"Рим или смерть" - читать интересную книгу автора (Вершинин Лев Александрович)Глава шестаяГарибальди не был падок до славы, но решение Мадзини глубоко его оскорбило. Назначить главнокомандующим Пьетро Розелли, эту воплощенную посредственность! Как Мадзини не понимает: нельзя революционную армию ставить под начало генерала старой школы! Для Розелли, методичного до тошноты, военная доктрина – евангелие, а всякое отступление от правил – опасная ересь. Довоюешься с таким полководцем до полного поражения! Мадзини знал, что Розелли отнюдь не блестящий стратег и ничем себя пока не проявил. Сам он предпочел бы назначить главнокомандующим Гарибальди, и в этом его поддерживал Авеццана. Однако против была большая часть депутатов Национальной Ассамблеи. Они хотели бы видеть командующим войсками уроженца Рима. В штабе Авеццаны и так почти все офицеры пришлые – тосканцы, пьемонтцы, неаполитанцы, ломбардцы. Из римлян там один Розелли. Ну а Гарибальди и вовсе из Ниццы, города, где французскую речь услышишь куда чаще, чем итальянскую. Все-таки Мадзини устоял бы, наверное, под натиском местных патриотов, но он боялся вконец ожесточить ревностных католиков, своих и особенно французских. Гарибальди для них – сорви-голова, вольнодумец и смутьян, способный учинить побоище клерикалам. Розелли же из партии умеренных республиканцев, а во французском парламенте умеренные вместе с правыми как раз составляют сейчас большинство. Нельзя давать Луи Наполеону такой козырь в руки, думал Мадзини. Если главнокомандующим станет Розелли, то Луи Наполеон не сможет больше утверждать, будто в Римской республике всем заправляют иноземцы – банда экстремистов якобинского толка да эмигрантов, искателей приключений. Якобинцев Луи Наполеон выдумал, чтобы напугать своих благонамеренных буржуа, а вот эмигрантов среди защитников Римской республики и в самом деле было немало. Венгров, поляков, швейцарцев и… французов во главе с архитектором Лавироном. Человек высокого мужества и духовной стойкости, он некоторое время был другом Александра Ивановича Герцена. Познакомились они в Париже, в самый разгар французской революции 1848 года. Лавирон сражался в те дни на баррикадах Парижа, и даже когда революция была потоплена в крови и к власти пришел Луи Наполеон, он не отчаялся и решил вопреки всему продолжать борьбу. Вот что рассказывает об этом Герцен в «Былом и думах». «…Дело было потеряно. Лавирон скрылся. Он был судим и осужден заочно. Реакция пьянела, она чувствовала себя сильной для борьбы и вскоре сильной для победы – тут июньские дни, потом проскрипции, ссылки, синий террор. В это самое время однажды вечером сидел я на бульваре перед Тортони [Кафе в Париже], в толпе всякой всячины и, как в Париже всегда бывает – в умеренную и неумеренную монархию, в республику и империю, – все это общество впересыпку со шпионами. Вдруг подходит ко мне – не верю глазам – Лавирон. – Здравствуйте! – говорит он. – Что за сумасшествие?! – отвечаю я вполголоса и, взяв его под руку, отхожу от Тортони. – Как же можно так подвергаться и особенно теперь? – Если бы вы знали, что за скука сидеть взаперти и прятаться, просто с ума сойдешь… Я думал, думал, да и пошел гулять. – Зачем же на бульвар? – Это ничего не значит. Здесь меня меньше знают, чем по ту сторону Сены, и кому же придет в голову, что я стану прогуливаться мимо Тортони? Впрочем, я еду… – Куда?! – В Женеву… так тяжко и так все надоело. Мы идем навстречу страшным несчастиям. Падение, падение, мелкость во всех, во всем! Ну, прощайте, и да будет наша встреча повеселее… В Женеве Лавирон занимался архитектурой, что-то строил. Вдруг объявлена война «за папу» против Рима. Французы сделали свою вероломную высадку в Чивитавеккьи и приближались к Риму. Лавирон бросил циркуль и поскакал в Рим. «Надобно вам инженера, артиллериста, солдата?.. Я француз, я стыжусь за Францию и иду драться с моими соотечественниками», – говорил он триумвирам и пошел жертвой искупления в ряды римлян». Такие вот «искатели приключений» сражались за Римскую республику! Кто же лучше Мадзини знал, сколько лжи и яда в утверждениях папы Пия IX и Луи Наполеона! Но он вел трудные переговоры с Фердинандом Лессепсом, посланцем Луи Наполеона, и стремился непременно заключить соглашение, пусть даже ценой серьезных уступок. И потому он не устоял перед требованиями депутатов Ассамблеи – главнокомандующим римской армии стал Пьетро Розелли, уроженец Рима, честный патриот и никудышный полководец. Пока шли переговоры с французами, а корпус австрийцев готовился продолжить наступление, армия Фердинанда вновь подошла почти к окраинам Рима. На этот раз во главе армии встал сам король. Это должно было придать мужества его воякам. Генерал Ланца, однако, не слишком верил в любовь и преданность неаполитанцев королю и принял свои меры. Он не забыл урока, который ему преподал Гарибальди в сражении при Палестрине. Теперь впереди на марше была конница, за ней – королевская гвардия и два швейцарских полка, а замыкали колонну резервисты и полевая артиллерия. Всего двадцать пять тысяч. У республиканцев в двух колоннах было лишь десять тысяч солдат. Вечером 16 мая выступили из Рима и всю ночь пыльной проселочной дорогой двигались к селению Дзагароло. Там, по сведениям разведки, расположились передовые части неаполитанцев. Легион Гарибальди шел в авангарде, и возглавлял эту маленькую колонну конный отряд. На подходе к селению гарибальдийцев поразила странная тишина, царившая вокруг. Уж не притаился ли враг в засаде? Гарибальди выслал вперед разведчиков. Крадучись, пробрались они в селение… и не обнаружили там ни одного королевского солдата. Лазутчик донес генералу Ланца о приближении гарибальдийцев, и передовой отряд бежал, опустошив прежде Дзагароло. Гарибальдийцы же были без обоза, весь провиант генерал Розелли передал своим двум бригадам, которые тащились сзади. Возглавить поход триумвират поручил ему, Розелли, и он не собирался ни с кем делить победные лавры. Гарибальдийцы возмущались, и лишь неунывающий Агуяр шутил, что так оно даже лучше – натощак бежать в атаку куда легче. Но Розелли об атаке и не помышлял, он отдал приказ до подхода главных сил оставаться на месте. Между тем конная разведка доносила: враг отступил в полном порядке и занял позиции на холмах у города Веллетри. Оттуда дорога, ведущая из Рима, вся как на ладони. Гарибальди был в бешенстве – без риска не бывает победы, кто не рискует, тот не выигрывает. Увы, командующим был Розелли, и Гарибальди оставалось только ждать, а сколько – одному Розелли известно. Наконец два дня спустя прибыл долгожданный приказ – выступить к Веллетри. Рано утром 19 мая уланы Мазины привели перебежчика. Тайный республиканский комитет в Неаполе заслал его в королевскую армию с заданием любой ценой пробраться к Гарибальди. Ночью, когда все спали, он обезоружил часового и словно растаял во тьме. Впопыхах он не захватил фонаря и потом долго блуждал по тропинкам, пока не наткнулся на конный дозор гарибальдийцев. И вот теперь он, заикаясь от волнения, рассказывал Гарибальди: в Неаполе комитет «Молодой Италии» готов возглавить восстание, едва Гарибальди перейдет границу королевства. – Для начала нужно захватить Веллетри, – сказал Гарибальди. – Бурбонцы перекрыли подступы к городу, засели на двух холмах, – сообщил перебежчик. – В самом Веллетри швейцарцы установили пушки в монастыре капуцинов, на вершине горы. – Теперь хоть будем знать, что нас ждет! – сказал Гарибальди. – Да, крепкий нам попался орешек! По правилам военного искусства надо приступать к длительной осаде. – Где взять столько сил и времени?! – воскликнул Даверио. – Нет у нас ни сил таких, ни времени. Значит, захватим Веллетри штурмом, вопреки этим правилам, – с улыбкой ответил Гарибальди. Он поглядел на уставшего, продрогшего перебежчика и приказал Агуяру: – Накорми его и отведи отдохнуть. А ты, Даверио, передай командирам – даю полчаса на сборы, ровно в семь выступаем. Он сидел на грубой деревенской лавке, пил горячий черный кофе, который принесла дочь трактирщика, и с радостью думал, что ожидание кончилось, впереди настоящее дело. К черту грошевую осторожность, залог победы – внезапность! Он выступит сам, с одним легионом, даст бой бурбонцам и втянет их в сражение на равнине. Неужели Розелли не придет на помощь?! Ведь до славы-то он падок, а в случае удачи вся слава ему достанется. Э, не важно кому, только бы разбить врага. Тогда путь в королевство открыт, а там ждут не дождутся сигнала к восстанию. |
||
|