырвались толстые коренья и впились в несчастного.

— Друиды-ренегаты? — изумленно вскинул брови Зойт, наблюдая, как полуэльф корчится в жутких муках.

Корни прошли через все тело мага и разорвали надвое голову.

Крик Рейтца и гнома слились воедино. Повелитель духов кулаком ударил в землю, с ненавистью глядя на друида. Тот смиренно опустил голову — он тоже подошел слишком близко. Через мгновение по черным костям скелета шагнул еще один из призванных духов. Но теперь их стало в половину меньше и толпа продолжила штурм.

Брат и сестра уже не могли сдерживать атакующих и, постепенно, заклятия бились в купол все чаще и чаще, сметая духов огня со своего пути.

Юноша бросил взгляд на гнома, что молитвенно сложил руки на груди и что-то сопел себе под нос. Различив формулу, молодой человек в отчаянии просил друга не делать этого, но гном его уже не слышал.

— Во имя Пламени! — рявкнул повелитель духов и рванулся вперед объятый огнем.

Сбежав с холма он врезался в ряды атакующих. Чудовищный взрыв разметал добрую половину всех чародеев. Из них не поднялся никто.

Архимаг со стоном упал на колени и обхватил руками плечи.

— Дети мои… — пронесся вздох Рейтца над побоищем, и стена огня заволокла Красные Башни от подножия до верхушки.

Брат и сестра с яростным кличем ринулись на атакующих.

— Пора!!! — возвестил человекоящер и выставил перед собой сжатые в руках фетиши.

— Идите, я за вами, — ответил Зойт, разминая пальцы.

— Даэмас, перестаньте думать об их спасении, они обречены! — одернул чернокнижника шаман.

Они устремились в бой, пробиваясь через сонм заклятий, которые то и дело вырывали из груди ларонийского колдуна мученические стоны. Человекоящер заметался, срывая потоки воды в полет, чтобы погасить пламя, а Даэмас с железным лицом шествовал впереди. Рядом с ним то и дело взлетали чародеи, корчась в муках, рыгая кровью, лишаясь попутно рук и ног, что невидимая сила вырывала из суставов и отбрасывала в стороны.

Друид-ренегат вывернулся перед Даэмасом со зловещей ухмылкой. Чернокнижник ответил тем же, спокойно глянув под ноги, откуда вылезали корни. Он засучил рукав и кинжалом надрезал предплечье, посылая несколько капель опаленной земле. Корни на глазах иссохли, а за своей спиной друид-ренегат расслышал томный женский вздох. В воздух взвился огромный боевой хлыст с металлическими лезвиями и отсек жрецу природы немалый кусок тела.

— Проклятье, — выдохнул Зойт, глядя на то, что опало на землю.

Суккуби пошла рядом со своим хозяином, преображаясь на пути с каждым шагом. Хлыст свистел в воздухе, срубая головы, разрывая плоть, обагряя землю кровью, что ручейками стекалась к босым ногам демона. Уже копытам… Хвост волочился по земле, рога выросли и были пущены в дело. Она пошла впереди, разбрасывая обессиленных чародеев как пушинки, прокладывая жуткую дорогу своему владыке.

— С пламенем покончено! — возвестил шаман, — Где маги огня? Ничего не вижу из-за дыма!

— Сейчас. Подождите, — отозвался Зойт и убрал купол.

Взмах руки ларонийца — и поднялся сильный ветер, прогоняя черный едкий дым, оголяя поле битвы, усеянное развороченными и сожженными телами.

Брата и сестру окружили недалеко от холма и из последних сил атаковали всеми чарами, на которые еще хватало сил. Девушка сцепила руки в замок и надрывно выкрикивала одну и туже формулу — пуская вокруг себя кольца пламени. Но с каждым разом они становились все слабее и слабее.

— Пора кончать с этим! — человекоящер бросился в ее сторону и завернул сильный водяной вихрь, благо столько сил, как магике, ему не требовалось, ведь они находились на острове, лучше не придумать для того, кто пользовал заклятия стихии воды.

Даэмас не успел. Брат оказался возле сестры и схватил ее в охапку. Пространство исказилось вокруг них, образовав огненную воронку. Она устало опустила голову ему на плечо и их скрыла стена пламени. Водяной вихрь разбился об этот последний «бастион» магов огня.

— ЗОЙТ! — не своим голосом закричал чернокнижник, отступая от воронки.

Ларониец подскочил к нему и забормотал формулу — но их продолжало затягивать, как и всех окружающих. Даэран припал к земле, собирая более мощное заклятие — все было бесполезно. Стало трудно дышать, казалось, весь воздух в округе направился питать огонь воронки.

— Руку! Вашу руку, мэтр! — крикнул Зойт.

Даэмас тут же протянул свою ладонь. Но, не смотря на совместные усилия, их все равно сносило.

— Черт побери, мне нужно время! — крикнул ларониец.

— У нас его нет! — прошипел шаман, подхваченный потоком воздуха.

Даэмас поймал его за руку.

— Пустите, иначе мы погибнем все, — спокойно произнес человекоящер.

— Без вас, даже если мы выживем, все пойдет прахом! — возразил Зойт, — Держите его, мэтр, и крепко держите.

Суккуби пришла на помощь своему хозяину и, уперев копыта в землю, держала всю троицу, пока Даэран заканчивал заклинание.

Воронка набрала полную мощь. Суккуби сорвалась и улетела в огонь, испустив тяжкий вздох.

— Что вы делаете? К черту заклятие, тянитесь к нам! — крикнул чернокнижник, но человекоящер его не слушал, он заканчивал формулу.

— Разорвите, когда начнется, — прохрипел шаман и, вложив в руку Даэмаса свои четки, разжал пальцы.

— На землю, мэтр, я не удержу поле в полный рост!!! — крикнул Зойт.

Прогремел взрыв.

Чернокнижник слышал, как истошно взвыл ларонийский колдун, из последних сил удерживая защитное поле. Даэмас, прижатый спиной к земле, взялся за четки двумя руками и потянул в разные стороны. Хлопок нитки отдался в ушах громче, чем сам взрыв… Через мгновение их обоих обдало жаром, от которого запылала кожа. Воздух вокруг раскалился, не позволяя вдохнуть…

Сколько длилась эта невыносимая мука, Даэмас не помнил. Он очнулся на земле, весь мокрый, будто его окатили из ведра с ног до головы. Рядом, понурив голову и уперев локти в согнутые колени, сидел Зойт, тоже в насквозь мокрой одежде. С его белоснежных волос капала вода в большую лужу, где оба оказались. Эльф тяжело дышал, поминутно откашливаясь.

Даэмас поднял руку, чтобы с помощью заклятия очистить легкие от воды, но Даэран перехватил его кисть и глухо произнес:

— Довольно магии на сегодня…

Эльф почтительно отвернулся, пока чернокнижник на четвереньках откашливался, попутно с судорогой прочищая заодно и желудок.

— Это ваше первое сражение против чародеев? — поинтересовался Зойт через спину.

— Против коллег — да, а вообще не первое. Как вы узнали?

— Очень просто. Нервная система должна привыкнуть к таким перегрузкам. Поэтому всех магов тошнит после первой колдовской схватки.

— Век живи, век учись, и все равно дураком помрешь… — успел заключить Даэмас перед следующим приступом рвоты.

Придя в себя, чернокнижник встал и побрел к башне, поскальзываясь на залитой водой земле, спотыкаясь о разорванные или скрючившиеся в агонии тела.

— Куда вы?

— Я должен…

— Понимаю, тогда поторопитесь. Ему не долго осталось, — посоветовал Зойт, выжимая свои длинные волосы.

У подножия ревностно оберегаемого обиталища лежал последний его защитник. Больше в ордене не осталось ни одного живого чародея…

Красные Башни осиротело смотрели на простирающиеся пустоши черными проемами стрельчатых окон. Вряд ли там когда-нибудь снова зажжется свеча над пюпитром, привлекая своим светом в ночи запоздалого путника. В лабораториях остановится время, покрыв столы с колбами и перегонными кубами пылью и паутиной. Суеверия магов не пустят туда новых обитателей. Потом, с годами, это место назовут проклятым, придумают туда беспокойных духов и много еще чего, что охранит обитель от вторжений, превратив ее в памятник некогда могущественного ордена. Возможно, тому станет главной причиной это последнее сражение, что неминуемо облетит ужасающей вестью весь Материк и острова, разом поубавив охоты даже у вездесущих «ловцов удачи» совать туда свой нос.

Даэмас обернулся — джарры робко приближались к месту побоища, в надежде найти чем поживиться… Что ж, они хотя бы зароют тела тех, от кого еще осталось что предать земле.

— Учитель, — позвал чернокнижник.

— Ты уцелел, дитя мое… как хорошо. А они?

— Они мертвы, но и ваши враги тоже. Не говорите, не тратьте больше сил. Возможно, я еще смогу вас спасти.

— Ты все такой же… Пойми, есть вещи, которые, даже если ты способен, лучше не совершать.

— Вы сможете жить дальше, мастер! Вы сможете…

— Снова собрать орден? Не смеши меня, Даэмас.

Чернокнижник приблизился к архимагу и опустился возле него на одно колено.

— Послушай меня… не говори. Потерпи, мне немного осталось, — старик сглотнул и шумно вдохнул.

Странно, в том как умирал от магического коллапса архимаг и как умирал от старости обычный человек не было никаких различий. Чернокнижник взял руку старика…

— Я же сказал нет!

Даэмас отпустил.

— Ты видел всё… Расскажешь потом, что мы, маги огня, единственные из всех орденов не отдали свои святыни на поругание без борьбы. Заклинаю тебя, не забудь моей просьбы.

— Но вы погибли. Все до единого! А прочие из орденов выжили и…

— И влачат жалкое существования с клеймом ретроградов.

Архимаг кашлянул и сплюнул кровавую слюну. Затем, склонился к чернокнижнику и шепотом произнес:

— ОН еще там… и будет там до полуночи. А потом, душа огня навсегда покинет стены Красных Башен вместе с ним. Понимаешь? Поэтому мы были здесь. Но ты, мой ученик, достоин того, чтобы задать ему свои вопросы. Спрашивай для себя, а не для снобов из шаргардской гильдии или зазнаек из Форпата.

— Спасибо, мастер. Мне очень жаль, что мои знания достаются мне такой ценой.

— Не унижай падших своей жалостью, — старик закашлялся и с глухим хрипом добавил, — Все в этом мире, возможно, и зависит от неумолимой судьбы, злого рока, нежданной удачи… но наша честь зависит только от нас…

Зойт подошел к чернокнижнику и встал рядом, почтительно склонив голову над телом последнего из магов ордена Огня.

Эрнотон устроился подле коек, положив аркебузу на плечо. Его наставник, Матиас, усталый от целого дня сборов, мирно посапывал рядом, положив руку под голову. Кроме них на борту феларского корабля, отчалившего из Тределя, оказалось на удивление мало пассажиров, хотя, казалось бы, обострение дипломатических отношений Материка и острова Палец Демона должны были способствовать скорейшему возвращению не только шпионов канцелярии и торговых агентов купеческих гильдий, но в первую очередь служащих дипломатического корпуса, а также простых путешественниках. Однако, те немногие койки, что оказались заняты, были скуплены как раз теми, кому полагалось уносить ноги последними, особенно если запахло жареным: шпионами и торговыми агентами.

Юноша мог превосходно отличать и выделять таковых, опознавая кого по походке, кого по взгляду, а, если удавалось подслушать разговор, то и по особенностям речи. Эрнотону решительно повезло с таким наставником, как Матиас, и это во времена, когда службы рыцарей плаща и кинжала захирели даже под самыми «большими и волосатыми» лапами мирских владык. Кстати, значение употребленных в подобном контексте эпитетов юноша понимал с трудом, однако не спрашивал Матиаса о смысле, так как старый шпион, как правило, использовал подобные словечки, когда был в запале или скверном расположении духа… Ну ладно еще «большие». Возможно, размер руки как-то говорил о мужественности обладателя и его силе, но почему «волосатые» Эрнотон не понимал. Тем паче, что после эпохи Сокрушения Идолов по словам того же Матиаса «чего-то стоят» только ларонийские сыскари, а их император не обладал ни первым, ни вторым признаком «лапы» мирского владыки, не говоря уже о том, что обликом своим напоминал нечто среднее между мужчиной и женщиной.

Совсем не хотелось спать.

Еще раз проверив аркебузу и еще раз убедившись в ее готовности к защите спокойного сна наставника, Эрнотон вжался в угол, глядя через мутное стекло на пламя свечи корабельного фонаря.

Непонятное возбуждение не покидало юношу вот уже два дня, с тех пор, как отчалил корабль с убийцами драконов. Матиас по случаю даже пропустил стаканчик вина, хотя не позволял себе и капли все то время, что они ожидали прибытия Тарда и его людей на остров, а также блюл трезвость во всем круговороте событий после прибытия в порт громадины феларской гильдии магов…

Разве он, Эрнотон, плохо держался тогда, когда люди в масках пытались ворваться в дом сильванийского купца? Его рука не дрогнула, и ни единой пули не пропало даром! Да, несколько дней с ним что-то происходило, что именно — он плохо помнил. Но ведь Матиас предупреждал обо всем: о том, что после первого «раза» может пропасть аппетит, появится безразличие ко всему и, возможно, надолго… Но он так старался, чтобы побыстрее преодолеть серую тень, что накрыла неожиданно все краски жизни вокруг. Ему удалось. Через день или около того, он уже шел с наставником к причалу, пробираясь по закоулкам.

Утром какой-то незнакомец постучался в двери лачуги, где они обретались, после того, как покинули дом эльфийского купца, по дочери которого, надо признать, Эрнотон тосковал и сейчас. Незнакомец переговорил с Матиасом, и юноше запомнилось, как два шпиона в конце со смехом игрались с главным словом всего разговора — подстраховать, превращая его в существительное, и даже, своего рода, обращение друг к другу. Намечалось что-то важное и Эрнотон не ошибся, как всегда уловив суть диалога, чему его и учил наставник. Какой великолепный выстрел прогремел на причале, когда какой-то воитель-маньяк набросился на красноволосого убийцу драконов, что поднимался по трапу на корабль одним из последних. Четко в верхнюю часть левого плеча со спины, чтобы опрокинуть, но не убить! Превосходный выстрел!

Эрнотону не удавались такие «красавцы» уже очень давно, с тех пор, когда он бил в мишень на заднем дворе шаргардских казарм! В общей сумятице они без труда ушли с позиции и вечером того же дня сели на корабль и, с чувством исполненного долга, покинули треклятый остров. Все удалось как нельзя лучше и, как говаривал Матиас, шито-крыто. Но… Скупая похвала, грустные глаза и стаканчик вина — вот все, что увидел Эрнотон от своего старого наставника. Матиас, конечно, похвалил, потрепал по волосам, но как-то не так, как год назад на стрельбище. Не столь бодро что ли… наверное, теплее прозвучали слова похвалы чем обычно, но почему-то с потаенной глубоко-глубоко грустью и каким-то нелепым после сказанного, но очень тяжким вздохом.

К черту!

Юноша тряхнул головой, подражая Матиасу в этом выражении сбрасывания лишних сомнений.

Отличный выстрел, как венец того, к чему он шел все это время. Вот он, шаг на пути к званию стрелка, одного среди лучших, и уже сейчас, когда он так молод. Большинство сверстников занимаются бог весть чем, а он вот какой…

И Эрнотон, повинуясь этой волне радости и ощущения достигнутого, погрузился в то, что не так уж и редко среди юнцов. В воображении начали рисоваться картины того, какому делу он помог, каким доблестным и смелым людям, эльфам и гномам подсобил в трудную минуту. Вот сейчас, его маленькая лепта, позволила тому красноволосому эльфу, или кто он там, из отряда Тарда и прочим воителям без проволочек и помех двинуться дальше в путь. На бой! На смерть! О, храбрецы! Их ожидало еще много лишений и трудностей, но наверняка на пути еще сыщутся такие, как Эрнотон, что приложат старания и помогут чем могут в этой тяжкой миссии, за которую ни он, ни они никогда не попросят почестей или даже простой благодарности… Вот она, суть мужчины, суть истинного предназначения воина!

— Смотри…

Скорбный голос эхом долетел до острых ушей Карнажа, разверзнув пред взором картину сожженного святилища дракона. Её вскоре сменили трупы охраны усадьбы Кокетсу… Сложенные на земле, с гнойными язвами на открытых участках кожи.

— «А яд не потерял и толики своей ужасающей силы»

Словно в ответ на это циничное умозаключение Феникса голос стал громче:

— Ты думаешь это всё!? Смотри!

Следующие картины пусть и были ожидаемы полукровкой, но, тем не менее, оказались выше этих ожиданий: сожженные дома, трупы женщин, детей, стариков… Повсюду. Распоротые животы, отсеченные руки и ноги. Засевшие в стенах метательные пластины, тела мужчин, нашпигованные стрелами. Вот один, поваленный ударом островитянского меча в затылок, протянул, видимо, в последнее мгновение свою руку к телу жены, что закрыла собой от беспощадных убийц годовалого ребенка.

Среди пожарища — стена, к ней пригвожден нагинатой старый сохё. Рядом тела воителей. Доспехи не спасли их от умелых ударов мастера синоби. Вот и мейдзин, сгорбился рядом, руки с короткими мечами повисли, корпус наклонен вперед и опирается на пронзивший его огромный клинок, что рукоятью зарылся в землю как подпорка, а кончиком выглядывал из окровавленной спины. Длинные волосы скрыли лицо, оставив лишь гримасу предсмертной ярости, застывшей маской на искаженных оскалом губах.

Картина померкла…

Снова причал Тределя и грустное лицо Ютай, что пришла проводить его. Она скромно стояла у трапа в толпе и даже не пыталась окликнуть. Карнаж почувствовал ее теплый взгляд среди хлада прочих. Обернулся… Такетора! Боевой клич, меч занесен над головой… Откуда он вообще взялся?!.. Гром! Нет, выстрел. Где-то на крышах.

Шпион махнул «ловцу удачи» рукой на прощание и поторопил своего молодого ученика покинуть позицию.

Стоя на палубе, Феникс еще долго смотрел на провожающую его островитянку. Он не слышал проклятий раненого Такеторы, страшных угроз и несусветной брани, на которую тот с досады не скупился. Её лицо, легкая улыбка, поднятая до плеча ладонь. Воистину островитяне помнили добро так же хорошо, как и зло.

Прежде чем устремиться в море на всех парусах, корабль должен был обогнуть прибрежные рифы. Провожая их взглядом, Карнаж разглядел среди камней высокую фигуру, укрытую куском черной ткани с головы до пят. Лица было не разглядеть, но голос оказался тем самым, что не так давно призывал «ловца удачи» посмотреть на дела, свершенные якобы его руками.

— Я буду идти за тобой! — предупредила фигура, — Пока ты не перестанешь проливать кровь!

— И что с того? — огрызнулся Феникс, — Смотри, ноги сотрешь. Крови будет еще много.

— Дерзкий, ты еще пожалеешь о таком спутнике!

— Ты — синигами! Дух смерти, — озвучил неожиданную догадку Карнаж, — Если так, то убирайся восвояси! Я не приму суд моих деяний от побасенки островитянских мистиков. Так что ты будешь зазря выбивать из ног лапотухи, следуя за мной попятам.

— На твою дорогу меня приведет запах крови, а путь укажет ее след. Этот выбор не за тобой.

— Как знаешь. Бывай, — неимоверным усилием воли «ловец удачи» повернулся к синигами спиной и зашагал к каюте.

— Карнаж! — донесся крик из-за его спины.

Феникс делал вид, что не слышит, и шел дальше.

— Карнаж!!! — голос стал настойчивее, приближаясь.

Полукровка вздрогнул, замешкался, но, преодолев страх, продолжил путь до каюты. Почему-то он был уверен, что разворачиваться и оставаться на палубе гораздо опаснее бегства.

— КАРНАЖ!!! — голос стал хриплым и заорал над самым ухом.

Феникс распахнул глаза и увидел Гортта, который ухватил его за грудки и тормошил, что было сил.

— П-проклятье… — полукровка высвободился из хватки гнома и сел на койку, обхватив руками голову, в которой гудело, как после визита к звонарю во время мессы.

— У нас кончилось пиво!!! — возопил Гортт, потрясая пустой кружкой перед носом «ловца удачи».

Феникс посмотрел на лицо друга, опухшее от нескольких дней беспробудного пьянства, и присвистнул. Любоваться на свою физиономию полукровка даже не собирался, понимая, что она у него не лучше.

— Пора завязывать, дружище, — предложил Карнаж, — Вашего брата мне не перепить, да и чертовщина всякая снится с шаргардского пива. Они там что? Хмель варят вместе с долгоносиками?

— А пес их знает, — хмуро ответил Гортт и добавил, немного погодя, — Надо оправиться малек. Пошли, добудем пенного.

— Кок не даст и пинты. Видать, капитан хорошо ему хвост накрутил, — напомнил Карнаж.

— Тогда снова сами заявимся в трюмы, мы не гордые! — отрезал гном.

Нехотя поднявшись с койки и нацепив на себя куртку, Феникс покачнулся, хмыкнул, взъерошил волосы на голове и двинулся следом за Горттом, но вдруг остановился.

— Ты чего застыл? Двигаем по быстрому. Спозараночку самое оно, пока все спят.

— А ты знаешь, который час?! — изумился Карнаж, оторвавшись от раздумий, точнее от попыток вспомнить, что они вытворяли с другом по пьяной лавочке, и почему вдруг ему так не хотелось спускаться в трюм.

— Я умею пить в отличие от некоторых.

— Когда пьешь — это одно, а когда «топишь» что-то — это другое. Есть разница.

— Одна дает — другая дразнится, — в своей излюбленной манере оборвал философские рассуждения гном.

Когда распахнулась дверь каюты, снаружи действительно было раннее утро. «Ловец удачи» вдохнул полной грудью холодный морской воздух и уважительно похлопал по плечу потягивающегося Гортта. Всё-таки слухи о знаменитой швигебурской стойкости в питие оказались правдой, и Карнаж готов был снять шляпу перед гномом, который не только не терял чувства времени, при этом поглощая пиво, как бездонная бочка, но и обладал неукротимой энергией в поисках его же, чтобы, едва продрав глаза, опохмелиться. Истинный ценитель, готовый всегда опрокинуть пару кружек — Феникс понимал, что и в подметки ему не годился, так как, даже с больной головы для «поправки», не смог бы влить в себя больше и капли.

Не встретив никого на палубе, они беспрепятственно спустились в трюмы. Гном отлично помнил дорогу и Карнаж всецело положился на него. Свернув в коридорчик, оба остановились напротив закутка у двери. Возле бочки с погасшим огарком свечи лежали сапоги. Из-за деревянной перегородки, скрывавшей обладателя, доносился громкий храп.

— Темно, как в заднице, — проворчал гном, — Ты чего-нибудь видишь, Карнаж?

— Да, вижу, и теперь я вспомнил, почему не хотел тащиться в трюм.

— Кто здесь!? — требовательно спросил сонный голос.

Рука с зажженной лучиной протянулась к свече, после чего зажгла предусмотрительно заготовленный факел.

— Опять вы?!! — из закутка один за другим вылезли пять дюжих моряков кто с чем.

— А в этот раз их больше, — осклабился Гортт, щелкая костяшками пальцев, — Дружище, твои — два слева, мои — три справа. Ну, понеслась!

Карнаж воздел очи горе, распуская шнуровку рубахи у горла…

— Это возмутительно! — дверь в каюту с грохотом распахнулась, хотя раньше за молодым капитаном никто не замечал манеры открывать двери ударом ноги, — Я больше не потерплю бесчинств на борту своего судна!

Гном по прозвищу Профессор, дремавший на стуле возле койки, близоруко уставился на вошедшего, протирая свои аптекарские очки.

— Где Тард!? — рявкнул капитан, нависая над гномом.

— Я сам хотел бы знать, — ответил Профессор, озадаченно глядя на сброшенное на пол покрывало, — Ему показан постельный режим еще четыре дня.

— Вот-вот, лучше бы вы это «показали» его дружкам! — подхватил вошедший следом помощник капитана, — Каких отъявленных буянов нам подсуропили канцелярские крысы.

— Ну, скажем, канцелярия тут ни при чем, эти двое: правая и левая рука главаря нашего отряда, — поправил Профессор.

— По мне — так банды! — перебил капитан.

— В чем они провинились? Разве что не дали мне спать, когда напились под вечер, а потом всю ночь горланили у себя в каюте лангвальдские песни.

— Это еще далеко не всё! — скривился полуэльф.

— А что же еще? — раздался из дверей голос Тарда.

Глава убийц драконов был бледен, но твердо стоял на ногах, сжимая в зубах трубку. Он жестом предложил капитану и его помощнику следовать за собой, так как не хотел прерывать свою утреннюю прогулку.

Профессор удовлетворенно хмыкнул. По виду своего пациента, он заключил, что тот достаточно оправился от ранения ядовитой стрелой, полученной при странных обстоятельствах в ночь перед отплытием. Гном снял очки, положив их рядом на койку, поежился, кутаясь поплотнее в плащ, и продолжил дремать на стуле.

Тард, тем временем, шествовал по палубе в сопровождении капитана и помощника, выслушивая сумбурные обвинения вперемешку с проклятиями в адрес Карнажа и Гортта. Бритва подумал, что не смог бы даже толком сказать, кто кого из этих рыжих первым подбивал на сумасбродства — «два сапога — пара», не иначе.

— Так запретили бы коку давать им выпивку… — лениво ответил Тард.

— Он уже получил от них за это пинка. Да такого, что до сих пор сидеть не может! — вскричал капитан.

— «Это были обитые мыски карнажевских ботфорт», — отметил для себя Бритва.

— Но это их не остановило, — добавил полуэльф.

— Неужели!? — гном деланно удивился, — Они таки пустили кровь запасам «шаргардского» в трюмах?

— Да! Представьте себе, я даже распорядился поставить охрану! Мой помощник лично отбирал людей, — сверкнул глазами капитан.

— И что же? — Тард облокотился на борт, чинно докуривая трубку.

— Они избили, хотя больше подошло бы сказать «замесили», двух парней косая сажень в плечах и сорвали замок вместе с засовом, — полуэльф покраснел до кончиков своих заостренных ушей.

— «А это уже горттовские пудовые кулачищи», — Тард невольно улыбнулся.

— Ах, вы находите это смешным! — прошипел помощник, — Посмотрим, что станется теперь. По моему приказу в трюмах дежурит с полдюжины крепких моряков!

— Я бы поставил дюжину, — кивнул Бритва, со скепсисом глядя на самодовольное лицо полуэльфа.

— Дюжину? — оторопел капитан.

— Дюжину.

Полуэльф побледнел, когда за его спиной раздался топот и отборная матросская ругань. Тард вовремя схватил застывшего как изваяние капитана и откинул к борту, прочь с пути следования Гортта.

Рыжебородый гном стрелой несся по палубе в обнимку с бочонком и подгонял еле поспевавшего за ним Карнажа:

— Поднажми, Феникс! У них серьезный численный перевес!

— И дернул же тебя черт, — задыхаясь, ответил полукровка.

— Откуда я знал, что их столько набежит?!

— А ну стойте, ворюги!!! — потребовал возглавлявший погоню детина, держась одной рукой за подбитый глаз.

— Ага, — бросил ему через плечо «ловец удачи», — Держи карман шире!

— Догоним ведь, хуже будет, крысы сухопутные! — загудела толпа.

— Стоять всем! — срывая горло, закричал капитан.

Моряки прекратили преследование и сгрудились возле помощника. Карнаж с Горттом застыли как вкопанные, с изумлением глядя на капитана. Молодое лицо исказила настолько страшная гримаса ярости, что им стало не по себе. Как бы сейчас сказали феларские моряки, он готов был выбить семь склянок из всего сущего.

— Действительно, братва, кончай кипиш, — спокойно произнес Тард и подошел к гному с полукровкой, — Побуянили и будет.

— Я этого так не оставлю!

— Капитан! — холодно одернул Бритва, — Вы ознакомились с нашим патентом?

— Мы в море, а здесь свои законы, — напомнил полуэльф.

— Вот как? — глава убийц драконов повернулся, заложив руки за кушак, — За то, что творили мои товарищи — прощения просим. А вот насчет «законов»… остерегитесь, господа мореплаватели, у тех, кто идет на бой с драконами тоже свои законы! И, когда вы раньше моих парней ушли на корабль, не предупредив нас, вы их нарушили.

Моряки вместе со своим капитаном потупили взор.

— Я вас не виню. Ваше дело доставить нас куда следует. И очень разумно не подставлять свою шею, когда запахло жареным… — Тард презрительно сощурился, потирая перевязанное плечо, — Хотя, я не могу сказать, что это не ваша война. Ежели драконы расплодятся, то несладко придется и Истании, и Феларам — всем, когда на земли королевств ступит ларонийский сапог с перепончатого крыла.

Закончив свою отповедь, Тард повернулся и знаком поторопил друзей убираться в каюту, дабы не мозолить глаза капитану. Никто не стал их останавливать. Тем более Бритва для виду, разумеется, настолько с сердцем принялся их поносить по дороге, что поверили все без исключения, даже сами виновники переполоха.

Карнаж с Горттом озадаченно переглядывались и плелись с виноватым видом за Тардом, тщетно пытаясь понять, какая муха того укусила. Отбрить капитана с командой и тут же всыпать им по первое число. Хотя, риторически, ход оказался верным, как подметил для себя «ловец удачи»: упрек в сторону обвинения и мгновенный переход на порицание обвиняемых. Пусть не было особой хитрости в этом старом как мир приеме, однако не стоило забывать, что первые школы риторики появились как раз в Фивланде. К этому гномов вынудила необходимость, так как в высоких дипломатических кругах издревле потешались над их косноязычием. Карнажу приходилось читать о тех временах и он, порой, с изумлением смотрел на образчики некоторых насмешек, сохраненных историками. Зная вспыльчивость фивландцев, на такие остроты мог решиться только убежденный самоубийца!

Громко хлопнув дверью, Бритва тем самым прервал поток собственной брани. Облизнув сухие губы, гном отобрал у стоящего с выпученными глазами Гортта бочонок пива и отнес на стол.

— Молоты Швигебурга! Оно вспенилось! — Тард с досады грохнул кулаком, — Дурная ты башка, кто же с пивом бегает?!.. Ну, чего стоите столбами? Доставайте кружки… Ишь взяли моду, веселиться и без меня!

Занималось превосходное солнечное утро. Карнаж сидел на деревянных ящиках возле камбуза, довольно зажмурившись и нежась в лучах солнца. Потягивая лангвальдский чай, полукровка то и дело издавал утробное урчание и покачивался, уцепившись рукой за натянутую поверх ящиков сеть, что не давала им съехать в сторону. Моряки, проходившие мимо, опасливо косились на него и прибавляли шаг. Что и говорить, подобное существо им приходилось видеть не каждый день. По чести говоря, единственным нелюдем, которого они раньше наблюдали, был помощник капитана, да и тот, все же, наполовину человек. А гномы… привычны что ли… Некоторые люди даже походили на фивландцев — низкорослые, коренастые и бородатые. И нрав и обычаи схожи.

Феникс чувствовал взгляды на себе, но не подавал виду. Собственно, ему было глубоко плевать. Это утро оказалось для него одним из самых примечательных в жизни. Он проснулся очень рано от зуда в лопатках. Не боли, изматывающей и острой, а зуда, щекочущего и приятного, что наливал тело силами. Полукровка оделся и покинул каюту. Добравшись до камбуза он разбудил повара. Справившись о том, где раздобыть посуду для лангвальдского чая, как и саму заварку, он собственноручно все приготовил и забрался на ящики к восходу солнца. Встретив дневное светило медитацией, Карнаж почувствовал себя еще лучше. Он настолько был рад этому новому ощущению, что хотел продлить его как можно дольше. Даже взял самый крепкий сорт чая из особым образом выжаренных листьев. С опаской втянув через металлическую трубочку густой и тягучий напиток, Феникс скривился от горечи и изогнулся, глухо рыкнув. Волна приятного озноба пробежала по спине с шеи до крестца. Прикончив первую кружку, Карнаж впал в некое подобие транса, и как раз в этом состоянии его наблюдали собравшиеся позавтракать моряки.

— Что же это за тварь? — проворчал себе под нос помощник капитана.

Полуэльф стоял в тени, прислонившись к деревянной стенке каюты и нервно грыз ногти.

— Вы о ком? — спросил рослый моряк, что вчера гонялся за Карнажем и Горттом, тот самый, кому подбили глаз.

Помощник капитана дернулся, так как настолько был поглощен своими наблюдениями, что не заметил, как к нему присоседились.

— Да вот о том рыжем, что урчит на ящиках у камбуза, словно кот обожравшийся сметаны.

— Вроде эльф. Сильваниец, я бы сказал… — почесал в затылке моряк.

— Черта с два! — вспылил полуэльф, — У сильванийцев такие аккуратные ушки, а у этого — эвон какие!

— Ну… а кто же он тогда? — пробормотал совсем сбитый с толку коренной феларец, что с юношеских лет бороздил моря и довольно поверхностно разбирался в расовых признаках обитателей Материка.

— Ладно, как бы там ни было, капитан просил нас примириться с этим убийцей драконов, — полуэльф встал и направился в сторону Карнажа.

Моряк поспешил следом.

Помимо них к ящикам у камбуза подошли несколько наемников из отряда Тарда. Они были наслышаны о недавней конфронтации и решили на всякий случай оказаться поблизости, особенно зная крутой нрав красноволосого полукровки.

— Мэтр Феникс, — начал помощник капитана, — Я хотел бы, так сказать, от лица команды заключить мировую с вами. Мы не знали, что вы сделали для нас всех. Должно быть, это оказалось тяжким бременем для вас.

Карнаж поперхнулся чаем и закашлялся. Он, конечно, предполагал, что Бритва собирался уладить разногласия, но, черт возьми, не раскрывая же все карты, при этом не свои! Иногда широта души фивландцев, по мнению «ловца удачи», оказывалась совсем не кстати.

— Полноте, сударь, я ничего такого не сделал… — начал было Феникс.

— Нет, постойте! — прервал его полуэльф, — Мы не знали что вы рисковали жизнью и совались в рискованные предприятия, оберегая наши жизни!

— «Дьявол забери эту феларскую патетику! Несуразность, которая на глазах превращает палачей в спасителей», — подумал Карнаж, в котором Киракава всегда воспитывал искренность в оценке свершенных деяний, даже своих собственных, — «Вытерпеть бы…»

— Должно быть, вам нелегко далось все это, — продолжал помощник капитана, — Это был бы непростой выбор для любого из нас. Как я слышал, после вашей хитроумной комбинации, воители островитян разорили деревню клана, что был нанят перебить нас.

— «И об этом рассказал… Ну, Бритва, ты сам виноват», — Карнаж отставил сферическую кружку с чаем, — Вы зря идеализируете, господа.

Не открывая глаз, Феникс потянулся и продолжил:

— Меня это не трогает и в малой степени, потому что любой, кто решает отнять чужую жизнь за деньги, должен осознавать последствия. Должен понимать, что у него есть свои слабые места, в которые могут ударить. Островитяне рассчитывали, что люди Тарда и вы плохо знаете их традиции и нравы, а уж особенности тактики и подавно. Однако в этот раз им не повезло, и их просчет дорогого стоил — жизней детей, женщин и стариков.

— Что?! Да как вы… — от подобной отповеди помощник капитана не сразу смог найти слова, чтобы выразить далеко не лестные мысли о том, кто способен на такие рассуждения.

— Вот так, — Феникс протянул руку к кружке, — Ничто не дается даром.

— Нелюдь! — феларский моряк сплюнул под ноги «ловцу удачи».

— Да, сколько себя помню, — подхватил Карнаж с усмешкой.

Чья-то сильная рука схватила за ворот и сдернула с ящиков.

— Прекрати! — послышался возглас полуэльфа, но не слишком убедительный в своей твердости.

— И мы должны «примириться» с таким… таким… выродком!? — стиснул зубы моряк.

— Всё лучше, чем ссориться, — клацнул металлом голос Карнажа, когда он перехватил руку моряка за запястье и открыл глаза.

Полуэльф замер, наблюдая, как зрачки «ловца удачи» расширились. Огромные, черные и нечеловеческие, с диким огоньком внутри.

Моряк пошатнулся, разжав пальцы, схватившие Карнажа за ворот куртки. Но полукровка не отпускал. Глухо и зло урча, он склонил голову на бок, не моргая, с интересом наблюдая за тем, как дюжий феларец слабел, как выражение презрения на его лице сменялось испугом.

Убийцы драконов растеряно стояли в стороне. Они не понимали, что именно происходило, но так не должно было продолжаться долго.

— Феникс, что ты делаешь? — наконец окликнул Карнажа один.

— Я? Ничего, — полукровка с легкостью оттолкнул рослого моряка, и тот плюхнулся на палубу, тряся головой, — Просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

Резко присев на корточки и скрестив содрогающиеся руки перед лицом, Карнаж взмыл в высоком прыжке на крышу камбуза. Издав едкий смешок над изумленными выражениями лиц собравшихся внизу, полукровка спокойно уселся и снова закрыл глаза, подставив спину лучам солнца.

… огромная тень соскользнула и устремилась со скалы вглубь ущелья. До слуха полукровки, там, высоко на заснеженном пике, где он стоял, донесся хлопок крыльев. Огромная тень ускоряла свое падение. Самоубийственно устремившись на острые камни под тонким белым покровом, существо прибавляло скорости, словно там, внизу, было спасение. Спасение от невероятной боли и скорби, которую Карнаж ощущал кожей, хоть и находился так далеко и высоко. Что-то пронзило горечью и отчаянием живот там, где заканчивались ребра. Феникс схватился рукой и согнулся. Нет. Это не перенесенные эмоции, это спазм… или еще что-то. Какого дьявола он должен… вникать!? Не совать свой нос в чужой вопрос — отличное правило «ловчих удачи».

Напор был настолько силен, что полукровку скрутило и он припал на колени, но все равно не пускал. Всеми силами не пускал это нечто внутрь себя. Будто червь, что гложет душу и жаждет напиться слезами, и чем больше обуреваем он жаждой, тем пуще… Карнаж почувствовал, как с приближением огромной тени ко дну ущелья, сильнее становился напор чувств гибнущего существа. Он растерялся, не зная что делать: противостоять или пустить? Что могло быть верным в подобной нелепице? Однако все разрешилось, и ему не пришлось размышлять долго. Грохот живой плоти, махины плоти о камни, треск разрывающейся чешуи и поломанных костей. Будто звуки, что вливались в его уши, сами рисовали картину перед глазами… Потоки крови, содранное мясо, торчащие обломки огромных ребер. Черное крыло, словно парус, изрядно потрепанный в морских баталиях, мученически извернулось и свисает с каменного выступа… Спазм прекратился, и Карнаж выпрямился, глубоко вдохнув холодный воздух, но не отпуская картину перед глазами. Теперь другое ощущение шло изнутри. Феникс жаждал разглядеть, что это за существо разбилось на дне ущелья. Сердце замерло, стоило ему подумать, что это мог быть… Карнаж ощерился и воздел кулак над головой, во всю силу легких издав торжествующий ран'дьянский рев, что металлическим отзвуком пронесся над заснеженными пиками. Протяжный и тягучий, яростный и сильный. Совершенно дикое торжество захлестнуло полукровку: чистое, искреннее, без сожаления до самого конца, до самого дна.

Картина расплывалась перед глазами. В темноту исчезло и ущелье, и пики гор. Темнота окружила со всех сторон. Таращась в нее безумными глазами, полукровка снова и снова пробуждал в сознании звуки, все до единого, что сопутствовали столкновению плоти с острыми камнями. Каждый был сладостнее, чем самые излюбленные песни бардов и трубадуров. Даже столь любимая им мелодия сильванийской флейты меркла перед этим… Вскоре помутнение рассудка спало, отдалив увиденное, будто разом отмахнув в памяти лет на двадцать в прошлое. Как не цеплялся, Феникс не мог удержать сладостные ощущения. Они неумолимо отдалялись и растворялись в темноте вокруг. Обида «ловца удачи» в тот момент походила на обиду ребенка, которого поманили лакомством, но так и не угостили.

Раздосадованный, он остался наедине со звуком своего громкого, частого дыхания. Вместе с тем, начинала возрастать тревога. Полукровка вертел головой во все стороны, но натыкался лишь на пустоту и безмолвие. Стало не по себе. Он прекрасно понимал, что это все сон, но не мог проснуться. Малодушно шевельнулись остатки того жуткого ощущения, что он испытал в Бездне. Они взращивали мерзкого слизня страха. Дай только волю — мигом поползет по спине от лопаток.

Карнаж сжал зубы.

Ну и что? Пусть он не видит даже на чем стоит, если вообще под ногами есть опора. Так уже бывало… Пальцы протянулась к рукояти меча у пояса. Заученным, молниеносным движением выхватил. Уперев клинок в предплечье, выставил согнутую в локте руку перед лицом, заведя за нее безоружную со скрюченными пальцами.

В этот момент Феникс почувствовал, как кто-то посмотрел на него, на этот выставленный несуразный «крест» из рук… с улыбкой сожаления.

— Хронос? — шевельнулись сухие губы полукровки.

Безмолвие царило вокруг.

— Не смей жалеть меня! — черты лица исказила жуткая гримаса.

Совсем один посреди темноты. Похоже тот, кто смотрел, или отвернулся, или закрыл глаза. Феникса взбесило это, хотя в глубине души он понимал, что смотреть действительно не на что…

«Ловец удачи» попятился. Сначала немного, проверяя ногами то… то что было под ногами, ведь на что-то он все-таки опирался подошвами своих ботфорт. Потом уже увереннее. Исподлобья внимательно изучая эту темноту вокруг. Сам себе рисуя вероятность нападения и сам же готовясь к ней… При этом отступая спиной и даже не оборачиваясь.

В результате Феникс налетел на какое-то препятствие.

Нет. Он не развернулся, занося руку для удара, не бросился стремглав вперед, разрывая дистанцию, чтобы потом повернуться и встретить врага в лицо с возможностью маневра. Он столкнулся с кем-то, кто точно также пятился спиной в этой темноте вокруг, и точно также оцепенел.

Руки с оружием опустились сами собой. И у него и у того незнакомца, что стоял с ним спина к спине.

Карнаж с шумом выдохнул.

Они устало опустились и сели, все также не оборачиваясь и не отрываясь от спины друг друга.

Послышался нервный смешок. Женский.

— Кто ты? — прошептал Карнаж.

— Странник Бездны, точно так же, как и ты.

— Мы в Бездне?

— А где еще есть такая пустота?

— И то верно. Но… как?

— Иногда те, кто в душе ненавидят реальность, проваливаются в своей медитации несколько глубже, чем требуется. Ты в первый раз?

— Да.

— А я уже сбилась со счета… Странно что мы оказались здесь так близко друг от друга.

— Возможно, у нас есть схожие причины?

Она деланно рассмеялась:

— Если только твою мать не убили драконы, которые не хотели, чтобы родился очередной убийца их племени?

— Это так и есть!

Осеклась. Помолчали. Напряжение спало с плеч, и они сидели, спокойно наслаждаясь теплом живого существа в окружающей бескрайней пустоте.

— А ты… помнишь… ее голос? — нерешительно спросила незнакомка.

— Конечно, один из самых прекрасных звуков детства для любого, кто дышит и живет.

— Ты рассуждаешь как эльф.

— Я полукровка.

— Бывает…

Донесся чей-то зов. Эхом он рвался в их сторону, словно из невообразимой дали.

— А я вот не помню ее голоса и даже тепла ее рук… Иди — это тебя.

— А как же ты?

— Не беспокойся. Меня тоже скоро разбудят.

Карнаж открыл глаза. Тяжело выдохнув он поднялся и расправил плечи. Тот, кто его звал, там, в пустоте — Феникс даже не удивился…

— Медитация, — коротко пояснил полукровка гному.

— Ну тогда, я думаю, не зря втащил сюда твой чай, — заметил Гортт, — Высоко забрался, не иначе подальше от тех дел, что натворил.

— А что я такого сделал?

— Да вроде бы ничего. Морячка за руку подержал, да так, что тот чуть в обморок не свалился.

Карнаж подхватил кружку с чаем, сделал глоток и поморщился. Холодный.

— Попробовал бы что ли быть дружелюбнее. И не надо на меня так смотреть, — Гортт поежился, — Не знаю какая там медитация — на тебе лица нет.

Сев на край крыши и свесив ноги, «ловец удачи» с лукаво покосился на гнома. Однако тот принял серьезный вид. Феникс вздохнул, готовясь к очередной отповеди.

— Слушай, у тебя что, не было никогда друзей детства или закадычных приятелей? Ну ты подумай, вспомни, — начал Гортт, — У всех они есть. Вот мы с Тардом, не разлей вода уже сколько лет! Куда он туда и я… И чего отворачиваться?! Я дело говорю. Помягче бы ты… да не с моряками, хотя бы с нашими парнями из убийц драконов. А то ощетинился как ёж… На кривой козе к тебе не подъедешь.

— Гортт…

— Хорошо, давай, скажи теперь, что ремесло наемников или пути «ловчих удачи» не предполагают друзей в простом и прямом смысле? Да и кому ты объяснять будешь? Я сам в «ловчих удачи» проходил не один год. А как дело пошло на драконов — так мне и помогла та самая старая дружба. Это легче, чем ты думаешь, приятель. Просто вспомнить нужно.

— А если мне нечего и некого вспомнить?

Наверняка гном был бы еще больше удивлен, если бы кто-нибудь сказал, что в тот самый момент, когда полукровка развернулся, ему, Гортту, единственному посчастливилось на мгновение увидеть то самое лицо, которое до этого встречал только холодный камень одного надгробья… на окраине Лангвальда.

«Ловец удачи» постарался собраться и занял себя на эти считанные минуты тем, что обновил заварку и налил едва теплой воды из кувшина. Гном опешил от увиденного настолько, что принял сферический сосуд из рук полукровки и даже отпил изрядно, хотя никогда не любил горький лангвальдский чай.

— Были у меня два друга. Мы с матерью тогда надолго осели в одной южнофеларской деревушке у границ Сильвании. Хорошее было время… или просто потому, что детям до какого-то возраста наплевать на то, кто из них человек, а кто полукровка или эльф.

— Ну вот видишь! — подхватил Гортт.

— Конечно, я сохранил тепло тех далеких дней в своем сердце. Это очень дорогое мне воспоминание, хоть и в чем-то тяжкое.

— Почему?

— Однажды я пришел на поляну, где мы играли в прятки, а там никого не оказалось. Вернувшись в деревню я узнал, что все собрались на похороны, а детей оставили сидеть по домам.

— Эх люди, — вздохнул гном, — Если им грустно, то почему-то это должно касаться всех, от мала до велика.

— Детям тоже было грустно. Тем более они видели, как кони понесли, возница не успел и… так у меня не стало одного друга.

— Молоты Швигебурга!

— А, через месяц, мы договорились пойти на рыбалку. Собрались спозаранку, ждали-ждали. Он все не шел. Решили зайти за ним по дороге, ведь дом моего второго друга стоял у реки. Все, что мы там нашли — это пепелище. Потом говорили, что хижину рыбака сожгли сильванийцы. Чем все кончилось — я не знаю. Мать решила не дожидаться разбирательств с нелюдями и перебралась вместе со мной в Сильванию.

Помолчали.

— Невеселая история, — заключил гном, — И потом тебе…

— У меня не было даже возможности. Постоянные походы. Детей Xenos укрывали как могли, прятали в самых глухих дебрях под завязку всей заварушки с кристаллами стихий, будь они прокляты. Никто же не знал, сможет мой отец свершить предначертанное или нет… Когда все закончилось, заботу обо мне взял на себя старый мастер, Киракава. Нам тоже пришлось странствовать, не задерживаясь подолгу на одном месте. Как оказалось, не зря. Нашлись те, кто хотел отыграться на потомстве Xenos.

— Шрам?

— Он самый.

— Знаешь, — Гортт спрыгнул на ящики, — Я не стану увещевать тебя. Живи так, как это у тебя получилось, и весь сказ. У нас в Швигебурге говорят: боги никогда не наливают…

— … в твой кубок судьбы столько, сколько ты не сможешь выпить. Я знаю.

Гном улыбнулся:

— Пошли лучше перекусим, сегодня подают каплунов под каким-то там зверским соусом. Говорят, пальчики оближешь.

— Я не голоден.

— Так ты ж ничего не ел со вчерашнего утра!

Карнаж пожал плечами и взялся за недопитый Горттом чай.

— Ну как знаешь, — гном озадаченно почесал в затылке, — Тебя не поймешь, то набиваешь брюхо как троглодит, то моришь себя голодом, как шаргардская модница.

Когда грохнула дверь камбуза, Феникс поднял к глазам ту руку, которой сегодня ухватил моряка за запястье. Пальцы до сих пор чуть вздрагивали. Новый зловещий способ насытиться сильно озадачивал.

— Все назад! Они уже близко! — крикнул старый вояка и первым бросился в коридор.

Имперский меч свистнул в воздухе. Послышался глухой удар, и страж вылетел обратно в зал. Его вовремя подхватили руки солдат. Они отступили от вошедшей фигуры. Из мрака возле распахнутой двери на них смотрели два белесых глаза с кошачьими зрачками.

— Защищайте его высочество! — оттолкнул от себя руки солдат старый страж и снова бросился на фигуру у входа.

— Какой же ты неугомонный, — белесые глаза сузились.

Они схватились у двери. Послышался стон скрестившихся клинков и приглушенный смех, похожий на воронье карканье.

Страж отскочил назад, на свет чадящих факелов. Его противник неожиданно быстро приблизился, молнией вывернув свой клинок.

Солдаты попятились, пока темный эльф ворочал своей жуткой шпагой в кишках стража. Наконец, оттолкнув ногой тело, он поднес клинок к губам и провел языком, слизывая кровь.

— Карасу! Заканчивай это спектакль!

— Как скажешь, Жашка, — темный эльф кинулся за колонну, где сгрудились солдаты, и демонесса с интересом принялась наблюдать за пляской теней на соседней стене, слушая вопли и мольбы о пощаде.

Превосходная работа опытного и безжалостного палача.

Чернокнижница развернулась, услышав за своей спиной шаги.

— Гюрза, почему так долго?

— У жены кронпринца оказались две телохранительницы из джарров, — полуэльфка фыркнула, откинув с лица сбившиеся локоны, и положила к ногам демонессы три женские головы.

— Ах! Какая чудная резня, не правда ли? — промурлыкала Жашка, взяв голову принцессы, — Фи! Какой позор! Супруга будущего правителя одного из городов триумвирата империи оказалась крашенной брюнеткой. Видать истощились запасы голубых кровей. Как вовремя мы вмешались.

— А разве не белокурые являют собой самых желанных невест?

— Только не для имперцев, дорогуша! Заранийцы чтят заветы предков: глаза как угли, волосы цвета воронова крыла, а кожа — медного бархата.

— Какая бездарность придумала такую формулу? — поинтересовался Карасу, подперев спиной колонну и критически глядя на разливающуюся из-за нее лужу крови.

— Не знаю, — честно ответила демонесса, — При любом дворе его величеств всегда найдется дюжины две-три отборных пасынков муз. Поди разбери, который из них, найдя-таки вдохновение на дне бутылки, вымучил эти строки.

Темный эльф презрительно фыркнул и пошел вглубь залы.

— Ваше высочество! Ну где же вы? — позвала Жашка, — Неужели ищите потайной лаз, чтобы спасти свою жизнь? Это пустая трата времени. Ваш родитель, одержимый манией преследования, когда сам был кронпринцем, приказал завалить его.

Из темноты на другом краю залы выступила фигура юноши. Он гордо задрал свой подбородок, сверкнув глазами на подступающего к нему палача.

— Я не боюсь смерти!

— Браво! — демонесса даже захлопала в ладоши, — Чего бояться, когда вокруг умирают другие, защищая вас! А что скажете, теперь, когда их нет, а ведь мы пришли сюда только для того, чтобы убить вас? И не станем слушать ничего об откупе, даже при всем вашем немалом состоянии.

— Но… — молодой человек малодушно шагнул назад.

— Никаких сделок, никаких увещеваний. Вы умрете через несколько мгновений. Вот и всё. Карасу!

— Подождите!!! — кронпринц поднял руки, закрываясь от воздетого над ним клинка темного эльфа.

— Xal dossta ul illindeth doere ulan dos![15] — произнеся эпитафию по всем канонам, палач прикончил жертву также по всем канонам, перехватив шпагу двумя руками клинком вниз, он пронзил горло его высочества.

— Ну вот и все, — заключила демонесса, — Теперь мы свободны и можем продолжать наш путь. Как ни крути, а политические интриги всегда были на руку творческим умам. И теперь, когда несчастный правитель, снедаемый манией преследования настолько, что предлагает свободу и кучу денег тем, кто избавит его от подозрительного наследника, наконец, обрел покой, я думаю, он выполнит все обещанное.

— Вы так уверены в этом, госпожа? — нахмурилась Гюрза.

— Если мы не будем терять времени даром. Поверь мне, я насмотрелась на таких маньяков досыта. Несколько дней он будет пребывать в эйфории, почувствовав себя в безопасности. Потом забеспокоится на наш счет. Но мы будем уже далеко и, когда ему об этом доложат, он будет вдвойне счастлив… Пока снова не найдет очередной объект для своих бесконечных подозрений.

— Как быть с деньгами? — спросил Карасу, вытирая свой клинок о рубаху убитого стража, — При всем уважении, мешок довольно тяжел, а швигебургских банкиров в империи никогда не было. Ведь только они имеют филиалы по всему Материку.

— Успокойся, мой воин, — улыбнулась Жашка, — Съем лаборатории на побережье я уже оплатила через подставное лицо… Если, конечно, наша спутница еще не передумала.

— Нет… не передумала, — понурила взор Гюрза.

— Это необходимость, — отрезала демонесса, — У меня нет веры в твою лояльность. Однажды предавшая уже никогда не будет пользоваться доверием. Но после трансформации мы сможем полагаться на тебя всецело. Не говоря уже о том, что ты станешь гораздо сильнее.

— Разве на это ушли все деньги?! — изумленно вскинул брови Карасу, — Да там хватит на то, чтобы купить сотню лабораторий и к ним небольшое графство, где все их и разместить!

— Ты забыл о нашем надежном друге и поручителе. Кто как ни Черные Псы нуждаются сейчас в деньгах! Кому как ни Ройгару мы обязаны нашим чудесным избавлением. Поистине этот рыцарь — гений дипломатии! Коль скоро смог убедить его всеподозрительнейшее величество, что мы можем быть гораздо полезнее с головами не отделенными от корпуса.

— Хорошо, я положу всю сумму на предъявителя, — кивнул темный эльф.

— Поспеши, я не уверена что гильдия магов надолго отменит запрет на телепортацию в Империи Заран.

Карасу поклонился и, запахнувшись в длинный плащ, растворился в темноте коридора.

— А нам пора в лабораторию, — промурлыкала Жашка, подняв своей рукой голову Гюрзы и глядя той прямо в глаза, — Мы управимся как раз к его приезду.

Круговое движение кисти чернокнижницы отдалось треском в глубине зала, надорвав ткань пространства возле ближайшей колонны.

В то время, когда очередная монархия в империи Заран лишалась единственного наследника, иное значимое дело обретало своего последователя. Или, вернее, последователей. Единственный оплот орденов стихий, которому посчастливилось целиком сохраниться в эпоху Сокрушения Идолов, дал приют двум могущественным чародеям.

Даэмас и Зойт не теряли времени даром. Вопреки предположениям первого, Красные Башни не обрели статуса святыни, как бы произошло с любым местом упокоения достойных магов какое-то столетие назад. Новые времена требовали практичности, сметая начисто остатки благоговения и уже в голос насмехаясь над сакральностью. Еще одни ненужные мифы пополнили свалку истории… И, если Зойт, привычный к ларонийскому скепсису и черствости, не был удивлен посланием от председателя совета гильдии магов Шаргарда, то Даэмаса, воспитанного пусть и в духе чародейского модернизма, но с оглядкой на древние нерушимые каноны, требовательное письмо повергало в шок. Коротко и ясно давалось понять, что означенные Башни не станут святилищем угасшего ордена и его саркофагом… слишком расточительно. Наоборот, глава совета требовал выгрести оттуда все, что можно, разве только не вместе с мебелью и крысами в придачу!

Точно такие же указания в скорости получил и Зойт от Окулюса Берса. Оба чародея с удивлением переглянулись. Вот оно! Кто бы мог подумать, что в Шаргарде засела настолько сильная диаспора магов? Если Форпат сразу заявил о себе, скрывая подлинное лицо за ширмой возрождения, то феларские маги работали в глубоком подполье.

В принципе Даэмас подозревал, что не все так спокойно в северном королевстве, как казалось на первый взгляд. Куда там! Никаким сильванийским или заранийским магам, да пусть даже самой ларонийской гильдии, с ее немалыми вливаниями драконьего золота, и не снилось доставить послания за семью печатями на край мира всего за пару дней.

Настолько грубо раскрыть карты эти две фракции могли позволить себе только потому, что давно соперничали друг с другом… Холодные и расчетливые теоретики и ученые, а против них — столь же холодные и расчетливые практики и интриганы. В решительную минуту они действовали поразительно единодушно.

Множество выводов сделали Зойт и Даэмас, просиживая долгие вечера возле старого камина в зале для приемов. Опять же разговор с живым пламенем — Рэйтцем, оставил свой след в их душах. Дух архимага с горечью вещал о повторении истории, об охоте за могуществом орденов стихий… О том, как быстро угас энтузиазм первых лет после того, как кристаллы стихий были отправлены в земную твердь… Он сам был среди тех, кто в первые годы понял, насколько ослабла магия. Ничто и никто не способны были переубедить наследников эпохи чародейства, когда могущество было настолько весомо и масштабно, что только глупец стал бы с ним спорить! Маги, за прошедшие годы, сами превратились в «ловчих удачи». Они без зазрения совести охотились за могуществом, кто в одиночку, кто сообща, искусно пряча все это за вывеску Возрождения. И плевать хотели на наследие Xenos, на записи о Восставшем, за которым охотились сами драконы. Здесь и сейчас — вот что имело значение! Кому какое дело до будущего, если лично себе можно урвать кусок… Власть, золото… В ущерб миру, в ущерб другим, в ущерб себе… Иной раз казалось, что те, кто так яростно пилили сук, на котором сидели, считали, что неважно рухнуть или нет, а важно как рухнуть… Желательно с помпой. За примером не надо было далеко ходить — Восемь Орденов. Их колоссы обрушились, но наделали столько шуму, словно разнеслись по миру сотней тысяч иголок, пронзая самолюбие даже самого последнего ничтожества, что только и способно было после недели бдений над амулетами и катализаторами магии зажечь, наконец, костер без огнива.

Всю сложность положения Зойт и Даэмас осознали, когда, среди прочей корреспонденции, наткнулись на невзрачное и потрепанное письмо с печатью черепа. Банальный символ заклинателей мертвых содержал совершенно неожиданный текст. Не угрозы и не требования, а всего несколько строк скорее дружеского совета, нежели высокомерно брошенного предупреждения:

В этом совете был смысл. Весь Материк за прошедшие несколько месяцев наводнили слухи о некоем могущественном некроманте, который бросил вызов наследию Визардеи и усмирял силы, таившиеся в древнем оплоте, попутно отправляя на тот свет всех любопытствующих без исключения. Не щадя даже таких же заклинателей нежити, как он сам, Кассар железной рукой сводил последний источник стихии смерти в Ничто. Это требовало немалого мужества и умения, ведь, следуя давно высказанной самим некромантом аллегории, он добровольно сел на бочку с порохом и пытался задуть фитиль. Дела Зойта и Даэмаса обстояли не намного лучше. Хоть источников, как таковых, в Красных Башнях не осталось, ведь с духом Рэйтца исчез последний, но библиотеки ломились от знаний.

Орден Огня обосновался слишком далеко от алчных рук и, после Сокрушения Идолов, единственный не озаботился уничтожением своего наследия. Остальные ордена стихий имели резиденции на Материке и встречали Xenos у порога, так сказать. Соответственно Аир А'Ксеарн и его сторонники, не щадившие ни старого ни малого, вырубали под корень все, что попадалось им под руку после того, как переступали через тела защитников. Архимаг же стихии огня встретил свою смерть в жерле вулкана Фойервельта, поручив своим сторонникам скрыть местоположение Красных Башен. Крупица жертвенности, проявленная им в стремлении к благу мира в будущем, оказалась теперь в руках Зойта и Даэмаса. Жаль, но напрасны были усилия архимага… В новом мире к сохраненному им ценой собственной жизни тянулись такие руки, что впору было содрогнуться.

Письмо Кассара сподвигло Зойта и Даэмаса перейти от слов к делу, хоть они и получали огромное удовольствие от общества друг друга, все-таки и тому и другому не каждый день удавалось выловить в потоке лиц и идей действительно независимого и здравого собеседника. Однако, даже если заклинатель мертвых за тридевять земель от них пришел к тому же умозаключение, что посещало не раз и их головы, то действительно следовало поспешить.

— К делу нужно подойти с умом, — объявил Зойт вечером на балконе, где они отдыхали после целого дня проведенного в библиотеках ордена.

— Разумеется, — кивнул Даэмас, — Как-никак на кону наши головы!

— Вы тоже пришли к такому заключению, — улыбнулся ларониец, — Но они были поставлены на кон еще до того, как мы вступили в то побоище у подножия.

— Я о том и говорил, мэтр.

— Превосходно. Тогда отбросим лишние размышления по этому поводу?

— Согласен, — чернокнижник взял глиняный сосуд с лангвальдским чаем, который уже достаточно настоялся, — Тем не менее одного просчета не удалось избежать ни шаргардской гильдии, ни форпатской фракции.

— О чем это вы? — эльф последовал примеру Даэмаса.

— Это был неизбежный просчет, коллега. Им пришлось послать лучшее из того, что имелось и не входило официально в их ряды. То есть вас, находящегося под протекцией самого Окулюса, и меня, «доброго друга» шаргардской гильдии. Но вот незадача, у таких как мы часто имеется своя голова на плечах.

Ларониец рассмеялся и согласно поднял сосуд с чаем.

— Другие бы просто не справились с подобной задачей, — усмехнулся чернокнижник, — Шаргардская гильдия пыталась и их постигла неудача. Сокрушительнейшее, доложу я вам, поражение, мэтр. В теперешние-то времена потерять с дюжину адептов и практикантов.

— Гром и молния! Доколе будет продолжаться привычка у людей делать ставки чужими головами даже там, где вероятность успеха при подобном подходе просто смехотворна?! — Зойт переменился в лице.

Даэмас только развел руками. Само собой разумеется, как он считал, что глава шаргардской гильдии никогда не будет охотится за наследием орденов стихий лично, сиречь собственной персоной разбрасывать всякую шваль от Красных Башен и копаться в пыли библиотек под взглядами потревоженных крыс.

Ларониец откинулся на спинку плетеного кресла и, глядя прямо перед собой, с силой втянул чай через трубочку.

— Вам не понять это в Лароне, — вздохнул чернокнижник, — У вас не принято швыряться чужой жизнью, и даже во время войн ваш народ очень разумно распределял свои силы. Хотя иные утверждают, что белые эльфы сражаются фанатично и не жалеют своих больше, чем врагов.

— Ха! Хотел бы я посмотреть в лицо тем умникам! — сквозь зубы процедил эльф, — Именно потому, что нас мало, наши армии и попадали в окружения с незавидной регульярностью! Поэтому приходилось продавать свои жизни как можно дороже. Лишь спустя много лет в совете при нашем императоре появились толковые стратеги, готовые замарать свои руки в карательных операциях.

— Верно, ведь халфлинги едва ли не плодовитее людей…

— Даэмас, я сам и мои братья участвовали в этом. Поверьте, никто не разделял вашего цинизма, но… мы жгли детей и женщин запирая их в домах. Иначе через какой-то десяток лет у наших границ появится очередная армия озлобленных мстителей за смерть отцов и братьев. А ведь те гибли по той же причине, совершенно забывая, что конечная цель любой войны — это мир. В результате будет бесконечная мясорубка, где месть и личные счеты станут самоцелью…

— Простите меня, мэтр.

— Полноте, я не настолько болезненно реагирую на это. Так что же нам предпринять в нашем положении? — поспешил сменить тему Зойт.

— Нас прикончат так или иначе. Если мы попытаемся скрываться — это ничего не даст, я думаю, вы это понимаете. Стоит нам попробовать, как Окулюс Берс, например, отменит свою протекцию, и вас настигнут сыскари из ларонийской канцелярии. Если ему этого покажется мало, то он приведет их и на мой след. Шаргардские же маги посодействуют, да еще и приберут к рукам мою башню. Без моего присутствия она долго не продержится под их напором, тем паче инквизиция давно имеет зуб на обиталище моих предков…

— Скверно-скверно.

— Однако, я думаю, вы тоже рассчитали другой вариант развития событий?

— Разделяй и властвуй? — ларониец лукаво посмотрел на чернокнижника.

— Именно! Они хотели получить знания — они получат их. Но никто не говорил каким образом и в каком виде.

— В таком случае нам остается только договориться, кто из нас какую часть возьмет на себя, чтобы у противников не возникло искушения убить одного из нас. Маги таковы, что никогда не уничтожат источник уникального знания, пусть и в стане противника. Скорее будут пытаться привлечь его на свою сторону.

Неожиданно возникла пауза. Другие бы на их месте безгранично радовались тому, что судьба даровала в их руки разом и власть и возможность обезопасить свои жизни. Но оба понимали какой ценой это будет куплено и какой груз возложит на их плечи. В конце концов, так или иначе знания окажутся в одних руках — да! Однако любой чародей старой закалки всегда помнил, что получить знания и быть достойным их — это не одно и тоже.

Собственными руками предавать огню книги и свитки, а ведь на некоторых красовались печати, возможно, даже их далеких предков. Понимать, что подобные знания придется оберегать, и единственной защитой будет служить лишь жизнь обладателя. Жизнь одного существа, против алчности и жажды власти всего Материка. Таким образом им двоим предстояло дать себе обет быть всегда готовыми расстаться с ней, с самым ценным сокровищем, будто уже заложенным в ломбард судьбы…

Вышедшего на палубу Карнажа встретило холодное и пасмурное утро. Полукровка поежился и направился к Тарду и Гортту. Двое гномов стояли у борта корабля и о чем-то судачили, задумчиво раскуривая свои трубки.

— Проклятый туман! Кормчему придется сильно постараться в этот раз, — посетовал Бритва, закусив мундштук.

— В прошлый раз как-то проскочили. А в этот управились быстрее, даже шторм не задержал и вот те раз — на три дня раньше срока и аккурат утром, — нахмурился Гортт, — Погоди-ка! Случаем не потому ли нас шаргардская чародейская братия запихнула в ту бурю?

— Ублюдки, — как-то устало изрек Тард, — Торопливость хороша при ловле блох, а не в таком деле.

Феникс с удивлением воззрился на гномов. Как они могли вот так спокойно толковать о своем, когда вокруг… Полукровка как зачарованный подошел к борту и свесился, глядя в густую пелену тумана. Его слух ласкали совершенно дикие и незнакомые доселе звуки. Они, медленно нарастая, поднимались будто из самых глубин и плыли вместе с туманом по палубе. Походящие чем-то на свист, но искаженный практически до неузнаваемости, они доносились то издалека, словно набирая свою силу где-то посреди полета до корабля и ослабевая и растворяясь на палубе, то совсем близко, будто вскарабкиваясь из-под днища корабля и вибрируя на досках обшивки. Создавалось ощущение, что сам Северный Океан вторил им, словно бормоча своими водами.

Феникс впервые слышал подобное. Ему даже на мгновение показалось, что вода вокруг живая, словно они плывут по спине огромного существа. Эхо овладевало слухом «ловца удачи» настолько, что окружающее переставало казаться реальным.

Полуэльф вовремя подошел и ухватил за рукав чуть не свалившегося за борт Карнажа. Их замутненные взгляды встретились.

— Впервые? — пробормотал помощник капитана.

Что-то так крепко связало язык Феникса, что он не смог ответить и только утвердительно кивнул.

— Потерпите, когда причалим — пройдет, — посоветовал полуэльф и, придерживая «ловца удачи» за руку, отвел того к двум бочкам возле мачты.

Усадив на одну Феникса, а на другую усевшись сам, помощник капитана всучил полукровке огромную кружку лангвальдского чая, точнее ему пришлось разжать ватные пальцы и сунуть в них сосуд.

— Пейте, — коротко посоветовал он, основательно прикладываясь к трубочке своей кружки, — Если сейчас уснете — будете дрыхнуть неделю, если вообще проснетесь.

Карнаж хотел спросить, но получилось это не сразу. Только после полудюжины крупных глотков крепчайшего чая, от которого вкусовые сосочки на корне языка принялись сходить с ума и выдавать то горечь, то сладость, язык наконец-то развязался.

— Что это за звуки?

— Песня Северного Океана, друг мой. Как видите, слышим ее только мы и для нас, полукровок, это еще отголоски. Чистокровный эльф давно бы… — помощник капитана выразительно махнул рукой.

— Проклятье, — Феникс вцепился зубами в металлическую трубочку.

Лангвальдский чай, наконец, остановил распространяющееся по всему телу покалывание, обездвиживающую легкость и пустоту, оставив только странную негу.

Гортт, с интересом наблюдавший за всем происходящим, подмигнул Тарду и сказал:

— Верным курсом идем! Эвон как наши с эльфийской кровью забалдели.

— А ты не скалься! — шикнул на друга Бритва, — Тоже мне, нашли по кому сверяться. Им сейчас худо. Оба бледные как холст, бедолаги.

— Говорили, если уши заткнуть, то…

— Чушь собачья! Проверяли же сто раз. Лучше им еще чая принеси, а я пойду остальных будить.

Помощник капитана добавил в кружку слишком много воды и сдавленно зашипел, когда горячая жидкость перелилась через край и пробежала по пальцам.

— Я слышал много историй о Северном Океане, — пробормотал Карнаж, — Но о таком месте ни разу.

— Разумеется, сударь, ведь далеко не все рискнут причалить в доках Venorik Suul[16] без особого приглашения. Да и кто бы попробовал, если эта потаенная цитадель не значится ни на одной из сколько-нибудь доступных карт?

— Ну, а если выкрасть одну из «недоступных» карт в канцелярии Фелара? — «ловец удачи» натянуто улыбнулся.

— Не советую, сударь. Может статься, от канцелярских сыскарей вам и удастся унести ноги, но от velg'larn темных эльфов не спасалось еще ни одно живое существо.

— А были ли вообще такие храбрецы? Хотелось бы услышать, что они на это скажут.

— В таком случае ступайте на тот свет и там поспрашивайте. Может и найдете кого.

Обоих неожиданно скрутило и они согнулись на бочках, побросав кружки и закрыв уши ладонями. Звуки резко обострились, словно пламя лампады, что в последний миг вспыхивает ярче, и схлынули, также резко умолкнув.

Полукровки привалились спинами к бочкам и судорожно глотали воздух, как выброшенные на берег рыбы. Капитан стоял рядом, сложив руки на груди, и внимательно наблюдал за ними:

— Земля! — возвестил смотровой с мачты.

— Отлично, — сказал сам себе капитан, развернулся и пошел к рулевому.

— Какого дьявола!? — заскрежетал зубами Карнаж.

— Успокойтесь, — посоветовал полуэльф, — Как прикажете им искать дорогу в этом тумане, что стоит здесь испокон веков, если отказывают даже военные компасы с защитой гильдии магов Шаргарда? Хорошо еще, что стараются явно нам этого не показывать.

— Да уж, большое утешение!

— Вы как, братцы? — Гортт стоял рядом, держа в охапке кувшин и две кружки, — А я вам тут… еще чайку принес.

Сказанное звучало тепло, но как-то неловко и виновато одновременно… Складки на лбах полукровок разошлись и они с благодарностью посмотрели на гнома. Вскоре к чаепитию присоединились несколько квартикантов. Хоть эльфийской крови в них было кот наплакал, но им тоже пришлось несладко. Моряки и наемники вышли на палубу. Они облегчением посмотрели на приближающиеся сквозь туман очертания доков Venorik Suul и вдруг засуетились, похлопывая по плечу, поднося свежий чай. Феникс видел искреннее сочувствие и благодарность во взглядах людей и гномов, что столпились возле сидящих кружком пасынков эльфийского рода.

— «Идиллия на щепке в луже», — подумал «ловец удачи», когда один из моряков пообещал по кружке доброго эля темных эльфов каждому… из живых компасов.

Карнаж пытался поймать взгляд Гортта, но тот молча стоял рядом, опустив глаза в палубу. Почему гном ему об этом не сказал? «Ловец удачи» не сводил глаз с друга и молча тянул лангвальдский чай, как вдруг выпустил металлическую трубку — за спинами наемников и моряков промелькнули две фигуры, которые несли одного из моряков. Бледная как мел рука бедолаги соскользнула с плеча, и на палубу из разжавшихся пальцев выпал медальон в виде кленового листа с изумрудом посередине. Медальон Сильвана. Один из моряков чертыхнулся и поспешил подобрать побрякушку. Случайно встретив взгляд широко распахнутых черных глаз он замер, поджал губы и, отвернувшись, снова подхватил тело полукровки и вместе с напарником они оттащили того к трюмам так быстро, словно за ними кто-то гнался…

Неспешно проходя возле борта Феникс косился на торчащие из воды у береговой линии рифы. Словно острые драконьи клыки они проплывали в стелящемся над водой тумане. Вот куда должно было завести корабль шаргардской гильдии это зловещее место. Полукровка не стал дознаваться каким образом капитан ориентировался по тем членам экипажа, у кого была часть эльфийской крови. Хотя догадывался.

Остановившись, «ловец удачи» проводил взглядом то, что осталось от выброшенного на рифы корабля. Немного, и скорее всего потому, что обитатели приближающихся доков Venorik Suul были стеснены в строительных материалах. Собрать остатки чьей-то жизни для того, чтобы подкрепить собственное бытие на этом гниющем нарыве… Или простое бельмо на глазу у хрониста, который, зная о существовании потаенных цитаделей на северной оконечности Материка, никогда не будет полностью уверен, даже если пересилит себя и напишет-таки, что наступили долгожданные мир и покой.

Огромный кусок земли, усыпанный пеплом лесов край. Разлагающийся ломоть, куда во время странствий ни за какие посулы не хотел попасть Карнаж, теперь стал заманчив. Там было опасно, там творилось черти что. О, да! Как часто это приходилось слышать. И пересказывалось все из уст в уста в основном теми, кто и близко ни разу не был. А полукровка был… на самом краешке. Даже когда его по пятам преследовал убийца темных эльфов, нанятый Рейтцем из Красных Башен, «ловец удачи» побоялся скрыться, переступить границу Истании и утопить подошвы ботфорт в черном пепелище, мертвом лесе, раскинувшем руки с запада на восток. Поверженный гигант древних времен упирался пятками в горную гряду на юге и припадал головой к водам океана на севере. Сгореть в окружении вод… Пасть на грудь, придавив собой жертв, принесенных во имя мирного договора Ларона и Истании. О, нет! Этот край мира слишком ужасал своей неизвестностью и запахом смерти, и куда больше, чем во сто крат более реальный кинжал наемного убийцы.

— Не меня, случаем, ищешь, Феникс? — окликнул проходящего мимо «ловца удачи» Бритва.

Карнаж остановился и посмотрел на гнома.

— Валяй. Я знаю что ты хочешь спросить…

— Ничего, — тут же перебил полукровка.

— Прости, но самый простой способ преодолеть это место… — не унимался Тард, но Карнаж снова его перебил.

— Ничего о нем не знать.

Бритва замолк. Выждав несколько мгновений он вдруг улыбнулся и сказал:

— Ты уже почувствовал? Этот дух, что витает здесь? Что ж, рад приветствовать вас, мэтр Карнаж, в самом свободном месте на Материке и во всем мире! Клянусь кишками Основателя!

«Ловец удачи» картинно расшаркался перед гномом и поблагодарил.

— В чем же заключается его свобода, сударь? — спросил «ловец удачи» с нескрываемым сарказмом.

За свою жизнь полукровке приходилось слышать такие слова если не в каждой вольнице, то, по крайней мере, достаточно часто, чтобы они успели набить оскомину. И, как правило, они оказывались далеки от правды пропорционально пафосу, что изливался с таких вот признаний в его длинные острые уши.

— Ты тут рожи-то не корчи, хулитель, — одернул Тард, — Я дело говорю.

— Не сомневаюсь, — поспешил вставить Карнаж, — Но очень хотелось бы знать, чем здешняя «свобода» свободнее тех «свобод», что на остальном Материке?

Гном задумался. Что и говорить, полукровка требовал объяснений вполне обоснованно. Тем паче такой бродяга, что «наелся» досыта сказок о свободах вольниц и, всякий раз расхлебывая из общей бадьи вместе с наемниками и ворами очередную кашу политического эксперимента, имел право на свой скепсис. Следовательно, Бритва должен был оказаться убедителен и хорошо подбирать слова, не так как он сделал до этого. Подобная фраза годилась для обращения главаря разбойничьей шайки к своим недалеким последователям, которые и в самом деле считали, что грабили «богатых» с намерением накормить-таки когда-нибудь «бедных». Однако и сама нужда разъяснений возникла перед главой убийц драконов впервые. Так вышло, что более никто из отряда не потребовал разъяснений. Поголовно подчинившись общему, почти романтическому, настроению, щедро приправленному жаждой битвы, наемники начали готовиться к походу через Пепельные Пустоши.

— Как тебе сказать, — начал Бритва, — Возьмем наш Материк: на нем всегда и всюду драконы считаются либо великим благом, хранителями мироздания и прочее, либо настолько же великим лихом нашего времени. Эпохи, когда эти крылатые твари жили порознь не в счет.

— Согласен, — поддакнул Карнаж, — Потому как, озабоченным идеями выживания в своем одиночестве, им не с кем из соплеменников было разглагольствовать о судьбах мира. Теперь же все по-другому. И я тому пример.

— Ну, раз ты все так хорошо понимаешь, тогда, не блуждая вокруг да около, скажу прямо: здесь драконы — объект охоты, такой же, как косуля или олень в охотничьих угодьях феларского графа. Также просто здесь обстоит дело и со всем остальным. Божества, короли, история или сама судьба… Короче, можешь забыть старых вершителей. Здесь их нет.

Глаза полукровки загорелись. Наконец-то! Есть место на Материке, где драконы лишены сакрального статуса. Где их могущество не ставят и в грош! И, вдобавок ко всему, альфа и омега истины — ты сам.

Тарда передернуло, когда он увидел, как заострились черты лица полукровки, как заблестели его огромные черные глаза.

— «Черт возьми, вот это эффект!» — подумалось гному, с изумлением наблюдавшему способность Феникса к мгновенному преображению.

Спокойное, слегка усталое, но живое лицо наполовину эльфа преобразилось в злую маску, исказившую тонкие черты до такой степени, что они казались неестественными и в своем восторге, и в остальных обуревавших владельца эмоциях.

До этого Тарду уже доводилось видеть Карнажа таким. Тогда, когда он, Бритва, пинками выпроваживал наемников из борделя в ночь, чтобы никто не успел помешать им утром вернуться на корабль. Гортт, чьи вести явились причиной поспешного отправления убийц драконов, не считая настораживающего бегства моряков, куда-то запропастился, и гном решил сам напоследок навестить Ютай перед отплытием, поблагодарить за радушный прием и все в этом духе. Это могло стать для него роковым решением. Не успел он подняться по ступеням к коридору, ведущему в ее апартаменты, как кто-то толкнул его в темноте и он кубарем слетел вниз. Что-то свистнуло в воздухе, и Тард ощутил жгучую боль в плече. Кто-то набросился сзади, пока Бритва с руганью выдергивал дротик. Но голыми руками такого головореза, каким был гном, взять оказывалось невозможно. Перехватив удар он сунул тот самый дротик в горло островитянина, с головы до ног одетого в темно-синие одежды. Опрокинув противника, Тард оперся рукой о стену. Перед глазами все плыло, ноги подкашивались и к горлу подступала тошнота. Яд… Выхватив топор, гном двинулся по лестнице к комнате Ютай, опасаясь за ее жизнь.

Не успев ее окликнуть, Тард тут же схватился с двумя убийцами поджидавшими в темном коридоре. Куда там… Оба через мгновение свалились под ноги с прорубленными головами.

— Ютай!!! — громко позвал гном.

Когда он добрался до двери, силы начали покидать его. Внутрь гном вломился громко. В комнате его встретила занимательная картина. Один из убийц валялся на полу с заколкой вогнанной в ухо почти целиком, а хозяйка борделя спешно одевалась, положив под руку короткий меч.

— Синоби, — коротко сообщила она, подхватывая оружие.

Дальше гном помнил очень плохо… Она тащила его куда-то по коридорам. Иногда они останавливались и Тарду приходилось изрядно поработать топором. Он помнил крики Гортта, спешившего на выручку и… как этот крик заглушил хрип над самым ухом. Гном обернулся и встретил скорчившуюся физиономию синоби, дрыгающего ногами в воздухе. Из-за плеча несчастного Бритва впервые увидел то страшное лицо полукровки: Карнаж обвил шею синоби удавкой и тянул за деревянные рукоятки, сжав зубы в яростном оскале. Послышался жуткий хруст, и голова островитянина слетела с плеч… Полукровка оттолкнул Ютай, ступив вперед. Синоби попятились от него.

Все как один.

— Zannin! — вскричал кто-то, и гном явственно почувствовал ужас в этом вопле.

Тут подоспел Гортт, и началась жуткая расправа. Казалось, двое этих рыжих пытались перещеголять друг друга в изощренности, изрубая противника в куски. Взрезая глотки, подрубая ноги, вспарывая животы. Гортт делал свое дело как всегда — тихо, но с азартом отменного рубаки, который всегда рад хорошей драке. Карнаж же сражался как припадочной, выгибаясь всем телом, выкручивая клинком такие финты и с такой ужасающей скоростью, что лезвия было не разглядеть. И этот ран'дьянский металлический рык, что резал уши, нечеловеческие выкрики, с легкостью перекрывающие вопли жертв…

Тард тряхнул головой. Феникс прошел мимо, подобно грозовой туче, что вот-вот посыплет молнии и град.

Гном проводил полукровку взглядом и вздрогнул. Ран'дьянцы и раньше вызывали в Бритве смутное чувство тревоги, но этот, пусть даже наполовину их крови, порождал вокруг себя такую волну ненависти, когда речь заходила о деле, что чудилось, будто его месть — это живое существо, идущее рядом, пусть и невидимое, но ее присутствие ощущаешь всей кожей.

— Молоты Швигебурга! — протянул себе под нос Тард, — Чую, каждая его слезинка на могиле матери будет оплачена бочкой драконьей крови…

— Какая наглость! — прошептал Даэмас, едва его нога ступила через серебряную цепь, что перегородила улицу, ведущую в небезызвестный квартал в Шаргарде, где обретался чернокнижник после своего переезда в феларскую столицу.

Всюду сновали адепты гильдии магов. Одни проверяли ауру треклятыми кристаллами на цепочках, от которых шел кошмарный фон, и без того нестерпимый любому стороннему чародею, да еще и в таких количествах. Другие собирали с мостовой камушки и всякий мусор серебряными щипцами, запихивая в маленькие мешочки, испещренные таким количеством охранных знаков на ткани, что наверняка надобность во взятых образцах пропадет через четверть часа пребывания в таких вместилищах.

Чернокнижник даже замер среди этого расцвета дилетантства, граничащего с шарлатанством, не говоря уже о грубых нарушениях огромнейшего числа простых правил, за соблюдение которых не одно столетие в академиях отбивали палками руки! В былые времена… О! Как он по ним тосковал.

Столица изумила Даэмаса, едва он успел сойти на пристань и расплатиться с капитаном. Пока он шел по докам, на его пути с назойливой регулярностью попадались пьянчуги с глазами вареных раков, что пошатываясь слонялись по улицам, распространяя вокруг себя удушливую смесь из запахов немытого тела, вчерашней попойки дешевым пивом и столь же скверного табака имперских провинций. Это вынудило чернокнижника поднять ворот по самые глаза, застегнув его на все возможные пуговицы, отчего его не сразу признали возле собственной башни.

Даэмас шел к своему жилищу, по дороге размышляя над тем, какие еще празднества изобрел его величество пока длилась экспедиция в Красные Башни. Попутно с далеко не лестными заключениями касательно социальной политики августейшей особы, чернокнижник со счету сбился от непрошенных «исследователей», на которых он натыкался чуть ли не на каждом углу. Что-то тут было не так, иначе как понимать подобное хамство?

— Стойте, сударь! Куда вы?! — вдруг окликнул Даэмаса молодой адепт.

Не успел чернокнижник найти что сказать, как его сноровисто ухватили за рукав.

— Не дерзите юноша, руки прочь! — процедил сквозь зубы Даэмас.

— Это место находится под опекой гильдии магов Шаргарда!

— Что?! — чернокнижник рванул рукав на себя.

Адепта отбросило на добрых тридцать футов. Взгляд Даэмаса остановился на ступенях его жилища, где ползали маги, подобрав полы своих роб. Дверь, на счастье, еще не была ими вскрыта.

Практиканты попятились от странной фигуры, что широким шагом двинулась к башне, сметая с пути любого, кто пробовал подойти ближе чем на десяток ярдов. Размахивая левой рукой и иногда спуская с нее несильные заклятия телекинеза, что стоили особо настырным пары треснувших ребер, сломанной руки или выбитых зубов, правой чернокнижник расстегивал пуговицы своего плаща. Оказавшись возле ступеней и имея позади себя целую свору адептов, Даэмас сорвал с головы шляпу и распахнул свой плащ:

— Что все это значит, коллеги?! И какого черта хозяина не узнают в его собственном доме?!

Один из магов безучастно посмотрел на него, поправил свое пенсне, и ответил:

— О чем вы, молодой человек? Ну-ка идите отсюда, пока я не преподал вам урок вежливости.

— О! Как скоро в Шаргарде забыли потомственного чародея Даэмаса! Ну что ж, я возьму на себя труд напомнить о его скромной персоне, а заодно уточню для феларской гильдии, кто здесь настоящий хозяин.

Мага подбросило вверх. Под истошные вопли адептов, незримые силы скрутили беднягу и выжали того, словно тряпку. Прочие маги повскакивали на ноги и воздели руки, призывая… впрочем, что именно они пытались призвать окружающим уже никогда не суждено узнать, так как шеи чародеев в тоже самое мгновение вывернулись под весьма забавным углом.

Довольный проделанной работой, чернокнижник перешагнул через тела и открыл двери в свое жилище. Ненадолго задержавшись, он развернулся к остолбеневшим от ужаса адептам.

— Вот, — сказал Даэмас, подкинув окровавленное пенсне мага одному из них, — Передайте это главе гильдии вместе со свидетельством моего глубочайшего почтения, а также скажите, что я с нетерпением жду его у себя и… да, пожалуй все… Пошли вон!

Не сказать, что глава совета шаргардской гильдии магов был удивлен столь резким исходом дела. В конце концов он был первым, кто предупреждал коллег о последствиях подобного вторжения. Но, к сожалению, в привычке слушать голос разума в последнюю очередь маги мало отличались от простых смертных, когда штандарт идеи воздет высоко и от него веет заманчивым духом давно забытого в чародейской среде авантюризма.

Однако старый архимаг был человеком практическим. В итоге он все равно остался главой гильдии, при этом еще более укрепив свой авторитет. Оппозиция пыталась пошатнуть его, упрекая в нерешительности. Что ж, они были решительны и вот итог — вся «оппозиция» скрючилась в диких позициях на ступенях башни Даэмаса. Чернокнижник долго не церемонился, когда дело напрямую касалось его личных интересов. Это архимаг прекрасно знал и, пожалуй, мог бы даже упрекнуть себя в попустительстве, которое в итоге привело к разрешению конфликта чужими руками. Но также он знал, что в среде чародеев победителей не судят, как и везде, впрочем.

Архимага восхищала несравненная техника молодого чернокнижника. Собственно, боевая магия, конечно, рассматривала такой подход, как превентивный удар, однако время и традиции свели его применения к частным случаям. В основном упор делался на ответные действия в ситуации, когда один из участников ощущал начало агрессии от другого, уподобляясь в этом фехтованию. Но техника чернокнижника оказывалась настолько чистой, что жертва не успевала почувствовать нагнетание магической энергии, в итоге сразу сталкиваясь с результатом. Иными словами Даэмас сплетал заклятия столь быстро и четко, что не возникало предварительных ощущений. В свое время это вызвало восхищение Карнажа, который также впервые встретил подобное, а уж такой полукровка как он был чувствителен к магии больше, чем любой чародей. Таким образом простой телекинез в руках подобного «самородка», каким был Даэмас, оказывался более опасен, чем огненные вихри и молнии в арсенале бывалого колдуна. Поэтому архимаг со спокойной душой направил чернокнижника в Красные Башни, не сомневаясь в успехе, тем паче, что и Окулюс Берс прислал туда своего, не менее примечательного, протеже. Таким образом получилась отличная партия, при поддержке шамана из джарров, так как тем давно надоела вся шумиха вокруг оплота магов стихии Огня, и они предпочитали, чтобы все как можно скорее улеглось.

Теперь же архимаг готовился к визиту, коль скоро Даэмас сам приглашал. Прочим магам не терпелось узнать результаты экспедиции и получить то, что причиталось шаргардской гильдии по праву. А погибшие маги были с почестями преданы земле, и никаких последствий для Даэмаса такой дерзкий поступок не возымел, потому что главное правило шаргардских магов оставалось нерушимо: все, что происходит в гильдии, остается в гильдии. Ни для кого не было исключений.

Чернокнижник, в ожидании визита председателя совета гильдии, погрузился в свои изыскания, на которые его сподвигло знакомство с обширной библиотекой в Красных Башнях. За то время, пока он обитал в оплоте магов ордена Огня, мировоззрения Даэмаса сильно изменились, если не сказать перевернулись с ног на голову. Оказалось, что в своей башне, продолжая труды предков и неустанно скапливая все новые и новые сведения о потаенных глубинах различных школ магии, чернокнижник настолько сильно оторвался от течения времени, что водоворот событий, в котором он оказался все с той же целью, поразительно часто заставал его врасплох. Что и говорить, современность после эпохи Сокрушения Идолов заметно ускорила бег времени. События неисчислимым множеством проникали везде и всюду, выталкивая в авангард новой эпохи науку, магию, философию и алхимию. На такой ниве устремления Даэмаса начинали казаться теперь не больше простого скопидомничества. Теория, некоторое время правившая балл в среде чародеев, уступила позиции практике, что в свою очередь было закономерно, так как собралось уже достаточно знаний, было отстроено множество лабораторий, создано порядочное количество гильдий, объединений, друидских общин и даже лож чернокнижников. Чутье подсказывало Даэмасу, что он оказался на пороге значительных изменений. А что требовалось от чародея-модерниста в такие моменты? Действовать, а не ждать неизвестно чего! Как бы то ни было, но чернокнижник являлся молодым, талантливым, превосходно образованным и светски и магически, а это значило, что преступно будет прозябать в эпоху ренессанса магии, задвинув свои амбиции в долгий ящик.

Однако, требовалось с чего-то начать. Насущных проблем в магии и колдовстве имелось непочатый край, но все та же интуиция не давала покоя Даэмасу и настойчиво теребила беспокойством по поводу прочитанных им то там, то здесь упоминаний о Восставшем. Ранее он смутно представлял себе этот странный предмет обсуждения в пророчествах, так как мало им доверял в принципе, но в библиотеках ордена пришлось крепко задуматься. Дело в том, что все сколько-нибудь значительные упоминания встречались либо в трудах, посвященных Xenos, подозрительно часто обращаясь к последнему из них, Аиру А'Ксеарну, либо, что совершенно сбивало с толку, в многочисленных записях касательно големов и гомункулусов. Эти жуткие порождения фантазии алхимиков прочно укоренились среди чародеев какое-то столетие назад, а особенно популярны стали к концу эпохи Сокрушения Идолов, где о них можно было судить уже как о своеобразной моде.

Любой достаточно успешный маг, чьи финансовые дела шли неплохо, всегда озабочивался приобретением оборудования от элементарных вещей, заканчивая сложными конструкциями и принимался за дело. Потом, на каком-нибудь приеме или светском рауте он всегда мог найти компанию единомышленников, не обязательно только чародеев и алхимиков, среди любителей встречались и простые придворные, и обсудить последние достижения в области создания искусственной жизни.

Подобная мода имела свои, почти этические, границы, то есть маги все же покупали чудищ-гомункулусов у демонов shar'yu'i для охраны своих башен и замков, а не создавали их собственноручно. Еще бы! Разорение склепов и кладбищ на предмет мертворожденных младенцев и последующая трансформация их в жутких бесов бросит тень на чью угодно репутацию. Далеко не каждый мог себе позволить такое, не считая тех, чью репутацию и так было невозможно испортить — некромантов, или тех, чье могущество и малая связь с внешним миром затыкала даже самые болтливые рты — архимагов вроде хозяина Странствующей Башни, Хроноса. Большинство же увлекалось идеями так называемого анималькулизма.[17] Экспериментаторы помещали в колбу-реторту свежую человеческую сперму, запечатывали сосуд и закапывали на сорок дней в конский навоз. В течение периода «созревания» гомункулуса надлежало произносить магические заклинания, способствующие зародышу обрасти плотью. По истечении срока колба вскрывалась и помещалась в среду, температура которой должна соответствовать температуре лошадиных внутренностей. В течении сорока недель маленькое существо, родившееся в колбе, следовало ежедневно подпитывать малым количеством человеческой крови. Считалось, что, если все делать правильно, то на свет появится младенец, который затем вырастет до нормальных размеров и будет отвечать на самые сокровенные вопросы. На самом деле различных техник имелось с полдесятка, но они так или иначе перекликались с описанной выше, автором которой был небезызвестный Морвириари. Однако, Даэмас, углубившись в суть вопроса, нашел, что и сам досточтимый предсказатель и алхимик где-то позаимствовал эту находку, взяв на себя труд лишь ее доработать и опубликовать.

В конце концов, Морвириари показал широкой публике только верхушку айсберга. В этом чернокнижник убедился в Красных Башнях, натыкаясь порой на такие бредовые записи, что без скепсиса воспринимать их не было никакой возможности. Чего только стоила история об одном богатом землевладельце и дворянине, которому не давали покоя идеи создания гомункулуса и он, при помощи своего друга-чернокнижника сумел сотворить не одного, а нескольких, обозвав их «девятью духами»: короля, королеву, архитектора, монаха, монахиню, рыцаря и рудокопа. А также еще трех вовсе фантастических существ, после перечисления которых Даэмас не стал вдаваться в дальнейшие подробности. Хотя сюжет, описываемый в хрониках, оказывался на редкость занимательным.[18]

Ночи напролет чернокнижник просиживал в своем кабинете, раскладывая на столе старинные фолианты. Постепенно эти бастионы книг таяли, образуя на швигебургских шарнирных полках ворохи бумаг с выписками. Даэмас собрал сперва все, что удалось, касательно големов и гомункулусов, после чего структурировал свои записи, снова отсеяв затесавшиеся повторы и очевидные побасенки. На этом он за какие-то полнедели смог выработать базу исследования и теоретический материал, пригодный для разработки, не обделяя вниманием даже широко известные подробности о големах. Например такие, как надпись на лбу, что способна была как оживить, так и убить этих существ посредством стирания первой буквы и превращения слова «истина» в слово «смерть», или секретной формулы оживления голема, занимавшей двадцать три столбца текста на древнем алфавите, что помещался на клочок бумаги, а потом он закладывался в рот истукану. Ну и, разумеется, упоминание о «цикле гомункулуса», который составлял тридцать три года, то есть существовали такие, что способны были возродиться, вернуться из великого Ничто по прошествию этого срока. Это навело чернокнижника на мысли о некоем предназначении отдельных порождений искусственной жизни. Однако сведения были слишком неполными и разрозненными, чтобы делать какие-то выводы, поэтому, как и полагалась исследователю, данная особенность была просто взята на заметку.

После того, как подготовил себе базу для исследования, Даэмас перешел непосредственно к работе с источниками. На счастье в библиотеках его башни имелось достаточно копий нужных книг, да и заметки, что оставил чернокнижник после посещения Красных Башен, стали ему ощутимым подспорьем. Глава совета гильдии магов Шаргарда все не спешил с визитом и Даэмас счел возможным еще более углубиться в свои изыскания, тем паче теперь он гораздо лучше понимал суть того, что искал.

Фигуру Восставшего с завидным постоянством ассоциировали с Аиром А'Ксеарном и это наводило на мысль, что подобного количества совпадений просто не бывает. Но лишь несколько записей указывали на него непосредственно как на Восставшего. Чаще всего это были какие-то панические прогнозы хронистов различных орденов магии, вызывавшие мало доверия своей новизной. Чаще всего такие труды датировались окончанием эпохи Сокрушения Идолов. Разумеется, произведенное Аиром разорение в орденах и бессчетное убийство чародеев наталкивало многих на мысль о том, что он и есть Восставший. Однако, более ранние источники сообщали, что Восставший являлся Наследием как раз таки той самой эпохи, то есть быть самим Xenos он никак не мог, в крайнем случае потомством и только после того, как сама по себе суть Xenos перестанет существовать, ну или, на худой конец, проявляться. Это вплотную подводило к тому моменту, когда Кристаллы Стихий отправились в земную твердь навсегда, а ритуал мог свершиться только посредством суицидального жертвоприношения означенного Xenos. Таким образом фигура Аира, как Восставшего, исключалась априори.

Даэмас сгреб значительную стопку книг со стола и отправил их на пол. К сожалению, все эти сведения не стоили и ломаного гроша, и только потому, что кто-то не удосужился сообщить хронистам об этом небольшом недочете в их логике. Детали… Детали не имеют большого значения. Они всегда имеют только определяющее значение! Так наставлял Даэмаса его учитель, ныне покойный архимаг ордена Огня.

Не собираясь более бродить вокруг да около, чернокнижник взялся за фигуру Восставшего, пусть и туманную, но, в столь необъятном потоке сведений, решившийся следовать простой дедукцией потонет через месяц без значительных результатов. В таком небанальном случае, для начала, хорошо подходил индуктивный метод, благо все упоминания о сути рассматриваемого были поразительно схожи. И тут-то Даэмаса поджидал очередной подвох: Восставший по заверениям всех источников был существом, созданным искусственно. И точка. Ни в лево, ни в право ни на дюйм. Как это можно было увязать с Наследием и, соответственно, потомством, ведь речь шла все-таки о живом существе, чернокнижник не понимал…

Старый архимаг оказался у порога жилища Даэмаса через неделю, или чуть больше. Чернокнижник вышел встретить гостя и был немало удивлен, когда заметил, что глава совета гильдии сжимает под мышкой два старых фолианта и несколько листков с записями.

— Рад приветствовать вас, мэтр. Проходите, прошу вас, — Даэмас озадаченно покосился на ношу архимага, что не ускользнуло от последнего, когда тот входил внутрь.

— Я подумал, что стоит повременить с визитом после столь бесцеремонного вторжения моих коллег. Поверьте мне, я не имею к этому делу никакого касательства, — архимаг внимательно посмотрел на чернокнижника и добавил, — А в качестве извинений, так как больше это сделать некому, я принес вам ценные сведения о предмете ваших научных изысканий.

Даэмас не был любителем бессмысленных вопросов, но они иной раз помогали поддержать беседу, избавляя от неловких пауз, в которые оба собеседника могли додумать себе что-нибудь дурное:

— Как вы узнали?

— Я на это очень рассчитывал. Давно известно, что орден Огня обладает хорошей библиотекой. А в ней, помимо множества бесценного, имеется и то, что интересует меня в первую очередь. Именно это я имел ввиду, когда намекал, чтобы вы поделились своими изысканиями по возвращении с острова Отчаяния.

— А именно? — сложил руки на груди чернокнижник.

— Големы и гомункулусы. Это не могло вас не заинтересовать, мэтр. Едва ли кто-нибудь посчитает такое количество описанных в трудах связей искусственной жизни с Восставшим случайными. Не находите?

— Пожалуй, — согласился Даэмас.

— Я долго изучал все это и мне очень не хватало тех книг из Красных Башен. Только их. А то письмо, что было отправлено якобы от моего имени, на самом деле даже не мной составлялось. Его авторство принадлежит горстке магов, половину из которых вы уже успешно отправили на тот свет. Наихудшую половину, доложу я вам. И, мой вам совет, лучше поторгуйтесь с оставшимися. Ведь вы так и планировали с мэтром Зойтом Даэраном, ларонийским колдуном.

Чернокнижник некоторое время пребывал в замешательстве. Хотя он, конечно, подозревал, что в гильдии не все так ладно, как казалось на первый взгляд. И, более того, соперничество еще сыграет ему на руку, но Даэмас не ожидал, что архимаг так легко раскроет их с Зойтом карты. Однако, старый плут мог именно на это и рассчитывать, предоставив гильдии разбираться с вольнодумцами, а сам в тоже время заняться личными изысканиями. Как бы то ни было, но такая поддержка была сейчас очень кстати. Тем паче из этой, настолько же тонкой, насколько и рискованной игры выходил довольно сильный соперник. Если еще и Окулюс Берс последует такому примеру, то дело для чернокнижника с ларонийским колдуном будет в шляпе.

Отметив про себя, что стоит отписать белому эльфу и поинтересоваться, как у того все устроилось, Даэмас без опасений пустил архимага в свой кабинет, после чего распорядился новой прислужнице-суккуби принести им чай и еще одно кресло.

Оба взялись за дело. Совместными усилиями они еще раз проверили то, что удалось собрать чернокнижнику. Оказалось, даже ему не удалось избежать ошибки. Архимаг поправил записи, отнеся цикл в тридцать три года в сторону голема, а не гомункулуса. Более того, председатель совета гильдии тут же добавил свои записи, из которых следовало, что гомункулус, как продолжение и развитие созданий искусственной жизни, был способен к куда более сокращенному циклу, нежели его предок из глины. Даэмас с изумлением воззрился на коллегу:

— Три года! Всего-навсего?

— Это по самым скромным подсчетам, — уточнил архимаг, — Но способны к возрождению далеко не все. В истории Материка существ со схожими качествами встречалось всего двое или трое. Как вы думаете, откуда они были родом?

Даэмас задумался, но не надолго. Был один верный ход:

— Из Ран'Дьяна, я полагаю.

— Именно.

— Подождите, а разве жители этой страны практикуют алхимию?

— Нет, — архимаг пытливо смотрел в глаза чернокнижника словно ждал чего-то.

Пауза затягивалась. Не утерпев, старик выложил перед Даэмасом несколько пожелтевших от времени пергаментов.

— При чем здесь генеалогия? — чернокнижник растерянно перебирал бумаги тщетно пытаясь понять, к чему клонил его коллега.

— Это генеалогические древа достаточно крупных и древних фамилий Ран'Дьяна. Все, разумеется, достать было невозможно. За эти несколько листков и так многие заплатили жизнью в далеком прошлом. Благо треклятым dra не удалось вернуть эти бумаги.

— И что же вы хотите найти среди этих фамилий и гербов?

— Я уже нашел, присмотритесь внимательнее, — архимаг взял с подноса предложенный суккубой лангвальдский чай, — Разве не странные «деревца» тут нарисованы?

— И верно.

Даэмас с изумлением взирал на стройную генеалогию. На первый взгляд ничего необычного в ней не наблюдалось, разве что смущала именно эта самая «стройность». По бумагам выходило, что в ран'дьянских фамилиях не было ни особого прибавления семейств, ни особой убыли. Некоторые даты чернокнижник помнил по хроникам — даты войн с Ран'Дьяном, благо таковых можно было счесть по пальцам одной руки. Но, едва фамилия оказывалась практически обескровлена, как далее происходил скачок рождаемости — и древо снова обретало свою первоначальную «стройность».

— Черт возьми… — протянул Даэмас, — Выходит, популяция этих существ не увеличивается, но и не уменьшается.

— И уже сколько веков, посмотрите! — архимаг начал перебирать пергаменты, тыкая пальцем в каждый, — И здесь, и здесь, и здесь… Везде то же самое.

— Но как это связано с гомункулусами?

— Не торопитесь. Это пока лишь теория, — смягчился архимаг, — Однако, давайте поразмыслим. Эти ран'дьянцы — очень странные существа, не находите? Почему у них такой странный способ питания своей бренной плоти — энерговампиризм? Ведь на Материке всегда хватало плодородных почв. Эти странные леса, которые многие называют проклятыми. Еще бы, таких диких по своей форме деревьев надо еще поискать. Сам воздух в тех дебрях пропитан ядом. Эти извечные туманы, удушливые испарения, топи и болота вместо рек и озер. Кто еще по-вашему способен там выжить из известных обитателей Материка?

— Человекоящеры… Хотя, вряд ли долго.

— Вот именно! — подхватил архимаг, довольный тем, что чернокнижник постепенно начинал двигаться в верном направлении, — Вы помните историю народов Материка? Сохранилась ли где-нибудь до наших дней кастовая система?

— Подождите, — Даэмас втянул через трубочку немного чая, вспоминая, — Нет. Общественно-племенной строй у ящеров, кое-где, насколько мне известно, еще заправляют жрецы, но каст как таковых не сохранилось…

— И только в Ран'Дьяне вся кастовая система уцелела без изменений. Кстати, этот народ гораздо старше всех остальных. Более того, их нравы и обычаи, весьма жестокие, не изменились с тех пор, как первый корабль Восьми Народов причалил у южного побережья. Стоит предположить, что такими же они были за столетия до Великого Переселения. Они будто застыли на месте.

Архимаг замолк и выложил перед чернокнижником остальные свои записи. По ним следовало, что ран'дьянцы подпадали под очень многие из общих алхимических законов для гомункулусов. Председатель совета гильдии хорошо потрудился, чтобы найти и вычленить те особенности, которые делали его теорию вполне состоятельной.

Гомункулус, вопреки многим утверждениям идеалистов, далеко не всегда мог вырасти в совершенное существо, способное дать ответы на самые сокровенные вопросы бытия. Скорее само его появление на свет создаст больше вопросов, чем ответов. Даэмас и представить себе не мог, что существовало столько сведений по практике выращивания этих существ. Взять хотя бы то, что огромное число экспериментов оканчивалось появлением таких монстров, от которых волосы на голове вставали дыбом. И все записи объединяло одно — идеального существа не получалось. У гомункулусов вечно чего-то не хватало, начиная от физических увечий, кончая совершенно дикими прорехами в ментальной сфере. Выходило, что один очень важный элемент отсутствовал, и в процессе выращивания существо пыталось его компенсировать. Отсюда и получались кровожадные твари, набрасывавшиеся на своего создателя и пожиравшие его заживо, или безобидные, но слабоумные, что и годились только воду таскать. Какие уж тут вопросы бытия и всего сущего?!

Однако, не стоило забывать, что алхимия на Материке не могла похвастать пока слишком большими достижениями. Даже техники трансмутации металлов имели в своей основе больше магии, чем самой алхимии. На это Даэмас не преминул намекнуть архимагу. Тот согласно кивнул и указал на последнюю страницу в своих трудах. Там все сведения сводились воедино и получалось, что председатель совета гильдии шаргардских магов утверждал, не много ни мало, о том, что ран'дьянцы — это гомункулусы, созданные так искусно, что способны оказывались к воспроизводству, правда, в ущерб питанию. Более того, при их генезисе использовалась очень высокая магия, на что указывала чрезвычайная чувствительность к ней. Сохраняющиеся неизменно традиции и кастовое устройство лишний раз подтверждали, что этот народ создавался с определенной целью. Знаменитая жестокость, и нравы, сызмальства ставящие любого в положение борца за выживание. Касты, которые были очень удобны для мгновенной мобилизации, не говоря уже о железной субординации.

— Это… войско, — прошептал в недоумении Даэмас, — Огромное войско, которое само восполняет свои потери.

— Они не поработили народы Материка только потому, что не смогли бы долго жить вне своих лесов, — добавил архимаг.

— А если все повернуть иначе? Если ран'дьянцы ограничены в своей популяции только потому, что проклятые леса больше нигде не растут. Также можно объяснить и их жестокие нравы и традиции, и закостенелость культуры.

— Весьма развитой культуры, прошу заметить, — парировал старик, — Вы же сами перед отплытием на остров Отчаяния рассказывали об их обычаях. Я взял на себя труд изучить сей предмет. Так вот, не кажется ли вам странным, что при такой чувствительности к магии у них толком не было ни одного мага в обычном понимании этого слова? Однако, упомянутые вами аватары, как раз и были те немногие, за которыми заметили способности к возрождению. Они и вели ран'дьянцев в битву во время первых войн. В хрониках сохранились записи о существах, которых невозможно было уничтожить. Вечером их видели убитыми на полях сражений, а на утро они снова вели воинов в бой. А таковыми они становились, по слухам, после ритуалов, связанных с магическими законами. Так как же по вашему ничего не смыслящие в магии существа могли добыть себе не просто бессмертие, а стать подлинно неуязвимыми?!

— А они еще живы? — решил уточнить Даэмас.

— Нет, ничего не слышно уже более двухсот лет. Никто не видел аватаров со времени тех войн.

— Возможно, они скрываются, — предположил чернокнижник, — Возвращаясь же к их познаниям в магии… Вероятно, они и правда могли ничего не смыслить в ней, а достигать таких успехов по другим причинам.

— Каким же?

— Наша ошибка состоит в том, что мы рассматриваем их сейчас как людей, а что если… Если ваша теория верна, и они и правда гомункулусы. Тогда можно говорить уже о необычной реакции этих существ на какие-то магические процессы, так как они сами ее порождения. Точно так же как, скажем, призванные духи какой-нибудь стихии. Пример грубоват, конечно, но что если… Ведь, в конечном счете, нет лучшего средства победить живое пламя, чем заклятием противоположной школы, сиречь вызвать магическую реакцию.

— Браво! — архимаг поднялся из кресла и заходил по комнате, — Тогда им действительно не обязательно знать магические догмы. Достаточно опыта предыдущих поколений и ритуалов, передаваемых в кастах жрецов от отца к сыну. Это уникальные знания! Правда, проку с них остальным народам никакого.

Даэмас задумался. Действительно, проку остальным было мало, так как все ритуалы годились только для ран'дьянцев. Однако, оставлять без внимания такие вещи тоже было опасно. Необходимо дознаться, на какие трансформации способен этот род гомункулусов. Если они созданы с целью войн, то спектр их возможностей может быть настолько широк, что стратегам и не снилось. Не говоря уже о том, что пророчество о Восставшем становилось гораздо яснее. Теперь было понятно, откуда могут взяться необычайные способности у одного искусственно созданного существа, достаточные, чтобы каким-то образом привести к гибели весь Материк.

Архимаг и чернокнижник переглянулись. От таких новостей у кого угодно мороз пробежит по коже.

— Что еще вам удалось узнать о Восставшем? — будто прочитав мысли коллеги, спросил председатель совета гильдии, лихорадочно перебирая записи.

— Да, собственно, немного, — смутился Даэмас и зачитал отрывок из своих записей, — Он придет в этот мир, зловещее Наследие эпохи Сокрушения Идолов, неудержимый на пути к своей цели. И этим приведет Материк к гибели.

— И всё?

— Непосредственно о Восставшем всё. Есть еще несколько разрозненных сведений. В том числе Морвириари истолковывает «Наследие», как наследство великих героев прошлого. Более того, он утверждает, что вероятность появления Восставшего в мире чрезвычайно мала.

— Вот как? — архимаг изумленно вскинул брови, — Никогда не замечал за Морвириари столь оптимистичного взгляда в будущее.

— Ну что же, время покажет, — заключил Даэмас, — А пока это все, что мы имеем.

— Нет, вы позабыли о том, что Восставший как-то связан с Xenos.

— Согласен. Но мне кажется, что это результат паники из-за бойни, которую развязал Аир за кристаллы стихий, — чернокнижник покосился на скинутые им на пол книги хронистов из орденов магии.

— Но вы же не будете отрицать, что, для начала, мы нашли достаточно много: во-первых, создания искусственной жизни — ран'дьянцы, во-вторых, неудержимый… Согласитесь, неудержимых не бывает. Остановить можно кого угодно, ведь всегда под рукой есть старый как мир способ.

— Убийство, — кивнул Даэмас.

— Если только…

— Если только и оно не окажется бесполезным.

— Значит, угроза исходит от аватаров Ран'Дьяна? — подытожил архимаг.

— Выходит что так, на первых порах это неплохая версия, — чернокнижник кивнул суккуби, которая появилась в дверях.

Ужин был давно готов и архимаг с удовольствием согласился на предложение Даэмаса разделить с ним трапезу.

Председатель совета гильдии последовал за суккуби, а чернокнижник задержался. Некоторое время он пристально смотрел на сваленные у стола книги. Наконец, резко нагнулся и поднял собрание хроник орденов стихий, вернув их на прежнее место.

Пусть логика изменяла хронистам. Пусть прочимый ими в Восставшего давно кормит червей. Пусть очевидно, что угроза идет со стороны Ран'Дьяна. Но черта с два он, Даэмас, так легко оставит это! Созданное для войны существо, выращенное в кастовой системе никогда не будет обладать неудержимой собственной волей, и его жестокость и безжалостность всегда будут в надежной узде подобного общества. Только связь с Xenos могла пролить свет на это темное дело. Этих пришельцев из ниоткуда, в одиночку способных идти к своей цели напролом или обходными путями, но идти… Идти по головам, по трупам, словно одержимые, которых будто гложет какая-то нестерпимая боль, что утихает лишь тогда, когда они приближаются к цели. Как писал о них тот же Морвириари: Xenos невозможно остановить, потому что Xenos — это идея, которая приравнивает одного к целой армии, и если армию остановить еще возможно, то идею — никогда.

В порту Venorik Suul отряд Тарда ждал куда более радушный прием, нежели в Трёделе. Без церемоний, однако, но темные эльфы проявили учтивость. Справились о том, как прошло путешествие, нуждаются ли в чем-нибудь феларские моряки, которым предстоял в скором времени обратный путь. Когда же с любезностями было покончено, началась выгрузка. И тут Карнажа поджидал сюрприз. Вместо того, чтобы первым делом снести на берег немалое снаряжение наемников, моряки и убийцы драконов с помощью темных эльфов принялись опустошать трюмы корабля от запасов провианта.

«Ловец удачи» и раньше задавался вопросом, зачем такое количество съестного на посудине шаргарской гильдии, если весь экипаж вместе с пассажирами составлял не более двух сотен ртов, к тому же не самых прожорливых и уж тем более придирчивых к казенным харчам. Теперь становилось ясно, зачем все трюмы набивались аж до потолка. Союз королевств взял на себя труд прокормить темных эльфов, которые взамен предоставляли убийцам драконов какой-никакой, а плацдарм. И договорится тут оказывалось гораздо проще, нежели с алчными бургомистрами Истании, где каждый норовил следовать старому купеческому правилу: побольше взять и поменьше дать. Хотя, казалось бы, ослабление Ларона должно было стать первоочередным делом халфлингов, коль скоро у них под боком оказался столь беспокойный сосед.

Изумлению Феникса не было предела, когда он видел, как распечатывались магические запоры на бочках со всевозможными фруктами и овощами. Рыба, мясо, — все свежайшее. Репа, картофель, свекла, даже сухофрукты! Маги из гильдии изрядно постарались, чтобы все это добро сохранилось во время плавания.

— Вот это разносол, — прокряхтел Карнаж, когда они с Горттом волокли очередную бочку по трапу.

— А что поделать? — ответил гном, утирая пот со лба, — Иначе их тут всех прикончит цинга.

— Да им не съесть такую прорву.

— Так не только им все харчи.

— Кому же еще? — воззрился на гнома полукровка.

— Будто не знаешь о феларском форте в глубине Пепельных Пустошей, — Гортт встал и размял затекшие плечи, — Чего вылупился-то?

— Впервые слышу!

— Ну, теперь будешь знать.

Феникс усмехнулся:

— Оказывается, эти пустоши не так уж и пустынны.

— Давай-давай, остри себе, — заметил гном и добавил с подковыкой, — Посмотрим, что запоешь, когда обозом двинем отсюда на юг.

— Что остальные затянут, то и я подхвачу, — скривился Карнаж.

— Горазд, — Гортт достал свою трубку и мешочек с табаком, — Ладно, пойдем к Тарду, время разбирать вооружение. Потом уж некогда будет.

Они поднялись на борт корабля следом за остальными наемниками. В трюме, среди раскрытых ящиков с оружием всю компанию поджидал Бритва собственной персоной. Гном сидел возле разложенных на мешковине мечей, алебард, цепов и топоров и задумчиво курил свою трубку. Гортт присоседился к нему и, прищурив один глаз, смотрел на убийц драконов, сгрудившихся в нерешительности возле двери.

Тард чинно зажег еще несколько свечей и кивнул, многозначительно покосившись на оружие:

— Ну, братва, разбирайте, что кому по душе.

Протянулись многочисленные руки, заскрежетал металл, на котором заиграли огненные блики. Огромное, по сравнению с обычным, оружие деловито проверялось знавшими свое ремесло вояками. Кто-то одобрительно цокал языком, подобрав то, что хотелось, кто-то с сомнительным хмыканьем откладывал и продолжал поиски. В мозолистых руках вертелись древка, прыгали топорища, раскачивались на ребрах ладоней мечи, звенели цепи, скрипела кожа на рукоятках. Наемники придирчиво, но с чувством, с толком, с расстановкой оценивали эту груду стали и железа.

Карнаж, некоторое время наблюдавший за всем действом, наконец, решил и себе подыскать что-нибудь. Заранее отказавшись от топора или цепа, он взялся изучать алебарды и мечи. Услышав из-за спины пару смешков, когда попытался оторвать от пола широченный полуторный клинок, «ловец удачи» резко повернулся. Наемники отвели взгляды и продолжили заниматься своим делом, будто ничего не случилось.

Даже самый узкий из всех представленных вниманию «ловца удачи» мечей не годился. В принципе, он мог управиться с этой «оглоблей», но выбор оружия был таким делом, где это самое «в принципе» дорого стоило. Ведь злополучная железка могла, в конечном счете, оказаться годна лишь на то, чтобы стать вместо надгробья над шестью футами промерзлой земли Пепельных Пустошей, которой засыплют невезучего. На такие мечи, как, впрочем, и алебарды, требовалась немалая физическая сила и стать, которой «ловец удачи» не мог похвастать. Он был крепок и жилист, и не брезговал силовыми ударами, но только тогда, когда мог их контролировать, расценивая как тактическую хитрость, нежели основной принцип ведения боя. Воры и ранкены в основном предпочитали качество ударов их количеству, отсюда вытекала необходимость маневра, а маневрировать с таким мечом или алебардой было под силу не каждому. Поэтому Карнаж решил не рисковать и не торопиться с выбором.

Гортт нагнал «ловца удачи» на палубе. Полукровка неспешно прохаживался возле борта и грыз яблоко, любуясь закатом.

— Ты это дело брось, — начал гном, — Не с той же ковырялкой, что у тебя за спиной, на дракона идти, в самом деле!?

Яблоко подлетело в воздух. Молнией сверкнул клинок, и в руки Гортта плюхнулась одна из половинок. Вторую подхватил сам Феникс.

— Что-что? — переспросил Карнаж.

— Ничего! Думаешь, также смачно и драконью шкуру вспороть можешь? Э, нет, брат!

— Да знаю я, — раздраженно бросил полукровка и впился зубами в свою половину яблока, — Но и тем пудовым железом тоже не много навоюю.

Гном осекся. Что и говорить, его красноволосый друг был высок ростом, да не шибко широк в плечах.

— У нас есть клинки и покороче, на одну руку, — вставил Гортт.

— Ага, — усмехнулся Феникс, — Зато широкие, как лопата.

— На тебя не угодишь!

— Это верно, — смягчился «ловец удачи», — Прости, не хотел тебя обидеть, но швигебургское оружием мне совсем не подходит.

— Ну что ж теперь делать?!

Феникс промолчал, сосредоточенно жуя яблоко. В этот момент его глаза наткнулись на строение среди тесных улочек Venorik Suul. Восточными стенами оно смотрело с края горы, где расположился город, и имело довольно просторный закрытый внутренний двор. Непозволительная роскошь в крепости, где несколько тысяч темных эльфов ютились на камнях, протягивая мостики к близлежащим скалам, на которых имелось площадка хотя бы для одной хижины. Будучи немного сведущим в обычаях и нравах темной братии, Карнаж заключил, что такой шик в строгом милитаристском обществе могла себе позволить только гильдия военного толка, причем очень состоятельная и не имеющая равных среди прочих в цитадели.

Гортт насторожился от того, как сузились глаза друга и он поспешил узнать в чем дело:

— Что ты задумал, хитрюга?!

— Да есть одна мысль, — протянул Карнаж, и с изумлением уставился на вылезшего из яблока червяка.

Того, очевидно, потревожило вторжением зубов полукровки в его скромную обитель. Феникс с интересом смотрел на нежданного визитера и вдруг просиял:

— Даже идея, дружище!

— Черт возьми, Феникс! Твои «идеи» иногда заходят слишком далеко! — попытался образумить полукровку гном.

Но было поздно. В желтых глазах «ловца удачи» загорелся огонек прирожденного авантюриста.

— Когда мы отбываем в Пепельные Пустоши?

— Через несколько дней. Так что ты задумал?! — не унимался Гортт.

— Ничего особенного, — усмехнулся Карнаж и выбросил недоеденное яблоко.

Смеркалось. Однако, наперекор этому, улицы Venorik Suul начали наполняться обитателями цитадели. Темные эльфы выходили из домов и шли по своим неоконченным делам. Не всем из них нравилось заниматься чем бы то ни было под лучами дневного светила, поэтому движение здесь окончательно замирало лишь под самое утро.

На улицах толком не было никакого освещения. Большинство коренных жителей превосходно видели в темноте, отчего приезжим лучше было не предпринимать вечерних и ночных прогулок. Не потому что в цитадели опасно. Нет, Venorik Suul по праву считалась самым спокойным в отношении грабежей и убийств местом по эту сторону северной горной гряды. Скорее, опасность грозила тем, кто в темное время решится пройтись по кривым улочкам цитадели, с ее крутыми лестницами, высеченными прямо в скале, при этом не будет постоянно смотреть себе под ноги или не озаботится хотя бы лучиной, чтобы осветить путь. Так недолго и шею свернуть, неудачно споткнувшись и скатившись кубарем с одной из лестниц, или пропахать носом вниз крутого подъема, поскользнувшись на мокром камне.

Все-таки, для подобных прогулок лучше всего годилось умение сносно видеть в темноте, врожденное или приобретенное — не важно. Чему Карнаж, признаться, был несказанно рад. Он в одиночестве бродил по улицам, уверенный, что никто из убийц драконов или моряков не узнает его в такой темноте и тем самым не сорвет его планы. А планы у полукровки созрели настолько же дерзкие, насколько и рискованные, отчего ничтожная вероятность встретится с тем, кто мог его знать, была весьма не кстати.

Вечер выдался зябким, поэтому Феникс прихватил с собой флягу с горячей водой и сосуд для лангвальдского чая из выдолбленной тыквы-горлянки, оправленной серебром. Его он прихватил на память у корабельного повара в качестве компенсации за жлобство, проявленное тем в вопросах обеспечения усердных наемников пивом. Заодно разжившись трубочкой из чистого серебра и мешочком с первосортным чаем, которые он стянул там же, на камбузе, Феникс посчитал все это добро достаточным и, когда кок вернулся, неожиданно тепло с ним попрощался. После чего поспешил сойти на берег, пока не хватились пропажи.

Попивая чай, Карнаж искуснейшим образом ловил направленные на него взгляды. И, если вдруг кто-то слишком долго таращился на него, сам приближался и начинал выспрашивать, задавая идиотские вопросы по самобытной архитектуре и традициям, а если это не помогало, то ударялся в дотошное выяснение почему в ночное время бодрствующих в цитадели оказывалось куда больше чем почивающих. От проходящей мимо стражи «ловец удачи» легко уклонялся, начиная торговаться с каким-нибудь мастеровым, неважно торговал тот или нет и чем тот торговал, не гнушаясь прицепиться даже к таким мелочам, как подгоревшая левая задняя лапка у жареной на палочке горной ящерицы, или к слишком изогнутой подкове, доводя этим одного кузнеца чуть ли не до белого каления. В общем, вел себя как типичный приезжий, которых темные эльфы терпеть не могли как раз за все перечисленное.

Добравшись, наконец, до интересующего его здания, Карнаж заключил, что был несправедлив — жареная ящерица оказалась не дурна, правда, немного горьковата. А вот кузнец мог хоть треснуть со злости, но подковы все равно были кривыми!

Задумчиво ковыряясь в зубах палочкой, доставшейся ему в наследство от жареной рептилии, «ловец удачи» осматривал внушительную стену. Потрясающее строение! Камни подогнаны так, что и лезвие ножа не просунуть. Недалеко располагалась внушительная дверь, на которой выжгли птицу с расправленными крыльями, а также несколько рун темных эльфов. Очевидно, это являлось символом ордена или гильдии.

Стражи поблизости не было видно, поэтому Карнаж юркнул в прилегающий закоулок, чтобы не попасться на глаза прохожим. Пройдя немного вдоль стены, полукровка убедился, что железные шипы венчают ее по всему периметру. Это обстоятельство, конечно, усложняло задачу, но не намного. Вытряхнув заварку и спрятав сосуд в торбу, Феникс отвязал шнур от ножен, после чего хорошенько приладил его одним концом к рукоятке меча, зажав другой в зубах. Приставив меч к стене, он использовал квадратную цубу как ступеньку и, благодаря своему росту, дотянулся руками до двух ближайших шипов. Подтянувшись, «ловец удачи» сел на стену и втащил туда за шнур оружие. Бросив взгляд на крышу, подходящую вплотную к стене, он похвалил себя за то, что не стал щеголять своими дикими прыжками — грохот черепицы от приземления выдал бы его с головой. Лишний раз не рискуя, Карнаж осторожно двинулся по стене, переступая через шипы.

Луна, скрывавшаяся за облаками, предательски засветила в спину, очерчивая его силуэт над крышами. Чертыхаясь про себя, «ловец удачи» поспешил добраться до промежутка между строениями и мягко спрыгнул во внутренний двор. Присматриваясь и прислушиваясь, он не сразу заметил, что стоит на маленькой клумбе. То-то хозяин расстроится, когда увидит, что сталось с его посадками. Феникс успел там изрядно потоптаться и был уверен — теперь ни одно растение не переживет эту зиму.

— Где же ваш арсенал, загадочные воители темных эльфов? — пробормотал себе под нос полукровка, вглядываясь в двери на верандах, что окружили небольшую площадку, засыпанную мелким гравием.

Все двери были похожи как две капли воды. Карнаж насчитал с полдюжины, но могли быть и другие, уже за ними. И у каждой имелась табличка, однако это не сильно облегчало задачу, так как в тарабарщине рун темных эльфов полукровка был не силен.

Навострив уши, «ловец удачи» медленно двинулся к одной из дверей. На полпути он расслышал голоса. Они приближались. Увидев на краю площадки статую какого-то божка темных эльфов, застывшего в дикой позе с мечами наголо, Феникс скрылся за ней. Пришлось хорошенько раскорячиться, но иначе слиться со статуей не получалось.

Скрипнула дверь. Двое темных эльфов вышли и остановились на веранде, что-то горячо обсуждая.

Из их слов полукровка разобрал упоминание о чем-то, что скрывалось «во чреве», или «внутри». Через некоторое время в разговоре промелькнуло что-то о «хозяйке ночи», подкрепленной восхищенными возгласами одного из собеседников. Лексика темной братии касательно природы и ее явлений часто перекликались с сильванийским наречием.

— «Что б им провалиться!» — подумал Карнаж, стиснув зубы, так как все это время ему приходилось стоять на одной ноге, да еще и раскинув руки, отчего конечности сильно затекли, — «Нашли, когда любоваться Луной! Лучше бы нормальные позы придумали своим божествам. Сами-то в бою орудуют стоя на обеих ногах!»

Налюбовавшись на хозяйку ночи, оба эльфа прошли под навесом и скрылись за одной из дверей. Феникс облегченно выдохнул и присел у статуи, растирая свою многострадальную ногу. Размяв плечи, «ловец удачи» машинально отметил для себя дверь, за которой скрылись те двое, и решил проверять ее в последнюю очередь. Понадеявшись, что еще не позабыл хитрости, которые узнал от наставников в гильдии воров, он шмыгнул под навес и, стараясь ступать как можно тише по скрипучим доскам, направился к первой из дверей.

— Черт возьми, как же все они похожи, — сокрушался себе под нос полукровка, запустив руку под куртку и нащупав спрятанные там отмычки.

Когда он припал к замочной скважине и прислушался, то почувствовал, как в горле запершило. С той стороны двери царила тишина — можно было приступать. Однако, Карнаж не мог припомнить, чтобы хоть какая-то болезнь подступала вот так сразу. До этого он чувствовал себя превосходно, стало быть дело не в простуде.

Феникс шагнул в сторону следующей двери. Приблизившись к ней, он уже ясно ощутил сухость в горле. Судорожно сглатывая он прошел еще немного и, когда поравнялся с третьей по счету дверью, ясно ощутил, как эта сухость перебралась в рот, а в горле закололо. Сморщившись и потерев шею, он с опаской ступил дальше, к четвертой.

Легкое головокружение… Магия.

Магический «засов», или что еще это могло быть, но оно скрывалось рядом, за четвертой дверью.

Карнаж подошел и присел на корточки напротив замка, медленно проведя рукой по холодному металлу. Неприятная щекотка пробежала по руке и отдалось в лопатках под металлическими пластинами у него на спине.

— Опа! — «ловец удачи» усмехнулся уголком рта, отдернув руку.

Пальцы в перчатках с набойками начали перебирать отмычки, проверяя ручки на предмет специальных бугорков. Выпуклости означали, что отмычка сделана из нейтрального к магии металла, а продолговатые впадины — наоборот, свидетельствовали о том, что метал конфликтен с заклятиями. Первые требовались, если замок охраняло заклятие-триггер для какой-нибудь активной магической ловушки, вторые изготавливались против пассивных охранных чар, подававших сигнал кому следует о том, что замок пытаются вскрыть. Чаще всего прибегали к одному из двух. «Универсальные» же защиты требовали огромное количество энергии, так как накладывалось не два заклятия, а три. Последнее изолировало два первых заклинания друг от друга наподобие барьера, а также корректировало принцип работы из двух возможных вариантов: либо ключ сначала проверялся активным заклятием-триггером, а потом пассивными чарами предупреждения, либо наоборот. Навскидку определять такой «код» было рискованно, так как при ошибке имелось тоже два варианта: либо горе-взломщика спалит до подошв шаровая молния, либо поднимется адский гвалт из смеси криков бэнши и воя голодного вурдалака — излюбленное сочетание авторов пассивной защиты.

Карнаж помедлил немного. Хотя был уверен, что здесь и не пахнет классическим тандемом. Он бы почувствовал. Также вряд ли стояла активная защита. Может быть дальше, но не здесь. Темные эльфы издревле, обороняя свои подгорные чертоги, позволяли врагу сначала войти, а уже потом набрасывались на него в узких коридорах и лазах. Но, чтобы удостовериться… «Ловец удачи» стукнул кулаком в доски двери рядом с порогом. Возмущения ауры не последовало, значит заклятие было пассивным.

Отмычка с серебряным наконечником легла в скважину. Полукровка с предосторожностями поднял ручку инструмента вверх, потом резко сунул в глубь, опустил и толкнул ладонью снизу вверх. В замке что-то хрустнуло и зашипело. Когда вновь воцарилась тишина, Феникс вытащил отмычку и пустил в ход обычные проволочные крючки и щуп. Через несколько мгновений дело было сделано, и Карнаж бесшумной тенью юркнул в приоткрытую дверь.

Коридор вел к лестнице. Спертый воздух наводил на мысль, что последний раз здесь кто-то проходил еще в эпоху Сокрушения Идолов. Феникс снял с железных креплений на стенах два факела — так и есть, последний раз их меняли очень давно.

— Странно, — прошептал Феникс, уже начавший сомневаться, а туда ли он вообще направлялся; оружейная — не склеп, и посещаться должна гораздо чаще, а не раз в двадцать-тридцать лет.

Едва шагнув по ступеням винтовой лестницы, уводившей в дебри скалы, Карнаж закашлялся. Определенно, внизу было целое нагромождение заклятий.

Спускаться пришлось долго. Наконец, очутившись в погребе, где слишком сильно пахло сыростью для любого уважающего себя погреба, Феникс долго стоял в нерешительности. Он даже запалил факел и осмотрелся. У стен — бочки. Пустые стеллажи…

И все? Маленький погребок за дверью с магической защитой на замке?! Или темные эльфы были такими поборниками трезвости, или кто-то хотел попросту надуть «ловца удачи». Совать такую подделку годилось кому угодно, но не тому, кто за пять шагов чует практически любое заклятие.

Феникс нахмурился и цокнул языком. Прошел к стене где стояли огромные винные бочки, возложенные на бок, постучал по одной, потом по другой. Пустые. Когда же он протиснулся меж ними и сунул руку между стеной и днищем, оказалось, что у них этого самого днища не было и в помине.

— Так-так, — протянул Карнаж, остановившись напротив стеллажа.

В горле у полукровки стало сухо, как в пустыне.

Стеллаж был сделан из дерева… Насквозь изъеденного муравьями. Должно быть, очень надежная штука.

— Я вас умоляю, — усмехнулся полукровка и раздраженно пнул эту фальшивку, что рухнула сквозь стену и рассыпалась в щепки.

Слишком порывисто пройдя сквозь иллюзию, сработанную так грубо, что перед ней пришлось мастерить стеллаж, от которого осталось одно название, Феникс едва удержал равновесие, чуть не свалившись в пропасть. Ухватившись обеими руками за каменную колонну, он проводил взглядом падающий вниз факел. Судя по всплеску, там, далеко внизу, текли воды подземной реки.

Подождав, пока глаза снова привыкнуть к темноте, «ловец удачи» разглядел такие же каменные колонны на противоположном краю. Исследовав основание той, за которую он удержался, Карнаж нашел обрывки веревок. Раньше здесь был навесной мост. Соизмерив расстояние, полукровка вернулся в погреб, разминая ноги и руки. Сунув оставшийся факел за пояс и взяв неплохой разбег, он перемахнул через пропасть.

Отдышавшись и потирая горло, в которое будто кто иголки совал, Феникс запалил второй факел и двинулся дальше. Снова коридор, проходивший насквозь через небольшой зал. Можно было пройти дальше, но Карнаж остановился. Он с изумлением смотрел на огромные двери, обитые металлом и украшенные инкрустациями в глубине зала.

Вот оно! Кто бы мог подумать, что скалы Venorik Suul начинены внутри таким количеством ходов и комнат? Хотя, нужно было знать темных эльфов, чтобы понять, что, после Исхода, они не растратят попусту своей культуры и традиций. А значит уцелеют и архитектурные пристрастия этого народа.

— Превосходно, — прошептал в подлинном восхищении «ловец удачи».

Он зажег факелы, что еще оставались в крепежах на стенах, и принялся внимательно осматривать двери. Две обитые железом створки соединял вместе круглый замок, что находился посередине витиеватого переплетения узоров. Приблизившись, Карнаж пошатнулся и даже оперся рукой о стену, переводя дух.

Вот это магия! Если провести здесь день-другой можно было и преставиться.

Подстать двери был и замок: три прорези расходились друг от друга из центра личинки под равными углами. Феникс слышал о таких в воровской гильдии. В те времена они считались «новоделами» среди швигебургских умельцев. Весь фокус такого замка состоял в том, что трехбородый ключ при закрытии двери мог быть вставлен в произвольном порядке, но, чтобы снова открыть, требовалось точно знать, какая из трех бородок и где находилась в момент закрытия. Таким образом проделать это мог лишь тот, кто закрывал последним, из чего следовало, что у хозяина подобного детища прогресса должна быть хорошая память…

Полукровка присел на корточки, будто гипнотизируя замок взглядом. Сняв свою торбу и меч, он положил их рядом и шумно выдохнул, щелкая костяшками пальцев. До рассвета, по его прикидкам, оставалось не так много времени, чтобы тратить попусту.

«Всегда работайте спокойно и нежно. Вы должны обаять скважину своим неназойливым, но мягким и ловким вниманием. Тогда перед вами не устоит ни один замок… или женщина. Ведь дверные замки в чем-то им подобны. Стоит проявить грубость и несдержанность, как вас обольют презрением, и может воспоследовать довольно жесткий отказ», — так наставлял молодых воришек в гильдии один из бывалых домушников.

Карнаж в свое время съел не один пуд соли с «железными стражами», поэтому перспектива вскрывать очередного представителя их разношерстной братии не особо пугала. Загвоздка была лишь в том, что на двери стоял классический тандем защитных заклятий. И, судя по всему, максимальной мощности.

Нужно было каким-то образом узнать, которое оказывалось первичным. А здесь уже не обойдешься простым ударом кулака. Энергетический фон был таким, что полукровка вряд ли бы смог разобрать всплеск активного заклинания. Тот, кто устанавливал защиту, превосходно все рассчитал — большинство медальонов для определения силы колдовства просто показали бы, что его здесь слишком много… и все. Так называемый «оттенок» ауры, характеризующий незнакомую ворожбу как активную или пассивную, потеряется в потоке общей энергетики. А узнать, какая из двух составляющих тандема в приоритете, было необходимо.

Дело в том, что пассивное заклятие по магическим канонам должно занимать в два раза меньше места от общей доли, чем активное, иначе последнее не будет действовать, а барьер должен равняться вторичному заклятию в системе, иначе он не сможет обеспечивать их очередности. Таким образом, если приоритетным оказывалось активное заклинание, тогда оно занимало две четверти от общего, а оставшиеся две четверти делили между собой пассивное и заклятие-барьер. Однако, если первичным было пассивное заклятие, тогда расклад менялся: одна пятая доставалась первичному и по две пятых от общего предназначалось активному и барьеру. Чтобы разрушить одновременно чары и того и другого заклятий, выставленных на защиту, нужно было выбить заклинание-барьер, а выбить его позволяло нужное количество индифферентного к чарам металла, соответственно той доли, которую занимал барьер в построении всей защиты, то есть либо одна четверть, либо две пятых.

Полукровка достал пучок металлических стержней с метками, позволявшими подобрать нужное количество для взлома. Но как раз нужного количества он и не знал. Однако, не все оказывалось столь уж безнадежно. Пока он шел по коридору, то, на определенном отрезке пути, ощутил, что аура заклятий ослабела, значит источник питания магической защиты двери располагался где-то рядом, более того, был автономным. Если отыскать его местоположение, тогда можно не возиться с подборкой стержней.

Еще раз обойдя зал, Феникс вернулся на исходную позицию — нет, источник был в самой двери. И, скорее всего, встроен в личинку, что ослабляло сам замок, но делало магическую защиту практически непроницаемой. Если, конечно, не знать, которое из заклятий было первичным…

«Ловец удачи» отошел в коридор и уселся там, где магические ауры были наиболее слабы, прислонившись спиной к прохладной стене. Его лицо стало непроницаемой маской. Он углубился в размышления, лихорадочно пытаясь найти ответ. Ничего из магических амулетов или сложной алхимии у него с собой не было, чтобы изготовить индикатор. В принципе, подошел бы и простейший…

Самым первым, прародителем тех, которые использовали маги и алхимики, была простая человеческая кровь. В стародавние времена с ее помощью эскулапы определяли хворь, поразившую пациента, а обряд был позаимствован из сакральных книг предсказателей: обычный клинок раскалялся на огне до бела и на него выливали кровь того, кто хотел узнать свою судьбу. Если все сделать правильно, и сопроводить каждую унцию нужным заклинанием, тогда на клинке по оставленным знакам можно было прочитать будущее.

Свою судьбу Карнажу узнавать было не досуг. Но, в таком положении, как говорится, утопающий хватается и за соломинку. Тем паче полукровка был далеко не человеком, к тому же, вспоминая изречения тех же чародеев: «У настоящего адепта магия в крови!», — можно было сделать простой и даже забавный вывод, что способности Феникса к чутью магической энергии содержались там же. То есть в его крови!

Более не мудрствуя лукаво, «ловец удачи» выдернул из крепления на спине куртки одно из огненных перьев, задрал рукав и сделал ножом аккуратный надрез. Накапав достаточно много крови на кончик пера, он опустил рукав и поспешил к дверям.

Осторожно просунув окровавленный кончик в замок, Феникс подождал с минуту и вынул его обратно. Кровь кипела и пузырилась. Такая реакция означала, что первичным было активное заклятие. Отметив для себя, что подобное открытие не худо бы взять на вооружение в будущем, Карнаж сжег перо над факелом и принялся набирать стержни на одну четверть, с учетом того, что магическая защита была максимально возможной силы.

Перетянув пучок стержней кожаным шнурком на два пальца от основания, «ловец удачи» подступился к замку. С предосторожностями вложив пучок в скважину он медленно продвинул его вглубь на треть. Отпустив, Карнаж сложил руки на груди и принялся расхаживать по зале, отсчитывая положенное время. Полукровка пристально наблюдал за тем, как по стержням проходила легкая вибрация. Постепенно она усиливалась. В скором времени пучок затрясло настолько основательно, что он потихоньку выходил из скважины.

— Вот ведь умник! — неподдельно изумился Феникс, обращаясь к замку, — Нет уж, жри давай!

В пару широких шагов он приблизился к двери и вогнал стержни ударом ноги в скважину. Скрежет и лязг возмутившегося от такого обращения замка отдались в стенах залы. Из скважины посыпались искры, сопровождаемые громким шипением и хлопками.

Полукровка рефлекторно отскочил в сторону, когда цилиндр замка резко вылетел наружу, отплевываясь погнутыми стержнями.

— Так то лучше, — промурлыкал себе под нос «ловец удачи», безбоязненно приблизившись к побежденному «стражу», — Итак, что мы имеем?

А имелось многое, на что стоило посмотреть. В личинку замка был встроен источник энергии, как и предполагал полукровка, черти какой давности. Таких уже давно не делали. Сама конструкция оказалась бесхитростной и позволяла замену, но из-за этого оказывалась уязвима. Зная эту тонкость, любой взломщик мог поступить также: высчитать силу заклятия барьера и грубо вломиться в замок нужным количеством индифферентного к магии металла.

Кончиком ножа Карнаж извлек небольшой белый кристалл, что застрял посреди стержней, прошивших цилиндр. С шипением, словно обжегшись об него, Феникс бросил кристалл на пол и разбил каблуком. Вогнав в освободившееся углубление нож под прямым углом к цилиндру, полукровка навалился всем своим весом на рукоять. Сухо щелкнули засовы. Двери со скрипом и скрежетом металла о камень медленно открылись.

Осветив факелом просторное помещение, заставленное металлическими стеллажами швигебургской работы и стойками с оружием, «ловец удачи» присвистнул, раскручивая на пальце за кольцо рукоятки свой нож.

Действительно, арсенал!

— Как я удачно зашел, — похвалил себя Карнаж, шествуя меж рядов клинков, покрытых пылью.

«Ловец удачи» давно искал себе подходящее оружие. Разумеется, клинок покойного наставника был выше всяких похвал, однако Киракава не раз говорил своему ученику, что меч — это очень индивидуальная вещь. Да, это было в первую очередь оружие, чье предназначение состояло так или иначе в том, чтобы отнимать чужую жизнь. В защиту или для нападения призывалось оно своим владельцем — не важно. Тем не менее, каждый должен выбрать клинок по себе, чтобы в нем выразился до конца сам владелец. Найдя подходящее оружие, также нужно осознавать, что оно является простым куском стали и железа. Если кто-то и уверял, что меч способен управлять им, то лишь подчеркивал этим слабость собственной воли и нежелание принимать на себя ответственность за свершенные деяния. Клинок во все времена был отражением сути владельца. Он, как вода, принимал форму того сосуда, в который попадал. В конце концов, решение, во имя чего обнажить заточенную сталь, принималось владельцем, и металл покорно принимал ту же судьбу. Тогда и рождалась индивидуальность меча, который мог иметь в мире с полсотни близнецов и тысячи собратьев, но, будучи единым целым со своим хозяином, становился индивидуален и уникален. Наверняка тогда и рождалась душа клинка, как отражение лица владельца на полированной поверхности. С годами она крепла все более, но беспощадное время судило разно: бывало, сломается клинок, и словно что-то в тот же миг ломалось во владельце; иногда, умрет вояка, а своенравная молва воспоет меч выше тех рук, что его сжимали; оставленный в попытке отречься от себя хозяином, меч будто засыпал — в подобной летаргии клинок оставался век от века и не приносил удачи более никому, ведь тщетны будут старания натравить на кого-то мертвого пса. И не было опаснее ошибки, чем предать клинок. Привыкший год за годом следовать повсюду за своим владельцем, впитавший в себя сок его души: все чаянья, надежды, страхи, злобу, ярость и даже любовь, — меч, порой, оказывался в верности самому себе крепче обладателя. Поэтому многие считали, что на оружие вернее полагаться, чем на любую живую тварь. Меч никогда не предаст. А те, кто утверждал во все времена обратное, могли ли они быть уверенны, что клинок перестал повиноваться их руки и быть заодно с ними только потому, что прежде они предали себя?

Оружие призывалось в этот мир из века в век не для того, чтобы слушать доводы, поддаваться уговорам и даже мольбам. И, если жадный до битвы мясник, чьи руки были по локоть в крови, мог прозреть рано или поздно, то его меч — никогда. Клинок оставлял в себе все свершенное, не позволяя его перекроить или переиначить. Поэтому лучшим было просто отставить в сторону, ведь сталь всегда непреклонна. И с той же непреклонностью она останется, как памятник, делам, через которые прошла, сколько бы ни молил былой владелец о прощении богов.

Клинок Киракавы предназначался для другого… Да и недурно было бы отыскать то, что осталось от ранкенов на острове Палец Демона, и вернуть меч. Карнаж прекрасно понимал, что стоит на пороге таких дел, которые непривычны будут клинку шпионов и убийц. Поэтому решил подыскать собственное оружие. Того самого, верного спутника, который пойдет с ним на все и всюду.

Полукровка не разделял убеждений, что следует найти хорошего мастера, который будет три дня и три ночи в поте лица да еще и с ритуальными песнопениями в придачу ковать ему железяку! Зачем? Вот они, стоят шеренгами, как на плацу, посреди арсенала. Бери любой и приручи его. И без пафоса обзывания «братом» или, пошлости ради, «другом». Клинок — ближе и роднее всех двоих вместе взятых. Хочешь — дай ему имя, не хочешь — никак не называй, но все равно он будет последним рубежом, что всегда встанет между врагом и твоим сердцем. При всей пышности и разношерстности ритуалов, суеверий и слухов связанных с этим оружием, суть оставалась всегда проста, понятна и одна на всех.

Взгляд «ловца удачи» остановился на изогнутой рукояти, которую так и не обмотали кожей, длиной примерно в четыре кулака. Феникс подошел ближе. Меч доходил ему до ребер, закрепленный вертикально на стойке. На навершии рукоятки имелось кольцо. Взяв клинок, Карнаж несколько удивился тому, что темные эльфы, взяв за основу тип островитянский длинных мечей, сделали изгиб рукояти в противоположную сторону изгибу самого лезвия. Более того, оказалось, что навершие было съемным, как у шпионских клинков островитян, с полостью внутри; только заглушка крепилась не на распорках, а в пазах, для чего ее следовало повернуть внутри черена. Удовлетворенно хмыкнув, полукровка поставил факел на соседней стойке и принялся более подробно изучать образчик давно растраченного оружейного искусства. Металл был черным с маленькими красными рунами, выбитыми у основания крупной квадратной гарды с острыми краями. Попробовав, как клинок лежит в руке, «ловец удачи» отложил его и взял соседний. Перепробовав еще два меча, все же вернулся к первому.

Рядом со стойкой лежали аккуратно завернутые в мешковину прочие принадлежности. Срезав веревку и откинув край, Феникс, к своему удивлению, обнаружил на покрытых черным лаком ножнах массивный набалдашник из вороненого металла — они годились и как посох, чтобы опереться во время долгого перехода, и как дубинка. Завидно широко был рассчитан спектр применения даже такой детали. В мешковине оказалась также сумка из дубленой кожи, откуда полукровка выудил длинную толстую цепь с крюком на одном конце и грузилом на другом. Последнее напоминало по своему виду яблоко шестопера, только «перья» можно было отогнуть в стороны, получив в результате эдакий массивный абордажный крюк. Все было выполнено из того же черного металла с теми же красными рунами, выбитыми на «перьях» грузила.

Окончательно сбитый с толку, Карнаж взвешивал на одной руке цепь, а на другой клинок. Красные значки были одинаковыми на обоих предметах. Без сомнения, они предназначались друг для друга. Зная темных эльфов, особенно их изобретательность по части военного искусства, полукровка предположил, что они вполне могли сделать это изощренное оружие, позаимствовав идею у крестьян с пресловутого острова Палец Демона.

Землепашцы, в попытке защитить свои жизни в бесконечных войнах, были горазды приспособить как оружие все, что попадалось под руку, начиная от простого цепа и заканчивая серпом, снабженного веревкой и грузилом. Не стоило также забывать и ран'дьянцев, которые прилаживали цепи ко всему, что только можно, но они обладали способностью летать, отчего возможность метнуть оружие да еще и с возвратом была отнюдь не лишней. Крестьянам же веревка с грузилом помогала на расстоянии спутать противника и после добить серпом. В их легендах даже сохранились истории о мастерах, способных таким оружием расправится разом с несколькими противниками.

Фениксу вспомнилось, как его наставник очень нахваливал нечто, что называлось «кусаригама». Однако Киракава, при всем своем восхищении этим, подлинно народным, оружием, не скрывал, что для должного использования «кусари», то есть цепи, требовалось открытое пространство. В свое время эта особенность стала причиной гибели нескольких достойных мастеров, так как сам по себе «гама», он же серп, мало что мог противопоставить мечу или копью.

Темные эльфы, видимо, наслышанные о таком недостатке, решили восполнить его, заменив серп хлебороба клинком воителя. Но, при столь забавной символичности обмена, коренным образом подвергался изменению и сам принцип боя…

Сложив цепь с грузилом обратно в сумку и затянув тесьму, Карнаж сунул меч в ножны и завернул их в мешковину, после чего обмотал веревкой и перекинул за плечо, а сумку с цепью пристегнул себе к поясу.

— Ну, пора и честь знать, мэтр Феникс, — усмехнулся сам себе «ловец удачи» и, погасив факел, поспешил убраться восвояси.

Осчастливленный таким приобретением, он и не заметил, как из глубины зала ему вслед посмотрели два огромных белесых глаза с крестовидными зрачками, что презрительно сузились от прощального бахвальства.

Выбравшись на улицы Venorik Suul, разумеется, с другой стороны стен, окружающих внутренний двор, Карнаж устало оперся спиной о каменную кладку и, щурясь красными от бессонной ночи и напряжения глазами, посмотрел на зачинающийся восход. Солнце медленно поднималось из морских далей. Глубоко вдыхая свежий морской воздух, что был особенно приятен после затхлости и сырости подгорных чертогов, полукровка сомкнул веки, наслаждаясь порывами холодного ветра.

Удалось! Эта рискованная авантюра оказалась не так уж сложна, стоило лишь хорошенько раскинуть мозгами и проявить должную осторожность. Теперь у него было чем рвать шкуры, и не только драконьи.

Первые лучи восходящего солнца выявили на стене неподалеку тень без владельца, что медленно, но верно направлялась от края обрыва в сторону «ловца удачи».

Гортанный рык над самым ухом вытряхнул Феникса из полузабытья. От сильного толчка в спину он упал и растянулся на булыжнике улицы. На каменной кладке, прямо в том месте где полукровка стоял до этого, возвышалась огромная тень, а из стены торчала толстая рука. На серой коже бугрились чрезмерно развитые мышцы, над костяшками огромного кулака нависали притянутые ремнями к предплечью стальные когти. С каким-то глухим чавкающим звуком из стены вылезло сухое, заостренное лицо владельца внушительного вида конечности. Свесив шею существо исподлобья посмотрело на повалившегося ничком «ловца удачи».

— Подлый воришка, — растягивая слова прошипело существо, вращая своими белесыми глазищами с крестовидными зрачками, — Как ты посмел вторгнуться туда, куда заказан путь даже темным эльфам?!

Феникс откашлялся и приподнялся, тряся головой.

— Тихо взял и ушел — называется «нашел»! — зло процедил сквозь зубы Карнаж и резко обернулся.

Существо озадаченно хмыкнуло, подняв глаза на металлическую пластину, что вонзилась ей прямо в лоб. Струйка крови сбежала мимо переносицы к подбородку. Длинный язык вывернулся меж сухих, потрескавшихся серых губ и жадно облизнул их.

— Похоже, — два длинных пальца огромной руки выдернули пластину, — Это будет интересно.

От такого зрелища у Феникса зашевелились волосы на голове. Неужели перед ним был velg'larn? По всему если судить, так оно и выходило. Те самые убийцы из темной братии, что с помощью каких-то изуверских мутаций и заклятий превращались в монстров, что способны были проникать сквозь стены, перерождаться в тень и прочее в том же духе.

Откуда он здесь взялся?!

Вторая рука с глухим чавкающим звуком вылезла из тени на стене и, опершись обеими конечностями, существо начало выходить целиком. Оно не спускало с Карнажа взгляд, в наплыве дикой радости полуоткрывши рот и пуская слюну.

— Только этого не хватало, — в ужасе прошептал «ловец удачи».

Больше не в силах выносить такое зрелище, полукровка как безумный подскочил к velg'larn'у и принялся своей торбой заталкивать глазастую рожу назад в камень, сопровождая все это воплями.

— Изыди, образина! Засунься обратно, тварь!

Существо замахало руками, что-то злобно рявкая сквозь кожу торбы.

Карнаж быстро осмотрелся, прекрасно понимая, что надо уносить отсюда ноги, и чем скорее тем лучше.

Внезапно отпрянув назад от монстра, он резко и высоко прыгнул. Плюхнувшись на крышу ближайшего дома полукровка охнул и скрючился. Под пластинами на лопатках будто кто полосонул ножом.

— Проклятье! Только не теперь, умоляю! — прохрипел Феникс и бросился бежать, то и дело поскальзываясь на черепице.

За ближайшей скалой улица поворачивала в сторону причала, а там можно было затеряться среди домов и, после, скрыться на корабле феларской гильдии магов.

— Как ты выжил после моего удара?! — velg'larn вскочил на крышу прямо перед «ловцом удачи».

Феникс уклонился от выпада стальных когтей.

— Тут какая-то хитрость! — рявкнул монстр, присев на корточки и задумчиво приглаживая рукой те клочки пепельных волос, что остались на его голове после мутации.

Полукровка шагнул назад. В этот момент в преследователя словно бес вселился:

— Почему? Почему?! Почему!!? — когти с бешеной скоростью засвистели у ног «ловца удачи».

Еле успевая отскакивать от ударов и закрываться от летящих осколков черепицы, Карнаж пытался преодолеть собственное изумление. Справившись, наконец, с растерянностью, Феникс воспользовался кратким промежутком в этом вихре стали и со всей силы ударил обитым мыском ботфорта под подбородок твари.

— Почему? — передразнил полукровка откинувшегося от удара мутанта, — По кочану!

Velg'larn соскользнул с края крыши, но уцепился одной лапой за водосток.

— Да по капусте! — добавил Карнаж, с хрустом всаживая каблук сапога в фаланги огромных пальцев.

Монстр рухнул на мостовую, раскинул руки и… громко засмеялся. Феникс застыл, с отвращением наблюдая как извивалось эта туша, затянутая вместо одежды в кожаные ремни и лохмотья.

— Славно-славно! — сквозь смех шипел мутант, — Давно не было так весело!

Резко оборвав свое веселье, velg'larn впился взглядом белесых глаз в «ловца удачи»:

— Беги! Еще беги! — тварь вскочила, вправляя пальцы, — А я догоню!

Такие предложения Фениксу не нужно было повторять дважды. Он рванулся с места и полетел вперед как вихрь.

— Догоню! Догоню!!! — подзадоривал мутант, неотступно следуя за полукровкой по улицам и не спуская с него глаз.

Однако бешеная гонка продолжалась не долго. Боль снова вступила Карнажу в спину и он, споткнувшись, повалился на крышу. Приступ оказался настолько сильным, что судорога не позволила ему даже удержаться и он рухнул на мостовую. Но там мутант подхватил его за шкирку и бросил вперед.

— Быстрее!!! — зарычал velg'larn.

Врезавшись с такого броска плечом в стену «ловец удачи» охнул и осел.

— Пошевеливайся! — удар ноги отправил полукровку вниз по спуску к причалу.

Скатившись по холодным камням Феникс затих возле бочек, что громоздились на углу двух домов.

— Поднимайся! — зашипел мутант над ухом.

Горсть слепящего порошка отправилась в белесые глаза. Карнаж толкнул преследователя лицом в стену и наспех рубанул своим островитянским клинком в плечо velg'larn'а.

Задыхаясь от боли, «ловец удачи» рвался к причалу, слушая издевательский хохот, что летел ему вдогонку.

— Проклятье! — зло прошептал Феникс, когда не нашел того, к чему так спешил, — Здесь, вроде, кораблик стоял?!

Очевидно, феларские моряки поспешили отчалить еще ночью. Как кстати, черт бы их побрал!

Снова боль. Нестерпимая, она прошила лопатки и отдалась в шею.

Карнаж рыкнул и припал на колено. Выронив меч он мученически закинул руку через плечо. Под лопатками словно набухли два огненных шара, прожигая спину, и лопнули, исторгнув из груди полукровки громкий вопль.

— Бежать больше некуда, — руки мутанта схватили Феникса за плечи и швырнули в нагромождение ящиков.

Velg'larn навалился своей тушей, собираясь проломить их «ловцом удачи», однако Карнаж уперся руками в сырое дерево с феларской маркировкой.

По спине из под пластин на лопатках текли два кровавых ручья.

Утробный рык дикого кота сопроводил сильный удар, что едва не переломал ноги монстра. Белесые глаза удивленно распахнулись, когда рука в перчатке с набойками ухватила за горло и на мутанта воззрились бешенные черные глаза-плошки. Лицо полукровки перекосил хищный оскал. Свободная рука метнулась за спину и в тоже мгновение нож с кольцом на рукоятке засел в грудь монстра по самую рукоять. Локоть обрушился сверху на голову, следом за ним колено врезалось с хрустом в ребра.

— Сдохни!!! — загремел металлом голос полный нечеловеческой ярости.

Отлетев на десяток ярдов velg'larn озадаченно склонил голову на бок. Крестовидные зрачки расширились в черные круги, что также заняли почти все пространство глаз, как и те, что впились в них напротив.

— Меня не убить этими железками, — сплюнув кровь прорычал мутант, поднимаясь и выдергивая нож из груди, — Но есть кое-что, чтобы нам повеселиться!

Длинный палец указал на сверток за спиной «ловца удачи».

— Доставай! Доставай!!! — брызжа слюной зашипел velg'larn.

Мешковина порхнула в сторону, подхваченная пронизывающим, холодным ветром.

Оба бросились навстречу друг другу с громким металлическим ревом.

Карнаж ушел от удара сверху и парировал темноэльфийским клинком второй, уже в колено. Застыв в клинче мутант занес свободную лапу с когтями, собираясь продырявить красноволосому голову, но в тот же момент ему в лицо врезалось металлическое «яблоко» на цепи.

Опрокинутый этим мощным ударом velg'larn перевернулся в воздухе, но сгруппировался и снова встал на ноги. Цепь беспощадно хлестнула в плечо. Из раны, оставленной там островитянским мечом, с хлюпаньем брызнула кровь. Но это не помешало мутанту закрыться скрещенными когтями от обрушившегося следом града атак.

Карнаж взял меч обратным хватом и, как заведенный, со всего маха рубил в каленую сталь когтей снова и снова. Нечеловеческий крик срывал горло, перекрывая клацанье и скрежет металла.

Мутант улучил момент и отскочил назад. Скалясь в немом восхищении, он покосился на сломанные когти правой лапы. И это притом, что его красноволосый противник орудовал клинком левой рукой.

— Замечательно! — рявкнул velg'larn, запрыгивая на ящики.

Цепь настигла его и там, впившись расправленными «перьями» яблока в ногу. Феникс с утробным урчанием потянул на себя, оторвав от противника изрядный кусок.

— О, да! — исступленно завопил мутант, — Будем драться, пока есть мясо на костях!!!

Восходящее солнце озарило причал, выделив на нем две тени, что метались между ящиками друг за дружкой, наскакивали, отпрыгивали, оглашая холодный воздух яростными криками, свистом и звоном стали.

Подлинно ран'дьянское ожесточение… Феникс чувствовал его. От каждого удара, даже вскользь, тело полукровки прибавляло сил. Боль словно перестала существовать. Металлический рык рвался наружу из глотки сам по себе, как из жерла вулкана, словно рождаемый в жилах, где теперь бежал огонь вместо крови. Руки и ноги, казалось, давно ждали именно этого бешеного танца на углях смерти. И в этот раз голова оказалась не затуманена, как прежде. Он орудовал цепью так, словно давно позабыл про это оружие, но теперь, с какой-то зловещей радостью, вспоминал.

Ему было все равно. Пусть под пластинами на лопатках клокотало как в домне, и горячие ручьи крови обжигали спину. Пусть глаза сами кровожадно выискивали бреши в защите противника, а удары сыпались с таким ожесточением, словно он собирался стереть мутанта в порошок. Хотя… Так оно и было. Velg'larn больше не пугал, и все страшные истории о них теперь не значили ровным счетом ничего. Просто кусок мяса, который полукровка жаждал порвать в клочья.

— Теперь понимаешь, почему меня прозвали «бешеным»? — прошипел мутант, когда они снова застыли на мгновение, сцепившись оружием.

— Да я и сам сегодня не в себе, — глухо заурчал Карнаж.

— Ты такой же, — глумливо усмехнулся velg'larn, перебрасывая полукровку через себя, — Отродье, созданное кем-то, чтобы убивать!

Цепь обвила шею мутанта.

— Заткнись, лысый! — ступня «ловца удачи» уперлась в широкую спину, руки натянули цепь.

Мутант с усилием развернулся. Карнаж скинул путы и откатился в сторону.

— Умри! Умри же!!! — стальные когти просвистели в дюйме от головы Феникса, разломав ящики и осыпав его щепками, — Для этого мы созданы!

Наступив ногой на цепь и натянув ее об локоть полукровка встретил прямой выпад когтей, которые застряли в звеньях. Ускользнув от удара второй, обезоруженной, лапы монстра, он вывернулся, спутав тому обе руки. Грузило с расправленными «перьями» врезалось в затылок, и мутант завалился на остатки ящиков, разломав их своей тушей в пух и прах.

Velg'larn с ревом поднялся, но в живот вонзился меч. Карнаж оскалился, толкая клинок все глубже в серую плоть. Монстр отбросил его спутанными руками и повалился на камень причала, плюясь кровью.

Утирая пот со лба, Феникс встал и, пошатываясь, приблизился к извивающейся твари.

— Когда же ты сдохнешь?! — в исступлении прорычал «ловец удачи».

Сквозь стоны мутанта снова начал прорываться смех. Это было последней каплей.

Карнаж накинулся на velg'larn'a, сжав обеими руками его горло и принялся душить. Пыхтение «ловца удачи» вперемежку с проклятиями все еще заглушал металлический хохот, пока Феникс не почувствовал знакомое покалывание в подушечках пальцев. От неожиданности он даже ослабил хватку, что позволило velg'larn'у оторвать затылок от мостовой и посмотреть ему в глаза. Хохот оборвался, когда их взгляды встретились.

— Так весело мне не было уже сотню лет, — прохрипел мутант, чувствуя, как убывают силы, потоком уносясь через пальцы полукровки, — Теперь ты главное чудовище в этой цитадели, ран'дьянец.

По пустынному причалу разнесся громкий предсмертный крик с призвуком металла…

— Где!? — этот пространный вопрос был задан главой убийц драконов настолько громко, что потряс стены трактира.

Предтече этого вопроса было следующим. Едва продрав глаза, Тард уселся на скамье со смутным чувством, которое иногда посещает после предыдущего дня полного забот, и принялся осматривать спавших вповалку кто где наемников. Чувство это было непонятное, однако назойливое: что-то он позабыл, что-то упустил, пока они в спешке выгружали все необходимое с феларского корабля.

И втемяшилось же капитану так торопиться с возвращением?

В попытке прояснить ситуацию, гном осторожно, чтобы не разбудить дрыхнущего рядом Гортта, взял со стола кружку с остатками вчерашнего пива. С улыбкой вспомнив историю на борту, когда двое его рыжих подручных устраивали набеги на трюмы, Бритва не успел сделать и глотка, как вспомнил чего или, вернее, кого не хватало. Вот тогда-то и прозвучал это вопрос в утренней тишине, как гром среди ясного неба.

— Где этот рыжий раздолбай!?? — возопил Тард, внося уточнение.

— Я здесь!

— Да не ты, Гортт!

Под изумленными взглядами тех из наемников, кого смог добудиться, Бритва спешно засобирался.

— А ты куда смотрел? — обернулся он к Гортту, запихивая топор за пояс.

— Я!? — возмутился рыжебородый гном, — Я ему нянька что ли?

Не обращая внимания на проклятья тех, о кого он споткнулся прорываясь к двери, Тард продолжал цедить сквозь зубы все, что он думал о неугомонном «ловце удачи»:

— Молоты Швигебурга! Вынет кто-нибудь шило из жопы у этого полукровки или нет?!

Подойдя к дверям и обернувшись Бритва сурово посмотрел на растерянного Гортта:

— Что сидишь, как пыльным мехом ударенный? Чай не кирпич в штанах! А ну, поднимай задницу и пошли, пока этот стервец нас под наковальню не подвел! С темными эльфами не с своим братом, сам знаешь.

Оба гнома вывалились из дверей трактира и только тогда задались своевременным вопросом: а куда, собственно, направляться? То есть куда обыкновенно заносит полукровок, которым, как говорится, швея под хвост попала?

Гортт с досады плюнул.

Тард набрал в легкие побольше воздуха и… все скверное многообразие швигебургской словесности потонуло в звуке горна, что победоносно пролетел над сонным Venorik Suul.

Не сговариваясь оба последовали в направлении этого звука. Благо горнист, судя по всему, решил продолжать пока не лопнет.

Они торопливо шли по тесным улочкам, пока не выбрались к причалу. Везде сновала стража, а на самой пристани образовалась целая толпа темных эльфов, сверкавшая в лучах восходящего солнца оружием и латами.

Похоже, собрался весь гарнизон.

— Ух ты… — озадаченно почесал в затылке Гортт.

— Зашибись, — протянул Тард, — Ладно, делать нечего, пошли.

Терзаемые любопытством, гномы поспешили на пристань.

Усердно поработав локтями, при этом щедро рассыпаясь извинения, Тард протиснулся через столпившихся воинов. От представшей ему сцены глава убийц драконов опешил.

Карнаж спокойно сидел на остатках феларских ящиков, устало опустив голову на навершие рукоятки меча. И, надо признать, превосходной работы меча, которыми давно славились темные эльфы. Казалось, ему нет дела до обступивших его плотным кольцом воинов. Под ногами «ловца удачи» валялась скрючившаяся в предсмертных судорогах огромная тварь с застывшей на губах идиотской улыбкой. Она то и была объектом многочисленных обсуждений и пересудов, что доносились из сверкавших доспехами рядов.

Горнист наконец-то утихомирился и отступил от тела чудища. Его место заняла статная эльфка в черном плаще, подбитом мехом. Повисла тишина. Воительница с вызовом посмотрела на Феникса. Тот лениво поднял на нее глаза, почувствовав этот взгляд. Некоторое время она изучающее смотрела на красноволосого, и Тард ясно прочел немой вопрос в этом взоре: «Какого черта? Откуда он сюда свалился?»

— Чудовище повержено! — наконец провозгласила эльфка, — Мы благодарим тебя, чужестранец!

— Опаньки, — прошептал Гортт с беспокойством глядя на Феникса.

Тот сидел с безразличным видом, изрядно помятый, но непобежденный.

Полукровка не двинулся даже тогда, когда темные эльфы подняли торжествующий гвалт, потрясая всеми железяками, что оказались под рукой.

— Что здесь происходит?! — рявкнул Тард, подойдя к «ловцу удачи», — Этот парень с нами. Если он причинил вам беспокойство, прощения просим…

— О, нет, что вы? — усмехнулась воительница, — Ваш собрат по оружию избавил нас от чудовища, что много лет обитало в нашем городе и не допускало нас в оружейную. Оно считало нас недостойными клинков предков. Многие пытались победить его, но их всех постигла смерть.

Обернувшись к воинам, эльфка высвободила из-под плаща одну руку и, воздев ее в воздух, крикнула:

— Да славится Черная Вдова! Она не оставила нас. Ее всевидящие глаза нашли для нас избавителя, а руки соткали нить судьбы, что привели его к нам!

— Вы были правы, матриарх! — подхватили воины, — Простите наше неверие!

— Призовите тетрарха, — распорядилась эльфка, — Пусть засвидетельствует в летописи кончину монстра! Теперь мы сможем достойно продолжать дело наших предков!

— Ничего не понимаю, — развел руками Гортт посреди всеобщего веселья.

— Ваш друг, наверное, знаменитый убийца чудовищ? — подошел к Тарду один из воинов, после чего отвесил поклон Фениксу, — И поспешил к нам на выручку, когда узнал о нашей беде.

— А черт его знает, — ответил Бритва, который уже ни в чем не был уверен.

— А как иначе?! — изумился горнист, — Если все наши замки и магические запоры сами открылись перед ним, когда он храбро ступил в подгорные чертоги. Так и было предсказано. Мы даже не узнали о его приходе, как раз в рассветный час, что также было предсказано матриархом! Другой бы погиб, ведь только избранный может пройти сквозь наши магические запоры живым.

И тут Карнаж разразился:

— Да чтоб вашу Черную Вдову за восьмую ногу! Вместе со всеми тетрархами и матриархами! Изуверы!!! Я едва уцелел! Хоть бы табличку повесили, что там живет такое чудище!

— Как же? — искренне недоумевал горнист, — Там и была табличка. На нашем древнем языке…

Вячеслав Седов

2007–2008 г.