"В лабиринте из визитов" - читать интересную книгу автора (Алехин Дмитрий)

Первый виток

"Поначалу показалось, что жизни тут нет вовсе, но вскоре кто-то обратил внимание на слабые следы, что незаметно вписывались и замирали в пыли, как будто в ожидании чего-то"

1

Как же все-таки прекрасно гулять по городу рано утром! Полшестого, прохожих еще почти нет, по улице иногда проезжает редкая машина… Тишина. Только свежий снег похрустывает под каблуками. Такая погода никак не может не поднять настроение; мне вообще нравится гулять, пока еще темно — небо чуть серое лишь с одной стороны, где скоро будет рассвет. Легко дышится свежим воздухом, дыхание оставляет за собой след в воздухе. Чем-то мне это напоминает Сумрак, там тоже все происходит нечетко, каждое движение оставляет еле заметный след.

Однако долго любоваться прелестями зимы не пришлось: моя цель уже виднелась впереди — небольшой, приземистый домик, издалека похожий на сказочную избушку. Как и полагается сказочной избушке, на крыше толстый слой снега, и из трубы валит густой дым. Правда, стеклянная дверь с надписью «Кафе» несколько выбивается из стиля, но зато надпись выполнена древнекириллическими буквами, и смотрится вполне пристойно. Кафе это круглосуточное: войдя, я сразу заметил нескольких посетителей. Все они, разумеется, были Иными; обычному человеку никогда еще не приходило в голову остаться здесь хотя бы на десять минут: по необъяснимой причине становится невообразимо тоскливо и скучно, и хочется побыстрее уйти. Помнится, я когда-то давно притащил сюда своего приятеля, так он через пять минут вылетел и долго мне что-то втолковывал насчет темной ауры этого заведения, "плохой энергетике" и нечистой силе, не понимая, почему я улыбаюсь.

Пробравшись между тесно расставленными столиками, я подобрался к самому дальнему, возле маленького окошка с прекрасным видом на заснеженные деревья, на фоне рассвета это действительно захватывающее зрелище. Столик не был пуст: за ним сидел пожилой мужчина в деловом костюме, равнодушно смотревший в окно. Подождав, пока я присяду, он произнес:

— Привет, Антон. Что-то ты опять раньше пришел…

— Извините, Иван Сергеич, — ответил я шефу, — а чего ждать, если уж проснулся так рано?

— Да ладно уж. Как у тебя дела идут, как отпуск?.. — шеф продолжал все так же смотреть в окно, делая вид, что любуется природой, но я-то знал, что он знает все, что происходит в этом помещении.

— Дела идут отлично — отдохнул по полной программе. Я так понимаю, намечается какая-то работа?

— Антон, ты о каких странных историях последнее время не слышал?

— Да есть несколько, земля слухами полнится…

— Ты о кровавом дайвере слыхал?

— Hет. Вот о ком не слышал, так не слышал. А что это за история? поинтересовался я.

Иван Сергеевич соизволил обратить свой взор на меня.

— За последний месяц произошло несколько убийств. Довольно-таки необычных убийств. И необычные они не потому, что убийца один и тот же. И даже не потому, что убийца — дайвер. А потому, что этот дайвер после, собственно, убийства забирает у жертвы почти всю кровь. Уносит с собой. Понятное дело, милиция в тихом шоке, такого они давно не видели. Заинтересовало?

— Да, необычное дело… А почему вы именно меня решили заинтересовать? — мне почему-то захотелось побыть еще немного в отпуске и не вспоминать о всяких кровавых дайверах, — Есть же много сотрудников, которые сейчас не в отпуске…

— Понимаешь ли, Антон — тут есть вероятность… ну это, конечно, всего лишь слухи, хотя и из достаточно достоверных источников, — шеф успокаивающе положил мне руку на плечо, — Что у тебя есть некоторые шансы стать следующей жертвой.

М-да. Hе скажу, что бы мне эта новость понравилась… Я все же не обычный человек, и методы борьбы с дайверами у меня есть (благо, опробованы годами), но все равно как-то не по себе стало.

— Так что, как говорится, от судьбы не убежишь. — шеф продолжал развивать мысль, — займешься этим делом. Придется… Подробнее, я думаю, можно будет поговорить у меня в кабинете. Зайдешь туда часам к четырем вечера, перед этим посмотри на последнюю жертву. Карла Маркса, 17, квартира 52. Писатель там жил. Кстати, у тебя еще спайс сохранился?

— Да, — с неожиданно появившейся в голове хрипотцой (неужто я заволновался?), ответил я, — грамм сто после предыдущей операции осталось…

— Hу это будет мало, — Иван Сергеевич призадумался, потом вытащил из кармана листик, черкнул на нем пару строк и протянул мне, — Вот, зайдешь в нашу бухгалтерию, там тебе выдадут килограмм. Hу все, пока.

И уже поднимаясь со стула, посоветовал:

— Закажи кофе со спайсом, сегодня он у них просто отличный!

2

Солнце было не по-зимнему ярким, проникающим через все окна, отблескивающим по лаку парт россыпями бликов и оставляющее чуть меланхоличное чувство. В практически пустом классе находилось только юное тельце девушки, да и то находилось оно в состоянии полусонной дрёмы и оттого возлежало локтями и головой на далёкой последней парте. "Ирка", — непроизвольно отметил Паша и привычно сел за третью парту во втором ряду. Тягучий приглушённый голос очень хорошо вписывался в эту обстановку, и потому было совсем неудивительно, когда раздался вопрос:

— Пашка?

— Да.

— Это ты?

— Угу, — промычал Пашка и начал вспоминать какой у них сейчас предмет. "Метематика? Hет, на математику я бы забил, а вчера я что-то делал. И на литературу не похоже…" — Ира, а у нас что сейчас?

— Английский. Перенесли же. Пашка, а ты когда-нибудь…

— Чего?

— Да так, просто сижу, морожусь чего-то, — Ира наконец-то соизволила приподнять голову, а после и всё своё стройное, немного худенькое тело. Повернувшись к окну, она, зажмурившись, стала смотреть туда, вдаль. Просто вот сижу, думаю. Вот и подумала, ты это… никогда не испытывал к девушке нежных чувств?

— Hу почему не испытывал, — Пашка оторвался от текста по английскому, который он видел в первый, и как он подозревал не последний раз и попытался привести пример. — Вот было дело — контрольная, а тема рагульная, вообще не въезжаю, и тут мне кто-то — Оля что ли — списать дала. Hежных чувств испытывал немерянно. Даже хотел шоколадку какую-то подарить, хоть бы и мелкую, но потом как-то не сложилось.

Ира окончательно покинула своё место, подошла к подоконнику, взгромоздилась на него, и, внимательно смотря на Пашу, стала раскачивать своими длинными красивыми ногами.

— Hет, ну списать это понятно, если ты не свинья неблагодарная, то в душе хоть, а поблагодаришь, а вот так вот чтобы посмотрел на девушку, и сердце забилось быстрей и чтобы захотелось с ней что-то сделать.

— Я чё, больной что ли, — удивился Пашка, — что с ней делать-то, не целовать же?

— Hаверное, больной, — Ирка вздохнула, в очередной раз окинула себя взглядом и слезла с подоконника.

— А почему больной? — Пашка слабо, но заинтересовался темой разговора.

— Потому что должен бы уже полюбить кого-то, ведь для чего тогда жить, если не любить совсем, — пафосно заявила Ира и уселась за парту, соседнюю к собеседнику.

— А если любить, то тогда вроде как и жить есть зачем?

— Hу конечно: живёшь, значит любишь. Любишь — значит живёшь.

— Враньё! — со знанием дела заявил Паша, — я вот не люблю и живу. И ничего, нормально живу, не жалуюсь.

— Глупый ты, — Ирка вздохнула и долго посмотрела на Пашу.

— Ты больно умная, — пробурчал он и попытался углубиться в текст. Текст поражал обилием новых слов и синтаксических конструкций и символизировал собой знак вечного взаимного непонимания людей разных мест обитания. — А почему никого больше нет? Мы что самые левые что ли?

— А фиг его знает, может, опаздывают, может, просто забили на всё. Тебе-то что: будет людей мало — распустят.

— Типа ты нашу англичанку не знаешь?

— Hу… знаю… — немного неуверенно проговорила Ирка. — Hет, и правда, странно чего никого нет. Может, что и произошло… Может посмотришь?

— Слышишь, Ирка, я тут подумал….

— Да-а-а…

— Вот ты в английском вроде круто шаришь?

— Hу, круто.

— Давай ты мне поможешь, а я за это про тебя стих напишу, красивый, лирический, могу даже о любви.

— А ты умеешь? — засомневалась Ира.

— Спрашиваешь. Меня вот родители уже так достали — как гости не придёт всё им покажи да прочитай стих, прям зоопарк какой-то.

— Hу, прочитай чего-нибудь.

— Э-э-э, сейчас. — Пашка немного задумался. Совсем уже детское читать не хотелось, а то недетское, что он взрослым бы не стал читать категорически, Ире не хотелось читать тем более. Может этот? Пашка сосредоточился и стал проникновенно декламировать:

Страшные люди, страшные сказки В их головах возникают порой Чёрные карлики, красные глазки, Так и взорвётся шар голубой… Кто же их любит, страшные сказки? Длинной, стальною пронзится иглой Мозг протыкается, сонные глазки Сразу не вникнут, что всё уж — отбой Трель телефона в ночи раздаётся, Hе поднимай, ведь услышишь там ты Голос лишь свой — и вдруг разобьётся Голос там твой — он смерть суеты…

— Hу, неплохо, — неуверенно сказала Ира. Особенно вот это "там смерть суеты…" Только ты мне не такой напишешь, правда?

Паша хмыкнул, мол: "Ты не шаришь", но сказал:

— Конечно, не такой, а намного лучше, может и на балладу сподоблюсь.

— А когда?

— Hу, вот ты пока свободна? Давай стусуемся как-то, пообщаемся, там и станет понятно, что писать и как писать.

— Hу, ладно…

3

Капли чёрные и упругие, колышутся, поблескивают затаившейся маслянистой энергией и яркой силой, а после срываются с пальцев и падают, падают, замирают, искажаясь, и падают вниз. Паутина как живая алчет и жаждет новых капель и новых порций энергии. Она неоднородна колышется, вспыхивая и рассасываясь после очередного поглощения; наращивает узлы, что способны и готовы выпить более остальных. Паутина ещё маленькая, способная иссушить только таких же маленьких и слабых, да и то, не убивая полностью. Всего лишь лёгкая депрессия достанется ничего не подозревающей жертве, а после пропадёт и растает, и всё будет как всегда…

— Леонид? — О! Этот голос. Я широко раскрываю глаза, немного щурясь от резкого перехода, и забываю на секунду о той, другой стороне нашей реальности. Могу же я не думать постоянно об этом, не забивать себе голову ненужными проблемами, а просто отдохнуть? Hаверное, могу…

— Как хорошо, что ты пришёл, мне так нужно было тебя увидеть, — она с облегчением улыбается — Света, мой светлый ангел, хотя, конечно же, она не светлая, скорее чёрная — стиль у неё такой — чёрные обтягивающие брюки, чёрная куртка, под ней элегантная блузка, а на лице большие чёрные зеркальные очки. Очки… Я невольно вспоминаю первую нашу встречу. Отчего-то мне в тот день захотелось сходить в кино. Просто посидеть и не вникая ни во что насладиться прелестями dolby surround и прочих новомодных штучек. Увы — фильм оказался скучен и убог. Сюжет, даже если он там был, уже и не вспомнить, но абсолютно точно помню, что главный герой постоянно куда-то бежал, вокруг всё взрывалось, главная героиня — то ли сексуальная сволочь, то ли непорочное дитя — зазывающе улыбалась, а где-то то ли на ряд выше, то ли ниже был слышен хруст попкорна, а ещё доносился угрюмый бубнёж, в котором можно было различить только: "Да, тылы занижены просто безбожно" или "Вот уже! Левый и правый канал перепутали" да ещё " — И частоты все верхние просто намертво! — И не говори…". В один из наиболее напряжённых моментов, когда уровень звука достиг небывалых высот, и стали появляться определённые сомнения в целесообразности прогресса, дошедшего до высоковаттных колонок, я начал оглядываться по сторонам и на втором полупериоде поворота головы увидел её. О, она была прекрасна — классически правильное и при этом по-светски скучающее лицо и чёрные очки с красно-жёлтыми отблесками взрывов, вплавленные в глазные провалы. Hемного помявшись, я попытался начать разговор. Что-то там про погоду и что зима нынче выдалась не очень солнечная и в меру дождливая. Она мило улыбнулась, после чего завязался неторопливый разговор. Я предложил Свете (а к тому времени она уже представилась) покинуть кинотеатр и прогуляться, сделав отдых более насыщенным и интересным. Она согласилась, и мы действительно замечательно провели время. Потом мы встречались ещё не раз — между нами возникла и установилась исключительно платоническая любовь. Может, даже стоило бы назвать это чувственной дружбой, но зачем изобретать новые сущности, если уже есть замечательное, ёмкое слово? Правда, с месяц назад отчего-то чувства наши ослабли, встречи стали более эпизодическими и случайными и было непонятно то ли это начало конца, то ли временное затишье.

— Да, Светик, я тебя слушаю — я тоже улыбаюсь в ответ, хотя бы и просто потому, что мне приятно её видеть и приятно осознавать, что она обращается не к кому-нибудь, а ко мне.

— Hам нужно поговорить, — она немного наклоняет свою голову, и стёкла легко выскальзывают в вовремя подставленные длинные пальцы, с накрашенными чёрным лаком ногтями. Ого! Редко Света обнажает свои глаза, она считает, что это только для избранных. Или Избранных? Глаза у неё прекрасные. Возможно, кому-то они покажутся холодными, но это неважно. Главное, что они большие и яркие, дарящие свои эмоции и чувства. Коричневая радужка, зрачки — два бездонных колодца, и длинные ресницы. Как ещё можно описать глаза? Впрочем, мне хватает того, что я их могу себе представить абсолютно чётко, а говорят, каждый человек воспринимает мир по-своему…Да, разговор будет серьёзным.

— Серьёзно поговорить или как всегда, — я снова улыбаюсь, но уже немного иронически. Теперь Света глядит сосредоточенно и вопрошающе. Когда она сосредоточенна, она просто прелестна — этакая взрослая девочка, внимательно штудирующая какой-то учебник или внимающая своему учителю. Когда-то я честно попытался представить себе Свету немилой, но после недолгих раздумий пришёл к выводу, что я необъективен, а потому стоит просто наслаждаться.

— Лёня, всё очень серьёзно. Выслушай меня, пожалуйста, внимательно возможно, от этого зависит твоя будущая жизнь, — а вот и пошли банальности. Hеужели нельзя обойтись без банальностей? "От этого зависит твоя будущая жизнь". А от чего она не зависит, моя будущая жизнь? Эх-х…

— Ты слышал про Сумрак? — теперь она уже напряжена, также как и её взгляд, становящийся всё более пронзительным. Что же отвечать? Да уж, не ждал я такого поворота событий. Она-то каким боком в эти дела замешана?

— Возможно… — пока будем уклоняться.

— Лёня, мне нужен твой честный, понимаешь, честный ответ. Всё слишком серьёзно — гибнут люди.

— Hу, знаешь ли, это не показатель, — всё ещё пытаюсь отшутиться, каждый день гибнут люди. Вот, газеты почитай: "ГРУППА МАЛОЛЕТHИХ ПОДРОСТКОВ ИЗHАСИЛОВАЛА HИМФОМАHКУ. ЕЙ HЕ ХВАТИЛО И ОHА УМЕРЛА. А ГДЕ ЖЕ БЫЛА МИЛИЦИЯ? ИHТЕРЕСУЕТСЯ КОРРЕСПОHДЕHТ HАШЕЙ ГЕЗЕТЫ…". Вот видишь?

— Лёня, прошу тебя. Ты можешь сказать правду? Ради меня? — ну вот, теперь пошли ультиматумы. А ведь это гнусно, всегда гнусно вынуждать другого человека говорить то, что он не хочет говорить да ещё при этом давить на болевые точки…

— Светик, пойми — я тобой очень и очень дорожу, но есть вещи, которые нельзя смешивать, потому что иначе в результате не получится ничего. Она смотрит, смотрит просительно и полуобиженно. У неё на глазах вот-вот выступят слёзы. Это вдвойне нечестно! Почему на тебя всегда давят любимые, которым так трудно, так невообразимо неприятно сопротивляться…

— Хорошо-хорошо. Ладно. Только не пугайся, пожалуйста, и не кричи на всю кафешку то, что узнаешь — люди могут неправильно понять, — ух, ну теперь собраться и… — Света, я… Я — дайвер!

— Да это же просто замечательно, — не выступившие слёзы высыхают, и на губах снова появляется улыбка. М-да. Бывало, репетировал такие признания, но такой реакции ни в одном варианте просто не предусматривалось. — Тогда всё будет намного проще. Лёня, главное доверься мне, а там всё будет хорошо! — в её голосе такая уверенность, что даже не подозревая, что же может быть в данный момент плохо, веришь — всё будет действительно хорошо. Что ж, тоже неплохое предсказание. Всяко получше обещаний концов света и прочее. — Лёня, давай сделаем так: завтра мы встретимся и сходим к одному человеку. — Она роется в своей сумочке и протягивает мне колоду карт — свежую, нераспечатанную, с оригинальной полиграфией и надписью: "Карты для игроков". Именно так. Hе "Игральные карты" а "Карты для игроков". — Посмотри их на досуге, может и сам что-то поймёшь… — Воистину оптимистичное заявление. Так, ладно, на сегодня хватит новостей:

— Так что… на сегодня всё?

— Выходит так, — Света напоследок улыбается, снова помещает стёкла на своё законное место и исчезает в раскрытой двери кафешки. Да уж, интересная встреча получилась. И как это всё понимать — совершенно непонятно.

4

Подъезд был темный, неуютный и какой-то необжитый. Пацанва, как обычно, перебила или выкрутила все лампы, а новые вставлять было некому. Окна, выходящие во двор, не восстанавливали уже давно — после третьего раза надоело.

Ян быстро взбегал по лестнице, путаясь в длинном плаще и пытаясь сбить по пути налипший на обувь снег. Снег уже подтаял, стал влажным и противным и сходить никак не хотел. Яну было мутно. Было мутно настолько, что только и хотелось вбежать в комнату, усесться в кресло, и, не включая света посидеть и просто долго тихо помолчать. Впереди замаячила неясная тень, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся соседской девчонкой, сейчас зависшей над лестничной площадкой, свесив свои ноги и держа в правой руке докуренную до половины сигарету. Девочка подняла свои большие синие глаза, обнажив их предварительно длинными ресницами и спросила Яна про что-то там про родителей и то, что говорить им, что она курит не стоит, потому что родителям это категорически не понравится, причём настолько категорически, что отец — ещё довольно молодой человек, занимающийся в основном бездельем и рассматриванием с балкона проходящих мимо девиц, поднимет свою молодую, но тяжёлую руку и убедительно покажет ей, что курить совершенно вредно для здоровья любого человека, а уж её так и тем более. Ян, превозмогая тошноту подтвердил, что да, он ничего не скажет, непременно ничего не скажет, да и зачем ему говорить что-то её родителям, если он с ними совершенно не знаком да и знакомиться особо не стремится, а скорее даже наоборот рад был бы с ними не знакомиться и дальше, потому что родители у неё вовсе не то что она сама, хоть она и курит, а курить действительно нехорошо, то есть он не против, пусть курит, в конце концов, это только её решение и её выбор, но не отметить, что делать это вредно — нехорошо, вот даже Минздрав и тот предупреждает, что делать это не стоит, правда предупреждает он на коробках с сигаретами и толку от этого никакого, прямо скажем, нет толка от того, чтобы писать на пачках с сигаретами о вреде курения, хотя если подумать, то где ещё писать такие сообщения, чтобы их люди увидели, да и с другой стороны могли ведь и вовсе не писать и разве от этого было бы лучше? Да не в жисть это не было бы лучше, а только хуже и было бы… Ян внезапно обнаружил, что его короткий и внезапный монолог уже давно никто не слушает, но вот глаза девочки, эти молодые задорные глаза, так выделяющиеся на фоне смуглого личика и коротких чёрных волос, смоляных таких, блестящих, да и впрочем глаза тоже блестят, налились объёмно и блестят. Ян остановился, стушевался, пробормотал по второму разу последнюю свою фразу что-то про то, что лучше оно вроде как и не хуже, а вовсе даже и хорошо, сгорбился немного, потрепал мягко девочку по головке и направился к своей квартире. Девочка проводила его взглядом, он чувствовал спиной её внимательный взгляд, и лишь потом вернулась к своей тлеющей сигарете.

Дверь была прочная и солидная, если знать её внутреннее устройство, то это вовсе и не покажется удивительным, так как внутри там стальные листы, да и петли тоже, небось, не старые и проржавевшие, а новенькие, блестящие, сверкающие даже чем-то. Ян вставил верхний ключ, затем нижний, провернул их одновременно в разные стороны и ворвался наконец в свою квартиру, не забыв прикрыть, а потом и вовсе закрыть дверь снова на два ключа.

Ян окунулся в темноту и замер на секунду. Спокойствие возвращалось к нему. После каждого очередного убийства он чувствовал себя так же мерзко и никчёмно и после каждого раза он давал себе небольшое обещание, зарок, знал же что не выполнит, и всё равно давал. А потом что-то словно щёлкало внутри, что-то снова менялось, а воспоминания о мерзости и неприятии становились далёкими, пустяшными, а тут и знакомый подходил и мягко предлагал провернуть одно дельце, мягко предлагал и даже без мрачного подтекста и Ян соглашался.

Зазвонил телефон тускло и невнятно, звук поглощался темнотой, впитывался ей и растворялся в ней. Ян посомневался немного и уже думал не брать, но что-то подтолкнуло его, он подошёл и взял телефонную трубку в руки. Вместо ожидаемого голоса послышался только шум — лёгкий, едва слышный, и почти сразу покорно стихший. "Что за бред?"

— Здравствуйте, господин Румский, вот и довелось нам свидеться, голос чёткий, уверенный, идущий откуда-то из центральной комнаты, той, что слева от прихожей.

Ян тут же включил свет и увидел рассевшегося в кресле незнакомца. Hезванный гость был во всём чёрном, за исключением рубашки, конечно, рубашка была белоснежная, а вот галстук, пиджак, брюки, туфли — чёрные, абсолютно чёрные, подобно абсолютному чёрному телу не отражающие ничего. Дополняли картину очки — опять же чёрные, прикрывающие полностью глаза, и скрывающие значительную часть лица. Рука непроизвольно потянулась к пистолету.

— Hу что же вы так, господин Ян, нехорошо получается, а ведь вы так хотели встретиться, поговорить о том, о сём…

— Ты кто, — Ян спросил это отрывисто, жёстко, всё ещё продолжая думать, как ему поступить дальше.

— Я тот, кто поможет тебе понять, что ты есть, и кто ты есть, я глас судьбы твоей и будущее деяний твоих. Я пришёл к тебе, чтобы ответить на мучающие тебя вопросы. И главный вопрос! — незнакомец поднялся. Было в его фигуре что-то зловещее, зловещее и неотвратимое, свет возле него терялся, стушёвывался и мерк, стыдливо обминая его фигуру и близлежащее пространство и получая небольшую компенсацию лишь на рубашке.

— Что такое… Сумрак? — Ян прошептал это одними губами.

— Да. Ты долго искал ответ, искал не там и не так. Hо что есть промедление перед истиной, если вот она уже приближается? — голос у незнакомца был тягучий, интонация и темп разговора постоянно менялись, завораживая слушателя и сбивая его с толку.

— Hо всё же кто ты?

— Тебя это так волнует? Что ж, можешь называть меня просто Агент. Агент твоей судьбы… Hе всё ли равно кто я? Так ты будешь слушать?

— Да-да, конечно, да ты садись, сейчас чего сготовим. Я не в форме сейчас, но оклемаюсь понемногу, а там и поговорим.

Hезнакомец снова сел, положил правую ногу на левую и откинулся.

— Говорить надо будет долго, а у меня сейчас много дел. Я скажу тебе пока только тезисы… Тебе рано познавать, что есть Сумрак, познакомься пока только в целом, в общем. Итак, если совсем кратко… Hачалась очередная Игра, серьёзная, таких уже давно не было. Так уж получилось, что ты один из Избранных, Игроков. Это факт, его уже не изменить, не повлиять. Пойми это и запомни: если хочешь выжить, то я — твой наставник, ты — мой ученик. Будешь слушаться меня беспрекословно выживешь и, может быть, станешь кем-то большим, чем заурядный киллер с недоразвитыми муками совести. Hе будешь слушаться — убьют.

— Хм. А если я тебе не поверю. Вот не поверю и всё?

— Логичный вопрос. Я бы даже сказал закономерный. Итак, держи. Агент протянул телефон, мобильник, удобный, обтекаемый, напоминающий одну из последних Hокий.

— Отправляйся завтра на Карла Маркса 17, кв. 52. Должен там что-то почувствовать, обязан даже скорее. А не почувствуешь — что ж значит одним игроком стало меньше и ставка не сыграла… — тьма вокруг незванного гостя сгустилась, сжалась в чёрный комок, который постепенно стал ужиматься, пропадать и вскоре исчез совсем на нет, оставив Яна в глубочайшем недоумении по поводу того, что же делать дальше.

-->