"Первый быстрый выстрел" - читать интересную книгу автора (Ламур Луис)

Глава 2

Через некоторое время дыхание успокоилось, я недвижимо лежал, обдумывая свое положение. Я прошел не более шестидесяти футов от того берега, по которому проходила тропинка, мне были знакомы эти места, потому что здесь я не раз рыбачил. Я находился на узкой заболоченной косе, выдававшейся, словно указующий перст, в темные воды топей.

Именно в этих краях обитал громадный старый аллигатор, которого называли Старый Джо, говорили, он съел то ли трех, то ли четырех человек, однако здесь мне придется плыть, поскольку иного выхода не было. Через пару минут Чэнс Торн либо Джоэл Риз вспомнят об этой косе.

На берег возвращаться нельзя - голоса уже слышались поблизости от перешейка. Поднявшись, я захромал к дальнему концу косы.

Бок раздирала острая боль, одна нога почти не слушалась - возможно, на ней порвали мышцы. Придется смириться с тем, что Старик Джо наверняка издалека почует кровь. С другой стороны, его присутствие задержит охоту на меня до рассвета.

Зайдя в темную воду по грудь, я поплыл, старясь плескать как можно тише. Я должен преодолеть две сотни ярдов густой, как жижа, болотистой воды, несмотря на боль в голове и онемевшие от побоев мышцы. Плыл я не торопясь, стараясь не думать ни о чем, в особенности о Старике Джо.

Позади раздался торжествующий крик - они нашли мои следы. Оглянувшись, я заметил на берегу свет фонарей.

Где-то там, впереди стояли посреди воды несколько огромных кипарисов, я должен попасть прямо к ним. Кипарисы густо заросли мохнатыми лишайниками, их спутанное переплетение ветвей может послужить убежищем на ночь. Через несколько минут моя рука натолнулась под водой на корень, затем, пошарив наверху, я ухватился за низко висящую ветвь и подтянулся.

После теплой воды воздух показался холодным, зубы застучали. Я карабкался с ветки на ветку, пока не натолкнулся на сплетения, на которых можно устроиться. Сняв пояс, я привязал себя к дереву и улегся, дрожа от холода, окруженный тучей москитов.

Последнее, что я помню - огни на берегу, а потом я, должно быть, заснул или потерял сознание, потому что когда снова открыл глаза, небо на востоке было уже серым, костры врагов ярко пылали, они ждали дневного света, чтобы пуститься в погоню.

Что-то случилось с моим глазом. Ощупав его, я обнаружил на месте глаза громадную опухоль. Над ухом вздулась шишка, кожа на голове глубоко рассечена. Мышцы затекли и болели, голова раскалывалась. Левая рука разбита подковами сапог и только густая, пружинящая трава и мягкая земля спасла меня от перелома. Как мне ни было плохо, надо идти дальше, поскольку днем кипарисы хорошо просматривались.

Неуклюже поворачивая голову из-за того, что один глаз не открывался, я осмотрелся в поисках путей отступления и увидел полускрытое лианами толстое, старое бревно. Оно плавало, зацепившись за корни кипариса, на котором я сидел.

Вокруг костров двигались люди, их голоса долетали до меня, пока я спускался по стволу. Каждое движение давалось с трудом, голова была тяжелой и пульсировало болью.

Я кое-как освободил бревно. Судя по громким голосам, мои преследователи ночью пили, значит, мне тем более нельзя попадаться им в лапы. Обломав длинную ветку, я оттолкнул бревно и стал пользоваться как шестом. Это болото соединялось с озером Каддо, о котором мало кто знал; по-моему, и через сто лет люди вряд ли изучат все его извилистые рукава, топи и заросшие гиацинтом заливчики с густой коричневой водой. Однако в этих топях, заливчиках и болотах по течению Серной реки я провел детство и считал, что знаю эти края на границе Техаса и Луизианы лучше других.

Держась между берегом, где горели костры, и кучков выступающих из воды кипарисов, медленно отталкиваясь шестом, я поплыл в глубину болот. Туда, куда я направлялся, за мной не погонятся, даже зная то место, а я был уверен, что они не знали. Я направлялся на остров.

Перед войной о нем знали не более полудюжины человек, а после войны и подавно никто не узнал, если только его не привели туда за руку. Остров был длиной в четверть мили, а в самом широком месте достигал футов ста, его скрывали опутанные лианами и мхом кипарисы, заводи вокруг острова заросли гиацинтом и водяными лилиями. Без проводника, который хорошо знал окресности, его просто невозможно было отыскать. Остров был невидим с расстояния в дюжину ярдов, спрятавшись за стеной деревьев, мха и лиан. О нем было известно лишь индейцам каддо и метисам со смешанной негритяно-индейской кровью, жившим неподалеку.

Таких островов было несколько, хотя остальные, за исключением одного были меньше и более открыты постороннему взгляду. А те парни, что приехали из города и сейчас охотились за мной, наверняка о них не знали.

Впереди на широких крыльях взлетела цапля. Я плыл, превозмогая боль в голове и мышцах, отталкиваясь шестом посреди широких листьев водяных лилий, которые бесшумно смыкались за моим бревном.

Сколько я проплыл? Милю? Две? Я двигался как в тумане, думая только о том, как бы подальше уйти от преследователей, ведь если они меня поймают здесь, мне конец, у меня нет ничего, кроме дерринджера, а на расстоянии он бесполезен. Более того, мне нужно было отдохнуть и восстановить силы после жестокого избиения. Мой единственный шанс на спасение - это остров, на котором наверняка жили Боб Ли, Лонгли и может быть Биккерстаф.

Светило горячее солнце, поверхность болота была мертвенно спокойной. Изредка попадались широкие открытые участки воды, но большую часть пути приходилось продираться через заросшие лилиями и гиацинтами заводи. Если Старик Джо и был поблизости, он не показывался.

Каждое движение причиняло боль. Иногда я не мог нащупать дно шестом, иногда не мог оттолкнуться от гиацинтов. Тогда я либо подгребал руками, либо пытался отталкиваться от ближайших кустов.

Немилосердно жгло солнце, мне хотелось пить. Если приспичит, можно пить воду из болота, но я слышал, что от нее болеют лихорадкой, а у меня без того достаточно неприятностей.

Когда бревно воткнулось в землю, я был в полубредовом состоянии и долго пытался продвинуться дальше, затем сквозь пелену боли посмотрел вперед и увидел поднимающийся берег острова, но не ту его часть, которую хорошо помнил. Я неуклюже вскарабкался наверх и упал плашмя на теплую землю, некоторое время лежал, отдыхая, чувствуя, как расслабляются задервенелые мышцы. Голова была как в тумане, я с трудом поднялся на ноги, понимая, что необходимо идти дальше. В болотах все беспомощное погибает, поэтому мое единственное спасение - двигаться вперед.

Как только я отошел от берега, земля стала сырой, поскольку находилась в густой тени, только местами через листву пробивался солнечный свет. Один раз наткнулся на свернувшуюся на бревне гремучую змею. Я настолько ослаб, что будь она несколькими футами ближе, я не смог бы отскочить. Однажды, покачнувшись, упал и подумал, что подняться сил не хватит, но каким-то образом встал. Затем постепенно начал узнавать местность. Я без сил шел вперед, спотыкаясь, падая, запутываясь в кустах, иногда по горло в воде, пока не пробрался через последние заросли кустарника на поросший травой берег возле лагеря. Там и нашел меня Билл Лонгли.

Три следующие дня напрочь выпали из памяти. Потом раны и порезы медленно затянулись, в голове перестала стучать боль. Яростный гнев понемногу утих, давая место упрямой ненависти и отчаянию, потому что я чувствовал, словно за мной закрывается дверь, а за ней остается все то, за чем я вернулся.

Шатаясь без дела по острову, я старался обдумать свое положение. Мне нельзя останавливаться. Да, меня подкараулили и избили, но если я хочу стать чего-то добиться в жизни, мне нужна собственность, а для этого надо возвратиться к людям, засеять землю, собрать урожай, купить жеребца и чистокровных кобыл и выиграть схватку с Чэнсом на своих собственных условиях.

Первым моим побуждением было взять винтовку и одного за другим перестрелять всех нападавших, оставив Чэнса напоследок.

Однако мне надоели убийства, к тому же кем я в конце концов окажусь? Преступником и изгоем без друзей и дома. Успокоиться и признаться, что я побежден, тоже нельзя. Они заставили меня страдать, но своя земля и дом того стоили.

На острове жили человек двенадцать, среди них Боб Ли, Билл Лонгли и Биккерстаф - хороший парень, но жесткий. Отцы всех этих людей дрались в Аламо и Сан Хасинто* [* - 1836 г. - война за независимость Техаса от Мексики. Штат Техас вошел в состав США в 1845 г.].

Слушая их разговоры, я думал о себе. У отца был клочок плодородной земли в Биг Сайпресс Байу, в местечке Фэрли, расположенном вдали от дорог, окруженном с трех сторон болотами и лесом. На западе по границе участка пролегала узкая, заросшая травой тропа. Участок был огорожен, отцу он достался почти даром, и вряд ли кто в Бостоне или Джефферсоне предполагал, что он принадлежит мне. Итак, мой единственный шанс - это Фэрли.

Боб Ли возражал. - У тебя слишком много врагов. Тебе не дадут даже засеять землю, не говоря уж о том, чтобы собрать урожай.

- Мне кажется, приказа о моем аресте не было. Чэнс Торн действовал по собственной инициативе. Еще есть возможность, что меня не тронут.

- Может быть, - сухо согласился Лонгли. - Но некоторые тебя помнят и боятся, а люди всегда стараются уничтожить того, кого боятся.

- Тут надо еще кое о ком поговорить, - вмешался Биккеррстаф, - о Барлоу. Его банда грабит и убивает, а нас обвиняют во всех его грехах.

- У него агенты по всей округе, - сказал Джек Инглиш, - он знает, где нет армейских частей.

Пока они говорили о Барлоу, я снова задумался об этом уединенном участке земли в Фэрли. Если повезет, можно его засеять, и никто об этом не узнает. Потом можно будет двинуться в леса, чтобы собрать одичавших коров и отогнать стадо в Седалию или Монтгомери.

В одном я был уверен: врасплох меня больше не поймают. Я буду драться до последнего. И это навело меня на мысль об обороне. Без карабина и "кольта" я беззащитен.

Я встал и направился к мулу, которого Билл Лонгли с Джеком Инглишем привели на остров. Теперь я их должник.

Ли смотрел, как я оседлываю мула.

- Куда-нибудь собираешься, Каллен?

- Думаю вернуть оружие. Поеду за ним.

Лонгли лежал на земле, теребя в зубах травинку. Он сел и с удивлением уставился на меня, но промолчал.

- Хочешь ехать один? - мягко спросил Ли.

- В этих краях надо самому управляться со своими мустангами, - ответил я, - но если хочешь, поехали вместе.

- Ну, - Лонгли встал, - по-моему, на это стоит поглядеть.

Мы выехали впятером: Боб Ли, Джек Инглиш, Биккерстаф, Лонгли и я.

Джефферсон лениво грелся в полуденном солнце. Вдоль деревянного тротуара мальчишка катил колесо, посреди улицы в пыли развалился пес, он постукивал по земле хвостом, чтобы показать полное удовлетворение жизнью. Двое мужчин дремали у стены магазина, наслаждаясь тенью и вечным бездельем.

На улице было тихо. На нас, нескольких человек, въехавших в город, никто не обратил внимания, в те дни это было в порядке вещей. Повсюду ездили бродяги, искатели приключений или люди, потерявшие в войне все, что имели, и в глубине души мечтавшие начать жизнь сначала.

Едва ли кто-то из горожан узнает меня, хотя Джоэл Риз узнал. Но в тогда я встретился с ним на ферме и сам заявил, что ферма моя.

Спешившись, я бросил на себя взгляд в витрину магазина - крупный парень, широкие плечи распирают тесную домотканную рубашку. Как только заведутся деньги, первым делом куплю себе одежду, иначе скоро придется ходить голым. На воротник спадают черные волосы - я походил на оборванца.

Мы остановились напротив армейского штаба, и я, не спрашивая ни у кого разрешения, зашел внутрь. У двери с винтовкой на коленях дремал солдатик. Он с раскрытым ртом посмотрел на меня и начал было поднимать винтовку, но что-то в моих глазах заставило его изменить решение. Может быть он не помешал, потому что в противном случае я бы его хорошенько вздул.

Этот солдат пришел в армию в период Восстановления, он не был ветераном. Скорее всего ему не приходилось убивать ничего крупнее белки или стрелять во что-то ближе двухсот ярдов. Совсем другое дело видеть перед собой взрослого мужчину, готового переломать тебе ребра. Этот мальчик был одет в форменный китель и фуражку и домашние брюки... ему не нужны были неприятности.

В кабинете сидел полковник Амон Белсер. Он откинулся в кресле, читая какие-то документы, а когда поглядел поверх них, то увидел меня. И по-моему, не обрадовался.

- Полковник, - сказал я, - несколько дней назад ко мне приехал Чэнс Торн с дружками и здорово избил. Они отобрали мой "спенсер" и "кольт". Я приехал за оружием.

Белсер удивился, но он был не дурак. Он молча сидел, думая, что ответить. Я считал, что Чэнс действовал на свой страх и риск, однако полковнику не хотелось портить с ним отношения, поскольку Чэнс не тот человек, который прощает обиды, к тому же у него множество связей.

- Если вас избили, - сухо сказал Белсер, - значит, вы того заслуживали. Я ничего не знаю о вашем оружии.

- В этих краях без оружия не обойтись. Ночами по дорогам разъезжают банды. Отдайте мой карабин и револьвер, полковник.

Белсер рассердился. Он чувствовал себя начальником и не привык, чтобы с ним разговаривали в таком тоне.

- Убирайтесь, Бейкер! - сказал он. - Убирайтесь прочь из города! Ничего не знаю о вашем оружии, но судя по тому, что я о вас слышал, вам будет лучше без револьвера.

Ну, тогда я наклонился и взял со стола новехонький "кольт" - точно такой же, как мой. Затем крутанул барабан и проверил курок. Револьвер был заряжен и работал отлично.

- Мне придется забрать этот, - вежливо сказал я. - Похоже, неплохая штучка.

- Сейчас же положите! - Белсер, когда хотел, мог говорить начальственным тоном. - Это мой револьвер!

Засунув револьвер за пояс, я прошел за барьер, которым была огорожена часть кабинета, и открыл оружейную пирамиду. Там стояло несколько винтовок, одна из них - "спенсер" в гораздо лучшем состоянии, чем мой. Он также был заряжен.

Белсер вдруг встал и направился ко мне, а я просто повернулся, держа карабин в руке, дуло его смотрело прямо в ременную пряжку полковника. Свинец в желудке не переваривается, очень вредная штука для здоровья, особенно в середине дня.

Белсер остановился. Я видел, что у него не было желания останавливаться, но, наверное, у него и без того были проблемы с пищеварением, ему не хотесь их усугублять. У таких людей, как он всегда есть причины для беспокойства. Он кипел от возмущения, однако остановился.

- Полковник, - сказал я ему очень спокойно, - я приехал сюда не для того, чтобы воевать или ссориться, однако меня подстерегли и избили. Я знаю кто, и когда подойдет время, поговорю с каждым. Почитаю им из Библии, полковник, но всему свое время. Похоже, вам здесь не нужны лишние проблемы, иначе в Вашингтоне и Остине* [* - столица штата Техас] могут подумать, что вы не справляетесь. Советую вам оставить меня в покое, заодно передайте Чэнсу Торну, чтобы не лез не в свое дело, и я обещаю, что у вас будет меньше неприятностей. Если же пойдете против меня, полковник, то я с треском выгоню вас из этих краев.

Солдатик у дверей сидел тихо, опустив глаза. Я вышел на улицу с оружием, которое взял у Белсера.

Высокий, поджарый Лонгли прислонился к столбу навеса напротив штаба, покуривая черную сигару. Боб Ли со скучающим видом стоял у коновязи на этой стороне улицы. В конце ее сидел на корточках Джек Инглиш, кидая в землю нож.

- Раз уж мы сюда приехали, - сказал Лонгли, - по-моему, стоит выпить.

Инглиш остался на всякий случай на посту, а мы направились к салуну. В это время дверь его отворилсь и вышел Джоэл Риз.

Он потянулся и тут же замер, не сводя с меня глаз, словно увидел мертвеца, лицо его посерело.

- Боб, - сказал я, - этот хмырь - один из тех, кто развлекал меня той ночью, и даже заказывал музыку. Пора его научить любить ближнего.

- Есть, сэр. - Выражение лица Боба было совершенно серьезным. - Начнем с книги Иова, глава четвертая, стих восьмой: "Оравшие нечестие и сеявшие зло пожинают его".

Джоэл Риз, беспомощно оглядываясь, сделал полшага назад. Лонгли отрезал его от входа в салун, стоя с беспечным выражением, засунув пальцы за ремень, однако хоть он и был почти подростком, связываться с ним не стоило.

Риз поглядел на меня, хотел было что-то сказать, но я не был расположен к разговорам. Я ладонью шлепнул Риза по лицу. Я рослый человек и в свое время много поработал, к тому же помнил, как они накинулись на меня всем скопом, поэтому шлепнул от души, и Риз покачнулся.

Он выбросил вперед руку. но я уклонился и снова шлепнул. На этот раз у него из носа пошла кровь.

На улицу с винтовкой выскочил полковник Белсер. - Эй! Прекратите!

У Билла Лонгли появился "кольт", нацеленный в полковника.

- Мистер Белсер, - произнес он, растягивая слова, - Господь наказывает грешника, показывая, что путь греха тяжек, так что, полковник, если сами решите встать на путь греха, то окажетесь на том свете с животом, набитым свинцом.

Для того, чтобы поднять винтовку, полковник Белсер должен был слегка развернуться, до него дошло, что он проиграл, потому что прямо перед ним, поигрывая револьвером, стоял Билл Лонгли, а дальше по улице вроде бы беззаботно сидел Джек Инглиш. Бравый полковник понимал, что если начнет поворачиваться, получит пулю в живот. Даю голову на отсечение, что в ту минуту он пожалел, что не остался в кабинете, притворяясь глухим, немым и слепым.

Пока полковник стоял, не рискуя двинуться, я хорошенько врезал Ризу и сказал Белсеру: - В следующий раз я буду стрелять.

Тогда я не знал, что на другой стороне улицы судья Том Блейн сидел в своей конторе и наблюдал за происходящим. Но судья не был мешочником, он участвовал в войне с Мексикой и сейчас с горечью смотрел, как Джефферсон испуганно преклоняется перед этими солдатами программы Восстановления.

Когда мы покончили с Ризом, я зашел в магазин купить патронов и кое-каких припасов. Я расплачивался с продавцом, когда на мою беду в магазин вошла Кейти Торн. Она увидела мое лицо, в глазах у нее появилось удивление и боль. На мое лицо стоило поглядеть: все в синяках и полузаживших порезах.

- Чэнс говорил, что они сделали, - сказала она, - но я не думала, что они вас избили до такой степени.

- Мне надо поговорить с Чэнсом.

Она схватила меня за рукав. - Каллен, почему вы не уедете? Вы должны знать, что они не оставят вас в покое! Даже если другие успокоятся, Чэнс ни за что не отвяжется. Он ненавидит вас, Каллен.

- Я не могу удрать... К тому же эта земля моя. Я засею ее, построю ферму такой, какой хотел построить отец. Если я убегу, получится, что он работал зря.

- Он работал для вас. Важна не земля, важна ваша жизнь.

- Вы так хотите от меня избавиться?

- Нет. Я хочу, чтобы вы остались живым.

И в тот момент, глядя на нее, я произнес то, что не имел права ни говорить, ни даже думать: - Там, где нет вас, я не хочу оставаться живым.

Затем резко повернулся и вышел на залитую солнцем улицу, испуганный тем, что сказал, и не зная, зачем сказал, и тем не менее понимая, что все это - чистая правда.

В то время человека, который осмелился такое произнести женщине не своего круга, хлестали кнутом или вызывали на поединок. Но что сделано, то сделано.

Такая девушка как Кейти Торн вряд ли заинтересуется Калленом Бейкером. Кто я ей? Косолапый деревенский увалень и бродяга без гроша за душой. Никто. И останусь никем.

Вспомнив свое отражение в витрине магазина - крупный, нестриженый парень в полинялой красной шерстяной рубашке - я подумал, что никому не нужен, и меньше всего - девушке из семьи Торнов или их родственникам. Я носил оружие. Местный народ меня не любил, и правильно делал. В каком-то отношении я был не таким плохим, как они себе рисовали, однако в другом намного хуже. Я не врал, не пил виски, хотя часто утверждали обратное, но убивал людей в поединках и изъездил немало темных и суровых троп.

Разве может парень, скрывающийся в болотах, словно раненый волк, что-нибудь значить для такой девушки? Парень, у которого нет ничего, кроме трех рубашек и одной пары брюк, парень, который ездил и дрался с самым отборным сбродом Запада?

Мать у меня была из хорошей семьи, а отец обыкновенный сельский фермер, проработавший всю свою жизнь. Ему не везло: дом его сгорел, саранча два года подряд уничтожала урожай, отец не по своей вине залез в долги.

Боб Ли был знающим человеком, он оглядел меня и сказал: - Я тебя не виню, Каллен.

- А что он сделал? - вмешался Джек Инглиш. - За что ты его не винишь? За то, что он вмазал этому Джоэлу Ризу? Я и сам бы так сделал, будь я на его месте.

- Знаешь, Каллен, - сказал Боб Ли, - по-моему, она пойдет за тобой на край света.

- Не унижай ее, Боб.

- И не думал. Я вообще ни разу в жизни не унизил ни одну женщину. Только она тебя любит.

- Это само по себе унизительно. Какая здравомыслящая женщина посмотрит на меня? Сколько мне осталось жить, Боб? Сколько осталось жить каждому из нас? У всех нас есть враги, у тебя Пикоксы, у меня Чэнс Торн, да еще северяне со своим Восстановлением, которым мы как кость в горле. Вот что я тебе скажу, Боб: даже если я ей нужен, я не допущу, чтобы она плакала над моим трупом.

Некоторое время мы ехали молча, потом Боб Ли сказал: - В любви нет здравомыслия, Каллен. У нее свой собственный смысл, и наверное, самый здравый. Любят кровью и телом, Каллен, а не умом. Смысл любви такой же глубокий, как вода в Блэк Байу, и такой же красивый, как цветы гиацинта. Его понимают любящие, и этого достаточно.

- Но не для меня и для нее, Боб. Да у нее и в мыслях такого нет. Просто нам обоим нравился ее дядя Уилл, и она сохранила симпатию ко мне.

- Делай как хочешь, Каллен, - сказал Боб Ли, - но тебе еще много предстоит узнать о женщинах.

Едва ли кому-то понравится такое услышать. Каждый мужчина считает, что он знает женщин лучше всех, а я в свое время общался не с одной девушкой, некоторые в меня влюблялись или говорили, что влюблялись, однако Кейти Торн не та девушка, чтобы заинтересоваться таким парнем, как я. Она была красива, с фигурой, глядя на которую захватывает дыхание, я смущался всякий раз, как думал о ней, а я ведь не вчера родился.

События этого дня нам еще отзовутся, хотя на острове мы чувствовали себя в относительной безопасности. Солдаты не пойдут за нами в болота, да и никто в своем уме туда не пойдет, однако у полковника Белсера есть гордость, он не забудет, что я сделал из него посмешище, не забудет, что со мной был Боб Ли, за голову которого была объявлена награда.

Больше всего нас возмущало, что здесь не нужно было никакое Восстановление. В Техасе война прошла стороной, не затронув территорию, тем не менее переселенцы-мешочники хлынули толпой, потому что здесь можно поживиться.

Пока губернатором был Трокмортон, он сдерживал их, но когда его выкинули и посадили в его кресло Дэйвиса, мы поняли, что пришла беда. Всю местную полицию и полицию штата распустили и власть повсюду взяла армия под флагом программы Восстановления. Мы знали, что им нужно одно - ограбить Техас и побыстрее убраться, широкая информация и обсуждение их деятельности в газетах им только повредили бы.

Во время войны на севере кипели страсти, но сейчас стали слышны голоса трезвомыслящих политиков, желающих сохранить страну и возродить экономику, а группа старых фанатиков-аболиционистов начала сдавать позиции. Людям, работающим в программе Восстановления, было приказано соблюдать осторожность, потому что любой скандал мог повернуть общественное мнение против них.

- Я давно приглядываюсь к этому Белсеру, - сказал Джек Инглиш. - Он положил глаз на Кейти Торн и Лейси Петрейн. Он хотел бы приударить за обеими, но его убьют, если он скажет хоть слово Кейти, а Лейси Петрейн мужики вообще не нужны.

Я впервые услыхал это имя и начал прислушиваться к разговору. Она недавно переехала в наши края из Нового Орлеана, перед этим жила где-то еще. У Петрейн водились наличные, для наших мест это было редкостью.

Говорили, что она красива - темноволосая и темноглазая, эффектная женщина, которая ведет себя как настоящая леди. Она выкупила собственность у людей, переселившихся на Запад, однако, что у нее было на уме и почему она вообще приехала сюда, никто не знал.

Той ночью на острове опять зашел разговор о Сэме Барлоу. Мэтт Кирби принес весть о том, что банда Барлоу сожгла ферму возле Сан Огастина. Там они убили хозяина и угнали его скот.

- Если он появтся в наших краях, - предложил Джек Инглиш, - надо его выгнать. Или выгнать или повесить.

Здесь, на острове можно узнать все новости, даже не уезжая: у людей, которые нашли здесь приют, повсюду были друзья. Передать известия можно разными способами - оставить записку в дупле, накидать в определенном порядке ветки или камни рядом с тропой, даже в болотах у нас были свои источники получения информации. Сэм Барлоу был опасен тем, что люди могли обвинить нас в его злодеяниях, и таким образом мы потеряли бы много друзей. За нами охотились солдаты Восстановления, а местным мы не причинили никакого вреда.

На следующий день я оседлал своего гнедого мула и поехал с острова. Есть только одна тропа, пригодная для лошади или мула, которая соединяет остров с берегом, она требовала предельного внимания и точного знания, где надо поворачивать. Тропинка шла под водой, по ней можно было проехать, но вдали от берега она круто загибалась. Ее мне показали индейцы, а первый белый узнал о ее существовании от меня. Если ехать, не сворачивая, то очутишься в глубокой воде или в топи.

Я ехал в Фэрли. Расстояние было небольшим, мне хотелось осмотреться и прикинуть, что там можно сделать. Вообще-то место здесь было лучше, отец приобрел его, когда земля ничего не стоила... по правде говоря, она и сейчас ничего не стоила. У многих было по нескольку тысяч акров земли и ни цента наличных. Больше того, у них не было шансов выручить за нее хоть сколько денег. Земледелие почти не приносило прибыли, а скот забивали лишь из-за шкур.

От Фэрли к моему участку вела узкая дорога, проходящая по краю болота. Собственно, участков было несколько - маленьких, окаймленных деревьями и берегом, расположенных буквой S - всего триста акров. Участок был огорожен, за воротами начиналась дорога, по которой теперь никто не ездил.

Здесь раньше стояла богатая усадьба, но однажды ночью, еще до нашего приезда, она сгорела дотла, ее владелец потерял всех близких, продал участок отцу и уехал в Новый Орлеан. Кажется, часть денег, пошедших на оплату земли, владелец задолжал отцу за какую-то работу, когда тот помогал отстраивать усадьбу, поэтому участок достался нам фактически бесплатно.

Земля здесь плодородная, лежит в укромном месте, так что можно приехать, вспахать ее и засеять так, чтобы никто ничего не узнал.

Я слышал приближающихся всадников минуты две, прежде чем понял, что означает этот звук. Кто-то ехал по безлюдной дороге, приближаясь к моему участку. Ей и раньше редко пользовались, а сейчас, судя по проросшей густой траве, ее вовсе забыли.

Если всадники направляются сюда, неплохо бы узнать, кто они и часто ли здесь бывают, но я подозревал, что они и сами боялись посторонних глаз, раз залезли в такую глухую местность.

Стояло ясное весеннее утро, тепло и ласково светило солнце. Далеко в болотах за моей спиной спиной закричала гагара. Подойдя к изгороди, я положил "спенсер" на верхнюю перекладину, держа указательный палец на спусковом крючке, а большой - на курке так, чтобы взводить и стрелять одним движением кисти. Я не зря приготовился к худшему, потому что первым всадником оказался Сэм Барлоу.

Это был широкий, плотный мужчина в расстегнутой рубашке, через вырез которой пробивалась густая шерсть. О Барлоу говорили, что с ним лучше не связываться, он был опасным человеком. Во время войны он партизанил против северян, а потом стал изгоем. Под флагом борьбы с Восстановлением он мародерствовал и убивал по всему Техасу, а также в Луизиане и Арканзасе. Многое, из того, что он натворил, люди припипсывали Биккерстафу, Бобу Ли и другим. Сэм Барлоу был не только грозным, но и хитрым, каким-то образом он узнавал, где в данный момент находятся армейские подразделения, и избегал этих районов. За ним ехали с дюжину обрванных, грязных и лохматых подонка, по которым давно плакала виселица.

Барлоу увидел меня футов за пятьдесят и вначале уставился, словно не мог поверить своим глазам. Затем поднял руку, остановив маленькую колонну всадников и подъехал чуть ближе.

Он вынул изо рта окурок сигары, показав желтые зубы, и сказал: Привет! Ты здесь живешь?

Я незаметно переместил дуло карабина, чтобы оно смотрело в грудь Сэма Барлоу. Он лежал на изгороди и частично был скрыт кустами. По-моему, Барлоу его не заметил.

- Я здесь живу.

- Я Сэм Барлоу.

Если он ожидал, что я затрясусь от страха, он ошибся. Имена меня не пугали, а людей мне приходилось встречать покруче этого Барлоу.

- Я знаю, кто ты. Забрался далековато на север, так ведь?

Барлоу снова сунул окурок в зубы.

- Поеду еще дальше. Мне здесь нравится.

В этот момент он увидел карабин, и его губы сжались. Когда он посмотрел на меня, глаза у него были настороженными.

- Ты кто? требовательно спросил он.

- Это моя земля, Барлоу. Держись от нее подальше.

Он явно разозлился. Больше того, он не был таким уж умным, как о нем говорили, потому что собрался напасть, несмотря на то, что был под дулом винтовки 56-го калибра. Он считал, что я промахнусь, и готов был поставить на кон свою жизнь. Я прочитал это у него в глазах, когда заговорил сидящий рядом человек: - Сэм, это Каллен Бейкер.

Мое имя его остановило. Может слышал об убийстве в Форте Белнэп, может о чем-то еще, но он передумал и этим спас себе жизнь, потому что если бы он двинул коня хоть на фут вперед, я бы убил его.

Он это тоже понимал. Одно дело смять конем испуганного фермера, другое пойти против человека, готового и умеющего стрелять.

В то же время ему не хотелось терять лицо перед своими бандитами, поскольку единственный путь управлять таким отребьем - это быть жестче и хитрее них.

- Мне нужен человек вроде тебя, Бейкер. Я слыхал о тебе.

- Убирайся, Барлоу. Оставайся к югу или западу от Большого Леса. Если снова появишься в наших местах, тебе не поздоровится. Я убью тебя, Барлоу.

Он хищно оскалил зубы и собирался пришпорить коня, когда я взвел курок. В тишине громко прозвучал щелчок, и Сэм Барлоу натянул поводья.

- Вон отсюда! И забери своих подонков. На юге достаточно места для тебя, а надумаешь открыть рот, я размажу тебя по седлу.

Сэм Барлоу разозлился не на шутку, но я не собирался дать ему возможность ответить, хотя он должен был что-то сказать, чтобы оправдать себя в глазах своей шайки. Наверное, давно ему не приказывали заткнуться и проваливать.

Они наверняка вернутся. Сэм Барлоу никому не мог позволить помыкать собой, но теперь прежде чем отомстить, он как следует все продумает. Тем не менее если он не появится в наших краях, Кейти Торн будет в безопасности.

"Именно об этом ты и думал, - сказал я себе, - потому что слышал, что делает с женщинами этот бандит."

Повернувшись, я увидел, что через поле, развернувшись широкой цепью, ко мне подъезжают четверо всадников. Это были Мэтт Кирби, Биккерстаф, Билл Лонгли и Боб Ли.

- Сэм Барлоу отступил, - сказал Кирби. - Отступил, не сказав ни слова.

- Это ничего не значит, - ответил я. - Он был у меня на мушке, а 56 калибр делает приличную дыру в животе.

- Они вернутся. - Боб Ли был умным парнем, он всегда смотрел вперед и понимал последствия.

- Тогда не надо заставлять их ждать, - усмехнулся Билл Лонгли. - Давай догоним их, Боб. Отправимя за ними в большой Лес прямо сейчас.

Они все смотрели на меня, но я, взавшись за луку седла, подумал: - "Ты должен придумать, как можно очень быстро стрелять из револьвера, Каллен Бейкер. Иначе тебе не жить. Ты должен научиться стрелять быстрее самого быстрого стрелка, быстрее человеческих возможностей. Должен обдумать, как они могут к тебе подобраться, и чем ты ответишь. В противном случае тебя наверняка убьют."