"Дело о фальшивой картине" - читать интересную книгу автора (Кузнецова Наталия)

Глава IV РОМКИНО ТВОРЕНИЕ

По правде сказать, одетым в праздничный наряд городом любовались только Лешка с Катькой, когда вдвоем, когда с родителями, а Ромка в это время оставался дома. Вооружившись кистями и красками, он творил. А когда кто-нибудь входил в его комнату, тут же отворачивал свое творение к стене и никого к нему не подпускал.

Лишь Катьке перед самым отъездом он позволил мельком взглянуть на холст. Во-первых, из-за уверенности в том, что совершившая геройский поступок ради спасения чужой картины Катька должна с трепетом относиться ко всякому творчеству, а уж к его — тем более, а во-вторых, он ее пожалел. Разве можно было допустить, чтобы она уехала в свой Воронеж, так и не увидев его картины?

А потом, еще через несколько дней, когда они с Лешкой вернулись из школы, он сам подошел к сестре и молча потянул ее в свою комнату. Там он торжественно сорвал с холста старую скатерть, которой укрывал его от посторонних глаз, и, не пытаясь сдержать собственного восхищения, прошептал:

— Ну как? Клево, да? Ну скажи, разве хуже, чем у того же Малевича? Это, я тебе скажу, не супрематизм, как у него, а суперсупрематизм. А что, это идея! — воодушевился Ромка. — Я ее так, пожалуй, и назову. «Суперсупрематизм». Звучит!

С видом знатока живописи Лешка пристально вгляделась в Ромкин шедевр. На холсте были начерчены аккуратные, ровно закрашенные квадраты, полосы и линии, и, в отличие от сканированного с журнала произведения Малевича, добавлены два асимметричных овала и один круг, ярко-желтый, словно полуденное солнышко.

— Ну, чего молчишь? Классно, да? — заглянул Ромка сестре в лицо.

— А Попку своего ты почему не стал рисовать? — спросила она, чтобы оттянуть момент оценки картины.

Брат помялся и сознался:

— Попка позировать не хочет, скачет по клетке, как ненормальный. Короче, он у меня не очень получается.

— Потому что ты не умеешь передавать сходство, — догадалась Лешка.

— Ну и что? — вскинулся Ромка. — У каждого художника свое направление. Я избрал абстрактное. Авангард. Имею право.

— Конечно, имеешь, — ответила сестра. Она все еще не могла выразить свое мнение о картине. Если сравнивать с репродукцией Малевича, то Ромкино произведение, несомненно, было куда ярче и красочнее. Она так и сказала: — Яркая картина. Она украшает твою комнату. Ромка расцвел.

— Вот спасибо! Отныне я буду считать тебя своим первым критиком и даже, возможно, когда-нибудь приведу эти твои слова в своих воспоминаниях. Жаль, Катька уехала и не видит того, что видишь ты. Это ей не физиомордию свою разрисовывать!

Вспомнив о Катьке, он встрепенулся.

— А кстати, ты проверяла сегодня почту? Если пришли «Новости плюс», то их следует спрятать. Зачем маме с папой знать о том, что делала Катька на этом пожаре? Начнут потом всякий раз думать, что мы с тобой тоже во что-нибудь влипнем, вернее, где-нибудь ненароком сгорим.

— Сейчас я вниз сбегаю и проверю почтовый ящик, все равно мне с Диком гулять, — сказала Лешка.

И, вернувшись с прогулки, протянула брату газету.

— Смотри, какой класс! Не ожидала. Катькина фотография была помещена на цветной глянцевой вкладке. Симпатичная мордашка с сияющими глазами и улыбкой до ушей, несмотря на боевую индейскую раскраску, а, быть может, как раз благодаря ей, украшала номер. Хоть вырезай да лепи на стенку, как какую-нибудь кино- или рок-звезду.

Взглянув на четко пропечатанную картину, которую прижимала к своей груди Катька, Лешка невольно оглянулась на Ромкин шедевр. Сам по себе он, несомненно, был хорош, но по сравнению с работой Арининой знакомой почему-то тускнел, даже несмотря на свои яркие краски. Конечно, об этом она не стала говорить брату, тем более что сам он ничего подобного не подметил и лишь спросил:

— Лешк, мы как, припрячем всю газету от папы или только вырвем из нее эту вставку? Давай ему скажем, что на ней нужный нам снимок был, то есть и не соврем даже. Так, интересно, а что тут о нашей фотомодели пишут?

Ромка аккуратно выдрал вкладку из газеты, начал читать текст и тут же заорал:

— Лешк, да ты только позырь, что здесь написано! Нет, ты только послушай, ЧТО спасла наша Катька!

— Дай сюда, — сестра вырвала у него вкладку и прочитала вслух:

«Поистине героический поступок совершила воронежская школьница Катя Бражникова. Оказавшись в частной художественной галерее Павла Богачева во время неожиданно возникшего там пожара и рискуя собственной жизнью, она укрыла от огня картину одаренной, но доселе малоизвестной художницы Софьи Полянской. Примечательно, что в тот момент ни девочка, ни владелец галереи не знали о том, что цена спасенной картины в скором будущем многократно возрастет. Дело в том, что совсем недавно работу Полянской приобрел один из первых богачей мира Сэм Уолтон, владелец сети супермаркетов «Уол-Март», по своим капиталам сравнимый разве что с главой компании «Майкрософт» Биллом Гейтсом. Художница, отдающая предпочтение городским пейзажам, совершенно случайно изобразила магазин, принадлежащий Уолтону, что и привлекло внимание магната к картине, выставленной в одной из нью-йоркских галерей, а вслед за этим позволило ему оценить незаурядный талант ее автора.

Нет сомнения в том, что теперь все работы кисти Софьи Полянской станут привлекательными для коллекционеров и любителей живописи на элитных выставках и известных мировых аукционах».

Ромка внимательно выслушал текст, отобрал у сестры газету, перечитал заметку еще раз. Глаза у него засверкали.

— Офигеть можно! Позавидуешь! Лешк, ведь теперь у этой Арининой знакомой будет куча денег, она станет миллионершей и сможет вмиг поправиться, да? Вот интересно, Арина-то в курсе? Читает ли она эту газету?

Он подлетел к телефону, и спустя секунды Лешка услышала его вопли:

— Арина, ты видела сегодняшние «Новости плюс»? Там написано, что Катька наша — настоящая героиня.

— Об этом я и без них знала, — ответила девушка. — Павел мне давно рассказал о ее подвиге. Я даже звонила вам, хотела поблагодарить Катю как от себя, так и от Сонечки, но сначала вас дома не было, а потом я сама опять уезжала и только сегодня вернулась с гастролей. А газету эту мне папа показал, он обычно всю московскую прессу просматривает.

— Твоя знакомая художница теперь огромные бабки из-за границы получит и сразу вылечится, да? Здорово-то как! — не унимался Ромка.

Арина вздохнула.

— А вот здесь ты, к сожалению, ошибаешься. Никаких денег у нее с этого не будет, потому что и проданная недавно картина, и все те, что остались в Америке, ей давно уже не принадлежат. Они являются собственностью галереи, так как, уезжая из Нью-Йорка, Софья продала их за ту цену, что ей за них предложили. Теперь, конечно, все они стали значительно дороже, верно б газете пишут. Когда какая-либо мировая знаменитость, будь то президент, миллиардер или кумир публики приобретают картину неизвестного художника, на другой день тот просыпается знаменитым и может заключать фантастические контракты на свои будущие работы. Покупка же Сониной картины таким крупным магнатом, как Уолтон, плюс автокатастрофа, то есть трагическая судьба самой художницы, несомненно, сыграют свою роль. Но беда в том, что Софья пока не может работать, я об этом вам говорила. И теперь вы понимаете, как она и я вместе с ней благодарны Кате за ее поступок. Ведь картина, которую она спасла, — единственная Сонина надежда.

— А наша Катька, выходит, ей еще и дополнительную рекламу создала, — подхватила Лешка. С самого начала разговора она прижимала к уху трубку параллельного телефона и теперь тоже порадовалась за Аринину знакомую.

— Да уж, теперь этот «Восход» нарасхват будет. Небось, уже очередь, из желающих его купить выстроилась, — дополнил брат.

— Очередь — не очередь, но потенциальные покупатели уже есть, — подтвердила Арина. — Володя сегодня утром в галерею заезжал, Павел в рекордные сроки отремонтировал зал. Уйму денег затратил и теперь надеется, что эта картина привлечет внимание к его галерее и поможет ему поправить свои дела.

— Надо Катьке звякнуть. Она-то, глупая, переживала, что плохо получится.

Лешка стала звонить в Воронеж, чтобы побыстрей порадовать подругу, если та еще не видела газету, а Ромка снова взял в руки газетный разворот с Катькиной фотографией. Картина Полянской придавала девчонке особый шик. Фотографу тоже повезло — нарочно такой снимок не сделаешь.

Отложив газету, Ромка критическим взглядом окинул свой шедевр и, сдвинув брови, заявил:

— Пожалуй, мне следует усовершенствовать колористику. Что, если добавить сюда еще и красный круг?

— Дело твое, — ответила сестра. Невероятный успех незнакомой художницы явно

вдохновил Ромку. Он достал кисти и краски, мазнул дару раз по холсту.

— Я вот что сделаю. Я ее подправлю и в галерею отволоку. Хороню, что у нас там знакомый есть, и он кое-чем нашей Катьке обязан. А раз самой Катьки здесь нет, то пусть его благодарность мне достанется. — Он отошел от своего творения подальше, сощурился и довольно покивал головой: — Надо будет ему сказать, чтобы он мою картину тоже на самое видное место поставил. Впрочем, если не захочет, то и не надо, я сделаю ее такой яркой, что с любого угла будет видно.

Лешка пообщалась с Катькой и снова взглянула на произведение своего брата. И без дополнительного красного круга оно бросалось в глаза, этого у него было не отнять.

Но чужие лавры не давали Ромке покоя. Он отложил кисти, вымыл руки и пошел одеваться.

— Давай прямо сейчас сходим в галерею и спросим, на каких условиях он у меня ее возьмет, а, Лешк? А назад приду, тогда и дорисую.

— Об этом и по телефону спросить можно. Позвони туда, зачем время терять?

Ромка отчаянно замотал головой.

— Ты что! По телефону никак нельзя. Главное в общении — это личный контакт и обаяние.

— Чье, твое?

— А чье ж еще? — Он схватил свою огромную сумку, с которой не расставался ни при каких обстоятельствах: — Собирайся! Ты же слышала, что ремонт там уже окончен, значит, надо быстрей договариваться, чтобы Павел Петрович включил мою картину в свою новую экспозицию.

У входа в галерею брат с сестрой нос к носу столкнулись с Ариной.

— А почему ты нам по телефону не сказала, что сюда собираешься? — упрекнул ее Ромка. — Могли бы встретиться, нам же по дороге.

— Я в тот момент и сама не знала об этом, — ответила девушка. — Мне позвонил Павел сразу после тебя и сказал, что я ему зачем-то срочно нужна. Странный какой-то у него был голос, вот я и поспешила.

Павел Петрович встречал их у входа. Кивком головы, как старых знакомых, он поприветствовал Ромку с Лешкой и провел Арину в свой маленький кабинетик. Ромке было очень интересно послушать, о чем они будут говорить. Он пристроился рядом с открытой дверью и принялся сосредоточенно рассматривать один из натюрмортов, вовсю напрягая слух.

Лешка, отметив посветлевшие после ремонта стены с новыми картинами, поискала взглядом спасенный Катькой «Восход», но выставочного мольберта на месте не оказалось.

«Старый сгорел, а новый еще не купили», — подумала девочка.

Затем она тоже подобралась поближе к кабинету и навострила уши. Слышимость была хорошей, голос Павла Петровича звучал довольно громко, кроме них, других посетителей в этот момент в зале не было. А говорил Павел Петрович Арине вот что:

— Сегодня приходил Петр Казимирович, старичок такой седенький, одет как нищий, а денег у него куры не клюют. Ну, да ты его знаешь, он у меня часто промышляет. Так вот, по поводу Софьиного «Восхода». Петр Казимирович всегда покупал ее картины, прямо скажем, по дешевке, а теперь, когда я поднял цену, потребовал от меня заключения экспертов. Сказал, что боится выбросить деньги на ветер. Я даже психанул оттого, что он мне не верит, и мы с ним вместе поехали в НИИ реставрации на атрибуцию, причем он захватил с собой одну из ее картин.

Ромка с Лешкой заметили, как занервничала Арина.

— И что?

— И то, — не глядя на нее, сказал Павел Петрович. По его лицу так и заходили желваки. — То, что даже поверхностный осмотр показал, что это фальшак, подделка.

Лицо девушки стало матово-бледным.

— Ты серьезно? Но ведь я сама взяла эту картину у Сони в мастерской и тут же привезла ее тебе.

— Вот именно, — по-прежнему не глядя на нее, подтвердил Павел Петрович.

Арина изо всех сил сжала руками свою сумочку.

— Надеюсь, ты меня не подозреваешь? Я не умею писать ни картины, ни копии с них, и не способна ни на какие подмены.

— Тебя? Нет, — как-то ненатурально возразил Богачев.

— Погоди, — стараясь во всем разобраться, девушка, как могла, скрывала обиду, но Лешка видела, что у нее это плохо получается. — Я ее тебе отдала прямо в руки и уехала. А вот ты можешь сосчитать, сколько потом здесь народу перебывало?

— Могу. Но только Игорь, — Богачев кивнул в сторону охранника, сидевшего рядом с входной дверью, — глаз с нее не спускал. А в нерабочее время галерея стоит на охране в милиции, и еще мы, когда уходим, включаем особую сигнализацию. Но даже если бы сюда ночью каким-нибудь образом сумели проникнуть воры, они бы унесли картину, и все, зачем им трудиться над ее копией? Я тоже крайне редко отхожу с этого места, а если это случается, то всегда кого-нибудь вместо себя оставляю. Вот только… — он задумался и внезапно воскликнул: — Пожар! Черт возьми, что, если он был специально подстроен?

— А пожарники что говорят?

— Розетка у меня в углу давно искрила, там и оказалось место возгорания. В тот день я, кстати, вызывал электрика. Вот мы с пожарником и решили, что электрик что-то напутал, уж очень он мне молодым и неопытным показался. — Павел Петрович тут же засомневался в сказанном. — Но электрик утром приходил, и картина далеко от того угла, где он работал, стояла.

— А кто-нибудь еще в тот день здесь был?

— Все было, как обычно. — Внезапно Богачев приподнялся. — Девочка эта… Которая спасла картину. Не помешало бы ее расспросить.

— Уж не думаете ли вы, что наша Катька подменила вашу картину? — вмешался Ромка. От возмущения он даже не стал скрывать, что слышал весь их разговор.

Павел Петрович дернул плечом.

— Да нет, разумеется, я так не думаю. Черт, и как я, старый дурак, мог проглядеть подмену?

Он встал из-за стола и открыл дверь рядом с креслом, в котором сидела Арина. Ромка думал, что это встроенный шкаф, но оказалось, что дверь вела в еще одну комнату. Павел Петрович вышел, а Ромка дернулся в сторону двери:

— Что там у него?

— Мастерская, — тусклым голосом ответила Арина.

Обратно Павел Петрович вышел с картиной в руках и подал ее девушке:

— Посмотри сама, что здесь не так. А ведь чутье мне всегда подсказывает, фальшак передо мной или подлинник. И как оно на этот раз меня подвело? Ничего не понимаю.

Арина взяла картину в руки.

— А она и в самом деле какая-то не такая. Надо было мне, перед тем как ее сюда везти, кромку подрамника сфотографировать. Или хотя бы его обратную сторону. Сейчас бы сравнили.

— Надо было. Тогда бы я знал, подменили ее здесь или она такая мне уже досталась, — ответил Богачев и отвлекся на телефонный звонок.

Ромка дернул девушку за руку и прошептал:

— А почему ты заговорила про кромку подрамника? Зачем ее надо было фотографировать?

Арина вынула картину из рамы.

— Смотри. Кромка картины как отпечатки пальцев у человека. Потому что вторично невозможно оставить точно такие же следы. Как ни старайся так же прибить гвоздиками холст к подрамнику, все равно ничего не получится: какая-нибудь ниточка или пятнышко непременно не так будут выглядеть.

— Ну надо же, четырнадцать лет на свете живу, а этого не знал! — удивленно воскликнул Ромка.

— Ты еще многого не знаешь, — сказала Арина и вновь обратилась к Павлу Петровичу:

— А в милицию ты заявил? Хозяин галереи угрюмо кивнул.

— Конечно. Только что она может сделать? Провенанс картины слишком короткий: от Софьи к тебе, от тебя ко мне.

Девушка поднялась.

— Ну что ж, я пойду. — Она наткнулась на швабру, которой худенькая старушка-уборщица, кряхтя, мыла пол, и сказала: — Простите, теть Тань.

— Ничего, ничего, проходи, — ответила уборщица.

— Ты уж на меня не обижайся, — Павел Петрович тоже встал с кресла, — но я должен все выяснить.

— Постараюсь.

Арина резко направилась к выходу, а потом оглянулась на Лешку:

— Вас подвезти?

Тут только Лешка вспомнила, зачем они сюда приехали. Ведь Ромка собирался узнать у Павла Петровича, нельзя ли ему пристроить к нему в галерею свой шедевр. Только, подумала она, момент сейчас для этого не слишком подходящий. Уж очень у владельца галереи несчастный и расстроенный вид, он и слушать не захочет ни о каких доморощенных картинах.

Видно, ее брат посчитал так же, а потому и словом не обмолвился о своем произведении.

— А на чем ты нас повезешь, на тачке? — спросил он у Арины.

— Естественно.

Выскочив на улицу, брат с сестрой увидели темно-синюю «десятку», точь-в-точь такую же, как у Андрея, только другого цвета: машина Андрея была красной.

— Купила? — порадовалась за Арину Лешка.

Девушка лаконично ответила:

— Трудно без машины. — Видно было, что разговор с Павлом Петровичем сильно ее расстроил.

Ромка мигом забрался на заднее сиденье и заявил:

— А по мне, так и новая картина ничем не отличается от прежней. Да и какая разница, подделка это или нет, если их только эксперты различают?

— Большая разница, — усмехнулась девушка и попросила: — А не могли бы вы позвонить Кате и спросить, не видела ли она в тот день еще кого-нибудь в галерее? Все-таки этот пожар возник слишком неожиданно. Не думаю, что из-за испорченной розетки могло вспыхнуть такое сильное пламя.

— Я и сам уже об этом подумал, — ответил Ромка. — Мы прямо сейчас обо всем ее расспросим. Катька слышала, как охранник пожарных вызывал и сам с огнетушителем бегал, а дотом у нас с ней об этом разговоров не было. Как-то упустил я из виду этот пожар, совсем другими делами был занят, — и он многозначительно взглянул на сестру.

Но сейчас Лешке было не до Ромкиного творчества. Она думала о том, как помочь Арине. Обида на Павла Петровича до сих пор не сошла с лица девушки. Арина сосредоточенно смотрела на дорогу, сжимая в руках руль. Лешка ласково коснулась ее рукой.

— Не расстраивайся. Главное, ты сама знаешь, что никаких картин не подменяла.

— Я-то знаю. Но ведь обидно, когда тебя подозревают черт-те в чем!

— Он, наверное, сгоряча так сказал, — заступился за Павла Петровича Ромка. — Не может вычислить преступника, вот и взялся за крайнего, за тебя, то есть. А я бы на его месте в первую очередь электрика прощупал. Что, если он не зря приходил? Он же мог подойти близко к картине, я сам видел, что там, невдалеке от того места, где мольберт стоял, розетка какая-то торчит, а потом заменить ее, ну, а потом устроить пожар…

— А копию он из кармана вынул? Глупости несешь, — перебила его Лешка. — И потом, тебе же сказали, что охранник с картины глаз не спускал. А если электрик ее не заменял, то для чего ему было устраивать пожар? Чтобы она сгорела и никому не досталась?

— Но кто-то же это сделал! И пожар этот кто-то мог устроить для того, чтобы никто не заметил, что картину подменили. Может быть, он хотел маленький пожарчик сделать, для отвода глаз, а он вовсю разошелся. — Ромка схватил сестру за руку. — Лешк, это же мог сделать сам охранник! Сначала подменить картину, а потом засуетиться, забегать туда-сюда, то есть создать видимость, что больше всех озабочен…

— Но ему вовсе не надо суетиться. Он и так имел к ней доступ в любое время.

— Но он мог устроить пожар, чтобы отвести от себя подозрения. — Ромка подскочил на заднем сиденье и ткнул пальцем Арину: — Правда, отличная версия?

Не отрывая от дороги глаз, она пожала плечами.

— Не думаю. Игорь очень симпатичный парень, и Павел ему полностью доверяет.

— Но неужели наша Катька зря совершила свой геройский поступок и спасла никому не нужную подделку! — патетически воскликнул Ромка.

Лешка схватила брата за плечо.

— Слушай, а мы ведь запросто можем это узнать!

— Как?

— А помнишь того фотографа из «Новостей плюс», который нашу Катьку снимал?

— Ну.

— Тогда вспомни, что Катька сначала картину к себе не той стороной прижала, рисунком к себе, а изнанкой наружу, причем держала ее так криво, что края были видны, а он сначала этого не заметил, нащелкал кадров, а потом подошел к ней, перевернул картину, как надо, и опять стал ее фотографировать. Вспомнил?

Ромка быстро кивнул и снова ткнул пальцем* Арину:

— Пожалуйста, поверни назад. Мы ведь еще не очень далеко отъехали, а? Это очень нужно, для дела.

— Ну что ж, я не тороплюсь.

После того, как брат с сестрой спасли собаку ее отца и помогли вернуть часть его коллекции, Арина терпимо относилась ко всем Ромкиным выходкам. Она развернула машину, — к счастью, пробок на дороге в тот момент не было, — и через несколько минут они снова были у галереи.

— Я сейчас, — крикнул Ромка и вбежал внутрь.

Лешка пошла за ним. Ей интересно было посмотреть, что он будет делать. А ее брат подбежал к оставленной на кресле копии картины, очень внимательно оглядел ее со всех сторон, а затем достал из своей сумки тетрадь, что-то на ней нарисовал и спрятал назад. Павел Петрович в это время разговаривал по телефону и не успел его ни о чем спросить. Когда же он положил трубку, Ромки уж и след простыл.

Вернувшись в машину, юный сыщик спросил:

— У тебя телефон с собой?

— Возьми в сумке, — ответила Арина.

Ромка открыл небольшую черную сумочку, в одном из отделений нашел сотовый телефон, мигом набрал известный ему номер.

— Андрюша, это я, Рома. Как хорошо, что ты' на работе. Послушай, сделай для нас доброе дело, а? А вот какое. Пусть фотограф отдаст нам кадры с той пленки, на которой наша Катька красуется. Что, нельзя? А ты не попросишь его тогда напечатать их для нас, все до единого? Очень-очень нужно, а зачем, мы тебе потом объясним. — И, не удержавшись, добавил: — Может, у тебя скоро новый криминальный сюжетик для статьи появится. Конечно, я тебе перезвоню.

— Андрей обещал все выяснить через несколько минут. — Ромка положил назад телефон и, немного помолчав, сказал: — Что такое атрибуция, я знаю, поскольку по ряду причин мне теперь близка эта тема. Это, кажется, определение подлинности предметов искусства, так? — Он помедлил в ожидании, что Арина спросит, чем вызван его повышенный интерес к художественному творчеству, а он тогда расскажет ей про свою картину и, быть может, еще и покажет, но девушка лишь кивнула:

— Так!

— А что такое провенанс?

— А это история появления картины на свет и перемещения ее от одного владельца к другому. В основном это относится к антиквариату, а не к современному искусству. А в данном случае Павел просто шутил.

— Хороши шуточки! — воскликнул Ромка, выбираясь из машины, поскольку они уже подъехали к их с Лешкой дому. — Но ты будь спок, твое дело снова в надежных руках. Мы будем держать тебя в курсе нашего расследования.

— Да, позвоните мне, пожалуйста, когда поговорите с Катей, — Арина махнула рукой, отъезжая. Вид у нее был невеселый.

— Конечно, обязательно, — крикнула ей вдогонку Лешка.

Если раньше, приходя домой, Ромка спешил к клетке, где сидел его любимый Попка, то теперь его, как магнит, притягивала картина. Вот и сейчас, не удержавшись, он погладил свой шедевр по верхней планке подрамника, схватил было кисть, но тут же положил ее обратно.

— Это происшествие мне все карты спутало. Может, напрасно я не спросил у Павла Петровича, можно ли ее у него выставить? Тут у меня без подделок, самый что ни на есть подлинник. Он бы ее продал и себе комиссионные взял, раз ему денег не хватает, да, Лешка?

— Звони лучше Андрею, — ответила сестра.

— Я не забыл. — Брат придвинул к себе телефон. — Андрюша, ну что?

— К концу дня наш лаборант сделает фотографии. Постараюсь их вам завезти, — пообещал журналист.

Затем Лешка позвонила в Воронеж.

— Привет, Катюша, это опять я, — сказала она и без всяких предисловий спросила: — Нам надо знать, кого ты видела в галерее до того, как спряталась в ту подсобку. Вспоминай быстро, это очень важно. Дело в том, что спасенную тобой картину кто-то заменил, вот и хотелось бы знать, кто и когда.

— Я не заменяла… — испугалась Катька.

— Ежу понятно! — заорал Ромка в трубку параллельного телефона. — Ты давай, снова о своем геройстве повествуй. Ты туда вошла, и что? Тебе кто-нибудь на пути встретился?

— Да, женщина какая-то. Своя, наверное, потому что она из кабинета Павла Петровича появилась. Старичок какой-то седенький вошел, на мольберт мельком глянул, будто хотел удостовериться, что картина на месте, и тоже ушел, почти сразу же. Да, и уборщица еще свой халат в подсобке повесила и тоже ушла. А потом, не успела я оглядеться — дым, огонь, как-то очень быстро все случилось. Охранник схватил огнетушитель, а потом, наверное, решил, что ему одному не справиться, и пожарных вызвал. Вот так все и было. Да, уборщица еще потом вернулась и тоже, кажется, помогала огонь тушить. Помните, она вся в копоти была? А больше я ничего и никого не видела.

— И этих вполне достаточно, — сказал Ромка. — А в руках у кого-нибудь из них что-нибудь было?

— У старичка не было, а у женщины — что-то большое, плоское… ой, ну точно, картина!

— Молодец. А больше ты ничего не помнишь? Катька помолчала.

— Больше ничего, только то, как мне было страшно там лежать. Вот вы меня смелой считаете, а я, если хотите знать, до сих пор тот свой ужас вспоминаю. Если честно, то я жутко боялась, что сгорю или в дыму задохнусь. Я только об одном и думала: успеют ли потушить огонь или он до меня доберется. А вы говорили, что я бесстрашная. А я трусиха на самом-то деле.

— И вовсе нет, — возразила Лешка. — Только дурак ничего не боится. Если тебе все нипочем, то какой это подвиг? А вот когда себя преодолеваешь и делаешь, несмотря ни на что, то, что в данный момент от тебя требуется, — это и есть героизм, и ты у нас, Катюша, самая настоящая героиня, и мы с Ромой тобой гордимся.

— Эй, героиня, вспомнишь что-нибудь еще, сразу звони, — добавил Ромка, поспешно вешая параллельную трубку. Затем схватил свою необъятную сумку и достал из нее тетрадку.

Лешка вспомнила, как брат возвращался в галерею и что-то срисовывал с копии картины.

— Что там у тебя? — заинтересовалась она.

— Ты что, не поняла? Обратная сторона картины, вот что. Пленки у меня в фотоаппарате не было, вот я и зарисовал некоторые характерные черты изнанки и кромки, чтобы не забыть, какие они. Вот на этом месте, видишь, сразу три нитки торчат, а вот кусочек холста выпятился. Верно Арина сказала, точно так же другой холст к подрамнику невозможно прибить. Конечно, лучше было бы эту изнанку сфотографировать, но пока и так сойдет. По крайней мере, будет что сравнить с теми снимками, что нам Андрюша обещал привезти.

Не успел Ромка договорить, как раздался звон недавно установленного в их подъезде домофона и громко залаял Дик. На телефонные звонки пес не реагировал, а в домофоне чуял какую-то неведомую опасность.

— Кто это? — крикнула Лешка, нажав на кнопку в переговорном устройстве, и обрадовалась: — Анд-рюша!

— Пусть кто-нибудь из вас спустится вниз, я вам фотографии привез, — сквозь собачий лай услыхал Ромка и, крикнув «бегу», с тетрадкой в руках кубарем выкатился вниз. Лешка помчалась за ним.

Андрей приоткрыл дверцу машины, и брат с сестрой забрались внутрь.

— Что еще случилось, рассказывайте.

— Покажи сначала снимки.

Андрей отдал им пакет, и Ромка, быстро проглядев все фотографии, выхватил ту из них, где Катька прижимала к себе картину обратной стороной. А затем открыл свою тетрадку на нужном листе.

— Ой, Лешка, ты только глянь! Вот этот гвоздик не на том месте, а ниток и вовсе нет. А пятно от краски совсем не такое и не там посажено.

— Из этого следует, что наша Катька спасла настоящую картину, а заменили ее потом, — глубокомысленно изрекла Лешка. — И, значит, электрик вне подозрений.

— Выходит, что так.

— Эту картину заменили? — изумился Андрей. — Ну надо же, я о ней в своей собственной газете читал и вашу Катьку на развороте видел. Очень колоритный снимок. И как только вы всюду поспеваете! Так, и кто же мог сотворить такое?

— Вот мы и хотим это выяснить, иначе художница, которая ее написала, не получит своих денег и не вылечится. Ты, наверное, и не слышал о том, что она попала в автокатастрофу и сейчас лежит в больнице.

— Об этом я, действительно, ничего не знал, — подтвердил Андрей.

— Но теперь, по крайней мере, ясно, что Арина принесла в галерею настоящую картину, и чутье Павла Петровича не подвело, когда он ее у нее брал, — с облегчением сказала Лешка. — И что во время пожара на нее никто не покушался.

— А вот это неизвестно, — покачал головой Ромка. — Никто не взял — это да, потому что Катька ее с собой утащила. Но откуда ты знаешь, что ее в тот день не хотели взять? Кто же это мог быть-то, а?

— Может, старичок, которого Катька видела? Или женщина, с которой Катька столкнулась? Рома, а вдруг эту замену сам Павел Петрович подстроил, а на Арину сваливает?

— Нет, Павел Петрович не мог так рисковать. Зачем ему сжигать свою собственную галерею?

— И правда.

Лешка помолчала, а потом схватила брата за руку.

— Слушай! Но ведь тогда еще никто не знал о том, что эта картина вдруг подорожает. Об этом только теперь, после праздников, стало известно, когда вышла газета с Катькиной фотографией.

— Это мы не знали, а вор мог и другими каналами воспользоваться, — Ромка взглянул на Андрея, который внимательно слушал их рассуждения. — Так ведь?

— Вполне, — согласился с ним журналист. — Ты, Роман, пошарь-ка в Интернете. Сам знаешь, что там любая информация куда раньше появляется, чем где-либо. А я, в свою очередь, спрошу у автора заметки, где он ее взял. Скорее всего, он это сообщение из Интернета и выудил.

Попрощавшись с Андреем, брат с сестрой вернулись домой и позвонили Арине.

— Ты можешь радоваться, наша Катька спасла настоящую картину, — прокричал Ромка. — Нам Андрей привез фотографии, мы сравнили кромки и изнанки обеих, и ты теперь вне всяких подозрений.

— Спасибо вам большое, — как ни странно, Аринин голос остался по-прежнему грустным.

Ромка положил трубку на место и с разочарованием протянул:

— Я думал, что она запрыгает от счастья, а она только спасибо и сказала.

— Настоящая-то картина неизвестно где, — сказала Лешка. — Вот она и переживает за свою Софью.