"Поэмы-сказки" - читать интересную книгу автора (Цветаева Марина)ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ И ПОСЛЕДНЯЯСолнце в терем врезалось — Что меч золотой! Лежит цвет-наш-трезвенник, Как пьяный какой. Вот уж вечер-зарево — Он взор межит. Уж к вечерне вдарили — Он всё лежит. Ухо клонит-слушает: Уж с коих пор — Ровно шум-шушуканье, Девичий спор. Словно ручеечка два Шумят сквозь снег… Только шепоточка два, — А толку — нет. Ему шепоточка два Без всяких слов, А нам волосочка два Да с двух голов. (Враги неразрывные — В одном котле!) Сошлись на груди одной, Одном сукне. Один — глаз хоть выколи, Тот — взор завесь. Один — аж по щиколку, Тот — с пальчик весь. По кафтану шитому Шумят войной. Тот — змеиным шипом-то, А тот — струной. От их шуму-шороху Аж лоб болит! «Твое дело коротко!» — Да толк велик! «Стрижка-брижка-выскочка!» — С грозой дружу! «Из хвоста-знать-кисточки!» — Да верх держу! «С головы я чёсаной!» —А я с честнóй! «Моя баба — с косами!» — Моя — с красой! Был тут спор порядошный: Свились в комок! Только слышит: рядышком — Другой шумок. Не морской, не гусельный: Пчелиный — гуд. Близко-близко, чуть ли не У самых губ. Нет, не пчелки розанам Ведут дозор. То с печатью грозною У слюнки — спор[1]. «Чей ты, мед несмешанный?» — Забыл ожог? «Подари усмешечкой!» — Вдохни разок! «Вспомни час полуночный!» — Полдневный жар! «Теку в каждой слюночке!» — Что вздох — то дар! «Раскрой половиночки!» — Шепни во сне! «Все мои — кровиночки!» — Все песни — мне! Разорвут на части две, (Аж жар во рту!) Разных уст — печати две На том же рту. «Мой он, мед несмешанный!» — Шалишь, дружок! Свистит слюнка грешная, Кипит ожог. «Что это с губами-то?» (Гусляр втупик.) «Пить хочу без памяти, — Аж грудь кипит!» Язычком оближется: От губ — дымок, Только что поблизости — Опять шумок: Как от свечки воск дает В церкви ночной. — Речь великопостная, Шумок свечной. Ему — капли воску две Из Божьих сот, А нам, значит, слезки две — Из разных вод. Та из моря Чéрмного, Акульих мест, Та из моря верного — Жемчужный всплеск. Двух печалей первенцы: — Вернись! — Вернись! — Две слезы-соперницы В одну слились. Жаркими руками Вдоль перил витых, Шалыми скачками С лестничек крутых. Какой тут заморыш! Богатырь, ей-ей! Одним махом — сорок Спрыгнул ступеней. Бугор ему — кочка, Страшóн ему — кто? Море бы в примочки Взял, каб не мелкó! Ох, ожог, знать, лютый! Не простой, знать, мед! Гляди, вихрь полý-то Сейчас оторвет! По камням-колючкам Шпарит-жарит — и-их! А ведьмухи внучкам: «Ошалел жених!» Только — Царь Небесный! — Из тьмы теремной Что за знак за крéстный Вслед ему — чуднóй? «На измор-отраву, На позор-на-вред, Слева — да направо, Снизу — да наверх…» Не глаза под бровью: Черные дела! Не наестся кровью Ревности игла! Ох ты воля! — дорогая! — корабельная! Окиянская дорога — колыбельная! «Не спи, крепись! Взгляни на птиц: Заснем — так вниз, Заснешь — так вниз… Не та уж синь Промеж ресниц Пойдет, — Морская синь пойдет! Морская синь, Морская соль, Всё море в грудь твою взойдет, — И будешь ты Не Царский сын: Морской король. Аминь. Не спи — встряхнись! Учись у птиц! Смекай наш писк, Смекай наш свист! Не звон монист — Змеиный шип! Держись! С змеищей вперегиб Не стой в ночи! Шелками шит, змеей зашит Твой вороток! Не спи, крепись! Встряхнись! Смекай наш свист!» И ветер этой песне вторил Широким свистом кучерским. Тогда заговорило море Роскошным голосом морским: — Доверься морю! — Не обманет! Плыви, корáбель-корабéль! Я нянюшка — всех лучше — нянек, Всем колыбелям колыбель. Уж скоро ты в кулак — канаты Сам разорвешь, своей рукой. Припав к груди моей богатой, Крепчай, мой выкормыш морской! Клади себе взамен подушки Мою широкую зарю! Тебе в игрушки-погремушки Я само солнце подарю! Не будет вольным володеньям Твоим ни краю, ни конца… Испей, сыночек двухнедельный, Испей морского питьеца. Испей, испей его, испробуй! Утробу тощую согрей. Иди, иди ко мне в учебу — К пенящейся груди моей! Волна челн колышет, Жар утробу сушит. Одно дело — слушать, А другое — слышать. Кому жить охóта — К мощам не паломник, Кому пить охота — Лишь стакан и помнит. Ох, стакан твой полный, Голубые волны! Ох, медок в нем ценный, Чересчур уж пенный! Выпьешь, — ничего не Скажешь, — мед хвалёный! Ох, твой ужин ноне Весь пересолёный! Кровь ли это в жилах, Аль волна об челн, Как та песнь сложилась — Нам-то знать почем? Не своей охотой — Дуло у виска! Не своей работы — Смертная тоска! Как ременным кушаком сжата грудь. Ручку поднял — вороток отстегнуть, Да от темени до пят — как вздрогнёт! Да как ручку-то назад дерганёт! А всего-то на тебе, дурачок, Пустяковина сидит: паучок. Шейкой крутит, аж в лице покраснел! А паук-то уж на грудку приспел. «Не дави меня, Господь не велит. Не простой я паучок, — крестовик!» И тонéнько так, комарьей струной: «Не простой я паучок, — теремной!» Ну и страху-тут-смятенья былó! Ровно судорогой парня свело. Тут бы дрянь ему да в воду щелчком! Ан уж кончено и так с паучком: Солнце светит, ветерок, значит, свеж… Только нового — что дядькина плешь! — Чтоб ты лопнул с той мушиной крови! — А старик ему: «Бог в помощь, плыви!» — Чтоб огнем тебя — мушиная кровь! — А старик ему: «Совет да любовь!» — Чтоб на гроб тебе не стало досóк! — А старик на то ни слова, — молчок. То не Свет-Егорий Спор ведет с Советом, То посередь моря — Царь-Девица с Ветром. Говорит, как с ровней, (Мудр, хоть непоседа!) Спор-то полюбовный, Дружная беседа. «Ветер-ветер, перебежчик, Переносчик, пересказчик, Наших женских дел доносчик, Слов разносчик, дум доказчик… Да чтоб слов не тратить, — Разом чтоб! Спроста! — Есть ли где, касатик, Меж царей мне братец, Меж девиц — сестра?» Говорит — как шутит. Тот кудрями крутит: — Нет во всей вселенной Такой здоровенной! Ты — наш цвет военный! Я — твой неизменный! — Вздох тут поборовши, Отпила от чаши. «Так-то так — здоровше! Ну, а всех ли краше?» Говорит — как рубит. Тот как дьякон трýбит: — Нет во всей вселенной Такой откровенной! Ты — наш цвет военный! Я — твой неизменный! — «Эх, болтун досужий, Скажи, не жалея: Ну, а может — хуже Знаешь — да милее?» Говорит — как просит. Тот гонцом доносит: — Нет во всей вселенной Такой несравненной! Ты — наш цвет военный! Я — твой неизменный! «Чего ж он, мой лебедь… (Говорит — как бредит) Синий взор свой прячет?» Говорит — как плачет… — Будет тебе руки Марать бабьим делом! — Коли будут внуки, Будешь ты им — дедом! — Нá руки ей тихо Шум-кладет-крыло: — Мой совет, чтоб их и Вовсе не былó! Варишь — не наваришь! От лоханки — к курам! Предоставь, товарищ, Это дело — дурам. Куры на нашесте, — Ребят не унять! Давай лучше вместе Корабли гонять! — Разошелся дурень: Аж грозится Деве! — А родства-то: шурин, Тесть, да зять, да деверь… Степняки, невежды, Ватошный кафтан! — Крылышек промежду Грудку-взял-ей-стан. — Нет на всем на рынке Ценней — жениха-то! От моей перинки Не пойдешь брюхатой! Крыл у меня двое: Одно подстелю, А другим накрою И благословлю. — Да над самой, эдак, Шепчет над душой: «Не хочу я девок, Ты мне брат старшой!» — Нет во всей вселенной Такой дерзновенной! Ты — наш цвет военный! Я — твой неизменный! По рукам, что ль? — Слышит: Слеза — стук — об сталь. «Об одном лишь, — дышит, — Грусть-схватила-жаль. Лучше б… (тот к ней ближе) Вовсе б свет погас! Так и не увижу Его синих глаз!» Зарычал с досады! Разом крылья отнял! — Да в любом посаде Таких глаз — по сотням! Бабью страсть дрянную Знаю — к кулаку! Чай, не приревную, — Сам приволоку! Не мужик, не зверь я, Не законный лапоть! Ну, а чем на перья Мне слезою капать — Хватай-ка за гриву — Брать Стамбул-Царьград! Девичий-свой-львиный Покажи захват! Завзятой бобыль я, Проживем без скуки! — Тот навстречу — крылья, Та навстречу — руки… — Всех законов крепче Ветровой закон! — «Свет-Архангел! — шепчет. — Никак, его звон?» «Сорную траву дурную Не коси, косарь, с плеча! Не паша, не боронуя, Молодость моя прошла: Всё печаль свою покоил, Даже печки не сложил. Кто избы себе не строил — Тот земли не заслужил. Для гробочка-домовины, Из досочек из шести Из сосновых — ни единой Я не выстрогал доски. Только знал, что на перине Струнным звоном ворожил. Кто страды земной не принял — Тот земли не заслужил. На перине, на соломе, Середь моря без весла, — Ничего не чтил, окроме Струнного рукомесла. Ну, а этим уж именьем Пуще хлеба дорожил… Кто к земным плодам надменен — Тот земли не заслужил!» Ломовым ей дышлом В грудь — напев чуть слышный. Она Ветру: «Слышишь?» — Ничего не слышу! Тот без зла ответил, Ее зло взяло. «Отстранись-ка, Ветер, Рваное крыло! Из твоей свободы Не слатать заплаты! Тебе путь — к Восходу, Ну, а мне — к Закату!» Не орел с орлицей В спор-вступили-схват: Крылья рвет — Девицын Нареченный брат. Солнце — долу, Месяц — в гору, Челнок с горы нá гору. Оставался б, мальчик, дома, Обирал бы ягоды… В сапожке казанском ногу На борток поставил он. Окиянскую дорогу Мерит взором сабельным. То не меч с мечом, Не клинок с клинком — То пресветлый взор С заревым лучом — Взор державный с лучом державным В поединке схватились славном. Под ногою хлябь-трясина Дурь ведет опасную. Мерься, мерься, взор пресиний, С тою саблей красною! Докажи: не трус ты скверный, Не сопля в халатике! С самим воинством вечерним, Мол, играл в солдатики. То не ладан-пар От воды встает, То войскам — гусляр Производит смотр. Не крестьянским полкам голодным — Золотым облакам Господним. — Выходи — сам хан татарский — Поравняюсь силою! Возводи меня на царство, Рать ширококрылая! Надоело промеж нянек Брать цветник атакою! Никакой я вам не пряник, Не миндаль, не патока! — То не два крыла — В золотой костер, То Царевич наш Две руки простер, Две руки свои разом поднял В золотую зарю Господню! (Не кичись своим обхватом, Грудь Первопрестольная! Семихолмие — Москва-то, Хлябь — тысячехолмие! Величай нас, люд сермяжный, По имени-отчеству! На морском холму на кажном — Вóт наше Высочество!) То не просто — конь В боевой огонь, Без стремян-подков Острогрудый конь — По морским заповедным чащам, С белым всадником, ввысь глядящим. А навстречу — из чертога — Кто — в броню закованный? Не ему ли дать дорогу Войска — на две стороны? К гусляру простерты длани, За плечьми-просторами Разошлась двумя крылами Рать золотоперая… То не меч честной Мечу держит речь, То булавка-сон Промеж хилых плеч, То острожник двух рук ревнивых Женской местью сражен в загривок. Над орленком своим — орлица, Над Царевичем — Царь-Девица. — Бог на небе — и тот в аду, Ворон в поле, мертвец в гробу, Шептуны, летуны, ветрогоны, Вихрь осенний и ветр полудённый, Всé разбойнички по кустам, Хан татарский, турецкий султан, Силы — власти — престолы — славы — Стан пернатый и стан шершавый, Ветер — вóды — огонь — земля, Эта спящая кровь — моя! Царю не дам, Огню не дам, Воде не дам, Земле не дам. Ребенок, здесь спящий, Мой — в море и в чаще, В шелках — под рогожей — Мой — стоя и лежа, И в волчьей берлоге, И в поздней дороге, Мой — пеший и конный, Мой — певчий и сонный. Ребенок, здесь спящий, Мой — в горе и в счастье, Мой — в мощи и в хвори, Мой — в пляске и в ссоре, И в царском чертоге, И в царском остроге, В шелках — на соломе — Мой — в гробе и в громе! В огне и в заразе, В чуме и в проказе, Мой — в сглазе и в порче, Мой — в пене и в корчах, В грехе и в погоне, Мой — в ханском полоне, Мой — есть он дотоле И будет — доколе: Есть страж — в раю, Не-наш — в аду, Земля — внизу, Судьба — вверху. Чтó это вдруг стальным лучом Рассекло луч вечерний? То Дева-Царь своим мечом Клянется, саблей верной. Припав к головочке льняной, Ресницы-нежит-стрелы: «Сама виной, сама виной, — Гордыня одолела! Видали вы такую стать, Чтоб вдруг ребеночку не спать? Да мне твой взор и спящий, Всех царств небесных — слаще! Кто спит — тот пьян, кто спит — тот сыт. Да, цветик благовонный! Есть Толстый Царь, есть Тонкий Царь, Ты Царь мой будешь — Сонный! Чуть что не так — и двор сквозной, И дом дружку заказан… Хоть и хорош, как заказной, — У Бога не заказан!» С великой нежностью ему Разглаживает шнур-тесьму, Лик-наклоняет-солнце На белое суконце. И вдруг — будь счастлив, паренек, Что сон твой непритворный! — Белого поля поперек — Пропала! — волос черный! Через всё небо — вкось Красные письмена. Первый глухой удар Грома далекого. Дева не крестит лба, Лат отломила бок, Сабельной сталью в сталь Знаки-врезает-весть. Кончив, на острый край Весть-насадила-гнев. Через коленку — враз — Саблю-ломает-сталь. В правой — чем грудь разить, В той — где рукой хватать. Стан преклонив, к ногам Оба конца кладет. Не разогнув колен, Русским честным крестом Лоб-ему-грудь-плеча Крестит на сон ночной. Гонит пророк коней. Гривами хлябь пошла. Пуще взметнулся бич В длани пророковой. Молнией поднялась, Грудь-разломила-сталь. Правой рукой под грудь, Левою — сердце вон! Взмах — и ответный всплеск. Красен рубахи холст, Как кровяная — хлябь… Ветер замел круги. Ох, уж не ветр, не вихрь! В небо полезла хлябь! Не оплошай бичом, — Вожжи уж вырваны! Не приступ протрубил горнист — Кулашный свист! Не бурю полоснувший хлыст — Ответный свист! — Здорóво, нареченный брат! — Здорóво, брат! — В дорогу, нареченный брат! — В дорогу, брат! Довольно, знать, по гусляру Рвать волоса! В грудь — сквозь сердечного дыру — Ветр ворвался! Сталь из вóрота — Память в лоб. «Где же Воинство? Что за сноп Из воды, за лучи-за-стрелы? Середь моря, что ль, солнце село? Что за кровь на моей груди?» А колдун: — В облаке гляди! И видит гусляр: в облаках тех румяных, В морях тех не наших — туманных — обманных — Челнок лебединый с младым гусляром… И дивного мужа под красным шатром Он видит — как золотом-писанный-краской! И светлые латы под огненной каской, И красную каску на красных кудрях, И властную руку, в небесных морях Простертую — через простор пурпурóвый — Чрез версты и версты к челну гуслярову. И вот уж — прыжками морская слюда, Вот-вот уж носами сшибутся суда… Сошлись — и как древнего времени чудо — Тот муж светоносный в челнок белогрудый Нисходит — склоняется — сдернул покров… Да как подивится на вид гусляров! Да как рассмеется так вот откровенно, — Как новое солнце взошло во вселенной! Как лев златогривый стоит над щенком… Так, ласка за лаской, смешок за смешком, В морях тех небесных! — далече-далече! — Вся их повторяется первая встреча. И снова туман-всколыхнулся-фата, И сызнова в небе всё та же мечта: Корабь тот — и челн тот, и вновь пурпурóвый Вскипающий вал промеж ними — и снова По грозному небу — как кистью златой — Над Ангелом — Воин из стали литой. И грозную смуту на личике круглом, Жемчужную россыпь на золоте смуглом Он видит. — Как дождичком-бьет-серебром! Да что ж это? Аль обернулся бабьём? Да как ж это можно, чтоб в каске хвостатой Над дрянь-гусляришкой реветь в три ручья-то! Аль черная ночь-тобой крутит-дурман? И длится, и длится зеркальный обман… И вот уж, мечом-поиграв-рукоятью, Уста гусляру припечатал печатью. — Смеется! — И это, мол, нам нипочем! Так, слезка за слезкою, луч за лучом, В том зеркале чудном — с закатного краю — Вся их повторяется встреча вторая. И видит гусляр, как в волшебном стекле, Эбеновый волос на белом сукне, И светлую саблю с письмом рукописным, И крест тот широкий — любви бескорыстной, Которым нас матери крестят: — Живи! Ох, латы ломает! Рубаха в крови! Кровавое сердце взметнулось над хлябью! — Спаси мою душеньку! — Грудка-то — бабья! Кровавою дланью громам поклялась!.. Так, перед морями двух плачущих глаз, В морях тех небесных — далече-далече! — Вся их разыгралась последняя встреча. И снова: гладь — гладью, Синь — синью… Где сердце упало — красно! Оставьте вы Царского сына, Он память-читает-письмо. Науки — не царское дело, Мозги не пристали гербам. Знать, лютая страсть одолела, Коль сразу прочел — по складам: — Нигде меня нету. В никуда я пропала. Никто не догонит. Ничто не вернет. Как цветочек! Смотреть-то жалость! Эх вы, сабельных Два куска! «Что ж, — шепочет, — Теперь осталось?» — Ей войска, а тебе — тоска! — Размахнулся всею силой рук: Ан уж нету старика — паук! Как притопнет, поглядев вострó: Ан уж нету паука — мокрó! Сам же в воду — добывать свое добро. |
|
|