"Идеальный вальс" - читать интересную книгу автора (Грейси Анна)

Глава 13

Из чего только сделаны девочки? Из бантов и кудряшек И милых мордашек. Детская песенка

– Я чувствовала себя ужасно, тетя Гасси. Я даже представить себе не могла, что мои слова так расстроят леди Элинор.

Близняшки в сопровождении миссис Дженнер прибыли с визитом на чай к леди Августе и расположились в гостиной, обсуждая последние события. Миссис Дженнер, задетая тем, что ее не пригласили в приют на Тотхилл Филдс – даже несмотря на то, что она перед этим заявила о своей неспособности выносить бедняков – дулась, но вполне благовоспитанно. Остальные ее игнорировали.

– Фи! Тебе не в чем себя упрекнуть. Мечты – это действительно важно. Твои сестры правы, ты просто неосторожно наступила на больную мозоль, ничего больше. – Глаза леди Августы сузились. – Вы говорите, что юный Бемертон вытолкал ее из приюта? Должна признаться, я поражена.

– Все остальные были слишком шокированы, чтобы что-то предпринять, – объяснила Фейт.

Миссис Дженнер язвительно вставила:

– А все потому, что мистер Бемертон урожденный джентльмен и знает, как обходиться с дамами. В отличие от некоторых, имен которых мы называть не будем.

– Что вы хотите этим сказать? Мистер Рейн хорошо воспитан и обладает прекрасными манерами, – пылко возразила Хоуп. – Мистер Бемертон просто опередил его, вот и все.

Фейт положила руку на колено Хоуп, пытаясь ее успокоить.

– Послушай, ты не знаешь, почему мистер Рейн так категорически против того, чтобы его сестры пришли к нам на чай вместе с девочками из приюта?

Хоуп покачала головой.

– Нет. Он так стремится оградить их от всего, что, возможно, даже перебарщивает с этим.

– Я не понимаю, почему мужчина, ищущий расположения леди Элинор, позволил другому мужчине увезти ее домой, и это в то время, когда она страдала и нуждалась в утешении.

Леди Августа фыркнула.

– Если бы у леди Элинор имелась хотя бы капля разума, она бы упала в обморок. Вот тогда этот восхитительно огромный мистер Рейн был бы вынужден подхватить ее и вынести на свежий воздух. Жаль, что этой девице не хватило на это ума.

Хоуп была очень рада, что у леди Элинор не хватило ума упасть в обморок. Если уж восхитительно огромный мистер Рейн и был бы вынужден ловить кого-либо и выносить на свежий воздух, то это должна была быть она, Хоуп Мерридью!

– Мистер Рейн, как владелец приюта, был обязан остаться с другими своими гостями и позаботиться о них, – непреклонно заявила Хоуп.

Леди Августа обдумала это замечание и поморщилась.

– Очень может быть. Значит, он выполнил обязанности владельца приюта, этот парень с божественными плечами? – Она хитро взглянула на Хоуп и добавила: – Кстати, у него еще и превосходные мощные бедра. Люблю мужчин с сильными бедрами.

– Тетя Гасси, прошу вас! – Хоуп вспыхнула от смущающих описаний внешности мистера Рейна. Абсолютно точных, но все же смущающих.

– Но я не могла этого не заметить – сейчас мужчины носят такие прелестные облегающие...

Фейт поспешно прервала ее:

– Мистер Рейн провел в приюте еще некоторое время, а потом проводил нас домой.

Леди Августа подмигнула Хоуп, взяла шоколадную меренгу[44] со сливочной начинкой и задумчиво посмотрела на пирожное.

– Мне жаль леди Элинор. Агата Пилтон всегда была весьма специфичной девицей!

– Агата Пилтон? А кто такая Агата Пилтон? – озадаченно спросила Хоуп.

Леди Гасси откусила приличный кусок пирожного и, прожевав его, ответила:

– Мать леди Элинор, в девичестве Пилтон. Она вышла замуж за Билли Уайтлоу, графа Эннисмора – это ирландский титул – и сама разрушила свой брак. Закатила истерику, обнаружив, что у Билли есть любовница, – а чего она ожидала? Это был брак не по любви. Все знали, что бедный Билли подыскивает себе для женитьбы богатую наследницу. Сам же он не имел за душой ни гроша... Ох! Зато был дьявольски красив! Агата Пилтон была привлекательной девицей, но ничего особенного из себя не представляла. Она должна была понимать, что ей удалось выйти за него замуж только благодаря своему состоянию. Вот как тогда обстояли дела. Так было и с моим первым браком. Все, что остается в такой ситуации, – это смириться.

Она покачала головой и доела остатки пирожного.

– И как же поступила леди Эннисмор?

Леди Гасси издала звук, выражавший отвращение, отпила солидное количество шерри, затем продолжила:

– Она подняла шумиху и сделала всю ситуацию достоянием общественности. Выследила мужа, когда тот выходил от любовницы, и устроила чудовищную сцену, как базарная торговка. Потом преследовала Билли вплоть до его клуба и устроила там еще одну сцену. Просто стояла под окнами «Уайтса» и вопила. Кошмар! – Рука леди Августы в нерешительности зависла над тарелкой с пирожными. – В конце концов, она отказалась впускать мужа в дом. Начала одеваться, как пугало. Стала посмешищем в глазах высшего света. Билли удрал то ли в Ирландию, то ли в Индию, то ли еще куда-то, где и умер в результате какой-то эксцентричной выходки. Весьма типично для Билли. – Леди Гасси выбрала пирожное с лимонным кремом. – Последнее, что я слышала об Агате, – она стала посещать сборища «синих чулков»[45]: было это примерно в то же время, когда я уезжала в Аргентину.

Хоуп налила себе и сестре еще по чашке чая.

– Очень захватывающая история. А вы знаете, леди Эннисмор написала книгу под названием «Принципы рациональности для просвещенных леди».

– Неужели, я этого не знала. Звучит пугающе! – заявила леди Гасси, элегантно вздрогнув. – Похоже, описанные там вещи просвещенная леди всячески должна избегать!

– Леди Элинор воспитывалась в соответствии с этими принципами.

– Что ж, это всего лишь доказывает, какой вздор содержит эта книжонка. Вид у бедняжки отталкивающий, одета она ужасно, а ведет себя так, словно никогда в жизни не была счастлива. Держу пари, она ни разу не целовалась! – Леди Гасси деликатно откусила кусочек лимонного пирожного, после чего вздохнула: – Какое расточительство по отношению к своей собственной жизни. Если бы я могла приложить руку к гардеробу этой девицы, я бы, в конце концов, смогла придать ей сносный вид. Но вся эта серость! – Она вздрогнула. – Прожить всю жизнь в сером – нет, этого не должен делать никто!

– О, как я с вами согласна! – пылко воскликнула Фейт. – Дед обычно заставлял нас носить серые платья из домотканого материала, это было ужасно.

На лице леди Гасси отчетливо читалось потрясение.

– Я знала, что он был ненормальным, но одевать вас, юных прелестных созданий, в серое домотканое уродство! Это преступление, вот что это такое! Преступление!

Хоуп уставилась на леди Гасси и выпрямилась на стуле.

– Тетя Гасси, – медленно произнесла она. – Вы абсолютно правы!

– Конечно, я права. – Леди Августа разделалась с лимонным пирожным и изящно стряхнула с пальцев прилипшие крупинки сахара. – А что именно ты имеешь в виду?

Теперь уже Фейт уставилась на сестру.

– У тебя появилась какая-то идея.

Хоуп усмехнулась и кивнула.

– И это касается леди Элинор?

– Нет, это касается девочек-сирот. – Хоуп взволнованно подвинулась на краешек стула. – Мы не должны ограничиться банальным чаепитием, нужно устроить нечто более волнующее, чем просто чай с пирожными. Надо привнести в их жизнь немного настоящей радости! Я очень надеюсь, что леди Элинор не будет так уж против – не хочу расстраивать ее еще больше. Когда она залилась слезами, я почувствовала себя ужасно. Она мне действительно нравится, даже если ее идеи кажутся мне довольно странными.

– Мне она тоже нравится, – согласилась с ней Фейт.

– Агату Пилтон следовало бы придушить, – едва слышно пробормотала леди Гасси. – Взрастить у дочери желание выглядеть чистым пугалом! Это преступление против природы!

Фейт кивнула.

– Я согласна, ее жизненные принципы – кошмарны! Представьте, она сказала, что мечты – это пустая трата времени, и что, мечтая, люди опускаются до уровня собак!

Леди Августа фыркнула.

– Да уж! Леди Элинор повезло, что ее мать умерла. Жаль только, что это случилось, когда Элинор исполнилось тридцать, а не когда она была еще ребенком.

Хоуп ласково тронула пухленькую ручку леди Гасси.

– Дорогая леди Гасси, насколько счастливее была бы бедная Элинор, будь вы ее матерью.

Леди Августа задумчиво кивнула.

– Я тоже так думаю. Однако еще не поздно все исправить. Девочка Агаты все еще может преобразиться.

Фейт не выдержала:

– О, Хоуп, я умираю от любопытства. Что ты задумала?

Хоуп изложила свой план. Закончив, она выпрямилась на стуле и посмотрела на сестру и леди Августу.

– Вы мне поможете? Сами знаете, я в этом ничего не смыслю, но с вашей помощью...

– Помочь тебе? Конечно, мы поможем! – воскликнула ее сестра. – План просто превосходный! Считай, что я в команде. К тому же я уверена, Грейс тоже захочет помочь.

Обе они повернулись к леди Августе, чтобы выслушать ее вердикт.

Леди Гасси лучезарно улыбнулась Хоуп.

– Я помогу тебе, мисс озорница. Конечно же, помогу. – Она прикончила свой третий по счету бокальчик шерри и тихонько рассмеялась. – Я восхищаюсь твоим замыслом. И мне хочется побольше узнать об этом приюте для девочек. Бедные сиротки. Хоуп, ты не будешь возражать, если я привлеку в наши ряды Моди и кое-кого из ее близких друзей? Она придет в восторг от этой затеи. – Неожиданно леди Августа разразилась громким смехом, после чего пояснила: – Моди презирала Агату Пилтон. А теперь, моя дорогая Хоуп, скажи-ка мне лучше, что ты решила надеть на цыганский бал леди Торн?

Хоуп моргнула от такой внезапной смены темы, но все же ответила:

– Если честно, леди Гасси, не имею ни малейшего понятия. Пока еще я даже не задумывалась об этом. А что носят венгерские цыгане? Кто-нибудь знает?

– Блох, как пить дать, – сыронизировала леди Августа. – Но уж этого я носить не буду! Фейт, девочка моя дорогая, ты провела довольно много времени в обществе этого приятного графа Римавски. У тебя есть какие-нибудь мысли на этот счет?

Фейт выглядела слегка смущенной. Что ж, это было неудивительно, подумала Хоуп, учитывая то количество времени, которое ее сестра провела с графом последние несколько дней!

– Думаю, маски подойдут в любом стиле, лишь бы были по душе. Что же касается платьев, надо выбрать что-нибудь яркое, тетя Гасси. В них должно быть много красного, черного и белого, и обязательно много оборок, воланов и кружев. Мужчины могут надеть сапоги и...

– Сапоги, на балу! – в ужасе воскликнула тетя Гасси.

– Да. А также либо шаровары, либо черные брюки в обтяжку.

– Все просто-таки теряются в догадках: что же предпочтет надеть граф, – язвительно заметила Хоуп себе до нос.

– Да, он любит носить облегающие брюки, и что с того? – рассмеялась леди Августа, отличавшаяся хорошим слухом. – Заметь, дорогая, у него для таких брюк очень подходящая фигура, в отличие от других мужчин нашего круга. Вот бедолаги! Но я должна заметить: если у мужчины фигура что надо, он вполне может себе позволить носить брюки настолько тесные, насколько это вообще возможно. Что касается меня, жаловаться на это я не стану!

Все рассмеялись.

– Тетя Гасси, вы возмутительны!

– Фи! Для чего же еще нужны глаза? Но, пожалуй, продолжим: Фейт, что еще они носят?

– Мужские рубашки должны быть белого цвета, свободного кроя, со сборкой на рукавах, а жилет украшен яркой вышивкой. Еще граф наденет косынку...

– Косынку? Косынку?!

Близняшки захихикали – такой потрясенной выглядела леди Августа.

– Да, или черную шляпу.

– Ни один мужчина в Лондоне не наденет какую-то там косынку! – твердо заявила леди Августа. – Да что мы все о мужских нарядах, меня больше заботит, что наденем мы? Фейт, в чем пойдешь на бал ты?

– Я расспросила Фел... графа Римавски, и он помог мне с выбором, предложив несколько интересных идей. Между прочим, я захватила с собой наброски.

С этими словами Фейт извлекла из своего ридикюля небольшой альбом для рисования. Все три леди склонились над альбомом и принялись с удовольствием и нескрываемым волнением разглядывать рисунки.

– Все очень симпатично, Фейт.

– Вы можете одеться в соответствии с любым из понравившихся рисунков, – предложила Фейт.

– О, что за милая девочка! Пожалуй, я выберу вот этот... только изменю цвет... думаю, пурпурный будет в самый раз.

Хоуп и Фейт подмигнули друг другу. Пурпурный был любимым цветом тети Гасси.

Тем временем леди Августа откинулась на спинку стула.

– Как интересно! Этот цыганский бал, да еще затея с сиротским приютом – в ближайшее время мы будем очень заняты! Дорогая, не позвонишь ли ты и не скажешь ли Шобриджу, чтобы принес мне что-нибудь выпить. После всех этих разговоров о нарядах я умираю от жажды!

***

– Это бесполезно, Бас, тебя не пустят; это мероприятие только для дам. – Джайлс сидел, развалившись на козлах своего фаэтона, воротник пальто был поднят вверх, а загнутые поля его касторовой шляпы надвинуты так низко, что скрывали глаза.

Себастьян только что остановил коляску перед особняком сэра Освальда Мерридью в Провиденс-Корте; в ландо еле втиснулись десять одетых в серое взволнованных девочек – последняя партия сирот, приглашенных сестрами Мерридью на чаепитие.

– Девичник?

Джайлс кивнул и, спустившись с козел своего экипажа, направился к ландо.

– Как пить дать, тайные женские штучки. Мы, мужчины, ценимся только за наши навыки возниц. – Он пожал плечами. – Мое почтение, леди! – Распахнув двери и спустив подножку ландо, он склонился в элегантном поклоне. – Вы прибыли к месту назначения.

Себастьян убедился, что Джайлс нашел абсолютно верный подход к девочкам. Нервничая и застенчиво хихикая, они поодиночке спускались с подножки и гуськом проследовали в дом, точно послушные мышки.

– Разве самой леди Элинор не будет? – поинтересовался Джайлс.

– Нет, – покачал головой Себастьян. – Она дала согласие на проведение сего мероприятия, но это вовсе не означает, что леди Элинор его одобрила. Она встретит девочек по его окончании. – И он уже хотел зайти в дом, но Джайлс его остановил.

– Я же говорил тебе, это мероприятие только для женщин. – Бемертон пожал плечами. – Конечно, нас пригласили провести время в компании сэра Освальда, но, говоря откровенно, Бас, сегодня ты меня туда не затащишь.

– Почему? – нахмурился Себастьян.

Джайлс с затравленным видом взглянул вверх, на глухие окна особняка, и признался:

– Сестры Мерридью пригласили целое полчище великосветских матрон – леди Августу, леди Госфорт и еще около дюжины их подружек. Похоже, что все это неспроста. Такое устрашающее сборище матрон. Они обращаются со мной, как с ничтожным школяром! Со мной! И знаешь, что? Достаточно одной минуты их пронзительного взгляда своими глазками-бусинками, чтобы я действительно почувствовал себя ничтожным школяром! Может, когда-то я и был мальчишкой, возможно, даже слегка худосочным, но ничтожеством я не был никогда!

Джайлс окинул здание мрачным взглядом и нахлобучил шляпу по самые уши.

– И вот сегодня там собралась целая стая этих особей! – Он содрогнулся. – Поэтому я удаляюсь на безопасную территорию – в мой клуб. Мне сообщили, что наше умение управлять экипажами понадобится где-то часа через два после начала чаепития. Ты со мной?

Стоило ли спрашивать. Хотя Себастьян и не был знаком с великосветскими матронами, начиная со своего рождения, и они его не терроризировали, но сама мысль о доме, кишащем четырьмя, а может и более, десятками женщин, в котором из мужчин останутся только он и сэр Освальд... Нет уж, клуб – куда более привлекательное место.

***

Два часа спустя приятели вернулись в Провиденс-Корт. Их встретил древний дворецкий и проводил в библиотеку.

– Миcc Мерридью просила передать вам, джентльмены, что они немного задержатся. Не будете ли вы любезны подождать их здесь... – Он указал на удобные стулья. – Мисс Мерридью также распорядилась по поводу закусок и напитков для вас.

Пока он говорил, двери снова отворились, и в помещение вошел лакей с подносом в руках, уставленным тарелками с бутербродами, паштетом, сливовым пирогом и печеньем. Еще один лакей принес вино и эль.

Себастьян посмотрел на приготовленное для них угощение.

– Очевидно, ждать нам придется довольно долго.

Джайлc взял бутерброд и с опаской посмотрел на дверь.

– До тех пор, пока эта дверь остается закрытой, и сюда не хлынули полчища матрон. – Он замолчал и прислушался. – Кажется, для простого чаепития там слишком шумно. Может, они там откупорили парочку бутылок, как ты думаешь?

– И угостили девочек, которым нет и пятнадцати? Вряд ли. – Себастьян нахмурившись, тоже прислушался. – Хотя ты прав, там действительно довольно шумно.

Они уже почти покончили с бутербродами и элем, когда раздался резкий, повелительный звук дверного звонка.

Мгновение спустя они услышали голос женщины, настойчиво что-то требовавшей. Джайлс поднял голову.

– Голос леди Элинор. Э-э... мне так кажется. – Он встал и вышел в холл. Себастьян последовал за ним.

Леди Элинор выражала дворецкому свое возмущение.

– У нас была договоренность, согласно которой девочки должны были вернуться около сорока пяти минут назад, но этого не произошло! Они немедленно должны возвратиться в приют!

Джайлс неторопливо прошел вперед.

– Добрый день, леди Элинор. Что за радость видеть вас! Какой чудный на вас наряд! Как называется этот цвет – возможно, серый? Восхитительно. Он делает вас совершен... нее. А этот чепец, по-настоящему по... трясающий, и все это так Ра-ци-о-наль-но. Ваша модистка – храбрейшее из созданий! Или, может, вы приобрели его вместе с одеждой для девочек? Я очарован. – Он схватил ее сжатую в кулак руку, очень галантно поцеловал, после чего продолжил с напускным удивлением: – Серые перчатки, ну надо же! Чертовски умное решение! Какой контраст, вот это мастерство!

Леди Элинор сердито вырвала у него руку и обратилась к Себастьяну:

– В это время девочки уже должны были быть на занятиях. – Она склонила голову набок. – Послушайте, что там за шум! Можно подумать, я приехала в Бедлам, а не в особняк джентльмена!

Она повернулась к дворецкому:

– Будьте так любезны передать мисс Мерридью, что леди Элинор Уайтлоу прибыла за сиротами. Немедленно.

Дворецкий, пыхтя, удалился.

– Не желаете ли бутерброд, леди Элинор? Бокал эля? Может быть, немного паштета, пирога?

– Джайлс, прекрати, – прервал Себастьян, понимая, что леди Элинор серьезно встревожена. – Нет никаких причин для беспокойства, леди Элинор. Девочки в целости и сохранности.

В ответ она фыркнула.

– Мисс Мерридью обещала вернуть их в определенное время – около часа назад, – но они не приехали. Один из самых важных принципов воспитания этих девочек – спокойная, не богатая событиями жизнь. Только так они могут порвать с прошлым!

– Немного чая, выход за пределы приюта и пара пирожных, – успокаивал ее Себастьян, – как этим можно навредить?

Пока он произносил это, над их головами раздался звонок колокольчика. Мисс Хоуп Мерридью, появившаяся на лестничной площадке, стояла и смотрела вниз на собравшихся в холле.

– Леди и джентльмены, – радостно объявила она, – передаю вам юных леди из «Заведения на Тотхилл Филдс для нуждающихся девочек». – Она повернулась и скомандовала: – Девочки, вперед!

И девочки попарно начали спускаться вниз по лестнице длинной аккуратной цепочкой, почти так же, как они входили в этот дом примерно три часа назад. Но на этом сходство заканчивалось. Старшие девочки шли первыми.

Леди Элинор начала задыхаться.

– Надо же! Вот это да, – пробормотал Джайлс.

Себастьян моргнул. Это были совсем другие девочки.

Скованные нервные лица теперь излучали волнение и гордость.

Волосы, зачесанные назад и затянутые в тугие узлы, сменились локонами и кудряшками, подпрыгивающими при движении, украшенными бантами, шелковыми цветами и прочими модными штучками для волос.

Себастьян понял, что девочки были одеты в те же серые платья, которые были на них по приезде, но теперь их одежда перестала быть бесформенной и скучной. Платья подогнали по фигуре каждой юной владелицы, и каждое из них по-своему украсили тесьмой и кружевом, цветными оборками, замысловатыми узорами из лент, и новыми яркими пуговицами. В некоторые наряды добавили вставки из материала другого цвета; в других подшили яркие оборки и кружевом отделали воротничок и манжеты. Мало того, что все платья теперь отличались одно от другого, они выглядели почти модными нарядами.

Каждая девочка была полна робкой гордости, подобно юной розе, только что раскрывшей свои первые лепестки.

Девочки не просто спускались по лестнице, казалось, они плыли по воздуху – так бережно придерживали они подолы юбок одной рукой, неся в другой свои шляпки. Их движение сопровождалось каким-то шелестящим звуком, который Себастьян не смог идентифицировать. Он нахмурился, пытаясь понять, что же это.

– Шелковые нижние юбки, – пробормотал Джайлс. – Если не ошибаюсь, все девочки теперь одеты в шелковые нижние юбки, которых у них не было до приезда сюда. Ничто не может дать женщине почувствовать себя женщиной больше, чем шелковое нижнее белье! Снимаю шляпу перед мисс Мерридью – это просто чудо! Никогда не видел такого превращения. Из серых мышек в...

– Райских пташек, – отрезала леди Элинор. – И это после всего, что нам удалось достичь, чтобы уберечь их от этого!

– Что за чушь, – возразил Джайлс. – Уберечь их от чего? От куска кружев и пары бантов?

– Это гораздо больше, чем просто какие-то бантики и кружева, это...

– Тихо, замолчите сейчас же! – прервал их Себастьян тоном, не допускающим возражений. – Если у вас возникли разногласия, то выяснять их вы будете в другом месте, но уж никак не перед этими девочками.

Старшие воспитанницы уже спустились в холл и собрались в кружок, бережно надевая шляпки поверх новых сложных причесок и поджидая младших. Хоуп опять позвонила в колокольчик, и вниз устремилась следующая партия девчушек, в возрасте от шести до десяти лет. Они спускались чуть более оживленно и чуть менее чинно, потряхивая только что завитыми локонами. Их наряды тоже претерпели изменения – прелестная тесьма и ленты освежили их серые платья и придали им яркости; шляпки были отделаны маргаритками, розовыми бутонами и сатиновыми ленточками, однако, было очевидно, что не новые детали одежды стали для них самым ярким событием дня.

Каждая девочка прижимала к груди что-то такое, что, видимо, считала для себя особенно дорогим, но Себастьян никак не мог разглядеть, что же это. Перед ним промелькнули шерсть, сатин, пена кружев, и вот уже последняя маленькая воспитанница, громко стуча каблуками слишком больших для нее ботинок, сошла с лестницы. Это была та самая девочка по имени Май, с которой разговаривала Хоуп в столовой приюта, тогда у нее как раз был так называемый день рождения.

Сегодня ее угловатое маленькое личико сияло от удовольствия. Май что-то крепко прижимала к своему худенькому тельцу, словно защищая свою собственность. И тут она увидела леди Элинор. В ее глазах засверкала нескрываемая радость.

– Посмотрите, миледи, посмотрите, что у меня есть! – воскликнула девочка.

И Себастьян наконец увидел, что она держала в руках, и что все остальные младшие воспитанницы с такой радостью и заботой прижимали к себе: куклу.

Он посмотрел вверх на лестничную площадку, где, улыбаясь, стояла и наблюдала за малышами мисс Хоуп Мерридью. Даже на таком расстоянии он смог разглядеть, что ее глаза блестят от слез.

Себастьян конвульсивно сглотнул.

Малышня бросилась к старшим девочкам, чтобы показать им своих кукол. К ужасу Джайлса, за ними в холл проследовала группа леди средних лет и леди постарше, которые обрадовано набросились на него:

– Джайлс, дорогой мальчик, как поживает твоя матушка? Ты видел нашу работу? Разве эти маленькие девчушки теперь не прелестны?

– Лопни мои глаза, если это не маленький Джайлс Бемертон! Боже, как ты вырос! Последний раз, когда я тебя видела, ты весь был покрыт сыпью, бедный малыш! – Элегантная ярко-рыжая пожилая леди подошла к нему и ущипнула за щеку. – Джайлс, юный негодник! Я и не знала, что ты имеешь к этому отношение. Получилось замечательно! Хотя, должна признаться, я никак не думала, что нам это под силу. Это заняло у нас весь день – но я уже и не припомню, когда так славно проводила время! Скажи мне, как поживает твоя дорогая матушка?

Джайлc поклонился, после чего попытался улыбнуться и ответить леди с некоторым подобием изящества. Довольно трудно оставаться утонченным джентльменом, когда тебя щиплют за щеку пожилые леди.

Себастьян, как мог, сохранял невозмутимый вид, размышляя о том, что выражение «загнанный олень»[46] прекрасно описывает ситуацию его друга.

Леди Августа прервала общее веселье под названием «Джайлс».

– Моди, ты помнишь Агату Пилтон? Это ее дочь, леди Элинор Уайтлоу.

Незамедлительно стая пожилых леди окружила леди Элинор и начала забрасывать ее вопросами. Судя по всему, становилось очевидным, что они открыли новую страсть в своей жизни – сироток.

Джайлc малодушно предоставил леди Элинор ее судьбе.

Он выбрался из окружения и, понизив голос, обратился к Себастьяну:

– Бас, нам пора. Давай отвезем детей в приют, пока не разразилась буря.

Себастьян посмотрел в окно на чистое ясное небо.

– Не такая буря, болван! – Джайлс мотнул подбородком в сторону толпы пожилых дам. – Леди Элинор. Сейчас она занята, пока отбивается от натиска матрон, но ты же видел ее лицо! Она не собирается молча стерпеть то, что тут произошло – похоже, леди Элинор потребует объяснений от мисс Мерридью. Так давай поскорее удалим публику из зала!

Себастьян кивнул, нашел взглядом лакея, находившегося в зале, и сделал знак подойти. В считанные минуты экипаж сэра Освальда появился перед парадными воротами, а Джеймс уже помогал сиротам сесть в него. За ним последовали коляски Джайлса и Себастьяна. Джайлc хотел было сам править своим экипажем, но Себастьян его остановил.

– Извини, Бас, у меня назначена встреча с моим... шляпником. Надо забрать шляпы.

– Трус.

– Абсолютно с тобой согласен.

Себастьян, приятно улыбаясь, удерживал руку друга, пока тот не сдался и не сказал:

– Ну ладно, мой грум заберет их.

Почти сразу начали прибывать экипажи леди, и одна за другой они разъехались, поблагодарив мисс Хоуп Мерридью за прекрасно проведенный день, сэра Освальда за угощение и убеждая Джайлса быть хорошим мальчиком и не огорчать свою бедную матушку. И они практически приказали дочери Агаты Пилтон приехать к ним в ближайшее время с визитом! Как только последняя из матрон отбыла, в зале повисла тишина.

– Затишье перед бурей, – прошептал Джайлс.

Леди Элинор была бледна, лишь на щеках горели ярко-красные пятна. Губы ее были поджаты, в глазах полыхала ярость.

Леди Августа, прекрасно чувствуя напряжение, висевшее в воздухе, обратилась к хозяину дома:

– Освальд, я в полном изнеможении, отведи меня наверх и дай мне что-нибудь подкрепиться!

– Вот что бывает от того, что вливаешь в себя столько чая, Гасси. Я могу предложить тебе прекрасную травяную настойку...

Леди Августа фыркнула.

– Не хочу никаких настоек, Освальд! Пусть они стоят, где стояли, а мне сейчас нужно бренди!

Они вышли: дядюшка Освальд начал читать лекцию о вреде бренди и пользе травяных настоек, а леди Августа, в свою очередь, насмехалась над ним и требовала французского коньяку. Грейс и Фейт спаслись бегством в детскую, якобы для уборки. Себастьян, леди Элинор, Джайлc и Хоуп остались в холле одни. Себастьян предложил всем пройти в библиотеку.

Леди Элинор просто испепеляла Хоуп взглядом.

– Предполагаю, вы весьма горды тем, что сделали!

– Пожалуй, да. Я этим горжусь, – ответила Хоуп. – Разве вы не видели, как были счастливы дети?

– Это не имеет значения.

– Это единственное, что имеет значение. Какой вред могут причинить несколько часов счастья и пара милых детскому сердцу пустячков?

– Да уж, большое достижение!

– Уверена, что так и есть.

– Я дала свое согласие на это мероприятие, пойдя против своих принципов, и сейчас я убеждаюсь, насколько была права, сомневаясь в принятом решении. После того, что вы сделали, этим девочкам никогда не вернуться к их обычной жизни.

– И прекрасно, – парировала Хоуп.

– Да как вы смеете врываться в их жизнь, провальсировав по ней в фривольной манере и увлекая их модной мишурой, думая, что вы знаете, что лучше для таких девочек?

– Когда-то я сама была как раз такой девочкой.

Леди Элинор подняла ее на смех.

– Ага, такой же, как они, не смешите меня! Вы, может быть, и ближе к ним по возрасту, нежели я, но вы всегда были защищены и обеспечены! Что вы можете знать о тех лишениях и насилии, от которых страдали мои подопечные?

Ах, как хотелось Хоуп дать резкий отпор леди Элинор, но она просто кожей чувствовала, что рядом, беспокойно хмурясь, стоит мистер Рейн. Было видно, насколько ему неуютно в этой атмосфере нарастающей враждебности между ней и леди Элинор, и Хоуп заставила себя сдержаться. Она ответила вполне невозмутимо:

– Моя жизнь не была такой защищенной и обеспеченной, как вы себе это вообразили.

Ее прервал голос, послышавшийся от двери.

– Лишения и насилие? Моя сестра знает об этом все! Наш дед имел привычку жестоко избивать нас. Он приложил все усилия, чтобы сломать Хоуп. – Фейт подошла к ним, схватила руку Хоуп и подняла ее. – Вы могли заметить...

– Нет, Фейт, – Хоуп попыталась вырвать руку. – Речь не обо мне.

– Нет, о тебе. Именно поэтому ты сегодня сделала то, что сделала. – Фейт повернулась к остальным и пояснила: – Я и моя сестра – зеркальные близнецы: у меня родинка на левом плече, у нее такая же на правом. Я правша, а Хоуп левша.

Леди Элинор презрительно хмыкнула:

– И что?

– Наш дед верил, что Хоуп воплощение дьявола, потому что она левша. Он заявил, что ее левая рука – инструмент дьявола, и потому почти все детство она провела с привязанной за спину левой рукой. При этом его не заботило, насколько сильно впиваются веревки. – Фейт опять схватила сестру за руку.

Хоуп снова попыталась вырваться. Она так хотела забыть эту часть своей жизни. Но Фейт, держа ее очень крепко, подняла рукав на левом запястье Хоуп.

– Дед так сильно затягивал на ее руке веревки, что обычно они натирали ей кожу до крови. И так было с тех пор, как в семь лет мы осиротели, и до того момента, когда нам удалось сбежать от деда два года назад. Так что не смейте говорить, что в ее жизни не было насилия!

Повисла долгая пауза; все присутствующие были смущены и растеряны. Хоуп вырвала и спрятала руку, после чего тихо произнесла:

– Прошу прощения, леди Элинор, если расстроила вас.

Леди Элинор ответила сдавленным голосом:

– Сожалею, что в детстве вам пришлось вынести такое, но, тем не менее, ваши действия были необдуманны, опрометчивы и сильно подорвали как принципы, заложенные нашим заведением, так и весь положительный эффект от работы, проведенной с этими детьми.

Хоуп приподняла брови.

– Как это? Небольшие улучшения в одежде для старших и куклы для младших девочек свели на нет все ваши достижения?

Леди Элинор очень элегантно фыркнула.

– Нет ничего Рационального в украшении одежды или в тряпичной кукле!

– Речь идет не о Рациональности, а о сердце! – прервала ее Хоуп. – И о детях, у которых никого нет во всем белом свете, и кого эта кукла может утешить в темноте одинокой ночи.

– Это всего лишь кусок тряпки! С таким же успехом они могут обнимать одеяло, которым укрываются на ночь.

Хоуп недоверчиво уставилась на нее.

– Леди Элинор, у вас никогда не было куклы, я права?

Леди Элинор почувствовала себя неловко.

– Конечно, нет! Сентиментальная чушь! Игра в куклы – это не более чем пустая трата времени.

Хоуп тряхнула головой.

– Кукла для девочки – это намного больше, чем просто кусок тряпки с несколькими пуговицами. Кукла в глазах девочки – живое существо, она – друг, сестра; ей доверяют самое сокровенное. Кукла – это то, что принадлежит только тебе; куклу можно любить, обнимать и поверять ей свои мечты и свои страхи.

– В чем здесь смысл? – леди Элинор была настроена скептически.

– В теплоте, любви, утешении, – мягко ответила Хоуп. – Неужели вы никогда не просыпались ночью в своей постели, когда за окном льет дождь и воет ветер? И не чувствовали себя при этом потерянной, одинокой, никому не нужной?

При этих словах леди Элинор настолько растерялась, что Хоуп быстро добавила:

– Я не имею в виду конкретно вас. Мы все переживаем такие моменты, и дети тоже. Середина ночи – это время, когда острее всего ощущаешь свое одиночество. Помню, когда я была ребенком, то иногда думала, что жизнь не может быть более несправедливой, что нельзя быть более несчастной, что ни одна живая душа во всем свете не любит и не заботится о нас...

Напряженная тишина заполнила помещение, каждый из присутствующих погрузился в воспоминания...

Джайлс Бемертон, отосланный в школу в возрасте семи лет, маленький, одинокий и ранимый, мучимый учениками постарше...

Леди Элинор, чувствовавшая теплоту и близость родного человека – своей матери – только во время встреч в Британском музее...

Себастьян Рейн, будучи еще совсем мальчишкой, взваливший на свои плечи ношу взрослого мужчины, пытавшийся сохранить семью, но потерпевший неудачу, потерявший все...

Некоторое время все молчали. Леди Элинор извлекла из своего ридикюля накрахмаленный кусочек белого льна и высморкалась.

– Хорошо, – начала она. – Я принимаю ваши аргументы в пользу кукол. Но что может оправдать то, что вы сделали с их одеждой! Вы даже представления не имеете об опасных наклонностях, которые разбудили в этих девочках!

По мере того, как леди Элинор говорила, симпатия Хоуп к ней начала таять на глазах. Она повысила голос.

– Опасные наклонности? Я не совсем понимаю, как несколько лент и пара пуговиц, пришитых к платью, могут произвести столь драматический эффект.

Подбородок леди Элинор упрямо вздернулся вверх. Она всплеснула руками.

– Эффект же очевиден! Неужели вы этого не увидели?

Хоуп окинула леди Элинор прищуренным взглядом.

– Я видела группу счастливых девочек, выглядевших намного более нарядно, чем накануне. А что увидели вы?

– Девиц, разряженных с целью привлечь внимание особей мужского пола! Девиц, смотревшихся почти развратно!

– Что за бред!

– Вы можете фыркать сколько угодно, но даже мистер Бемертон это заметил.

Джайлс вскинул руки в защитном жесте.

– Только не приплетайте меня в ваш спор.

– Но вы же заметили это! – настаивала леди Элинор. – Вы видели, как они вошли в этот дом, напомнив вам... как вы тогда выразились?

– Тихих маленьких мышек, – подсказал он.

– Да, а вышли, превратившись в райских пташек.

– Нет! – Джайлс встал. – Это сравнение придумали вы, Элинор. Не я.

Она была шокирована тем, что он ее не поддержал.

– Но это же правда!

– Вовсе нет! Как вы можете говорить такое? – не выдержала Хоуп. – Они просто...

Леди Элинор повернулась к ней.

– Вы никак не можете понять, что большинство этих девочек было спасено от жизни в разврате! Их вытащили из домов с дурной славой!

После этого Себастьян не выдержал и вмешался:

– Леди Элинор, я не думаю, что стоит оскорблять слух мисс Мерридью рассказами об аморальности...

– Оскорблять мой слух! – воскликнула Хоуп, внезапно придя в бешенство. – Раз уж некоторым из бедняжек пришлось выносить греховные посягательства на них – и они выжили, я, несомненно, могу стерпеть, слушая рассказ об этом!

Себастьян в шоке посмотрел на нее.

– Если они пострадали от зла, царящего в этом мире, они всего лишь оказались жертвами, разве не так? – продолжала бушевать Хоуп.

– Д-да, – согласилась леди Элинор.

– Тогда почему вы относитесь к ним так, словно они сами виновны в разврате?

– Что вы имеете в виду? Я этого не говорила. Конечно, их надо перевоспитывать и вырывать с корнем их склонность к пороку...

Перевоспитывать? – взорвалась Хоуп. – Склонность к пороку? Я слышала подобный бред всю свою жизнь от деда – только он считал, что все женщины изначально порочны! Эти девочки – всего лишь дети, которым не дано было выбирать, где им родиться, и что им делать! Если вас ограбят, вас тоже нужно будет перевоспитывать?

Леди Элинор смутилась.

Но Хоуп, не дожидаясь ответа, продолжила:

– Конечно, нет. Эти дети также были ограблены: лишены детства и невинности. Они уже познали страх, ненависть, зло, лишения. Что им действительно нужно узнать – так это любовь, надежду, гордость, а еще – научиться быть счастливыми. – Ее голос смягчился. – Их одежда не сделает их потенциальными райскими пташками – они просто совсем юные девушки, испытавшие естественное волнение от нескольких милых вещиц. Разве вы не помните, как это волнующе – получить новое прелестное платье... – Она осеклась, взглянув на бесформенный серый наряд леди Элинор. – Хотя нет, вы точно не помните.

Подбородок леди Элинор затрясся мелкой дрожью. Хоуп подошла к ней и взяла за руку, после чего мягко добавила:

– Пожалуйста, не расстраивайтесь. Я знаю, вы хотите, как лучше, но вы слепо, не раздумывая, следуете принципам своей матери. А они слишком суровы и безрадостны.

– Моя мать была выдающейся женщиной, – срывающимся голосом возразила леди Элинор.

– Но зачем же ей желать, чтобы женщины не испытывали радости от красивых нарядов? Зачем отрицать, что страдающим от одиночества детям нужны куклы?

– Многие выдающиеся люди восхищались идеями моей матери.

– Возможно, – мягко заметила Хоуп, – но мне почему-то кажется, что ваша мать не была счастлива. А вы сами, воплощая ее Рациональные принципы, приблизились к счастью?

Лицо леди Элинор задрожало.

– Для некоторых людей долг важнее личного счастья. – Это прозвучало совсем как цитата из речи ее матери.

Хоуп сжала руки.

– Может быть, но если удается совместить и долг, и удовольствие, то зачем же отказываться от счастья, когда оно возможно?

Леди Элинор нахмурилась. Ответа у нее не нашлось.

Все долго молчали. В конце концов, леди Элинор дрожащим голосом произнесла:

– Понятно. Спасибо, что объяснили вашу точку зрения. Я... мне пора идти. – Она встала и беспомощно огляделась вокруг, словно ничего не видя.

Себастьян и Джайлс поднялись.

– Бас? – Джайлc вопросительно посмотрел на друга.

Себастьян не двигался. Он в упор разглядывал Хоуп, а затем, когда друг пихнул его локтем в бок, неопределенно промычал:

– Да-да, конечно.

Джайлc открыл дверь.

– Леди Элинор.

– Б-благодарю вас, мистер Бемертон.

Тихо, с чувством собственного достоинства, леди Элинор попрощалась и вышла. Себастьян и все остальные последовали за ней в холл в полном молчании.

Лакея послали нанять кеб, что не заняло больше пары минут. Мистер Бемертон помог леди Элинор подняться в экипаж, затем посмотрел на Себастьяна: тот все еще стоял с застывшим лицом, погруженный в свои мысли. Джайлс закатил глаза, ловко запрыгнул в кеб и приказал кучеру трогать.

Как только экипаж тронулся, Джайлc тихо промолвил:

– Элинор, вам нужен платок?

Но леди Элинор не ответила. Она безучастно смотрела прямо перед собой, глубокая морщина прорезала ее лоб.