"Восхождение самозваного принца" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

ГЛАВА 8 РАДИ ВСЕОБЩЕГО БЛАГА

Джилсепони смотрела на охапки цветов со смешанным чувством восторга, искренней благодарности, уважения и… сожаления. Несколько сотен роз и, наверное, столько же гвоздик. Никогда еще она не видела такого множества цветов в одном месте! Никогда еще их сладостный аромат не окутывал ее чудесным незримым покрывалом. Правда, королю Данубу не составило особого труда совершить подобное чудо: достаточно было щелкнуть пальцами и отдать распоряжение многочисленным слугам. Но как давно никто не устраивал для нее настоящего праздника…

Баронессе нравилось внимание короля, немыслимое изобилие цветов наполняло благодарностью ее сердце, и все же к этой радости примешивалось легкое чувство сожаления. До сих пор лето в обществе Дануба проходило просто замечательно. Они вели непринужденные беседы, откровенно говорили о состоянии дел в королевстве и о том, что каждый из них мог бы сделать для облегчения участи простого народа. Король был полон искрящегося веселья, галантен и остроумен. Улыбка почти никогда не сходила с его лица. И хотя Джилсепони устраивали их нынешние отношения, она прекрасно понимала, чем вызваны эти улыбки.

Это и огорчало ее. А теперь еще — море цветов, с раннего утра заполонившее ее спальню и половину верхнего этажа Чейзвинд Мэнор. Самый недвусмысленный знак любви Дануба к ней за все время его пребывания в Палмарисе; самая откровенная просьба перевести их дружескую связь на более высокий и более чувственный уровень. Джилсепони не знала, готова ли она к такой перемене.

Сколько лет вдова Полуночника жила в полной уверенности, что эта сторона жизни окончилась для нее вместе со смертью Элбрайна.

Дануб сидел в гостиной и ждал, когда она спустится вниз. Джилсепони заметила, что король заметно нервничает. Еще бы, ведь он немало рисковал своей гордостью.

Баронесса не знала, как ей следует ответить. Это открытие несколько удивило ее, поскольку ей ни в коем случае не хотелось бы обидеть короля Дануба. Как терпелив он был все эти годы, когда она жила памятью о Полуночнике. Король никогда не оказывал на нее давления. Как же ей теперь поступить?

Джилсепони направилась к Данубу и, когда он встал ей навстречу, поцеловала его в щеку. У королевских телохранителей, стоявших по периметру комнаты, от удивления округлились глаза, а у некоторых даже вырвались приглушенные восклицания.

Дануб, явно застигнутый врасплох, попятился назад, напрягая все силы, чтобы сохранить хоть какую-то видимость самообладания.

— Какие чудесные цветы, — искренне сказала Джилсепони. — Нечасто человек, обладающий вашей властью и положением, берет на себя столько хлопот и идет на такой риск.

Последние слова баронессы немало удивили короля.

— Идет на риск? — повторил он и усмехнулся, покачав головой. — Ты всегда говоришь то, что думаешь, баронесса Джилсепони. Это твое качество приводит меня в восторг.

Теперь и молодая женщина широко улыбнулась.

— Я достаточно повидала в жизни, чтобы волноваться из-за того, как люди воспримут мои слова, — объяснила она. — Примите их как мою искреннюю благодарность.

— За то, что мне удалось сделать твое утро светлее? — спросил Дануб.

Теплая улыбка баронессы была для него лучшим ответом.

— А сегодня действительно славное утро, и прохладный ветер не дает солнцу сделать его жарким, — продолжал король. — Ты не откажешься прокатиться со мной верхом?

Джилсепони и не думала отклонять его приглашение, и вскоре они с Данубом уже неслись по полям, раскинувшимся за Чейзвинд Мэнор. К чести короля, он более не касался вопросов, на которые рассчитывал получить ответ, преподнося цветы. Баронесса оценила его деликатность; ей действительно требовалось время, чтобы наедине с собой всесторонне обдумать этот неожиданный «натиск» Дануба.

Они провели в седле целое утро, а потом вернулись в Чейзвинд Мэнор, где на балконе их ожидал великолепный завтрак. Потом король поинтересовался, не желает ли Джилсепони совершить морскую прогулку и выйти на его корабле в залив Короны, чтобы полюбоваться на забавные игры дельфинов. По словам герцога Брезерфорда, они совсем недавно появились в этих водах.

Джилсепони с радостью приняла бы и это приглашение. Она слышала, как рыбаки говорили между собой об этих грациозных животных, способных выпрыгивать из воды и пролетать по воздуху целых двадцать футов. Однако ей пришлось дать совсем другой ответ.

— К сожалению, я вынуждена отказаться. Сегодня мне предстоит одна важная встреча.

Ей показалось, что Данубу очень хочется расспросить ее об этом; она даже уловила искорку ревности, мелькнувшую в его серых глазах. И опять-таки, к чести короля, он не стал вдаваться в расспросы.

— В таком случае, может у нас хватит времени, чтобы еще покататься? — вместо этого спросил Дануб.

Джилсепони с улыбкой кивнула. Довольно скоро они с королем вновь оказались в седлах и, пустив лошадей неспешным шагом, поехали по живописным полям. В воздухе царил аромат лета, а к стуку копыт примешивалось разноголосое щебетание птиц.

— Замечательный день для прогулки по морю, — как бы невзначай произнес король Дануб. — Так ты и в самом деле не сможешь отправиться со мной?

Джилсепони очень хотелось принять приглашение, и это желание не ускользнуло от проницательного Дануба.

— К сожалению, нет, — ответила она, — поскольку уже обещала встретиться с аббатом Браумином, дабы обсудить некоторые вопросы, касающиеся освящения часовни Эвелина.

— Твоего давнего друга, брата Эвелина, — заметил Дануб. — Когда же в церковных кругах наконец соизволят его канонизировать? Неужели страшные годы нашествия чумы так ничему их и не научили? Разве паломники в Барбакан, что стекались туда со всего королевства, недостаточно убедились в чуде завета Эвелина? Какие еще доказательства нужны церкви?

Баронессе было радостно слышать, с каким уважением король Хонсе-Бира отзывается о ее погибшем друге; тем более что она ощущала искренность его слов — Дануб произносил их вовсе не из желания доставить ей удовольствие.

— Пожалуй, я мог бы переговорить с нынешним настоятелем Сент-Хонса, — предложил король. — Хотя сомневаюсь, чтобы голос Огвэна имел значительный вес в церковных кругах. Во всяком случае, если со времен Маркворта церковь стала более мудрой.

— Как мне говорили, приготовления к канонизации идут без проволочек, — заверила его баронесса. — Даже те, кто не разделяет взглядов Эвелина, ныне не в состоянии отрицать чудес, произошедших на Аиде; по крайней мере, второго чуда. Я уже не говорю о тех, кто вкусил крови завета Эвелина. Вы сами знаете: никто из вкусивших не заболел розовой чумой, а все больные исцелились.

— Если кто и достоин звания святого, так это, конечно же, Эвелин Десбрис, — улыбнувшись, заметил Дануб.

Подняв голову к небу, он заметил, что солнце уже перевалило за полдень. Улыбка на лице короля погасла.

— Тебе пора в Сент-Прешес, — сказал он. — Может, вечером мы встретимся опять?

Джилсепони ответила не сразу. Ее первым порывом было отказаться — разве мало времени провела она сегодня с королем Данубом? Их отношения и так быстро перемещались на другой, не слишком пока желательный для нее уровень. Однако, удивляясь самой себе, она согласилась.

Сияющая улыбка Дануба вполне могла соперничать с солнцем.

— На этот раз ты меня не догонишь! — крикнул он и, развернув лошадь, стремительно поскакал в направлении Чейзвинд Мэнор.

Баронесса и не собиралась сегодня отнимать у короля победу. Да и справедливо ли было поступать так с человеком, усыпавшим цветами весь второй этаж Чейзвинд Мэнор? Но эта благочестивая мысль не задержалась в ее голове, ибо в следующее мгновение она пришпорила Грейстоуна.

Джилсепони успела спешиться и вела Грейстоуна в конюшню, когда к загону подъехал король Дануб.

На его лице сияла все та же лучезарная улыбка.

— Собирается ли он нынешним летом просить твоей руки? — спросил аббат Браумин.

Джилсепони недовольно посмотрела на него. Браумина Херда всегда отличала деликатность. Почему же сегодня он так настойчив и прямолинеен в своих расспросах?

— Все указывает на то, что король Дануб постарается еще до конца года сделать Джилсепони своей королевой, — добавил настоятель Сент-Прешес.

— В таком случае, король известил об этом всех, кроме самой Джилсепони, — довольно резко ответила она.

— Прежде чем решиться спросить об этом, он должен быть уверен в твоем ответе, — продолжал Браумин. — Королю Хонсе-Бира совсем не улыбается услышать отказ!

Баронесса пожала плечами и отвела взгляд. И рассуждения Браумина, и разнесшиеся повсеместно слухи были совершенно верными. Действительно, все свидетельствовало о том, что король Дануб имел непреодолимое желание встать рядом с ней у алтаря Сент-Хонса.

— А что ты сама думаешь по этому поводу? — без обиняков спросил ее друг.

— Неужели мы с тобой мало говорили об этом? — сокрушенно вздохнув, вопросом ответила Джилсепони.

— Выходит, что мало, раз ты не знаешь ответа, — парировал Браумин. — Разве не мой долг — помочь тебе принять это нелегкое решение?

— Ты говоришь о долге настоятеля Сент-Прешес?

— О долге твоего друга, — возразил Херд.

— Тогда и говори со мной как друг, — проворчала Джилсепони. — Я прекрасно понимаю: ты желаешь, чтобы я приняла предложение короля. В таком случае, зачем тебе эти пустые любезности, скрытые намеки и все такое прочее?

Аббат Браумин вперил глаза в пол и глубоко вздохнул.

— Ты права, — сознался он. — Я действительно желаю твоего союза с Данубом, ибо голос королевы Джилсепони зазвучит еще сильнее, а сама она получит больше возможностей, чтобы сделать наш мир лучше, чтобы воздать Эвелину и Джоджонаху то, чего они по справедливости заслуживают. Это для меня — самое главное.

— Однако не тебе предстоит делить с королем жизнь и душу, — напомнила ему баронесса.

Браумин Херд снова вздохнул, даже не пытаясь отрицать уязвимость своей позиции.

— Существует и другая возможность, — немного помолчав, произнес он.

— Я не утверждаю, что намерена отклонить предложение Дануба, если оно последует, — заметила Джилсепони.

— Даже если ты примешь предложение короля, до бракосочетания пройдет еще какое-то время. И пока мы могли бы убедить короля согласиться на такой шаг, который дал бы тебе больше власти и в Палмарисе, и в подчиненных ему землях.

Джилсепони взглянула на него с любопытством.

— Мне предложили возглавить освящение часовни Эвелина и служить там в течение первого года, — сообщил Браумин. — Внешне это выглядит как понижение в звании. Так оно и есть: из настоятеля мне придется превратиться в простого священника. Зато я получаю возможность своими руками превратить скромную часовню в будущий монастырь, который, насколько мне думается, быстро обретет значительное влияние. Место настоятеля Сент-Прешес станет вакантным, и никто лучше Джилсепони не смог бы заполнить эту вакансию.

— Но у меня уже есть титул баронессы… — начала было Джилсепони. И вдруг до нее дошло, куда клонит Браумин.

— Ты хочешь сказать, что обратишься к королю с просьбой вновь учредить епископство? — недоверчиво спросила она. — После всего того, чем окончилось предыдущее?

Тогда все было по-другому, — поспешил заверить ее Браумин.

— После кошмарного правления Маркало Де'Уннеро Дануб ни за что не согласится на возрождение епископства, — убежденно возразила баронесса.

— Не забывай, что и Фрэнсис Деллакорт, и Де'Уннеро были людьми церкви, а не государства. Сейчас же церковь предлагает расширение власти короля Дануба, а не наоборот. Король вполне может согласиться, особенно если учесть, с каким доверием он к тебе относится.

— В таком случае, церковь будет против, — не сдавалась Джилсепони.

— Между прочим, восстановить епископство в Палмарисе предложил мне не кто иной, как магистр Фио Бурэй из Санта-Мир-Абель, — раскрыл свой маленький секрет настоятель Сент-Прешес. — И представь себе, многие в церкви ждут не дождутся, когда твой голос зазвучит с амвона.

Баронессу Джилсепони не особенно удивили эти слова; после явления ей чуда завета Эвелина и всего того, что она сделала в годы борьбы с розовой чумой, отношение церкви к ней значительно изменилось. Но Джилсепони никогда не причисляла Фио Бурэя к тем «многим», о которых сейчас говорил Браумин. Одно то, что подобное предложение, существенно менявшее соотношение светской и церковной власти, исходило от этого магистра, пробудило в баронессе не самые приятные мысли. Возможно, и Бурэй, и остальные церковники смирились с кажущейся неизбежностью ее союза с королем Данубом и теперь заранее, пока еще могли влиять на Джилсепони, пытались заручиться ее голосом.

И потом, заключив брак с Данубом, она переберется в Урсал. Значит, пост епископа окажется вакантным…

— Ты пытаешься играть на расположении короля ко мне, — вдруг с упреком проговорила Джилсепони, распознав то, что было скрыто в словах ее друга. — Я становлюсь епископом, потом — королевой и покидаю Палмарис. И кто же тогда…

— Я не ищу и не искал в этом никакой выгоды для себя! — с жаром заверил ее аббат Браумин.

Подойдя к Джилсепони, он схватил ее за плечи и заглянул прямо в глаза.

— Я никогда бы не стал участвовать во всем этом ради собственной выгоды. Но если ты переберешься в Урсал, то, скорее всего, я действительно стану твоим преемником на посту епископа Палмариса.

— Получается, что и для тебя, и для Фио Бурэя я — только средство, позволяющее вновь укрепить власть церкви в Палмарисе? — осведомилась баронесса, хотя ее вопрос прозвучал больше как утверждение.

— Едва ли, особенно если Джилсепони решит, что после ее отъезда из Палмариса пост епископа должен быть упразднен. Думаю, тебе не составит труда намекнуть на это королю. Повторяю, я не ищу здесь никакой собственной выгоды.

Джилсепони ответила не сразу. Вначале она долго смотрела на своего давнего и дорогого друга. Разумеется, она нисколько не сомневалась в искренности его слов.

— Значит, ты хочешь найти выгоду для церкви, — произнесла она.

— Я ищу выгоду для жителей Палмариса, — поправил ее Браумин. — Когда я отправлюсь в Кертинеллу, уж лучше оставить город под твоим светским и духовным правлением, чем отдать Палмарис во власть какого-нибудь ставленника магистра Фио Бурэя, присланного им из Санта-Мир-Абель, который ничего не будет знать ни о городе, ни о нуждах горожан. И мне кажется, будет лучше, если после возвращения место епископа займу именно я. Тогда королю не придется посылать сюда бароном человека вроде герцога Каласа или герцога Тетрафеля. Не считай, что я пытаюсь извлечь выгоду из твоих отношений с Данубом. Скорее, я расцениваю их как появление благоприятной возможности, которую грех упускать. Решишься ли ты отрицать выгоду, которую принесет такой шаг нашему общему делу — делу совершенствования мира и людей?

Баронесса и на этот раз не торопилась отвечать, стремясь вначале как следует обдумать услышанное. Безупречная логика все равно отдавала чем-то неприятно пахнущим; за возвышенными и правильными словами настоятеля Сент-Прешес мог скрываться какой-то недостойный расчет. Но, по сути, Браумин был прав: без их совместных усилий мир не сможет стать лучше. Заняв пост епископа Палмариса, она действительно смогла бы реально помочь простым людям.

— Позволь мне и магистру Бурэю встретиться с королем Данубом и переговорить с ним о назначении тебя епископом, — попросил Браумин. — Мы ни словом не обмолвимся о ваших отношениях. Будет лучше, если ты вообще не скажешь мне о своем окончательном решении до тех пор, пока король не сделает тебе предложение.

— Тогда непонятно, почему ты просишь моего разрешения на вашу встречу и беседу с королем? — спросила Джилсепони.

— Потому что ты — мой друг, — не задумываясь ответил Браумин. — Пусть в вопросе учреждения епископства я согласен с магистром Бурэем, пусть мне действительно хочется перебраться на время в Кертинеллу и взять на себя служение в часовне Эвелина… я сразу же откажусь от этого предложения, если пойму, что оно так или иначе может повредить нашей дружбе.

Взгляд Джилсепони блуждал по сторонам, а мысли вновь унесли ее в прошлое: сначала к беззаботным дням детства в Дундалисе, потом к ее жизни в Палмарисе. Правильно ее тогда называли — Бродячая Киска; девчонка-подросток, у которой отшибло память о трагедии, унесшей семью, друзей и веселое детство. Какой же долгий путь проделала она по жизни за эти годы! Сейчас она рассуждает о событиях, способных изменить жизнь десятков тысяч горожан! А если она займет трон Хонсе-Бира, то обретет второй по силе и значимости голос в громадном королевстве. Джилсепони, Бродячая Киска, которой будут вверены жизни уже сотен тысяч людей…

От одной этой мысли у баронессы сжималось сердце. Но она должна преодолеть все страхи и побороть сомнения. Нельзя отказываться от возможности, предоставленной ей судьбой. С тех пор как она покинула Дундалис, чтобы сражаться с розовой чумой, отказавшись от прозвища Пони и представ перед всем миром как Джилсепони, она твердо пообещала себе, что принимает ответственность за судьбу мира и сделает все возможное, чтобы он стал лучше. Такой она и оставалась: Джилсепони, отдающей себя служению людям; Джилсепони, решившей, что долг важнее личных желаний.

Возможно, в Санта-Мир-Абель и плели какие-то закулисные интриги, делая ставку на нее. Однако Джилсепони не верила, что Браумин их поддерживает. Она слишком хорошо знала своего друга, чтобы верить в подобное! Но даже если бы он и был к ним причастен, она не должна отказываться от титула епископа. Население Палмариса и окрестных земель во многом выиграет, если она примет это предложение, а затем скажет королю Данубу, что он поступит мудро, позволив Браумину занять после нее этот пост.

— Король пока что не просил моей руки, — напомнила баронесса настоятелю Сент-Прешес.

Тот широко улыбнулся.

— Что ж, тогда мне придется долго ждать места епископа.

Джилсепони не улыбнулась вместе с ним, а прищурила глаза и внимательно посмотрела на своего друга.

— На какой срок ты собираешься покинуть Палмарис? — спросила она. — На несколько месяцев, в случае если я перееду в Урсал? Или навсегда, если я останусь здесь?

Браумин Херд засмеялся.

— Ты права. Если ты останешься здесь епископом, мне не будет смысла возвращаться в Палмарис, — ответил он. — Но только потому, что это пойдет во благо жителям города. И потому, что я хочу помочь канонизации Эвелина.

Суровость во взгляде Джилсепони растаяла. Она покачала головой, усмехнулась, а потом крепко обняла аббата Браумина и расцеловала его в обе щеки.

— Миру это принесет благо, но когда тебя не будет рядом, мой собственный мир станет более тусклым.

— Кертинелла не так уж далеко, — возразил Браумин, хотя они оба понимали, что Джилсепони имела в виду совсем не это. Если она согласится выйти замуж за Дануба, их разделит гораздо большее расстояние. Путь из Палмариса в Урсал намного дальше.

Настоятель Сент-Прешес покинул баронессу, оставив ее наедине со своими мыслями. Конечно, слухи о том, что в нынешнем году король Дануб попросит ее руки, были давно ей известны. Но после разговора с Браумином, поняв, что он считает ее брак делом решенным, Джилсепони впервые почувствовала, насколько все это реально.

Теперь она всерьез задумалась, как и что ей ответить на предложение короля Хонсе-Бира. Не так уж сложно согласиться стать епископом. А королевой?

Джилсепони не пыталась обуздать захлестнувший ее водоворот мыслей. Чтобы успокоиться, она сделала несколько глубоких вдохов. Увы, глубокое дыхание, столь часто выручавшее ее, сейчас не помогало.

Король Дануб Брок Урсальский сидел, разглядывая двух своих гостей. «Как хорошо, — думал он, — что герцог Таргон Брей Калас решил в этом году не ездить в Палмарис». Если бы воинственный вспыльчивый герцог находился сейчас здесь, он наверняка тоже участвовал бы в этой беседе. Дануб представил, как его друг задрожал бы от негодования, услышав, что абеликанские монахи предлагают королю вновь учредить в Палмарисе епископство!

— Вы не должны, ваше величество, сомневаться в том, что Джилсепони способна занять этот пост, — достаточно прямолинейно заявил настоятель Браумин. — Да, вы конечно же правы, полагая, что церковь пытается слегка отвлечь ее от светских дел. А почему бы нет? Вспомните, когда Джилсепони открылся завет Эвелина, она понесла весть о чуде не к воротам Урсальского замка, а к воротам Санта-Мир-Абель. И разве не Джилсепони вместе с Эвелином Десбрисом, который, судя по всему, вскоре будет провозглашен святым, отправилась к Аиде, чтобы уничтожить демона-дракона? Ваше величество, церковь уже много лет подряд желает слышать ее голос.

Эти слова Браумин произнес, сопроводив громким смехом, и заметил, что магистр Бурэй сердито нахмурился.

Король удивленно взглянул на него, однако тоже рассмеялся.

— Не ожидал такой искренности от человека церкви, аббат Браумин, — благожелательно заметил он.

— Возможно, ваше величество, прежде наша церковь не была столь искушена в светской политике, что и заставило вас думать так о ней, — произнес Браумин.

Настоятель Сент-Прешес видел, что магистр Бурэй несколько успокоился и теперь держался более непринужденно, охотно позволяя ему вести беседу с Данубом. Их разговор продолжался около часа, и только сейчас в отношении короля к этой проблеме наметился какой-то сдвиг.

— Мы ведь пришли сюда, чтобы говорить открыто и искренне, — продолжал Браумин, — и предложить вам возможность, одинаково благоприятную и для государства, и для церкви, ибо она сулит немалое благо жителям Палмариса.

— И как по-вашему, долго ли… продержится епископство в Палмарисе? — спросил король.

— Столько, сколько пожелает Джилсепони, — ответил Браумин Херд. — Скорее всего, до тех пор, пока она не обретет иной титул в более южном, нежели Палмарис, городе.

Король Дануб расправил плечи. Магистр Бурэй подался вперед. Их обоих явно ошеломила дерзкая прямолинейность настоятеля Сент-Прешес.

— Что вам известно об этом? — довольно сердито осведомился король.

— Ничего, кроме слухов, которые вот уже два года не смолкают в Палмарисе, — усмехнувшись, отозвался Браумин.

— А вы говорили с Джилсепони об этом… об этих слухах? — спросил Дануб, голос которого непроизвольно дрогнул.

— Ни в коем случае! — вмешался в разговор Фио Бурэй.

Аббат Браумин даже закусил губу, чтобы не расхохотаться, — в голосе однорукого магистра звучал неподдельный ужас. Бурэй опасался, что чрезмерная откровенность настоятеля Сент-Прешес может насторожить короля. Вполне понятный страх, но сейчас глаза Дануба выдали Браумину чувства, владевшие этим человеком. Да, он был королем, великодушным и смелым правителем. Но одновременно Дануб был мужчиной, искренним и открытым, у которого Джилсепони похитила сердце. И здесь он чувствовал себя весьма уязвимым.

— Ваше величество, если бы я и говорил с Джилсепони, то не имел бы права передавать вам содержание нашего разговора, — сказал Браумин. — Джилсепони Виндон — мой самый лучший друг, и я никогда не предам ее.

Король хотел что-то сказать, но его собеседник продолжал:

— Однако, ваше величество, у вас нет оснований опасаться за свою репутацию или сомневаться в чувствах баронессы. Если бы я знал, что она отвергнет ваше предложение, то открыто сказал бы вам об этом — причем без свидетелей.

— Но вы знаете, что она его не отвергнет, — заключил Дануб.

Настоятель Сент-Прешес пожал плечами.

— Мне думается, она сама пока этого не знает, — признался он, — но могу заверить вас: Джилсепони искренне восхищается вами и испытывает к вам уважение.

— А любовь? — спросил король.

Херд снова пожал плечами, но его улыбка была такой теплой, что Дануб, похоже, и без слов понял, что хотел сказать его собеседник.

— Что ж, я предложу Джилсепони занять пост епископа, — после недолгих раздумий решил Дануб. — И посмотрим, как долго ей придется носить этот титул, — хитро добавил он.

Как только монахи покинули кабинет, в котором проходила аудиенция, магистр Бурэй тут же набросился на Браумина.

— Что дернуло вас пойти на такой риск? — сердито вопрошал однорукий магистр. — Никто не имеет права говорить с королем Хонсе-Бира, будто с обычным человеком!

— В данном случае, магистр Бурэй, мы говорили не о политике, — небрежно заметил аббат Браумин. — Вопрос касался будущего Джилсепони — моего близкого и преданного друга. Я никогда не променяю ее счастье на вашу победу в выборах. И учтите: каким бы ни был их исход, голос Джилсепони будет иметь немалый вес на Коллегии аббатов, а настоятель Сент-Прешес Браумин Херд с его, надеюсь, не менее весомым голосом будет полностью солидарен с Джилсепони.

Фио Бурэй буквально лишился дара речи. Он никак не предполагал, что Браумин обратит против него его же собственный замысел!

Настоятель Сент-Прешес остановился и повернулся, глядя рассерженному магистру прямо в глаза.

— Мы с Джилсепони оба согласились на ваши предложения, поскольку в них есть здравый смысл. Мне хотелось узнать, согласится ли с теми же доводами и король Дануб, потому что Джилсепони необходимо получить ответ, который исходил бы из глубины сердца. Да, я пошел на серьезный риск, но это был единственный путь, если иметь в виду возможную победу или поражение для церкви.

— Чего ж тут удивительного? Вы же настоятель аббатства, — напомнил ему Бурэй.

— Я сначала друг Джилсепони, а уже потом — настоятель, — невозмутимо ответил Браумин.

Он повернулся и зашагал прочь, будучи твердо уверен, что Фио Бурэй за ним не последует.