Александр Владимирович Рогожкин Особенности национальной охоты
Литературная обработка К. Б. Елгешина

…Лошадь обходя лужу, задела копытом окоём льда: лёгкий треск нарушил царящую вокруг тишину. Стремянный подвёл к нему тонконогого палевого донца, который нервно прядал ушами и косил тёмным глазом.

В стороне тихо стоял доезжачий с гончими. Они первыми почувствовали: начинается! Ещё не последовало сигнала, а вожак уже в нетерпении вскочил, поднимая за собой остальных. Напрасно выжлятники пытались успокоить собак: охота была у них в крови, и пронзительный лай повис в морозном воздухе.

— От Отрадненского заказа начнём? — подбежал к нему егерь, отмахиваясь арапником от скулящих собак. По его молодому, красному от выпитой водки лицу было видно, что и ему не терпится побыстрее начать гон. — Думаю, не надо сваливать своры, пойдём двумя гонами…

Егерь махнул рукой в сторону леса, тонкой пламенеющей лентой уходящего по склону к реке.

Он улыбнулся и легко вскочил на донца. Тот дёрнулся под ним, но тут же, осаженный, застыл. Доезжачий, обойдя справа красавца жеребца, подал на маленьком, английской работы, подносе серебряную чарочку охотничьей запеканки.

— Начнём от Отрадненского, — согласился он и с наслаждением выпил ледяную водку. Потом огладил усы, закусил маринованным хрустящим груздем и вскочил на жеребца.

Натянув повод, он оглядел вокруг сонные, припорошенные первым снегом горбатые поля, студёное высветленное небо, тёмные изгибы реки — и глубоко вдохнул морозный воздух. Рядом уже сидели на конях борзятники. Егерь, заметив его кивок к началу, поднёс рожок к губам…

По полю поплыл странный звук…

…Этот звук оказался автомобильным гудком. Раймо открыл глаза: рядом с их машиной стоял Евгений Качалов — его русский приятель, с которым он недавно сошёлся в одной околоуниверситетской компании. Этот невысокий крепыш лет двадцати пяти, в джинсах и модной курточке, держал коробку с водкой и давил на клаксон.

Раймо понял, что успел заснуть, разморённый дорогой и теплом машины. Сожалея, что виденное — не больше чем красивый сон, образы из которого были навеяны часами, проведёнными за старинными книгами по русской охоте, он — молодой, начинающий финский писатель — со вздохом вошёл в реальную русскую действительность. Раймо вылез из джипа и отправился открывать багажник своему компаньону.

— Зачем так много спиртного? — обречённо спросил он по-английски. — Охота — это отдых…

— Этого-то, боюсь, не хватит… — сокрушённо качая головой и неумело строя английские фразы, откликнулся Качалов. Он затолкнул в багажник вторую коробку с водкой. — Ты же хотел узнать, что такое настоящая русская охота?

— Хотел, — кивнул Раймо, — но я не хотел пить…

— У нас это дело добровольное, насильно никто пить не будет, — успокоил его Качалов.

Женя оглядел забитый до отказа вещами и водкой багажник джипа, покачал, думая о чём-то своём, головой. Наконец, решив, что водки действительно маловато, с озабоченным видом подошёл к своему финскому гостю.

— Ты подожди здесь, я ещё схожу… — сказал он Раймо, стараясь не смотреть в его удивлённое лицо.

— Я погуляю… — финн оглядел грязный перекрёсток маленького карельского посёлка.

— Не потеряйся тут. И с местными не разговаривай, для них иностранец в диковинку, — посоветовал Качалов. — Ещё за шпиона примут… — добавил он уже по-русски.

— Что? — не понял Раймо.

— Эх, не понять вам всей тонкости русской глубинки, — снова по-русски ответил Качалов и отправился в магазин.

Раймо обошёл джип, оглядывая улицу. По обе её стороны стояли одноэтажные, совершенно одинаковые, бараки. Правда, с одной стороны был магазин, а с другой — почта, отличавшиеся от прочих строений лишь полувыцветшими стеклянными вывесками. Раймо прошёл немного вперёд. За ним увязалась какая-то сонная собака: понуро опустив голову и лениво помахивая закорючкой хвоста, она медленно засеменила следом. Кроме этой невесть откуда взявшейся собаки, вокруг не было видно ни одной живой души, даже птиц почему-то не было. Над всем посёлком висела мёртвая, звенящая тишина.

— Браток, выручай, трубы горят… — вдруг услышал за своей спиной русскую речь Раймо. От неожиданности он вздрогнул, затем обернулся — посмотреть на первого местного жителя.

Перед ним стоял самый настоящий негр в телогрейке и мятой шапке.

— Понимаешь, лес пригнали, а все вещи утонули… и деньги… все!.. на дно… Выручай, дай на похмел…

Раймо непонимающе огляделся вокруг, посмотрел на негра: стоптанные сапоги, вислые на коленях брюки. Встретить здесь выходца из солнечной Африки он предполагал меньше всего. Скорее, наоборот — негр, благодаря бомжеватой внешности, удачно мимикрировал и в окружающей среде казался абсолютно естествен.

— Ты чего, русского языка не понимаешь? Трубы горят — добавь! Ну, войди в состояние… Сам-то из городу? Небось, на охоту приехал? У нас знатные места, зверя — тьма! Ну, давай вместе похмелимся? — Негр выразительно щёлкнул себя по горлу. — А?

Раймо не понял ни слова, разве только жест что-то ему напомнил. Негр выжидающе смотрел на него. Смущённо улыбнувшись, Раймо пожал плечами.

— Добавь чуток, — африканец протянул к Раймо свою широкую, натруженную ладонь.

— Ченч? — расценил его жест Раймо и вложил в светло-серую ладонь негра купюру в сто финских марок.

Тот, оторопев, взял деньги и сунул их куда-то в глубину ватника. Раймо, поняв, что обмена не будет, пошёл назад к джипу. Негр молча смотрел вслед удаляющейся долговязой фигуре странного человека.

У джипа уже возился Женя Качалов: он, суетясь и пыхтя, впихивал в давно перегруженную машину очередную коробку с водкой.

— Быстрее залезай, сейчас двинем, — сказал он, увидев подходящего Раймо. — Мы уже опаздываем…

Раймо сел на своё место; сейчас же за рулём появился Качалов. Он завёл двигатель, и джип, разбрызгивая вокруг себя грязь, тронулся.

— Здесь много живёт иностранцев? — спросил Раймо у Евгения, заметив, как негр в ватнике бодро семенит в магазин.

— Какие тут иностранцы! Здесь же погранзона повсюду, — пояснил Качалов, выводя джип на шоссе.

Женя надавил педаль газа, и машина мощно покатила по дороге, тянущейся вдоль берега местной речушки. Ни Раймо, ни Качалов уже не могли увидеть, как из оставшегося за их спинами поселкового магазина вышел сияющий негр с двумя огромными бутылками «Смирновской»…

Проехав несколько километров мимо болот и осыпавшего свою разноцветную листву леса, джип свернул с основного шоссе и, пройдя ещё полкилометра по узкой бетонке, остановился возле КПП, который представлял из себя дощатую полосатую будку и шлагбаум, перегораживающий дорогу. По обе стороны будки шло ограждение из ржавой колючей проволоки. У КПП никого не было. Качалов длинно просигналил, и железные зелёные ворота со звёздами на створках скрипуче отворились. Из-за них показался сонный сержант с автоматом. Он, зевая, оглядел машину с «ненашим» номером.

— На охоту? — сиплым со сна голосом спросил он.

— Да, — откликнулся Качалов. — Мы от Будакова.

— Они уже здесь, на пирсе грузятся. — Сержант открыл пошире ворота, пропуская автомобиль.

— А номера у вас чьи? Прибалтика?

— А чёрт их знает, — пожал плечами Качалов. — В международную лотерею выиграл…

— Свезло… — сержант завистливо вздохнул и пропустил их на базу.

Они проехали мимо складов с горючкой, каких-то ангаров, длинной вереницы зачехлённых боевых машин. Наконец джип достиг пирса, где среди малых ракетных катеров стоял РВК (рейдовый водолазный катер), а рядом с ним — две машины: «Жигули» и «ниссан-патруль».

— Если тебе Сергей Олегович будет предлагать делать бизнес с ним, не соглашайся, — посоветовал Женя Раймо. — Он парень неплохой, только коммерция его портит…

— Бизнес — это же хорошо?.. — удивлённо откликнулся Раймо.

— Хорошо, когда это хорошо кончается, — попытался втолковать тонкость российского бизнеса Евгений.

Качалов тормознул свой джип около машин. От «ниссана», широко улыбаясь, к ним уже шёл в своей ладной кожаной куртке Сергей Олегович. Было ему лет тридцать пять — сорок; с виду — типичный «новый русский» на отдыхе. Стандартный комплект дополняли шикарные солнечные очки «рейн-бон» и золотой перстенёк на правой руке.

— Привет! Мы уже погрузились. Михалыч злой как чёрт… Ты купил? А то они уже почти всё подмели… — быстро проговорил он.

— Даже больше взяли, — успокоил его Женя. — Знакомься: это Раймо, — представил он гостя.

— Хольёкосниеми, — официально отозвался Раймо и пожал протянутую Сергеем Олеговичем руку.

— Финн? — Сергей Олегович ещё радужнее заулыбался: — Спик раша?

— К сожалению, нет… — виновато произнёс тот. — Очень трудный язык…

— Раймо пишет книгу о русской охоте, — пояснил Женя.

— Рашен ханта из э вэри гуд! Зе берд! Зе… — Сергей Олегович запнулся, подыскивая нужное слово.

— Элефант, — невпопад подсказал Женя. — Рашен элефант.

— Зе рашен элефант… — автоматом повторил Сергей Олегович и, поняв, что сказал не то, что хотел, осёкся. Но тут же поправился: — Да! Йес, рашен элефант из а бест френд, финиш элефант…

— Через двадцать минут отходим! — прервал их светскую беседу голос с катера.

Перегнувшись через борт, на них строго смотрел здоровенный мужик с лицом медного оттенка. Его могучие плечи прикрывал небрежно накинутый офицерский пятнистый бушлат без погон. В углу волевого рта с крепкими крупными зубами дымилась большая гаванская сигара.

— Михалыч! — взмолился Женя. — Водку не успеем погрузить! Если её не брать, мы, конечно, в норматив уложимся…

— Водку берём!

Рядом с крупной фигурой Михалыча возникла маленькая крепкая фигурка Лёвы Соловейчика. Его главной отличительной особенностью был большой, занимающий почти пол-лица, нос. Он, как и большинство присутствующих здесь мужчин, был одет в джинсы, сапоги и тёплый полувоенный бушлат.

— Привет! — Лёва махнул рукой стоящим у машин. — Это, значит, наш финский гость? Добро пожаловать на землю предков!

Чувствовалось, что Соловейчик успел крепко приложиться. Качалов уже поднялся на борт катера. Они по-мужски обнимались, хлопая друг дружку по спинам. Раймо смущённо топтался внизу, не зная, что ему делать.

— Еврифинг карго то ви шип, — подсказал ему Сергей Олегович. — Ай вонт ту хев бизнес ту ю, — посмотрел он на Раймо, вытаскивая из машины вещи.

— Вы хотели бы издать мою книгу? — заинтересованно спросил Раймо.

— Я… чёрт, не понял!.. Но мы потом обязательно ещё поговорим… — пробормотал по-русски Сергей Олегович. Он отвернулся от финского гостя и кинул несколько коробок на катер.

— Финн, значит? — Михалыч посмотрел на Раймо. — Я ведь в военном училище изучал финский, было дело…

— Михалыч у нас генерал, — улыбаясь, пояснил по-русски Лёва всё ещё стоящему внизу Раймо. — Ну-ка, Михалыч, выдай ему по-фински…

— Как зовут? Звание? Где размещается твоя часть? — привычно гаркнул лужёной глоткой генерал и, перегнувшись через борт, навис всей своей массой над иностранцем.

— Рядовой Хольёкосниеми! Рота охраны транспортной авиации аэродрома Утти! — обрадовавшись, что с ним заговорили на родном языке, выдал Раймо. Он даже непроизвольно вытянулся, вспомнив месяцы, проведённые в армии.

— Здорово! — одобрил Лёва Соловейчик. — Давай дальше, Михалыч!

— Если хочешь жить, проведи нас к ракетной установке! — продолжил демонстрировать свои знания финского Михалыч.

— У нас нет ракетных установок… — сказал по-фински Раймо и растерянно улыбнулся. — Я догадываюсь, вас обучали в военном училище?

— Я, приятель, не понимаю, что ты тут мне лопочешь… — ответно улыбнулся генерал. — Я, что помню, всё уже сказал… Давай на катер, сейчас отходим.

— О чём ты его спрашивал? Надеюсь, без этого… вашего военного специфического? — показался на борту с вещами Качалов.

— Он спрашивал его, как пройти к музею Ленина…

Лёва качнулся на палубе, Михалыч, поддерживая, привлёк его к себе.

— Ясно… — вздохнул Женя. — Всё нормально? — по-английски поинтересовался Качалов, тревожно посмотрев на Раймо.

Тот в ответ продолжал улыбаться, всем своим видом показывая, что и он тоже понимает мужскую шутку.

Подбежал мичман:

— Товарищ генерал! — его голос отчётливо слышался сквозь шум заведённого движка катера. — Комдив спрашивает: ещё чего требуется? Надо бы вам машины отогнать с пирса к ремзоне, мало ли что!..

— Надо! — крикнул Лёва. — Разворуют в два счёта! Отгоняй!

Сергей Олегович тут же полез в свой «ниссан».

Наконец все дела на берегу были сделаны, и катер резво отошёл от пирса.

На палубе Лёва тщательно нарез#225;л колбасу, рядом стояла банка консервированных огурчиков. Закончив с колбасой, он разлил водку в стоявшие тут же пластиковые стаканчики.

— С почином! — Лёва протянул первый стаканчик Раймо.

Остальные мужчины, тесной кучкой сгрудившиеся возле импровизированного стола, сами потянулись за алкоголем.

— Простите, я вообще-то не пью… — попробовал отказаться финский гость.

— Что он говорит? — не понял его Лёва. — Не пьёт?! Видели мы, как вы не пьёте! Целые автобусы ваших непьющих к нам приезжают… Я, пока в угрозыск не пришёл, работал участковым, так на вашего брата насмотрелся… Давай, не нарушай традицию, иначе охоты не будет.

— Надо выпить… — притворно вздохнув, посоветовал по-английски Женя. Он чокнулся с Раймо: — Выпей, это русская традиция…

Раймо, обречённо кивнув, посмотрел в стаканчик — он был почти до краёв полон.

— Ну, за встречу! — произнёс тост Михалыч.

Через мгновение все стаканчики были пусты, и под внимательными взглядами окружающих Раймо пришлось пить до дна.

— Я же говорил: нормальный «финик»! — одобрительно улыбнулся Лёва. — А то — «не пью»!..

Соловейчик тут же наполнил стаканы по новой. На палубу из командной рубки спустился капитан катера. Налили и ему за компанию.

— Ну, за природу! — произнёс очередной тост Михалыч.

— Что мне нравится в тебе, Михалыч, так это то, что ты тосты содержательные и ёмкие выдаёшь! — восхитился Лёва.

— Тост на охоте должен быть кратким, как команда. Или как выстрел… — Михалыч задумчиво похрустел солёным огурчиком. — Иначе времени на содержательный отдых не останется…

— Верно! — поддакнул генералу Сергей Олегович.

— Мы за что пили? — поинтересовался Раймо по-английски в надежде поддержать общую беседу.

— За природу, — перевёл Женя, опекавший финна на правах пригласившего. — Ты аккуратнее пей, лучше пропускай…

Раймо согласно кивнул: пил он совсем редко — да и то помалу.

— Тебя как звать? Раймо? — подсел к нему Лёва. — Ты посмотри, какая красота вокруг!.. — Соловейчик указал рукой на проплывающие мимо них извилистые берега. — Тут знаешь какие места есть? Таких нигде нет!..

— А то он не знает… — усмехнулся Сергей Олегович. — Это же их земля была, пока мы её не оттяпали…

— Это наша земля! — прервал спор Михалыч. — Наша и их. Раз он наш гость, значит, будет как дома. Переведи!

— Сколько раз сюда приезжаю, а всё не перестаю удивляться… Такая природа! — всё не мог успокоиться Лёва. — Знаешь, почему так злобы много сегодня в людях? Потому что в городах сидят, на природу не вылезают, злость в них копится, а выход — в преступлении… А приехал бы сюда хоть разок, походил бы, душу отвёл — глядишь, и жить стало бы легче. Михалыч, давай!..

— Ну, за знакомство! — поднял стакан генерал.

Раймо послушно выпил весь стакан.

— Наш человек! — улыбнулся ему Лёва. — Понимает толк в жизни.

Плыли уже несколько часов. Катер ходко шёл мимо скалистых берегов. Гранитные склоны гор уходили ввысь. Тёмные ели спускались к самой воде, непонятно как цепляясь за пологий камень. На катере пели каждый по-своему — дружно, душевно пели. «Если бы парни всей земли…»

Лёва и тёпленький уже Раймо сидели рядом на палубе и слаженно выводили мотив на своём родном языке. Им серьёзно вторил Михалыч. Сергей Олегович потихоньку начинал клевать носом, но тоже подпевал — или ему только казалось, что он подпевает?.. Женя Качалов, поберёгший силёнки для будущего, меньше других выпил и теперь печально смотрел на природу, вслушиваясь, что бормочет Соловейчик в перерывах между песнями.

— Ты — и коммунист? — по-русски удивлялся Лёва.

— Да, я коммунист, — по-английски подтверждал этот факт Раймо.

— Я был… коммунистом, — пьяно вздохнул Лёва. — Михалыч тоже был, конечно… Понимаешь, тогда все мы были, иначе никак…

— Я не был коммунистом!.. — очнулся Сергей Олегович.

— Тогда ты нас, коммунистов, не поймёшь… Верно, Раймо? Ничего, скоро у вас образуется, будешь снова свободным…

— О чём ты, Лёва? — спросил Качалов. — У них и так всего хватает. Он же в любой момент из партии может выйти…

— Не вышел же! Значит, чего-то держит, чего-то не то! — не унимался Лёва. — Не доросли мы до веры, потому и за всякое ловкое слово хватаемся, ищем в нём спасения…

Соловейчик вдруг стал серьёзным. Потом медленно начал клониться в сторону — принятый алкоголь дал о себе знать. Раймо подхватил Лёву, растерянно глядя на остальных.

— Положи его, пусть отдохнёт… — посоветовал Михалыч.

— Устал, — перевёл Женя. — Он устал. Работает в полиции, в уголовном розыске. Пусть поспит.

Раймо подложил Соловейчику под голову чью-то куртку, сверху накрыл ватником.

Катер вышел на открытую воду, сразу резко качнуло на волне.

Сергей Олегович прикорнул рядом с Лёвой. Женя тоже, глядя на остальных, закрыл глаза, привалившись к рюкзакам.

Катер обогнул пологий остров-камень. В небо взмыл резкий гул сирены…

…Рожок пропел — гон пошёл. Несколько нетерпеливых всадников рванулись за сворой гончих. Он же выехал на пригорок. Рядом с ним, только чуть ниже, приладился егерь на приземистом раскормленном жеребце.

Уши его донца первыми уловили лай, он вытянул свою красивую шею в сторону гона. Спустя несколько мгновений егерь и сам различил далёкий шум. Стало ясно: зверя подняли сразу три гончих, и теперь они вели его вдоль кромки леса, стараясь выгнать на поле.

— Шлея и Валдай ведут, — на слух определил егерь. — А вот третий кто?..

— Туба? — прислушался он.

— Может, и Туба… — ответил егерь, но чувствовалось, что был не согласен. — Звона! Точно, она — её голос!

Он кивнул — действительно верно. Нагнулся, поправил стремя, устроился поудобнее в седле.

— К распадку выходите, — прислушивался к гону егерь. — Туда ведут.

В поле уже слышался надсадный дальний лай борзых: подняли ещё одного зверя, но было понятно, что ведут его в сторону, зверь не давался…

— Пора, — ёрзал в сбитом седле егерь. — Пора, уйдёт же…

Егерь посмотрел на него молящими глазами: он весь изошёл от нетерпения, арапник так и ходил в тёмных от летнего загара руках.

— Пора!

Он тронул коня, и застоявшийся орловец сбился с шага, а потом сам, не дожидаясь команды, размашисто рванул к лесу… Хотя его орловца трудно было обойти, но на слегка заснеженном поле коротконогая егерская лошадь смогла выйти вперёд. Он поправил картуз, натягивая его ниже и жмуря глаза от бьющего в лицо морозного колючего ветра. Рядом пронзительно засвистали, вызывая гон на себя, не заботясь о том, что в таком шуме можно было и не услышать.

— Звона услышит… — подумал он. — Изумительный слух…

Егерь что-то заметил, пригнулся к самой гриве жеребца и по-разбойничьи засвистел так, что в ушах глохло…

…Свист стоял пронзительный. Это Михалыч солидно возвышался на борту катера и свистел. Сирена, находившаяся там, вторя свисту, несколько раз коротко проревела. Раймо приподнялся на локте: оказывается, он лежал между узлов с вещами, прямо на палубе. Финн мотнул головой, прогоняя сон, затем проследил взгляд Михалыча: от катера к берегу шла нагружённая ящиками с водкой лодка; на берегу у небольшого дощатого пирса стоял мужичок в ушанке и стёганом ватнике.

— Кузьмич! — заорал проснувшийся Лёва. Он перегнулся через борт рядом с генералом и замахал мужику рукой. Раймо, опасаясь, что тот свалится в воду, схватил его за полу бушлата. — Кузьмич!.. — снова прокричал Лёва, но на его крики никакой ответной реакции с берега не последовало.

— Выгружаемся! — скомандовал Михалыч.

Сергей Олегович тут же принялся подтаскивать вещи поближе к борту.

Выгрузились за три ходки. Раймо вылез из лодки последним и осмотрелся. На берегу тихой бухты стояли выбеленные снегом строения, бегала собака, тут же бродили куры и худая корова. Раймо обошёл вокруг ближайшей избы и с удивлением обнаружил рядом с огородом небольшой, заботливо ухоженный пятачок с причудливо раскиданными валунами среди аккуратно подстриженной травы: это был почти натуральный японский «сад камней», излюбленное место для медитаций у дзэн-буддистов.

Раймо вернулся на берег. Местный егерь Кузьмич — костлявый мужичок неопределённого возраста — по очереди обнимался с приехавшими к нему охотниками.

— Ну, теперь держись, — орал он, — Михалыч! Такая охота идёт! Чистый праздник!

— Когда мы пойдём на охоту? — поинтересовался у Жени Раймо.

— Отдохнём немного и пойдём… — почему-то тяжело вздохнув, ответил Качалов.

— Будем пить? — понял Раймо.

— Будем… — снова вздохнул Женя. Он морщился — у него от выпитого болела голова.

— Ну, что встали, как неродные? — суетился Кузьмич. — В дом, в дом проходите!..

— А баня готова? — спросил у него Сергей Олегович.

— Сейчас всё будет в полном ажуре! — пообещал егерь. — Как вас услышал — так сразу и стал готовить. Уже скоро!..

Пока прогревалась банька, мужики хозяйничали. Михалыч руководил выгрузкой надувных катеров из сарая. Женя и Сергей Олегович накачивали их. Лёва Соловейчик проверял моторы.

Раймо поручили таскать вместе с Кузьмичом воду в баню.

— Когда мы пойдём на охоту? — спросил Раймо у егеря после четвёртой или пятой ходки.

— Чего это он спрашивает? — окликнул Качалова не знающий английского Кузьмич.

— Когда, говорит, на охоту!.. — Женя из последних сил подкачивал насосом тугие зелёные борта лодки.

— Скоро! Скоро охота! — закричал Раймо, как глухонемому, Кузьмич. — Туда пойдём! — он махнул рукой в сторону заходящего солнца. — Там лосей до… Всем хватит! Лось, понимаешь?

Кузьмич попытался изобразить рога на своей голове и даже промычал что-то нечленораздельное.

— Элк? — сообразил Раймо и добавил одно из немногих знакомых ему русских слов: — Хорошо!

— А то! — продолжил разговор Кузьмич. — Во какие! — он показал финну животное немыслимых размеров. — Так и, бегают! Во какие! — теперь он продемонстрировал ему уже ширину зверя. — Я в это лето таких четырёх завалил!.. — по-прежнему жестами объяснялся Кузьмич.

Как ни странно, но Раймо всё было понятно.

— Лось — большое животное, отличный трофей… — согласился он с егерем.

Когда бочка в баньке наполнилась до краёв, Кузьмич махнул Раймо рукой — отдыхай, дескать, а сам направился к возящимся у лодок мужикам.

— Михалыч, на дальний кордон пойдём… — то ли вопрошающе, то ли утверждающе заявил егерь. — Свояк пишет — там лосей…

— Что, ближе нет ничего, что ли? — расстроился Соловейчик. — Это же вёрст сто!

— Ближе нет. Тут столько уже было охотников, всю дичь распугали… — посетовал Кузьмич.

— Не может быть! — не поверил Сергей Олегович. — Ведь много же было!

— Мало ли что было… — вздохнул Кузьмич. — А теперь вот нет. Ушёл лось! — проорал он для Раймо, изображая над головой руками рога.

— Да, у лося очень большие рога… — согласился тот, подходя поближе. — Очень красивое животное…

Финн показал руками, какое красивое животное лось.

Снаряжённые лодки уже стояли у берега. В одной из них сидел Соловейчик и пытался завести мотор. После двух или трёх рывков за стартёрный шнур мотор мощно взревел. Соловейчик уселся на корме и рванул от берега, делая замысловатые виражи по ровной водной глади. Вскоре так же резво стартовала и вторая лодка, в которой устроились Михалыч и Сергей Олегович.

— …ноги красивые, грудь широкая. Очень сильное и красивое животное. Глаза большие… — продолжал Раймо свою беседу с егерем.

— Да, — внимательно слушал его Кузьмич, — девки у нас красивые, глаза большие… Места здесь тихие, можно увести её и там… — Кузьмич показал, что там можно сделать с девками.

— Как?! — удивился Раймо. — Лося?

— Чего тут! Места красивые, она обалдеет от природы, а ты её!.. — Кузьмич снова показал, что нужно делать.

— Вы? Лося? — уточнил финн. — Лося?

Финн для наглядности повторил жест егеря.

— Да-да! — орал Кузьмич. — Мы с тобой это ещё сделаем!

— Он говорит, что с тобой это сделает… — перевёл Качалов, видя, что Раймо никак не поймёт, куда клонит Кузьмич.

— Нет! Нет-нет, я понимаю, но я не люблю это, — сказал Раймо. — Я люблю женщин.

— Он любит женщин, — перевёл Женя Кузьмичу.

Но тот уже ничего не слышал: егерь стоял у самой кромки берега и со всё возрастающей тревогой наблюдал, как лодки носятся по воде.

— Куда?! — вдруг дико заорал Кузьмич и бросился в воду. В это время лодка с Михалычем помчалась к берегу. — Назад! Поворачивай назад!!!

— Смотри, как заждались… Правь на него! — прокричал Сергей Олегович с кормы.

Лодка послушно рванула прямо на то место, где бегал по мелководью Кузьмич.

На огромной скорости она выскочили на берег, подхватив днищем волну — благо, берег был пологий. Михалыч отточенным жестом вовремя успел заглушить мотор и откинуть его.

— А-а-а!.. — Кузьмич рванулся к берегу, пошарил руками в воде и вытащил садок с оставшимися бутылками водки. — Я же кричал вам! Кричал!..

— Да ладно, не переживай… — попытался успокоить его Сергей Олегович. — Здоровее будем.

— Шесть бутылок!.. Специально для вас!.. Сам — ни грамма!.. — продолжал сокрушаться егерь.

— Кузьмич, у нас её много… — внёс свою лепту Женя.

— Кузьмич мне сейчас рассказал, что он любит заниматься любовью с лосем… Может, я его неправильно понял? — подойдя к Качалову, спросил Раймо.

— Он любит лосей, — кивнул Женя. — У Кузьмича года два жила лосиха, он её в лесу подобрал. Она жила у него, понимаешь?..

Раймо со странным чувством посмотрел на Кузьмича, который всё ещё искал в воде среди осколков целые бутылки.

К берегу подплыла вторая лодка с Лёвой Соловейчиком. Он посмотрел на осколки бутылок, на понурого и всклокоченного Кузьмича.

— Ну и ну… — протянул Лёва. — Кто же это мог сделать? А, Кузьмич?

— Следователь… — поморщился Михалыч. — Мне Серёга кричит: правь на Кузьмича, он, мол, нас зовёт, вон как руками машет! Я и поехал к нему!..

— Как что — сразу я виноват! — возмутился Сергей Олегович. — Я, что ли, на руле сидел?!

— Да ладно вам, — вмешался Женя, — нашли, о чем горевать! Пьянству — бой! Что мы сюда за триста вёрст водку пить приехали?

— Ладно… — Кузьмич всё же нашёл одну бутылку с отбитым горлышком, в которой осталось немного водки. Это несколько успокоило его и примирило с потерей. — А!.. От вашей химии всё одно только муть в башке и похмелье тяжкое. Это от моего напитка только в ногах слабость, глаз не двоит и голова прочная!

Баня уже давно поспела. Через полчаса, по нескольку раз побывав в раскалённой парилке, все сидели в предбаннике. Уже полностью умиротворённые и распаренные. На самодельном табурете был накрыт немудрёный стол: водка, хлеб, солёные огурчики…

— Ну, за дружбу! — произнёс очередной тост Михалыч.

Все дружно выпили.

Тут же, в предбаннике, сидел хозяйский пёс по имени Филя и провожал глазами руки закусывающих мужиков: ждал щедрой подачки.

Беседа велась общая; говорили все сразу и, как обычно бывает в таких случаях, никто никого не слушал.

— Не понимаю, зачем на дальний кордон тащиться? Как мог зверь уйти? — всё не мог успокоиться Сергей Олегович.

— Ногами ушёл, вот как! — Кузьмич был серьёзен. — Михалыч, ты меня уважаешь? Тогда помоги коровку на кордон переправить к свояку. Мне она вроде как и в обузу, а ему в самый раз будет…

— Так вот почему на дальний идём!.. — понял Сергей Олегович. — Корову ему надо к свояку везти! Мы что же, её на лодке повезём?

Сама идея переправки коровы на лодке показалась Сергею Олеговичу очень смешной, и он мелко захихикал, заливая алым и без того пунцовые щёки.

— …я в милицию пошёл, чтобы не думала, что, если еврей, то, значит, где-то там… а я в самую грязь, через участкового до опера… — вещал Лёва Раймо. Тот внимательно слушал непонятные русские слова и кивал головой. — У нас, знаешь, как? Это тебе не Чикаго-Купчино! Я для неё это сделал, а она за другого вышла замуж… А я вот так и осел в ментах…

— …Михалыч, ты же генерал, у тебя ум и хитрость, — не унимался Кузьмич. — Как коровку к свояку забросить? Напряги ум…

— Как? Да на самолёте!.. — ни секунды не думая выложил Михалыч.

— У нас же только военные… — не понял Кузьмич.

— Запихать в бомболюк и на малой высоте перевезти; у нас на Курилах так делали. Рядом с дальним кордоном аэродром подскока есть… — Генерал пустил в потолок густую струю сигарного дыма.

Его ещё более раскрасневшееся от парилки лицо выражало незыблемую уверенность в том, что он предлагает.

— А ведь точно, есть!.. — задумался Кузьмич.

— Вот так и надо перевезти… — окончательно решил генерал. — Только я тебе в этом не помощник, сам договаривайся. Я только идею высказал… Ну, за братство!

Подняли стаканы за братство.

После пятого или шестого генеральского тоста снова вернулись в парилку. Распаренные, выбегали голышом из бани и плюхались в воду. Плескались там, как дети, дурачились. По берегу носился, отчаянно лая, Филя.

Его тоже затащили в воду.

Затем, озябшие, снова завалились всем скопом в баню. Попытались втянуть туда и Филю, но тот, уже опытный, не дался.

— Ой, хорошо!.. — простонал Лёва.

Он обернулся в простыню и с наслаждением закурил сигаретку. Остальные опять пошли в парилку.

Кузьмич охаживал можжевёловым веником Раймо. Тот стойко сносил удары колючек.

Михалыч поддал ещё жару — маленькое пространство бани до потолка заволокло белёсой мутью пара. Посидели ещё пару минут.

— Пошли в воду! — предложил генерал.

— Иди, мы потом… — сказал с пола разомлевший Сергей Олегович.

Михалыч выбрался из парилки. Его место занял появившийся Соловейчик.

— Раймо, ты жив? — спросил по-английски Качалов, смотря на то, как надсадно работает над ним Кузьмич.

— Такое чувство, что существую отдельно, по частям… — выдавил Раймо. — Отдельно руки, отдельно ноги, голова… отдельно… душа…

— Чего он говорит? — поинтересовался Кузьмич, окатывая финна водой.

— Всё отлично… — пояснил Женя.

В этот момент, неизвестно каким образом, в парную протиснулся Филя. Пса всего колотила крупная дрожь.

— И ты помыться пришёл, маленький? — просюсюкал Лёва.

Вдруг из предбанника раздался рёв и неясный шум: там кто-то гремел бутылками и тяжело ворочался прямо за дверью в парилку. Все тут же замолчали. Филя испуганно прижался к ногам Кузьмича.

— Михалыч, наверное, дурит… — робко высказал предположение Сергей Олегович. — Пошутить решил…

— Тихо! — прикрикнул на него Кузьмич.

Все снова настороженно стали вслушиваться. Там кто-то продолжал тяжело ворочаться и ворчать.

— Водку жрёт… — сказал Лёва. — Из горла хлещет…

— Михалыч это! Под медведя работает! — уже увереннее высказался Сергей Олегович.

Он встал с пола и направился к двери. Взявшись за ручку, он на мгновение задержался, прислушиваясь к возне в предбаннике, затем резко приоткрыл дверь и выглянул в образовавшуюся щель — там на лавке сидел медведь и громко лакал водку.

Кузьмич оттолкнул застывшего Сергея Олеговича, закрыл дверь и навалился всем телом на неё. Женя бросился ему на помощь. Сергей Олегович стоял и смотрел, как они вжимаются голыми плечами в дверную створку, поскальзываясь на мокром полу. Затем, словно очнувшись, он бросился к оконцу, в которое и кошка с трудом пролезла бы.

— Сергей, вам не трудно окатить меня водой? — по-английски попросил лежащий на полке и ничего не понимающий Раймо. — Я начинаю рождаться снова…

— Михалыча зови! — захрипел в свою очередь Сергею Олеговичу Кузьмич. — Кричи в окно!

Сергей Олегович растерянно крутил головой, совершенно потеряв ориентацию.

— Это невозможно описать… — блаженно улыбаясь и истекая обильным потом, бормотал тем временем Раймо.

— Зови генерала, мать твою!.. — закричал на Сергея Олеговича враз осипшим от волнения голосом Кузьмич.

— Михалыч… — прохрипел Сергей Олегович в грязное окошко. Он откашлялся и снова позвал. Но, вероятно, и у него от волнения отказали голосовые связки.

— Ну что ты там?! — разозлился Женя. — Михалыч!!! — заорал он со всей мочи, задрав голову к потолку.

За дверью раздался неистовый рёв медведя. Филя яростно залаял.

— Тихо! — тут же накинулся на него Кузьмич, зажимая псу пасть.

Только теперь Раймо понял, что происходит нечто неладное. Все стали говорить шёпотом.

— Зверя нет, значит? — язвительно передразнил Женя Кузьмича. — Ушёл, говоришь, на дальний кордон?

— Ладно тебе… — махнул рукой Кузьмич.

Он уже нашёл осколок валяющегося в парилке полена и подпёр им дверь, высвобождая руки.

— Что делать будем? — к двери осторожно приблизился Сергей Олегович. Тело его содрогалось от крупной дрожи.

— Подбрось воды на каменку, а то продрог весь… — посоветовал ему Кузьмич.

— Сейчас Михалыч придёт и завалит эту тварь… — неуверенно сказал Женя.

— Если эта тварь уже не завалила Михалыча… — возразил Сергей Олегович. Он метнул из ковша воду на камни. Раздалось громкое шипение и ответный недовольный рёв из-за двери. Все опять притихли.

— Это медведь! — по-английски сказал Раймо.

— Чего это он орёт? — вслушался Сергей Олегович.

На самом деле, непрекращающийся рёв за дверью был какой-то странный.

— Чего, чего? Выпил, теперь вот песни поёт… — предположил Женя.

— Это медведь! — Раймо вновь попытался обратить внимание присутствующих в парилке на рёв за дверью. Ему казалось, что они беседуют о чём-то своём и не реагируют на посторонние звуки.

Но финн ошибался: все только о том сейчас и думали.

— Да, это медведь… — наконец, по-английски откликнулся Женя. — Зашёл водки выпить.

— Он — домашний? — успокоился Раймо, не поняв чёрной иронии, сквозившей в голосе Качалова.

— Гад! — Кузьмич приложил ухо к щели между дверью и косяком и прислушался. — Снова пить стал. Интересно, сколько он выпить зараз сможет?

— Быстрее бы напился, может, выбраться кому удастся… — сказал Сергей Олегович. — Главное, до дома добраться… там ружья…

Все замолчали, понимая, что это — единственный выход из сложившейся ситуации. Бежать, конечно же, никому не хотелось.

— Надо жребий бросать… — наконец прервал затянувшееся молчание Соловейчик.

Медведь за дверью заревел снова, но уже не так свирепо. С остановками. Тем временем Женя Качалов наломал щепочек для жребия.

— Короткая — идти… — предупредил Лёва, зажимая в кулаке деревянные сколы. — Раймо исключаем. Если медведь… в общем, нам международный конфликт не нужен.

— Ты! Какой конфликт! — зашипел на него Сергей Олегович. — Все равны перед… перед…

— Перед медведем… — вздохнул Женя и потянулся за жребием, но Сергей Олегович оттолкнул его руку и первым испытал свою судьбу.

Он вытащил короткую щепку.

— Ладно… — обречённо и очень спокойно произнёс он, — ладно…

Сергей Олегович подошёл к двери. Зачем-то вытер ноги о валяющийся на полу мокрый берёзовый веник. Затем прислушался — за дверью раздавалось только сопение.

— Ружьё моё — твоё, Кузьмич… если что… — щедро прохрипел он, открывая дверь.

Выглянул за створку, потом скользнул в узкий проём. Дверь закрылась — за нею тут же раздалось сопение. Дверь дрогнула и подалась внутрь парилки. Кузьмич навалился на неё плечом, к нему на помощь поспешили Раймо и Лёва. Качалов вслушался.

— Кажется, прошёл… — неуверенно сказал Женя.

— Серёга, как ты? — прошептал Лёва в дверь.

Сергей Олегович всё ещё стоял в предбаннике. Медведь приоткрыл глаз — Сергей Олегович тут же замер. Медведь мягко оседал, заваливаясь между скамьёй и дверью.

— Серёга, ну как? — снова тихо спросили из-за двери.

Сергею Олеговичу стало весело: медведь лежит без движения, в предбаннике — полный разгром, все вещи разбросаны и перевёрнуты, по полу валяются бутылки и закуска…

Он толкнул дверь в парилку и, имитируя медвежий голос, заревел. С другой стороны двери захрипели, наваливаясь на неё телами. Сергей Олегович, сдерживая смех, ещё раз рявкнул и стал искать свою одежду.

Брюки — точнее, куски брюк — он обнаружил у медведя в лапах. Сопя и возясь погромче, он выбрал чьи-то чужие штаны, надел их и даже успел найти немного водки в одной из валяющихся на полу бутылок. Он выпил для храбрости, ещё раз рявкнул-крякнул и побежал к дому.

На бегу он огляделся, ища генерала. Того во дворе не было: он всё ещё плескался в воде неподалёку от баньки.

Сергей Олегович забежал в дом, схватил ружьё. Затем принялся искать патроны. Почему-то ему на глаза попадались только с дробью. Но вот, наконец, он нашёл с пулями. Когда же стал заряжать стволы, у него от волнения сильно дрожали руки: всё никак не мог попасть гильзой в отверстие. Справившись с ружьём, Сергей Олегович ещё несколько патронов ссыпал в карман великоватых ему брюк — про запас, на всякий случай…

Он уже было совсем решился выйти из избы, как ему на глаза попалась каморка Кузьмича, где тот хранил всякий мусор. Он вспомнил, что там егерь держит самогон — и заглянул туда. Всё пространство помещения было забито какими-то коробками и банками. По стенам висели старые и новые сети.

Сергей Олегович нашёл огромную бутыль с самогоном. Стакана нигде не было видно, зато неподалёку валялась большая алюминиевая кружка. Он взял её, выдул изнутри пыль и налил в неё почти доверху самогонки.

Затем выдохнул из лёгких воздух… сделал шаг в сторону, устраиваясь поудобнее, хлястик на чужих брюках за что-то зацепился… Он почувствовал это, дёрнулся — не помогло. Он дёрнулся сильнее… Попытался повернуться и посмотреть, в чём дело, но застрял крепко. Брюки зацепились за линь спасательного десятиместного плота. Он рукой нащупал сзади себя линь, но, не поняв, что это, с силой дёрнул, пытаясь освободиться… За спиной его громко ухнуло, крышка плота отскочила вверх. Моментально всё тесное пространство каморки заполнилось надувным плотом.

Сергей Олегович ещё не успел понять, что происходит, как в считанные секунды его развернуло и отбросило к бревенчатой стене; что-то ещё шипело, вдавливая его тело всё сильнее и сильнее в дерево… Он попытался освободиться, но плот прочно прижал его к стене, не оставив и миллиметра для манёвров.

Сергей Олегович дико закричал, но голос его быстро потонул в заполненном плотом пространстве…

Тем временем оставшиеся в парилке по-прежнему крепко держали дверь и вслушивались в то, что происходит за нею.

— Что-то он долго не идёт… — прошептал Соловейчик.

Филя вдруг вскочил и громко залаял.

— Тс-сс!!! — набросились на пса Кузьмич и Женя.

Филя извивался в их руках, стараясь освободиться, рвался к двери. Вдруг дверь подалась внутрь парилки…

Мужики оставили орущего пса и дружно навалились на неё. Филя исходил истошным лаем; на дверь напирали с такой силой, что держать её было трудно даже вдвоём.

— Помогай! — рявкнул Кузьмич.

Раймо бросился к ним на помощь. Дверь медленно, но всё же открывалась. Филя уже даже не просто лаял, он заходился в лае! Ноги у мужиков скользили по мокрому мыльному полу… За дверью что-то ревело и сопело… Жилы на руках у Кузьмича напряглись; он орал что-то несусветное, страшно ругался…

Дверь раскрывалась всё шире и шире. Вот уже образовалась щель, в которую можно было протиснуться худому человеку или ребёнку. Все понимали, что им не выстоять. Надо было придумывать что-то другое…

Соловейчик бросился к чану с кипятком, зачерпнул там полную шайку и заорал: «Отпускай!».

Кузьмич схватил валяющееся под ногами полено и отпрянул в сторону. Женя отскочил следом за ним. Только Раймо остался, пытаясь сдержать напор, но его легко отбросило в глубь парилки…

Лёва хлестнул кипятком в открытый проём дверей — в клубах пара раздался рёв… Кузьмич подскочил и поленом ударил по голове показавшийся из пара мощный силуэт…

Это был Михалыч. После удара поленом он перестал орать благим матом и медленно осел на пол.

Все застыли, поражённые увиденным и сотворённым.

Первым очнулся Филя: он стремглав выскочил из бани на улицу. Остальные бросились к генералу, который не подавал никаких признаков жизни. Вчетвером подняли его мощное тело, потащили к воде. Кожа его была кроваво-алого цвета. Пока опускали Михалыча в воду, пока старались привести его в сознание, прошло минут десять — пятнадцать. Лёва суетился вокруг, ужасаясь содеянному, и всё пытался подуть на ошпаренные участки генеральского тела.

Раймо вернулся к бане. В полумраке предбанника под лавкой лежала туша медведя. Он нагнулся над ним и услышал пьяное сопение спящего зверя.

Наконец Михалыч пришёл в себя. Он сам сел в воде и глубоко задышал. Веки его приоткрылись, взгляд вскоре приобрёл осмысленность.

— Михалыч! — заорал Кузьмич. — Мы ж думали — медведь это!.. Прёт и прёт, не сдержать!..

— Ну вы, блин, даёте… — наконец, выдавил из себя окончательно очнувшийся Михалыч.

— Это всё медведь, гад! — начал оправдываться Соловейчик. — Если бы он не рычал, когда в баню лез! Мы думали, конец нам! Где эта сволочь?! — грозно поднялся Лёва с корточек.

— Спит в бане, — откликнулся Женя.

Он уже успел одеться.

Соловейчик направился было к бане, но у двери остановился в задумчивости.

— А чего с медведем теперь делать-то? — задал Лёва вопрос и посмотрел на остальных.

— В вытрезвитель сдай, — ехидно посоветовал Качалов, — или утром не давай опохмелиться, пусть помучается…

— Он у нас всю водку выжрал! — крикнул Кузьмич. — Его надо…

— А ну, давай его сюда!.. — скомандовал Михалыч.

Медведя выволокли из бани на воздух. Тот, причмокивая губами, переваливался с бока на бок, но не просыпался — только сопел и похрюкивал.

— Перебрал, — сказал Кузьмич. — Утром башка у него будет!..

— А где Сергей? — неожиданно спросил у Качалова Раймо.

Все вдруг вспомнили, что Сергей Олегович что-то давно не проявляется…

— Серёга! — заорал Кузьмич. — Се-рё-га!.. Ты где? Спит медведь!

Женя осторожно достал из лап медведя остатки брюк.

— Чьи? — он вопросительно оглядел присутствующих.

— Сергея, — присмотрелся к брюкам Соловейчик. — Точно его! Неужто медведь Серёгу съел?! Ты! Гад!.. — Лёва подскочил к лежащему медведю и дал ему ногой в бок. Тот только хрюкнул. — Отвечай! Где Сергей? Говори!..

— Ты ещё у него потребуй объяснительную написать… — оттащил от зверя разгневанного Лёву Качалов. — Посмотри, медведь лыка не вяжет. Как он мог съесть Серёгу?

— Он — последний, кто видел Сергея… — не унимался Соловейчик. — Пусти! Он у меня сейчас всё скажет!

— Водки нет, — по-английски сообщил Раймо, выглядывая из бани, — Сергея тоже нет…

Неожиданно Филя завыл у крыльца дома, жалобно посматривая на дверь.

Кузьмич рванулся в дом. Вбежав в коридор, он увидел распахнутую дверь в кладовку — из дверного проёма выпирало яркое оранжевое полотно спасательного плота. Откуда-то из глубины каптёрки раздавались глухие стоны…

Сзади Кузьмича появился запыхавшийся Соловейчик. Он, не раздумывая, схватил подвернувшиеся на глаза вилы и стал кромсать ими оранжевую ткань. Зашипели, выпуская со свистом воздух, пробоины — плот тут же стал сдуваться. Через несколько минут он осел и уже лежал скомканным на полу каптёрки. Все вещи, бывшие в каморке, оказались прижатыми к стенам.

Среди беспорядочного развала коробок и банок находился и Сергей Олегович. Его так вдавило в стену, что самостоятельно оторваться от неё у него не было сил. Он стоял без движения и не мог отлипнуть от стены: в одной руке — алюминиевая кружка (между прочим, полная!), в другой — заряженное ружьё.

Кузьмич с Лёвой вытащили его на воздух. С трудом разжали пальцы, сжимавшие кружку с самогоном, отобрали посудину и дали выпить чудом уцелевший алкоголь. Молча выпив самогонку, он смог заговорить.

— Я уж думал — всё… — таковы были его первые слова. — Совсем затёк весь… Что это было?..

Над развалившимся в пожухлой траве медведем стоял голый Кузьмич. В одной руке он держал ружьё, отобранное у Сергея Олеговича.

— Что с этим делать будем? — спросил он у Михалыча, пиная медведя босой ногой в бок.

— Штаны сначала надень… — предложил Михалыч.

— Медведь очень молодой, — заметил Раймо, — глупый…

— Да, — согласился с ним Качалов. — В таком возрасте пить очень вредно…

Раймо сбегал в дом к своему рюкзаку и вернулся с «Полароидом».

— Молодец, парень! — одобрил его генерал.

Началось представление…

— Я первый! — закричал Женя Качалов и рухнул в траву рядом с медвежьей тушей. — Давай, Раймо!

Сверкнула вспышка. Фотоаппарат выдал моментальный снимок, на котором высветился широко улыбающийся Качалов рядом с медведем.

…затем — он же, только стоит, по-хозяйски поставив ногу на зверя…

…за ним — Кузьмич, осторожно присевший рядом: в руке — винтовка. Голые коленки прикрыты жилистыми кулаками…

…Раймо и Кузьмич: егерь — в той же застывшей и неестественной позе; улыбающийся финский писатель-охотовед гладит послушного, почти ручного русского мишку…

…а вот и Сергей Олегович, обнимающийся с медведем и держащий в откинутой руке алюминиевую кружку…

…генерал, восседающий в принесённом из дома кресле: в зубах — неизменная сигара, богатое ружьё попирает поверженного зверя в ногах…

…здесь же Лёва: лежит прямо на медведе, только почему-то рот его широко распахнут в крике…

…Соловейчик орал и извивался в лапах медведя. Все бегали вокруг, пытаясь высвободить приятеля из звериной хватки. Медведь сонно сопел, но глаз так и не открывал. Держал Лёву крепко…

— Уйдите! Все! — орал Кузьмич. — Сейчас я его срежу!

— Он испугался вспышек! — по-английски пытался вразумить егеря Раймо, оттаскивая его от медведя. — Он спит, он ничего не понимает! Не надо стрелять!..

Подбежал Сергей Олегович и выплеснул на медведя ведро холодной воды. Медведь разжал объятия, в которых трепыхался Соловейчик, и вскочил на лапы. Он ошарашенно и, по всей видимости, ничего не понимая, посмотрел на людей и заходящегося в лае пса Фильку, затем шатнулся в сторону и зигзагами, припадая то на одну, то на другую лапу, рванулся к лесу. Вслед ему засвистали, заулюлюкали…

Спустя час, успокоившись и приведя себя в божеский вид, все расселись за большим, ручной и грубой работы, столом, устроенным под дощатым навесом прямо посреди обширной поляны неподалёку от дома. Стол был весь заставлен бутылками с водкой и закуской — как привезённой, импортной, так и домашней, от Кузьмича. У всех после бани и счастливо пережитого приключения было легко на душе. Атмосфера за столом царила самая непринуждённая…

— Ну, за природу! — провозгласил Михалыч.

Женя перевёл тост для Раймо. За такое грешно не выпить, что тут же и было исполнено. Затем плотно закусили, выпили ещё и ещё…

Через приоткрытую дверь скотника на них смотрела корова, с интересом наблюдая, как поддавшие охотники стали стрелять по пустым бутылкам. Кузьмич бил из винтовки без промаха — несмотря на то, что еле-еле держался на ногах.

Быстро смеркалось. Под навесом включили свет. В небо полетели разноцветные ракеты: Сергей Олегович едва успевал доставать из своей сумки новые и новые заряды…

Перед глазами Раймо, уже мало что соображавшим, плыла мутная картина мужского веселья.

Пёс Филя сидел рядом с ним. На шее у него была повязана белая салфетка, он ел прямо из тарелки фирменные бельгийские сосиски. Сергей Олегович иногда помогал ему, ловко орудуя своей вилкой.

Лёва с Женей пытались совместными усилиями завалить руку Михалыча. Соревнование по армрестлингу были явно не в их пользу: генерал во время борьбы ухитрялся спокойно курить свою неизменную сигару, выпивать и закусывать. Его рука стояла на столе непоколебимо.

По двору, пощипывая травку, гуляла корова, когда из леса, подпрыгивая на кочках, выскочил милицейский «УАЗ» с включёнными фарами и мигалкой. Он остановился неподалёку от стола, из машины неторопливо выбрались два одинаково приземистых милиционера и неспешно направились к сидящей за столом компании. Один из них был знаком Кузьмичу. Это сержант Семёнов, невысокий, крепкий парень лет двадцати пяти с простым деревенским лицом.

Филя быстро юркнул под стол. Раймо растерянно посмотрел на них — он не заметил, когда те успели прибыть.

— Вы стреляли?! — строго оглядел весёлую компанию сержант.

— Семёнов! — вдруг заорал Кузьмич. — Ты водку пить будешь?

— Водку?!. — сержант как-то странно напрягся. — Буду.

Ему налили полный стакан, подвинулись, освобождая место за общим столом. Веселье закрутилось с новой силой.

Напарник Семёнова вещал из машины по рации:

— Дежурный! Это мы. У егеря всё нормально… Непроизвольный взрыв охотничьих патронов. Да, так и запиши в журнале…

— Мне очень хочется сходить на настоящую русскую охоту… — проникновенно говорил Раймо на английском жующему рядом с ним Семёнову. — Настоящую русскую охоту…

— О, йес… — соглашался с ним Семёнов. — Реал рашен хант из вери гуд. Ай лав хант, бат ай донт фри тайм фо ит. Ферштейн?

Кузьмич почему-то уже был в милицейском кителе напарника Семёнова и его же фуражке. Филя, не узнавая хозяина, злобно рычал на Кузьмича.

Михалыч тем временем учил доить корову Сергея Олеговича и Женю. У Сергея Олеговича ведро почему-то всё время падало. Женя держался за рога коровы и только поэтому удерживался на всё время подгибающихся ногах.

— Кузьмич! — Раймо тяжело вздохнул, дёргая через стол егеря за рукав кителя. — Ну когда же мы пойдём на охоту?! На лося… — он изобразил рога над своей головой.

— Понял… — глянул на финна Кузьмич. — Меня тоже что-то на баб потянуло… Сейчас их только в коровнике ещё можно застать. В коровнике, доярок… Понимаешь — коровник? Там коровы! — Кузьмич изобразил корову. — Мы туда поедем и там!.. Понял?.. — он показал, что они там станут делать.

Раймо непонимающе помотал головой. Теперь вздохнул Кузьмич. Он напрягся и сказал по-немецки:

— Ты и я едем к коровам, чтобы любить… Понял?

— Я-а, — кивнул Раймо Кузьмичу, пьяно встал из-за стола и, пошатываясь, побрёл искать Качалова.

Тот всё ещё стоял у коровы, держась за её рога.

Михалыч и Семёнов стреляли из табельного оружия милиционера по банкам из-под пива. Стреляли метко.

Напарник Семёнова снова орал в рацию:

— Всё нор-рмально! Уничтожаем! Экологи-чес-ски вредные про-дукты! Так и запиши!..

— Кузьмич предлагает поехать в коровник для любви… — Раймо попытался освободить корову от Жени.

— Поезжай… нельзя отказываться…

— Но… заниматься любовью с коровами…

— Не обижай Кузьмича… поезжай… — Женя, наконец, оторвался от коровы и рухнул на землю. — Я бы тоже с вами поехал, да только не могу изменить ей… — он посмотрел на невозмутимо стоящую над ним корову, — а ты езжай…

Кузьмич затащил Раймо в милицейский «УАЗ», сам плюхнулся на водительское кресло. Тут же взревел мотор, и они бодро поехали в сторону темнеющей стены леса. Машину сильно трясло на кочках. Раймо подпрыгивал, ударяясь головой о потолок автомобиля, но ухитрялся вести разговор…

— Я ещё ни разу не делал это с коровами… и не очень хочу, — признался по-немецки Раймо Кузьмичу.

— Ха! Знаешь, какие у них зады? Во!.. — на таком же корявом немецком заорал тот и на мгновение отпустил руль, показывая неимоверный размер. Машину как-то особенно сильно тряхнуло.

— У нас в Финляндии коровы тоже очень большие… — кивнул Раймо.

— Груди — во!.. — опять попытался показать нечто фантастическое Кузьмич.

— У наших таких грудей нет… — честно признался финн.

Сержант Семёнов бродил по поляне в поисках своего «уазика». Ему помогал Михалыч.

— Если машины нет, значит, уехали на задание… или за водкой… — вслух анализировал ситуацию Лёва Соловейчик. — Водки у нас много… Значит, поехали на задание…

Лёва вылез из-за стола и отправился доложить о своих выводах сержанту.

— Вас было двое в форме? А сейчас только ты один… — резонно заметил Лёва. — Что это значит?.. Это значит, что второй поехал на задание, но не за водкой… потому что водки у нас много!..

— Много? — заинтересованно переспросил Семёнов и немедленно прекратил поиски машины.

Важнее поисков была инспекция стола…

В полутьме покосившегося коровника орали тощие и грязные коровы. Раймо оторопело смотрел на их измождённые тела.

— Ты оглядись тут пока, я сейчас схожу кой-куда, поищу для тебя… — сказал Кузьмич по-немецки, показывая Раймо объём таза и грудей, которые он собирался искать.

— Я не хочу… — промямлил на немецком Раймо. — У меня желание пропало… И не было.

Он вдруг весь как-то обмяк. Кузьмич вовремя это заметил, подхватил его под руку и потащил куда-то в глубь коровника.

Когда Раймо открыл глаза, он находился за столом в маленькой комнатушке. Перед ним напротив сидели два Кузьмича и две молодые румяные девки внушительных объёмов. На столе стояла бутылка водки. Или две бутылки — Раймо уже ничего не соображал…

— Ой, смотри, кавалер очнулся… — хихикнула одна из молодух.

В глазах у Раймо Кузьмичи немного поплавали в воздухе и соединились воедино. Тогда он собрал остаток сил и спросил у единственного оставшегося Кузьмича:

— Боже мой, когда же мы пойдём на охоту?!

Хотя вопрос был задан по-фински, Кузьмич понял всё правильно.

— Скоро! Вот допьём, отдохнём немного — и на охоту… — пообещал он по-немецки.

Как ни странно, но чем больше Кузьмич вливал в себя алкоголя, тем лучше становился его немецкий…

Егерь протянул стакан с водкой Раймо. Последнее, что смог увидеть финн, было то, как Кузьмич одной рукой подносит стакан ко рту, а другой прижимает к себе молодуху… Затем всё куда-то понеслось, земля полетела навстречу, убегая из-под ног…

…земля полетела навстречу, убегая из-под ног орловца. Егерь что-то кричал, страшно выкатывая глаза. Он сорвал с себя шапку и показал ею на что-то впереди.

— Берегись! — вырвалось из него, когда он заметил матёрого. Тот бежал как-то боком, будто и не торопился вовсе.

Гон незаметно оказался совсем рядом с ними. Волк повернул к нему лобастую голову, мягким скоком пошёл дальше, плавно мотнув хвостом-обрубком. Орловец всхрапнул. Егеря качнуло в седле. Пришлось пригнуться к гриве коня, ловя носком потерянное стремя…

Из подлеска выскочила вторая свора борзых.

Следом из прозрачного орешника вылетели скопом конные; на первом, в смушковом полушубке, не было шапки — верно, сорвало в гоне через подлесок. Он зло срезал глазом, поворачивая своего коня за бегущей впереди сворой.

— Улю-лю-лю-лю! — хрипло заорал он, — лю-лю-му-ууу! Му-у-у!..

Раймо открыл глаза и увидел низкий грязный потолок. За хлипкой дощатой стеной, увешанной портретами киноартистов, надсадно мычали коровы… Он приподнялся на локте и осмотрелся. В комнате никого не было. На столе — чисто, только стоит крынка молока и лежит ломоть хлеба, прикрытый тряпицей. Раймо свесил ноги с топчана, на котором он лежал, дотянулся до крынки и жадно припал к ней губами — так, что мимо рта полились белые струйки… Он глотал, пока хватило сил, потом долго не мог отдышаться.

Через несколько минут он обнаружил, что крынка опустела. Оторвавшись от неё, Раймо увидел, что напротив него сидит давешняя молодуха и умильно смотрит, как он пьёт. Финн протянул руку и поставил пустую крынку обратно на стол. Вдруг он увидел, что, кроме майки, на нём ничего нет… Лицо его вспыхнуло, и он непроизвольно прикрыл причинное место руками. Молодуха заметила это движение и усмехнулась.

Раймо понял, что вчера что-то такое с ним было. Но что, как — это совершенно не отпечаталось в памяти.

Молодуха, кажется, чего-то ждала. Она молча сидела напротив финна, не проявляя никакой инициативы. Раймо стало стыдно. Он пошарил глазами в поисках своей одежды — и обнаружил, что деваха сидит прямо на его брюках, из которых торчит кончик трусов… Прикрывая срам простынёй, Раймо согнулся и, дотянувшись до штанов рукой, попытался выдернуть их из-под доярки. Так как формы у неё были куда как внушительны, ничего не получилось. Он дёрнул ещё несколько раз… Девица разочарованно хмыкнула и встала. Раймо вместе со штанами повалился на спину. Когда он снова обрёл вертикальное положение, её в комнате уже не было.

Он быстро оделся и вышел за дверь. Там находился рабочий отсек; рядами стояли коровы, суетились доярки. На него никто не обращал внимания.

— Кузьмич!.. — хрипло позвал Раймо. — Кузьмич?..

Ответа не последовало. Он, скользя ногами в зловонной жиже, пошёл к светлому пятну выхода. Перестав щурится от яркого дневного света, Раймо заметил неподалёку от коровника сиротливо стоящий милицейский «УАЗ».

Доковыляв до кабины, Раймо никого в ней не обнаружил. Неожиданно сзади, изнутри, в зарешеченном отсеке для задержанных, кто-то заскрёбся и заскулил:

— Эй, кто-нибудь!.. Христом Богом прошу, выпустите!.. На минуточку!.. Мочи нет больше терпеть!.. Что вы, не люди, что ли?..

Раймо посмотрел в маленькое заднее оконце и увидел искажённое страданием лицо какого-то небритого человека. Это был явно не Кузьмич…

— Эй, парень! — обрадовался человек внутри машины. — Открой дверцу-то! Сижу тут, почитай, уже целые сутки! Мочи нету терпеть!

Раймо совершенно не мог понять, чего просит этот человек. С похмелья голова у него раскалывалась, во рту была неимоверная сухость, а желудок гулко переваривал выпитое молоко…

Неожиданно откуда-то сбоку появился Кузьмич. На нём по-прежнему был милицейский китель. На голове косо сидела форменная фуражка. Он хмуро подошёл к машине.

— Кузьмич, — обрадовался задержанный, — выпусти! Христом Богом…

Кузьмич молча распахнул дверцу. Оттуда пулей выскочил мужичонка и скрылся в ближайших кустах.

— Кузьмич… Кузьмич… вот спасибо-о-о!.. — послышался оттуда протяжный довольный голос.

— Давай за руль… — сказал Кузьмич Раймо и полез в кабину. — У тебя башка не гудит? — спросил он, устроившись. — Кажется, вчера перебрали малость… Ну, поехали!

— Я не могу садиться за руль, я пьяный… — сказал по-немецки Раймо.

— Да ладно! Давай, поехали! — Кузьмич жестом показал, чтобы Раймо сел за руль автомобиля.

— Я не понимаю по-русски, говори на немецком, — попросил финн.

— Нихт шпрехен зи дойч, — признался Кузьмич. — В школе когда-то изучал, но теперь всё забыл… Давай, садись за руль — и поехали! Ну что ты смотришь?

Я сроду машину не умел водить, ясно? Машина… Тру-у-у! Я — нихт! Понял?

— Ты же вчера вёл машину? — не понял Раймо.

— Поехали, только медленно, а то кочан рассыплется… — попросил Кузьмич.

Он мог бы и не предупреждать. Раймо сел за руль и повёл машину очень осторожно. Кузьмич только указывал, где нужно сворачивать…

Соловейчик проснулся на сеновале. На своих ногах он обнаружил форменные хромовые сапоги. Лёва долго разглядывал их, не понимая, откуда они взялись. По двору шастал босой Семёнов и что-то искал вместе с напарником. Им помогал Кузьмич, что-то объясняя или успокаивая милиционеров. Лёва понял, что ищут эти самые сапоги. Он попытался снять их — но не тут-то было: сапоги оказались размера на два меньше его собственного… После нескольких неудачных попыток, доведших Лёву чуть ли не до истерики, он, наконец, стянул их и с тревогой посмотрел на скрюченные босые пальцы ног — ему показалось, что они уже никогда не смогут разогнуться… Держа сапоги под мышкой, Соловейчик осторожно спустился с сеновала и аккуратно поставил их у входа. Затем на отдающих болью при каждом шаге ступнях захромал навстречу Раймо, который бродил по двору и зачем-то собирал мусор в железную бочку. Лёва долго смотрел на него, пока, наконец, не понял:

— Природу бережёшь? Экология? — спросил он по-русски.

— Да, экология… — откликнулся по-английски Раймо. — Очень много мусора…

Лёва, кряхтя, помог: поднял пустую пивную банку и сразу же почувствовал усталость от этого насилия над собственным организмом.

В стороне зашумел мотор «уазика»: милиционеры уехали ни с чем. Соловейчик поплёлся к избе.

— Нашли сапоги? — спросил он у Кузьмича.

— Какие сапоги? — не понял тот.

— Ну, менты сапоги же искали? — поморщился Лёва.

— Пистолет Семёнов потерял, — ответил Кузьмич. — А, ладно, потом отыщется!..

Сапоги так и остались стоять в сарае у сеновала.

Раймо одели в генеральский полевой китель. Был он ему чуть широковат, но зато не длинен — в общем, форма была Михалыча. Рядом шли Женя Качалов и Кузьмич, который вёл за верёвку корову.

Около КПП их даже не остановили. Только солдатик, увидев Раймо, сделал «на караул». Они не спеша провели корову мимо часового и сразу же свернули к видневшимся неподалёку самолётам. Огромные стратегические бомбардировщики бесполезным металлом стояли под открытым небом

— У вас очень много армии, — сказал по-английски Раймо.

— Это плохо? — откликнулся на замечание Качалов.

— Не знаю… Я просто сказал, что очень много…

— Кончайте по-ненашему болтать! Мы всё же на территории секретной части, ещё не так поймут… — прервал их разговор Кузьмич.

Возле одного из самолётов прохаживался прапорщик. Они подошли к нему, тот лениво взглянул на «генерала», пожал руку. Кузьмич оставил корову на попечение Раймо и Жени, а сам отошёл с прапорщиком в сторонку. Они что-то оживлённо начали обсуждать…

Прошли трое лётчиков, удивлённо посмотрели на корову. Прапорщик заспешил к ним. Заговорили. Потом и Кузьмич попытался вклиниться в их разговор, что-то объясняя… Неподалёку взревели реактивные двигатели одного из самолётов — и Раймо с Качаловым могли понять, о чём идёт разговор, только по жестам: как нужно подвести корову, как её подсадить в бомболюк, как на малой высоте — чтобы не задохнулась от недостатка кислорода — отправить куда нужно…

Тем временем техники и солдаты обслуги стали подтаскивать ящики, сооружая пандус для погрузки коровы в самолёт.

Подбежал радостный Кузьмич, достал у Жени из сумки водку и помчался к прапорщику. Снова прибежал, ухватился за верёвку и повёл корову к самолёту. Корова упиралась, будто предчувствуя что-то. Раймо и Женя бросились на подмогу Кузьмичу.

— Давайте быстрее! — торопил их прапорщик; сам, правда, в погрузке не участвовал. — Вы глаза ей завяжите, а то она боится — впервые всё же…

Из люка несколько раз высунулся пилот: показывал жестами — шевелись, дескать…

Наконец общими усилиями корову всё же затолкали. Прапорщик добежал до кабины и жестом объяснил пилоту, что можно закрыть бомболюк. Створки люка сошлись. Недовольное мычание коровы потонуло в рёве двигателей…

Самолёт стал выруливать на взлётную полосу. Кузьмич выдал прапорщику приготовленную водку. Одну бутылку распили тут же, у взлётной полосы, на четверых: Раймо вынужден был молчать, поэтому и отказаться он не мог. Пили из горлышка, закусывая рукавом.

Бомбардировщик всё ещё стоял на взлётной полосе в ожидании разрешения на вылет. Пришлось доставать вторую бутылку. Раймо попытался было открыть рот, но его вовремя толкнул Женя. Пришлось выпить…

— Чего это он там делает? — вдруг спросил Кузьмич, приглядываясь к самолёту.

Около готового к взлёту бомбардировщика расхаживал какой-то офицер.

— Чёрт! — выругался прапорщик. — Это комендант!..

Комендант, стоя под самолётом, настороженно вслушивался в посторонние шумы, но из-за рёва двигателей никак не мог определить, что это за шумы и откуда они берутся. Может быть, всё предприятие благополучно бы и обошлось, но тут из щелей бомболюка потекла вниз желтоватая жидкость… Комендант протянул к струйке руку, понюхал, даже попробовал на язык — и тут же побежал к кабине пилотов, отчаянно маша руками — «глуши двигатели!». Но бомбардировщик уже, набирая скорость, пошёл на взлёт. Комендант стремглав бросился к диспетчерскому пункту…

— Застукали! — досадливо сплюнул прапорщик, глядя на бегущего по бетонке коменданта. — Всё…

Он допил оставшуюся водку и забросил бутылку в бурьян.

— Коровка-то долетит? — спросил Кузьмич, всё ещё не потерявший надежды.

— Иди ты!.. — странно глянул на него прапорщик. — Теперь многие полетят… — многозначительно добавил он и побрёл к строениям, куда побежал комендант.

Комендант стоял в диспетчерской и орал в телефонную трубку:

— …точно говорю, у них в бомболюке животное, да… да что я, мочу скотины с чьей-то перепутать могу?!

Дежурный диспетчер прислушивался к его голосу, затем тихо поведал в эфир:

— Говорит Поле. Всем бортам… тут у нас лёгкий казус: пришла информация, что у кого-то в экипаж зачислена корова. Борт полсотни семь, как понял?..

— Отставить информацию в эфир! — комендант весь горел рвением разоблачить-наказать. Он уже снова звонил по телефону. — Милиция? Срочно приезжайте!..

Раймо, Женя и Кузьмич сидели на траве и смотрели, как к диспетчерской подкатила машина. Из неё вышли трое офицеров. Их уже встречал суетящийся комендант. Жесты его были красноречивы: он показывал, как стоял под самолётом, как что-то протекло, как он попробовал на вкус… Прибывших аж передёрнуло от последней подробности. Все отправились в рубку диспетчера…

— …ладно-ладно, капитан, — остановил коменданта командир, — эти подробности уже не интересны. Дайте связь с полсотни семь! — приказал он.

— Учтите, я это так не оставлю!.. — предупредил комендант. — Сообщу и выше, и туда, куда они летят… Так что лучше пусть возвращаются…

— Полсотни семь. Это Поле. Первый говорит… — командир на секунду задумался: — Приказываю вернуться! Как понял?..

В кабине пилотов летящего бомбардировщика командир слушал приказ Первого: — …вернуться! Как понял?..

— Вас поняли. Идём домой… — откликнулся командир и переглянулся со вторым пилотом.

— …тут у нас та-акое творится… — донёсся до самолёта доверительный голос диспетчера. — Милиция приехала, даже особиста подняли… Полсотни семь, веду вас по северному коридору… Курс час… — неожиданно перешёл на официальный тон диспетчер.

Командир посмотрел на штурмана, тот жестами показал, что теперь им… короче, будет плохо. Второй пилот таким образом дал понять, что надо избавляться от коровы… Говорить они не могли: все переговоры писались на «чёрный ящик». Командир думал. Второй постучал себя по плечам, убедительно демонстрируя, как звёздочки полетят с их погон…

— Давай! — командир движением руки приказал открыть бомболюк…

Штурман в отчаянии сплюнул. Второй пилот показал, что ему тоже жалко животину, но что делать?..

Загорелась лампочка индикатора «сброс произведён». По кивку командира бомболюк закрыли.

«Котлета!» — написал на листочке второй пилот. По его лицу было видно, что он рад избавлению от улики.

«Над водой надо было бы сбросить…» — вывел на пластике планшета штурман, всем своим видом показывая, что тогда, может, у их «пассажира» остались бы шансы на выживание…

— С парашютом! — зло вырвалось у командира.

— Какой парашют?! — сразу же в наушниках раздался голос коменданта: он, оказывается, внимательно слушал эфир.

— Полсотни семь… удаление семнадцать… ветер… — это снова появился диспетчер, он выводил самолёт на посадку.

Кузьмич сбегал к прапорщику, который ходил вокруг диспетчерской. От него получил последние известия:

— Сажают их… Может, отдадут коровку-то?..

Женя и Раймо промолчали. Финну на вдруг проявившемся солнышке поплохело: старые дрожжи сказались, да и недавняя водка без закуси делала своё дело. Он откинулся на спину, закрыл глаза и провалился…

…провалился в суету гона. Волка вели от оврага. Конные, уже не полагаясь на борзых, сами пытались отсечь матёрого от оврага. Он скакал по стерне, вглядываясь в тёмную спину зверя…

Изменение в лае насторожило его. Так и есть! От оврага вторая свора подняла двух прибылых волков и направила гон прямо на их!

— Говнюки! — орал егерь. — Проорём матёрого! Заходи! Заходи!.. Улю-лю-лю-лю! — он на что-то показывал и кричал, но его не слушали.

Старый волк с седой полосой на спине словно понял, что в этих двух случайно выгнанных из оврага прибылых его спасение: надо смешать гоны, свести их в один, который и пойдёт за молодыми…

— Нет! — заорал он, предчувствуя такой ход событий. — Улю-лю-лю-лю!!!

Он натравил своих собак на матёрого, что боком шёл через поле, тяжело перепрыгивая через канавы и время от времени поворачивая к нему лобастую морду…

— Семёнов! — заорали рядом…

…Семёнов! — это Кузьмич подзывал к себе милиционера.

Тот не спеша подошёл к ним.

— Ну, что там? — Кузьмич доверчиво посмотрел на сержанта.

— Твои дела? — сразу понял Семёнов. — Ну ясно, твоя это корова полетела!.. Ну, Кузьмич, ну, ты даёшь!.. Не только сам, а всех дерьмом вымажешь!

— Каким ещё дерьмом? — запоздало, вслед милицейской спине проговорил тот.

Бомбардировщик тяжело сел на взлётную полосу и, поднимая пыль по бетонке, пошёл тише, пока не застыл у края полосы. К нему тут же рванули три машины. В первой сидел гордый комендант и мрачный командир. Подъехала к самолёту милиция. Кузьмич бросился было следом…

— Куда?! — рявкнул на него прапорщик, бежавший за машинами. — Прошу немедленно покинуть расположение части!

Прапорщик резким жестом показал, где надо выйти. Затем припустил дальше. Беднягу слегка бросало из стороны в сторону.

Мужики, спрятавшись в траве, смотрели, как экипаж бомбардировщика выстроился перед собравшейся у самолёта комиссией — словно космонавты, рапортующие об успешном завершении полёта…

— По поступившим ко мне сведениям вы везёте в бомболюке домашнее животное… — подполковник посмотрел на командира бомбардировщика.

— Мы?! — удивление командира было очень натурально. — Какое животное?

Комендант уже суетился под бомболюком, простукивая палкой металл — в бомболюке никто не отзывался.

— Товарищ подполковник, неужели я бы позволил… — начал командир корабля.

— Открыть бомболюки! — приказал подполковник.

Второй пилот быстро и весело нырнул в самолёт.

Комендант всё ещё возился под бомболюком, неутомимо простукивая днище.

— Давай! — махнул рукой командир.

Створки люка медленно стали расходиться…

— Смотрите сами… — невозмутимо предложил командир самолёта.

На коменданта хлынула полужидкая субстанция. Он, чертыхаясь, отскочил в сторону.

Лица членов комиссии окаменели…

— Ну какая может быть… — продолжал говорить командир, стоя спиной к своему самолёту.

— …корова! — вырвалось у всех с добавлением крепких слов.

Створки бомболюка полностью были раскрыты. В верхней его части стояла корова, упираясь копытами в боковые стенки — как гимнаст, выполняющий на кольцах упражнение «крест». Глаза коровы были широко раскрыты. Казалось, она ничегошеньки перед собою не видит. Только из полуоткрытого рта ручейком текли слюни. Всё вокруг было обильно вымазано навозом.

— Как же это она так? — вырвалось у подполковника.

— Я же говорил! — сказал стоящий в сторонке комендант, он чистил свой китель. — Если так будут использовать боевую технику…

— Откуда она здесь? — прервал его подполковник.

— Не могу знать! — с мёртвым лицом произнёс командир.

— Может, она сама… — предположил второй пилот, — гуляла рядом, вот и…

— Если бы сама, то парашют не забыла бы прихватить!.. — подполковник задумался.

Все молча ждали его решения. Корова слегка шевельнулась — видно, начала постепенно отходить от перенесённого полёта… Странно промычала…

— На мясо её! — решил подполковник. — Экипаж под арест. Домашний… — добавил он, увидев, как ретиво встрепенулся комендант.

— Жива, милая!.. — пританцовывал Кузьмич, слушая рёв коровы.

Её спустили на землю и пытались отвести в сторону, но ноги её плохо слушались. Комендант попытался сам оттащить корову, но она вдруг дёрнулась, вырвалась из рук коменданта и солдат и припустила через лётное поле к лесу. Кто-то бросился бежать за нею, но догнать не мог: корова удалялась очень быстро…

Во двор хозяйства Кузьмича въехал милицейский «УАЗ». Семёнов солидно вышел из машины, открыл дверцу — из неё полезли Кузьмич, Раймо и Женя Качалов. Кузьмич держал руки за спиной, как заключённый.

Михалыч сидел за столом под навесом и чистил свой карабин «Тигр». Рядом возился со своим «ИЖем» Лёва Соловейчик. Филя, радостно залившись лаем, бросился к прибывшим.

— Пистолет приехали искать, — предположил Лёва.

Он подошёл к сержанту, пожал ему руку. Милиционер молча направился к столу…

— Да они пьяные, черти! — заорал Соловейчик, принюхиваясь к Кузьмичу. — Нам же на охоту! А вы — пить!

— Не только пить!.. — многозначительно добавил Семёнов, по-хозяйски располагаясь за столом. Он достал ручку, листы протокола допроса. — Корову на военном самолёте додумались возить!

— Кузьмич! — посмотрел на него Михалыч и рассмеялся. — Ты что, в самом деле?.. Это же байка! Этого не было… а вы?! Ха-ха-ха!

— Байка не байка, а факт нарушения налицо, — солидно произнёс сержант Семёнов.

— Я твои сапоги нашёл, — подсел к ним Лёва, понимая, что надо выручать друзей.

— И ещё иностранного гражданина втравили в эту авантюру… — нахмурил свой ясный лоб милиционер. — Нехорошо!.. Прижать есть чем?..

Листки протокола допроса трепыхались на ветру, мешая писанию.

Лёва тут же придавил их бутылкой с водкой. Милиционер осторожно дотронулся до бутылки.

— Холодная… — констатировал он. Лёва умело прижал второй край листка стаканом. Для тяжести наполнил его водкой. Семёнов смотрел на стакан, думал и сопротивлялся соблазну.

— Ну, за справедливость! — пришёл ему на помощь Михалыч.

Отказаться от справедливости Семёнов не мог, служил же ей… Остальные тоже поддержали.

Пёс Филя сидел за столом, шея была подвязана белой салфеткой. Он ел из тарелки, куда Сергей Олегович подкладывал вилкой кусочки посочнее.

— Мне кажется, это уже было… — по-английски пробормотал Раймо. — Во сне или в реальности?

— Всё было, Раймо… — отозвался, успокаивая его, Женя. — Мы живём вечно, только забываем иногда об этом… Всё было. Всё.

— Погоди, погоди! — это уже Лёва успокаивал сержанта Семёнова. — Потеряна улика — корова. Без неё следствие зайдёт в тупик. Так?

— И пистолет… — добавил милиционер.

— Да, и табельное оружие — пистолет «Макарова», — поправился Соловейчик. — Наша задача?..

— Найти пистолет «Макарова»… — проявил свои логические способности Семёнов.

— И?!. — терпеливо ожидал Лёва.

— И… корову! — дошло до Семёнова.

Шли по лесу: прочёсывали окрестности в поисках коровы и пистолета. Все, кроме Семёнова, были с оружием. Милиционер нёс авоську с хлебом и водкой. Раймо брёл вместе с Женей, с трудом пробираясь через бурелом.

— Это охота? — спросил он Женю.

— Это мучение… — вздохнул Качалов в ответ. — Всё, бросаю пить и курить…

— Женя, это охота? — не унимался Раймо. — Что мы делаем?

— Если бы я это знал!.. — по-русски пробормотал Женя и по-английски громко пояснил: — Да, это русская национальная охота.

— Кузьмич говорил, что тут зверя нет… — удивился Раймо.

— В этом мы уже убедились… — снова по-русски пробормотал Качалов, а на английском добавил: — Для нашей национальной охоты главное — не зверь, а сам процесс. Ты ходишь, ищешь… можно ничего не делать, только ходи, двигайся, ищи…

— А это можно делать без водки? — поинтересовался Раймо.

Этот риторический вопрос так и остался без ответа: сзади раздался истошный крик, и тут же мимо финна с Женей промчался Семёнов. Следом за ним нёсся огромный секач. Кто-то выстрелил в кабана, и тот кинулся за милиционером. Все бросились следом за этой парочкой.

— У меня только «пятёрка»! — кричал на бегу Сергей Олегович.

— А я вообще патроны не взял! — сокрушённо откликнулся Михалыч.

Мимо них пролетел, ломая кусты, сержант. Следом мелькнул серый загривок кабана.

— Сетку бросай! Сетку! — заорал Семёнову Кузьмич. — Он хлеб учуял!

— Бегает за хлебом?.. — не поверил Кузьмичу Сергей Олегович. — Какой-то странный зверь у тебя, Кузьмич, подобрался… Один водку любит, другой — хлебушка захотел…

По крику определили направление милиционера. Побежали туда. Вскоре, чуть в стороне от них показался Семёнов.

— Сетку бросай! — снова заорал ему Кузьмич. — Бросай, кому говорят!..

— Не бросит… — заметил Соловейчик, — там же водка… С ней не сможет…

Сергей Олегович снова выстрелил. Семёнов побежал прямо на выстрел. Кабан, соответственно, следом. Сергей Олегович, видя приближающегося милиционера и зверя, рванул от них. Теперь получалось, что двое преследуют одного. Тут и Сергей Олегович принялся кричать!..

Тогда все пустились вслед за Сергеем Олеговичем, Семёновым и кабаном. Раймо ничего не понимал:

— Это и есть русская охота? — на бегу теребил он Качалова.

Тому недосуг было отвечать, он старался не перебить дыхания.

— Сетку бросай! Брось ему хлеб! — всё орал Кузьмич.

Филя нёсся рядом, но голоса не подавал: понимал, что может стать очередной целью для секача.

Сергей Олегович, наконец, сообразил: он перестал петлять по мелколесью и быстро вскарабкался на ближайшее дерево. Следом за ним на это же чахленькое деревце полез и милиционер. Сумку из рук он так и не выпустил.

Секач с размаху ударил по стволу дерева. То угрожающе покачнулось. Семёнов ещё ретивее полез вверх, пока не упёрся в зад Сергея Олеговича.

— Куда?! Тут же деревьев вокруг полным-полно! — закричал тот. — Чего ты сюда попёрся?!

— Это не я! — ответно заорал Семёнов, почему-то обращаясь вниз, к кабану. — Это он стрелял!..

— Бросай сетку! — пихнул его Сергей Олегович.

— Не я стрелял!.. — кричал сержант, не слушая совета.

Было ясно, что у милиционера заклинила голова с испугу.

Кабан стал быстро подрывать корни у дерева. Оно шаталось из стороны в сторону и тревожно трещало.

Семёнов и Сергей Олегович дружно, не сговариваясь, закричали…

— Стреляй! — приказал Сергей Олегович, увидев, что дальше медлить нельзя. — Сержант Семёнов, огонь!!!

Семёнов послушно полез за пистолетом. Пальцы его непроизвольно разжались и выпустили сетку с продуктами.

Кабан клыками поддел сумку и стал рвать её. Потом схватил буханку хлеба и поволок её в чащу.

— Чем стрелять-то? — уже осмысленно глянул наверх милиционер. — Пистолет-то потеряли…

— Давай слезай, — потребовал Сергей Олегович, — а то чудом здесь держусь…

— Чудо-то не болит? — спросил совсем, видно, отошедший Семёнов.

Они осторожно спустились на землю. К ним уже подбегали остальные всклокоченные охотники с Кузьмичом во главе.

— Говорили тебе — сетку бросай! — в сердцах проорал Кузьмич на сержанта.

— Бросили, Кузьмич, бросили… — разминая поясницу, подошёл Сергей Олегович. — Как просил, так и сделали.

— И водку бросили! Водку-то зачем?! — возмутился Кузьмич, поднимая лохмотья авоськи с битыми бутылками.

— Зачем, зачем? — обозлился Сергей Олегович. — Может, он и не за хлебом бегал… Может, ему водка нужна была! Выпить и закусить захотел…

Все развернулись и пошли назад к дому.

— Женя, я не совсем понял смысла этой охоты… — признался Раймо.

— Смысл? Смысл в том, чтобы накормить зверя, — серьёзно пояснил Женя.

— Это очень гуманно… — подумал финн.

Протрезвевшие и усталые охотники вернулись к хозяйству егеря. Молча разбрелись кто куда. Лёва и Женя стали готовить оружие и лодки. Сергей Олегович прилёг на сеновале.

Михалыч смотрел, как Раймо проверяет манок на утку. Подошёл поближе, взял хитроумный свисток, подул в него, приноравливаясь. Филя, лежавший на земле неподалёку, тут же прореагировал — зарычал.

— Отличная вещь! — похвалил свисток Михалыч, отдавая его Раймо.

Семёнов всё бродил по двору в поисках своего табельного оружия.

Отдохнув с часок, стали грузиться в надувные лодки. В первой уселись Михалыч и Лёва Соловейчик, во второй разместились Раймо, Женя и Кузьмич.

— Семёнов, за старшего остаёшься! — напутствовал Кузьмич. — Серёгу не буди, пусть отдыхает, набегался сегодня… А это ещё зачем? — он поднял со дна лодки спиннинг.

— Это мой, — по-английски пояснил Раймо. — Я хочу половить рыбу.

— На утку идём… — нахмурился Кузьмич. — Рыба — это баловство. Да у нас её и нет совсем, рыбы-то…

— Это мы уже слышали… Ушёл зверь, на дальний кордон ушёл… — глядя вдаль, задумчиво произнёс Качалов. — А за зверем, наверное, и рыба подалась…

Егерь пропустил мимо ушей иронию, сквозившую в словах Евгения, и закричал генералу, хотя вторая лодка была совсем рядом:

— Михалыч! Вы на Глухие идите, а мы за мыском станем, в камышах. С таким-то манком иностранным все утки наши будут!

— С Богом! — махнул рукой генерал.

Лодки почти синхронно отошли от берега и полетели по глади воды. Лица у охотников были серьёзны. Они внимательно смотрели по сторонам, сжимая в руках ружья. Своим видом они напоминали рейнджеров, только Кузьмич в ватнике и ушанке не вписывался в общий антураж.

Над поверхностью воды стелился лёгкий туман. Мимо борта лодки пролетали низкие, поросшие кустарником, берега. У протоки разделились.

Кузьмич махнул рукой — «глуши мотор!». Лодка тяжело и послушно осела, резко замедляя ход. По инерции прошли ещё несколько метров вдоль высоких камышей.

Медленно развернулись и на вёслах стали грести от старого камыша к узким просветам между островками…

— Здесь, — прошептал Кузьмич, оглядываясь.

Раймо посмотрел на него и достал манок.

— Ну, вот и сбылась… мечта идиота… — прошептал Качалов, приготавливая свою вертикалку. — Давай…

Нежные звуки покрякиванья раздались над водой. Раймо добросовестно свистел в манок, прислушиваясь — не ответит ли кто на его зов. Звук легко и быстро летал над зеркалом воды. На него отзывались то ли настоящие утки, то ли эхо…

Невдалеке послышалось отчётливое кряканье. Где-то рядом даже прошлёпали по воздуху крылья. Снова ответный зов долетел до них. Все сосредоточились. Раймо посвистал ещё раз.

— Из-за мыска идут… — пригнул голову Кузьмич, — не одна идёт…

Раймо вновь стал приманивать. Теперь уже ответные кряканья раздавались всё ближе и ближе. Вдруг где-то рядом взлетела жирная, отяжелевшая на летних харчах утка. Все вздрогнули, но она прошла на тёмном фоне деревьев, почти незаметная в сумерках, — и никто даже не повёл в её сторону ружьём.

— Давай, давай… — попросил жестом Кузьмич Раймо.

Снова терпеливо приманивали. Кряканье стало раздаваться всё ближе и ближе, всего в нескольких метрах от них, за ближайшей стеной камышей. Раймо ещё раз подманил. За камышами ответили, шлёпнуло, плеснуло что-то…

Нервы у Кузьмича не выдержали: он поднял свою винтовку и пальнул в лёгкое шевеление. Раз! Потом ещё!

Раздался дикий свист — как будто проткнули сразу несколько резиновых камер.

— Мать вашу! — заорал Лёва Соловейчик.

Из камышей, куда палил Кузьмич, выползла лодка с Лёвой и генералом. Корпус её был пробит во множестве мест. Жалкие попытки Михалыча и Соловейчика заткнуть решето пробоин руками выглядели нелепо.

Лодка медленно, но неуклонно погружалась под воду.

— Какая сволочь стреляла?! — неистовствовал Лёва. — Убью гада! Пасть порву!!!

— Вы чего сюда припёрлись?! — перешёл в нападение Кузьмич. — Договорились же: вы в Глухих стоите, мы — здесь.

— А здесь, по-твоему, что?! — орал Лёва. — Это же и есть Глухие! Абориген хренов!

— Вы целы? — выгребал к тонущей лодке Качалов. — Никого не задело? Михалыч, ты как?

— Глухие вон где!.. — орал Кузьмич. — А здесь… это…

Он огляделся и растерянно сел на дно лодки, губы его что-то беззвучно шептали.

Лёва и генерал быстро перебросили оружие и вещи в целую лодку, затем перебрались и сами. Раймо успел привязать к тонущей лодке линь — та медленно скрывалась под водой. Пришлось даже потравить верёвку, глубина оказалась приличная.

— Ты, Кузьмич, каким номером палил? — поинтересовался Михалыч, провожая глазами пузырики воздуха, что обильно пошли из-под воды в месте, где утонула лодка.

— «Пятёрка», — тускло ответил Кузьмич.

— Кучно пошла!.. — похвалил генерал. — Аккурат между нами…

— Ныряй теперь, стрелок! — немного отошёл Лёва. — Лодку доставать надо. Мотор тоже жалко, отличный был мотор. Я его отладил… э-эх!

— Глубоко здесь, — нагнулся над бортом лодки Кузьмич, всматриваясь в черноту воды.

— Да уж с головкой будет… — пообещал Лёва.

Кузьмич молча стянул телогрейку, снял свитер…

Через минуту он стоял в лодке в одних бязевых кальсонах и ушанке. Все молча смотрели на его дрожащее тело. Кузьмич сел на борт лодки, свесил ноги к воде, дотронулся — и тут же поджал их: холодно…

— Я, мужики, плавать не умею… — признался Кузьмич.

И такой у него жалкий был вид, что все рассмеялись.

Совсем рядом с лодкой шумно плюхнулись на воду две здоровенные утки. На светлой глади их тёмные тела видны были отчётливо.

— Сволочи!.. — пробормотал Кузьмич. — Чувствуют они, что ли, когда не до них?..

Михалыч разделся. Быстро перелез через борт и тут же нырнул. Линь в руках Раймо легко подрагивал, затем натянулся…

Что творилось под водой, увидеть было невозможно. Все молча сидели и ждали Михалыча.

Он неожиданно вынырнул совсем рядом с лодкой.

— Подцепил? — заискивающе поинтересовался Кузьмич.

Генерал ничего не ответил. Набрав побольше воздуха в лёгкие, он вновь ушёл в темноту воды. Снова все застыли в тягостном ожидании… Казалось, что прошло несколько минут: так долго Михалыч не показывался.

— Может, запутался? — снова подал голос Кузьмич: он внутренне ощущал свою вину и теперь чувствовал себя не в своей тарелке. — Подёргай линь-то! — попросил он Раймо. — Тут такое дно, никто не знает… что там.

Остальные тоже заволновались: Михалыч всё не показывался.

Линь в руках Раймо натянулся, дёрнулся.

Прошло ещё несколько секунд — и генерал наконец-то с шумом выплыл на поверхность. Тяжело дыша, он вцепился в борт. Женя помог ему залезть в лодку.

— Ну что? — спросил Кузьмич. — Порядок?

Михалыч молча стал одеваться.

— Значит, сейчас подтянем к камышам и затащим на них… — проявлял свою активность Кузьмич. — Там мелко. Мотор снимем…

— Сначала сапоги снимай! — приказал ему Михалыч.

— Зачем? — не понял Кузьмич, но сразу стал стягивать свои резиновые сапоги. — Сапоги-то зачем?

— Лодку латать будем, — объяснил ему Лёва, — на заплаты пойдут твои шузы…

На малых оборотах пошли к камышам, вытягивая из воды затонувшую лодку. Затем мягко затащили её плоское днище на примятые стебли растений.

Лёва и Женя принялись клеить корпус лодки. Кузьмич внимательно наблюдал, как безжалостно режут его сапоги.

— Слишком большие куски берёшь… — попробовал он вмешаться в процесс ремонта. — Ты с верха бери, там и резина потоньше будет…

— Молчи… — посоветовал Лёва. — Всё одно: все уйдут. Ещё может и не хватить… У тебя есть ещё что резиновое? — Лёва оглядел егеря с головы до ног.

— Больше ничего такого нет!.. — быстро ответил Кузьмич.

— Штаны у него брезентовые, — посмотрел на него Качалов, — замасленные хорошо, воздух держать будут… Их тоже можно на заплаты пустить.

— Угу, — согласился Лёва, — вот их можно как раз брать с низу, где потоньше и засаленнее…

— Ладно вам! — понял, что над ним подшучивают, Кузьмич.

Он порылся в своём сидоре, достал флягу и протянул Михалычу:

— Выпей…

После генерала фляга стала передаваться по кругу. На утреннем холодке самогонка пошла хорошо, даже Раймо не стал отказываться. Туман повис над водой, сквозь него проглядывали верхушки камышей. Птицы начали просыпаться, несмело подавая свои голоса. Где-то совсем рядом плеснула крупная рыбина, гулко ударив хвостом по воде. Раймо не выдержал и потянулся за спиннингом…

Дав леске слабину, он ловко метнул блесну в воду. Все на мгновение замерли, наблюдая, как скользит натянутая леска. Раймо медленно втянул леску назад — ничего. Он так же, не спеша, сделал ещё один бросок — тут же ударило так, что спиннинг зазвенел. Катушка провернулась… Раймо с трудом остановил её бешеное обратное вращение.

Леска гуляла из стороны в сторону, затем пошла куда-то вниз, потом — к камышам. Как только леска давала слабину, Раймо тут же подтягивал. Неожиданно прямо рядом с лодкой прошла, разрезая водную гладь, тёмная торпеда туловища рыбы. Кузьмич чуть не свалился в воду, пытаясь ухватиться за гуляющую над водой леску. Раймо удалось подвести рыбину поближе. Можно было увидеть, как огромная пасть глотнула воздух и затем резко пошла в глубину.

— Вытягивай! — не выдержал Кузьмич.

— Сам знаю, не даёт! — заорал по-английски Раймо. Потом он в азарте перешёл на родной язык: — Здоровая, сволочь! Я поведу вдоль лодки, а ты хватай её! За жабры хватай!

Спиннинг изогнулся в дугу и дрожал от напряжения. Раймо обеими руками вцепился в его цевьё, стараясь не потерять равновесия на шатком надувном дне.

— Давай! Я подхвачу! — перегнулся; через борт Кузьмич. Михалыч еле успел; подхватить его, чтобы тот не вывалился в воду.

— Веду! Сейчас на поверхность вытяну! Ты хватай её за хвост! За хвост хватай! — орал на финском Раймо.

— Возьму, не волнуйся! — пообещал Кузьмич и приготовился.

Раймо с усилием подвёл рыбу к лодке. Кузьмич изловчился и подхватил её поперёк туловища. Он оперся боком на борт и вырвал рыбину из воды.

Все радостно заорали…

— Вот она, голубушка! — закричал Кузьмич, поднимая её над собой.

Она изогнулась в его руках, ударила хвостом по лицу и, выскользнув, мягко шлёпнулась о борт лодки, подскочила и плюхнулась в воду. Какое-то мгновение её ещё можно было увидеть рядом с лодкой, но потом она резко ушла в глубину.

— Я же говорил тебе — держи её за хвост! — заорал по-фински расстроенный Раймо. — Упустил! Такую отличную рыбу упустил!

— Чего упустил?! Она меня так стеганула, никто бы не удержал! — орал в ответ Кузьмич, чувствуя свою вину, но всё ещё находясь целиком под впечатлением, от лова рыбины.

— Её надо было сразу на дно! Мог бы сесть на неё, если не умеешь держать! — продолжал кричать Раймо.

— Я не умею?! Да я столько и таких ловил!..

— Не надо ссориться, горячие финские парни! — остановил их ругань Михалыч.

Все рассмеялись. За ними засмеялись Раймо с Кузьмичом.

— Как она тебя хвостом-то! — показывал егерю Раймо. Он всё ещё говорил по-фински. — Ты чуть за борт не выпал!

— Ага! В азарте чуть за ней в воду не нырнул! — соглашался, смеясь, Кузьмич.

Качалов и Соловейчик покончили с ремонтом расстрелянной лодки. Они стояли в камышах и ждали, когда вторая лодка заберёт их к себе.

— Кузьмич! — вдруг изумился генерал. — А на каком языке ты с нашим гостем разговаривал?..

— Не знаю… — егерь поскрёб в задумчивости затылок. — Кажись, на своём…

— Как же тогда вы друг друга поняли? Ведь и он на своём кричал? — резонно заметил Михалыч.

Этого уже Кузьмич объяснить не мог…

Солнце, как всегда, появилось неожиданно. На мгновение оно погрузило всё вокруг в мёртвую тишину, чтобы потом разорваться шумом и яростью мира; казалось, природа сама удивляется этому таинству — рождению нового дня.

Все сидели в лодке и согласно молчали. Говорить не хотелось, да и так всё было понятно…

Медленно, волоча за собой вторую лодку, подошли к бухте у егерского хозяйства. Между строениями бродили Сергей Олегович и старшина Семёнов, аккуратно поддерживая друг друга.

— Так!.. — многозначительно произнёс Кузьмич. — Нашли!..

Они причалили к дощатым мосткам.

— Кузьмич! — бросился к лодке Семёнов. — Он говорит — не надо впадать в отчаяние, есть надежда, что найдём…

Сергей Олегович стал разрывать горелый мусор из бочки, куда Раймо натаскал отходы от предыдущих праздничных гуляний.

— Чего найдёте? — не понял Кузьмич.

— Пистолет мой, — покачиваясь и чуть не плача, пояснил милиционер. — Не впадай, говорит, в отчаяние, найдём! Ну, что? — старшина повернулся к Сергею Олеговичу, тот уже вывалил весь мусор на траву. — Что теперь делать будем? Ты знаешь?

— Знаю! — Сергей Олегович оторвался от горы с мусором и выпрямился. — Теперь ты можешь впадать в отчаяние: пистолета нет. Нигде. Он пропал без следа…

Семёнову мгновенно стало плохо, он еле добрался до стола. Выпил.

— Не огорчайся! — стал успокаивать его Сергей Олегович. — Уволят — работать пойдёшь… — при этих словах Семёнов как-то странно глянул на него. — Ты умеешь что-нибудь делать?

— Ничего не умею… — подумав, признался милиционер.

— Понятно. Тогда есть от чего расстраиваться… — сочувственно вздохнул Сергей Олегович.

Подбитую лодку вытянули на берег. Лёва ходил кругами вокруг неё, осматривал — как лучше приняться за серьёзный ремонт.

— Во! Во какая! Как даст хвостом! — вещал Кузьмич за столом. — Раз! В воду плюх! Я её!..

— Ты не удержал рыбу, — сказал ему по-фински Раймо. — Я говорил, как надо её вытаскивать! За хвост надо было!

— Не учи учёного! Я знаешь сколько рыбы ловил! Сейчас вот возьму динамит — столько возьму, что глаза твои вылезут!..

— Я умею ловить рыбу! У нас в Финляндии все умеют ловить рыбу! Если нет в лодке сачка, то руками надо брать за…

— Вы ещё подеритесь, горячие финские парни! — прикрикнул на них Михалыч.

Это было просто поразительное зрелище, как финский интеллектуал и простой русский егерь безо всяких проблем смогли найти общий язык… Как это произошло, никто не в силах был объяснить. Но сейчас всё это принималось, как естественное состояние.

— Садись! — приказал им Михалыч. Он поднял стакан и произнёс очередную свою нетленку: — Ну, за охоту!..

Все дружно выпили. Лёва клеил поодаль лодку, проверяя, не травит ли корпус.

— Лев! — заорал ему Качалов. — Давай к нам! Брось ты с ней возиться, ещё успеется!..

Лёва не отвечал. Просто ремонтировал лодку и молчал, посматривая, как разворачивается и ширится веселье за столом.

Семёнов и Сергей Олегович принялись искать вокруг стола пистолет. Правда, старались далеко от него не отходить…

Вскоре затянули песню. Каждый на своём языке, но — общую.

— Лёвка! Давай к столу! — снова позвал Соловейчика Женя.

Лёва медленно подошёл к навесу и остановился, разглядывая весёлую компанию. Раймо и Кузьмич, обнявшись, о чём-то говорили, ни на кого не обращая внимания. Генерал смотрел на них и попыхивал сигарой. Женя уже разливал по новой.

— Что вы всё пьёте?! — вырвалось у Лёвы. — Пьёте, пьёте! Всё уже пропили? Страну! Веру! Закон! Сто лет назад, даже чуть больше, народ в России пить бросил! Целые деревни, сёла, волости, даже губернии зарок давали — не пить! Месяц! Год! Бойкот объявляли винным откупам!..

— А откупа-то, Лёва, твои соплеменники держали… — уточнил Качалов.

— И они тоже! Но народ-то сам, по собственному желанию, без принуждения прекратил пить! И правильно сделал! А мы?! Как слепые, как безумцы — пьём и пьём! Как будто боимся чего-то! Ищем что-то! Да нет там ничего! — показал он на бутыль. — Зло и мрак! — Соловейчик протянул руку, взял полный стакан с водкой. — Безумие какое-то…

И Лёва выпил стакан одним глотком.

Потом, удивляясь самому себе, посмотрел на друзей, словно очнувшись…

— Ну ты и напугал меня, Лёва… — после непродолжительного всеобщего замешательства признался Кузьмич. — Чего это, думаю, с ним? Отошёл, значит… Это бывает… У меня тоже — иногда нахлынет, держит, держит и не отпускает… Тогда или это, — он показал на стоящие на столе бутылки, — или к бабе. Или все вместе…

— Может, отдохнёшь? — посмотрел на Соловейчика Михалыч. — Завтра с утра выходим…

— Угу… — кивнул своей курчавой головой Лёва и отправился доклеивать лодку.

У стола все продолжали гулять. Уже смеркалось. Включили электричество. Лампочка под навесом ярким светом вычерчивала фигуры за столом.

— …Щас так рванёт, — орал Кузьмич, — вся рыба всплывёт! Щас я ему покажу! Докажу! Какой я рыбак!..

Кузьмич размахивал динамитным патроном. Судя по всему, он собирался сунуть его в костерок… Михалыч и Лёва бросились к нему. Лёва выхватил динамитную шашку из руки егеря, генерал крепко обнял его, успокаивая. Кузьмич несколько раз дёрнулся, но затем как-то сразу затих и обмяк.

— Всем спать! — приказал Михалыч, тяжело дыша. — Завтра рано встанем!

Он взвалил на плечо тело уже совсем отрубившегося егеря и понёс его в дом. Следом двинулись и остальные. Семёнов и Сергей Олегович уже сладко спали в тесноте милицейского «уазика».

Лёва ещё попытался было пособирать — в подражание Раймо — мусор во дворе, но понял, что этого он просто физически делать не в состоянии: каждый наклон к земле мог стать для него последним… Тем более, кто-то выключил лампочку под навесом, и во дворе стало совсем темно.

Спать Лёве почему-то не хотелось. Он поплёлся к воде. Присел там на подвернувшийся валун, глядел на светлое, мерцающее лунными бликами, зеркало… Неожиданно для себя он обнаружил, что по-прежнему держит в руке отобранную у Кузьмича динамитную шашку. Он внимательно осмотрел капсуль и бикфордов шнур и усмехнулся…

Лёва так и не заснул в эту ночь. Ещё не рассвело, но уже надвинулись серые предутренние сумерки. Видно вокруг было уже отчётливо.

Лёва выбрал тихое место с пологим склоном. Укромная бухточка ещё спала…

Он сел на берегу. Закурил, глядя на воду. Там пока ещё лениво начинали играть рыбы. Он привязал к динамиту верёвку, прикинул — легко ли будет бросать шашку, — покручивая верёвкой с привязанным динамитом в воздухе. Потом снова сел и подождал ещё какое-то время.

Соловейчик бездумно сидел на берегу, когда прибежал Филя. Он расположился рядом и посмотрел на Лёву. Тот принял этот взгляд как сигнал к действию: встал и поджёг шнур динамита. Как только он затрещал, Лёва с силой раскрутил верёвку и бросил…

Почему-то гладь воды оставалась такой же чистой и зеркальной. Лёва огляделся, ничего не понимая. Только заметив, как скулит Филя, поглядывая вверх, Лёва увидел… покачивающийся динамит, застрявший в ветвях близстоящей сосны. Бикфордов шнур горел исправно, пощёлкивая и пуская маленькие искорки.

Лёве стало жаль дерева. Он бросился по склону наверх. Ноги скользили по глине, он постоянно съезжал к воде… Наконец он добрался до приземистой сосенки, на которой повис динамит. Подпрыгнул, пытаясь ухватиться за ветку или за динамитную шашку. Ни роста, ни прыти у него для этого не хватило: было слишком высоко. Лёва поднял с земли ветку и попытался сбить заряд — но тот только сильнее раскачивался; даже верёвка ещё раз перехлестнулась через ветку…

Лёва завыл от отчаяния. Ему снизу отлично было видно, как быстро укорачивается бикфордов шнур. Он понял, что совсем скоро динамит рванёт… Лёва не выдержал, скатился по склону и бросился в воду. Он изо всех сил пытался отплыть подальше, пока не понял, что глубина маленькая и что он лежит на одном месте, только поднимая муть со дна. Лёва вскочил на ноги и зашлёпал по воде, быстро удаляясь от берега.

Динамит всё не взрывался. Стоя по пояс в воде метрах в тридцати от берега, Лёва оглянулся: на берегу под деревом остался Филя. Он неистово лаял на динамит, совсем не чувствуя исходящей от него опасности. Лёва заорал: «Филя, сюда! Ко мне, дурак!» — но пёс то ли просто не слышал его криков, то ли не желал слушаться Соловейчика…

Лёва, бураня воду, побежал к собаке. Он успел взять Филю на руки и дойти до воды, как за спиной страшно рвануло… Соловейчика подбросило и вдавило в воду. Камыши вокруг тихой бухточки разом полегли…

…На поверхности воды плавала, поблёскивая нежной чешуёй, оглушённая мелочь. Среди неё тут же, на мелководье, лежал оглушённый Лёва. В одной руке он сжимал небольшую плотвичку, в другой — пистолет «Макаров»…

Живой и здоровый Филя пытался вытащить его на берег, но сил у пса для этой процедуры явно не хватало. Лёва открыл глаза. Ему было как-то особенно хорошо и спокойно: над головой — светлое небо с одинокой яркой звездой, вокруг — покой и тишина…

Лёва с интересом посмотрел на пистолет, не понимая, каким образом он оказался в его руке и — вообще — что он тут делает, лёжа в мелкой холодной воде…

…Орловец сам нёс его к матёрому. Из подлеска выбежали три борзые — было видно, что потеряли след. Они, поскуливая, суетливо закружились вокруг него. Он, не слезая с жеребца, подхватил одну из борзых и, прижимая её к себе, почувствовал, как тяжело и прерывисто ходят её бока.

Орловец мгновенно вынес его к склону, перескакивая через выбоины поперёк волку. Борзая уже заметила матёрого и ринулась из рук хозяина. Гон пошёл по новой. За борзой бросились остальные собаки; матёрого удалось отвести от кустарников, что росли вдоль оврага, и теперь он обречённо шёл через поле. В лае гона слышались торжествующие ноты окончания охоты.

Он видел, что волк стал забирать влево, и направил орловца наперерез. Егерь сделал то же самое, только с другой стороны поля.

— Улю-лю-лю-лю! — рвался его рот.

Егерь невидяще глянул на него, полностью захваченный охотой на матёрого.

— Улю-лю-лю-лю! — подхватил он, понимая, что теперь, когда борзые видят зверя, подзадоривать их — дело лишнее.

Горбатая борзая с тёмными боками первая подошла к зверю. Он на ходу, чувствуя её приближение, оглянулся. Та проносясь мимо, успела схватить его за гачи. Волк присел, оскаливая пасть: борзая пролетела мимо, перевернувшись в лёте.

Волк пошёл дальше, круто забирая к лесу. Свора — в сажени за ним, держа дистанцию. Матёрый бежал, припадая на лапу, чуть опустив лобастую голову: он ждал и был готов к нападению.

— Уйдёт! — заорал егерь, — ату!!!

Егерь поравнялся со сворой; убоявшись, что его конёк может затоптать собак, взял немного в сторону, стараясь обойти их. До леса оставалось совсем чуть-чуть. Чувствуя, что матёрый может уйти, Валдай выпал вперёд и мгновенно оказался на волке. Они клубком, как-то боком, покатились в сторону.

Он, уже не помня как, оказался на волке и прижимал его голову к земле. Матёрый рвал из стороны в сторону, верхняя губа его нервно ползла вверх, обнажая желтоватые клыки…

Валдай продолжал висеть на волке, вцепившись ему в загривок.

— Отгоняй! — прохрипел он егерю.

Он попытался коленом прижать тело зверя, свободной рукой ища нож, который сбился в сторону во время гона. Краем глаза он заметил, что подтянулись и другие верховые. Они отгоняли и успокаивали лающих на волка собак.

— Сострунивай его! — сказал, оттаскивая Валдая от волка, егерь. — Живьём сострунивай!

Отдав пса одному из сгрудившихся вокруг загонщиков, егерь навалился рядом, схватив матёрого за уши. Оттянул ему голову. Он успел перехватить угодливо кем-то поданную, уже готовую, ремённую плеть и захлестнул задние ноги…

Встал, тяжело дыша. Волка уже довязывали без него. Матёрый как-то сразу затих, только тело в паху нервно ходило и подрагивало.

— Здорового взяли! — блестя красным потным лицом, похвалил егерь.

— Ага… — рассеянно кивнул он, отходя к своему орловцу. Тот косил глазом на соструненного волка. Он похлопал орловца по мокрому нервному боку. Попытался махнуть в седло, но понял, что сил на это уже не осталось, и усмехнулся самому себе. Рядом живо обсуждали охоту.

Он огляделся — припорошённые снегом поля с тёмными проплешинами лёгкими бугорками уходили к лесу. Было мокро и тихо.

— Мальчишки у выселок видели выводок, — подбежал к нему егерь, — так что?

Он легко вскочил в седло.

— На выселки! — заорал егерь. — Смотри у меня! Гнать от речки, и не давай им уйти к оврагам! На всякий случай встань там…

Он уже не слушал, свистом подозвал своих борзых и неторопливо пошёл в поле. Было свежо и тихо. Необыкновенно тихо…

Раймо проснулся в тишине. Осторожно выбрался из спальника и спустился с сеновала. Во дворе за чистым столом уже сидели Михалыч с Женей и готовили ружья.

Из дома выполз серьёзный Кузьмич со своей винтовкой; с завистью посмотрел на карабин «Тигр» генерала.

У Жени были бокфлинт и помповое ружьё.

Кузьмич внимательно оглядел патроны. С пулями жакана и турбинными.

Раймо вынес из дома свой охотничий винчестер.

Сергей Олегович и Семёнов вылезли из машины почти одновременно. Заметив, что все уже почти готовы, Сергей Олегович, спотыкаясь, бросился к дому за своим оружием.

— Проверим острова, — предложил Кузьмич, — на лодках быстро разбросаем народ и прочешем по очереди…

— Мы на охоту идём или корову твою искать? — спросил у него Женя.

— На охоту… — мрачно ответил Кузьмич.

— Тогда на мыс пойдём, — заявил Качалов. — Как и договаривались.

Кузьмич недовольно засопел.

— А лицензия у вас есть? — проявил вялое служебное рвение Семёнов.

— Конечно… нет, — ответил Михалыч.

Семёнов поёжился в своём кителе — было прохладно.

…Сначала показался Филя, следом за ним плёлся Лёва Соловейчик в мокрой одежде. Он положил перед Семёновым на стол пистолет.

— Нашёл? — удивился Кузьмич. — Ну, сыскарь!.. Я же всем говорю: Лёва — опер от Бога, всё найдёт и достанет. Мы уже собрались…

— Ну, спасибо!.. — милиционер осторожно взял в руки оружие. — Ну, спасибо!.. Вы даже не знаете…

— Знаем, знаем! — прервал начавшийся было поток благодарностей Кузьмич. — А ты-то знаешь, что нужно?..

— А то! — Семёнов радостно заковылял к своему «уазику».

— Сейчас узнаем, где зверь… — пообещал Кузьмич.

— …что значит: «там не летают сегодня»?! Мне нужно! Мне! Давай, жду!.. — орал Семёнов в рацию. — Сейчас всё узнаем, они сюда вертолёт присылают… — крикнул он от машины охотникам.

— Кузьмич… С вертолёта, с танка… это всё неспортивно… — посмотрел на егеря Михалыч.

— Так, товарищ генерал, вы ж не стрелять оттуда будете… Они узнают только, где зверь имеется. Вам же лось нужен? — усердствовал Семёнов.

Над самой крышей промчалось хищное тело штурмового вертолёта.

— Я Земля! Семёнов! — заорал милиционер в рацию. — Посмотри поблизости, далеко залетать не надо… — Он обернулся к охотникам и заискивающе спросил: — А меня возьмёте? На охоту?

— Оружие теперь у него есть, — сказал Женя, — а для загона нам люди понадобятся…

— Слушаю! — снова заорал Семёнов в рацию, — да… понимаю!.. Сколько их там? Двое?..

— Коровы моей там не видно? — осторожно спросил Кузьмич.

На него так посмотрели, что он быстро опустил голову и стал протирать ветошью свою однозарядную винтовку.

Шли на двух лодках. В первой сидели Михалыч, Женя и Раймо, во второй — все остальные. Поравнялись. Кузьмич жестами стал показывать, что заходить нужно с северной стороны.

Заглушили моторы и тихо покачивались на воде, пока тянули спички из ушанки Кузьмича. Семёнов не тянул — и так было ясно, что он пойдёт в цепь загонщиков.

На номерах выпало стоять Раймо, Сергею Олеговичу и Лёве Соловейчику.

— Лучше бы тебе, Михалыч, в линию встать, — сказал Лёва, хотя было видно, что он жребием доволен.

— Тут ещё не ясно, кто на кого выгонит его, — возразил Кузьмич.

— Раймо в центре, вы — по бокам, вперёд выдвигайтесь… — распорядился генерал.

Подгребли к берегу. Высадили стрелков с линии. Филя попытался выскочить на берег вслед за Соловейчиком, но Кузьмич его придержал.

— Чего это он к тебе липнет? — подозрительно посмотрел на Лёву Кузьмич.

— Доброту чует, — скромно вздохнул Лёва.

— С Богом! — напутствовал Михалыч стрелков и оттолкнул свою лодку от нависающего над ней валуна.

В лодках распределились по два человека и малым ходом направились по протоке к другому концу острова, на ветреную сторону.

Оставшиеся в линии постояли, прислушиваясь, как лёгкий шум моторов окончательно тонет в тиши леса. Затем молча, не сговариваясь, пошли по своим номерам.

Раймо пристроился возле ели. Выбрал место поудобнее, замер. Солнечные лучи тускло пробивались через ветки. Рядом был мёртвый муравейник, весь заваленный сухими ветками.

Какая-то пичуга расположилась неподалёку. Весело поглядывая на охотника, она просвистала что-то своё и улетела, легонько качнув веткой.

Раймо прислушался. Со всех сторон его окружала густая тишина. Даже птиц не было слышно. Он осторожно посмотрел по сторонам, но так и не увидел боковых номеров. Не было слышно пока и загонщиков. Раймо немного расслабился.

Вдруг к нему незаметно подкрался Кузьмич.

— Левее переходим, — шёпотом сказал он.

— Зачем? — спросил Раймо по-фински.

— Ветер поменялся, вот зачем, — пояснил Кузьмич. — Генерал думает, что они втроём на загоне справятся, понял? Не по ветру же гнать — обязательно прорвут боковую линию…

— А, ветер изменился… — повторил по-фински Раймо.

— Понятливый… — похвалил Кузьмич. — Я тебя в хорошее место поставлю… — пообещал он иностранному гостю и первым двинулся на новое место.

Раймо пошёл следом за ним. Чуть в стороне он заметил Лёву Соловейчика: изредка между деревьями мелькала его пятнистая куртка.

Кузьмич двигался почти бесшумно. Вдруг он остановился, прислушиваясь к чему-то. Раймо тоже замер, навостряя уши, но так и не понял, почему Кузьмич остановился. Неожиданно егерь юркнул в сторону.

Раздался глухой звук удара.

— Спать!? В линии спать?! — Кузьмич пинал ногами ничего не понимающего Сергея Олеговича.

— Да не спал я! — отбивался тот. — Сидел тихо и слушал…

— Сидел с закрытыми глазами и тихо сопел, да?.. — зло поддал ещё егерь.

— Загонщики, вроде, пошли… — заметил по-фински Раймо, желая прервать затянувшуюся экзекуцию.

Кузьмич прислушался — порывы ветра доносили рваные крики загона.

— В сторону иди, — приказал он Сергею Олеговичу, — к воде.

Тот поднялся с земли и послушно пошёл туда, куда показал ему Кузьмич.

— А ты вперёд двигай, — егерь повернулся к Раймо. — Видишь, сосна с наклоном? Ты левее её вставай. Туда распадок идёт: если лося и поднимут и не дурак он окажется — обязательно к тебе выйдет…

— Спасибо, Кузьмич… — поблагодарил на финском Раймо.

— Когда зверя завалишь, тогда и благодарить будешь…

Кузьмич так же незаметно, как и появился, скрылся в кустарнике.

Раймо быстро дошёл до сосны и сел перед узкой ложбинкой. Здесь было отлично. Со всех сторон местность просматривалась далеко и хорошо.

Загон подходил всё ближе. Раймо замер, стараясь не шуметь. Кто-то пробирался через кустарник по склону ложбинки прямо в его сторону, как и предсказывал Кузьмич. Раймо уже приготовился было резко вскинуть ружьё, когда со стороны Сергея Олеговича прозвучали выстрелы — бах! бабах! — они были выполнены так быстро, что почти слились в один звук. Тёмная тень с ужасным треском сорвалась с места и одним прыжком перескочила через ложбину. Раймо даже не стал поднимать ружья — ему показалось, что мимо него пробежала огромная обезьяна…

Загонщики подошли совсем близко.

— Раймо! Давай сюда! — позвал его с той стороны Кузьмич.

Финн пошёл на голоса. У бочажка он наткнулся на Женю. Тот стоял с сержантом Семёновым и смотрел куда-то в кусты.

— Упустили зверя!.. — тяжело дышал Семёнов. — Я его прямо перед собой гнал…

— Женя, скажи, мы охотимся на обезьяну? — серьёзно спросил по-английски Раймо.

— На обезьяну? — переспросил не понявший Качалов.

— Да, на обезьяну, — кивнул Раймо. — Мимо меня пробежала огромная обезьяна… Вот такая… — он показал её размер, подняв над головой руку.

— У нас тут нет обезьян… — начал Женя.

Тяжёлый треск веток под грузным телом заставил его замолчать. Он даже подался назад, опасаясь встретиться с глазу на глаз с медведем-шатуном…

…но к ним на полянку вышел Михалыч.

— Ушёл… Через протоку… на другой остров, — сообщил он. — Давай за лодками, — приказал он Семёнову, — а мы на мыс выйдем…

Раймо поторопился вернуться назад. Он двинулся по краю ложбины, глядя под ноги, и, наконец, нашёл то место, где пробежало странное существо, которое он мельком увидел. Там, где земля была влажной, остался огромный след голой ступни. Раймо для сравнения поставил рядом свою ногу. След был значительно больше… Хотя он казался нормальным, почти человеческим…

Он некоторое время рассматривал отпечаток, потом попытался отыскать ещё, но земля вокруг была мёрзлая и не сохранила следов неизвестного существа. Раймо услышал, что его зовут, и бросился бежать…

Когда финн выскочил на берег, все охотники уже сидели в лодках, только Женя и Михалыч стояли на берегу — наверное, ждали его.

— Раймо! Ну где тебя носит! — возмутился с лодки Кузьмич.

— Там… всё же прошла огромная обезьяна… — упрямо сказал по-английски Раймо.

— Давай в лодку! — недовольно закричал Кузьмич. — Зверь уходит!

— Я нашёл её след, — не унимался тот, — это огромная обезьяна… Может быть, доисторический вид человека…

— Тебе показалось, Раймо… Здесь довольно шумное место, мы сюда несколько лет приезжаем — и ничего такого не видели… — сказал по-английски Женя и, уже по-русски, спросил у Кузьмича: — слышал, он говорит, что видел здесь какую-то обезьяну? Может быть, у тебя тут Снежный Человек живёт?

— Мать!.. Вашу обезьяну! Лось уходит! — заорал Кузьмич. — Давайте в лодку!

Через неширокую протоку прошли на оконечность острова и высадили там Семёнова и Михалыча. Остальные двинулись на лодках дальше, желая выйти к зверю с подветренной стороны.

— Дальше давай! — крикнул Кузьмич. — Он мог знаешь куда уйти!

Лёва, сидевший на моторе, послушно повёл лодку дальше. Следом за ними шла вторая.

— Пока вы тут обезьяну ловили, — недовольно покосился Кузьмич на Раймо, — лось совсем мог уйти.

— Я видел обезьяну и видел её след, — упрямо стоя на своём, финн посмотрел на егеря. — След вот такой большой!

— Это ты загнул! У нас сапог таких не выпускают! — улыбнулся Кузьмич. — Вот какие самые большие… Сорок шестой размер! — он похлопал по голенищу своего сапога.

— Она была босой… голая… — заметил по-фински Раймо.

— Ты думай, когда пули-то отливаешь! Сейчас же холодно! Кого выпустишь голым на улицу? — возмутился Кузьмич. — А ну, давай к берегу, здесь высадимся…

Лодки одна за другой мягко уткнулись в берег, выплеснув на тёмный песок по волне. Все быстро выбрались на сушу.

— Времени мало, жребий не тянем, — сказал Лёва. — Крайний — Серёга, потом я, Кузьмич, Раймо и Женя.

— Всегда так… мне — самое плохое место!.. — возмутился Сергей Олегович.

— А ты стреляй лучше — будет и место хорошее, — напомнил ему Лёва.

— Кончай базар! — тихо проговорил Кузьмич. — Пошли!..

Раймо догнал Женю:

— Женя, я на самом деле видел огромную обезьяну… — сказал он по-английски, зашагав рядом с ним.

— И что ты предлагаешь? — остановился Женя. — Пойти и поймать её? А дальше? Ну, что делать?

— Не знаю… — признался Раймо.

— Тогда пошли на лося, — посоветовал Женя. — Ты же хотел посмотреть на настоящую русскую охоту?

Он поспешил на своё место. По пути заметил, как Кузьмич жестами показывает ему, что нужно проверить заросли кустов, встречающихся по дороге.

Медленно шли в линии. Облава или загон — это уже не имело значения. Раймо посмотрел вокруг: по обе стороны от себя он хорошо видел Женю и Кузьмича. Рядом с егерем бежал Филя. На какое-то мгновение пёс замер, затем с лаем бросился в кусты и поднял огромного лося. Тот, широко выбрасывая вперёд голенастые ноги, размашисто пошёл от них в сторону. Раймо кинулся следом за ним. Не выдержали и остальные, тоже побежали за зверем.

— Линию держи! — кричал Кузьмич. — Он опять лечь может!

Показался Филя. Виновато покрутившись возле егеря, он стал деловито рыскать рядом, стараясь найти потерянный след.

Они, запыхавшись от бега, приостановились, чтобы оглядеться.

— По ручью мог пойти, — подумал вслух Лёва.

— Глупо, — заметил Кузьмич. — Давай вдоль ручья пройдём. Мы уже к нашим почти вышли…

Охотники слегка развернули линию облавы и медленной косой шеренгой направились дальше.

Раймо с трудом перебрался через ручей. На дне он заметил свежий отпечаток следа. Жестами подозвал Кузьмича. Тот только глянул и одними губами прошептал:

— Близко… засел где-то здесь…

— Надо бы оставить кого на следе… — тихо предложил Женя. — Если с лёжки поднимем, он может по следу уходить…

Оба посмотрели на Раймо — только у него было нарезное оружие.

Раймо и сам всё понял. Они вместе прошли ещё немного по следу, затем финн затаился возле большого дерева, а остальные двинулись дальше.

Они шли, стараясь не выпускать друг друга из вида. Это было делать легко — остров постепенно сужался.

Лёва Соловейчик с одной стороны видел Сергея Олеговича, с другой — крадущегося Кузьмича. Стало светлее: лес постепенно переходил в мелкий кустарник с низинками и канавками. Зверь тут легко мог затаиться, поэтому надо было внимательно проверять все кусты. Что Лёва и делал.

Залаял Филя. Лёва бросился на звук. Пёс бегал вокруг тёмной пологой ложбины, не решаясь лезть в чащу. Подоспевший Кузьмич жестами показал, что он будет обходить её по дальнему склону. Лёва кивнул, показывая, что пойдёт верхом…

Лёва медленно двинулся, вглядываясь в тёмные заросли на дне ложбины. В это время к нему подходил Сергей Олегович, который жестами показывал, чтобы тот забирал правее, в обход широкой части кустов. Соловейчик понял и быстро побежал по склону… но в одном месте не устоял на скосе и сорвался вниз… Он скользил по пологому мокрому склону, ломая ветки, хватаясь за них руками, чтобы удержаться от падения. Лёва с досады зло сплюнул на землю, понимая, что теперь зверя будет достать сложней, — но тут он заметил, как из густых зарослей рванулся лось…

Он уже не таился и с шумом продирался через кусты. Потом гулко задел рогами за какую-то ветку и вырвался на открытое пространство.

Сергей Олегович заорал что-то страшное и выстрелил вслед лосю.

Впереди тоже запалили из карабина. Это стрелял Михалыч. Тут же раздались и короткие звуки пальбы из «Макарова». Выстрелы смолкли. Послышались крики Михалыча и Семёнова.

Кузьмич с шумом и грохотом скатился по противоположному склону ложбины. Лёва заметил, что лось резко изменил направление и пошёл назад. Он видел внизу тёмную тень, ломающую в бешеном беге ветки кустов и тонкие стволы деревьев. Лёва выстрелил вдогонку тени, разрядив оба ствола, снова на бегу перезарядил ружьё…

По шуму он понял, что зверь направился на склон ложбины.

— Наверх пошёл! — заорал он. — Наверх, Кузьмич!!!

Кто-то скатился вниз. Помчался по ложбине, ломая ветки, с хрустом продираясь сквозь кусты.

— Внизу! — заорал сверху Кузьмич.

Сухо ударила его винтовка.

Лёва побежал, видя, как зверь ломится через кусты, но до него было ещё далеко. Гулко, через равные промежутки, зачастило помповое ружьё Жени.

Лёву опередил и Сергей Олегович. Тот, не вытерпев, выстрелил — Лёве показалось, что он заметил, как пуля ударила в ветку, не долетев до бегущего зверя.

Снова выстрелил Кузьмич.

Лёве стало обидно, что ему так и не достать до лося. Он поднажал — и тут, после выстрела карабина генерала, зверь снова пошёл назад. Лёва встал, глубоко выдохнул и с упреждением спокойно выстрелил в бегущего на него лося. Тут же, почти сразу за ним, раздались выстрелы и Жени, и Сергея Олеговича. Да и Кузьмич вроде успел перезарядить свою винтовку.

Зверь, ломая ветки, рухнул и покатился по склону на дно ложбины.

Наступила резкая, особенно после выстрелов, тишина, только тяжёлое дыхание вырывалось изо ртов охотников.

— Видели, как я его снял! — подбежал Женя. — В гон ему! раз! раз! Слышал, как пули в тело шли!..

— Как это ты завалил? — возмутился Сергей Олегович. — Я его в упор бил! Это моя пуля его взяла! Я же слышал, ты уже кончил палить, а он всё ломится! Я его и…

— Ладно вам спорить — примирительно улыбался Лёва. — Главное, взяли. Хотя мой выстрел и был последний… — всё же, не удержавшись, добавил он.

Подошёл Раймо, глянул в глубину ложбины, где в переплетённых ветвях лежало тело зверя. На него победоносно посмотрели: учись, мол, как зверя надо бить!..

— Всё же мой выстрел самый последний был… — подходя к остальным, скромно произнёс Кузьмич.

— Чего гадать, сейчас спустимся и проверим… — Лёва был невозмутим, чувствуя правду за собой.

— Завалили! Ну, орлы! — подбежал Семёнов. — Он на нас выходил, я кричу — стреляй! А генерал — бах! Выше! Снова — бах! Выше! Я уж сам палить начал! Он назад! Здоровый!.. — старшина поглядел вниз.

— Михалыч, и мимо? — удивился Кузьмич.

— Я за ним в последнее время замечаю — не бьёт он зверя… — скромно заметил Сергей Олегович. — Стрелять — стреляет, но просто так, из спортивного, как говорится, интереса…

Он замолчал, заметив, что к ним выходит Михалыч. Все неожиданно смолкли. Генерал посмотрел вниз на лежащего там зверя. Тоже помолчал.

— Ну, с охотой! — весело крикнул Лёва.

Кузьмич полез вниз. Остальные посыпались следом. Наверху остался стоять только Михалыч.

Лёва быстро соскользнул по мокрой земле и первым оказался рядом со зверем.

— Чей выстрел был последний?.. — через паузу спросил он.

Что-то, появившееся в его голосе, должно было насторожить остальных, но Сергей Олегович и Кузьмич почти одновременно ответили:

— Мой!

Правда, Кузьмич почти не договорил этого короткого слова, он уже был на месте и, когда увидел недвижимую тушу, сразу замолк.

Внизу, в переплетённых ломаных ветвях, лежала его корова.

Все какое-то время молча стояли перед ней.

— Вообще-то я стрелял первым… — робко заметил Сергей Олегович. — Потом ружьё стал перезаряжать…

На Кузьмича старались не смотреть. Тот присел на землю, достал мятую пачку папирос, мрачно закурил.

— Водки нет? — спросил егерь, глядя в пространство повлажневшими глазами.

Водки ни у кого, естественно, не было. И тут Раймо достал из кармана плоскую охотничью флягу и протянул её Кузьмичу. Тот пил водку, как воду. Все молчали.

— Кузьмич… — осторожно начал Семёнов, — ты же уже смирился с её потерей… Понимаю, бывает! Вот ведь как! Столько раз под смертью ходила — и на самолёте, и здесь вот… Достала судьба всё же! — отфилософствовал милиционер.

Кузьмич вздохнул, вскинул голову. Раймо показалось, что он плачет.

— Чего с ней делать теперь-то? — кивнул на корову Сергей Олегович. — Не бросать же её…

— Похороним… — предложил Соловейчик. — Надо её наверх вытянуть…

— Да в ней верных двести кило! — запротестовал Семёнов.

— Двести десять… — поправил Кузьмич.

— Здесь разрубим, — сказал Семёнов. — Лучшее возьмём, а остальное можно похоронить.

— Ты что!? — покрутил у виска Лёва, глазами показывая на Кузьмича.

Тот тупо смотрел в пространство, допивая флягу Раймо.

— Давай, разделывай!.. — наконец сказал Кузьмич, махнув рукой и вставая.

Раймо помог ему подняться по склону наверх.

— Разделывай! — посмотрел на Семёнова Лёва.

— Я не умею… — скромно признался сержант.

— Я не буду! — сказал Женя и побрёл наверх. — Противно…

— Ему, видите ли, противно! — закричал Сергей Олегович. — Бросать мясо здесь — глупо!

Михалыч смотрел, как внизу остаются только Лёва и Сергей Олегович.

Сергей Олегович постоял немного, собираясь с силами, затем решительно двинулся к корове. Достал нож, присел над нею.

— Откуда начинать надо? — спросил он Лёву.

— Рога сначала отпили… — посоветовал ему Соловейчик.

— Я же серьёзно! — обиделся Сергей Олегович. — Думаешь, мне это доставляет удовольствие? Но… разумнее, конечно, не бросать её здесь.

Лёва старался не смотреть, как тот склоняется над телом коровы.

— Лев! — выпрямился Сергей Олегович, — она ещё живая… я её ножом, а у неё бок и нога так… — он показал, как дрогнула у коровы нога.

— Это рефлексы, — объяснил Лёва. — Разделывай!

Сергей Олегович вздохнул и снова склонился над телом, как патологоанатом.

Лёва тем временем закурил, отвернувшись. Он сильно вздрогнул, когда рядом, за его спиной, раздался истошный крик. Было непонятно, кто это кричит — Сергей Олегович или корова…

Соловейчик быстро оглянулся. Корова бежала по склону, а Сергей Олегович лежал в грязи и орал благим матом. Корова на бегу, мычала.

— Она лягнула меня! — орал Сергей Олегович.

— Лови её! — первым опомнившись, закричал Лёва.

Все бросились за коровой, которая бодро взбиралась по склону. Скопом побежали за ней, голоса ловцов затихали вдали.

Раймо спустился вниз. Присел возле Сергея Олеговича, посмотрел на здоровенный синяк и опухшее от удара ухо.

— Вроде, переломов нет… — успокоил он по-английски пострадавшего, — сильный ушиб.

— Что ушиб, я и сам догадываюсь… — охнул Сергей Олегович. — Вся башка гудит. Контузило, наверное…

Раймо помог Сергею Олеговичу встать. Поддерживая, повёл его наверх. Они вылезли из ложбины и огляделись вокруг. Никого не было видно, только вдали раздавались лай Фильки и чьи-то выстрелы.

— Кузьмич стреляет… — прислушался Сергей Олегович, — решил, что ли, добить скотину? Разозлила, видать, его корова!..

Неподалёку тихо стоял в ельнике здоровенный лось. Он не двигался. Лишь наблюдал за непонятными и враждебными ему существами: двое людей топтались у костра на берегу, рядом в воде лежали две надувные лодки.

Из леса стали появляться остальные люди. Лось тихо опустил голову и вздохнул…

— Ну что? — посмотрел на подходящих охотников Лёва.

— Дикая совсем стала, — пояснил Семёнов, — не даётся… носится, как вошь…

Кузьмич присел у костерка.

— Потом возьмём её обязательно… — пообещал ему милиционер.

Все кругом расположились у огня. Как-то согласно замолчали. Вокруг было тихо и спокойно. Сумрак мягко обволакивал деревья, постепенно погружая природу в сон.

Все невольно стали смотреть в сторону всё ещё светлого неба.

— Хорошо отдохнули… — нарушил молчание Сергей Олегович.

Просто так сказал, без всякого смысла, не для беседы.

— Хорошо… — согласился с ним Лёва.

Снова все помолчали.

— Теперь бы отдохнуть ещё малость — и можно работать… — вздохнул Лёва.

— Да… хорошо!.. — оглядел природу Михалыч.

Остальные также стали наслаждаться тишиной и покоем.

— Ого! А пистолет-то не мой! — нарушил паузу Семёнов. Он внимательно рассматривал оружие. — Номер не такой, как у моего… Мой номер начинался с года смерти Лермонтова, а этот… с года рождения Пушкина…

— Не всё ли равно… — лениво сказал Лёва. — Пистолет, он и есть пистолет…

Все продолжали умиротворённо молчать. Было спокойно и хорошо. Так бывает очень редко. Просто настоящее единение человека с природой.

Семёнов, видя, что его проблемы с пистолетом никого не интересуют, также стал любоваться окружающим миром.

— Хорошая охота была… — по-фински произнёс Раймо.

— Нормальная, — подтвердил Кузьмич. — Вполне.