"Лунный удар" - читать интересную книгу автора (Динаев Дино)Г Л А В А 4 ПЕРЕПИСЬ НАСЕЛЕНИЯ 1872 ГОДАОт надвигающейся бури сделалось абсолютно темно, всполохи были уже не отдаленными и безликими, а близкими и режуще белыми. Временами слышался гул, пока еще тихий, но с угрожающими нотками, начинавшими звучать все громче. Но все признаки надвигающейся стихии перекрывали вопли Семена, напропалую и без особого успеха ругавшегося с сельчанином. — Говори где староста, нерусь поганая! — орал он невидимый в темноте. — Староста йок, — отвечал вкрадчивым голосом такой же невидимый собеседник. — Что значит-йок? По-русски говори, бесовская твоя душа! — Йок-значит йок. Кончился. — Помер что ли? А что ты в казенной избе делаешь? Вон и фонарь висит. Правда, не горит. — Это не фонарь. — А что же это, етит-вертит? — Простой лампа. — Шутить изволите, а я вот кнутовищем то тя перетяну, тогда и пошутишь, тудыть твою… — Погодь, Семен, — значительно сказал Флоров, сходя с коляски, земля показалась неожиданно мягкой, гостеприимной. Он пошел на голоса препирающихся и вскоре увидел рядом с возницей маленького человечка, совершенно лысого, но с несколькими длинными черными волосинками на подбородке. — Как тебя зовут любезный? — Аксак. — Не позволишь ли переночевать у тебя, уважаемый, и переждать грозу? А если поставишь самовар, то мы и заплатим. Правда, скромно, мы люди казенные, на государевой службе. — Нет вопрос. Заходи, гостем будешь. Уже в сенях, освещенных неверным светом лучины, Флоров поучал Семена: — Эх ты, Семейка, учу тебя учу манерам, а все ни в какую. Сказано ж тебе: к людям надобно с лаской. Однако тот с чрезвычайно внимательным видом поизучал его сапоги и сказал: — Однако в гавно наступили, ваше благородие. Снимите тут, запах к тому ж. Флоров с трудом сдержал себя, но возница оказался прав. — Коров, понимаешь, развели, — он разулся и в комнату вошел в носках. Аксак жил бобылем. Как он рассказал, полдеревни мужиков жили одни. — Как деревня то называется, хозяин? — спросил Семен. — Идея. Бывший староста один жил, да помер. Теперь я в его дом перебрался. Пока новый управляющий не приедет. Странное названьице — Идея. Флоров полистал карту, но в Загорской волости такую деревню не нашел. В доме было удушающе жарко, потому что, несмотря на лето, в комнате топилась печь. Аксак вытащил из ее жаркого нутра чугунок. Комнату тотчас залил аромат свежесваренной картошки. Рядом с чугунком появился литровый штоф, заполненный более чем наполовину. — Что это? — Строго спросил Флоров. — Арака. "Черт", — подумал Флоров. — "А мне ведь еще Алгу переписывать. И где этот Богом забытый городишко?" Возница быстро перекрестился и уже разливал по кружкам. Получалось ровно, как по линейке. — Семен, прекратить! — велел Флоров. — Бог знает, чего они туда клали. — А водка она и в Идее водка, — не соглашался возница, когда дело шло к выпивке, он становился опасным вольнодумцем. — Это не водка, я ж говорю — арака, — опять влез Аксак. — За дружбу русского и сумитского народа! — провозгласил Семен. — Выпейте тож, ваше благородие. Вы ж государевый человек, про вас тут все узнают, как вы их уважили. — Ох, и шельма, — не выдержал Флоров. — Ладно, наливай. Только по одной. Но когда Флоров начинал пить, то по одной почему-то никогда не получалось. Именно за это качество его и попросили с прежней службы, заставив колесить по необъятной губернии. Вот и в этот раз пока он разобрался в своих чувствах, получалось трижды по полкружки. Аксак совсем захмелел. Пропустив очередную, хватил ею по столу и воскликнул: — Ай, и арака! Как ее только русские пьют! — Сумиты тоже мимо рта не проносят, — резонно заметил Семен. — Давай еще по кружке и все. По полной. — Больше ярамы, — замотал Аксак головой. — Что значит «ярамы»? Так ты не хочешь за дружбу наших с вашими? — загорелся Семен. — Ах, ты сумитская морда! — Семейка! — одернул Флоров. — Нехорошо брат. Он нас угостил, а ты. И мне брат нехорошо, пойду-ка я на воздух. Он с трудом встал и, неловко сшибая табуреты, чугунки, старые сильно вонючие валенки, изловчился-таки выйти в сени. Напоследок он увидел, как почему-то плачущий возница целует Аксака, вопрошая его при этом: — А девки у вас есть, брат? — Девки есть, — ответствовал тот. — Только не дают. Возница так и залился слезами. — Ты чего? — опешил Аксак. — Жалко мне тебя, и девки тебе не дают. — Э, не плачь, дорогой. Мне не надо. — Это почему? — Кутаг не работает. Давно. Возница залился еще пуще прежнего. — И кутаг не работает. Нету у тебя никакой радости в жизни. Ну, давай за это тогда выпьем. По последней. По полной. И уже из-за притворившейся двери донеслось: — Так ты отказываешься пить, морда? За дружбу? Да я тебя за такие слова! Алик рывком вынырнул из тяжелых объятий сна и некоторое время не мог встать, безуспешно борясь с нахлынувшими впечатлениями. Сон был мало сказать странный, он завораживал, даже угнетал. И он никак не хотел заканчиваться. Самое жуткое заключалось в том, что он начался ровно в том месте, где закончился первый. "Реаниматор давно б уже диагноз поставил", — подумал Алик. — "Что за перепись? У нас и деревни то такой нет. Идея". Некоторое время он прислушивался к шорохам, глядя в окно, за которым ничего не было кроме чистого поля и моря. Таким Макаром ему до завтра не восстановиться, надо бы заснуть, да робость его охватила, что приснится опять этот странный сон, что мучил его уже вторую ночь. Внезапно на него упал отсвет, и, глянув в окно, он увидел, что в соседней избе настежь открыто окно, и в свете свечи видится чей-то ясный силуэт. — Подойдем поближе, — решил Флоров. Очередной сполох осветил все вокруг, после чего грянул такой мощи гром, что казалось, в небесах перекатывают гальку в огромном тазу. Но дождя все еще не было. Вспышка осветила того, кто был в окне. Это была давешняя девушка, и Флоров успел увидеть, что она действительно чрезвычайно хороша. На румяном после бани лице выделялись ее запоминающиеся глаза: игривые, пьянящие. Девушка сидела у окна и, задумчиво глядя в темноту, медленно расчесывала свои роскошные волосы цвета спелой пшеницы. — Фатьма, закрой окно! — раздался уже знакомый зычный голос. — Прогневишь Всевышнего, хвала ему. Волосы притягивают молнию, быстро накинь платок, кому говорю! Девушка громко рассмеялась, открыв рот с ослепительно белыми зубами. — А я не боюсь! — закричала она. — Я не боюсь грозы! Она даже привстала над подоконником и выставила руки навстречу грозовому облаку. — Не делайте этого! — закричал Флоров в ответ и побежал, но бежать было далеко, а гроза была уже здесь, рядом. Флоров понял лишь одно: в деревне не было ни одного дерева, что могло отвлечь молнию на себя, а домик красавицы стоял на косогоре, выше всех — молния не минула бы его в любом случае. Он продолжал бежать и кричать, но тут что-то большое и развевающееся пролетело над самой его головой. Он не понял, почувствовал опаленной кожей, что это есть не что иное, как стена небесного огня. Девушка с вытянутыми кверху руками оказалась словно впаянной в световую колонну, протянувшуюся с неба до самой земли. Раздавшийся следом страшной силы грохот разом лишил Флорова чувств и опрокинул навзничь, на вставшую на дыбы землю. Оправдались его худшие опасения: он не восстановился. На следующее утро, даже спустя час после начала рабочего времени, он не имел ни возможности, ни желания приступить к выполнению своих служебных обязанностей. В голове мирно сосуществовали два совершенно автономных очага мерно пульсирующей боли. Сердце словно поместили в дополнительную оболочку, меньшую на пару размеров и не эластичней дубовой бочки. К тому же, Алик понял то, что должен был понять еще вчера, когда получал задание. Он не мог приступить к работе, пока милиция не вернет Сашкины бумаги. Не зная его наработок, лезть в систему было бессмысленно. "Интересно, осталась Фатьма живой?" — подумал он вдруг. Если б все было наяву, то она, конечно, не имела б никаких шансов. Но речь в данном случае шла о сне, где все возможно. Рассуждать в отвлеченном направлении было легко: боль забывалась, и умереть хотелось не так мучительно. Продолжая тему, Алик даже включил компьютер, вошел в локальную сеть и сделал запрос: "Была ли проведена в загорской губернии перепись населения в 1872 году?" Ответ пришел практически мгновенно, чем вызвал прилив законной гордости Алика. Не будь машины, пришлось бы ехать в Загору, искать там центральный архив, а потом долго и нудно ползать вдоль бесконечных стеллажей, перебирая древние папирусы, обкаканные тараканами еще в прошлом веке, ежесекундно рискуя сверзиться со стремянки или задохнуться от вонючего нафталина. И все для того, чтобы убедиться, что никакой переписи не было и в помине. Но вся дикость ситуации заключалась в том, что такая перепись была! Дисплей бесстрастно высветил ксерокопию пожелтевшей бумажки с датой проведения: "Осьмого июня 1872 года." Алик вперил взгляд в почерк, бумага была рукописной, хоть и с гербом, но не узнал его. Понятное дело, писари все переписали набело. Алик вытер выступивший пот и сделал новый запрос о том, учтена ли каким-либо образом в сией переписи деревня Идея. Тут его ждала удача: результатов запроса было «0». Правда, при этом его попросили, дополнительно назвал волость, где ее искать, то тогда… "Сегодня ночью спрошу", — подумал Алик и суеверно постучал пальцем по дереву. Потом он долго и безуспешно дозванивался в милицию, а когда дозвонился, то его неприятно поразило, что взявший трубку не ответил на приветствие, а сразу спросил: чего надо? Потом он понял, что это вынужденная грубость, ибо никогда заранее не знаешь, кто звонит. Скажем, дежурный: "Здрасьте, добрый день", а на том конце провода маньяк и убийца с гранатой в зубах, в милицию ведь всякие звонят. Какое уж тут здрасте, а тем более добрый день. — Старшего лейтенанта Анфимова можно? — попросил он. — У нас тут всех можно, — ответили ему, там что-то загрохотали, как-будто чтобы пройти к аппарату, оперативнику надо было сдвинуть пару столов, да и небольшой лязгающий всеми фибрами сейф в придачу. — Анфимов, — объявился тот, наконец. Алик начал было просительно и довольно запутанно излагать суть просьбы, используя для этого даже специальные термины, как- то "запускающий файл", "системная дискета" и другие пароли, но оперативник сразу ухватил суть. — Бумаги нужны подельника… м-м-х, напарника? Нет базара. — А где вы находитесь территориально? — А зачем вам мотаться? Мы сейчас с Сураем подъедем, нам все равно в порт надо. Алик положил трубку и, оглянувшись, вздрогнул. На дисплее горел и расплывался в пурпурном огне пристально смотрящий глаз. "И кто заставку поменял?" — подумал Алик. — "Собакину что ли позвонить? Нет, не успею". Он выключил питание и пошел встречать милицию. Оперативники приехали на расхристанной «девятке» с давно поврежденным и успевшим изрядно подгнить крылом. С неизменной мальчишечьей улыбкой Анфимов поздоровался с ним панибратски за руку и выложил на капот картонку. Алик сразу заприметил, что дискет в ней нет. Ни одной. — Да их и не было, — ответил старлей на его вопрос. — Как же не было? — Алик почему-то затрясшимися руками полез в карман. — У меня и расписка. Вот! Анфимов посерьезнел. — Дискеты останутся на некоторое время у нас. В интересах следствия, — и он невозмутимо сунул расписку в карман. Заметив неловкий жест Алика, потянувшегося за ней, он спросил: — Ты что, не доверяешь следствию? Летеха продолжал дружески ухмыляться, но глаза дисгармонировали с общим радушием, оценивающие, вернее уже оценившие, что имеют дело со слабой во всех смыслах интеллигенцией. У него можно дискету забрать, потом расписку на дискеты, а он так и останется стоять столбом с протянутой рукой и вяло приспущенными штанами. Алик понял, что дискет ему не видеть, к гадалке не ходи. Дело даже не в том, что там имеются какие-то секреты, не захотят эти друзья еще раз кататься из-за него, выкинут их в мусорное ведро-всего и делов. Ему ничего не оставалось, как смириться и послать мысленный вопль, ведь работу придется начинать с нуля. Опер опять заулыбался, как ни в чем не бывало, хлопнул по плечу и, обозвав напоследок братаном, укатил. Алик заметил в машине постороннюю девицу и ругнулся им вослед: — Баб понасажали, ментура! — а потом долго боялся, что его услышали и сейчас вернутся. Чтоб не тащить все барахло наверх, он занялся сортировкой прямо на месте. Здесь его ждало еще большее разочарование, чем он рассчитывал: в коробке находились все те же чистые блокноты или исписанные, никуда не годные черновики, в которых ничего нельзя было разобрать. Ну и писал же покойный, ей Богу. Не понять даже на каком языке: то ли русский, то ли хинди. Да и пирожки, похоже, туда же заворачивал. Был там еще обширных размеров чужой скоросшиватель, видно прихваченный в спешке из ментовки, порыжевший от сырости и озаглавленный "Уголовное дело гражданина Семизадова П.И". Судя по дате, оно было заведено еще до русско-турецкой кампании. Папка была облеплена многочисленными пакетиками из-под разового чая, колбасными шкурками, ссохшимися хлебными корками — видно, ее длительное время использовали вместо мусорного ведра. "Да они и не работали с его бумагами", — понял Алик. Им нужны были только дискеты, они их и забрали. Но зачем? Вкупе со стертыми файлами в Сашкином компьютере вырисовывалась зловещая последовательность, но дальше Алик развивать ее не стал. Не его это дело, а дело правоохранительных и компетентных в некотором роде органов. А органы, видишь ли, с бабами разъезжают. "Интересно, сколько им за диски заплатили?" — подумал Алик и тут же одернул себя. И это не его дело. За такие вопросы одними «ласками» со стороны вахты не отделаешься. Когда он нес ящик к мусорному контейнеру, ему казалось, что он несет похоронную урну. Мысль так выбила его из колеи, что он не заметил, как мужчина, сидевший в машине чуть поодаль, навел на него датчик с погасшим светодиодом. Он не удивился. Дверь комнаты была приоткрыта, а на ручке висела знакомая табличка. Почему-то он был уверен, что именно так и будет. Он вошел в комнату и столкнулся с пурпурным зраком, горящим на экране. Кто-то явно хотел, чтобы он сошел с ума. Или уволился. Шиш вам. Если кто-то надеется посадить блатного на его клетку, то глубоко ошибается. Он за нее отпуск свой угробил, являясь Семенюк целый месяц как на работу, пока не добил-таки железную нормировщицу, и без боя свое место не уступит. От внезапно зазвонившего телефона он аж подскочил на месте. — Приветствую, — сказал Дегенерат, как всегда вторую половину слова превращая в непрожеванную кашу. — Задание по новой программе получил? Время тебе месяц. — Помощника бы, — попросил Алик. — Напарника теперь у меня нет. — Радуйся, денег больше получишь, — Дегенерат забулькал, изображая смех. — Запомни, месяц. Не сделаешь, уволю. "Да все я сделаю", — подумал Алик. — "Только дайте мне спокойно работать и отдыхать. Выспаться, наконец, дайте". |
|
|