"Восхождение самозваного принца" - читать интересную книгу автора (Сальваторе Роберт)

ГЛАВА 21 БИТВА ЗА НАСЛЕДИЕ

— Ты в этом уверена? — спросил Маркало Де'Уннеро, безуспешно пытаясь скрыть волнение, появившееся на его обветренном лице.

Садья озорно ему подмигнула.

— Но где подтверждения… — начал бывший монах и тут же умолк, махнув рукой.

Он привык не сомневаться в словах своей на редкость смышленой подруги. Если Садья говорит, что славный «Ураган» — меч Полуночника — и его знаменитый лук «Крыло Сокола» лежат рядом друг с другом в гробницах неподалеку от Дундалиса, значит Де'Уннеро не следует сомневаться в достоверности этого утверждения.

— Гробницы, должно быть, охраняются, — предположил он.

— Пойми, роща, где они находятся, расположена даже не на окраине Дундалиса, а на некотором расстоянии от этого городишки. Уверяю тебя, туда редко кто наведывается, особенно с тех пор, как Джилсепони уселась на трон, а ее дружок Роджер He-Запрешь взлетел в бароны Палмариса, — ответила певица. — Остальные уже явно позабыли про все это. Времена героического прошлого остались далеко позади.

Де'Уннеро невесело улыбнулся. С того времени прошло чуть больше десяти лет. С какой легкостью и даже готовностью люди забывают великие подвиги! Элбрайн-Полуночник, увы, разделил участь многих забытых героев. Однако Садья была права. Смутные времена, предшествовавшие нашествию чумы, почти изгладились из людской памяти. Де'Уннеро слышал о предстоящей канонизации Эвелина Десбриса. Что ж, победители не остались в накладе, если судить по епископской мантии на плечах Браумина Херда и королевской короны на голове Джилсепони.

Сколько, оказывается, событий произошло за годы его скитания по задворкам Вестер-Хонса! Де'Уннеро не особо интересовало возвышение Джилсепони; разве что в качестве возможных последствий для его юного спутника. В равной степени он достаточно равнодушно отнесся к новому назначению Браумина Херда — неплохого, по его мнению, однако сбившегося с истинного пути человека. Хотя Браумин, как считал Де'Уннеро, в достаточной мере обладал чертами характера, необходимыми для истинного церковного пастыря, манера его поведения больше годилась для заурядного священника, проводящего службы в провинциальном городишке. Впрочем, пусть себе владычествует в Палмарисе, раз уж ему посчастливилось взлететь так высоко.

Больше всего бывшего монаха тревожило общее направление абеликанской церкви. Де'Уннеро неприятно поразило, когда он узнал, что королеву Джилсепони сделали еще и начальствующей сестрой аббатства Сент-Хонс, а глубоко ненавистного ему Фио Бурэя — отцом-настоятелем ордена Абеля. Эти новости, словно черви, точили душу Де'Уннеро. Но даже такая удручающая реальность служила глотком свежего воздуха для человека, смертельно уставшего от жизни в глуши. Сколько лет все его мысли были направлены на выживание, на то, что ему придется есть и где он будет спать. Но теперь рядом с ним находились его ненаглядная Садья и Эйдриан. Этот мальчишка не только мог выманить тигра, что умела делать и маленькая певица; он ухитрялся пробиться к человеческой искорке, теплящейся внутри полосатого чудовища. Эйдриан обращался к Де'Уннеро-человеку, находил его и помогал совладать со зверем. Благодаря Эйдриану бывший монах смог забыть о выживании и начать жить.

Раздумывая о переменах, успевших произойти в мире, и о своем новом месте в нем, Де'Уннеро замыслил совершить с двумя своими друзьями неслыханное путешествие. Первая его часть должна была привести их к южным окраинам королевства, в далекий Энтел. А оттуда, если все пойдет так, как он рассчитывал, они отправятся дальше. Далеко, очень далеко.

И вдруг теперь — сведения о том, где находятся меч и лук Полуночника…

— До Кертинеллы две недели пути и еще столько же — до Дундалиса, — произнес бывший монах, обращаясь к подруге и одновременно размышляя вслух. — Если мы решимся отправиться на север, нам, скорее всего, придется застрять там на всю зиму. Это значит, о нашем путешествии в теплые края нечего будет и мечтать вплоть до конца следующей весны. Так или иначе, мы потеряем целый год.

— А разве потерянное время потом не окупится сторицей? — спросила Садья.

По ее тону чувствовалось, что маленькая певица совсем не считает их странствие в Дундалис напрасным. Де'Уннеро улыбнулся.

— Ладно, пусть мальчик поищет отцовские игрушки.

Возможно, мы сможем найти им достойное применение.

Оставалось лишь надеяться, что могильные воры ничего не знают об оружии Полуночника. Провести целый месяц в пути, забраться в северную глушь и обнаружить в могилах только истлевшие кости… Бывший монах даже плечами передернул, представив ярость, которую он при этом мог бы испытать.

Де'Уннеро, Садья и Эйдриан поднялись на вершину холма, откуда была видна вся Кертинелла. Был холодный и ветреный осенний день, похожий на тот, в который происходило освящение часовни Эвелина. Эта часовня занимала сейчас все мысли бывшего монаха.

Ее белые стены еще не успели потускнеть. Конечно, по сравнению с громадами старых абеликанских монастырей часовня Эвелина была неприметным сооружением. Но в маленьком городишке она выглядела внушительным зданием, разительно отличавшимся от всех прочих. То, что она стояла на холме, делало часовню еще выше. Крыша небольшой колокольни была увенчана символической скульптурой — устремленной вверх каменной рукой со сжатыми в кулак пальцами. Де'Уннеро хорошо помнил другую руку — настоящую окаменевшую руку Эвелина в далеком северном Барбакане, находящемся за сотни миль отсюда. Он хорошо помнил и самого Эвелина; редко, кто так врезался ему в память. Монах-бунтарь, убийца магистра Сигертона — своего собрата по ордену. По сути, Эвелин стал первопричиной всех дальнейших бед и потрясений, приведших абеликанскую церковь к ее нынешнему жалкому состоянию. Люди чаще всего говорили о Маркало Де'Уннеро так, будто он являлся соперником Полуночника и Джилсепони, хотя на самом деле бывший монах с должным уважением относился к ним обоим. Они были достойными людьми, не то что Эвелин, заслуживший прозвище безумный монах! Его Де'Уннеро ненавидел всем своим сердцем. Этот жалкий хвастун и выпивоха вовсе не заслуживал легенд, созданных вокруг его нечестивой жизни. И теперь… смотреть на часовню, построенную в честь убийцы и вора, часовню, которая горделиво высилась над разраставшейся Кертинеллой… Де'Уннеро не мог этого вынести.

— Ты же знал, что его провозгласят героем, — сказала Садья, заметив, как презрение и отчаяние исказили лицо бывшего монаха. — Кровь его завета спасла мир от розовой чумы, не говоря уже о том, что он уничтожил телесное воплощение Бестесбулзибара. Сам знаешь, его собираются канонизировать, это произойдет, наверное, уже к концу года. Почему же тебя так удивляет эта часовня?

— Удивляет или нет — я все равно ненавижу это место, — прорычал Де'Уннеро.

— С какой стати тебе его ненавидеть? — вмешался Эйдриан. — Ты же сам говорил, что порвал с церковью. Вот тебе лишнее подтверждение правильности твоего решения. Ты постоянно твердишь об ошибках, которые они совершают. Сейчас одну из них ты и видишь перед собой.

Де'Уннеро грубо схватил Эйдриана за воротник.

— Да, я утверждал это, — зло бросил он. — А ты, я вижу, сомневаешься в моих словах?

Подоспевшая Садья разжала пальцы своего возлюбленного и пристально посмотрела ему в глаза.

— Я знаю, почему тебя так задевает эта часовня, но он-то — нет, — напомнила ему певица. — Ты почти ничего не рассказывал ему о своих… о наших замыслах.

Бывший монах, овладев собой, слегка кивнул.

— Да, меня оскорбляет само существование этой часовни, — уже спокойно объяснил он Эйдриану. — Она для меня — символ того жалкого состояния, в каком сейчас находится некогда великая и могущественная церковь Абеля. Им было мало разрушить саму церковь, так они еще поставили памятник ее главному разрушителю!

— Нынешние предводители церкви вряд ли согласятся с тобой, — возразил юноша, не собираясь уступать.

Предводители, — с горечью повторил Де'Уннеро. — Крысы с Фалидского побережья — вот они кто, — поморщившись, рявкнул он.

В той части Фалидского побережья, которая именовалась Лапой Богомола, водились крысы, отличавшиеся удивительным чувством стадности. Стоило какой-нибудь обезумевшей крысе устремиться к глинистому и мелководному Фалидскому заливу, как тысячи ее собратьев слепо бежали за ней. Навстречу самым высоким и разрушительным приливным волнам в мире, которые всегда появлялись внезапно и топили всю стаю.

— А там, — продолжал Де'Уннеро, выразительно простирая руку в направлении часовни, — там, мой юный друг, ты найдешь все доказательства истинности моих слов!

Бывший монах с рычанием сжал пальцы в кулак и с силой ударил себя по бедру. Казалось, еще немного — и его разорвет от клокотавшего внутри гнева.

— Ее здесь не будет, — внезапно заявил Де'Уннеро.

Садья положила руку ему на плечо. Постепенно напряжение покинуло ее возлюбленного, и маленькая певица облегченно вздохнула.

— Ее здесь не будет, — теперь уже спокойно, полностью владея собой, повторил бывший монах.

Садью его слова встревожили, а Эйдриан лишь усмехнулся.

Они заночевали в лесу, невдалеке от Кертинеллы. Проснувшись среди ночи, Эйдриан обнаружил, что Де'Уннеро исчез. Юный рейнджер не стал теряться в догадках. Он прицепил меч, прихватил мешочек с самоцветами, оглянулся на крепко спящую Садью и скользнул в темноту.

Эйдриан осторожно пробирался по Кертинелле, прижимаясь к стенам домов, хотя вокруг не было ни души. Добравшись до подножия холма, он заметил в окнах часовни свет. Там горела небольшая свеча.

Неслышно поднявшись, он осторожно заглянул в окно. Маркало Де'Уннеро стоял напротив рослого, крепко сбитого человека, которому на вид было около тридцати лет. Странно, подумал Эйдриан, что пятидесятилетний Де'Уннеро выглядел моложе незнакомца. Во всяком случае, их двоих вполне можно было принять за ровесников.

Может, тигр-оборотень каким-то образом делает Де'Уннеро бессмертным? Юноша уже не раз задумывался об этом.

Де'Уннеро и незнакомец спокойно беседовали, но их слова не долетали до Эйдриана. Тогда он обогнул строение и обрадовался, увидев приоткрытую дверь. Нырнув внутрь, юноша встал за колонной, с любопытством прислушиваясь к разговору.

— Так ты и есть тот самый брат Андерс Кастинагис, которого взяли в плен в Барбакане и приволокли в Палмарис, чтобы судить вместе с Полуночником? — спросил бывший монах.

Презрение, сквозившее в его голосе, явно должно было насторожить незнакомца.

— Да, это я и есть, — ответил он.

Эйдриан видел, как внимательно Кастинагис всматривается в лицо Де'Уннеро, словно пытаясь вспомнить, где он мог встречать этого человека. Бывший монах не раз говорил, что годы скитаний по лесам неузнаваемо изменили его внешность. И действительно, когда они оказались в Палмарисе, Де'Уннеро несколько раз сталкивался лицом к лицу со своими прежними знакомцами и те равнодушно проходили мимо, не узнав его.

— Теперь я — священник Кастинагис, ибо епископ Браумин посчитал меня достойным служить в этой часовне.

— А-а, вот оно что, — протянул Де'Уннеро и небрежно добавил: — Епископ Браумин всегда был прекраснодушным глупцом.

Эти слова явно ошеломили священника.

— А ты думал, что я готов броситься новоявленному епископу в объятия? — ухмыльнулся Де'Уннеро, будто само слово «епископ» применительно к тому человеку казалось ему смехотворным. — Или ты думаешь, что правда со временем перестает быть правдой?

— Кто ты? — спросил Кастинагис.

Эйдриан почувствовал, что священник начинает догадываться.

— Думаешь, ты избежал суда? — продолжал Де'Уннеро. — Или ты решил, что раз сторона Полуночника и Джилсепони оказалась сильнее, тебе не придется отвечать за преступления, которые ты совершил против абеликанской церкви?

— Что за чушь! — вскричал Кастинагис звенящим от гнева голосом.

— Чушь? — удивился Де'Уннеро. — А ты помнишь ваши тайные собрания в подземелье Санта-Мир-Абель, где вы плели заговор против церкви? Помнишь чтение запретных книг, поощряемое Браумином?

— Де'Уннеро, — выдохнул священник, невольно пятясь назад.

— Да, это я, — подтвердил бывший монах. — Магистр Де'Уннеро, явившийся сюда, чтобы довести до конца суд, незаконно прерванный тогда в Палмарисе.

— Т-ты опозорил с-себя, — заикаясь произнес Кастинагис. — Церковь узнала правду…

— Твою правду! — зарычал Де'Уннеро, и в его голосе Эйдриан уловил так хорошо знакомый ему рык тигра. — Победителям свойственно переписывать историю в выгодном для них свете!

— Даже после чуда завета Эвелина ты способен говорить подобные вещи? — загремел священник, быстро приходя в себя после неожиданной встречи с прошлым. — Мир теперь знает правду и об Эвелине, и о королеве Джилсепони!

— Люди с готовностью поверили в ложь, — возразил бывший монах. — Но я научу их правде. Да, обязательно научу!

Произнося эти слова, он шагнул к Кастинагису и с силой ткнул ему пальцем в грудь.

— Убирайся отсюда! — потребовал Кастинагис. — Во имя Бога…

Он не договорил; Де'Уннеро вновь больно ткнул его пальцем, на сей раз в горло. Закашлявшись, священник попятился.

Эйдриан думал, что сейчас из бывшего монаха вырвется тигр и разорвет Кастинагиса в клочья. Но Де'Уннеро не требовалось вмешательство полосатого хищника. Суд над Кастинагисом он хотел совершить в человеческом облике и сознании.

Де'Уннеро с силой ударил священника по лицу. Кастинагис попытался ответить, но тот перехватил его руку, словно клещами сжав ему запястье, а затем резко и безжалостно вывернул ее. Противников разделяло не более двух футов, однако Де'Уннеро сумел вскинуть ногу и еще раз ударить Кастинагиса в лицо.

Священник зашатался и непременно рухнул бы на пол, если бы не перила, предотвратившие падение.

— Видишь, брат, как плохо пренебрегать телесными упражнениями! — назидательно произнес Де'Уннеро, потрясая пальцем в воздухе. — Ты больше чем на десять лет моложе меня, а уже успел одряхлеть и покрыться жирком.

Кастинагис, свирепо взвыв, оторвался от перил и двинулся на Де'Уннеро. Однако бывший монах только усмехнулся. Чуть вскинув руку, он сжал Кастинагису горло и с явным наслаждением начал смыкать пальцы.

Священник отчаянно вцепился в руку Де'Уннеро, но не смог оторвать ее от себя, а потому ударил бывшего монаха в лицо. Вернее, попытался ударить, ибо Де'Уннеро проворно выбросил вперед другую руку и предупредил удар. Потом он расцепил пальцы, сжимавшие горло Кастинагиса, и нанес ему несколько сильных ударов в живот и голову, без труда пробивая защиту своего не столь искушенного в боевом искусстве противника. Серию ударов руками Де'Уннеро завершил хлестким ударом ногой в пах.

Священник согнулся, корчась от боли. Бывший монах грубо схватил его за волосы и, толкнув Кастинагиса в сторону перил, запрокинул ему голову.

— Суд идет, — провозгласил он.

Шея священника находилась вровень с перилами.

— Виновен, — объявил Де'Уннеро.

Когда он ударил Кастинагиса ладонью в переносицу жуткий звук разнесся по часовне: это хрустнули сломанные шейные позвонки священника.

Эйдриан считал себя смелым и хладнокровным воином. Однако прошло немало времени, прежде чем он сумел прийти в себя.

— Что ты натворил? — с трудом выговаривая слова, спросил он, выходя из-за колонны.

— Я сделал то, чего не успел закончить тогда, в Палмарисе, — ответил Де'Уннеро.

Если он и был недоволен тем, что юный рейнджер явился свидетелем его мести, то умело скрыл свои чувства.

— Что же, нам теперь опять придется скитаться по лесам? — спросил Эйдриан, которому было невероятно трудно собраться с мыслями.

Де'Уннеро презрительно усмехнулся, словно его этот вопрос совершенно не волновал. Бросив взгляд на юношу, он молча вышел из часовни.

Эйдриан следил за каждым его шагом, подмечая, с какой легкостью двигался Де'Уннеро и какое умиротворение испытывал он после содеянного. Юноша не знал, как все это понимать. Да, он сам тоже убивал людей, но сейчас… убийство Кастинагиса было каким-то иным, на редкость отвратительным и отталкивающим.

Вместе с тем Эйдриан едва ли мог осуждать Де'Уннеро, которому здорово досталось от этих напыщенных и лицемерных монахов. Рейнджер посмотрел на мертвого Кастинагиса, тело которого по-прежнему опиралось на перила. Надо обязательно что-то придумать, найти какой-то способ, чтобы Де'Уннеро не пришлось снова возвращаться в глушь…

Эйдриан потянулся за рубином.

Вскоре трое спутников наблюдали, как мечутся языки пламени, охватившие часовню Эвелина. Вокруг нее бегали испуганные жители Кертинеллы, которые были не в силах совладать с пожаром.

Де'Уннеро, явно удовлетворенный свершившимся правосудием, первым повернулся и зашагал в лес. Теперь их путь лежал дальше на север.

Сведения, которые Садье удалось собрать в Дундалисе, блестяще подтвердились, и она повела Де'Уннеро и Эйдриана через лес, к той самой роще, где находились гробницы Элбрайна и Мазера.

Бывший монах сразу же принялся за дело, проворно разбирая камни гробниц. Вскоре, однако, он почувствовал, что происходит нечто странное. Его работа не подвигалась ни на шаг. Де'Уннеро отбросил еще один камень, отошел и присмотрелся к результату своих трудов. Гробница по-прежнему оставалась нетронутой.

— Магия, — догадалась Садья.

Де'Уннеро кивнул. Он обернулся к Эйдриану. Юный рейнджер рассеянно глядел куда-то в лес.

— Могила окружена магической защитой, — довольно громко произнес Де'Уннеро, стараясь привлечь его внимание. — Ты можешь разобрать, какого она свойства?

В ответ юноша озадаченно посмотрел на него. Потом неуверенно пожал плечами и сказал:

— Может, нужно произнести какое-то заклинание.

— Ты понимаешь, что нужно что-то предпринять? — уже настойчивее спросил бывший монах. — Я не в состоянии разобрать камни.

Теперь и Эйдриан посмотрел на гробницу, но ничего не сказал. Молчание затягивалось.

— Я подозревал, что тут не все так просто! — наконец прервал тишину разозленный Де'Уннеро.

— А может быть, нам даже повезло, — возразила Садья. — В ином случае кто-нибудь давно наведался бы сюда и поживился.

Им обоим показалось, что только сейчас до Эйдриана дошло, в каком положении они очутились.

— Земная магия, — медленно произнес наконец юный рейнджер, глядя на могилы. — Сила изумруда госпожи Дасслеронд.

— Значит, самоцветы, — подытожил бывший монах. — Но тогда ты можешь разбить эти чары своей магической силой.

Юноша колебался.

— Дасслеронд очень сильна в земной магии, — заметил он, качая головой. — И там есть что-то еще. Я это чувствую.

— Что именно? — нетерпеливо спросил Де'Уннеро.

— Вскоре узнаю, — сказал Эйдриан.

Он направился к невысокой скале, что находилась рядом с рощей. По пути сюда он заметил в ней небольшую пещеру. Юный рейнджер сбросил с плеч мешок и, порывшись в нем, извлек завернутое в плотную ткань зеркало.

Он обратился к Оракулу, и зеркало показало ему непонятную картину: поле со множеством снежных холмиков, внутри каждого из которых горело по свечке. Эйдриан сразу же понял смысл этого безмолвного послания. Светящиеся снежные холмики должны были привлечь духов его отца и отцовского дяди. Однако до первого снега было еще далеко. Юноша знал, что Де'Уннеро не захочет здесь зимовать, а потому попытался найти какой-нибудь другой способ.

Через час Эйдриан вышел из пещеры, зная, что выбор у него невелик. Он неслышно миновал лагерь, разбитый Де'Уннеро и Садьей, и поспешил к роще, достав из мешочка гематит, графит и солнечный камень.

Сперва он попробовал сокрушить камни могил мощным ударом молнии. Но здесь ему повезло не больше, чем Де'Уннеро: удары молнии оказались им нипочем.

Тогда Эйдриан взялся за солнечный камень, обладавший способностью разрушать чужие магические чары. Он ясно ощущал силы, оставленные Дасслеронд охранять обе могилы. То были крепкие земные узы. Юноша сосредоточил весь свой гнев к предводительнице эльфов, чтобы с его помощью разбить эти узы или хотя бы ослабить их. Вскоре он понял, что с таким же успехом мог попытаться похитить силу у самой земли. Здесь действовало какое-то старинное заклятие, превосходящее по силе возможности Дасслеронд. Скорее всего, предводительница эльфов вошла в какой-то завет с силами земли, возведя вокруг могил невидимую защиту.

— Это ты там грохотал? — спросил Эйдриана Де'Уннеро, когда тот вернулся в лагерь. Попытки рейнджера сокрушить камни разбудили бывшего монаха и Садью.

— Все напрасно, — ответил юноша. — На это место наложено заклятие, которое мне не преодолеть.

— Неужели нет никакой возможности? — разочарованно спросила Садья.

— Придется дождаться первого снега, — объяснил им Эйдриан. — Другого выхода нет.

Де'Уннеро это явно раздосадовало. Однако он сдержался и просто кивнул.

— Пусть будет так.

Его ответ немало удивил Эйдриана. Он хотел услышать совсем иное. Терпение, которому его учили эльфы, так и не стало чертой его характера. Юноша искренне надеялся, что Де'Уннеро либо на какое-то время оставит эту затею и сосредоточится на другом, либо, используя свой опыт, все же найдет способ проникнуть внутрь могил.

— Утром надо будет вернуться в Дундалис, — сказала Садья. — Я не собираюсь несколько недель кряду спать на мокрой земле.

Так они и сделали. Жители Дундалиса были рады пришельцам. Как и в любом городишке, стоящем в глуши, они жаждали услышать новости из большого мира и новые сказания и баллады. Де'Уннеро несколько встревожился, увидев, что над одним из трактиров висит вывеска «У старого друга». Так называлось заведение, которым когда-то владели в Палмарисе приемные родители Джилсепони. Бывший монах узнал и трактирщика — состарившегося Белстера О'Комели. Однако сам Белстер — полуослепший и заметно одряхлевший — даже и не подозревал, кого судьба привела в Дундалис.

Им пришлось прожить в Дундалисе несколько недель, дожидаясь, пока осень сменится зимой. Словно назло, первый снег выпал намного позднее обычного.

Снегопад начался рано утром и продолжался почти до вечера. Захватив мешок со свечами, Эйдриан не стал дожидаться, пока снежинки перестанут падать. Увязая в сугробах, он поспешил в рощу. Густые сосны, окружавшие могилы, не позволили снегу занести их полностью.

Юноша не мешкая отправился в поле за рощей и принялся лепить из снега холмики, делая сбоку каждого из них небольшую нишу и вставляя туда по свечке. Расставив свечи, он зажег их с помощью рубина и поспешил назад в рощу. Он глядел на могилы, за которыми мерцали огоньки внутри снежных холмиков.

И ждал.

Вскоре он заснул или решил, что спит, ибо все вокруг стало каким-то сонным и призрачным. Он представлял, как камни гробниц откатываются сами по себе; представлял, представлял…

Дрема мгновенно покинула Эйдриана, когда перед ним возник жуткий полусгнивший труп. Мертвец, замахнувшись, с силой ударил его в челюсть. Юноша отлетел в снег.

Эйдриан сразу же стало ясно происходящее: то было испытание. Рейнджеры должны были пройти через это испытание, сражаясь за право обладать замечательным эльфийским оружием, которым прежде владели их предшественники, к этому времени умершие или погибшие. Победить в битве призрака означало заработать право носить такое оружие. Теперь Эйдриан понял смысл некоторых картин, представавших перед ним в последние недели в зеркале Оракула. Он видел, как на этом же самом месте Элбрайн сражался с призраком своего дяди Мазера за его «Ураган».

Мертвец наступал на него — приближался неотступно, шаг за шагом. Эйдриан внимательно наблюдал за ним. Он сразу понял, из какой могилы восстал его призрачный противник. Из правой. Да, он вышел именно оттуда. Значит, это был Элбрайн. Его отец. Теперь юный рейнджер безошибочно знал, что должен вступить в поединок и заставить призрака вернуться обратно в могилу.

Сама мысль о сражении с восставшим из могилы претила Эйдриану. Тем не менее таковы были условия эльфов, наложивших заклятие на это место. Но юноша не собирался подчиняться правилам, установленным Дасслеронд!

Он пригнулся, чтобы избежать второго удара надвигавшегося на него призрака, однако вновь оказался в воздухе. Отец с силой ударил его левой рукой в плечо, когда Эйдриан попытался было отпрыгнуть в сторону. Пошатываясь, он сделал несколько шагов к открытой могиле и заметил в ее темных недрах изумительный эльфийский лук, блеснувший полированным деревом своей дуги.

Также юноша обратил внимание, что камни второй могилы тоже начали шевелиться. Неужели его действия пробудили и второго призрака и теперь ему придется сражаться против них обоих?

Эйдриан отскочил от разверзшейся могилы и прислонился спиной к дереву, следя за приближающимся призраком отца. К этому моменту вторая могила открылась и оттуда показалось еще более сгнившее и страшное создание. То был призрак Мазера, дяди его отца.

Юноша изо всех сил старался не потерять самообладание. Если бы первой открылась левая могила, где лежал «Ураган»! Тогда бы, схватив меч, он устремился прямо на призрак Элбрайна и сумел бы быстро загнать его обратно, пока призрак Мазера не вступил в сражение.

Нет, так не годится, решил юный рейнджер. Ведь именно таких действий ожидала… нет, требовала от него столь ненавистная ему Дасслеронд!

Только сейчас он осознал, что держит в руке гематит, камень души. Это ворота в мир его противников и, быть может…

Наблюдая, как призрак отца надвигается на него, Эйдриан улыбнулся, поднял руку и направил всю свою громадную силу воли в камень души и через камень ударил ничего не подозревавшего призрака волной сильной магической энергии. Тот резко остановился.

Эйдриан чувствовал: глубоко под полусгнившей плотью его отца еще теплится крошечный огонек сознания. Он ухватился за этот огонек волей своего духа; он взывал к Элбрайну, требуя, чтобы именно дух отца, а не его полусгнившая телесная оболочка вышел с ним на поединок. Соединив силу своей воли с магической энергией, юноша ринулся в бой. Он сражался с самыми древними и неимоверно крепкими узами — узами смерти.

Стараясь не потерять сосредоточенность, Эйдриан с удивлением следил за тем, что разворачивалось у него перед глазами. Страшный призрак начал преображаться: серая сгнившая плоть стала приобретать цвет живой кожи, в пустых глазницах заблестели живые глаза. И в этих глазах был заметен проблеск жизни!

Но оставался еще и второй призрак, который неумолимо приближался к рейнджеру. Юноша попытался сосредоточить свою волю и внимание на нем и почувствовал, что схватка с ним окажется намного труднее. Ведь с момента гибели Мазера прошло гораздо больше времени, и его дух еще крепче связан узами смерти.

Эйдриан замешкался, видя, как Элбрайн отходит, уступая место жуткому призраку Мазеру. Такое промедление могло стоить рейнджеру жизни, ибо призрак рванулся к нему и, с поразительной силой оторвав от земли, пригвоздил к стволу векового дерева. Костяшки пальцев смертельной хваткой сжали горло юноши. Нужно было любым способом высвободиться из этих тисков, не позволявших ему даже вздохнуть.

Рейнджер, извиваясь всем телом, попытался вновь обратиться к силе гематита. Но его усилия были тщетны. Эйдриан чувствовал, что силы покидают его. С каждой секундой он словно все глубже и глубже проваливался в зловещую темноту.

Вдруг сквозь пелену застилавшего сознание тумана юноша услышал, как что-то со свистом рассекло воздух; раздался хруст, он почувствовал, что страшные пальцы разжали его горло, и, не удержав равновесия, упал на четвереньки, жадно глотая холодный ночной воздух. Желая узнать, что послужило причиной его спасения, Эйдриан поднял голову и увидел невдалеке от себя призрак Мазера, размахивающий обрубками рук и пытающийся ударить Элбрайна. Его отец, получеловек-полупризрак, сжимал в руке сверкающий эльфийский меч.

Мгновенно оценив ситуацию, Эйдриан бросился к могиле Элбрайна и вытащил из нее полный стрел колчан и «Крыло Сокола» — грозный эльфийский лук. Удивительно, но время ничуть не повредило оружие: тетива оставалась крепкой.

Отойдя от могилы, он обернулся. Битва призраков продолжалась. Элбрайн наступал на призрак Мазера, как однажды уже делал это при жизни, отвоевывая свое право на «Ураган».

Когда Мазер наконец упал, странное существо — тот, кто раньше был его отцом Элбрайном, двинулось к Эйдриану, опустив меч.

Юный рейнджер взглянул на гематит. А что, если ему удастся полностью разорвать узы смерти и вернуть отца к жизни? Эта мысль ошеломила, удивила и даже ужаснула его.

Странное существо медленно приближалось. Призрак глядел на Эйдриана, и в этом взгляде сливалось все: тревога, страх, замешательство. Духовная связь между ними еще сохранялась, и юноша ясно улавливал каждое ощущение Элбрайна, каждую его мысль. Тот пытался понять, кто стоит перед ним.

— Да, ты меня знаешь, — произнес Эйдриан, обращаясь к призраку.

Он расправил плечи и горделиво выпрямился по весь рост.

— Я — твой сын.

Призрак смотрел на него; его глаза широко раскрылись, а сомкнутые губы слегка изогнулись в подобии улыбки.

Тем не менее так дальше продолжаться не могло. Он мог выбрать одно из двух. Эйдриан сжал в руке гематит. Как поступить дальше? Отправить призрак отца назад, в его темный мир? Или сражаться за полное воскрешение Элбрайна? От этой мысли его вновь охватил ужас.

Рейнджер взялся на лук и так сильно натянул тетиву, что перья сокола, укрепленные на нем, стремительно разошлись в разные стороны, словно и в самом деле были перьями на крыле летящей птицы. Призрак Элбрайна удивленно смотрел на своего сына.

Юноша выстрелил. Стрела вонзилась в грудь призрака, и тот попятился назад. Отец смотрел на Эйдриана в еще большем недоумении.

Рейнджер выпустил в него вторую стрелу, а затем и третью. Теперь то, что стояло перед ним, опять больше напоминало оживший труп, нежели живого человека. Когда в грудь призрака вонзилась четвертая стрела, он упал и больше уже не поднимался.

Эйдриан проснулся утром, дрожа от холода. Оглядев себя, он не обнаружил на теле ни ран, ни даже царапин. Юноша заснул невдалеке от могил, которые внешне выглядели нетронутыми. Даже снежный покров на них оставался таким же, каким был тогда, когда рейнджер готовился к магическим действиям.

Но среди этого снежного покрова, возле изголовья могил… Увиденное размывало всякие границы между фантазией и реальностью. Там лежали и словно ждали Эйдриана «Ураган» и «Крыло Сокола»!

Подняв лук и колчан со стрелами, юноша перекинул их за спину. Затем он почтительно взял в руки меч. Настоящий эльфийский меч. Эфес «Урагана» был украшен двумя самоцветами — белым и небесно-голубым.

Вместе с отвоеванным наследием Эйдриан уносил с собой новое понимание дальнейших событий своей жизни.