"Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе" - читать интересную книгу автора (Гецадзе Акакий Исмаилович)

Унесённый водой мост и разверзающееся небо

Мне хочется вам рассказать, как мои блаженной памяти предки попали в наш край. Это я слышал от моего покойного деда.

Оказывается, где-то неподалёку, во владениях князей Кипиани, а может, и Дадиани, жил один удивительный господин. Он разве только не ел человеческого мяса, ну, а в остальном был настоящий изверг. Если зверь не может обернуться человеком, то иной человек может стать зверем… Стоном исходила измученная им деревня. Наконец дед моего деда Звиад обречённо махнул рукой на всё, мол, будь что будет, и отсёк мучителю мечом голову.

В те времена убийц господина наказывали всенародно: на площади осуждённого привязывали к коню и пускали коня вскачь; и несчастный погибал. А всех насильно заставляли смотреть на это: вот, мол, какая страшная участь ждёт убийцу!

Поэтому родственники убитого сделали то же самое и со Звиадом, связав его и привязав к самому сильному коню.

Конь рванулся и поскакал. Люди старались не смотреть, закрывали лица руками, и многие плакали. Все жалели отважного молодца. Словом, конь летел, волоча за собой привязанного к хвосту всадника. Когда конь выскочил на бугристую тропинку, верёвка зацепилась за острый камень и оборвалась. Звиаду удалось высвободить правую руку, он ухватился за верёвку, притянул к себе ставшего на дыбы коня, ловко вскочил на него и понёсся как ветер.

Случилось всё в мгновение ока. Люди вздохнули с облегчением, закричали, зашумели и воздали хвалу и благословение спасителю деревни. Правда, родственники князя бросились к коням, но народ закрыл им все дороги. Звиад же понёсся в сторону Рачи. Он так гнал коня, что тот свалился на дороге. Невольного своего врага, вдруг обернувшегося другом, Звиад похоронил с честью, как павшего в бою товарища, а сам пошёл дальше пешком. Много ли, мало ли прошёл, наконец, показалась Риони. В горах ночью был дождь, вода в реке вздулась и бурлила, стала мутной и грязной.

На склоне горы, расположенном на другой стороне реки, раскинулась небольшая деревушка, над которой грозно повисла насупленная скала. Вот Звиад и подумал, зачем же далеко ходить, поселюсь-ка я здесь да и заживу потихонечку!

Он решил переправиться, но не нашёл моста, его унесла вода, а войти в разбушевавшуюся реку было слишком опасно. Тогда он присел на краешек камня у самого берега и задумался. В это время проходил человек в чохе. Звиад обрадовался живой душе, и они тепло приветствовали друг друга. Оказывается, Гагния — так звали незнакомца — жил в этой деревне, куда хотел попасть Звиад.

— Дело плохо, — покачал головой Гагния и печально взглянул на обломки моста, потом сбросил с плеч тяжёлые бурдюки и присел рядом. Звиад заметил, что бурдюки блестят, словно спелая слива. Гагния достал из кармана кремень, огниво и высек огонь. Нет, трубочку он не достал: табака тогда в наших краях и в помине не было, он просто развлекался.

— Может, разжечь костёр? — спросил Звиад.

— А что толку? Жарить нечего.

Они некоторое время сидели молча и глядели на реку.

— Что же мы так и будем здесь сидеть и смотреть на эту бесстыжую воду? Может, она целый месяц не спадёт! — прервал молчание Звиад.

— Знаешь, там внизу есть ещё один мост. Мне кажется, что вода не должна была его снести.

— Далеко?

— Да один день ходу.

— Ну давай рискнём. Недаром говорят: издалека объедешь, благополучно доедешь.

И Гагния, поднявшись, перекинул через плечо свои удивительно сверкавшие бурдюки. Поднялся и Звиад. Выбора не было, вот и пришлось ему последовать за Гагнией.

А дорога, известное дело, беседу любит.

— Что это за бурдюки? — спросил Звиад своего спутника.

— Эх, сынок, ещё бы немножко, и заделался бы я вчера богачом. Бурдюки эти не простые. Знаешь, кто их мне подарил?

Тут у Гагнии развязался язык, и он стал подробно рассказывать.

По его словам выходило, что раз в девять лет, в тот миг, когда ночь покидает землю, разверзается небо. И если в это время будешь один и никто из грешных не услышит слов твоих, бог бросит тебе с неба всё, что ты пожелаешь.

И не далее как вчера шёл Гагния один по дороге и вдруг услышал доносящийся откуда-то таинственный звон. Прислушался и понял — звуки сверху, с неба, а взглянув вверх, увидел, что небо как-то странно светится. И тут Гагния смекнул: счастье ему выпало, удосужился он увидеть, как разверзается небо. Стал он думать, что выгоднее просить у бога. Решил, что лучше всего попросить золото: и не ржавеет, и сносу ему нет, да и цена всегда хорошая. Содрал с себя шапку, бухнулся на колени, поднял руки к небу и неторопливо начал: «Боже великий и великодушный, заступник бедняков и обездоленных, сжалься надо мною, я ведь прах у твоих ног! Кто лучше тебя знает нужду и бедность Гагнии. Брось мне девять бурдюков вот с этим… эээ… что сверкает как солнце и слепит глаза… эээ… золотом!» — Но когда, наконец, ему удалось произнести это злополучное слово, было поздно: на небе захлопнулись врата, и бог сбросил девять бурдюков, так и не расслышав последнего слова коленопреклонённого человека. Гагния долго шарил в бурдюках, но они были пусты, и тогда он с тоской поглядел вверх, где осталось вожделенное золото. Печаль его была беспредельна, но он не посмел прогневить бога злым словом; и то сказать: разве бог виноват в том, что язык Гагнии оказался таким неповоротливым? Вместо упрёка Гагния воздал благодарность всевышнему за добротные бурдюки. И тут же стал строить планы на будущее. «К моему дворику примыкает скала, — размышлял он. — Я притащу в этих бурдюках землю, засыплю ею скалу, сделаю себе пашню и буду жить честным трудом».

Забегая вперёд, скажу вам, что это происшествие убедило Гагнию в том, что никогда в жизни не следует рассчитывать только на бога, поэтому он превратил свои мысли в дела и, действительно, сделал себе пашню всем на зависть. А бурдюки его нисколько не износились, и один из них, клянусь вам, я храню и поныне как совесть.

Эх, вот если бы я с моим языком оказался на месте бедняги! Стоял бы у меня сейчас кованый сундук, полный золота, и я бы каждый день звал вас на пир, а вы угощались бы да слушали мои истории…

Услышав рассказ Гагнии, Звиад обалдел, глаза его полезли на лоб от удивления, так он и сидел некоторое время, не произнося ни слова. Потом сокрушённо махнул рукой и сказал:

— Эх, папаша! Ты, гляжу, и желать-то толком не умеешь. Будь я на твоём месте, я бы попросил: — Бросай столько золота, сколько можешь, вот!

Но рачинец тут же обрезал его:

— А зачем тебе столько, милок? Оно же на земле не уместилось бы, так захоронился бы ты в нём, что ли? А кроме того, не знаешь разве: кого алчность одолевает, тому небо не помогает!..

Шёл Звиад с Гагнией по скалам и ущельям и диву давался: как умудрялись на таких отвесных кручах расти деревья и жить люди?

Наконец он не выдержал и спросил:

— Послушай, папаша, никак в толк не возьму: как это вам удаётся здесь пахать?

Перейдя через ручей, Гагния показал гостю на небольшой лог на крутом склоне. Мотыживший там крестьянин был опоясан верёвкой, конец которой был привязан к дубу. Крестьянин почти висел над логом.

Конечно, нашим путникам нигде не встречались кукурузные поля. Тогда у нас даже не знали, что это за фрукт. А усы украшали в ту пору лишь одних мужчин да котов. Так, то споря, то мирно беседуя, Гагния и Звиад незаметно подошли к новому мосту… то бишь к развалинам моста, ибо река снесла и его.

— Как же быть? Ждать, покуда Риони утихомирится? — забеспокоился Гагния и принялся опять высекать из кремня огонь.

— Да, огонь-то у нас есть, но только не очень-то он нам поможет! — сокрушённо произнёс он.

— Знаешь, что я тебе скажу? — предложил Звиад. — Давай надуем твои бурдюки, перевяжем их, сделаем плот, а на нём и переплывём.

Так они и поступили. Благополучно перебрались на тот берег и пошли по отмели.

В деревню пришли в обеденную пору.

Идут, а навстречу им — толпа.

— Куда это вы? — спросил Гагния у древнего старика Диомидэ, еле волочащего ноги.

— Чего? — старик приложил ладонь к уху.

— Куда это все торопятся? — заорал ему в ухо Гагния.

— Да охотники здесь убили семь медведей и сзывают всю деревню. Стол накрыли на берегу, там, где мост снесло. А вы что, не идёте?

Раз такое дело, Гагния пригласил на сельский пир и своего гостя. Звиад не заставил себя просить и тотчас же отправился с ними. Он хорошенечко поел, выпил и, захмелев, стал скользить взглядом по убиравшим со стола девушкам. Особенно приглянулась ему чернобровая стройная девушка с четырьмя косами. Звали её Тэброле.

Звиад был парень что надо, в самой силе: он хищным ястребом следил за нежной, как голубка, девушкой.

Она заметила его внимательный взгляд и, напустив на себя холодность, держалась поодаль от него. А сама смеялась нарочито звонко, так что совсем свела с ума беднягу, и тут он, не выдержав, шепнул Гагнии:

— Что это за миленький цыплёночек заливается, как колокольчик? Под каким она небом родилась?

— Под лунным, сынок, под лунным! Лунной ночью её сделали, потому она такая!

— А ты откуда знаешь?! — подивился Звиад.

— Да кому ж знать об этом, как не мне и моей супружнице! — рассмеялся хозяин в усы. И тут хмель у Звиада как рукой сняло.