"Дом на полпути" - читать интересную книгу автора (Квин Эллери)

Глава 2 ИСПЫТАНИЕ (Расследование)

— Провалиться мне на этом месте! — рявкнул Де Йонг. — Вот так дела! — Резким движением он вырвал сигару изо рта и швырнул ее на пол. А потом рванул к двери вслед за рыжеволосой Эмити.

Люси Уилсон схватилась руками за горло, словно боясь, что оно сейчас разорвется. С нечеловеческим отчаянием она перевела взгляд с миссис Гимбол на человека, бездыханно лежавшего на полу. Андреа Гимбол всю трясло; она стояла, кусая губы.

— Гимбол, — потрясенным голосом произнес Билл. — Боже правый, миссис Гимбол, вы понимаете, что говорите?

Светская дама с величественным видом махнула изящной, хотя и подпорченной проступающими старческими венами рукой. На пальцах сверкнули бриллианты.

— Это какое-то безумие. Кто эти люди, мистер Квин? И почему я должна присутствовать при всем этом, когда мой муж... лежит здесь мертвый?

У Люси бешено раздувались ноздри.

— Ваш муж? Ваш? Это Джо Уилсон, говорю я вам. Может, ваш муж просто похож на моего Джо? О, будьте добры, уходите, прошу вас!

— Я отказываюсь обсуждать с вами личные дела, — высокомерно бросила дама в соболях. — Кто здесь главный? Более безобразных сцен...

— Джессика, — успокаивающе вмешался высокий мужчина, прибывший с Гимболами. — Может, лучше сядешь и позволишь мистеру Квину или мне заняться этим делом? Очевидно, произошла ужасная ошибка, но что толку нервничать и суетиться. — Он говорил таким тоном, будто разговаривал с ребенком. Сердитая складка на лбу разгладилась. — Джессика?

Миссис Гимбол обиженно поджала губы и села.

— Я правильно понял вас, — спросил учтивым голосом мужчина с цилиндром в руке, — что вы миссис Уилсон с Фермаунт-парк из Филадельфии?

— Да. Да! — крикнула Люси.

— Понятно. — Мужчина смерил ее холодным, оценивающим взглядом, словно прикидывая по своим стандартам, что в ней реальное и что фальшивое. — Понятно, — повторил он, и на его лбу снова появилась морщина.

— Боюсь, — усталым голосом пробормотал Билл, — я не запомнил ваше имя.

Высокий человек строго посмотрел на него:

— Гросвенор Финч. Я близкий друг Борденов и Гимболов, и очень давний. Не берусь даже сказать, с каких лет. Я приехал сюда только потому, что мистер Джаспер Борден, отец миссис Гимбол, недееспособен и попросил меня быть рядом с его дочерью. — Финч аккуратно положил цилиндр на стол. — Я приехал, как уже говорил, — продолжал он со свойственным ему спокойствием, — в качестве друга Гимболов. Складывается впечатление, что мне придется остаться в совершенно ином качестве.

— А что, собственно, — спросил Билл, — вы хотите этим сказать?

— Позвольте поинтересоваться, есть ли у вас право задавать вопросы, молодой человек?

Билл сверкнул глазами.

— Я Билл Энджел, адвокат из Филадельфии. Брат миссис Уилсон.

— Брат миссис Уилсон. Понятно. — Финч перевел взгляд на Эллери, кивнул ему вопросительно.

Эллери, все так же стоявший прислонившись к косяку, что-то промычал, а Финч обошел стол и встал над телом убитого. Он не дотрагивался до него. Некоторое время он сосредоточенно рассматривал окаменевшее, искаженное предсмертной гримасой лицо, затем негромко проговорил:

— Андреа, дорогая, не могла бы ты подойти...

Андреа побледнела, казалось, ей сейчас будет плохо. Но она, сжав зубы, сделала два шага и встала около него, заставив себя посмотреть вниз.

— Да, — бледнея еще больше, подтвердила она. — Это Джо. Джо, Дакки.

Финч кивнул, и Андреа, подойдя к стулу, на котором сидела мать, встала за ней с беспомощным видом.

— Миссис Уилсон, — продолжал импозантно выглядевший Финч, — вам следует понять, что вы совершаете ужасную ошибку.

— Да что вы говорите!

— Повторяю, ошибку. Я хотел бы искренне надеяться, что именно так, не более того.

Люси взмахнула руками в знак протеста.

— Еще раз смею вас заверить, — все таким же монотонным голосом продолжал приехавший, — что этот джентльмен на полу не кто иной, как Джозеф Кент Гимбол из Нью-Йорка, законный супруг дамы в кресле, в девичестве Джессики Борден, затем миссис Ричард Пейн Монстель, а ныне — после безвременной кончины Монстеля — миссис Джозеф Кент Гимбол. Юная леди — приемная дочь Джозефа Кента Гимбола Андреа, дочь миссис Джессики Гимбол от первого мужа.

— Можно без генеалогических подробностей, — вставил Эллери.

Но Финч и глазом не моргнул.

— Я знаю Джо Гимбола больше двадцати лет, с окончания Принстона. Я знал его отца — старину Роджера Гимбола из ветви семьи в Бэк-Бей. Он умер в войну. И его матушку, которая скончалась шесть лет назад, — Провиденс Кент. На протяжении многих поколений Гимболы были, — он запнулся, — одним из наших выдающихся семейств. Теперь вы видите, насколько это невероятно, чтобы этот человек был вашим мужем, миссис Уилсон?

Люси издала странный вздох, словно вздох надежды.

— Мы ничего такого собой не представляли. Просто трудящиеся люди. И Джо также. Джо никак не мог быть...

— Люси, дорогая, — мягко проговорил Билл. Потом продолжил: — Видите ли, если можно так сказать, забавная сторона всего этого в том, что мы также уверены, что он Джо Уилсон из Филадельфии, бродячий торговец, зарабатывавший на жизнь продажей недорогой бижутерии домохозяйкам среднего класса. Там, снаружи, его машина и образцы товара. Здесь содержимое его карманов, образцы его почерка, все свидетельствующие о том, что он был бродячим торговцем Уилсоном, а не Гимболом из высшего света. Невероятно, мистер Финч? Вы не можете в это поверить?

Высокий человек перевел свой взгляд на Билла; на его красивом лице появилось выражение недоверия и подозрительности.

— Бродячий торговец? — пробормотала Джессика. В голосе ее слышалось презрение.

Андреа смотрела на Билла с ужасом; это выражение не покидало ее с того самого момента, как она переступила порог хижины.

— Ответ, — подал голос Эллери с порога, — достаточно очевиден. Ты, конечно, прав, Билл. — Он пожал плечами. — Этот человек и то и другое.

В хижину влетел Де Йонг, глаза его торжествующе горели. Он остановился на пороге.

— А, познакомились? — бросил он, потирая руки. — Ну и каша заварилась! Нет смысла ходить вокруг да около. Все и без того из рук вон скверно, даже сказать невозможно, как скверно...

С дороги донесся рев отъезжающих машин.

— Мы только-только пришли к заключению, Де Йонг, — проговорил Эллери, медленно отрываясь от косяка двери, — что перед нами не пресловутый близнец или самозванец, а пример сознательного существования в двух ипостасях. Что случается гораздо чаще, чем многие думают. И никаких сомнений относительно этого факта быть не может. Перед вами определенное подтверждение с обеих сторон. Все сходится.

— Действительно? — переспросил Де Йонг.

— Нам известно, что этот человек на протяжении многих лет проводил всего два-три дня в неделю в Филадельфии с Люси Уилсон; ты сам, Билл, был несколько обеспокоен этой странностью его поведения. И я уверен, что миссис Гимбол скажет нам, что ее муж проводил несколько дней в неделю вне дома Гимболов в Нью-Йорке.

Глаза миссис Гимбол, выдающие ее подлинный возраст, были красны от негодования, но ярко сияли на ее худом лице.

— Все годы, — проговорила она. — Джо всегда... О, как он мог сделать такое? Он обычно говорил, что ему надо побыть одному, чтобы не сойти с ума. Мерзавец, мерзавец! — Она чуть не задыхалась от негодования.

— Мама, — успокаивала ее Андреа, положив свою точеную руку на вздрагивающие плечи миссис Гимбол. — Джо говорил, что у него есть укрытие где-то недалеко от Нью-Йорка. Где именно, он никогда не уточнял, объясняя это тем, что человек, дескать, имеет право на частную жизнь. Мы ничего не подозревали, потому что он никогда не любил светскую жизнь...

— Теперь я вижу, — воскликнула миссис Гимбол, — что все это были отговорки, чтобы уезжать к этой... этой женщине!

Люси дернулась как от удара. Гросвенор Финч неодобрительно покачал головой, пытаясь урезонить миссис Гимбол. Но та словно с цепи сорвалась.

— А я-то... я-то... мне и в голову не приходило. Что за дура! — Ее голос срывался на визг. — Дрянь. Дрянь! Устроить такую гадость... Так поступить... со мной. Какая дешевка... дешевка!

— Это смотря с какой точки зрения смотреть, миссис Гимбол, — ледяным голосом проговорил Билл. — И прошу не забываться, это ведь касается моей сестры. А она такая же, как...

— Билл, — осадил его Эллери. — Так мы ни к чему не придем. Все это детские штучки. С другой стороны, здравый смысл требует прояснить ситуацию. Само это место подтверждает теорию двойной жизни. Здесь, как мы видим, две личности соединились. Уилсон и его одежда, Гимбол и его одежда, Уилсон и его машина, Гимбол и его машина. Здесь, можно так сказать, была нейтральная территория. Несомненно, он периодически останавливался здесь по дороге в Филадельфию, чтобы переодеться в одежду Уилсона и пересесть на «паккард» Уилсона; а затем на обратном пути в Нью-Йорк, чтобы переодеться в одежду Гимбола и пересесть на «линкольн» Гимбола. Ясно, что никакие дешевые ювелирные изделия он не продавал; это он так говорил миссис Уилсон. Кстати, миссис Гимбол, какие у вас основания считать, что ваш... этот человек... что у него с миссис Уилсон было то, что в бульварной прессе называют интрижкой?

Миссис Гимбол поморщилась:

— Что нужно такому человеку, как Джо Гимбол, от такой женщины, кроме одного? О, я не отрицаю, она по-своему привлекательна, несколько грубовата, но...

Люси густо покраснела, включая шею и ложбинку на груди.

— Но Джо из благородной семьи, тонкого воспитания, человек со вкусом. Это могла быть лишь мимолетная фантазия. Муж! Слышали? Это заговор. — Пронзительно голубые глаза миссис Гимбол с нескрываемой ненавистью оглядели Люси с головы до пят, словно раздевая ее и выставляя на всеобщее обозрение. Люси сжалась, будто ее облили кислотой, но глаза ее вспыхнули. Билл что-то прошептал ей, не давая сорваться.

— Мисс Гимбол, — холодно проговорил Эллери.

— Нет! Разберись же ты с этими людьми, Дакки, прошу тебя. Разве не видно, что эта женщина... она же за деньги, или как там у них это называется? Да не важно! Не сомневаюсь, чек быстро заткнет ей рот. С ними по-другому нельзя.

— Джессика! — сердито воскликнул Финч. — Прошу тебя!

— Боюсь, все это не так просто, как вам кажется, миссис Гимбол, — резко бросил Эллери. — Люси!..

Глаза у Люси горели как антрациты.

— Что?

— Вы официально регистрировали брак с человеком по имени Джозеф Уилсон?

— Он женился на мне! Я не... не... Он взял меня в жены!

— Взял вас в жены, — фыркнула светская дама. — Слышали мы такие истории!

— Где вы зарегистрировали брак? — спокойным голосом задал следующий вопрос Эллери.

— Мы получили брачное свидетельство в мэрии Филадельфии. И мы... мы венчались в церкви в центре города.

— У вас есть брачное свидетельство?

— О, конечно, конечно, есть.

Миссис Гимбол беспокойно заерзала.

— И долго еще, — сердито спросила она, — я должна терпеть эти грязные инсинуации? Совершенно очевидно, это заговор. Дакки, сделай же что-нибудь! Брачное свидетельство!

— Неужели ты не понимаешь, мама, — прошептала ей на ухо Андреа, — что миссис Уилсон не такая... Пожалуйста, мама. Это все серьезнее, чем... Да будь же благоразумной!

Билл Энджел сдавленным голосом полюбопытствовал:

— А когда вы вышли замуж за Джозефа Кента Гимбола, мадам?

Пожилая женщина вскинула голову в негодовании, считая унизительным для себя отвечать на подобный вопрос. Но Гросвенор Финч сообщил вместо нее взволнованным голосом:

— Они венчались в соборе Святого апостола Эндрю в Нью-Йорке 10 июня 1927 года.

Люси издала громкий крик, в котором столь явственно звучало торжество, что светская дама подскочила на своем месте. Они встретились глазами; их разделяло пространство в пять футов и окоченевшие ноги покойника, торчавшие как перекладины забора.

— Воскресный день. Пятая авеню, — проговорила Люси свистящим шепотом. — Кафедральный собор. Цилиндры, лимузины, бриллианты, девочки с цветами, репортеры светской хроники, епископ собственной персоной. О боже! — Она рассмеялась. — Действительно, все было дешево, когда Джо ухаживал за мной в Филадельфии, скрываясь под именем Уилсона, потому что боялся, я так полагаю, все испортить своим истинным именем. Думаю, все это была дешевка, когда он полюбил меня и женился на мне. — Она вскочила, и в наступившей тишине ее голос зазвенел: — Восемь лет вы целиком были в этой дешевке — и он и вы! Так это я дешевка? Восемь лет вы жили с мужчиной, имея на него права не больше, чем любая уличная женщина!

— Что вы хотите сказать, миссис Уилсон? — прошептала Андреа.

Вместо Люси заговорил Билл:

— Под именем Джозефа Уилсона он женился на моей сестре 24 февраля 1925 года. На два года раньше, чем на вашей матери, мисс Гимбол.

Единственным звуком, нарушившим тишину, воцарившуюся после этого сообщения Билла Энджела, был пронзительный вопль Джессики Гимбол. Потом она членораздельно спросила:

— 25-го года? Вы обвиняете его в двоеженстве, а меня... что я не... Вы лжете, вы все заодно!

— Вы уверены, Билл Энджел? — прошептала Андреа Гимбол. — Вы уверены?

Билл провел рукой по губам.

— Это правда, мисс Гимбол, и мы это докажем. И до тех пор, пока вы не представите брачное свидетельство, датируемое 24 февраля 1925 года, все так оно и есть. На нашей стороне закон, и мы вправе защищаться.

— Но это безобразие! — в ярости воскликнула миссис Гимбол. — Здесь какая-то ошибка. Не может того быть!

Вмешался Гросвенор Финч:

— Не будем торопить события. Мистер Энджел, миссис Гимбол, естественно, очень взвинчена, и, разумеется, она сожалеет о том, что сказала о вашей сестре. Нельзя ли как-то все уладить миром? Постарайтесь понять. Нет, Джессика! Может, вы, мистер Квин, ваш авторитет...

— Слишком поздно, — холодно бросил Эллери. — Вы же видели, как эта рыжая девица вылетела отсюда. Она газетчица. Вся история уже несется по беспроволочному телеграфу, Финч.

— Но тема двоеженства... Она об этом не слышала. Я уверен...

Билл усмехнулся и зашагал по комнате.

— Кто остановит этих ищеек от того, чтобы не сопоставить даты? Придется иметь с этим дело. Да и мы сами не в лучшем виде.

Люси сидела, словно превратившись в камень.

— Что ж, — медленно протянул Финч. Желваки на его скулах так и ходили. — Если предстоит битва, у меня есть козыри.

— Боюсь, — раздался ироничный голос из угла, — я позволил событиям зайти слишком далеко. — Шеф полиции Де Йонг смотрел на присутствующих без тени юмора; они, казалось, совсем забыли о нем. — Теперь, когда все показали свое лицо, придется мне взять бразды правления в свои руки. Мерфи, ты все застенографировал?

Детектив у двери кивнул, посасывая карандаш.

— А теперь, — продолжил Де Йонг, — внесем некоторый порядок. Вы первый, Квин. Я думаю, ваши действия требуют объяснения.

Эллери пожал плечами и вынул трубку изо рта.

— Лицо этого человека не давало мне покоя весь вечер. Я никак не мог понять почему. И тут меня осенило. Меня мучило сходство. Несколько месяцев назад я был на банкете в честь кого-то, не помню уж кого, и там познакомился и разговорился с человеком, как две капли воды похожим на того, кого сегодня вечером назвали Джо Уилсоном, мужем Люси. Мой собеседник представился Джозефом Кентом Гимболом из Нью-Йорка. Когда же я вспомнил о том, что Джозеф Уилсон обычно находится вне своего дома в Филадельфии, мне показалось, как это ни прискорбно, что, вероятно, Уилсон и Гимбол одно и то же лицо. Я доехал до телефона и позвонил Гимболу в Нью-Йорк.

— Мы бы все равно это вскоре выяснили, — вставил Де Йонг раздраженно. — Ну и?..

Эллери посмотрел на него:

— Дома был только Джаспер Борден, тесть Гимбола. Я задал кое-какие вопросы и выяснил, что Гимбола не было дома с середины недели, тогда я понял, что я на правильном пути, и сообщил о случившемся. Мистер Борден сказал, что никого из домашних нет, но он ударит во все колокола и как можно быстрее пришлет их сюда.

— Борден, говорите? — пробурчал Де Йонг. — Тот самый железнодорожный магнат? Почему ваш отец не приехал с вами, миссис Гимбол?

Андреа вздохнула:

— Дедушка не выходит из дому уже несколько лет из-за удара, случившегося в 1930 году, в результате которого у пего парализована вся левая сторона.

— Где вы были сегодня вечером? Где вас разыскал старый джентльмен?

— Мы с мамой были на благотворительном балу в Вальдорфе. Мы туда приехали с друзьями. С нами были мистер Финч, мой жених мистер Берк Джоунс из Ньюпорта, миссис...

— Все вместе, а? Большой бал, можно предположить? — бросил Де Йонг.

Билл Энджел покраснел. Неужели ему что-то известно, подумал он. Он бросил взгляд на лицо девушки, затем на ее левую руку. Она успела снять кольцо.

— Если вы имеете в виду, — холодно произнес Финч, — что любой из нас мог улизнуть, приехать на машине сюда и убить Джо Гимбола, то это, полагаю, теоретически возможно. Но если вы закончили с этим нонсенсом, я имею что заявить...

— Хорошее алиби никому еще не повредило, — промычал Де Йонг. — А где этот ваш друг, мисс Гимбол? Этот Джоунс.

— Мы не были уверены, что это Джо... — Андреа взяла себя в руки; она старалась не смотреть на Билла. — И я... я ему не сказала. Дедушка сообщил маме все по телефону, когда нашел нас, и мы не поверили. Но он так настаивал, что мы решили поехать и посмотреть. Я не хотела вмешивать Берка.

— Понимаю, понимаю, — кивнул Де Йонг. — Это могло разрушить обручение. Бойфренд бросает девушку. Не очень лестно выглядит в прессе. Черт побери! Вы, мистер Финч, хотели нам что-то поведать? Будьте любезны!

— В иных обстоятельствах, — сухо произнес Финч, — я бы не стал даже касаться этой темы. Но и нам нужно укрепить свою позицию. Неприязнь среднего класса к богатым порой чертовски раздражает. Да, мне есть, что вам открыть; и боюсь, это может быть не очень приятная новость.

Эллери насторожился:

— Нельзя ли ближе к делу?

— Полагаю, вы не знаете, кем я являюсь. В нормальной ситуации я бы об этом не заговорил; но в данном случае это непосредственно связано с тем, что я сейчас скажу. Я исполнительный вице-президент Национальной страховой компании.

— Вот как? — отреагировал Де Йонг. На него новость явно не произвела особого впечатления, хотя это была одна из крупнейших страховых компаний мира.

— В связи с моей деятельностью в компании, — продолжил Финч, — мне приходилось оформлять страховые полисы многим моим друзьям. Не в качестве брокера, вы понимаете. Мы далеко ушли от тех времен. — Он улыбнулся. — Исключительно по дружбе. Мои друзья называют меня самым высокооплачиваемым страховым агентом в мире. Ха-ха!

— Ха-ха, — с кислой миной повторил Де Йонг. — Дальше.

— Среди немногих избранных, чьи полисы я оформлял лично, был Гимбол. Мы нередко шутили на сей счет. Довольно незаурядный полис. Он явился ко мне в 1930 году и попросил застраховать его на миллион долларов.

— Сколько, вы говорите? — поперхнулся полицейский.

— Миллион долларов. Не скажу, что это самый крупный полис из тех, что мне приходилось оформлять, хотя это единственный случай, когда его оформил такой молодой человек. Видите ли, в 1930 году Гимболу было всего тридцать три года. Ежегодный страховой взнос всего двадцать семь тысяч или что-то около того. Как бы то ни было, мы пошли на это; он был абсолютно здоров, и полис был выписан в том же году.

— И вся сумма обеспечивается вашей компанией? — вмешался Эллери. — Я думал, что существует закон или какие-то ограничения, запрещающие одной страховой компании заключать договоры на такую крупную сумму во избежание риска.

— Вы совершенно правы. Законом предусматривается лимит в триста тысяч для одной компании. В случаях заключения договора на сумму, превышающую этот предел, излишек берут на себя другие компании. Это вполне обычная процедура. Национальная страховая компания взяла на себя триста тысяч, остальную сумму взяли на себя семь других страховых компаний из расчета сто тысяч на каждую. Контракт был составлен на всю сумму, а Гимбол выплачивал ежегодные взносы нашей компании. Полис в великолепном состоянии: никаких задолженностей и взносы поступали вплоть до последнего времени регулярно.

— Миллион долларов, — пробормотал с изумленным видом Билл.

Де Йонг с некоторым почтением посмотрел на лежащее на полу тело.

— И в чем же дело? — спросил Эллери.

Гросвенор Финч посмотрел ему в глаза.

— Я служащий компании, — сухо продолжил он. — Любая страховая компания расследует вопрос о смерти своего клиента. В данном случае мы имеем дело с откровенным убийством. Мало того, это случай убийства, жертва которого застрахована на миллион долларов. Полагаю, вы не хуже меня знаете закон. Закон гласит, что страховой договор автоматически разрывается при наличии достаточных доказательств, что застрахованное лицо было умерщвлено при посредстве лица, которому по договору должна быть выплачена страховая сумма.

На минуту наступила тишина, а потом миссис Гимбол произнесла свистящим шепотом:

— Но, Дакки...

— Дакки! — вскрикнула Андреа. — Вы с ума сошли?!

Финч улыбнулся:

— Разумеется, мой первый долг перед компанией. Мы тщательно исследуем это дело об убийстве. Такова рутина. Речь идет о весьма значительной сумме. Если Гимбол был убит своим бенефициарием и это будет доказано, Национальная страховая компания и семь других компаний обязаны будут выплатить только сумму страховых взносов плюс накопившиеся дивиденды и проценты за период свыше пяти лет, что, особенно с учетом инфляции, составит незначительную сумму по сравнению с миллионным полисом.

— Черт побери, — выдохнул Де Йонг, — только не говорите мне, что такая махина, как Национальная страховая компания, не может выложить триста тысяч.

Высокий джентльмен посмотрел на него с удивлением:

— Милый мой! Разве в этом дело? По закону практически ни для одной страховой компании невозможно находиться в ненадежном финансовом положении. А уж для Национальной страховой компании... Немыслимо! Здесь дело принципа. Если бы страховые компании не защищали себя подобными расследованиями, это толкнуло бы каждого морально неуравновешенного адресата страховки на убийство застрахованного лица.

— А кто получатель страховки Гимбола? — поинтересовался Эллери.

Вошли те же двое с носилками, что уже приходили раньше, и опустили носилки около тела убитого.

Миссис Гимбол вдруг зарыла лицо в ладони и зарыдала. Судя по вытянувшимся физиономиям Гросвенора Финча и Андреа, зрелище плачущей Джессики Гимбол было столь же редкостное, как дождь в Сахаре.

— Джессика, — встревоженным голосом проговорил Финч. — Джессика. Уж не думаешь ли ты...

— Не трогай меня, ты... ты, иуда! — сквозь рыдания проговорила увядающая женщина. — Обвинить меня в... в...

— Получательница страховки Гимбола миссис Гимбол? — констатировал Эллери, глядя на эту сцену без всяких эмоций.

— Джессика, ради бога! Что я за осел. Послушайте, мистер Квин, вы же понимаете, я не обвиняю Джессику Гимбол в убийстве. Это же... — Он не мог найти подходящее слово, чтобы передать смехотворность подобной мысли. — Я хотел только объяснить, что миссис Джессика Гимбол была получательницей страховой суммы. Была, а сейчас — нет.

Рыдания тут же прекратились. Андреа вытянулась всем своим стройным телом, глаза ее засверкали в негодовании.

— Не слишком ли далеко все это зашло, Дакки? Мы все знаем, что мама получатель страховки. Дедушка предложил Джо оформить эту страховку, движимый своими старомодными взглядами на «ответственность» супруга. А не потому, что маме так уж она нужна! Это не серьезно.

— Но я серьезно, — оправдывающимся тоном проговорил Финч. — Я был не вправе говорить тебе это, Джессика, иначе давно сказал бы. Эти дела сугубо конфиденциальны; а когда Джо распорядился изменить получателя, он потребовал, чтобы я дал слово молчать. Что я мог поделать?

— Давайте-ка яснее, — вмешался Де Йонг. Глаза у него загорелись. — Начнем сначала. Когда он явился к вам?

— Он не являлся ко мне. Недели три назад — это было 10 мая — мисс Захари, это моя секретарша, информировала меня, что поступило почтовое распоряжение от Гимбола о высылке формы для изменения получателя страховки. Меня удивило, что Джо не обратился ко мне лично, поскольку именно я веду его полис наряду с полисами ряда других близких мне лиц. Хотя особого значения это не имело, так как все дела по ведению полиса мистера Гимбола автоматически кладутся мне на стол. Разумеется, такая форма была ему немедленно выслана, а потом я позвонил Джо в его офис.

— Минутку, — проговорил Де Йонг. — Эй, вы, ребята, а ну, марш отсюда, слышите? Какого черта вы тут ковыряетесь?

Полицейские перестали пялиться на присутствующих и удалились со своей ношей.

— Джо, — выдохнула Люси, провожая взглядом носилки, и замолчала.

Миссис Гимбол смотрела на дверь с недовольным видом, словно не могла забыть, что сделал ей покойник. На ее руках посверкивали драгоценности.

Гросвенор Финч продолжил:

— Я позвонил ему для подтверждения. Потому что никак не мог взять в толк, зачем Джо понадобилось менять личность получателя. Вообще-то, строго говоря, это меня не касалось; я сразу же так и заявил ему. Но Джо не рассердился, только явно нервничал. Да, сказал он, ему хочется изменить получателя по причинам, вдаваться в которые сейчас у него нет времени. Затем как-то расплывчато сказал, что Джессика и так богата, что ей обеспечение страховой суммой не нужно, или что-то в этом духе; и попросил меня никому не говорить о его намерении, по крайней мере до тех пор, пока он лично не переговорит со мной и все не объяснит.

— Ну и как? Он переговорил с вами? — спросил Эллери.

— К несчастью, нет. После этого телефонного разговора три недели назад я с ним не виделся и не разговаривал. У меня такое чувство, что он избегал меня, вероятно, чтобы избежать необходимости дать объяснения, как обещал. Боюсь, когда прошла первая реакция по поводу возможной трещины в отношениях Джессики и Джо, как это можно было подумать по этим его действиям, я и сам забыл об этом деле.

— И что произошло после вашего разговора? — задал вопрос Де Йонг.

— Через несколько дней Джо прислал мне по почте заполненные формуляры; еще пара недель понадобилась, чтобы уладить формальности с другими компаниями, но в эту среду измененные полисы были ему возвращены. На этом дело и кончилось бы. Если бы не сегодняшний вечер. — Финч помрачнел. — А сегодня он погибает от чьей-то руки. Чертовски странно.

— Кажется, мы подошли к критической точке, — терпеливо проговорил Эллери, — самым кружным путем. Не будете ли вы столь любезны...

Финч посмотрел на всех присутствующих.

— Надеюсь, вы понимаете: то, что я скажу, не более чем констатация факта, — взволнованно заявил он. — У меня нет никакой предвзятой идеи, и я не хотел бы, чтобы меня неправильно поняли. Значение этого изменения лица получателя не трогало меня, пока сегодня вечером я не очутился в этой берлоге и не узнал... — Он сделал паузу. — Когда Гимбол вернул формуляры и полисы, в соответствующих параграфах он указал, что вместо получателя Джессики Гимбол получателем становится... миссис Люси Уилсон. Повторяю, миссис Люси Уилсон, проживающая по адресу Фермаунт-парк, Филадельфия.

— Я? — слабым голосом переспросила Люси. — Мне? Миллион долларов?

— Вы в этом уверены, мистер Финч? — Де Йонг живо наклонился к нему. — А вы не говорите это, чтобы сбить меня с толку?

— Полагаю, — холодно ответил Финч, — у меня нет никаких тайных умыслов. Уверяю вас, у меня нет никаких предвзятостей по отношению к миссис Уилсон, которую я знать не знал до сего дня и которая, я уверен, жертва ужасного недоразумения. Что же касается желания сбить вас с толку, как вы выразились, то ничего глупее с моей стороны быть не могло. Моя компания выше всяких личностей и возможной махинации со стороны отдельного лица.

— Это как сказать!

Финч бросил на Де Йонга пристальный взгляд:

— Не вижу оснований и для столь оскорбительного выпада. Впрочем, все это дело второе; существуют документы, и ни я, ни Хатуэй, президент Национальной страховой компании, и никто на свете не может фальсифицировать их. Кроме того, вы найдете формуляр Джозефа Кента Гимбола, сверенный его личной подписью, и у нас в виде фотокопии в нашей документации, и в его полисах, где бы они ни были — в сейфе в его офисе или в банке.

Шеф полиции нетерпеливо закивал. Он не отрываясь смотрел на Люси, его безжалостный изучающий взгляд словно пригвоздил ее к креслу. Люси сжалась, пальцы ее теребили пуговицу на платье.

— Как это мерзко со стороны Джо! — горячо воскликнула миссис Гимбол. — Это... это существо — его получательница, его жена?! Я просто поверить не могу. Дело не в деньгах. Но такая грубость, такой дурной вкус!

— Истерики здесь не помогут, милая леди, — заметил Эллери. Он снял пенсне и с отсутствующим видом принялся протирать стекла. — Скажите, мистер Финч, вы об этом изменении получателя никому не обмолвились?

— Разумеется, нет, — с оскорбленным видом резко бросил Финч. — Джо просил меня хранить молчание по этому поводу, что я и делал.

— Конечно, сам Гимбол никому бы не рассказал, — проговорил Эллери. — Вероятно, он очутился на некоем эмоциональном перекрестке; он предпринял определенное действие и всеми силами пытался как-то сообщить об этой новости. Пожалуй, все сходится. Билл Энджел получил телеграмму от Уилсона — полагаю, лучше нам продолжать делать различие между двумя персонажами — вчера утром, в которой он просил его приехать сюда сегодня вечером по неотложному делу. У него неприятности, так он написал. Возможно, он хотел рассказать Биллу всю свою историю, снять с души камень и спросить его совета относительно дальнейших действий. Я не сомневаюсь, что сам Уилсон принял решение, поскольку уже сменил лицо, должное получить страховку, на Люси. Но его, вероятно, беспокоило, как Люси воспримет то, что он не тот, за кого себя выдавал. Ты как думаешь, Билл?

— У меня голова не варит, — откликнулся Билл. — Но в общем, сдается мне, ты прав.

— А этот объемистый пакет, который он оставил у тебя в пятницу? Тебе не приходило в голову, что в нем и находятся эти восемь полисов?

— Приходило.

— Что ж, не надо быть семи пядей, чтобы догадаться, что...

— Миссис Уилсон, — резко проговорил Де Йонг, — послушайте.

Люси послушно, словно загипнотизированная, повернулась к нему; ошеломление, боль, потрясение еще не сошли с ее красивого, выразительного лица.

Билл возмущенно бросил:

— Мне не нравится этот ваш тон, Де Йонг.

— Придется смириться. Миссис Уилсон, вы знали, что Гимбол застрахован?

— Я? — запинаясь, переспросила она. — Я знала? Нет, как же я могла... У Джо никаких страховок не было. Я уверена, что нет. Я как-то спросила его, почему у него нет страховки, а он сказал, что не верит во все эти вещи.

— Дело, разумеется, не в этом, — вставил Эллери. — Страховка Джо Уилсона требовала медицинского освидетельствования, подписи на документах. А человек, живущий в вечном страхе, что его двойная жизнь обнаружится, естественно, избегал всякой ситуации, требующей его подписи. Этим, кстати, объясняется и отсутствие у него бухгалтерских счетов. Хотя риск и невелик, но он, должно быть, был на грани нервного срыва от этого вечного страха быть разоблаченным. Я думаю, он вообще старался писать как можно меньше.

— Вы не только знали, что он застрахован, миссис Уилсон, — резко констатировал Де Йонг, глядя на Эллери, — но, может, даже сами убедили его изменить имя получателя страховки с миссис Гимбол на ваше, а?

— Де Йонг, — прорычал Билл, делая шаг вперед.

— Спокойно, спокойно, вы!

Троица из Нью-Йорка окаменела. В жалкое помещение вдруг словно ворвалось что-то угрожающее. Де Йонг покраснел до корней волос; на висках у него выступили вены.

— Я не понимаю, о чем вы, — прошептала Люси. — Я ведь говорила вам, что не знала, что он кто-нибудь... что он не Джо Уилсон. Откуда мне было знать об этой леди?

Де Йонг фыркнул, ноздри у него раздувались. Он подошел к задней двери, открыл ее и поманил кого-то пальцем. Смуглый человечек, который привез Люси на место убийства, вошел в комнату, жмурясь от яркого света.

— Селлерс, скажи, пожалуйста, этим добрым людям, что ты делал, когда приехал к дому миссис Уилсон в Филли вчера вечером?

— Я разыскал дом, все путем, вылез из машины и позвонил в дверь, — утомленным голосом докладывал детектив. — Никого. Дом темный. Это просто частный дом, понимаете? Подождал я малость на крыльце и думаю: обойду-ка дом кругом. Задняя дверь заперта, как и главная, подвал тоже. Я сунул нос в гараж. Двери закрыты. Железяка на двери вся проржавела и сломана, замка и в помине нет. Я открыл створку и включил свет. Гараж на две машины. Пустой. Закрыл, значит, дверь и вернулся на крыльцо, и ждал, пока миссис Уилсон не пришла...

— Спасибо, Селлерс, — произнес Де Йонг, и смуглый человечек удалился. — Итак, миссис Уилсон, вы не ездили на машине в город в кино; вы сами сказали, что поехали на трамвае. Так где же была ваша машина?

— Моя машина? — растерянно переспросила Люси. — Да этого быть не может! Он... он, наверное, заглянул в чужой гараж. Я выезжала ненадолго вчера днем и вернулась в дождь, поставила машину в гараж и сама закрыла дверь. Она была там. Она должна быть там.

— Ее там нет, раз Селлерс говорит, что нет. Вы знаете, что с ней случилось, миссис Уилсон, знаете?

— Я же говорю вам...

— Сказка про белого бычка!

— Больше ни слова, Лю, — спокойно посоветовал сестре Билл. Он выступил вперед и теперь стоял лицом к лицу с медведеподобным полицейским. Какое-то время они пристально смотрели в глаза друг другу. — Де Йонг, мне не нравятся все эти отвратительные намеки, звучащие в ваших вопросах, вы поняли? Я запрещаю сестре говорить дальше.

Де Йонг молча смерил его взглядом и криво усмехнулся:

— Попридержите коней, мистер Энджел. Вы же прекрасно знаете, что это обычная рутина. Я никого ни в чем не обвиняю. Лишь пытаюсь выяснить факты, и ничего больше.

— Очень похвально. — Билл резко повернулся к Люси: — Поднимайся, Люси. Мы уходим отсюда. Извини, Эллери, но все это недопустимо. Увидимся завтра в Трентоне — если ты еще с нами.

— Я остаюсь, — отозвался Эллери.

Билл помог Люси надеть пальто и повел ее, словно ребенка, к выходу.

— Минутку! — вдруг воскликнула Андреа Гимбол.

Билл остановился как вкопанный; мочки ушей у него покраснели. Люси посмотрела на девушку в горностаевой пелерине так, словно увидела ее в первый раз. В глазах ее появилось некоторое удивление.

Андреа подошла к ней и взяла ее мягкую руку.

— Я хотела сказать вам, — твердым голосом произнесла она, старательно избегая взгляда Билла, — что я ужасно огорчена... всем. Мы не монстры... правда, нет. И, пожалуйста, простите нас, дорогая, если мы... если мы наговорили что-то такое, что ранило вас. Вы очень храбрая и несчастная женщина.

— О, благодарю, — пробормотала Люси. Глаза ее наполнились слезами. Она повернулась и выбежала.

— Андреа! — шокированным и возмущенным голосом воскликнула миссис Гимбол. — Как ты посмела... как ты посмела...

— Мисс Гимбол, — тихо сказал Билл. Девушка посмотрела ему в глаза, и он на миг замолчал. — Я этого не забуду. — Он резко повернулся и вышел вслед за сестрой.

Дверь за ними захлопнулась, и через несколько мгновений все услышали, как «понтиак» отъехал и, пофыркивая, направился в сторону Кэмдена. Де Йонг побелел от бешенства. Дрожащей рукой он зажег сигару.

— Вам он не нравится, Де Йонг, — произнес Эллери, — но он очень достойный молодой человек. Только, как все самцы, опасен, когда угрожают их самкам. Во имя дружбы, мисс Гимбол, разрешите поблагодарить вас. А теперь можно осмотреть ваши руки?

Девушка медленно подняла на него глаза и прошептала:

— Мои руки?

Де Йонг что-то пробурчал себе под нос и вышел.

— В менее неприятных обстоятельствах, — заметил Эллери, поднимая ее руки, — это было бы более явное удовольствие. Если и есть у меня ахиллесова пята, мисс Гимбол, то, как это ни парадоксально, это моя слабость к ухоженным женским рукам. А ваши, чего греха таить, близки к совершенству... Насколько я понял, вы говорили, что обручены?

Он почувствовал, как ее ладони повлажнели; было только одно разумное предположение о природе той дрожи, которую он почувствовал, держа ее руки в своих.

— Да.

— Разумеется, — пробурчал Эллери, — это не моего ума дело, но что, сейчас такая мода в кругу богатых невест — не носить символ грядущих уз брака? Публий Сир[1], кажется, сказал, что Бог смотрит не на полные, а на чистые руки, но едва ли полагал, что высшие классы одолевают классиков.

Она ничего не ответила; лицо ее так побледнело, что Эллери испугался, что она сейчас упадет. Щадя ее, он повернулся к ее матери:

— Кстати, миссис Гимбол, знаете, меня хлебом не корми, дай до всего доискаться. Я обратил внимание на тот факт, что на руках вашего... э-э-э... супруга, раз уж мы коснулись этой темы, нет следов никотина, равно как нет и желтизны на зубах. В карманах также ни крошки табака и пепла. Он действительно не курил?

Вернулся Де Йонг.

— Что вы тут насчет курения? — вмешался он.

Светская дама раздраженно бросила:

— Да, Джозеф не курил. Что за идиотский вопрос? — Она поднялась и, согнув руку, подставила локоть Финчу. — Может, наконец, поедем отсюда? Все это...

— Разумеется, — согласно кивнул Де Йонг. — Надеюсь, вы все будете завтра утром. Некоторые формальности. Мне только что сообщили, что прокурор Поллинджер хочет поговорить с вами.

— Мы будем, — пообещала Андреа. Она дрожала и зябко куталась в свою горностаевую пелерину. Под глазами у нее появились круги. Девушка бросила косой взгляд на Эллери и быстро ушла.

— Нет ли возможности, — спросил Финч, — как-то не дать хода этой истории? Я имею в виду этот более ранний брак. Все это так неприятно, вы сами понимаете, для этих людей...

Де Йонг пожал плечами. Было видно, что ему не до этого. Все трое, словно сироты, сгрудились у главной двери. Миссис Гимбол высокомерно выдвинула подбородок, но плечи у нее были опущены, словно на них лежал непомерный груз. Затем, так и не дождавшись ответа, они вышли. Ни Де Йонг, ни Эллери не произнесли ни слова, пока до них не донесся рев отъезжающей машины.

— Ну и ну, — выдавил наконец Де Йонг. — Сплошные неприятности.

— Вы это называете неприятностями, Де Йонг, — улыбнулся Эллери, потянувшись за своей шляпой. — Одна так и вовсе невероятная, это уж точно. Порадовала бы сердце отца Брауна.

— Кого-кого? — рассеянно переспросил Де Йонг. — Вы в Нью-Йорк? — Он даже не попытался прикрыть свою заинтересованность.

— Нет. В этой головоломке есть некоторые моменты, которые требуют прояснения. Я не засну, пока не докопаюсь.

— А, — промычал Де Йонг и повернулся к столу. — Что ж, продуктивной вам ночи.

— Спокойной ночи, — бросил Эллери.

Эллери вышел, насвистывая, сел в машину и покатил назад в «Стейси-Трент».

Мистер Эллери Квин вышел из отеля воскресным утром с чувством вины. Нежные объятия постели предали его — часы показывали начало двенадцатого.

Залитый солнцем центр Трентона был безлюден. Квин дошел до угла и повернул на восток, в узенький проезд, носящий название Ченсери-Лейн. В середине квартала он нашел трехэтажное здание, больше напоминавшее казарму. Перед зданием на тротуаре стоял высокий фонарный столб со стеклянным колпаком фонаря наверху, а на столбе висела белая квадратная табличка, на которой печатными бук вами было написано: «Полицейское управление. Стоянка запрещена».

Эллери вошел в ближайшую дверь и оказался в приемной с полосатыми стенами и низким потолком; посередине ее стоял длинный стол. В другом помещении все стены были заставлены шкафами. Ему сразу стало не по себе от уныло го духа присутственного места и застоявшегося едкого запаха мужского пота.

Сидящий за столом сержант направил Квина в комнату номер 26, где он нашел Де Йонга, увлеченно разговаривающего с невысоким человеком с умными глазами и впалыми щеками, свойственными людям, страдающим несварением желудка, и небритого Билла Энджела. У последнего вообще был такой вид, будто он не спал всю ночь и даже не снимал одежды.

— О, приветствую! — без особого энтузиазма встретил Квина Де Йонг. — Вот познакомьтесь — Пол Поллинджер, прокурор округа Мерсер.

Эллери пожал руку худосочному человеку и обратился к хозяину кабинета:

— Что нового с утра?

— Вы пропустили визит семейства Гимбол, — ответил тот. — Они уже отбыли.

— Так быстро? А, привет, Билл!

— Привет! — поздоровался Билл, не сводя глаз с прокурора.

Поллинджер закурил сигару.

— Этот джентльмен, Финч, хочет видеть вас у себя в офисе завтра утром, — сообщил он, наблюдая за Эллери поверх горящей спички.

— Неужели? — пожал плечами Эллери Квин. — Отчет по вскрытию готов, Де Йонг? Сгораю от нетерпения.

— Док просил меня вам передать, что следов от ожогов он не обнаружил.

— От ожогов? — удивился прокурор. — Почему вас заинтересовали ожоги, мистер Квин?

Эллери улыбнулся:

— А что тут такого? Одна из моих обычных аберраций. И это все по части отчета, Де Йонг?

— Остальное ерунда! Что это может быть? Установлено, что удар ножом нанес правша, — обычная медицинская дребедень.

— А как насчет того пакета, который Уилсон... Гимбол, — ах, черт побери, этот парень! — оставил на хранение Биллу Энджелу?

Прокурор ткнул указательным пальцем в кипу документов на столе Де Йонга.

— Вы угадали. Там оказалось восемь полисов, исправленных на Люси Уилсон. Я полагаю, Гимбол решил оставить их на хранение у Энджела, чтобы в дальнейшем избежать недоразумений с миссис Уилсон. У меня не вызывает сомнений мысль, что он хотел открыть Энджелу тайну своего двойного имени.

— Может, и так, — с усмешкой проговорил Де Йонг, — и часть дела заключалась в этой перемене получателя страховки. Уилсон-Гимбол понимал, как на все это отреагирует брат его жены, и решил, что миллион долларов поможет уладить дело.

Билл не сказал ни слова, но теперь перенес все свое внимание с прокурора на начальника полиции. Его рука, лежащая на колене, заметно дрожала.

— Я с этим не согласен, — заявил Эллери. — Ни один человек не подвергнет себя добровольно нравственной пытке, растянувшейся на целых восемь лет, без серьезной на то эмоциональной причины. То, что вы говорите, Де Йонг, могло бы быть и верно, если бы Люси Энджел была для Гимбола игрушкой, не более того. Но он женился на ней десять лет назад и, по крайней мере, последние восемь лет не поддавался искушению разрешить создавшуюся проблему простым разводом или бегством, а оставил все как есть, превратив свою жизнь в сущий ад.

— Он любил ее, — резко бросил Билл.

— О, несомненно, — кивнул Эллери, достал из кармана свою коротенькую трубку и стал набивать ее табаком. — Судя по всему, он любил ее так сильно, что готов был терпеть любые муки, лишь бы удержать Люси. Худшее, что о нем можно было бы сказать, это то, что он был слабым человеком. А потом, сравните Люси Уилсон с Джессикой Гимбол. Вы не видели Люси, Поллинджер, а Де Йонг ее видел, и не сомневаюсь, даже при всей его непрошибаемости пульс у него убыстрился. Она поразительно привлекательная молодая женщина. А Джессика Гимбол... Конечно, грех смеяться над морщинами...

— Все это, может быть, и правда, Квин, — отозвался Поллинджер. — Но если это так, то какой дьявол дернул его вступить во второй брак со светской дамой и стать двоеженцем?

— Может, тщеславие, как знать? Бордены — мультимиллионеры. И хотя Гимбол из знатной семьи, я, кажется, вспоминаю, что в последние годы они сильно обеднели. К тому же у старого Джаспера Бордена нет сыновей. Слабый, но амбициозный человек мог не устоять перед таким искушением. А может, он испытывал давление со стороны матери. Старая леди Гимбол — черт в юбке. Острые языки из светских будуаров называли ее «старым боевым топором республики». Не удивлюсь, если это именно она, сама не ведая, в какую жуть толкает сына, подбила его на двоеженство.

Прокурор и главный полицейский Трентона переглянулись.

— Похоже на правду, — заметил прокурор. — Сегодня утром я беседовал с миссис Гимбол. И у меня сложилось впечатление, что это был брак по расчету, по крайней мере выгодный для Гимбола.

Билл Энджел заерзал на стуле.

— Не понимаю, какое все это имеет отношение ко мне. Может, я пойду?

— Подождите минутку, мистер, — попросил Де Йонг. — А как насчет завещания? Я хочу спросить, составлял ли Уилсон завещание?

— Уверен, что нет. Если бы он занялся завещанием, то обратился бы ко мне.

— Все имущество на имя вашей сестры?

— Да. Обе машины, дом... Джо этим пользовался, и только.

— А миллион? — Де Йонг заскрипел на своем вращающемся кресле. — И миллион. Неплохой кусок для миловидной вдовушки.

— В один прекрасный день, Де Йонг, — с улыбкой произнес Билл, — я заставлю вас подавиться этой вашей гиеноподобной усмешечкой.

— Да как вы...

— Господа, господа! — живо вмешался Поллинджер. — Можно без оскорблений? Вы принесли свидетельство о браке сестры, мистер Энджел?

Бросив красноречивый взгляд на полицейского, Билл выложил на стол свидетельство.

— Гм, — крякнул прокурор. — Мы сверились с филадельфийским архивом. По этой части вопросов нет. Он действительно женился на Люси Энджел за два года до вступления в брак с этой женщиной Борден. Скандал, да и только!

Билл забрал документ.

— Именно скандал, а помои пытаются лить на мою сестру!

— Никто не...

— Далее, — перебил Поллинджера Энджел, — мы хотим получить тело. Он был мужем Люси, и мы имеем законное право похоронить его. Здесь никаких споров быть не может. Завтра я получу судебное распоряжение. В штате не найдется судьи, который отказал бы Люси в ее праве похоронить мужа на основании этого брачного свидетельства!

— Но послушайте, Энджел, — заерзал прокурор. — Ну стоит ли лезть в бутылку в связи с создавшимися обстоятельствами? Эти люди из Нью-Йорка достаточно могущественные, а он как-никак был Джозефом Кентом Гимболом, вы же сами понимаете. Было бы неразумно... Вы не правы...

— Не прав? — огрызнулся Билл. — А кто думает о правах моей сестры? Вы полагаете, что можете одним росчерком пера вычеркнуть десять лет жизни женщины? Считаете, я побоюсь этой своры только потому, что у них положение и деньги? Да в гробу я их видал! — И он вышел, хлопнув дверью.

Трое оставшихся мужчин сидели молча, пока не стихли его шаги по лестнице.

— Я говорил вам, что Билл Энджел способный человек, — напомнил Эллери. — И вы напрасно недооцениваете его юридические знания.

— Что вы этим хотите сказать? — спросил прокурор.

— Перефразируя немного Цицерона, давайте согласимся, что благоразумие — это знание вещей, коих следует избегать, и тех, которых следует искать. Помните о Мартовских идах и все такое.

В понедельник в девять тридцать утра Эллери Квин, облаченный в отличную габардиновую пару оливкового цвета и с панамой на голове, назвал свое имя клерку в офисе Национальной страховой компании, расположенном в красивом доме на нижней части Мэдисон-авеню в Нью-Йорке. Воскресенье он провел дома, размышляя над убийством Уилсона-Гимбола в промежутках между наслаждением кулинарными изысками Джуны и выслушиванием довольно циничных комментариев по этому делу своего отца-инспектора. И теперь, вопреки светской игривости своего наряда, был далеко не в лучшем настроении.

В приемной перед дверью с табличкой «Кабинет исполнительного вице-президента» проворная молодая женщина с улыбкой, позаимствованной с рекламного плаката зубном пасты, читая его карточку, удивленно вскинула брови:

— Мистер Финч не ждал вас так рано, мистер Квин. Его еще нет. Разве вам назначено не в десять?

— Если и так, то меня не оповестили. Ничего, я подожду. А вы имеете какое-нибудь представление, чего ради ваш драгоценный шеф желает меня видеть?

— Любому другому посетителю, — улыбаясь, ответила секретарша, — я бы сказала «нет». Но поскольку вы детектив, не буду скрывать. Мистер Финч позвонил мне вчера днем домой и все рассказал об этой ужасной трагедии в Трентоне. Так что, я полагаю, миссис Гимбол тоже будет здесь. Не желаете ли подождать мистера Финча в его кабинете?

Эллери последовал за ней в роскошное помещение, выдержанное в голубых и слоновой кости тонах, будто из какого-то голливудского фильма.

— Последние дни я вращаюсь в золотых кругах, — поделился он. — Метафорически, разумеется, не в буквальном смысле, мисс Захари, если не ошибаюсь.

— Как вы узнали? Присаживайтесь, мистер Квин.

Она проворно подошла к непомерно большому письменному столу и принесла с него коробку.

— Сигарету?

— Нет, спасибо. — Эллери опустился в голубое кожаное кресло. — Предпочитаю трубку.

— Не желаете ли отведать табак мистера Финча?

— От такого предложения ни один курильщик трубки не откажется.

Молодая женщина принесла со стола шефа большую банку с табаком, и он набил им трубку.

— Мм. Недурственно. Просто замечательный. В самом деле. Что это?

— Право, я не знаю. В этих делах я полный профан. Это какая-то специальная смесь иностранных табаков или что-то в этом роде, а куплена она у Пьера с Пятой авеню. Если хотите, я могу прислать вам немного...

— О, что вы!

— Мистер Финч не будет против. Я уже так делала. О, доброе утро, мистер Финч! — Молодая женщина снова улыбнулась и вышла.

— А вы — ранняя пташка, как я вижу, — сказал Финч, пожав руку Эллери. — Ну, что тут скажешь, час от часу не легче. Это дело с каждым мигом становится все более скверным. Вы видели утренние газеты?

Эллери поморщился:

— Обычная оргия.

— Ужасно. — Мистер Финч убрал в шкаф шляпу и трость, сел, глянул на принесенную секретаршей почту, зажег сигарету и вдруг посмотрел прямо в глаза Эллери: — Что толку ходить вокруг да около, Квин? Вчера я говорил с Хатуэем и некоторыми из директоров. Мы считаем, что с точки зрения компании нужно действие.

— Действие? — Эллери вскинул брови.

— Вы должны признать, что на поверхности все выглядит несколько подозрительно. Мы никого не обвиняем, но... О, простите. Это, должно быть, Джессика.

Мисс Захари открыла дверь и впустила миссис Гимбол, Андреа и двоих мужчин.

Эллери отметил про себя, что за прошедшие тридцать шесть часов мать Андреа сильно сдала. Она тяжело опиралась на руку дочери, и глаза ее смотрели совсем безжизненно. В ясном свете просторного кабинета Финча с большими окнами он прочитал в них страдание недалекого, гордого и подавленного духа. Миссис Гимбол едва передвигала ноги. Финч молча подвел ее к креслу.

Она выпрямилась, и на лице ее отразилась тревога.

— Мистер Квин, познакомьтесь — сенатор Фруэ, адвокат Бордена.

Эллери пожал вялую руку краснолицему невысокому человеку, главной отличительной чертой которого была огромная борода. Фруэ был по-своему личностью известной. Бывший сенатор Федерального конгресса, он вел свою частную адвокатскую практику в самых что ни на есть «золотых» сферах, и его бородатая физиономия частенько мелькала в колонке новостей. Борода и правда была необыкновенная: длинная, доходящая до груди, с рыжеватым отливом, раздваивающаяся — достояние истинного олимпийца. Он явно ею гордился: его пухлая рука непрестанно поглаживала и теребила бороду.

— А это Берк Джоунс, жених мисс Гимбол. Я не ожидал увидеть вас сегодня, Берк.

— Я подумал, что могу пригодиться, — отозвался Джоунс, но Эллери показалось, что сказал он это без особой уверенности.

Это был верзила с телячьими, пустыми глазами, дочерна загорелый и неуклюжий, к тому же с правой рукой на перевязи.

— Хэлло! Так вы и есть Квин? Я почитатель вашей литературы. — Он сказал это таким тоном, будто Эллери диво природы, из тех, что показывают на ярмарках.

— Надеюсь, вы не разочаруетесь, будете и впредь моим поклонником, — ответил Эллери. — Если уж на то пошло, то и я наслышан о ваших подвигах. О вашем дивном полете в Медоубруке две недели назад писали все газеты.

Джоунс поморщился:

— Проклятый пони! Где-то кровь подкачала. Кровь дает себя знать в пони для поло так же, как в людях. Такое со мной случилось впервые. Спасибо, что не нога.

— Может, присядем? — немного раздраженным голосом предложил Финч. — Мисс Захари, никого не пускайте. Я уже сказал мистеру Квину, — продолжил он, когда все расселись, — что мы решили.

— Не знаю, с какой стати я удостоился такого внимания, — заметил Эллери. — Я даже немного ошеломлен. Моя кровь, мистер Джоунс, совсем не плоха, но совершенно обычная; и мне все с утра кажется, что я попал не в свою компанию.

Андреа Гимбол отвернулась. Уголком глаза Эллери заметил, что искусная косметика не способна скрыть ее беспокойство. Она ни разу не посмотрела на Джоунса с момента их появления в кабинете Финча; а что касается Джоунса, то у него между густых бровей залегла обиженная складка, что никак не вязалось с образом влюбленного жениха. Они сидели рядом, как дети, дующиеся друг на друга.

— Прежде чем вы, Финч, приступите к делу, — заявил сенатор Фруэ грубоватым голосом, — мне хочется сказать Квину, что я не совсем сторонник этого.

— Чего именно? — спросил, улыбаясь, Эллери.

— Этого преднамеренного смешения мотивов, — пояснил бородатый мужчина. — Финч действует в интересах своей компании, у нас же — свои интересы. Я согласился принять в этом участие, как говорил вам вчера вечером, только по настоятельной вашей и Джессики просьбе. Если бы Джессика вняла моему и Андреа советам, чего она не сделала, то не впутывалась бы в этот клубок, от которого несет за версту.

— Ну нет, — грудным голосом возразила миссис Гимбол. — Эта женщина украла у меня все — мое доброе имя, любовь Джо... Я буду сражаться. Я и так всем всегда позволяла вытирать об меня ноги — отцу, Джо, даже Андреа. Но на этот раз готова постоять за себя.

Эллери подумал, что эта женщина несколько сгущает краски. Глядя на нее, трудно было представить, что все так уж могли помыкать ею.

— Но что вы можете в данном случае сделать, миссис Гимбол? — поинтересовался он. — Сомнений относительно Люси здесь быть не может, я имею в виду статус миссис Уилсон в плане закона. Она была его законной женой. А тот факт, что она была женой Гимбола под его вымышленным именем, ничего в данном случае не меняет.

— Я все это говорила маме, — негромко сообщила Андреа. — Дело кончится тем, что мы будем ославлены на весь свет. Мама, ну пожалуйста...

Джессика Гимбол сжала губы. А когда заговорила, в ее голосе появились новые интонации.

— Эта женщина, — четко и твердо произнесла она, — убила Джо.

— О, понятно, — хмуро пробормотал Эллери. — Понятно. Но на каком основании вы делаете такое заявление, миссис Гимбол?

— Я знаю это. Я чувствую это.

— Боюсь, — сухо заметил Эллери, — суд не примет такого свидетельства.

— Ради бога, Джессика! — вмешался Гросвенор Финч, нахмурив лоб. — Послушайте, Квин. Миссис Гимбол, естественно, немного не в себе. Никто не спорит, что сказанное ею — вовсе не аргумент. Но я сейчас говорю от имени компании. Дело в том, что Национальная страховая компания не имеет, как таковая, никаких личных мотивов против той женщины, хотя со стороны это так может показаться. Компания заинтересована исключительно в выяснении фактов.

— А поскольку я тоже в этом заинтересован, — не без иронии заметил Эллери, — и представляю собой, предположительно, объективного следователя, имеющего ту же благую цель, вы хотите моей посильной помощи?

— Пожалуйста, дайте мне закончить, — потребовал Финч. — Дайте мне изложить позицию Хатуэя. Он был бы здесь лично, чтобы поговорить с вами, если бы не болел. Миссис Уилсон стала получателем страховки одного из наших клиентов всего за несколько дней до его насильственной смерти. Правда, он назначил ее своим бенефициарием самолично; однако нет и никаких доказательств, что она не подбила его или не принудила совершить это изменение.

— Как нет и доказательства, что она это сделала.

— Совершенно верно, совершенно верно. Хотя, с нашей точки зрения, такое вполне возможно. Итак, что же получается? Согласно договору, должен быть выплачен миллион долларов новому получателю. Но открываются дополнительные обстоятельства. Новая получательница была тайной женой застрахованного, тайной, по крайней мере, в плане идентичности мужа. Если она внезапно узнала о его вероломстве, даже если согласиться с искренней любовью, которую она могла питать к нему до своего открытия, было бы извращением человеческой природы, если бы ее любовь не обернулась ненавистью. Добавьте тот факт, что она была получательницей его страховки на сумму в миллион долларов, — даже если мы полностью игнорируем возможность того, что эта ненависть побудила ее подбить его изменить имя получателя, — то мы имеем двойной мотив убийства. Теперь вы, конечно, понимаете нашу позицию?

Сенатор Фруэ беспокойно заерзал в кресле, теребя бороду. Эллери развел руками:

— Я мог бы выдвинуть встречную, не менее сильную гипотезу, где в аналогичную ситуацию ставится, да простится мне, миссис Гимбол. Узнав, что ее муж был женат на другой женщине, что, в сущности, она никогда не была его законной женой, что, мало того, он унизил ее, еще и сделав ту, другую женщину получательницей своей страховки... И так далее и тому подобное.

— Но дело в том, что миссис Уилсон действительно является получательницей и миллион должен достаться ей. Как я уже говорил, Национальная страховая компания проявила бы нерадение по отношению к своим обязательствам перед держателями полисов, если бы не отложила выплату данного полиса, пока идет расследование, и не провела своего.

— Но почему вы обращаетесь ко мне? У вас должна быть армия своих профессиональных сыщиков.

— О, разумеется. — Финч деликатно помолчал. — Но мне кажется, что агент со стороны, специально выбранный для этой цели, сможет проявить... э-э-э... больше благоразумия. К тому же вы оказались на сцене с самого начала.

Эллери застучал пальцами по подлокотнику кресла. Все смотрели на него.

— Видите ли, — проговорил он наконец. — Вы ставите меня в сложное положение. Эта женщина, которую вы решили пригвоздить к позорному столбу, сестра моего старинного приятеля. По всему раскладу я должен быть в другом лагере. Единственно, что в вашем обращении прельщает меня, так это то, что вы заинтересованы не в заранее готовом ответе, а просто в выявлении истины. Вы можете рассчитывать на мое благоразумие, мистер Финч, но не на молчание.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил сенатор Фруэ.

— Но это же логически следует из всего сказанного. Я слабыми своими силами пытаюсь жить сообразно своему мессианскому комплексу. Если я сподоблюсь обнаружить истину, то не могу гарантировать, что она будет лицеприятна.

Финч порылся в бумагах на столе, вытащил одну, снял колпачок с авторучки и начал писать.

— Все, что хочет Национальная страховая компания, — спокойно сказал он, — это приемлемые доказательства, что Люси Уилсон совершила или не совершила убийство или послужила причиной убийства своего мужа.

Промокнув написанное пресс-папье, он встал и обошел стол.

— Устраивает вас это в качестве договора, мистер Квин?

Эллери чуть не подскочил. Листок бумаги оказался чеком, а над подписью Финча, сделанной яркими зелеными чернилами, была проставлена сумма в пять тысяч долларов.

— Очень красиво, — пробормотал он. — Но давайте отложим пока вопрос о вознаграждении. Мне надо все обдумать и осмотреться. Я еще не решил окончательно, вы понимаете.

Финч помрачнел:

— Как вам угодно, разумеется.

— Пара вопросов, если не возражаете. Миссис Гимбол, вы имеете какое-нибудь представление о нынешнем состоянии дел вашего... скажем лучше — мистера Гимбола?

— Состоянии дел? — переспросила женщина, и в голосе ее промелькнули нотки беспокойства.

— Джо был плохим бизнесменом, — с горечью заметила Андреа. — У него ничего своего за душой не было. Плох в делах, как и во всем остальном.

— Если вас интересует его завещание, — вмешался юрист, — могу сказать, что он все оставляет Джессике Борден Гимбол. Но поскольку он фактически не оставил ничего, кроме долгов и страховки, в данных обстоятельствах это довольно циничный жест.

Эллери кивнул.

— Кстати, сенатор, я полагаю, вы ничего не знали о решении Гимбола изменить личность получателя страховки?

— Абсолютно ничего. Идиот!

— А вы, мистер Джоунс?

— Я? — Молодой человек поднял брови. — Откуда мне было знать? Мы с ним не были, как это говорится, в близких отношениях.

— Не означает ли это, что он проявлял к вам мало внимания, мистер Джоунс, или речь просто об отсутствии общих интересов?

— Я вас прошу, мистер Квин, — устало проговорила Андреа. — Что пользы от подобных шпилек? Джо тоже не ответил бы на этот вопрос.

— Ясно. — Эллери поднялся. — Вы понимаете, Финч, что, если я приму предложение, о том, чтобы это меня связывало по рукам и ногам, и речи быть не может?

— Полагаю это само собой разумеющимся.

Эллери взял свою трость.

— Я дам вам знать о моем решении в течение одного-двух дней, когда в Трентоне появятся новые факты. До свидания.

В понедельник вечером Эллери звонил в дверь квартиры Гимболов-Борденов на одиннадцатом этаже внушительного здания на Парк-авеню. Уже начинало темнеть. Безликий человек во фраке впустил его в гостиную, поражающую своей роскошью, и пошел доложить о его визите, а Эллери тем временем рассматривал картины и антикварную мебель, рассеянно подумав о том, из чьего же кармана оплачено все это великолепие. Одна только квартира обходилась, должно быть, где-то от двадцати до тридцати тысяч в год; а обстановка тянула на шестизначные цифры, если помещение, в котором он находился, могло служить критерием. Судя по всему, здесь витал дух Джаспера Бордена, а не утонченного, поэтичного джентльмена, которого он еще раз повидал накануне в морге Трентона.

Безликий человек бесшумно препроводил его в таинственную, слабо освещенную комнату с окнами, занавешенными бархатными портьерами, посреди которой восседал на инвалидной коляске, как умирающий король на троне, гигантский старик. За спиной у него в виде сурового стража стояла сиделка с внимательным взглядом. Поверх белоснежной манишки с бабочкой на нем был парчовый халат; на старческой морщинистой правой руке сверкнул замысловатый перстень-печатка. Для восьмидесятилетнего он сохранился на удивление прекрасно, подумал Эллери, пока не заметил характерную одеревенелость левой стороны его тела. Мускулы на левой стороне лица были неподвижны, и даже левый глаз смотрел не мигая, тогда как правый пытливо и с интересом взирал на него. Создавалось впечатление, будто старый Борден составлен из двух половинок — живой и умершей.

— Как поживаете, мистер Квин? — приветствовал он Эллери скрипучим голосом, причем произнесла эти слова правая половинка рта. — Прошу прощения, что принимаю вас сидя. И позвольте поблагодарить вас за заботливую и вежливую телеграмму в субботу вечером. Чем обязан вашему визиту?

В зале стоял затхлый дух, словно в склепе. Эллери видел, что перед ним, в сущности, живой труп. Темно-синие орбиты глаз были огромны и мертвенны. Однако, присмотревшись к его крепкому подбородку и хрящеватому носу, выделяющемуся на землистого цвета лице, Эллери понял, что у старого Джаспера Бордена еще достаточно сил, чтобы заставить считаться с собой. Его живой, подвижный глаз, пристально смотревший на него, действовал гипнотически.

— Благодарю за то, что согласились принять меня, мистер Борден, — быстро проговорил он. — Не будем тратить время на пустые любезности, которые вам только причинят лишние волнения. Вам известна причина моего интереса к смерти вашего зятя?

— Наслышан, сэр.

— Но миссис Гимбол...

— Моя дочь все мне рассказала.

Эллери промолчал.

— Мистер Борден, — снова заговорил он, — правда вещь любопытная. От нее не уклониться, но ее можно поторопить. Раз вы наслышаны обо мне, нет необходимости уверять вас, что мой интерес к подобного рода трагедиям беспристрастен. Вы можете ответить на мои вопросы?

Живой глаз пристально посмотрел ему в глаза.

— Вы отдаете себе отчет, мистер Квин, что все это значит для меня — для моего доброго имени, для моей семьи?

— Абсолютно.

Старик помолчал. Затем сказал:

— Что вы хотите знать?

— Я хочу знать, когда вы впервые узнали, что ваш зять ведет двойную жизнь.

— В субботу вечером.

— Вам никогда не приходилось слышать о Джозефе Уилсоне — человеке или имени?

Могучая голова медленно нагнулась один раз.

— Насколько мне известно, это по вашему совету ваш зять застраховал свою жизнь на миллион долларов.

— Верно.

Эллери протер стекла пенсне.

— Мистер Борден, у вас была какая-то особая причина на это?

Ему показалось, что угрюмые синие губы с правой стороны чуть выгнулись в подобие слабой улыбки.

— Если вы имеете в виду что-то криминальное, то нет. Я руководствовался принципом. Моя дочь не нуждалась в материальном обеспечении со стороны мужа. Но, — в скрипучем голосе почувствовались жесткие нотки, — в этом мире, где каждый мужчина стал безбожником, а каждая женщина потеряла всякое представление о порядочности, следует кому-то утверждать старомодные добродетели. Я человек прошлого, мистер Квин, некий анахронизм. Я все еще верю в Бога и семейный очаг.

— Что, надо воздать должное, правильно, — поспешил вставить Эллери. — Кстати, вы, конечно, не знали, что ваш зять...

— Ничем подобным он в жизни не был! — рявкнул восьмидесятилетний старец.

— Что Гимбол...

Борден проскрипел уже спокойно:

— Он был пес. Скотина. Позор и унижение для всякого человека, имеющего принципы.

— Я прекрасно понимаю ваши чувства, мистер Борден. Я хотел спросить, знали ли вы об изменении, внесенном им в страховой договор по части бенефициария?

— Знай я, — проревел старец, — я бы придушил его собственными руками, не смотрите, что я немощен и прикован к этому чертову креслу!

— Мистер... Позвольте личный вопрос, сэр, при каких обстоятельствах Гимбол обручился и обвенчался с вашей дочерью? — Эллери кашлянул. — Вы прекрасно понимаете, что я прибегаю к конвенциональным терминам за неимением более точных слов.

На миг живой глаз яростно вспыхнул, потом старец прикрыл веко.

— Мы живем в странное время, мистер Квин. Лично мне Джозеф Гимбол всегда был не по душе. Мне он казался слабаком, пустым человеком, слишком красивым и безответственным даже по отношению к самому себе. Но моя дочь безумно в него влюбилась, и я не мог отказать моему единственному чаду в толике счастья. Моя дочь, вы же знаете, — он помолчал, — была несчастна в первом браке. Выйдя замуж совсем молоденькой, она пережила трагедию: ее первый муж, очень достойный молодой человек из незапятнанной семьи, занимающей высокое положение в обществе, умер у нее на руках от пневмонии. Когда через несколько лет объявился этот Гимбол, Джессике было уже сорок. — Могучее правое плечо дернулось. — Вы же знаете женщин.

— А финансовое положение Гимбола в тот период?

— Нищ, как церковная крыса, — гаркнул Борден. — Матушка его хитра и коварна, сущая дьяволица, и я не удивлюсь, если это ее ненасытное тщеславие толкнуло его на двоеженство. Джозеф Гимбол не способен был и мухе перечить, куда уж тут, когда за дело взялась эта бестия. У Джессики было достаточно приличное собственное состояние — наследство от ее первого мужа плюс то, что она получила от моей дорогой супруги, — и, конечно, я не мог позволить ей выйти замуж без... У него ничего не было за душой. Ни полушки. Я взял его в дело. Думал, как-нибудь обойдется. Я дал ему шанс. — Голос стал слабеть. — Пес, неблагодарный пес. Ведь мог быть моим сыном!

Сиделка подала сигнал, что Эллери пора уходить.

— Он вел ваши дела, мистер Борден?

— Ту часть, где он мог причинить наименьшие убытки. У меня были значительные вклады. Я ввел его в бюро директоров нескольких корпораций, которые контролировал. В катастрофу 1929–1930 годов он умудрился потерять все, что я дал ему. В черную пятницу он был в этой своей норе, развлекался с той женщиной!

— А вы, мистер Борден? — вежливо спросил Эллери.

— Я тогда еще был в активе, мистер Квин, — мрачно сказал старец. — Джаспера Бордена голыми руками не возьмешь. Не на того напали. А теперь, — правое плечо могучего старца снова шевельнулось, — теперь я ничто, живой труп. Мне даже сигары больше не дают. Кормят с ложечки, как последнего...

Сиделка была в ярости. Ее указательный палец твердо указывал Эллери на дверь.

— И последнее, — поспешно проговорил Эллери. — Вы всегда были против развода по религиозным соображениям, сэр?

На миг Эллери испугался, что миллионера сейчас хватит второй удар. Его живой глаз стал бешено вращаться, лицо налилось кровью.

— Развод! — загрохотал он. — Греховная выдумка дьявола! Чтобы мое чадо... — Старец остановился и тихо договорил: — Моя вера запрещает развод, мистер Квин. Почему вы спрашиваете?

Но Эллери пробормотал скороговоркой:

— Благодарю, мистер Борден, вы были очень любезны. Да, да, сестра, ухожу. — И он попятился к двери.

Кто-то позвал его сзади:

— Мистер Квин! — Голос был бесцветный. Оглянувшись, он увидел Джессику Гимбол. Она почти растворялась в полумраке. Рядом маячила долговязая фигура Финча.

В полутемном помещении было душно.

— Простите, — пробормотал Эллери и шагнул в сторону. Она проплыла мимо него, уже забыв о его присутствии. Финч, вздохнув, последовал за ней.

Уходя, он услышал за спиной раздраженное ворчание старого Джаспера Бордена:

— Джессика, сейчас же убери эту скорбную мину, что ты корчишь из себя умирающую? Слышишь? — и покорный ответ пожилой женщины:

— Слушаю, папа.

Он спускался по лестнице, обуреваемый новыми мыслями. Теперь многое стало ясно во всей этой ситуации, которая раньше была для него как за семью печатями. И одним из непререкаемых фактов, проливающих свет на многое, был следующий: эта старая развалина Джаспер Борден все еще самодержавно правил домом и твердо держал скипетр в своей дряхлой длани.

Безликий человек внизу проявил явные признаки беспокойства, если он вообще мог что-либо проявлять в области эмоций, когда Эллери, вместо того чтобы покинуть священный порог, попросил сообщить о себе мисс Андреа Гимбол. А когда Андреа вышла из внутренних апартаментов, он стоял, неподвижный как статуя, словно в его обязанности входила защита ее от любого посягательства.

По пятам за ней следовал Берк Джоунс, одетый к обеду, с рукой на черной перевязи, что придавало ему еще более светский вид.

— А, Квин, — проговорил Джоунс. — Вынюхиваете, да? Господи, до чего же я завидую вашему брату. У вас такая потрясающая жизнь. Повезло?

— Ничего существенного, — с улыбкой ответил Эллери. — Добрый вечер, мисс Гимбол. Я опять тут как тут.

— Добрый вечер, — ответила Андреа. Она странно побледнела, увидев его. Ее черное вечернее платье с рискованно низким вырезом другого молодого человека заставило бы застыть от восхищения, но Эллери есть Эллери, и он предпочитал следить за выражением ее глаз. Они расширились от ужаса. — Вы... вы хотите поговорить со мной?

— Когда я пришел, — сказал Эллери, — я заметил кремового цвета машину у тротуара. Шестнадцатицилиндровый «кадиллак»...

— О, — сказал Джоунс, — это, должно быть, моя машина.

Эллери заметил, что лицо Андреа исказилось от неподдельного ужаса. Она не удержалась и воскликнула:

— Берк! — и тут же прикусила губу и схватилась за спинку стула.

— Да что с тобой, Энди? — спросил Джоунс, высоко поднимая брови.

— Ваша, Джоунс? — проговорил Эллери. — Странно. Билл Энджел видел, как кремовый шестнадцатицилиндровый «кадиллак» проехал по главной дорожке хижины, в которой той ночью был убит Джозеф Гимбол. Действительно, странно. Он чуть не сбил Энджела.

Загорелое лицо Джоунса посерело.

— Моя... машина? — переспросил он после некоторого молчания, облизывая губы. Он посмотрел телячьими глазами на Андреа и тут же отвел их в сторону. — Это невозможно, Квин. Я был тогда на этом благотворительном вечере в Вальдорфе со всеми Гимболами, и машина весь вечер стояла там на улице. Наверное, какая-то другая машина.

— О, наверное. И уж само собой, мисс Гимбол может это подтвердить?

Губы девушки чуть заметно приоткрылись.

— Да, — еле слышно прошептала она.

— О, — переспросил Эллери, — так вы ручаетесь за это, мисс Гимбол?

У нее чуть задрожали руки.

— Да, — прошептала она.

Джоунс старательно не смотрел на нее. Плечи его опустились, чувствовалось, что он глубоко взволнован и не знает, как себя вести.

— В таком случае, — хмуро проговорил Эллери, — вы не оставляете мне выбора, мисс Гимбол. Я вынужден просить вас показать мне ваше обручальное кольцо.

Джоунс окаменел. Он перевел беспокойный взгляд с Эллери на левую руку Андреа, и глаза у него полезли на лоб от ужаса.

— Обручальное кольцо? — пробормотал он. — При чем здесь...

— Я полагаю, — заметил Эллери, — что мисс Гимбол сама может ответить на этот вопрос.

Где-то сверху послышались голоса. Джоунс подошел вплотную к Андреа.

— Так что? — резко спросил он. — Чего ты его не показываешь?

Она опустила веки.

— Берк...

— Я спрашиваю, — настойчиво повторил он, — почему ты его не показываешь ему? Андреа, где оно? Почему он спрашивает? Ты никогда не говорила мне...

Дверь на балкон вверху открылась, из нее вышли миссис Гимбол и Гросвенор Финч.

— Андреа! — вскрикнула миссис Гимбол. — В чем дело?

Андреа закрыла лицо руками, безымянный палец ее левой руки был без кольца. Она зарыдала.

Миссис Гимбол побежала вниз по лестнице.

— Это еще что за слезы? — сердито спросила она. — Мистер Квин, я требую объяснения.

— Я просто попросил вашу дочь, — вежливо ответил Эллери, — чтобы она показала мне обручальное кольцо, миссис Гимбол.

— Андреа, — раздраженно сказал Джоунс, — если ты ввяжешь меня в неприятности...

— Андреа, — проговорила миссис Гимбол, — что еще? — Лицо у нее побагровело и одрябло.

Финч торопливо сошел с лестницы. Он явно был недоволен.

— О, — рыдала Андреа, — все против меня, почему? Неужели не видите, что я, я...

Миссис Гимбол произнесла холодно:

— Если моя дочь не хочет отвечать на ваши дурацкие вопросы, мистер Квин, пусть и не отвечает. Я не понимаю, что вами движет, но теперь вижу, что вы защищаете интересы этого отвратительного молодого человека из Филадельфии. Вы работаете не на нас. Вы знаете, что это она его убила!

Эллери со вздохом двинулся к выходу.

— Совершенно верно, — сказал он, к вящему негодованию безликого лакея, следующего за ним по правую руку. — Финч.

— Но это несерьезно, — затараторил Финч. — Разве нельзя во всем разобраться!

— Слова — женщины; деяния — мужчины. Полагаю, что самое время мне вернуться к своей природной мужественности.

— Я не о...

— Что ж, в данных обстоятельствах, — проговорил Эллери тоном сожаления, — все так складывается, что мне невозможно работать по этому делу под эгидой Национальной страховой компании. Кооперация не получается, сами видите. Все совершенно ясно. Так что я вынужден отказаться от предложения.

— Если гонорар... — с безнадежным видом промямлил долговязый Финч.

— Плевать на гонорар.

— Эллери, — раздался низкий голос.

Эллери обернулся. В дверях стоял Билл Энджел.

Безликий человек теперь уже смотрел почти гневно. Потом пожал плечами. Наконец, вздернув подбородок, отступил, и Билл вошел в холл.

— Ну что, Билл, — медленно проговорил Эллери, прищуриваясь. — Пришел, наконец. Я так и думал, что ты придешь.

Билл выглядел неважно, но его четко очерченный подбородок был тверд как всегда.

— Прости, Эл. Я потом все объясню. А пока, — сказал он, повышая голос и спокойно оглядываясь, — мне надо поговорить с мисс Гимбол — наедине.

Андреа вскочила, прижав руки к горлу.

— О, зачем вы пришли!

— Андреа, — визгливо начала миссис Гимбол.

Джоунс проговорил светским тоном:

— Я держался от всех этих тайн в стороне настолько, насколько считал нужным. Андреа, ты давно уже играешь мной. Я требую немедленного объяснения, иначе, черт побери, между нами все кончено. Это что еще за парень? Где твое кольцо? Что, черт возьми, ты делала на моей машине в тот вечер в субботу? Если ты замешана в этом убийстве...

На миг у Андреа блеснули глаза. Потом погасли, и к щекам прилила краска. Билл переспросил:

— На вашей машине?

— Как видите, — вставил Эллери, — искренность лучшая часть романтизма, Билл. Я еще вчера вечером мог сказать, что у Андреа нет кремового «кадиллака». Чего проще — навести справки в нужном месте. Не кажется ли всем, что лучше закрыть дверь, сесть и обсудить все по-человечески?

Финч буркнул что-то лакею, тот с мрачным видом закрыл дверь и испарился. Рассерженная миссис Гимбол села, поджав губы, словно готова была сказать какую-нибудь гадость, но не знала какую. Джоунс ел глазами Андреа, Андреа сидела, потупив глаза. Она уже не была бледной. Что касается Билла, то тот вдруг почувствовал себя не в своей тарелке и стоял, переминаясь с ноги на ногу.

— Так что ты хотел обсудить с Андреа, Билл?

Билл покачал головой:

— Это касается только мисс Гимбол. Мне сказать нечего.

Андреа метнула на него робкий, почти страдальческий взгляд.

— Сдается мне, — заметил Эллери после общего минутного молчания, — что разговором управлять придется мне. Хотя лично я предпочитаю слушать. Вы странно себя ведете — и вы, мисс Гимбол, и ты, Билл. По-ребячьи, если хотите знать.

Билл вспыхнул.

— Сказать вам, что произошло? В тот субботний вечер, пока я обследовал ковер в этой хижине, ты высмотрел в ворсе что-то блестящее. Думая, что никто не видит, ты наклонился, сделал вид, что завязываешь шнурки на ботинке, и поднял это что-то. Я следил за тобой и видел. Это был крупный бриллиант каратов шести.

Билл дернулся, Андреа еле слышно вскрикнула. Джоунс снова посерел, на скулах у него заходили желваки.

— Я думал... — пробормотал растерянно Билл.

— Ты думал, что никто не заметил. Но видишь ли, Билл, — мягким голосом продолжал Эллери, — это моя профессия — видеть и замечать все, а в мой символ веры в качестве одного члена входит следующий: дружба не должна стоять на пути истины. Ты не знал, чей это бриллиант, но сказать Де Йонгу побоялся, поскольку подумал, что это каким-то таинственным образом может повредить Люси. А тут появилась мисс Гимбол, и ты заметил, что на ее кольце нет камня. О совпадении речи быть не могло. И ты понял, что это она была в хижине. Но дело в том, Билл, что я это тоже сразу заметил.

Билл смущенно рассмеялся:

— Я действительно последний осел. Мои извинения, Эллери. — Он незаметно повел плечом, давая понять Андреа, что он тут ни при чем. Сквозь гримасу отчаяния она попыталась выдавить подобие улыбки, давая понять Биллу, что понимает. Джоунс перехватил ее улыбку и сжал губы.

— Ты потянул ее в тень, — как ни в чем не бывало продолжал Эллери, — а поскольку рядом была не менее плотная тень, я, воспользовавшись правом дружбы, не преминул спрятаться там и подслушать. Продолжать?

Андреа издала слабый звук. Потом подняла голову и посмотрела ясным взглядом.

— Можно дальше не продолжать, мистер Квин, — твердо проговорила она. — Я и сама вижу, что все это было бесполезно. Я не большая мастерица в этом... в этом роде вещей. Спасибо, Билл Энджел, вы были восхитительны.

Билл снова вспыхнул и растерянно отвел глаза.

— Ты брала мою машину в ту субботу? — спросил Джоунс. — Черт побери, Андреа, ты должна была все мне сказать.

Девушка бросила на него негодующий взгляд:

— Ты напрасно беспокоишься, Берк, я все скажу. Мистер Квин, в ту субботу я получила телеграмму от... от Джо.

— Андреа, — вяло пробормотала миссис Гимбол.

— Не думаешь ли ты, Андреа, — тихим голосом проговорил Финч, — что не совсем разумно...

Андреа прикрыла глаза.

— Мне нечего скрывать, Дакки. Я не убивала его, если вас это интересует. — Она помолчала. — В телеграмме Джо просил меня приехать в этот дом по неотложному делу. В девять вечера.

— Готов спорить, точная копия моей, — пробормотал Билл.

— Я взяла машину Берка, — мы были на балу, и она ему была не нужна. Я не сказала Берку, куда еду.

— Почему ты не скажешь им, что ты водишь машину вместо меня. У меня сломана рука, и я все равно не могу управлять.

— Ради бога, Берк, — спокойно сказала Андреа. — Думаю, мистер Квин и так это понимает. Я выехала рано. В хижине никого не было, я решила сделать круг и поехала в сторону Кэмдена. А когда вернулась...

— Когда вы были там первый раз? — спросил Эллери.

— О, точно не помню. Часов в восемь, должно быть.

— А когда вы приехали туда во второй раз?

Андреа задумалась.

— О, не помню. Но уже почти стемнело. Я вошла внутрь, там горел свет, и...

Эллери сделал нетерпеливое движение.

— Простите, что прерываю, мисс Гимбол. Когда вы приехали к хижине во второй раз, вы не заметили ничего подозрительного?

— Нет-нет, ничего такого.

Она сказала это так быстро, что он не стал задавать другой вопрос и прикурил сигарету.

— Совершенно ничего. Я вошла внутрь, и там был Джо... На полу. Кровь... Мне кажется, я вскрикнула. А потом выбежала. На дорожке увидела другую машину и совсем испугалась. Вскочила в «кадиллак» и уехала. Конечно, теперь я знаю, что это был мистер Энджел, и я чуть не сбила его. — Она помолчала. — Вот и все.

В наступившей тишине Берк кашлянул. В голосе у него появились новые нотки.

— Я... Прости, девочка. Если б ты мне все рассказала... Когда ты попросила меня в воскресенье никому не говорить, что ты брала мою машину...

— Это было очень мило с твоей стороны, Берк, — холодно бросила Андреа. — Вечно буду помнить твою щедрость.

Гросвенор Финч подошел к ней и погладил по плечу:

— Ты вела себя как глупый ребенок, как сказал мистер Квин. Почему ты не доверилась мне или маме? Ты не сделала ничего плохого. Мистер Энджел тоже получил телеграмму и был там без свидетелей, и тем не менее, как видишь, он без всяких колебаний...

Андреа закрыла глаза.

— Я очень устала. Нельзя ли...

— А камень? — подал голос Эллери.

Она открыла глаза.

— Помнится, я зацепилась за дверь, когда выбегала. Тогда, наверное, камень и выпал. Да, я не замечала, что он потерялся, до тех пор, пока мистер Энджел не привлек мое внимание к кольцу в тот вечер.

— Понятно, — проговорил Эллери и поднялся. — Большое спасибо, мисс Гимбол. Если мой совет для вас что-нибудь значит, я бы рекомендовал вам рассказать обо всем Поллинджеру...

— О нет! — в страхе воскликнула девушка. — Ни за что! О, прошу, не говорите ему. От одной мысли, что придется иметь дело с этими людьми...

— Это вовсе не обязательно, Эллери, — негромко заметил Билл. — Зачем усложнять дело? Никакой пользы это не принесет, а неприятностей у мисс Гимбол будет масса.

— Энджел прав, мистер Квин, — поддержал Билла Финч.

Эллери слабо улыбнулся:

— Что ж, сдаюсь под давлением большинства. Спокойной ночи.

Он пожал руку Финчу и Джоунсу. Билл переминался с ноги на ногу у двери. Он бросил взгляд на Андреа и тут же отвел его в сторону. Затем с унылым видом побрел за Эллери к выходу.

По дороге в Трентон Эллери и Билл почти не разговаривали. Только когда они проехали главное шоссе Пуляски и оставили позади огни аэропорта Ньюарк, Билл проговорил:

— Я виноват, что не сказал тебе, Эл. Надо было.

— Забудь об этом.

«Понтиак» несся по дороге.

— В конце концов, — снова подал голос из темноты Билл, — совершенно очевидно, что она говорит правду.

— Ты уверен?

Некоторое время Билл молчал. Потом спросил:

— Что ты имеешь в виду? Ведь с первого взгляда видно, что девушка настоящая. Уж не думаешь же ты... Боже, но это же смешно. Я ее могу считать убийцей не больше, чем собственную сестру.

Эллери прикурил сигарету.

— Сдается мне, — пробормотал он, — что за последние несколько дней в сердце твоем произошли серьезные изменения, сын мой.

— Да брось ты, Эл, — пробурчал Билл.

— А что такого? Будет, будет, Билл. Ты же не такой глупец. Ты же у нас умник. Еще в субботу вечером ты поносил на чем свет стоит богачей, и богатых молодых женщин особенно. И вот Андреа Гимбол — столь ярко выраженный представитель этого класса-паразита, столь тебе ненавистного. Как же мне не удивляться твоей столь неожиданной оценке?

— Она... — запинаясь, забормотал Билл. — Она... дело другое.

Эллери вздохнул:

— Ну, раз тебе так кажется.

— Что мне кажется? — взорвался Билл в темноте.

— Спокойно, дружище, — посоветовал Эллери, попыхивая сигаретой.

Билл нажал на педаль скорости. Остальную часть пути они ехали молча.

В кабинете Де Йонга на Ченсери-Лейн никого не было. Билл поехал на Саут-Брод, оставил свой «понтиак» около Маркит-стрит, и они быстрым шагом направились в темный холл окружного суда. В кабинете окружного прокурора на втором этаже они застали маленького, вечно недовольного Поллинджера и шефа полиции, сидевших с видом заговорщиков — лоб в лоб.

Оба отпрянули друг от друга и посмотрели на вошедших со смущенным видом.

— Вы посмотрите, кто это, — проговорил Де Йонг каким-то странным голосом.

— Легок на помине, — отводя глаза, пробормотал Поллинджер. — Садитесь, Энджел. Прямо из Нью-Йорка, мистер Квин?

— Да. Хотел получить все, что можно, из первых рук. А Билл тоже подвернулся. Есть новости?

Поллинджер бросил взгляд на Де Йонга.

— Что ж, — начал прокурор, — прежде чем приступить к делу, я бы хотел услышать ваше мнение, мистер Квин. Разумеется, если у вас таковое имеется.

— Quot hominess, tot sententie, — с улыбкой произнес Эллери и перевел: — Сколько людей, столько мнений. И у меня, полагаю, есть свое — маленькое, но свое.

— Зачем вас хотел видеть Финч?

— Ах это. — Эллери чуть заметно пожал плечами. — Хотел нанять меня расследовать это дело для Национальной страховой компании.

— Под углом бенефициария, надо полагать? — Поллинджер постучал пальцами по столу. — Я так и думал. Рад вам помочь, конечно. Можем работать вместе.

— Я отказался, — бросил Эллери.

— Отказались? — с удивлением протянул Поллинджер. — Ну-ну. Итак, ваши взгляды. Я не из тех зашоренных юристов, что и слышать не хотят мнение любителя. Выкладывайте.

— Садись, Билл, — сказал Эллери. — Кажется, тут запахло жареным.

Билл послушно сел. Взгляд у него снова стал острым.

— Итак? — промычал Де Йонг.

Эллери достал трубку.

— Мне нечем похвастать. Судя по всему, у ваших людей есть информация, которой я не располагаю. В данный момент у меня нет гипотезы насчет вероятного убийцы. Факты не складываются в целостную картину, по крайней мере, те факты, которыми располагаю я. И в то же время, как только я отождествил Уилсона как Гимбола, меня осенило, что есть одна линия расследования, которая может оказаться результативной. Полагаю, джентльмены, вы видели утреннюю местную прессу.

У Поллинджера вытянулась физиономия.

— Ну, сегодня на их улице праздник.

— Там есть один отчет репортерши из вашего города. Он, признаюсь, произвел на меня впечатление. Я имею в виду статью той очаровательной шумной девицы с огненно-рыжими волосами в «Трентон тайме».

— Элла Эмити! Этой палец в рот не клади, — проговорил Де Йонг, однако без особого интереса.

— Да проснитесь же, Де Йонг. Я не о том. Но эта репортерша сумела уловить то, что мы все упустили из виду. Обратили внимание на название, которое она дала той хижине, где Гимбола настигла смерть?

Прокурор и шеф полиции смотрели на Эллери с недоумением. Билл кусал пальцы, весь сосредоточившись.

— Она назвала ее «домом на полпути», — сообщил Эллери.

— Дом на полпути? — повторил Поллинджер. — Ну и что?

— Казалось бы, ничего особенного, — сухо продолжал Эллери, — но это на первый взгляд. Она попала пальцем в самый нерв дела.

Де Йонг скорчил мину:

— Все это для меня чересчур заумно.

— Тем хуже для вас. Эта фраза дает массу материала для воображения. Разве вы не чувствуете, как это метко? — Он выпустил облачко дыма. — Скажите, убийство кого вы расследуете?

— Убийство кого?.. — Прокурор резко выпрямился.

— Это загадка, — ухмыльнулся Де Йонг. — Заглатываю. Микки-Мауса?

— Холодно, Де Йонг, — отметил Эллери. — Спрашиваю снова: кто был убит? — Он помахал своими длинными пальцами. — А если вы не можете назвать его имя, это делает проблему поиска убийцы почти неразрешимой.

— Да куда вы клоните? — взорвался Поллинджер. — Джозефа Кента Гимбола, разумеется. Или Джозефа Уилсона, или Генри Смита, да называйте как угодно. У нас есть человек, тело. Что существенней? И нам известно, кто он. А имя? При чем тут имя?

— При том. Что ничего более существенного нет. Старина Шекспир жил — увы! — не в эпоху расцвета криминологии. Вы же видите, что не знаете. Гимбол — или Уилсон. Кто же именно? Этот человек был Уилсоном в Филадельфии и Гимболом в Нью-Йорке. Кончил он в Трентоне. Дом на полпути, говорит наша Элла. Прямо в яблочко!

— Итак, в нашем Доме на полпути — давайте разовьем этот образ, — продолжал Эллери, — вы находите одежду Гимбола и одежду Уилсона, машину Гимбола и машину Уилсона. И этом доме на полпути этот человек был сразу и Гимболом и Уилсоном, понимаете? И вот я повторяю свой вопрос: в качестве кого был убит этот человек? В каком лице? В лице Гимбола или Уилсона? Кого наш убийца отправила на тот свет — Джозефа Кента Гимбола из Нью-Йорка или Джо Уилсона из Филадельфии?

— Я в этом плане как-то не думал, — пробормотал Билл.

Поллинджер вскочил и забегал по комнате.

Де Йонг сердито воскликнул:

— Чепуха на постном масле! Все это мудреные штучки.

Поллинджер остановился и бросил на Эллери подозрительный взгляд из-под кустистых бровей.

— И в каком же лице его убили, по-вашему?

— Вот это-то и вопрос, — вздохнул Эллери. — Я не могу ни него ответить. А вы?

— Нет. — Поллинджер сел на место. — Нет, не могу. И все же мне кажется это чисто академическим вопросом. Я не могу понять, как... Послушайте.

— Вот оно, — сказал Билл. Он сидел, опустив руки между колен.

Эллери спокойно курил.

Прокурор тонкими пальцами играл с прищепкой для бумаг.

— Де Йонг сделал главное открытие. Он нашел машину, на которой приехала женщина, убившая Гимбола в ту субботу, — маленькую машину со специфическими шинами.

Эллери бросил взгляд на Билла. Трудно было представить, чтобы столь простое сообщение Поллинджера могло произвести столь сильное действие. Билл сразу осунулся, кожа на лице натянулась, и он словно сразу постарел на много лет. Он сидел не шелохнувшись, как будто боясь, что любое движение будет иметь неуправляемые последствия.

Он кашлянул.

— Ну? И что?

Поллинджер пожал плечами:

— Брошена. Попала в аварию.

— Где? — спросил Эллери.

— И не думайте, — вставил Де Йонг, — что тут могут быть какие-то накладки, ребята. Машина та самая. Тут сомнений быть не может.

— Сообщение с Олимпа. Как вы можете быть уверены?

Поллинджер открыл верхний ящик стола.

— На основании трех исчерпывающих фактов. — Он положил на стол пачку фотографий. — Отпечатки протекторов. Мы сделали отливки следов на земляной дорожке у фасада хижины и сравнили их с шинами автомобиля, обнаруженного нами. Между прочим, «форд» 32-го года, купе, черной окраски. Слепки и протекторы шин совпадают. Это номер один.

Билл зажмурился, словно свет лампы с зеленым абажуром слепил его.

— А номер второй?

— Номер второй, — подхватил прокурор, снова запуская руку в ящик, — вот. — Он вытащил ржавую фигурку обнаженной женщины, которую человек Де Йонга нашел на главной подъездной дорожке в ночь убийства, — украшение на радиаторе, сломанное на уровне колен. И тут же положил рядом основание, на котором крепится фигурка. — Проверьте сами.

Сами убедитесь, что сломанные края колен идеально сходятся с краями основания.

— Цоколь именно с этого «форда»-купе? — спросил Эллери.

— Если нет, — проговорил Де Йонг, — то я отвертывал его во сне.

— Что говорить, — продолжал Поллинджер, и в голосе его послышались странные нотки, — это столь же надежно, как отпечатки пальцев. А вот и номер третий. — В четвертый раз рука его юркнула в ящик. Когда она явилась вновь на свет божий, в ней была какая-то темная прозрачная материя.

— Вуаль! — воскликнул Эллери и протянул руку. — Где вы ее выудили, черт побери?

— На водительском сиденье. — Поллинджер откинулся на спинку кресла. — Вы сами понимаете, сколь важна эта вуаль в качестве вещественного доказательства. Следы шин и отломанная от радиатора фигурка доказывают, что «форд» был на месте преступления в ту субботу. Вуаль доказывает вину. Поскольку она найдена в этом «форде», то дает достаточные основания для предположения о том, что «форд» вела убийца. Жертва сама сказала Энджелу перед самой смертью, что на женщине-убийце была вуаль. А вуаль в наши дни на каждом шагу не валяется.

Билл пристально смотрел на вуаль.

— Как юрист, — резко бросил он, — вы, конечно, и сами понимаете, насколько это хрупкая косвенная улика. У вас нет связи. Где очевидец? Сами понимаете, это будет камнем преткновения. Далее, у вас есть четкие указания времени? Как вы можете знать? А что, если машина была брошена задолго до преступления? Как?

— Милый мой молодой человек, — медленно произнес Поллинджер, — разумеется, я сведущ в законе. — Он снова встал и заходил по комнате.

В дверь постучали, и прокурор резко повернулся и крикнул:

— Войдите!

Дверь открылась, и вошел Селлерс, маленький смуглый человечек из команды Де Йонга. За его спиной маячил другой детектив. При виде двух посетителей смуглый человечек, казалось, немного смутился.

— Ну как? — рявкнул Де Йонг. — Все прошло нормально?

— Прекрасно.

Де Йонг метнул взгляд на Поллинджера. Прокурор кивнул и отвернулся. Билл вцепился обеими руками в подлокотники кресла, расширенными глазами глядя то на одного, то на другого.

Селлерс что-то проговорил, и второй человек исчез. Через несколько секунд он вернулся, ведя за собой Люси Уилсон.

Казалось, у нее на лице не осталось ни кровинки. Под ее красивыми глазами темнели круги. Она сжимала кулаки, и крупная грудь ее вздымалась и опускалась, выдавая волнение. Вся она была настолько явно подавлена и ошеломлена происходящим, что некоторое время никто из присутствующих не мог произнести ни слова.

Наконец она заговорила.

— Билл. О, Билл, дорогой, — чуть не прошептала она слабым голосом и неуверенно направилась к нему.

Билл вскочил со своего кресла, словно его подбросила неведомая сила.

— Ах ты, мерзавец! — крикнул он Де Йонгу. — Да что вы, действительно, себе позволяете?! Вот так притащить мою сестру, на ночь глядя?

Де Йонг сделал жест смуглому человечку. Тот подошел к Биллу и коснулся его руки:

— Успокойтесь, Энджел. Не хватало нам еще неприятностей с вами.

— Люси. — Билл оттолкнул человечка. — Люси! Как ты могла позволить им привезти себя сюда в Нью-Джерси? Они не имели права. Они не могут перевозить тебя за границу штата, не имея специального документа об экстрадиции.

Она прошептала:

— Все это так... я сама не знаю. О, Билл, они... они сказали, что мистер Поллинджер хочет поговорить со мной. Они сказали...

— Ах вы, щелкопер несчастный! — кричал Билл. — Вы не имеете права!

Поллинджер вышел из-за стола с петушиным видом и протянул что-то Люси.

— Миссис Уилсон, — официальным тоном произнес он, — вы узнаете этот автомобиль?

— Не отвечай! — крикнул Билл.

Но женщина, нахмурившись, ответила:

— Да. Да, это моя машина. Это «форд», Джо подарил мне его на день рождения несколько лет назад.

— Вы и сейчас утверждаете, что не знаете, как ваша машина оказалась вне гаража в субботу?

— Да. Нет. То есть я не знаю.

— Она была обнаружена на дороге к Фермаунт-парк врезавшейся в дерево, — продолжал прокурор. — Минутах в пяти от вашего дома, миссис Уилсон. Вы не попали в дорожную аварию там в ту субботу вечером... возвращаясь из Трентона?

Что-то такое в обстановке — резкий зеленый свет, молчаливо стоящие мужчины, ряды фолиантов по юриспруденции на полках, заваленный бумагами стол — действовало на Люси угнетающе. Ноздри у нее раздувались, изящный нос покрылся испариной.

— Нет, — прошептала она. — Боже правый, мистер Поллинджер, нет! — В глазах ее стоял ужас.

Поллинджер поднял темную вуаль.

— А эта черная вуаль не ваша?

Она смотрела на нее, не видя.

— Что? Что?

— Ничего вы от нее не добьетесь, Поллинджер, — резко бросил Де Йонг. — Не на ту напали. Давайте покончим с этим.

На стене назойливо тикали часы. Смуглый человечек крепче сжал запястье Люси. Билл безвольно стоял рядом, сжимая и разжимая пальцы. В глазах его стояли слезы.

— Джентльмены, — резко проговорил Эллери. — Прошу вас не приносить эту несчастную женщину в жертву общественному мнению. Билл, спокойно!

— Я знаю свои обязанности, мистер Квин, — строгим голосом произнес прокурор. Он потянулся за документом на столе.

Билл закричал:

— Не сметь! Чтоб вас... вы не имеете права...

— Люси Уилсон, — усталым голосом продолжал прокурор. — Вот ордер на ваш арест. Вам предъявляется обвинение в предумышленном убийстве Джозефа Уилсона, известного также как Джозеф Кент Гимбол, в округе Мерсер, Штат Нью-Джерси, вечером в субботу, 1 июня 1935 года.

Глаза у Люси закатились, и она обмякла на руках брата.