"Антитело" - читать интересную книгу автора (Тепляков Андрей Владимирович)Май 2006 года День семнадцатыйНастя остановилась возле двери библиотеки и повернулась к матери. — Пока. До вечера. — До вечера, — отозвалась та, но с места не двинулась. Девушка раздраженно подняла глаза к небу. — Мааам! Мне что, и туда под конвоем? — Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо. — Да у меня и так все хорошо! Просто прекрасно! Настя поджала губы. — Пока. Она толкнула дверь, откинула капюшон и вошла. Лиза еще минуту постояла, запахнув тонкий дождевик, и, наконец, ушла. Настя смотрела в окно, пока та не скрылась из виду, растворившись в каплях дождя на стекле, и повернулась к Анне Олеговне. — Я на полчасика отойду. Можно? Женщина посмотрела на нее и укоризненно покачала головой. — Иди. — Спасибо! Настя выскользнула в хмурое утро и быстрым шагом направилась к дому знахарки. Анна Олеговна, проводила ее глазами и снова покачала головой. Молодые люди — у них всегда находятся срочные и секретные дела, всегда что-то важное. Лиза была слишком строга с дочерью, с самого ее детства. Ни на шаг не отпускала от собственной юбки. В этом возрасте детям уже пора учиться самостоятельности, ответственности, а не прятаться чуть что за родителей. Анна Олеговна подумала, что, будь у нее самой дочь, она бы предоставила ей чуть большую свободу. Но дочери у нее не было, а с мужем она развелась десять лет назад — достаточно давно, чтобы память об этом померкла не только у нее, но и у всего поселка. Неожиданно библиотекарша почувствовала раздражение. Она вернулась за стол и стала бездумно перебирать карточки. Настя решила пойти окольным путем, чтобы избежать ненужных встреч с кем-нибудь из знакомых. Она свернула на улицу Гоголя и оказалась среди мрачных, большей частью заброшенных домов, почти всегда пустующих. На обочине, рядом с покосившимся забором, почти утонув в высокой траве, стоял «Запорожец» со спущенными колесами и выбитыми стеклами. Старики, жившие здесь, давно перемерли, а молодежь подалась кто куда. Вырождение поселка, все ускоряющееся в последние годы, здесь было особенно заметно. Девушка прошла улицу, в дождливый и пасмурный день еще более мрачную, чем обычно и повернула направо. Впереди показалась детская площадка, пустынная, вся в блестящих пятнах луж. Непогода разогнала всех ее завсегдатаев, и Настю это вполне устраивало. Она миновала маленький деревянный домик и краем глаза уловила в окошке движение. Девушка остановилась, и в следующую секунду там показалось мальчишеское лицо: растрепанные волосы стояли дыбом, а в щербатой улыбке не хватало одного зуба. Мальчишка показал ей язык и скрылся в глубине домика. Настя улыбнулась. Она пересекла площадку и вышла к аптеке — небольшому одноэтажному зданию, похожему на прямоугольный блок из детского конструктора. Что-то в этом знакомом сооружении не понравилось ей, показалось неправильным — не таким как всегда, но времени останавливаться и размышлять не было. И только пройдя мимо, Настя поняла, что ее насторожило — аптека была закрыта. Пораженная, девушка остановилась и обернулась, желая удостовериться в том, что видела. Акулина, заведовавшая аптекой с незапамятных времен, считала свое предприятие важнейшим в поселке, и много лет аптека работала, как часы, открываясь ровно в восемь и закрываясь, порой, часов в десять. Дом Акулины располагался всего в нескольких шагах — можно было придти ночью, постучать и старая аптекарша, страдающая бессонницей, непременно открывала дверь. Кое-кто над ней подшучивал, но Акулина, в свои восемьдесят сохранившая отличное чувство юмора, нисколько не смущалась этой пустой болтовней. Аптека работала даже в выходные дни, и вот теперь она была закрыта. «Боже мой, уж не случилось ли что?» Время поджимало, и Настя выкинула из головы все лишние мысли. Нужно было разобраться в собственных делах. Девушка твердо решила получить ответы на свои вопросы. Что бы там ни говорила знахарка, она проявит настойчивость. Накручивая себя по пути, Настя вышла к заросшему густым садом дому. Дождь перестал, холодный воздух пах сыростью, цветущими яблонями и цветами. Девушка открыла калитку и решительно направилась к дому. Знахарка открыла не сразу, трель звонка раздавалась в доме трижды, прежде чем дверь отворилась, и в образовавшейся узкой щели показалось бледное и осунувшееся лицо Анны. Света было слишком мало, чтобы разглядеть прихожую. Создавалось ощущение, будто огромный тролль выглянул из своей пещеры, чтобы узнать, кто его побеспокоил. И, возможно, сожрать непрошенного гостя. Настя неуверенно шагнула вперед. — Стой, — сказала знахарка. Настя остановилась. — Уходи. — Не уйду! Я хочу знать, что происходит. — Что происходит? — переспросила знахарка и закашлялась. С гулко бьющимся сердцем девушка отступила назад, ожидая, когда приступ пройдет. От страха и возбуждения у нее задрожали ноги. Постепенно знахарка овладела собой и вытерла ладонью губы. — Я уже сказала. Зараза там. Нельзя тебе туда соваться. Я добра тебе хочу, милая. И потому говорю — держись подальше от фермы и от меня. Анна попыталась закрыть дверь, но Настя схватилась за ручку. — Вы там были? Что там? Женщина посмотрела на нее мрачно и устало. — Уходи. Или я позвоню твоим родителям. Дверь закрылась. Настя осталась стоять на крыльце, чувствуя страх и злость одновременно. «Вот стерва! Ей что — сказать сложно?». Глупо было пытаться снова заговаривать с ней. Знахарка действительно могла позвонить родителям, и те не преминут затянуть узду так, что не продохнуть. Нужно действовать самостоятельно. Настю захлестнуло возбуждение: трясущимися руками она залезла во внутренний карман куртки и достала телефон. «И пусть все к черту катятся!» — Алло? Танюш, это я. Мне нужна твоя помощь. «Я только посмотрю. Просто узнаю, что там происходит». Мотор старенькой «девятки» завывал, и что-то противно позвякивало. Настя сидела с Танюшкой на заднем сидении, глядя на проплывающие вдоль обочины ели, и молчала. Дорога была пустая, и Вовка ехал быстро. Он курил, стряхивая пепел в открытое окно. Настя рассказала подруге все. По крайней мере, все, что знала сама. Рассказала про странное поведение знахарки, про свой домашний арест, про сводящее с ума беспокойство. И Танюшка сдалась. Теперь они сидели рядышком в машине, везущей их прямо в пекло, напряженные и испуганные. — И все-таки — зря, — не выдержала Танюшка. — Плохая мысль. — Я только посмотрю. Вы вообще можете не ходить. — Все пойдем, — сказал Вовка. — Тут и говорит не о чем. Позади раздался вой сирены. Вначале он едва пробивался сквозь завывание ветра, но очень быстро стал громче, с каждой секундой набирая силу. Девушки, словно по команде, обернулись. — Скорая, — сообщил Вовка и выбросил окурок. — Торопятся. Он сбавил скорость и прижался к обочине. Вой сирены вырос до истошного рева, и в заднем окне возник силуэт машины с мигающими синими и красными огнями. Она неслась на всех парах, держась середины шоссе. В считанные секунды «Скорая» догнала «девятку» и промелькнула мимо, ударив по машине тугой струей воздуха. — Сто тридцать, не меньше. — Интересно, куда они так несутся? — спросила Танюшка. Ей никто не ответил. Через десять минут они свернули с шоссе на проселок. В пыли виднелись ясные следы протекторов, смазанные в начале и более четкие дальше. — Газель, — сказал Вовка. — Может, та скорая. Брутальный водила — тормоза не бережет. «Девятка» медленно поползла по дороге, с обеих сторон зажатой глубокими кюветами. Высокая трава волнами струилась по земле, следуя порывам ветра. Дальше, метрах в десяти, черной стеной возвышался лес: неподвижный, мрачный и безрадостный, как сам этот день. Между деревьями клубилась тьма, такая же полная, как в безлунную ночь, словно та не ушла совсем, а лишь притаилась, спустившись вниз, обретя там свое дневное жилище. Все это не ускользнуло от внимания Насти, заставив ее нервничать еще больше. Она почти раскаялась в том, что ввязалась в эту авантюру и потащила за собой других. — Далеко еще? — спросил Вовка. — Нет. За поворотом должна быть дорога. — Хорошо. — Мрачно здесь, — сказала Танюшка. — Аж жуть берет. Брр! «Не то слово», — подумала Настя, но вслух ничего не сказала. Машина повернула за выступающий, словно мыс, участок леса и стала карабкаться на небольшой холм. На вершине холма темнела просека, наполовину скрытая деревьями. Там дорога поворачивала вправо и уходила к Титовке. — На горке будет развилка, — сказала Настя, внимательно глядя вперед. — Там еще цепь натянута — на машине не проехать. — Сейчас поглядим, — отозвался Вовка. «Девятка» одолела подъем, проползла еще пару метров и остановилась. — Опа! — сказала Танюшка. — Похоже, приехали. Цепь, которая должна была преграждать дорогу, валялась в пыли, а поперек просеки лежала огромная сосна. — Романтики с большой дороги… — Там дальше еще есть. Настя открыла дверь и выбралась наружу. Лес встретил ее гробовым молчанием. Ветви деревьев, вопреки полному безветрию, медленно шевелились. Они напомнили Насте змей, словно все стволы были покрыты сотнями пресмыкающихся, медленно и отвратительно шевелящихся во сне. Сзади хлопнули двери, и девушка вздрогнула. — Ого! Что-то возле поваленного дерева привлекло ее внимание. Настя наклонилась, подобрала маленький черный предмет и поднесла к глазам, чтобы лучше рассмотреть. — Что это? — тихо спросила Танюшка. — Не знаю. Крышка какая-то. Подошел Вовка. — Дай посмотреть. Настя передала находку ему. — Это от камеры. Крышка, которая на объектив надевается. «Камера. Федор» Девушка еще раз внимательно осмотрела землю перед деревом, надеясь обнаружить еще какие-нибудь следы. Улики. Но ничего не нашла. Трава была нетронута, но за те два дня, что прошли с момента похода Федора и знахарки, она наверняка поднялась. «Они тут были. Это точно. Интересно, насколько далеко они прошли?» — Ну что — идем? Или так и будем топтаться на месте? — спросил Вовка. — Я бы не ходила, — сказала Танюшка. — Да ладно! — Идем. Настя села на дерево, перебросила через ствол ноги и нерешительно пошла вперед. Вовка перемахнул через препятствие одним прыжком и повернулся, чтобы помочь сестре. Они выстроились гуськом: Настя первая, за ней Вовка, Танюшка замыкала шествие. Настя отчетливо помнила эту дорогу: они не раз ездили в гости на ферму. Тогда просека была достаточно широкая, чтобы по ней мог пройти грузовик, две укатанные колеи в сырую погоду заполнялись водой, превращаясь в глубокие рвы, почти непроходимые для обычных легковых машин. И вот теперь ей показалась, что просека стала как будто немного уже… Танюшка испуганно озиралась. Странная это была дорога, если вообще ее можно назвать дорогой. Ни следа от колеи, под ногами — невысокая жесткая трава. Несколько густых кустов, сплошь усеянных колючками, росли прямо посередине просеки, словно часовые, охраняющие проезд от чужаков. Поваленные деревья обвивал какой-то вьюн. Выглядел он подозрительно: весь покрытый грязно-белыми трубчатыми цветами, похожими на сильно вытянутые колокольчики, источающие неприятный сладковатый запах. — Фуу…, - протянула Танюшка. — Осторожнее… Удивленная этими фразами, Настя обернулась и увидела, как Вовка поднял с земли сухую палку, подошел к поваленному дереву и ткнул в него. Рука парня дернулась, он вскрикнул и выпустил свое орудие. — О, черт! Вьюн немного подался назад, а потом, словно змея, оторвался от ствола и мгновенно обвился кольцами вокруг ветки, устремившись к Вовке. — О, черт! Вовка отбросил палку и отступил назад, глядя, как вьюн утаскивает свою добычу под дерево. Через секунду раздался сухой треск. — Что это было? — пораженно спросила Танюшка. — Он не ядовитый? — Кто ядовитый? Ты о чем? — насторожилась Настя. Ей никто не ответил. Настя удивленно посмотрела на подругу. — Здесь что-то происходит? — Схожу-ка за топориком, — сказал Вовка и направился к машине. — Куда он? — Хочет обрубить эту гадость. Танюшка поморщилась. Вьюн продолжал лениво извиваться возле поваленного дерева. — Какую гадость? — Да вот эту! — Танюшка указала пальцем на вьюн. — Я ничего не вижу… — Отойдте-ка! — раздался у них за спиной голос. Девушки разошлись в стороны. Вовка быстро подошел к стволу и ударил топором по зеленовато-серому побегу. Во все стороны брызнул мутный сок, похожий на яичных белок. Капли разлетелись веером, попав на одежду и руки Вовки. Вьюн дернулся и стал извиваться, сворачиваясь и расплетаясь вновь, словно змея с перебитым хребтом. Несколько секунд все испуганно молчали, а потом Вовка заорал. — Черт — больно! Он тряс рукой. Кожа на том месте, куда брызнул сок, сделалась багровой и покрылась крупными волдырями. Топор выскользнул из пальцев и упал на землю, где его тут же обвил один из тонких побегов. — Ааа! Жжется! Танюшка схватила брата за руку и принялась трясти. — Стряхни! Настя смотрела на них полными ужаса глазами. Она не понимала, что творится, но знала — именно сейчас что-то происходит с ними, и в этом повинен лес. То, что живет здесь, перешло в наступление. «Но почему я ничего не вижу?» Неясность ситуации наводила ужас. Девушка ощущала себя слепой, попавшей в середину кошмара с преследованием. Она знала, что на нее охотятся, но не знала, не могла видеть охотника. Настя прижала кулаки к губам и отступила на пару шагов от своих друзей. Вьюн перестал дергаться и вновь обвил ствол, ощерившись белыми цветами, словно зубами. Танюшка, схватив брата за здоровую руку, решительно потащила его обратно к машине. И вдруг все вокруг пришло в движение. Из леса вырвалось множество побегов. Они напоминали усики стрекательных клеток, какими их рисовали на уроках биологии. По всей высоте древесных стен извивались щупальца, вылезая из темноты на зыбкий дневной свет — бледные, чужие, ищущие. Встрепенулись побеги на поваленных стволах. Они быстро разворачивались, покидая свои места и, вместе с остальными, стремились туда, где два человека поспешно, но все же слишком медленно двигались прочь из леса. Раздался свист рассекаемого воздуха, и Танюшка обернулась как раз в тот момент, когда одно из щупалец настигло их и поднялось над землей, словно кобра готовая к броску. Девушка едва успела отпрянуть, и удар пришелся по спине. Она закричала и с удвоенной энергией потянула брата вперед, туда, где на фоне темной травы ярким белым пятном выделялась машина. Танюшка перевалилась через дерево, повернулась назад, просунула руки подмышками у Вовки и стала изо всех сил тянуть на себя и вверх упирающегося и мычащего брата. Пальцы побелели от напряжения, но она продолжала тянуть и дергать, рыча, словно собака. Ей удалось перетащить его через ствол, и они упали, на минуту скрывшись из вида. Первые побеги достигли дерева, через которое только что перебралась Танюшка, и остановились, словно наткнувшись на невидимую преграду. Они слепо бросались из стороны в сторону, словно внезапно потеряли свою цель. Огромный бледно-зеленый клубок, окруженный множеством щупалец, застыл между Настей и ее друзьями. Танюшка, пыхтя, оттащила брата к машине и подбежала к поваленной сосне. Успокоившееся было побеги вновь пришли в яростное движение. — Настя, стой там! Мы быстро! Мы кого-нибудь привезем! — Что? — Мы сейчас! Вовка сидел на земле, баюкая здоровой рукой пораженную, похожий на пьяницу, который не понимает, кто он и где находится. Танюшка помогла ему подняться и потянула к машине. Ей пришлось оттолкнуть брата от водительской двери и усадить назад. Закрыв за ним дверь, она села за руль. — Мы быстро! — Таня, стой! «Девятка» стала рывками разворачиваться на узком пространстве дороги. Рев мотора поглотил крик Насти, но она все кричала, подпрыгивая на месте, не отрывая от лица сжатых кулаков. Из-под колес полетели камни. Машина развернулась и, мигнув тормозными огнями, устремилась вниз с холма. Скоро она пропала из вида, и снова стало тихо. Настя глубоко вздохнула и села на землю. То, что произошло здесь, было невозможно. Нелогично. Невообразимо. Она рассчитывала на что угодно, но не на такое. Настя попыталась восстановить в памяти последние события. Они разворачивались так быстро и сумбурно, что трудно было понять, что и за чем следовало. Крики, какая-то невидимая борьба, бегство — все это скрутилось в клубок сумасшествия, и она никак не могла его распутать. В конце концов, она решила, что это не важно. Важно то, что влияние на людей, о котором говорила знахарка, действительно имеет место. Лес создал фантом и направил его против человека, и это объясняет поведение Вовки и Танюшки. Сделанный вывод немного успокоили Настю — при всей своей фантастичности, он хотя бы придавал некую логику событиям. Только один вопрос оставался без ответа. Он пугал и обнадеживал одновременно: почему лес не тронул ее? У силы, живущей там, есть планы на ее счет? Или он просто ее не видит, как и она не видит создаваемые им миражи? Вопросы, вопросы… Настя вытащила из кармана телефон и набрала номер Танюшки. Некоторое время в трубке было тихо, а потом прозвучал сигнал отбоя. Больше ждать было нечего. Девушка сунула телефон обратно, и, опасливо глядя по сторонам, пошла дальше по дороге. Туда, где в центре оживших кошмаров стояла одинокая ферма. Тишина вытекала из леса и невидимым потоком разливалась по Титовке. Улицы поселка были непривычно пусты, и только во дворах, возле домов иногда появлялись человеческие фигуры. Две старухи, словно древние часовые, сидели на лавке возле закрытого магазина Рафика. Они громко обсуждали всевозможные недуги, неожиданно и в изобилии свалившиеся на Титовку. Каждая реплика сопровождалась длительным молчанием, покуда очередное утверждение обдумывалось, поворачивалось так и эдак в замутненных старческих головах. Возле скамейки, чуть в стороне, лежала собака. Она подошла полчаса назад, покачиваясь и пуская слюни, и улеглась на землю возле людей. Некоторое время она беспокойно и испуганно смотрела на старух, затем моргнула, опустила голову и затихла. Через минуту собака умерла, но старухи этого не заметили. Возле одного из домов стояла, покрытая слоем дорожной пыли, машина скорой помощи. Водитель курил, открыв дверь. Он рассеянно обозревал притихший поселок, гадая, что здесь могло приключиться. Впрочем, без особенного интереса. Потрескивал остывающий двигатель. Водитель затянулся в последний раз, бросил окурок в канаву и закашлялся. Немного времени спустя, подошел человек и заговорил с ним. Он говорил возбужденно, размахивая руками и указывая на разные концы поселка. Скоро к ним присоединился еще один, а потом еще. Спустя четверть часа, возле «скорой» собралась толпа человек в десять. Все кричали, что-то доказывали водителю, который отвечал короткими фразами и все время отрицательно мотал головой. Наконец, он вылез из машины, запер ее и во главе небольшой процессии направился к дому, возле которого припарковался. Народ замолчал, и снова стало тихо. Спустя десять минут к «скорой» подъехала «копейка». Из нее выбрался Сергеич, и стал ходить вокруг «Газели», высматривая в окнах врача или водителя. Никого не обнаружив, он повернул было к дому и увидел возбужденную толпу, двигающуюся ему навстречу. Сергеич решительно направился к ней, что-то крича. Люди остановились, окружив старика. Снова все шумели, не обращая никакого внимания на водителя, старающегося призвать их к порядку. Наконец, тот сдался, театральным жестом махнул рукой и пошел к машине. Люди еще некоторое время толпились во дворе, а потом потянулись за ним. Они окружили «скорую» полукольцом, и в серое небо поплыл дым множества сигарет. Опять стало тихо. Сергеич залез в свою «копейку» и перегнал ее на чей-то съезд, чтобы убрать с дороги. Минут через двадцать послышалось хлопанье двери, и во дворе показался врач. Толпа вновь загомонила. Люди окружили его, он что-то отвечал сквозь медицинскую маску, пытаясь поскорее пробраться к машине. Водитель довольно грубо отпихнул от него людей, а потом забрался в кабину. Кто-то застучал по двери. Доктор стал пробираться в обход, продолжая что-то говорить и взмахивать руками. Народ не желал расходиться, все говорили одновременно, не понимая и не слыша друг друга. — …пройти! Толпа на секунду расступилось, и этого оказалось достаточно, чтобы врач залез в кабину и захлопнул за собой дверь. Взвыли сирены, замигали огни, и «скорая» стала медленно разворачиваться, словно слон, окруженный пигмеями. Толпа неохотно расступалась, давая дорогу и продолжая галдеть. Кто-то опять застучал по кузову. «Газель» завершила свой маневр, к сирене присоединилось рявканье клаксона — громкое и сердитое. Люди инстинктивно отодвинулись, и машина рванулась вперед, подпрыгивая на рытвинах. В этот момент загудел двигатель «копейки». Сергеич отчаянно дергал ручку переключения передач, что-то хрустнуло, и машина, битком набитая людьми, натужно выбралась на дорогу. Народ зашумел, провожая ее вслед за «скорой». Когда обе машины скрылись из вида, толпа медленно потекла в сторону одного из домов. Люди расположились во дворе, и снова поплыл в небо дым множества сигарет, словно отзвук далекого пожара. Настя двигалась очень осторожно, тщательно выбирая место, куда ступить. Она старалась идти, как можно тише, словно боясь потревожить сон чудовища. Ноги мягко ступали по низкорослой жухлой траве. Все было спокойно — никакого движения вокруг, ни малейшего звука. И все же она не верила тишине. В ней чувствовалось какое-то напряжение. Будто что-то, невидимое оно, все время находилось рядом, выжидая удобного случая, чтобы напасть. Дважды она доставала сотовый телефон, и каждый раз видела одно и то же — единственную черточку, которая то появлялась, то опять исчезала: сигнала не было. По крайней мере, это снимало вопрос, почему Глеб не звонил. «Скорее всего, на ферме то же самое» Деревья впереди расступились, и показался просвет. Сердце у Насти возбужденно забилось: «Дошла!». Она могла видеть участок большого поля, на краю которого, метрах в трехстах от того места, где стояла девушка, находилась ферма. Слева зашевелились кусты, и на дорогу вышел еж. Настя остановилась. Зверек был большим, серым с темными иглами. Выглядел он комично и мило, передвигался неторопясь, вразвалочку. Девушка улыбнулась, и на сердце у нее отлегло. За последний часы, наполненные ужасными и невообразимыми событиями, этот ежик показался ей символом удачи. «Теперь мне точно повезет! Непременно повезет!» Пройдя половину пути, зверек вдруг остановился и задрал мордочку, сосредоточенно принюхиваясь. Маленький черный нос забавно морщился, и Настя едва не рассмеялась. Он водил им из стороны в сторону, словно бы не замечал человека, а только смутно чувствовал его присутствие. Наконец, серая мордочка повернулась к девушке, указывая на нее острым носом, словно стрелка компаса, нашедшая свой север. В неподвижном безветрии дня раздался тревожный шелест. Далеко в лесу громко треснула сухая ветка. И еще одна. И еще. У Насти кольнуло сердце. Маленький еж стоял перед ней, вперив в человека черные горошины глаз, и теперь уже не выглядел таким милым и безобидным. Снова зашелестели листья, и сквозь шелест до Насти донесся низкий и громкий вой. Ему вторили с другой стороны дороги, а через пару секунд к первым двум присоединился и третий. «Волки!» Настя посмотрела вперед. До поля оставалось недалеко, но дорогу преграждали поваленные деревья. Главное — успеть перебраться через них, а на открытой местности у нее будет больше шансов… «На что шансов?» В лесу снова затрещали ветки, теперь уже близко. Настя повернулась на звук, и вдруг резкая боль обожгла правую ступню. Она посмотрела вниз и увидела ежа, вцепившегося зубами в открытый большой палец. Он трепал его, словно собака, бешено дергая головой. Девушка закричала и дернула ногой. Зверек отлетел в сторону, упал и тут же вновь встал на лапы. Вид разъяренного ежика пугал и одновременно был настолько комичен, что Настя засмеялась. Смех и слезы смешались, перешли в громкие истеричные всхлипы, и она побежала. Вперед — туда, где за поваленными деревьями стояла ферма. Глеб сидел на земле, раскачиваясь из стороны в сторону, глаза его были закрыты. Он блуждал где-то далеко, в стране грез, и Степан не мешал ему. Страж слушал лес. Утро не принесло свежести; серая, промозглая мгла лишь чуть разошлась, нехотя уступая блеклому выцветшему солнцу, но так и не растворилась до конца. Степан чувствовал, как мощные потоки энергии плывут мимо него, обволакивая, стремясь к неведомому центру — к поляне. Той самой поляне, где очень скоро окончательно сформируется чудовищный и чуждый разум. Это не слишком его волновало. Пока все шло по как надо. Пока еще есть время. Раньше завтрашнего дня лес не сможет управиться, не убив девочку. А он этого не сделает. Никогда. Глеб будет готов выполнить свою миссию, следует только немного подождать. Медленно тянулись часы. Солнце постепенно восходило над деревьями. Оно выглядело изможденным, словно лес высасывал силы не только из девочки, но и из него. Бледность солнца подчеркивал черный частокол древесных вершин. Степан вдруг насторожился и поднял голову. Он почувствовал, как на дороге, ведущей на ферму, появились люди. Их было двое. «Нечего вам здесь делать», — прошептал он и закрыл глаза. Нужно было отогнать непрошенных гостей — ничто не должно помешать Глебу выполнить работу. Степан почувствовал подъем. Его сила росла вместе с силой чудовища, и ощущение этого было упоительным. Он намеревался устроить для гостей представление. Маленькое милое представление. Степан стал тихо напевать, раскачиваясь взад-вперед, в такт движениям Глеба. Так прошел еще час, а потом он вдруг остановился, выпрямился и открыл глаза. — Что за дьявольщина? Он снова почувствовал чужое присутствие. На этот раз гораздо ближе к ферме. Ощущение было очень слабым, нервный рецептор, передавший его, был, очевидно, слишком маленьким и примитивным существом, но сигнал поступил. Кто-то прошел. Кто-то прошел по дороге незамеченным. «Это невозможно! Этого нельзя сделать!». Он оборвал свои мысли и сосредоточился, погружаясь в себя, сквозь себя, в землю, в лес. Танюшка повернула на улицу Гоголя. Повернула слишком резко, и едва успела выкрутить обратно руль, не дав машине слететь с дороги. «Да блин! Не хватало еще врезаться!» Вовка сидел сзади, баюкая больную руку. Она могла видеть в зеркале его пустой взгляд, направленный поверх ее головы. Танюшка крепче сжала руль, и в этот момент дорога перед глазами поплыла: заборы и деревья раздвоились и изогнулись, словно в кривом зеркале, в один миг утратив четкость очертаний. Это было похоже на погружение в воду. Танюшка инстинктивно помотала головой, и к горлу подступила тошнота. Она едва успела остановиться и открыть дверь, как ее вырвало прямо на серый выщербленный асфальт. «Господи!» — пронеслось у нее в голове. — «Что это? Что со мной?». Болезненные спазмы сжимали гортань, будто чьи-то руки пытались ее задушить. Ее стошнило снова и девушке пришлось опереться рукой на порог двери, чтобы не упасть. Перед глазами кружилась карусель — все быстрее и быстрее. Кожа вдруг сделалась холодной, а на руках и спине выступил пот. Краем сознания Танюшка уловила звук хлопнувшей двери. — Таня? Она не смогла поднять голову и не смогла ответить. Свет начал меркнуть. Она почувствовала чьи-то руки у себя на плечах, а потом мир исчез. Когда Танюшка снова открыла глаза, «девятка» как раз подъезжала к дому. Вовка сидел за рулем. Выглядел он плохо: бледным и осунувшимся. «Я выгляжу не лучше», — подумала Танюшка. Она посмотрела на руку брата. На том месте, где недавно был страшный ожог, блестела здоровая, без единой царапинки, кожа. Она прижала ладонь ко лбу. Лоб был холодным. Машина остановилась, и Вовка выключил двигатель. — Как ты? — Плохо. Танюшка прижалась затылком к спинке сидения. — Что там было? Что с нами случилось? — спросила она. — Не знаю. — Мы оставили Настю. Она еще раз посмотрела Вовке на руку. — Никаких следов? Он покачал головой. — И не болит? — Нет. — Так что же — это нам привиделось, что ли? Вовка вспомнил, как жгло кожу, как быстро боль распространялась по нервам, словно пожар, выжигая его изнутри. Он вспомнил гибкий бледный стебель, ощерившийся грязно-белыми цветами и, покачал головой. — Я не понимаю. Бред какой-то. — Настя там одна, — снова сказала Танюшка. — Заберем? Она быстро помотала головой. — Нет! И не надо нам было туда ездить! Блин! Не надо было. — Нельзя же ее там бросить. — Нельзя. Но я ни за что туда не вернусь! — Давай я сам. — Нет уж. Надо звонить ее родителям. Это больше не игрушки. — Ты думаешь? — Думаю. И еще я думаю, что нам с тобой очень повезло, что мы вообще вернулись. Танюшка открыла дверь, выбралась из машины и, прижав руку ко лбу, пошла к дому быстрой нетвердой походкой. Настя бежала по полю, не оборачиваясь, а позади бушевал лес. Если бы она могла взглянуть на него с высоты, то увидела бы, как по кронам кругами расходится волнение, будто от брошенного в воду камня. Оно искало ее, вглядываясь в землю пустыми глазами. Слепо, вытягивая во все стороны сотни щупальцев — животных и растений — оно хотело нащупать ее, коснуться, схватить и раздавить, как спелую ягоду. Но человек исчез, словно растворился. Настя подбежала к дому, задыхаясь и хрипя. Никогда раньше она столько не бегала и не знала, что вообще способна на такое. Пот стекал по лицу, несмотря на холод и сырость, и дыхание вырывалось изо рта облаками пара. Она поднялась по ступеням и изо всех сил надавила на кнопку звонка. — Откройте! Откройте! Откройте! — скороговоркой затараторила она. И обернулась. Из леса, плотной струей вытекала темная река. Она разливалась по полю, распадаясь на множество подвижных точек. «Звери!» Они выбегали из леса и растягивались в широкую живую цепь. Лиса бежала рядом с зайцем, волк рядом с белкой. Это была погоня. Настя кулаком ударила в дверь. — Пустите меня! Цепь животных вытянулась и, подобно приливной волне, потекла по пашне. Настя уловила шаги в прихожей и снова забарабанила в дверь. Она прижалась лбом к окну, чтобы рассмотреть, что происходит в доме, и вдруг отпрянула, увидев прямо перед собой ужасное бледное лицо с темными кругами под глазами и спутанными торчащими патлами. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять кто перед ней. Лицо исчезло. Звякнул замок. Настя влетела в прихожую и набросилась на Сергея. — Заприте ее! Скорее! Скорее! Сергей повернул ключ, даже не глянув на то, что творилось на поле. — Настя? Как ты сюда попала? Она не ответила и снова прижалась к окну, всматриваясь в пространство перед домом. Цепь преследователей утратила свою монолитность и слаженность, рассыпавшись на мелкие группки. Звери кружили по полю, хищники стали охотиться на мелкоту, все смешалось. Постепенно животные снова потянулись к лесу. Опасность миновала. — Настя? Она повернулась и испуганно посмотрела на Сергея. Синяя кофта висела на широких костлявых плечах, как на вешалке. Тонкие, длинные пальцы крутили пуговицу. Костлявая ладонь казалась слишком длинной и чуть дрожала. — Что происходит? Где Аленка, Ира? Где Глеб? Сергей не ответил, повернулся и поманил ее за собой. — Вы точно дверь закрыли? — Закрыл. Не бойся. Сюда они не сунутся. Настя глубоко вздохнула, откинула волосы со лба и пошла за ним в комнату Аленки. Она успела подумать о том, как много странного и ужасного сегодня произошло. Настолько много, что она, наверное, уже потеряла способность удивляться. — Привет, Настя! — сказала Аленка. Девочка сидела на полу, прислонившись к кровати, и выглядела так, будто не спала и не ела несколько суток. Ее зрачки плавали, не фокусируясь ни на чем конкретном, словно сонные рыбы. Подол синего застиранного платья задрался, открывая надетые наизнанку трусы. Девочка дышала тяжело и медленно. И улыбалась. — Что… Сергей взял Настю за руку. — Идем. Девушка послушно попятилась за ним, не спуская с Аленки испуганного взгляда. Сергей подвел ее к собственной комнате и приоткрыл дверь. Настя увидела Иру, лежащую на кровати. В глаза сразу же бросилась удивительная и неприятная белизна блестящей кожи. Глаза у нее были закрыты, она не двигалась и, как будто, не дышала. — Она… живая? — Наверное. Точно не знаю. По крайней мере, она еще гибкая, хоть и холодная, как лед. Уже несколько дней так. Сергей закрыл дверь. — Пойдем в гостиную. Там они и расположились для разговора. Сергей тяжело, по стариковски кряхтя, устроился в кресле, а Настя присела на мягкую ручку дивана. — А Глеб? Он где? — Глеба нет. — А где он? Сергей неопределенно махнул рукой куда-то в сторону окна. — Там. Настя автоматически проследила направление и увидела мрачную темную громаду леса. — В лесу? — Ты не могла бы сделать чай? Я все расскажу. — Просто в голове не укладывается! Лиза крепче прижала к уху телефонную трубку, пытаясь расслышать, что говорит муж. — Да. Настя к ней заходила, а потом уехала. С подругой. С Таней. Она мне звонила. Что? Не знаю я! Не знаю! Только быстро! Да, я тоже сейчас пойду. А? Нет, не одна. Семен, Галка, Нина, Боря. Да. Они на улице. Что сказала? Да она здесь настоящую секту развела! Кирилла? Конечно. Она немного помолчала. — Да. Хорошо. Я выхожу. Лиза вышла во двор, где ее уже поджидала группа из четырех человек. Они выглядели возбужденно и решительно. Возле своего забора маячила гротескная, похожая на огромную ворону, фигура Энгельсины. На ней было черное пальто и черный дождевик поверх. «Вот только этой карги и не хватало!» — Мой уже выехал, — объявила она собравшимся. — Он привезет участкового. — Это правильно, — поддержал Борис — невысокий, плотный мужичек в расстегнутой телогрейке, под которой виднелась неопределенно рыжая старая рубашка. Он был главным активистом — человеком, всегда и во всем принимавшим самое деятельное участие. Он был не дурак подраться, и поэтому в предстоящем мероприятии мог оказаться полезным, если парню, живущему у Анны, вздумается помахать кулаками. — Давно уже нужно прижать эту стерву, — высказалась его жена Галка. — Я как чувствовала! — Давайте двигаться, — поторопил всех Семен, неодобрительно качая головой. Его старший сын жил в Москве, и Семен не особенно жаловал деревенские собрания. — Нечего здесь торчать. — Гляньте, как Энгельсина разволновалась, — хихикнула молоденькая продавщица Нина. Головы повернулись. Старуха топталась на месте, переставляя свою палку и крутила головой из стороны в сторону. — Ладно. Лиза пошла вперед быстрым, размашистым шагом. Вся компания потянулась за ней. По пути к ним присоединилось еще несколько любопытных. Подойдя к дому знахарки и не обнаружив там участкового, они остановились и стали шумно обсуждать, что же делать дальше. Мнения разделились: Борис и Галка предлагали немедленно взять дом штурмом, разумный Степан возражал им на том основании, что они не имеют никакого морального права вторгаться на чужой участок и причинять ущерб владельцам. — Это, между прочим, подсудное дело! Вот придет Кирилл, тогда другое дело! Тогда можно! Близнецы Вова и Рома — двадцатишестилетние бугаи, оба работающие на песчаном карьере водителями, широко улыбались, возвышаясь над толпой, как два столба. Они не понимали из-за чего сыр бор, но сразу же предложили свои услуги в высаживании дверей, если понадобится. От них исходил вполне различимый запах водки, а глаза светились радостным предвкушением. Со скуки они принялись щипать Нину, а та, визжа, уворачивалась. Собрание перерастало в балаган, с каждой минутой делавшийся все более шумным и неорганизованным. Лиза стояла в растерянности, не зная, как поступить. Краем уха она слышала перепалку между Борей и Степаном, визжала Нинка. За ее спиной обсуждали, чем лучше покрывать столбы. — Отработкой — я тебе говорю. Это самое лучшее! Она медленно выходила из себя. «Моя дочь там, а они черт те что устроили!» Лиза уже была готова закричать, но сдерживалась, понимая, что криком делу не поможешь. Нужно было ждать. Из-за поворота показалась нескладная черная фигура и медленно поплыла сквозь сумрак хмурого дня. Энгельсина. Она шла и улыбалась. «Только не это!» Толпа все больше возбуждалась, шумя, как потревоженное осиное гнездо. И в тот момент, когда наиболее активные оказались уже достаточно разогреты, чтобы ринуться в бой, калитка знахарки скрипнула и перед ними появилась она сама. Разговоры стихли. Среди собравшихся пролетел боязливый шелест. Знахарка остановилась, опираясь одной рукой о калитку, а в другой держа длинную палку — черенок лопаты. Одета она была так, будто на дворе стояла поздняя осень — в длинную шерстяную юбку бордового цвета, такую же кофту, на плечах — серый пуховый платок. Бледная кожа лица контрастировала с темной одеждой, делая Анну похожей на приведение в мрачном саване. Она молча смотрела на собрание, хрипло дыша через приоткрытый рот. На несколько секунд толпа застыла. Множество глаз глядели на нее со страхом и беспокойством. Те, кто не был свидетелем недавней стычки знахарки и Насти, а таких оказалось большинство, были поражены видом ее, словно сошедшей со старинных гравюр о ведьмах и колдунах. Анна немного сутулилась, и людское воображением моментально добавило ей горб. — Доигралась, — прошептал кто-то. — Без бога и червяк сгложет. Немая сцена затягивалась. По рядам прошло волнение: кто-то кутался в куртку, кто-то переступил с ноги на ногу. Постепенно и незаметно передние ряды стали теснить остальных, словно от знахарки исходила какая-то невидимая сила, окружившая ее стеной. Лиза выступила вперед. — Где моя дочь? Ее голос прозвучал в гнетущей тишине удивительно громко и отчетливо. Анна повернулась на звук, но продолжала молчать. — Где она? — повторила Лиза. Ответить Анна не успела: раздался громкий рев мотора, и из-за поворота появилась грязная белая «Нива». Толпа зашевелилась и отступила, давая дорогу. Машина остановилась между людьми и знахаркой, демонстративно разделив их. Открылись дверцы, и оттуда выбрался Анатолий в сопровождении участкового Кирилла. Кирилл, высокий и худой и какой-то неуловимо острый, остановился, неторопясь осматривая место событий. Его мохнатые брови сдвинулись. Анатолий пошел к жене. Толпа моментально окружила их и снова загомонила. Знахарка, казалось, не обращала на происходящее ни малейшего внимания. Решив, что она никуда не денется, Кирилл оторвался от машины и подошел к собравшимся. — Что тут за бардак такой? — спросил он строго, сунув руки в карманы. Куртка на нем приподнялась и топорщилась, как смятый мешок. — Заняться больше нечем? — Она Настю украла, — сказал кто-то. — Что? Других комментариев не последовало. — Так граждане — расходимся, — участковый вытащил руки из карманов и развел их в стороны. — Давайте. Шустрее. Люди недовольно загомонили, но Кирилл решительно двинулся вперед, и им пришлось отступить. — Пусть скажет, где она! — Разберемся. Нечего вам тут делать. Все под контролем. Давайте — расходитесь. Больше никто не спорил. Толпа развалилась на группки, которые двинулись в сторону парка. Через пятнадцать минут на улице остались только участковый, обеспокоенные родители, Анна и Энгельсина, оккупировавшая лавочку на противоположной стороне. На коленях у нее лежал театральный бинокль, полированная поверхность которого поблескивала в лучах пробивающегося сквозь тучи солнца. Кирилл прикинул, стоит ли от нее избавляться, и решил, что не стоит. Он подошел к Лизе и Анатолию. — Ладно. Пойдемте. Они пошли через улицу. Знахарка стояла неподвижно, словно статуя. Они не дошли до нее несколько шагов, когда Лиза снова выпалила свой вопрос. — Где моя дочь? — Я не знаю, — ответила Анна. Ее голос прозвучал тихо и был грубее, чем обычно. Они скорее угадали ответ, чем услышали его. — Что? — Я же сказала — не знаю. — Ах ты… — Спокойнее, — вмешался Кирилл. — Давайте разбираться. — Я знаю, что Настя ходила к ней утром! Мне ее подруга сказала, — заявила Лиза, гневно уставившись на участкового. — А потом она попросила отвезти ее на ферму. — Кого? Кто попросил? — Да Настя! Попросила свою подругу — Таню Боярину. — Ага. Кирилл достал из нагрудного кармана блокнот с плюшевым медведем на обложке, перелистнул несколько страниц и что-то нацарапал в нем. — А потом? — Может, в дом зайдем? — спросил Анатолий. Все обернулись к знахарке. Та покачала головой. — Почему? — удивился Кирилл. — Сядем в тепле и во всем разберемся. — Нельзя ко мне, — сказала Анна. — У меня больной. Вы заразитесь. — Вот врет! — воскликнула Лиза и снова рванулась вперед. Знахарка отшатнулась и чуть не упала, запнувшись о бугор возле калитки. Кирилл успел ухватить ее под локоть, но она вырвалась и отступила за забор, кутаясь в шаль. — Ладно. Хорошо. Не хотите в доме, будем здесь стоять. Слушаю. — Нечего мне объяснять, — глухо проговорила Анна. — Настя пришла утром. Хотела ехать на ферму — все так. Но я ее выставила. Она посмотрела на Лизу. — Сказала ей, что, если не уймется, позвоню родителям. — А потом? — спросил участковый. — А потом она ушла. — Врет! — Послушай…, - начал Анатолий, но Кирилл не дал ему договорить. — А почему вы отговаривали ее ехать на ферму? — Опасно там. — Опасно? — Да. Там кругом зараза. Туда никому нельзя. Туда врачей надо. Знахарка вздохнула. — Хотя теперь уже поздно врачей. Мне бы самой… Да. Участковый снова нахмурился. Он знал о том, что творилось в Титовке — ему сообщил утром врач «скорой», который ездил туда на вызов. В поселке все стояли на ушах, а сам он ждал команды, подозревая, что Титовку придется закрывать на карантин. То, что сейчас говорила эта странная женщина, полностью совпадало с его собственной информацией. — А вы откуда знаете про эпидемию? Она замялась. — Знаю. Мы… Я. Была там. — Когда? — Пару дней назад. — И что вы видели? Знахарка обвела их долгим взглядом. Она остановилась на злом и испуганном лице Лизы, а потом вздохнула. Не было смысла что-то скрывать. Тем более, что информация уже двинулась по официальным каналам, и теперь ее не остановить. Да и не нужно. Единственное, что было сейчас важно, это удержать их от того, чтобы они бросились в пекло сами. «Девочку, конечно, жалко, но уже ничего не поправить. Хотя… Кто знает?» Она подумала, что, наверное, ей стоило бы поехать на ферму самой и попытаться сделать хотя бы что-то. А они могли бы ее туда отвезти. Знахарка не хотела подставлять их под удар, почти уверенная, что им этой поездки не пережить, но будет ли у нее выбор? — Хорошо. Я расскажу. Анна села на скамейку рядом с калиткой. — Садитесь. История длинная. — Не может быть! — Да. Трудно поверить. Но со временем привыкаешь. Ко всему привыкаешь. — Ничего не понятно. Что здесь творится? Сергей пожал плечами и отхлебнул холодный чай. — Вообще-то я сам не верю во всякую чертовщину. Не верил, точнее. Теперь уже не знаю. Другого-то объяснения нет. — Мы с Глебом были у знахарки, когда… Ну еще до всего. Почти до всего. — Знаю. И что? — Она говорит, что в лесу что-то есть. Что-то воздействует на Глеба. Я, кстати, тоже сначала в это не верила. Но теперь… А она уже тогда знала. — Может быть. Но, коли так, воздействует-то не только на Глеба. — Да. На других тоже. Кроме меня. — Что ты имеешь в виду? Настя рассказала ему о том, как добралась до фермы. Как нечто атаковало их на лесной дороге, как Вовка и Танюшка едва спаслись, а она осталась одна, слепая и неуязвимая. Как встретила ежа, как бежала к дому, а за ней — лесные звери. — Не знаю, видит ли оно меня, — сказала она в конце, — но влезть мне в голову оно не может. Сергей задумался. — Интересно, почему? Настя пожала плечами. — Интересно, — повторил Сергей. — Да… Мы вот живем себе, живем. И полагаем, будто все уже знаем. По крайней мере, все, что можно было бы увидеть, мы можем представить. А главное, точно знаем, чего нельзя увидеть. Чего не может быть. И вот — рраз!.. Я раньше сидел и думал: почему мы? За какие такие прегрешения? А потом бросил. — Почему? — Потому что страшно. В голову приходит, что любого человека, любого — неважно какого, в один прекрасный момент может просто выдернуть из жизни и бросить… сюда вот. Жил ты себе жил, все знал — главное знал, чего бояться, и вот ты уже в детской сказке с чудовищами и вампирами. И неожиданно понимаешь, что сказка эта — теперь твоя быль… Помнишь инквизиторов? Все эти пытки, испытания, изгнание бесов? Настя кивнула. — Теперь я очень жалею, что здесь нет одного такого. Грамотного. Очень жалею. — Не может быть! — Бред какой-то, — Анатолий встал и принялся расхаживать вдоль скамейки. — Живой лес — такого не бывает! — Я не говорила, что он живой. — Ну тогда что? Анна пожала плечами. — Мне тоже с трудом верится. Мистика и все такое — наверняка все проще. Всегда так бывает, — заметил Кирилл. — Я не о мистике говорю, между прочим. Да, то, что там — странно, но наверняка это можно объяснить естественными причинами. Просто мы не можем этого сделать. — В смысле? — В том смысле, что мы имеем дело не с чертом и не с ведьмами, — она укоризненно посмотрела на Лизу. — А с природой. — Никогда о таком не слышал. — Вы просто не интересовались. У меня есть кое-что — про лес и эпидемии. Вам бы неплохо прочитать. — Ну да. — Где моя дочь? — упрямо повторила Лиза. — Там. В лесу. — Боже! — Но вы подождите убиваться. Судя по тому, что рассказала эта Таня, лес пропустил вашу дочь. Я думаю, я почти уверена, что он ее не видит. — Не хочу слушать этот бред! Я хочу, чтобы мы немедленно поехали туда и привезли Настю домой! — Вы не сможете…, - начала знахарка. — И ты нам поможешь! Анна тяжело и хрипло вздохнула. — Помогу. Только сначала покажу вам кое-что. Хочу, чтобы вы посмотрели. Чтобы вы все посмотрели. Федор лежал на кровати и что-то тихо и быстро говорил. Белое лицо, на котором черными пятнами выделялись глаза и губы, выглядело ужасно худым. Из-под опущенных век непрерывно текли слезы. Кожа блестела, словно пластик. Страшное зрелище заставило людей остановиться на пороге комнаты. — Мы провели в лесу час, — сказала знахарка. — Всего час. А теперь он вон какой. Два часа назад я вызвала скорую, и мне сказали, что приедут, как только смогут. Сказали, что все машины на вызовах. Вы понимаете? А ему ничего не помогает. Я уже все перепробовала — ничего. — Думаю, нам лучше выйти на улицу, — сказал Кирилл. Они вышли в сад. — Врачи уже работают, уже что-то делается. Нужно ждать. — Нельзя нам ждать, — мрачно высказался Анатолий. — Видишь, как все быстро происходит. Настя не может там больше оставаться. — Нельзя туда ехать, пойми! — А что делать? Я не хочу, чтобы моя дочь оставалось там, где происходит такое! — Я вас не пущу. — Чего? — Не пущу! — повторил участковый. — С какой стати? — Кирилл, ты не можешь нам помешать. — Не могу. Но все равно. — Там моя дочь! Ты что? Ты соображаешь? — Все равно! Анатолий долго смотрел на участкового, нависая над его тщедушной фигурой, словно медведь над туристом. Неожиданно, заговорила знахарка. — Ехать надо завтра утром. — Почему не сейчас? — Подготовиться нужно. — Но… — Вы умрете, если не сделаете то, что я скажу. — Черт-те что. У Кирилла заработала рация, он отошел в сторону и пару минут с кем-то говорил. Потом взглянул на собравшихся, будто намереваясь им что-то сказать, но передумал, посмотрел в серое небо, сунул руки в карманы и пошел к калитке. — Я напишу вам, что нужно, — сказала знахарка. Густая плотная чернота поглотила ферму, превратив окна освещенных комнат в зеркала. В каждом из них Настя видела свое отражение — уставшее напряженное лицо, наполовину скрытое медицинской повязкой. Постапокалиптическое приведение. Она уложила Аленку в начале двенадцатого, и это оказалось не трудно: та едва держалась на ногах. Настя практически на руках дотащила девочку до ванной, умыла, попробовала почистить ей зубы — запах изо рта был просто ужасен — но не смогла. Она довела Аленку до кровати, раздела и уложила спать, накрыв одеялом. Лишь только оказавшись в постели, малышка моментально заснула. Закончив с Аленкой, Настя вернулась в гостиную. Сергей, дремавший в кресле, встрепенулся, заслышав ее шаги. — Нужно отсюда выбираться! — убежденно сказала Настя. — Не знаю как, но мы должны уйти. — Нужно, — без энтузиазма согласился Сергей. — Но мы не уйдем. Может быть, ты одна могла бы, но мы… Аленка и Ира не смогут идти, да и я тоже теперь не ходок. Нет, даже, если нас отсюда выпустят, мы не уйдем. Он был прав, и Настя это понимала. Она была уверена, что и одна не сможет покинуть ферму. Память еще хранила отчетливую картину растекающейся по полю живой цепи. Ей чудом удалось пройти один раз, и сделать это снова ей уже не дадут. Но ее будут искать — в этом не было никаких сомнений. Танюшка и Вовка наверняка поставили на уши все Горенино; по крайней мере, они точно связались с родителями Насти, а уж те не оставят дочь в беде. Они придут за ней обязательно. Совершенно точно. Но пройдут ли? Не было ни единой возможности предупредить их о том, что здесь происходит. Но даже если бы была, то что? Что нового она могла бы им сказать, чего не сказала Танюшка? Ничего. И как это могло бы им помочь? Никак. Настя гнала от себя прочь дурные мысли. Она не хотела, не могла думать о том, как родители пойдут через лес, потому что это пугало ее. Она просто хотела, чтобы за ними пришли и забрали отсюда. — Будем ждать. Мои появятся здесь, я уверена. Они что-нибудь придумают. — Может быть. Хотя я не уверен, стоит ли им тут появляться. Настя не ответила. Сергей взглянул на настенные часы. — В любом случае, сегодня их ждать нечего. Ночью они через лес не пойдут. Он снова был прав. Настя почувствовала раздражение. Ее нервировало то, как он относится к ситуации — отстраненно, равнодушно, даже слегка иронично. На этом фоне она чувствовала себя идиоткой, глупой девчонкой, которая надеется непонятно на что. Но лучше быть идиоткой, чем такой вот, как он, амебой. — Лучше иди спать, — сказал Сергей. — Наверху комната Глеба. Настя чуть помедлила и поднялась. — Да, так и сделаю. Она встала и пошла к туалету, снимая на ходу маску. У двери она обернулась. — Спокойной ночи. Вы тоже долго не сидите. — Не буду. Настя отвернулась, и внезапно все переживания этого длинного дня разом обрушились на нее, словно поток ледяной воды. Она вздрогнула и застыла, положив ладонь на дверную ручку, холодную и твердую. Слезы поднялись к глазам, но ей не хотелось плакать. Не хотелось расплакаться здесь в этой комнате, под отрешенным и понимающим взглядом Сергея. Настя повернула ручку, и в тот же миг из гостиной донесся громкий звон разбитого стекла. Камень влетел в комнату в брызгах блестящих осколков, ударился в противоположную стену и покатился по ковру. Секунду не было никаких движений. Сергей повернулся в кресле, широко распахнув красные испуганные глаза, и в этот момент, словно огромная летучая мышь, на подоконник взлетела фигура. Движение было таким быстрым, что казалось, будто она возникла там, как материализовавшийся сгусток ночной темноты. Глеб присел в оконном проеме, и, резко дергая головой в разные стороны, оглядел гостиную. Худой, с кожей, отливающей серебром, горящими глазами и спутанными волосами, в ярко освещенном проеме окна на черном холсте ночи, он напоминал ожившую горгулью пера средневекового художника. Несколько мгновений он сидел неподвижно, а потом еще одним молниеносным движением оказался в комнате. Сергей едва успел встать, когда Глеб налетел на него. Он вложил в удар все свою скорость и вес, опрокинув дядю на спину. Падая, тот ногой зацепился за кресло, чуть повернулся, и его голова лишь на сантиметр разминулась с твердым углом тумбочки. Глеб прыгнул на него и нанес быстрый удар в грудь. Дядя сразу обмяк, и тут истошно закричала Настя. Словно хищное животное, у которого хотят забрать добычу, Глеб резко обернулся и его глаза, пустые и темные вонзились в девушку. — Что…, - закричала она, но окончить не успела. Одним прыжком он подскочил к ней и ударил в грудь сцепленными руками. |
|
|